Он умирал. Чувствовал это так же, как скольжение друг по другу поврежденных внутренних органов, как обманчивое тепло хлыщущей в брюшину крови и колкий холод на кончиках пальцев, и понимал так же, как то, что необходимой медицинской помощи не дождется. Они добились своего: прорвали блокаду и ушли от преследования кораблей Вечной Империи ― а большего и не требовалось. Ситарат давно уяснил: не существует подходящего момента для смерти. Каждый из них ― «своевременно» и «не вовремя», каждый лишает возможностей, каждый болезненно бьет по тем, чье время еще не настало.
     Но ― это уже вошло в привычку ― стоило Ситарату смириться со своей гибелью, как появлялись те, кто по тем или иными причинам не желали его отпускать.
     Он не смел противиться прямому приказу.
     Стазис окутал тело крепкими ласковыми силками, заглушил боль, остановил сочившуюся из раны кровь, а вместе с ней ― сердце. Последним, что услышал Ситарат, стали слова Дарта Нокса о том, что он непременно вернется. Когда-нибудь.
     «Я буду ждать».
     Столько, сколько потребуется.

     Там, на грани смерти и жизни, не существовало времени. Видения непроглядной Бездны сменялись слепящим Светом, и он видел сплетения токов Силы ― бесконечные и бескрайние. Он гулял по ним, как по тропам, и в тихой звенящей песне, казалось, слышал ответы на самые заветные вопросы ― ключи к загадкам глубин Вселенной, которые все равно не смог бы удержать в памяти. Казалось, протяни он руку ― и… что? Растворится, потерявшись в забвении, или познает покой в единении с нерушимой вечностью?
     В царившей вокруг гармонии ― Света ли, Тьмы ли ― он был… слишком живым. Лишним, как противный комок в идеальной консистенции каше.
     Иногда материя изменялась, сплеталась в тугие сети и окрашивалась в разные цвета, и Ситарат видел, как, отзываясь на вибрации его сущности ― а может, на колебания общей Силы? ― она складывалась в яркие образы. Так вокруг него вырастали стены и космические корабли, и непроглядная чернота космоса, и мутные глубины океанов, и недра вулканов, напоминающие макебские, и он не оставался в стороне. Иногда он сражался с людьми и чудовищами, снова получал раны и истекал кровью, или петлял на спидере по широким улицам Каас-Сити, иногда ― вновь оказывался на арене и наблюдал за танцем едва одетых тви’лечек с кожей цвета свежего снега или отдавал команды экипажу обреченного дредноута, или стоял, опираясь на перила, со световым мечом наголо и ждал, когда же явится, наконец, Дарт Нокс, чтобы спасти его и убить и без того робкую надежду…
     Но сны на то и были снами, чтобы сновидец мог позволять себе вольности. Чтобы стать лучшим аколитом в Академии на Коррибане и наладить отношения с надменным отцом, чтобы убедить Мастера оставить свою затею с Новой Империей или, наоборот, увидеть его триумф, но главное ― чтобы заполучить, наконец, Дарта Нокса. Чтобы, услышав пресловутое «полезный ресурс», схватить его за запястье и притянуть к себе, накрыть его губы своими и вложить в этот поцелуй все чувства, что накопились в нем за долгое время.
     Чтобы быть с ним. Наслаждаться им. Владеть им. Часто и подолгу, ограниченный лишь собственной фантазией.
     Он был согласен на то, чтобы эти сны никогда не заканчивались.
     Пожалуй, он даже желал этого. Ни в жизни, ни в смерти он не смог бы добиться долгожданной близости, и она держала его здесь, на грани, крепче даже самой надежной цепи.
― Я здесь, ― отозвался Ситарат с улыбкой, ступая по чистому полу какой-то неизвестной ему кантины, никогда не существовавшей в реальности. Стены дрожали и плыли, а потолок и вовсе утонул в свете. Все это было неважно. Важны были чистота и интимное одиночество, тишина и покой, и возможность сосредоточиться и посвятить себя ему ― полностью.
     А еще просторная кровать ― иначе какой в этом смысл?
     Ощущая его тревогу напополам с решимостью, Ситарат протянул руку и поймал чужую, сплелся с ней пальцами, мягко подтягивая Нокса к себе, второй рукой приобнимая за талию. Тот, облаченный в темное, резко контрастировал с чистотой и светлым оформлением комнаты, но и это не играло большой роли: скоро вся одежда окажется на полу, а сам тогрута ― на покрывале, и то, богатого темного-бордового цвета, выгодно подчеркнет болезненную желтизну его кожи, окрасит ее в теплый золотистый оттенок.
― Я всегда здесь, мой Лорд, ― повторил Ситарат вполголоса, легко касаясь лбом чужого лба, заглядывая в огненно-рыжие глаза с нежностью и любовью. Здесь, в плотном коконе из грез и мечтаний, которых он так мало позволял себе в жизни. ― Жду вас.

