Она хорошо помнила день, когда впопыхах сбрасывала в кучу самые необходимые вещи вперемешку с разбитыми осколками собственной души, вытирала с щек градом катившиеся слезы и пыталась заверить себя, что все еще образумится. Все еще образуется, будет как раньше, даже лучше. Вот только слабо верила своим же жалким оправданиям. В тот день даже сердце начало биться по-другому, ко всему безучастное, не трепещущее, не проявляющее ни к чему и ни к кому живого интереса.
Она потеряла счет времени, оно утратило принципиальное значение. Время сводилось к бессмысленному проживанию отвеченных часов, серых и лишенных смысла. В груди зияла дыра. Она совершенно забыла о себе, будто лишилась части тела, не жизненно важной, но такой ощутимой. Резко исхудала, а лицо приобрело почти такой же бледный оттенок, каким ранее становился благодаря белилам. По ночам она нередко просыпалась в холодном поту. Кошмары вернулись.
Ей нужно было переключиться на что-то другое. Идея целиком и полностью заняться чужими проблемами показалась тогда лучшим выходом. После недолгого инструктажа на Корусанте, в ходе которого Лота Туллия была введена в курс проблем системы, шаттл Службы межпланетной реабилитации взял курс на сектор Чоммелл.
Долгое время она не решалась посещать родину. Непонятный страх увидеть нерадостные изменения отталкивал, заставляя оставить до лучших времен идею посетить Набу. И вот  случай постучался сам. Из архивных данных Лота знала, что уюжань-вонги не тронули Набу, однако извечные проблемы, с которыми боролась еще Амидала во время своего правления, до сих пор не давали ее народу дышать спокойно. Как и раньше, мирные корабли частенько подвергались нападению разбойников, находящаяся на торговом пути планета была лакомым куском для объединений разных по численности и уровню законности. Ситуация не была критической, а потому решение «небольших» противоречий в секторе было отложено правительством на неопределенный срок. В Федерации везде наблюдались стычки и проблемы, сектор Набу не был точкой экстренного вмешательства. А потому политики планеты решили обратиться в Службу Восстановления, чтобы иметь больше шансов быть замеченными.
– Так в обмен на спокойную жизнь вы готовы продаться конгломератам Службы Реабилитации? – Туллия не подбирала слова, говорила прямо и без заигрываний с собеседником. Ее спутник — мужчина средних лет, с выдохом опустил голову на шею. По всей видимости, мелкий — в глазах центральной власти — конфликт на глазах становился критическим, – И ради этого вы готовы пожертвовать своим суверенитетом?
– Мы многое видели, госпожа Туллия, и могу вас заверить, самое благополучный период мы пережили во времена правления Палпатина. Народу не нужна Свобода с непрекращающимися войнами. Мы не хотим видеть, как нас грабят и убивают. Мы хотим мира. И мы готовы внести свою цену.
Эти слова заставили женщину задуматься. Какое-то время молча она шла от посадочной площадки к дворцу, где готовилась встреча с правительством сектора.
– Пусть будет так, – без энтузиазма в голосе сказала Лота, после чего массивные двери распахнулись, и делегация ступила в большую залу с колоннами и мраморным полом. Обстановка практически не изменилась за последние 50 с лишним лет, все осталось таким, каким отложилось в памяти женщины.
Спустя пару часов непрерывных бесед и разговоров, решено было устроить отдых и показать гостям столицу планеты. Вместе с группой людей Лота бродила по знакомым местам и почти не слушала рассказов о истории известной ей не понаслышке. Самый большой страх не оправдался — сенатор Пуджа не смогла присутствовать во дворце, чем существенно облегчила положение Туллии. Меньше всего ей хотелось объяснять свое сходство с погибшей теткой сенатора.

Когда видишь памятные сооружения в честь самой себя, становится не по себе. Странно. Ты жила, к чему-то стремилась. Вдруг — и нет тебя. Ты не знаешь ничего из того, что с стало с твоим именем уже после того как тебя не стало. Спустя много лет ты снова здесь. Ты жива и мертва одновременно. Запутанно и жутко. До мурашек по коже.
Не отводя взгляда, как завороженная, она смотрела на изображение королевы Амидалы, запечатленной одной из колонн, окружавших сад у королевского дворца, все так же величественно возвышавшегося над городом. Падме не могла не помнить это место, слишком много памятных для нее событий произошло здесь. Но был ли этот витраж при ее жизни? Этого она припомнить не могла, как ни силилась. Падме вглядывалась в профиль, который по замыслу создателя должен был напоминать ее собственный, но так и не увидела в женщине, изображенной в церемониальном убранстве, себя. Она больше не являлась Амидалой.
Сжав губы в тонкую линию, она резко развернулась и, глядя под ноги, двинулась подальше от места, где каждая деталь утверждала, что Падме Амидала Наберри умерла много лет назад.
Толчок в бок.
– Ничего страшного. Это моя вина, – в ответ на извинения сказала она, все так же не глядя по сторонам. Она наклонилась, чтобы отряхнуть подол длинного платья, на который наступила при столкновении. Потом подняла  взгляд сдвинутый бровей на виновника.
– Мне стоит быть внимательней.
Нельзя сказать, что встреча стала полной неожиданностью для Падме. Она видела его лицо в каждом встречном и в какой-то мере даже рада была удостовериться, что не сходит с ума.
Она могла бы задать тысячу и один вопрос, ведь Набу не было местом, где велико скопление Темной Силы, посещение планеты не входило в список обязательных для посещения мест для джедаев и ситов. Набу — это только ее родина. Но «дела» Энакина больше ее не касаются.
– Вот как, – спокойно отозвалась Падме и кивнула головой. Она могла бы сказать, что рада встрече, но не стала лгать, все так же смиренно сложив у живота руки, безучастным взором она разглядывала человека, которого хотела бы перестать видеть каждую ночь.