Совместно.
     Здесь… они бывали вместе по-разному. То они занимались этим впервые, то так, как если бы давно были вместе. То обходились одним разом, то проводили в обществе друг друга долгие часы, меняя роли, места и позы. Иногда это было почти насилие ― ведь сны на то и сны, чтобы следовать только своим желаниям, ― иногда ― соблазнение, иногда ― спокойная нежность, вскормленная уверенностью в себе и ответном чувстве.
     Ситарат ожидал, что не будет слов. Что его лорд обнимет его за шею, доверчиво подставляя ребра, и позволит избавить себя от мантии; здесь, во сне, она снималась легко и быстро. А потом…
     Он чувствовал сомнения и страх ― четкие, непривычно яркие, но не понимал, где и как он мог ошибиться. Как мог запутаться в плодах собственного воображения?
     Ситарат не знал, что сказать. Обняв Нокса чуть крепче, он коротко, но чувственно поцеловал его в губы, ища тех эмоций, что обычно получал в ответ на простую ласку. В этот раз не должно было быть сомнений, только искренность и доверие – чувства, так нелюбимые большинством ситхов. Те куда чаще ненавидели, чем любили.
     Здесь Ситарат и вовсе не считал себя ситхом. Здесь это было ненужно. Он видел Силу в истоках ― там, где она еще не делилась на Свет и Тьму ― и избегал ее.
     Ради Нокса. Ради того, чтобы просто быть с ним.
     Но Нокс не ответил. Точнее… ответил не сразу. Он и сам запутался. В первую очередь — в себе. Отчего ему был приятен поцелуй другого мужчины, почему сильные руки и широкая грудь, к которой они его прижимали, вызывали такой восторг? Его ли это чувства или навязанные логикой сна? Возможно ли такое?
     Нокс не знал. Но сил оттолкнуть Ситарата и объяснить ему все по-прежнему в себе не находил так же, как Ситарат не находил в нем желанного отклика.
     Он чуть нахмурился, напрягая волю и ломая причинно-следственные цепочки. Мир вокруг едва ощутимо дрогнул, но главное осталось неизменным: Нокс недоумевал и терялся, но, так или иначе, не спешил обнаженным оказаться на кровати и с головой окунуться в чужую страсть.
     Как если бы он был… не отсюда, не подчинялся воцарившимся здесь законам.
     В это Ситарат не верил, но проверить… стоило.
― Мой Лорд, ― не отступаясь от изначальной затеи, он поднес чужую руку к губам, нежно касаясь пальцев. ― Зачем вы пришли?
     Чтобы ответить, Ноксу пришлось заставить себя собраться с мыслями: он будто бы забыл, ради чего здесь, хотя на самом деле прекрасно помнил. Щеки его вспыхнули, и причиной тому был не только и не столько поцелуй непривычно-почтительный. Чувство стыда едва ли было знакомо этому ситху, но сейчас он стыдился. Того, что так долго не мог выполнить обещание. Всю войну, почти год после и еще один теперь.
— Я же обещал, — прошептал он, чувствуя, как губы сами собой расплываются в улыбке. Внезапный стыд ушел, сменившись радостью от осознания того, что сдержать свое слово все же получилось. — Обещал вернуться, как только смогу.
     С минуту Ситарат молчал. Что-то давно забытое пробуждалось в нем, будто древний зверь от затянувшейся спячки, чье логово давно поросло паутиной и мхом. Эти чувства, эти слова… Они словно требовали от него: «Очнись! Приди в себя!» Но он не мог понять, что не так. Не представлял, что именно сделал неправильно.
     Нокс обещал вернуться. А он обещал ему ждать.
     Там. В реальности.
     Желтые глаза Ситарата расширились почти испуганно, когда он отпрянул прочь. Мысли, до сих пор дремлющие в покое, заметались суетливыми птицами, сбивая друг друга раньше, чем успевали быть осознанными.
     Он похолодел от ужаса, слишком легко припомнив, как оно было там, по ту сторону грез и желанных образов. Там, где он никогда не посмел бы…
— Мой Лорд!.. — Ситарат бухнулся на колено, съеживаясь в глубоком поклоне. Он рвался сказать что-то еще, извиниться, как-нибудь оправдать свое поведение, но не мог — слова не шли, фразы не складывались. Да и как бы он смог объясниться? Что донести, кроме истины, столь для него дорогой и ценной… и теперь обнажившейся таким некрасивым образом.
     А может, это была всего лишь очередная иллюзия? Просто кошмар, с которым ему предстояло справиться…

     Мир вокруг поплыл и изменился, стал каким-то бесцветным, призрачным. Исчезли ровные белые стены, растворилась в воздухе роскошная кровать с дорогим багровым покрывалом. Даже пол ― и тот скукожился до крошечных размеров, до неровного полупрозрачного пятна под ногами ― отголосок еще живого, сохранившегося сознания, не способного принять то, что пола может попросту не быть.
    Таков был истинный облик забвения Ситарата. Обычно украшенное яркими полотнами иллюзий и образов памяти, на деле оно не было ни Бездной, ни Силой, ни чем-либо еще пригодным для коротания вечности.
    Здесь царили холод и одиночество с оттенком равнодушного отчуждения.
    Чем постоянно чувствовать боль и горечь, проще было вообще ничего не чувствовать.
    Ситарат запутался в том, где ложь, где истина. Существовали ли здесь подобные понятия? Сердце щемили разочарование и тоска ― беспредметные и бесформенные. Он не мог даже толком понять, чьи именно, ― его или Дарта Нокса.
    Не мог вспомнить наверняка, что было. Не мог угадать, что будет. Реальность просачивалась в кокон его небытия тонкой струйкой, и он давно приучился не обращать на нее внимания.
    Просьбе Ситарат не смог противиться так же, как прямому приказу. Он приподнял голову, но взгляд остановился где-то на уровне поясницы Нокса, на его протянутой руке, облаченной в плотную перчатку с дюрастиловыми когтями. Разве мог он после подобной выходки позволить себе смотреть в лицо своему повелителю?
    Почему он не прислушался к своим чувствам? Почему не обратил внимания на то, что сам Темный Лорд проник в его слащавые бессмысленные грезы?
    Руку Ноксу Ситарат подал, но, поднимаясь на ноги, практически на нее не оперся, ― дань почтения и благодарности за помощь, предложенную тому, кто посмел вести себя… недостойно.
    Мягко сказано! Такое неоднократно бывало в прошлом. Молодой и неопытный, но уже осознавший свою тягу к другим мужчинам, учиться Ситарат мог исключительно на собственных ошибках. Презрение, страх и ярость были самой частой реакцией у тех, кому оказывалось неприятно его внимание. Из почти десятка попыток успешной могла оказаться одна, а остальные оставались на совесть отца; деньгами, угрозами, шантажом и руками убийц тот умел отлично справляться с клеветой и слухами.
    У Дарта Нокса были дети и ревнивая женщина. Впору было удивляться, что в ответ на свой… поцелуй (вспомнив о котором, Ситарат испытал к самому себе острое отвращение) он не получил пару-тройку силовых молний.
― Мой Лорд, ― Ситарат по-прежнему не поднимал взгляда. Он даже отступил на полшага назад, увеличивая дистанцию и напрочь игнорируя попытку Нокса увлечь его за собой. ― Я… Мне… мне очень жаль, что… что вы… что вот так, ― он досадливо поджал губы, чувствуя себя беспомощным и косноязычным. ― Я приношу за этот… инцидент свои глубочайшие извинения.