– Мне незачем это знать, Эни.
Отсутствие одного из членов делегации вскоре было замечено. По всей видимости на поиски пропажи был отправлен начинающий кто-то из местных. Так и есть. В числе членов Службы Реабилитации были и уроженцы Тида, один из них и был отправлен на поиски Туллии.
Она часто заморгала глазами, изобразив на лице скромную улыбку.
– Простите, я немного отстала от группы, – виновато произнесла она, – Встретила давнего знакомого, – и указала глазами на Скайуокера.
– Это Энакин, – назвать его джедаем или по фамилии язык не повернулся. Оба эти наименования бросили бы тень на Люка. Слишком известной была его фамилия в Галактическом Альянсе. Ни к чему кому бы то ни было гадать о родстве гранд-мастера и «знакомого» Лоты Туллии.
В другое время слова Энакина могли бы ее задеть, обидеть. Она начала бы оправдываться, будто и в самом деле была в чем-то виновна. Но не сейчас. Теперь под предлогом прогулки ей давалось время, чтобы обдумать как поспособствовать решению извечных проблем родного сектора. Голова не должна быть занята мыслями личного содержания. И, кроме того, ей нечего было сказать.
– Ты прав, тебе лучше продолжить идти куда шел, – и она помедлила прежде чем развернуться и отправиться к группе, где ждали Лоту, – И не нужно всего этого. Я хотела совсем другого, куда более важного. Но этого нет.

Отредактировано Padmé Naberrie (2017-01-18 12:19:23)

Чтобы узнать, когда Скайуокер в гневе, не нужно проводить сложных манипуляций. Все его эмоции были написаны на лице, и особенно разборчивым почерк становился в моменты гнева — прямо сомкнутые губы, вытянутый подбородок, сдвинутые брови так вообще были обычным явлением в мимике Энакина. Это нескрываемое проявление негодования явно далеко от философии смирения джедаев и в тоже время столь явное проявление эмоций навевало воспоминания о далеком прошлом, когда оба они были детьми. Он точно так же пыхтел, когда Падме отказалась выйти замуж за «всего лишь маленького мальчика». Эти мысли заставили ее улыбнуться, хотя, по большому счету, повода для радости не было. Что ж, пусть выдержка никогда не была в числе добродетелей Энакина, в этот раз все обошлось даже цивилизованно, без кулаков.
На том можно было и распрощаться — одинокая темная фигура поплелась прочь, Падме провожала его глазами пока ее снова не окликнули по имени, любезно предложив руку и свою кандидатуру в качестве сопровождения. Но стоило отвлечься за разговором, как до боли знакомый взгляд вновь грозился просверлить в ней дыру.
– Что ты себе позволяешь? – начала было возмущаться она, но выстроившуюся в голове тираду о безответственности и безнаказанности прервали звуки выстрелов. Позади с глухим шумом что-то упало. Падме обернулась — и едва не закричала от ужаса, прикрыв рот ладонью.
Что это могло значить? Делегация попала в уличную перестрелку? Здесь? На Набу? Быть этого не может. Жители планеты всегда были мирным народом, не могло все так сильно измениться. Или могло? Нет, все же маловероятно. Стоило вспомнить причину визита Службы Реабилитации  — и сразу выстроилась четкая цепочка из причин, следствий и мотивов. Преступники и контрабандисты не желали просто так распрощаться со свободой, которой беспрепятственно пользовались в границах системы.
«Этого стоило ожидать», – подумала Падме и отметила, что в последнее время слишком часто попадает в приключения. И несмотря на весь трагизм ситуации, растеряться и рухнуть оплакивать умершего означало бы дождаться и собственной смерти. Падме бросилась к телу, но лишь за тем, чтобы прихватить с собой бластер, которым не смог воспользоваться убитый. Так-то лучше, теперь она не была беспомощной и могла оказать хоть какое-то сопротивление нападавшим.
– Мы не можем оставить моих коллег здесь! – протестовала она, выглядывая из-за спины Энакина, – Их же перестреляют одного за другим.
Однако, судя по тому, как выстрелы до и дело достигали своей цели, через несколько минут спасать будет некого. Самое время позаботиться о своей жизни, и условия боя диктовали срочную необходимость убираться с открытого пространства. Похоже, о том же подумала не только она. Заметив, что Энакин ведет к проулку, Падме схватила его под руку и потянула в другую сторону.
– Не туда! – встретив ожидаемое сопротивление со стороны Скайуокера, настаивала она, – Они не отступятся, пока жив хотя бы один член делегации. Нельзя, чтобы мы вернулись на Корусант и рассказали о произошедшем, – новая череда выстрелов заставила замолчать и пригнуться, – Отходим к королевскому дворцу, – и снова выстрелы. На сей раз почти попали, – Воспользуемся тайных ходом, ведущему к водопаду, – и усмехнулась, скривив губы, – Возможно, вспомнишь.
Подгадав время, по сигналу Падме бросилась бежать со всех ног, оглядываясь назад, чтобы не потерять по пути Энакина. Тид являлся крайне неудобным местом для перестрелок и крайне удобным для организации покушений, узкие улицы практически без выступов и поворотов, приходилось прятаться за колонны и фонтаны — благо их было в избытке.

Отредактировано Padmé Naberrie (2017-01-24 17:32:47)

Чудесно, теперь из-за того, что на Набу видели какого-то джедая, размахивающего световым мечом, к Люку могут появиться вопросы. А если гранд-мастеру станет известно, что в это же время на планете находилась Лота Туллия, не избежать объяснений и ей. Меньше всего хотелось впутывать в свои дела сына, но, похоже, все к тому и шло.
Перестрелка продолжалась. Казалось, выстрелы сыпались ото всюду, поток их не иссякал, несмотря на меткость, с которой отбивались общественный деятель и ее защитник. Оба понимали, что задержка на месте стала бы фатальной ошибкой, а потому необходимо было передвигаться перебежками, все время угадывая момент, когда концентрация огня противника ненадолго снижалась. Неприятным фактором было то, что неприятель знал эти края также хорошо, как и сама Падме и без особого труда мог предугадать, куда бросится пара беглецов с следующую вылазку. Далеко не все попытки перемещения умели успех, иногда, стоило только показать нос на открытом пространстве, пальба начиналась с новой  силой, приходилось возвращаться в укрытие и терпеливо ждать более удачного момента. Они продвигались куда медленнее, чем могли бы, будь враг не так хорошо осведомлен о планировке города. Это удивляло и удручало одновременно. Значит в числе нападавших были люди, неоднократно посещавшие Тид, или же местные. А значит набу уже не тот мирный народ,  права которого она когда-то яростно отстаивала в Сенате.
Стены королевского дворца стали перевалочным пунктом на пути к спасению. Пальба стихла, стоило ровным рядам королевской стражи показаться, отчеканив шаги по каменной брусчатке.
– Я бы не была так уверена, – Падме запыхалась, но несмотря на тяжело вздымающуюся грудь, стальной хваткой хваткой в корсет, говорила она размеренно и ровно, – Наши преследователи не хотят, чтобы о них знали больше, чем известно сейчас. Они попытаются подобраться тихо, в прямом противостоянии с джедаем у них нет шансов.
Она обернулась и через плечо посмотрела на мундиры королевской гвардии, выстроившейся поперек дороги, перекрывая тем самым главный вход во дворец. Их задачей всегда было обеспечение безопасности правительницы в первую очередь, беспорядки на улицах относились не к их ведомству. Но в тот момент работа службы безопасности оказалась как нельзя кстати для беглецов.
Отдышавшись еще немного, она кивнула Энакину:
– Пойдем.
До хода под городом оставалось рукой подать. Кто не знал о существовании катакомб, так ни за что бы и не подумал, что неприметный люк посреди крошечного дворика является целым ярусом подземных туннелей. Со стороны вход ничем не отличался от тысяч других люков коммуникационных систем любого города. Даже если кому-то понадобилась бы отворить и поднять весомый железный круг, закрывающий вход, вид потайного пути не вызвал бы в незнающем никакого подозрения — те же узкие ступеньки, уходящие в темноту, ничего приметного. Более наблюдательный мог заметить, что откуда-то с другой стороны лаза постоянно дул ветерок. На том отличия и заканчивались.
На подходе Падме то и дело озиралась по сторонам, даже шевеление листвы деревьев казалось ей потенциально опасным. В какой-то момент тень ненадолго закрыла солнце над головой. Бывший сенатор подняла глаза к небу, темный блин дроида на тонких паучьих лапках внимательно рассматривал их обоих своим единственным «глазом».
– Осторожно! – успела выкрикнуть женщина, после чего последовал меткий выстрел, угодивший прямо в цель. Жестянка поникла и в тот же момент с лязгом рухнула на землю.
Похоже, так просто от них не отстанут.
Она могла бы еще долго осторожничать, но положилась на чутье Энакина, быстро перекатила тяжелый заслон в стороны и прыгнула в темноту, едва успех схватиться руками за верхнюю ступеньку. Последовал долгий спуск вниз, на метров двадцать, а то и тридцать, который предстояло проделать в абсолютном мраке.
– Для начала неплохо бы выбраться из города, – запоздала отвечала она на вопросы Скайуокера. Что будет дальше, Падме не знала и сама. Когда вокруг не видно ничего и приходится передвигаться на ощупь, разговор становится чуть ли не единственной возможностью удостовериться, что со спутником все в порядке. Если говорить правду, его забота радовала, хотя девушка ни за что не призналась бы ему в этом. Пыталась не думать о нем, и только это у нее начинало получаться – вот те на, нарисовался, не сотрешь. Мысли о нем, говорящие взгляды, которые Падме пыталась не перехватывать, вновь заставлали щеки гореть. Безмятежное выражение лица давалось ей с огромным трудом, путем неимоверных усилий воли, она сожалела, что теперь не могла использовать ритуальный грим, способный спрятать ее настроение. В веренице недавних событий она то и дело отгоняла от себя страшные мысли, ей бы не приходилось думать и о десятой доле того, что творилось в голове сейчас, не будь Энакин поблизости.
Как-то не особо верилось в его слова. Падме нащупала под ногой твердую поверхность. Первый отрезок пути окончен, теперь предстоит долгая дорога по прямой до тех пор, пока туннель не оборвется под стеной водопада. Зато теперь передвигаться в горизонтальном направлении, да и не потемках. На стенах прорубленного в горной породе коридора были установлены датчики, реагирующие на движение. Стоило приблизиться к одному из таких датчиков, как свет впереди загорался и потухал позади.
– Энакин, о чем ты говоришь? – продолжала она, встав обеими ногами на землю, – Опомнись, тебя разыскивает Орден, не исключено, что о тебе уже сообщили куда следовало, в галактике не так много джедаев, чтобы понять, что на Набу никто из них находиться не должен. Как бы потом мне тебя от преследования спасать не пришлось, – и улыбнулась своим мыслям, стараясь не раскраснеться до ушей: спасти его она была бы очень не против. 
Посещение родового поместья даже под благородным предлогом показалось Падме не самой лучшей идеей, даже если Пуджи и не было дома. Они могли бы связаться с сенатором и попросить убежища, рассказав о пришествии в Тиде. Служба Реабилитации имела значительный вес на галактической арене, сенатор от Набу не стала бы отказывать попавшим в беду представителям организации.