    А вот чужую злость Ситарат покорно принял, как нечто ожидаемое, понятное, пусть и объяснил ее по-своему. Он, растерянный и оглушенный своей выходкой, был глух к явным признакам того, в вероятность чего не верил. Как, пожалуй, был всегда глух Дарт Нокс к ненавязчивым проявлениям его симпатии.
    Ему сказали замолчать ― он умолк. Сказали смотреть в глаза ― и Ситарат с усилием подчинился. Нокс снова стоял так близко, что можно было почувствовать кожей его дыхание. Бегал взглядом по лицу, часто смаргивал лишенными ресниц веками, напряженно всматриваясь, и будто бы что-то искал.
    Разве мог Ситарат скрыть от него хоть что-нибудь? Разве мог встретить этот взгляд стеной холодного равнодушия, даже если очень бы постарался?
    Во имя Бездны, как же все это было глупо, нелепо, неловко!.. Он давно уже вырос из того возраста, когда был мальчишкой, робеющим при виде желанных губ!
― Да, мой Лорд, ― согласился Ситарат машинально, сухо, без капли искренности, потому что того требовали воспитание, обучение и муштра. Одной короткой фразы явно не хватало на то, чтобы он перестал чувствовать себя виноватым.
    На сей раз Ситарат не стал ни противиться, ни мешкать ― склонил голову и шагнул вперед, увлекаемый чужой силой и чужой волей. Провинившийся ли, уронивший ли свое достоинство, он был нужен своему Лорду там ― за пределами пустых фантазий.
    Он, пожалуй, мог бы собой гордиться, раз уж был полезен достаточно, чтобы Нокс соизволил явиться за ним сюда.

    В какой-то момент пальцы, сжимавшие его руку, исчезли, и Ситарата с головой захлестнула паника, как если бы он неожиданно заплутал где-то… между. Где-то, где не существует ориентиров, и откуда уже никогда не выбраться. Но лишь на мгновение ― до тех пор, пока нити разума не сплелись в одну и не протянулись из снов в бодрствование.
    Он надрывно вдохнул и распахнул глаза, чтобы тут же болезненно их зажмурить ― яркий свет резанул по склере, заставляя цветные пятна плясать под веками. Сознание вернулось разом, накрыло глухим куполом и огорошило пестротой образов ― реальных, не искаженных воображением. Взлет на дредноуте с поверхности Дромунд-Кааса, прорыв блокады, космическое сражение, поломки, потери, боль, активация гипердрайва… Глубоко и неровно дыша, Ситарат невольно скользнул ладонью по животу и груди, ожидая найти там глубокие рваные раны, ― и, к своему удивлению, не нашел их. Ни швов, ни даже шрамов, кроме тех, которые получил ранее.
    Он был жив и, похоже, совершенно здоров.
    Более того ― обнажен и укрыт каким-то тоненьким покрывалом. Совсем как тогда, после ранения на Макебе…
    Вновь приоткрыв глаза, когда они относительно привыкли к свету, Ситарат попытался приподняться на локте. Не получилось ― слабость сковала мышцы и уронила его на подушку. Вторая попытка вышла успешнее: он понял, что находится в чистом, светлом, хорошо оборудованном медотсеке, и, успокоившись, лег обратно. Раз кто-то решился его лечить, значит, скоро он сам сюда явится и непременно все ему объяснит. Ситарат смутно догадывался, что, должно быть, провел в стазисе много времени ― иначе почему он чувствовал себя таким… уставшим и отдохнувшим одновременно?