– Я не позволю, чтобы ты вламывался в Варыкино, будто разбойник! – неодобрительно отозвалась она. Хоть и визит этот грозил болезненными воспоминаниями, похоже, Скайуокер прав и ничего лучше, чем укрыться на время там, им не придумать, – Есть куда более законные методы туда попасть.
Женщина вынула из кармана платья небольшой передатчик, легко умещавшийся в ладони. Такие носили с собой все представители Службы. По скрытому каналу Падме доложила об обстановке на планете и что попала в беду, а так же просьбу как можно скорее связаться с сенатором Пуджей Наберри, с мольбой оказать покровительство.
Движением руки она позвала спутника, своего спасителя держаться рядом.
– Я должна тебя поблагодарить, – произнесла она, задумчиво глядя вдаль. Теперь скрыть волнение стало еще труднее, но Падме это и не требовалось.
Царило странное настроение, нечто среднее между радостью от удачного побега и восторгом, заставляющим трепетать. Она остановилась, мягко взяла Энакина за руку и заглянула в глаза, при искусственном освещении казавшимися темными. В следующую секунду Падме обвила руками шею Скайуокера, приподнялась на носках и осторожно поцеловала в губы.
Она не должна была этого делать. Она все еще зла на него. Но к нему тянуло с такой силой, что она была готова отдаться ему безоговорочно, так и не простив.
Замигал красный огонек передатчика, уведомляя, что Лоту Туллию вызывают на связь. Женщина резко отшатнулась от мужа. Синяя фигурка голограммы возникла в ее ладони. Изображение шло полосами и шаталось, сигнал был далеко не идеальным, но он все же был.
Падме сразу узнала племянницу в лице, поведенном рябью.
– Надеюсь, пребывание в моем доме будет для вас приятным. Всего доброго, – сказала голограмма, после чего исчезла.
«Она так выросла...»
Теперь, когда на посещение имения имелось официальное разрешение нынешней хозяйки, все дороги вели в Озерный край.

Отредактировано Padmé Naberrie (2017-02-18 09:14:34)

Некоторые слова Скайуокера заставляли едва ли не затрястись от злости. Опять его никому не нужная бравада. Падме едва удержалась, чтобы не ударить его по лицу. Пора бы уже за пятьдесят с лишним годиков привыкнуть к мысли, что у него больше нет учителя, который недооценивает его способности. Что ж, если он настолько уверен в своей неуязвимости, то Падме, увы, подобным похвастаться не могла. И потому предпочитала хорошенько осмыслить ситуацию прежде чем предпринимать какие-то действия. Люди как те, что организовали расстрел делегации посреди белого дня на глазах десятков свидетелей, не станут размениваться по мелочам. Что им помешало бы бросить в проход гранату, узнай преследователи, куда делись неудавшиеся жертвы? Или подстеречь их на выходе у водопада с тем же эффектом?
Так и происходило всегда: безудержное обожание этого далекого от идеала человека боролось с желанием надавать затрещин. Поэтому лучше идти молча, стараясь не пыхтеть от ярости слишком явно и не оборачиваться назад.
Увитый лианами дом у озера при желании можно было разглядеть еще издалека. Противоречивые чувства вызывало в Падме это место. Это был ее дом, но не тот, в котором она хотела бы больше всего оказаться. Она скучала по родителям и сестре. Когда-то она старалась наведываться в гости к ним как можно чаще. Там она ощущала душевный покой и расслабленность, которых так не хватало на Корусанте. Падме старалась не думать о том, что их больше нет, да и Амидалы тоже. А дом по-прежнему стоял на своем месте, как будто и не утекло столько лет за это время.
Вот и чудный сад, населенный крупными яркими цветами, казавшимися живыми, когда ветер шелестел листьями и качал бутоны цветов. Сад кивал Падме, будто здоровался. У входа гостей приветствовала обслуга — все незнакомые приветливые лица. По знакомым коридорам чужаков проводили и выделенные комнаты.
Она почти не слушала рассказов провожатой об истории дома. Она рассматривала наполнение комнат и отделку стен, все было знакомым и все было другим. За исключением предоставленной ей на время спальни, бывшей когда-то ее собственной. Время почти не тронуло это помещение, оно выглядело обжитым, вопреки тому, что говорила служанка. Казалось, если приглядеться, на расческе на туалетном столике можно найти волос ее хозяйки. Вот словно небрежно забытая шаль, на самом деле давно являвшаяся элементом декора. Распахнутые настежь окна несли прохладу с озера, раздевая украшавшую их вуаль. Мягкие невесомые ткани, приятные на ощупь, все то, что составляло для нее домашний уют.
Падме наморщила лоб и усиленно заморгала глазами.
– Не уверена, будет ли удобным мое проживание в этой комнате, – растерянно проговорила гостья, – Здесь все кажется таким... личным. Будто своим присутствием я врываюсь в чужую жизнь. Не найдется ли в доме других свободных спален?
Девушка из обслуги заметила ее смущение.
– Не волнуйтесь, – с улыбкой кивнула она понимающе, – Это распоряжение хозяйки.
По сердцу прошел холодок. Не могла же Пужда ее узнать? Не могла ведь? Как бы то ни было, сенатор не показала и тени закравшихся в ее голову мыслей, если они и были. Или это спонтанное решение? В конце концов, мало ли в галактике внешне похожих людей!
Оставшись одна, Падме присела на край широкой кровати. И только теперь поняла, как сильно она устала. Ей просто необходима расслабляющая ванна и свежая одежда. Благо, женщины семьи Наберри не привыкли скупиться на нарядах. Падме был предложено выбрать что-нибудь из гардероба хозяйки. Вещи, которые ни разу не надевались и в большинстве своем хранились «на случай». Что ж, более удачного случая, чтобы применить одежду по назначению едва ли представится.