     Думалось плохо, медленно ― как если бы мысли по пути увязали в нетвердой материи сознания. В ушах тонким неприятным звоном стояла ментальная «глухота» ― Ситарат едва улавливал собственную связь с Силой. Впрочем, это его не пугало; подобные состояния были ему хорошо известны. Тело, прошедшее сквозь кризис, само решало, от чего ему отказаться, чтобы сохранить главное ― жизнь, чтобы позже восстановиться полностью, и Ситарат, спокойно сложив руки на груди, с ленивым интересом прислушивался к тому, как оно работало, ― самый прекрасный из известных Галактике «механизмов». И вместе с тем, кажется, самый хрупкий. «Мешок мяса», как пренебрежительно отзывались о нем дроиды НК-серии.
     Дроиды НК-серии не имели ни малейшего понятия о том, каково это ― быть «мешком мяса».
     Его клонило в сон, и Ситарат, пожалуй, с удовольствием бы вздремнул, если бы не бьющий в глаза яркий белый свет. Поверхностный осмотр медотсека не выявил ничего, похожего на выключатель. Вздохнув, Ситарат завозился было, намереваясь перевернуться набок и натянуть покрывало на голову… когда у его койки неожиданно выросла фигура тогруты.
     Этот силуэт Ситарат бы узнал из тысячи. В его жизни было достаточно запоминающихся тогрут.
     А он и предположить не мог, что не один в отсеке…
     Ситарат невольно отпрянул, рассеянно хлопая глазами, и чуть наклонил голову вперед, внимательно глядя на неизвестного исподлобья и отчаянно пытаясь понять причину его улыбки. Улыбки мягкой и теплой ― так не улыбаются незнакомцам.
     Ситхская мантия, на поясе ― рукоять светового посоха… И глаза: ярко-желтые с огненными прожилками. В своих фантазиях он тысячи раз смотрел в эти глаза в упор ― слишком много, чтобы сейчас не узнать их.
     Но лицо! Лицо было совсем другим! И узор на монтралах, и их цвет. И вместо известных шрамов ― новые, незнакомые...
     И все же было что-то этакое в жестах, в чертах, даже в позе, в которой тогрута слегка склонился над койкой. Как будто сын или брат, или неидентичный клон…
     А сознание раз за разом услужливо возвращало его к событиям последнего сна, где размытые образы путались, полные стыда и сомнения, и он снова чувствовал чужие пальцы на своем запястье, чужие губы ― на своих губах…
― Я не…
     …«понимаю». Но прежде, чем закончить фразу, Ситарат заставил себя закрыть глаза, оставаясь практически беззащитным перед стоящим совсем близко вооруженным тогрутой, и все же обратиться к своему притупленному шестому чувству ― важнейшему для любого адепта Силы. Звон в ушах усилился, практически причиняя боль, но и ответ нашелся почти мгновенно.
     Когда Ситарат снова раскрыл глаза, в них не было ничего, кроме удивления с едва уловимым оттенком радости.
― Мой Лорд? Дарт Нокс? Но что… ― он лишний раз окинул тогруту взглядом, еще не уверенный в том, что предательское зрение его не обманывает. ― Что с вами произошло?..

     Ситарат слушал внимательно, но не то чтобы невозмутимо. «Умер» ― это, конечно, та еще новость, но главное, что возродился. Способность Дарта Нокса возвращаться из мертвых была достойна истинного восхищения, тем более что не требовала от него таких жертв, как, например, мнимое бессмертие Дарта Сиона.
     А вот длительность собственного пребывания в стазисе заставила Ситарата усомниться в том, правильно ли он расслышал (и вообще в своем ли уме находится). Но Нокс все говорил и говорил, не давая и шанса вклиниться в свой монолог, уточнить, убедиться.
     Раз уж за эти годы успели смениться две Империи и точка летоисчисления… значит, прошло действительно много времени.
     Сказать, что озвученная Ноксом цифра в голове не укладывалась, ― ничего не сказать. Ситарат аж на целую минуту утратил всякую способность думать. Просто смотрел, слушал и отчаянно пытался втиснуть новое знание в привычную картину мира.
     После всего услышанного медицинский дроид показался чем-то настолько обыденным и приземленным, что Ситарат растерялся. Что ж, значит, спустя три с лишним тысячи лет медицинские дроиды по-прежнему существовали. Да и сам отсек, признаться, мало отличался от тех, в которых приходил в себя и зализывал раны Ситарат в прошлом. То же матовое настенное покрытие, те же голоэкраны с одним только медикам и понятными данными, та же узкая и жесткая ортопедическая койка. Ничего… этакого, о чем они в свое время и не задумывались, а особо мозговитые ученые могли бы изобрести за минувшую пару тысяч лет.
― Благодарю… мой Лорд, ― пробормотал Ситарат, провожая Нокса взглядом. Легко сказано: «отдыхай». Обычно подобные новости сказывались на сне не самым лучшим образом. Ситарат, впрочем, умел успокоиться и отодвинуть переживания на второй план. Он был жив, Дарт Нокс ― тоже, а значит, дела шли не так плохо, как могли бы. В конце концов, будь у них какие-то проблемы, Нокс наверняка сказал бы, поторопил или прямо сейчас бы велел одеваться.
     Он же велел отдыхать. Что ж, Ситарат не привык противиться его воле.
     Шутку он понял лишь отчасти, но улыбнуться все-таки догадался.
― Не сбегу. Обещаю.
     Дверь в отсек с тихим звуком закрылась, и Ситарат остался один в тишине: лежать, смотреть в потолок, ждать медицинского дроида, думать о том, как сильно изменилась Галактика…
     И гадать, как много запомнил Дарт Нокс из сна, в который столь бесцеремонно вторгся.

     Хоть Ситарат и не сумел убедить медицинского дроида вколоть ему снотворного ― тот упрямился, раз за разом повторяя, что подобные препараты вредны для организма, подвергшегося длительному стазису, и в его механическом голосе отчетливо сквозило раздражение, ― ночь он провел спокойно. Поворочался, с головой поглощенный мыслями слишком многочисленными, чтобы обмозговать их все, а после смирился с тем, что без новой информации все эти метания бессмысленны, и вскоре провалился в желанный крепкий сон без единого сновидения.
     Сновидений он насмотрелся в стазисе.
     Утром никто его не будил, но Ситарат проснулся довольно рано, повинуясь привычке трехтысячелетней давности. Кабы не легкое недомогание, сорок минут спустя он был бы уже полностью одет и готов приступать к работе: курировать научно-исследовательские экспедиции, договариваться с новыми союзниками, изучать свежую корреспонденцию и так далее.
     Но с тех пор, как это было актуально, канули в лету аж две Империи. Ситарат вежливо поинтересовался, можно ли ему получить датапад с доступом в голонет, на что вредный медицинский дроид вновь ответил отказом, аргументируя тем, что лишняя информация может вызвать нежелательный стресс. Ситарат нахмурился и вопросил, какая это именно информация для него сейчас «лишняя». Дроид остался невозмутим и прочирикал: «Вся».
― Не пойми меня неправильно, но программное обеспечение у тебя ни в Бездну.
     Странное дело, но вместо того, чтобы оскорбиться, дроид покинул отсек и вернулся спустя несколько минут с подносом в манипуляторах. Может, его создатель не «научил» его обижаться, а может, дроид был занят расчетами в попытке понять, какую версию подходящей ему прошивки можно получить в Бездне.
     Так или иначе, но Ситарат получил свой завтрак и вновь остался в гордом одиночестве.
     Блюда он распознать не смог. Вкус у еды был странный, как будто приглушенный, и Ситарат догадался: рецепторы еще не успели восстановиться. Какого-то супа, какого-то салата и какой-то жидкой крупы оказалось достаточно, чтобы он ощутил себя сытым, отставил поднос на низкий столик рядом и улегся обратно, вполне довольный завтраком.
     Не привыкший отдыхать слишком много, Ситарат все же понимал, что спешить ему некуда, а преждевременные нагрузки сделают только хуже, а потому намеревался еще вздремнуть, когда в палату, едва разминувшись с медицинским дроидом, неожиданно вошел Дарт Нокс.
     Приятную сонливость как рукой сняло. Ситарат испытал навязчивое желание вскочить с кровати и склониться в почтительном поклоне, но быстро сообразил, как глупо и нелепо он будет выглядеть. Особенно если подогнутся колени, и он, весь такой почтительный и совершенно голый, рухнет на пол.
― Мой Лорд, ― он плавно кивнул, приветствуя Нокса и ловя себя на том, что вновь внимательно его рассматривает, подмечая детали внешности. Новое тело в самом деле удивительно походило на старое, но Ситарат видел множество мелочей, не позволяющих забыть о минувшем перерождении Дарта Нокса. ― Весьма доброе, даже несмотря на скверный нрав вашего дроида.
     Жаловаться на жестянку-лекаря он не стал, как и просить датапад ― успеется. Ситарат предпочел уступить Ноксу право начать беседу, как более компетентному и лучше осведомленному в происходящем. В настоящем.
― Самочувствие в норме, благодарю. Полагаю, я иду на поправку.
     Но вместо того, чтобы начать длинный рассказ о том, что изменилось в Галакткие за последние несколько тысяч лет, Нокс вдруг заговорил о… сне. Ситарат смутился и опустил глаза: он-то надеялся, что Темный Лорд списал все на бредовое наваждение и благополучно забыл, и собирался уже извиниться за то, что так долго пролежал в коме и заставил его беспокоиться…
― Я понял… о каком именно сне, ― пробормотал Ситарат, не поднимая взгляда.
     Кошмарно. И как только он мог допустить подобное…
     Удивительно, но на то, чтобы собраться с духом, ему понадобилось совсем немного времени. Отступать-то все равно было уже некуда.
― Да. Правда.

     Вопрос, прозвучавший слишком спешно, заставил Ситарата все-таки посмотреть на Нокса. Почему он спрашивал? Почему не упрекал и не злился? В конце концов, почему краснел, так мало похожий сейчас на грозного Темного Лорда? Его попытка спрятать одновременно лицо и лекку выглядела крайне причудливо и, разумеется, не увенчалась успехом. Ситарат отметил, как проступил ярче узор на них. Другой узор, другого цвета. Да и лекку у этого нового Нокса, кажется, все же были немного длиннее «старых».
― Похоже, что да, ― отозвался он, заинтригованный поведением своего Лорда. ― Для меня ведь прошло совсем немного времени.
     Ситарат, конечно, и сам не был уверен в том, не скажется ли на его уже ставшем привычном чувстве смена объектом воздыхания физического тела, но полагал, что лучше не уточнять. Нокс и без того нервничал.
     Неожиданное признание огорошило Ситарата, он даже вздрогнул и приподнял плечи, когда Нокс вдруг повысил на него голос. На Макебе ему было все равно. На Макебе он должен был умереть, а перед тем успеть послужить Империи: максимально продуктивно и как можно дольше. Они и служили. «Слава Империи». Дарт Нокс был для них с Катой чем-то отстраненным, не отмеченным печатью неизбежной гибели, и от того они не чувствовали с ним никакой общности.
     Что нисколько не мешало Ситарату чувствовать нечто иное.
― Я не думал, что вас это так задевало, ― пробормотал он, теперь полагая себя виноватым не только за инцидент в коме, но и за неудобства, доставленные Ноксу на Макебе. – Мне… жаль. Я был смертником, мой Лорд. Механизмом, которому должно было выработать остатки вложенных в него ресурсов. А вы ― нет. Вы обладали силой, властью и, главное, будущим.
     Он ненадолго умолк, мешкая перед тем, как перейти от темы своей работы на Макебе к теме… куда более щепетильной.
― Я… не мог рассчитывать на взаимность. Для меня это было не в тягость и не мешало работать. За многие годы я привык к этому, ― Ситарат задумчиво потер ладонью одной руки предплечье другой. ― Но когда вы решили вернуться за нами, за мной, рискуя своей жизнью и успехом операции… Я бы не вернулся. На тот момент это было бы рациональным решением.
     Он глубоко вздохнул, сцепляя пальцы. Кто бы мог подумать, что однажды этот разговор вообще случится…
― На какое-то мгновение я позволил себе надеяться. Наивно и безрассудно, но я не был уверен, что доживу до вашего прибытия. Особые обстоятельства, ― Ситарат усмехнулся, иронизируя сам над собой. Только истекая кровью и валясь с ног от усталости, он мог решить, что нравится Дарту Ноксу, которого на самом деле раздражал своим ровным тоном и вечно невозмутимым видом. ― Так что да, я действительно ждал другого. Но вы ясно указали мне на мое место в структуре вашей работы, и в дальнейшем я стремился к тому, чтобы не покидать его.