Падме ощущала неловкость. Стоило ли возить за собой столько чемоданов, чтобы в нужный момент оказаться без всего!
После ванны удалось почувствовать себя человеком. Шелковый комплект так подходил к закатному солнцу, освещавшему равнину мягким светом.
«А что же Энакин?» – вдруг как гром среди ясного неба промелькнула мысль. С момента, как незваных гостей расселили по комнатам, она не видела его. И уже скучала. В этом месте, со всем его великолепием и щедрой на краски природе, не хватало его. Без него Варыкино пустел. Но что она могла сказать ему? Под каким поводом заглянуть на его половину? В отношениях между ними ничего не изменилось, Падме по-прежнему чувствовала себя актрисой второго плана во второсортной постановке.
Позвали к ужину.
– Вот ты где! – констатировала она негромко, ступив на балкон. Теплый ветерок играл в волосах, свет закатного солнца заставлял щуриться и блаженно улыбаться. Она сделала несколько шагов и, поравнявшись с Энакином, подставила лицо ласковым лучам.
– Хорошо... – блаженно произнесла Падме на выдохе, затем открыла глаза и посмотрела на Скайуокера, – Звали к ужину. Составишь компанию? Я жутко проголодалась.

Отредактировано Padmé Naberrie (2017-02-18 10:19:54)

Конечно, поведение и самой Падме было далеко от абсолюта логичности, однако действия Энакина заставили ее растеряться совершенно и смутиться, едва не покраснев до самых ушей.
– Что? – с изумленным видом переспросила она, словно не расслышала. На самом деле все она прекрасно слышала, ей нужно было время, хотя бы самую малость, чтобы обдумать ответ. Но все, что приходило на ум, было не то.
В чувствах к себе она не сомневалась, точно также как и в своих чувствах. Но неужели он все забыл или решил, что у нее короткая память? В их случае одной любви стало недостаточно.
– Энакин, как было раньше, уже не будет, – после непродолжительного молчания произнесла Падме. Она бросила кроткий взгляд в лицо Скайуокеру и опустила голову в пол, – Что изменит наша женитьба?
И сама себе мысленно ответила: «Ничего». Если много лет назад венчание имело смысл для них обоих, только так они могли показать друг другу глубину их связи. Ей никто не нужен был, кроме Энакина, только о нем болело сердечко и в минуты расставания мысли о нем одном заселяли голову. Все остальное было поверхностно, хоть и важно для всей остальной галактики. Никто другой не нужен ей и сейчас. Но теперь Падме не была так уверена в оправданности этого шага. Что изменит запись в книге регистрации? Скайуокер по-прежнему будет странствовать в поисках приключений — она ни в коем случае не упрекала его в этом, такой он есть. И требовать, чтобы он шел наперекор самому себе, ломая себя и перестраиваясь под какие-то стандарты, значит требовать исчезнуть человека, которого она всем сердцем любила таким, таким он был. Ему как воздух нужно быть закрученным в вихре событий, чем сложнее, тем ярче течет его век, размеренная жизнь не для него. Вот только Падме не могла больше идти с ним рядом в этой насыщенной приключениями дороге, ее роль на большой арене окончена. Вскоре она из забытого угла лишь по новостям будет наблюдать за происходящим.
Его нежность подкупала. Закрывая глаза, Падме ловила себя а мысли, что больше ничего не хочет, лишь бы он был рядом и обнимал крепко-крепко. Но она должна была высказаться.
– Мы не станем обычной нормальной семьей. Со мной ты сойдешь с ума от рутины и скуки. Я могу быть с тобой, я хочу следовать за тобой, куда бы ни забросила тебя судьба, но это ли тебе нужно?
Она закрыла лицо руками, едва не расплакавшись от досады. Вот то, чего она хотела, так почему же столь безрадостно на душе? Навалилась огромная пустота, от которой нечем было защититься.
«Милый мой, любимый, прости меня», – про себя повторяла она, едва сдерживая дрожащие руки, с силой сжимавшие атласную ткань подола. Падме подвинулась ближе к Энакину, привлекая его к себе.
– Для меня все это необязательно, – сказала она, ласково улыбаясь, – Я не понимала этого раньше, но знаю сейчас.
Озябшие пальцы мягко провели по щеке к подбородку. Она приникла к его губам с поцелуем, руки скользили по плечам, стараясь все сильнее и сильнее прижать к себе. Как она могла прогнать его в этот вечер?
– Выдался тяжелый день, – она спрятала лицо на груди Энакина, – Нам следует отдохнуть.
И направилась туда, где любопытные глаза не будут им мешать. Дорогу в предоставленные комнаты она отыскала бы и в темноте с закрытыми глазами. Только ныне едва ли бы не запнулась о предметы, которых не было в доме раньше.
Двустворчатая дверь приотворилась, Падме проскользнула в слабо освещенные покои. Свет не был включен здесь. Яркая полоска заходящего солнца почти совсем спряталась за горами над озером.
Поцелуи туманили голову. Как завороженная, не в силах оторваться, не в силах остановиться... Она шагнула через порог, утаскивая за собой мужа.
Надолго он будет с ней? Не важно. И это, и все остальное.

Ей не требовалась долгая прелюдия. Вновь благоразумие пало под натиском куда более стихийной силы. Перед влечением к этому человеку — ее мужу — пасовали здравый смысл, логика и беспристрастность. Таких понятий не существовало для Энакина, а она всякий раз подхватывала его безрассудность, на короткое время становясь подобной ему. А после всякий раз упрекала саму себя в несдержанности и слабости. Так было всегда. Так будет происходить и впредь. Просто потому что в такие минуты нет ничего важнее их двоих и их отношений.