     Закончив свой рассказ, Ситарат с изумлением обнаружил, что не только потихоньку снова начинает ощущать в Силе (это не было неожиданностью), но и ощущает… то, чего никак не ожидал от Дарта Нокса. Досада, тоска, обида, горечь… Что он, в конце концов, сказал такого ужасного?..
     Пару мгновений после того, как прозвучали два слова, услышать которые он ожидал еще меньше, Ситарат молчал. Молчал и хлопал на Нокса глазами, в звенящей пустоте черепной коробки выразительно вопрошая сам у себя: «А все ли у тебя в порядке со слухом?»
     И со зрением.
     С восприятием.
     И вообще, в своем ли ты уме, Ситарат?
― А-э-э, ― невразумительно протянул он и тут же захлопнул рот. Лучше бы он его не открывал вовсе. Вообще. Никогда.
     Или..?
     А почему бы, собственно, и нет?
     Нокс не просил ― он требовал. Так же, как требовал идеального исполнения одного из своих многочисленных поручений. Но, даже отправляя Ситарата на Коррибан в Академию на задание, от которого зависело благополучие их обоих, Дарт Нокс не смотрел на него так. Его рыжие глаза не блестели так лихорадочно, а грудная клетка не вздымалась так часто.
     Хотел знать ― значит, не знал? Значит, сомневался?
     Значит, сейчас, спустя три с половиной тысячи лет, у Ситарата все-таки появился шанс?
     Он по-прежнему в это не верил. Неужели? Вот так вот просто?
     И сколько раз еще он успеет моргнуть прежде, чем Нокс как следует разозлится и пропишет ему живительную молнию с целью запустить обратно мыслительные процессы?
― Вы… умеете удивлять, мой Лорд.
     Ситарат едва заметно усмехнулся ― лишь слегка дрогнул уголок губ. И чего он застыл, как столб, будто в жизни ни разу не целовался? Чего ждал? Чем рисковал в случае неуспеха?
     Со стороны они, должно быть, выглядели ужасно нелепо, как несовершеннолетние герои детских голофильмов, где поцелуй в щечку ― величайшая награда для влюбленных.
     Никаких волнений и жертв. Зато какие привлекательные перспективы.
     Приподнявшись на локтях, Ситарат протянул руку и, помедлив, мягко коснулся подушечками пальцев бледного лица Нокса; тот так зажмурился и напрягся, будто собирался сунуть голову в кипяток. Погладил, мягко обводя скулу, опустился к челюсти и ненавязчиво привлек тогруту к себе чуть ближе ― аккуратно и не спеша, смакуя. По спине пробежали мурашки; как же он хотел этого когда-то: прикасаться к этой коже, слушать это дыхание совсем рядом, целовать эти губы, владеть этим телом…
     Когда-то ― и сейчас, пусть и кожа, и губы, и тело были совсем другие.
     Ни на секунду не забывая об осторожности, Ситарат все же поцеловал Нокса. Алые губы мягко смяли бледно-желтые ― почтительно и почти невинно. Скользнули по ним раз, другой; Ситарат был готов к тому, что в любое мгновение Нокс отпрянет от него, как ошпаренный, утрется, сплюнет, обругает его и спешно покинет комнату.
     Но насовсем ― не уйдет. Не для того он его доставал из стазиса, чтобы бездумно бросить. Уж что-что, а полезные ресурсы Дарт Нокс зазря никогда не тратил.
     Но тот не отпрянул. Ни сейчас, ни потом, когда Ситарат прижался к нему плотнее, касаясь его губ кончиком языка и в ответ ощущая их теплую от волнения влагу.

     Когда Ситарат был мал, отец говорил ему, что тот вырастет, женится на достойной женщине и продолжит род, как и подобает чистокровному аристократу. Когда Ситарат был подростком и честно признался, что не испытывает влечения к женщинам, отец только глянул на него холодно и заявил, что все это ― глупые шутки незрелого ума, которые ровным счетом ничего не меняют. Когда Ситарат достиг совершеннолетия, он уже смирился с тем, что время от времени ему придется спать с женщиной ― до появления, как минимум, одного наследника.
     Тогда же он впервые провел ночь с мужчиной.
     Это никогда не было просто. Молодое, сильное, полное жизни тело требовало физической близости, и эту потребность Ситарат утолял куда чаще, чем менее выраженную потребность в близости духовной. Куда чаще ― и вместе с тем реже, тем те, кто предпочитал женщин. Просто потому что женщин, как покладистых, так и недоступных, вокруг было гораздо, гораздо больше, чем согласных на нетрадиционные отношения мужчин.
     Даже в борделях найти подходящего сотрудника оказалось не так-то просто.
     Ситарат быстро отучил себя от того, чтобы слепо и без ума влюбляться ― боли это чувство приносило значительно больше, чем удовольствия. Затем ― отказался от излишней переборчивости и стал ко всему этому относиться проще. Яркие эмоции и глубокие чувства никогда не были сильной его стороной, и, пару раз обжегшись, он предпочел их… нет, не прятать. Попросту не испытывать.
     Да, не по-ситхски, но когда Ситарата это последний раз волновало?
     Нокс, приглянувшийся ему сразу же (еще тогда, много лет назад, на Зиосте), был бы, пожалуй, одним из многих, кабы не происшествие на Макебе, отправившее Ситарата на больничную койку. Известный своей циничной расчетливостью и скверным нравом, Нокс не бросил Ситарата умирать, как должен был, как сделал бы кто угодно. И тот на мгновение позволил себе… надеяться.
     В эту-то брешь в ставшем привычным панцире, сам того не ведая, и ударил Нокс.
     Влюбленность? Любовь? Симпатия? Или просто страсть? Какая теперь уже разница. Одно Ситарат знал точно: так надолго мимолетные увлечения в его голове не задерживались.
     Это и еще кое-что: ему очень нравилось целовать Нокса.
     Все плотнее и глубже, все шире размыкая губы и чаще касаясь своим языком чужого. Чувствуя, как теплеет в паху и груди, как ускоряет ритм сердце. Прикрыв глаза, Ситарат слушал себя и Нокса, наслаждался его немного неуклюжим ответом и взволнованным прерывистым дыханием, и тяжестью его тела на собственном, и тем, что чувствовал, и тем, что ощущал в Силе. Пальцы, до сих пор касавшиеся лица тогруты, скользнули выше и назад, за спину, и Ситарат погладил его по затылочному лекку: смешному, совсем короткому ― не испытывая ничего, кроме нежности и легкого умиления. Дарт Нокс наверняка очень переживал из-за своего увечья ― в его народе оно считалось постыдным. Ситарат же, целуя его и ласково перебирая пальцами по складчатой коже лекку, находил этот «недостаток» крайне очаровательным.
     Забавно, если припомнить, что с малых лет его учили стремиться ко всему совершенному.

     Это было так… странно. Как если бы в жизнь вдруг воплотилась одна из бесчисленных придуманных Ситаратом в коме (да и задолго до нее) фантазий: вот так внезапно, без причин и следствий, без опасений, без того, что могло бы помешать, отвлечь друг от друга. На заданный самому себе вопрос Дарт Нокс определенно уже ответил: Ситарат чувствовал жажду, вспыхнувшую в нем, как разлитое топливо после того, как в него угодила искра, ― но не остановился.
     Ему нравилось. И он хотел большего.
     В голове мутилось теперь уже не только от слабости после затяжного стазиса, но и от причудливой смеси из радости, нежности, похоти и неверия.
     А вдруг все-таки снова сон? Вдруг наяву так все-таки не бывает?
     Вообще-то, бывает, Ситарату доводилось проверять это с другим мужчиной… Но чтобы с Ноксом? С Ноксом, который, судя по всему, до сих пор и мысли не допускал о том, что спать можно не только с женщиной?
     Провались оно все в Бездну; здесь, в небольшом медицинском отсеке, Нокс уже целиком забрался к нему на койку и все целовал и целовал его, все развязнее и смелее. Совсем закрыв глаза, Ситарат наклонил голову, провезя затылком по подушке, и вновь углубился в чужой (такой соблазнительный и желанный) рот. Вторую ладонь он мягко положил Ноксу на ребра и погладил его сверху вниз по боку, талии, а затем ― чуть выше, по спине, цепляясь пальцами за причудливую мантию, выполненную в виде погребальных обмоток какой-нибудь мумии.
     Ноксу всегда нравились вещи, от которых несло древностью и гробницами, буквально или фигурально выражаясь.
     А Ситарату всегда нравился Нокс.
     И когда кто-то уделял столько внимания его «бородке» ― тоже нравилось.
     Состоящая из плотных соединительных тканей и пронизанная нервными окончаниями, когда-то она выполняла функцию украшения для привлечения себе подобных. По прошествии многих тысяч лет эволюции она стала скорее индикатором силы в твоей крови генов коррибанских чистокровок. Сошли на нет многие важные некогда функции, но мясистая «бородка» по-прежнему могла шевелиться, выдавая эмоции, и менять цвет на более насыщенный и темный от прилившей к ней крови.
     Например, как сейчас.
     Шумно выдохнув. Ситарат немного откинул голову назад, доверчиво открывая шею Ноксу ― между прочим, клыкастому хищнику, но очень уж хорошо этому хищнику удавалось то, чем он занялся с таким энтузиазмом: на стыках отростков кожа была особенно чувствительной.
     И откуда он только знал? Он ведь не чистокровный ситх…

     Хорошего понемногу, верно?
     Многие ситхи ― в особенности, строптивые чистокровки ― мгновенно попытались бы вырваться, ощутив столь бесцеремонное нарушение собственной свободы действий, как чужие пальцы на запястьях, но не Ситарат. Ситарат безропотно подчинился этим пальцам; ослабил руки и приподнял голову, без слов, одним только взглядом спрашивая у Нокса: «Почему это прекратилось?»
     Спокойно ― потому что и сам знал ответ. Без сожаления ― потому что уже выиграл свое маленькое сражение в войне за обладание сердцем Нокса.
     Сердцем. Разумом. Телом.
     Он не должен был так далеко загадывать. Не должен был… доставлять неудобства.
     Но привычно держать свои амбиции в узде становилось труднее с каждой секундой, что проводил Дарт Нокс с ним на одной кровати, позволяя видеть свой очаровательный румянец и чувствовать заметное уплотнение под тканью в основании живота.
     Сохранившимся суррогатом древнего ситхского Ситарат владел в совершенстве. Красивый и мелодичный, при умелом обращении он казался терпким сладковатым напитком, струящимся по языку. Когда на нем неожиданно заговорил Нокс, Ситарат удивленно приподнял бровные наросты, но удивление быстро уступило место удовольствию: пусть Нокс и спотыкался о слова, говорил с акцентом и кое-где даже неверно расставлял ударения… Это было неважно.
     Важно было то, что он знал этот язык, то, что он вспомнил его сейчас, и то, какой смысл он вложил в слова отказа.
     Слушая речь своего народа, Ситарат мягко и ненавязчиво улыбался Ноксу. Он по-прежнему чувствовал себя победителем.
― Nu kioska voy.*
     Не лучшее он выбрал время, чтобы соревноваться в произношении, но удержаться все равно не смог. Не смог, глядя на Нокса, не подумать: «Вот так должен звучать древний ситхский». Так должны скользить по тональности эти изобилующие гласными слова ― гибко, плавно, как лист дерева, налипший на поверхность потревоженной волнами водной глади.
― Nu kioska voy, keij Ari, ― повторил Ситарат вполголоса, так лучше было слышно возбужденное дыхание Нокса. ― Ir dary nenx Nu rixik rak kia piveji rak ztaptoi j'us. Nu nayir vykti tu'iea visas nutarisas.**
     И улыбнулся чуть шире, довольный посетившей его мыслью.
― Как и раньше.
     Многие тысячи лет назад.