Напрасно Падме пыталась заверить себя, будто сумела бы прожить в разлуке и дальше, будто смогла бы — пусть и ценой неимоверных усилий — разорвать связь, длившуюся годами. Все не так, все куда сложнее, чем она ожидала. Все запутаннее. Он врос в ее душу настолько, что нельзя вытравить его оттуда, при этом не умертвив значительную часть себя.
«Так нельзя...» — тогда почему тело ее так охотно отзывалось на его прикосновения, почему все внутри сжалось и требовало продолжения; почему сладкие стоны вырывались из горла, а губы жадно искали его рот.
«Мы не можем...» — но все старательно поддавалась его натиску, отступая и наслаждаясь своим проигрышем в этом противостоянии.
И Падме сдалась. Оставив на потом угрызения совести и попытки взглянуть трезвым взглядом на произошедшее. Ей нужен Энакин. Необходим, как лекарство от хронического недуга — которое ее не исцелит, болезнь отступит на какое-то время, чтобы затем вновь напомнить о себе с новой силой.
Ей не требовался длительный контакт. Падме истосковалась по мужу настолько, что готова была к оргазму уже через несколько фрикций. Раскрываясь в его руках, ногтями она вцепилась в плечо Энакина, покусывая одними губам его шею. Внутри зачинался пожар, начинавший спазмами сковывать живот. Еще немного...
Но все прекратилось. Скорее по инерции прижавшись к мужу в наивной надежде продолжить движение, Падме широко распахнула глаза, встретившись с ним взглядом. И ощутила пустоту и горесть от того, что она была на грани, удовольствие уже вот-вот и накрыло бы ее. Но она не успела испытать его.
…И отступил, оставив ее одну посреди комнаты. Оказавшись без поддержки, Падме едва не рухнула на пол, делая над собой усилие, чтобы остаться стоять. Ноги подкашивались. С тоской она смотрела за движениями Энакина, поймав себя на мысли, что ничего не хотела бы так, как покрыть поцелуями все его тело, не пропуская ни сантиметра.
— Эни, но я хочу тебя́. Очень, — с досадой произнесла она и сжала губы. Блестящие глаза, ставшие совсем темными от страсти, посмотрели в немой мольбе.
Падме перевела с сторону взгляд, столкнувшись с резко возникшей необходимостью соображать, к чему она никак не была готова. Энакин хочет поиграть. Снова издевается. Довести до исступления и бросить — так предсказуемо, на самом деле. Предсказуемо, если бы Падме не разучилась думать, находясь настолько близко с ним.
«Хорошо», — лукаво улыбнулась она. Прошлась к центру комнаты и остановилась, не сводя глаз с фигуры в кресле. Искусственный свет озарил помещение, бросая неясные тени цепей ажурного абажура на стены. Из-за света, загоревшегося чуть позади его плеча, лица Энакина было почти не видно. Весь он стал темным пятном.
Руки Падме поднялись выше, чтобы затем плавно проскользить по шелку кофты, демонстрируя каждый изгиб своей фигуры до тех пор, пока не остановились на оголенных бедрах. Двумя пальцами она раздвинула половые губы, потеребила выступающий бугорок и шумно вздохнула. Знакомая лукавая улыбка вновь растянула ее губы. Энакин же не думал, в самом деле, что она сделает в точности так, как хочет он? Играть, так играть. И нынешний ход за ней.
Не отрывая руки от промежности, она опустилась на пол и села, подогнув под себя ноги. Затем на четвереньках поползла к креслу. Оказавшись на расстоянии полуметра от мужа, остановилась, снова приняла прежнее сидячее положение, неспешно расстегивая пуговицы на блузке. После чего избавилась от нее полностью, оставив в руках лишь шелковый поясок от нее.
— Тебе ведь не нужно зрение, чтобы видеть меня, — ее ладони прошлись вверх от коленей Энакина. Осторожно она отодвинула кожицу с его члена и накрыла головку губами, после чего языком прочертила след вверх по животу, оставляя дорожку поцелуев на груди.
Падме поставила колени по обе стороны туловища мужа. Опираясь на ноги, она наклонилась к его уху и, поиграв с мочкой, проговорила:
— Мой любимый мучитель.
Сложенным вдвое пояском она завязала ему глаза, потерлась промежностью о его ногу, оставив после себя влажный след. Затем приподнялась на коленях, одной рукой оперлась на спинку кресла. Круговыми движениями она ласкала самую чувствительную часть себя, иногда убыстряясь, иногда растягивая движения. Каждое движение сопровождалось приглушенным стоном. Она закрывала глаза и по-прежнему видела перед собой любимого. Не трудно догадаться, кого она представляла.
— Да, Энакин, м-м-м, — намеренно склоняясь чуть ниже, мурлыкала она. Она стала совсем мокрой, смазка скатывалась по нежной коже у основания бедер. Она хотела его и не собиралась это скрывать. Изгибаясь, попкой она прижалась к мужу, не прерывая стимуляцию. Через минуту огромное возбуждение закончилось оргазмом, не таким ярким, как могло бы быть.
И все же это ее кресло, то самое, которое находилось здесь и много лет назад. А посему сложно было не воспользоваться ситуацией и не сделать так, чтобы спинка откинулась, а Падме оказалась лежащей на Эникине сверху. Чтобы гладить его кожу, дразнить короткими настойчивыми поцелуями.

Как она? Странный вопрос. Будто он не знал на него ответ.
Ощущение было, будто долгое время до этого она не видела мира во всех красках. Как будто одну тусклую лампочку заменили на целую люстру, и света стало в разы больше. Свет охватывал все, проникая в каждый уголок души. Странно осознавать, что до сих пор она видела только часть, а все пространство целиком.
Прикрыв ресницы, она старалась вобрать в себя это ощущение как можно в большем объеме, чтобы запомнить и обращаться к воспоминанию, когда краски вновь поблекнут. А так случится, Падме знала об этом наверняка. Так случалось всегда.
— Я влюблена, – низким шепотом ответила она, – Снова. Окончательно и всецело. Я чувствую себя по-другому, когда ты рядом. Более собой.
Не хотелось его отпускать, пусть даже на короткое время. Обняв напоследок крепко-крепко, Падме, наконец, выпустила руку Энакина.
— До скорой встречи, – лукаво улыбнувшись, сказала она и проводила мужа глазами до тех пор, пока он не скрылся за дверью.
Можно было и дальше лежать на подушках, зажмурившись и боясь пошевелиться, чтобы в один миг ни открыть глаза и понять, что все произошедшее лишь прекрасное видение, сон, навеянный одиночеством и безысходностью собственной жизни. Но Падме сколько угодно раз открывала и закрывала глаза, а картинка перед глазами не менялась. Она была реальной, как и стрельба у королевского дворца утром. А значит привести себя в порядок нужно и ей.
Клонило в сон — сладкий и безмятежный, который обещал быть спокойным впервые за долгие недели. Но поддаваться сонливости она не собиралась. В конце концов, подобных моментов в жизни не так много, чтобы просто напросто их проспать. Падме скользнула с кровати, босыми ногами прошлепала к смежной комнате, где так же имелась ванная. Не пробыв там и минуты, вернулась обратно, после чего заглянула в гардеробную и вышла уже облаченной в тонкую сорочку. Она присела за туалетный столик, несколько раз провела щеткой по волосам и вгляделась в свое отражение — бледное, жалкое со впалыми щеками. Но теперь глаза не смотрели тускло и печально, а губы не были белыми. Падме как будто была в эйфории. Так странно, что подобный спектр эмоций способен вызвать один человек. Единственный. 
Она ущипнула серые щеки, чтобы придать им хоть какой-то румянец. Почти вышло. И вернулась обратно, заняв место на другой половине кровати. Во что бы то ни стало она обещала себе не заснуть до возвращения мужа. Но мягкие подушки успокаивали. Падме слышала свое ровное дыхание и не могла не улыбаться. Постепенно в голову стали прокрадываться посторонние мысли, в ушах заиграла не слышанная ранее музыка, а перед глазами замелькали яркие картинки...
Она очнулась от шороха. Приглушенный шум, будто кот, ступивший на мягкие лапы, раздался где-то возле раскрытых дверей балкона. Падме открыла глаза и, сдвинув брови, всматривалась в полумрак, но ничего подозрительного не различила. Зато чувства обострились и кожа на руках покрылась мурашками. Падме и раньше предчувствовала опасность. Именно благодаря интуиции в прошлом ей удалось пережить не одно покушение. И сейчас бывшая сенаторша не собиралась противиться чутью, бившему в гонг. Инстинктивно она юркнула под одеяло и тут же услышала звук, который не ступала бы ни с каким другим — звук выстрела. Бластер прожег подушку, на которой еще секунду назад лежала голова Падме.
И тут ее охватила паника. Она знала, что сейчас каждая секунда промедления может стать решающей, но участившийся пульс и кровь, хлынувшая в мозг, не давали продохнуть.
«Спасаться — но как?»
«Бежать. Но куда?»
Падме выгнула из-под одеяла и с криком бросила прожженную подушку в сторону нападавшего. Как оказалось, это был дроид. Маленький, почти незаметно паривший у самого потолка. Крик должен будет привлечь внимание прислуги. Может это и спасет ее жизнь. Секундной заминки хватило, чтобы перепуганная Падме выпала с кровати и закатилась под нее. Что дальше? Можно молиться, чтобы выстрелы лазера не пробили насквозь ее укрытие. Ведь когда-то сенатора от сектора Чоммелл учили в случае опасности прятаться именно там. Но не думала она никогда, что нападать станут в ее доме, пусть и не принадлежавшем Падме в этой эпохе.

– Я... в порядке, – как можно с более спокойным и собранным видом кивала головой Падме, опираясь на руку мужа. Поддержка ей в тот момент нужна была больше всего. От пережитого за день кружилась голова. Половину стандартного месяца жизнь размеренно текла своим чередом, чтобы в один миг дать кульбит и перевернуться с ног на голову.
Без лишних слов Падме начала собираться в дорогу. Да уж, благотворительность на Набу нынче дорого обходится в первую очередь самим членам организации. Собиралась быстро, не задерживаясь на долгое время по мелочам. В конце-концов, какая разница, с каком наряде ее убьют, если сейчас не поспешить? Она старалась не смотреть на разрубленную замером груду металла посреди комнаты, но взгляд так и тянулся к этому месту, будто специально лишний раз возвращая к мысли: «А что было бы, не окажись Энакин рядом?»
Не было бы ее. И все.
– Планета Набу перестала быть местом, которое мы помним, – с плохо скрываемой горечью в голосе сказала Падме, – Ни местное, ни галактическое правительство совершенно не беспокоит здесь происходящее. Сектор всегда был конфликтным, однако не было поводом пустить все на самотек и оставить в лапах преступников!
Она с силой бросила на кровать чемодан, который думала начать собирать. В конце-концов, если на этой планете ее облик никому не интересен, Падме все же надеялась добраться живой к более цивилизованному обществу. Села рядом и равнодушно оглядела выбранную одежду. Какой в этом всем смысл? Зачем она мучила себя на миссиях где-то за много сотен световых лет отсюда, если родная планета потопает в коррупции и безнаказанности? Да, по легенде Лота Туллия не была родом с Набу, она не могла позволить себе «болеть» за эту планету. И, тем не менее, увиденное огорчало.
Услышав планы Энакина, она запротестовала. Всем видом и в голосе она пыталась показать, нисколько ей не нравится его идея.
– Будь благоразумным хотя бы сейчас! – воскликнула она, подняв руки в воздух, – Ты в своем уме? Ты понимаешь всю опасность тобою задуманного?
«Полегче, Падме», – успокаивала она себя, набрала в легкие воздуха и досчитала до десяти прежде, чем выдохнуть.
– Я лишь хотела напомнить, – уже более спокойным тоном продолжила она, – Что даже ты не всесилен. Один чувствительный к Силе не способен в одиночку справиться с целой бандой, – Падме заметила возражение на лице мужа, но продолжила более настойчиво, – Какими бы выдающимися способностями он ни обладал.
Сделала несколько неровных шагов и повернулась в пол оборота к нему.
– К тому же, я просто не хочу, чтобы ты это делал. Борьба с преступностью — дело властей, а не бывшего джедая, который своим появлением лишь подбросит вопросов к Новому ордену, – она сделала еще пару шагов, оказавшись напротив Энакина. Посмотрела ему в глаза и чуть заметно улыбнулась.
– Галактическая общественность узнает о произошедшем сразу, как только мы вернемся в центральные миры и сможем связаться с руководством Службы Восстановления. Возможно, Пуджа уже привлекла внимание к этой проблеме. Тебе не нужно понапрасну рисковать собой, – и отпустила глаза, став более холодной и замкнутой, – А Р2Д2, насколько я помню, вполне способен без пилота поднять в воздух корабль и пригнать его сюда.
На том аргументы Падме закончились. Очень хотелось встать в позу и задрать подбородок, всем своим видом лишний раз давая понять, что ее доводы более, чем рассудительны и уж куда более имеют право быть, чем импульсивные и пугающие замыслы ее мужа. Но она пыталась сдерживать свой порыв и не дуть губы. В конце-концов, ждать от Энакина Скайуокера разумных решений — все равно, что ждать дождя на Татуине. Бессмысленное и неблагодарное занятие.

Все меняется. События сменяют одно другое как картинки в калейдоскопе. В бесконечном вихре событий иной раз сложно отличить реальность от воспоминаний, действительность ото сна. Происходящее ранило душу и обжигало не меньше любого огня. В каком кошмаре Падме могла увидеть, что будет сбегать с Набу? Такое случалось единожды, когда-то давным-давно в прошлой жизни. Когда она была королевой Амидалой и покидала планету с единственной целью — вернуть подданным свободу по возвращении. Теперь же она не могла похвастать подобным воодушевленным настроением, она не видела возвращения домой.
Падме мысленно прощалась с домом, в котором столь многое произошло, стены которого помнили безмятежные моменты радости и мгновения смятения. Это поместье перестало быть для Падме домом даже в воспоминаниях. В груди больше не теплился огонек при произнесении: «Варыкино».
Варыкино...
Это место умерло вместе с Амидалой.
Теперь здесь пустота и холод очуждения.
Она прощалась с лианами, обвивавшими усадьбу, и с садом, цветы в котором были совсем другими, не такими, как их помнила Падме.
Она прощалась с планетой. С родным миром, к которому она перестала принадлежать.
В горле встал ком. Как ни старалась, она не могла его проглотить. В тот момент Падме чувствовала себя деревом, вырванным из земли. Корни болтались в воздухе — кто и что же она теперь?
И снова на перепутье. Без прошлого и вне будущего. Впереди одни преграды, но и назад отступать некуда, ворота закрылись.
Пытаясь не говорить и не смотреть на Энакина, она кивнула в ответ на его слова. И медленно, словно нехотя, поплелась к балкону. Вот и все. Едва ли когда-нибудь в будущем Падме сюда вернется. Пора прощаться. Прощаться с близкими, чей смех эхом разносился по пустым коридорам, с треском дров в камине, с ужинами за широким дубовым столом. Прощаться с юностью, полной надежд и сил на изменение галактики к лучшему. Прощаться с самой собой и тем, что она собой являла до этого.
Чистый лист. Все с нуля. Что выберет она? Пойти протоптанной дорожкой или найти иное, не доступное в жизни политика и общественного деятеля? Падме закрыла глаза. Практически невозможно думать об этом сейчас, когда едва ли не качает от усталости.
Внутреннее убранство звездолета не шло ни в какое сравнение с интерьерами Варыкино. И все же она мысленно все возвращалась и возвращалась туда. Наполнение корабля было неброским и простым — как раз в характере Энакина. Сколько бы лет ни прошло со времени его обучения, в нем все равно то и дело проскальзывало влияние Ордена и его учений. Взять хотя бы этот аскетизм во всем.
– В годы служения Империи тебя тоже устраивал этот... стиль? – чтобы отвлечься от нерадостных размышлений, сменил тему Падме и остановила взгляд на серой обшивке.
– Это так странно. Без меня ты прожил больше двадцати лет, а теперь мне кажется, будто мы и не расставались вовсе. Говорят, ты внушал страх всей галактике, а я вижу, что ты все тот же самоуверенный падаван, который не усвоил главных уроков своего мастера.
Она разглядывала сквозь иллюминатор, как облака заволакивают Набу. Звездолет набирал высоту. Вскоре Озерный край стал маленькой точкой, а после и вовсе перестал быть различимым.
– Домой? – повторила Падме вслед за мужем, – Разве теперь у меня есть место, которое я могла бы назвать домом?
Она коснулась пальцами прозрачной транспаристали, после чего резко одернула руку и повернулась к люку в смежный отсек.
– Я так устала, – она вяло улыбнулась, – Все подождет. Все потом. Пойдем отдыхать.