     Этот жест…
     Такой трогательный… и нежный. Полный доверия, тяги… чувства, которое Ситарат ощутить ожидал еще меньше, чем пальцы Темного Лорда, пропущенные промеж собственных.
     Он редко задумывался о чувствах глубже легкой привязанности. Но этот жест сказал ему больше слов. И пусть он был спонтанным и импульсивным, пусть Нокс чуть позже откажется от этих необдуманных порывов, как только снова приведет в порядок мысли…
     Забавно: он думал о порядке в чужой голове, когда в собственной у него, почти перфекциониста, царил сущий хаос.
     Ситарат улыбнулся и сжал чужие пальцы в своих. Удержался от желания поднести руку к губам и коснуться тыльной стороны ладони поцелуем ― не сейчас, не время. Не когда он будто гуляет по стеклу, которое в любой момент может треснуть, лопнуть и увлечь его за собой в Бездну.
― Ох, мой Лорд, ― Ситарат негромко и сдержанно рассмеялся, ― поверьте мне, ваш ситхский впечатляет.
     «Если вы пожелаете, я научу вас».
     Он осторожничал, избегая всевозможных проекций в слишком уж туманное будущее. Нокс оставался непредсказуемым даже в те моменты, когда его желания и намерения были, казалось, очевидны. Ситарат в свое время и думать не смел о попытке прорыва блокады Дромунд-Кааса. А ведь не попытайся они тогда, не добейся успеха ― и вряд ли бы они сейчас разговаривали. Вряд ли бы проводили время на одной кровати, смущаясь и нервничая от того, что, в каком-то смысле, узнали друг друга заново.
― Я с превеликим удовольствием составлю вам компанию.
     Много вопросов! Да уж. За три с лишним тысячи лет вопросов у него накопилось предостаточно. А вот о чем намеревался расспросить его Нокс, догадаться было совсем нетрудно.
     Что ж. Скрывать ему было нечего. Ни тогда, до стазиса, ни сейчас, в совершенно новой, незнакомой ему Галактике.
     Провожая Нокса немного мечтательным взглядом, Ситарат пригладил покрывало и сложил руки на животе, левой кистью накрывая правую ― ту, что еще хранила прикосновение чужой руки. Обещание продолжения интриговало его не меньше, чем все то, что происходило здесь считанные минуты назад.
― Я буду ждать, мой Лорд.
     Он всегда ждал. И, похоже, эти ожидания наконец-то начинали оправдываться.

     Новый день начался со скромного, но питательного завтрака, ворчания сварливого медицинского дроида и ― вот неожиданность ― герметично запаянного пакета. Ситарат чувствовал себя значительно лучше, а потому быстро прикончил свой больничный паек, облизнулся и занялся пакетом. Он старался не думать… ни о чем вообще, сохраняя голову чистой, легкой и светлой. Справляться со стрессом так всегда было гораздо проще.
     В пакете оказалась одежда. Полный комплект, начиная с нижнего белья и заканчивая плотно обхватывавшими запястья наручами. Каждый предмет Ситарат вертел в руках и внимательно рассматривал: что-то же должно было измениться за три с лишним тысячи лет? Фактура ткани или блеск стальных частей; новые методы производства, новые, более функциональные сплавы. Но, так или иначе, портным он не был и не мог сказать наверняка, в самом ли деле ему удалось определить разницу, или же это снова только его фантазии.
     Пожалуй, ему следовало вернуть свое мышление в более… приземленное русло.
     Сложно, если учесть, что сегодня ему была обещана прогулка с давним объектом его воздыханий.
     Опаздывать и заставлять ждать он не хотел, а потому оделся быстро. Увы, в медотсеке не оказалось зеркала, а потому свой внешний вид Ситарат попытался проконтролировать при помощи отражающих поверхностей ― их-то вокруг имелось в достатке. В тумбе даже нашелся простенький гребешок, позволивший Ситарату в привычной манере уложить волосы.
     Мантия ему оказалась немного мала, терла на швах и стесняла движения, но Ситарат счел подобные мелочи недостойными упоминания. Быть может, в юности, когда наряды ему шили по индивидуальным меркам личные портные-рабы отца, он еще мог капризничать, но никак не после всего того, что пережил.
     Ситарат иронично усмехнулся: в свои всего-то тридцать пять лет он думал о себе, как старый дед с полным набором сопутствующих болезней и порчей Темной Стороны в стадии разложения.
     Тридцать пять… плюс три с половиной тысячи?
     Погода действительно стояла приятная. Где-то в верхних слоях атмосферы штормовые ветры гоняли по небу рваные лоскуты сизых облаков, но ближе к поверхности царили штиль и влажная духота. Буйная сочная растительность напушилась и растопырила листья, отчаянно фотосинтезируя, чтобы сохранить необходимую энергию до следующего солнечного дня. Жмурясь от яркого света ― глаза сейчас были непривычно чувствительными ― Ситарат с интересом осматривался. Небольшая наземная постройка, во дворе которой оказались они с Ноксом, напоминала военное укрепление или полевую лабораторию, окруженную крепкими стенами ― обычной для Дромунд-Кааса защитой от дикого зверья, которое здесь водилось в избытке. Судя по всему, база была заброшена и обжита заново: взгляд подмечал детали вроде еще не убранных груд проржавевшего и заросшего мусора и свежей, едва успевшей подсохнуть краски.
― Благодарю за наряд, мой Лорд, ― не преминул Ситарат улыбнуться Ноксу. Он не был уверен, что такой крой ему к лицу, но спрашивать не стал: Нокс и без того был растерян. Беспокойство клубилось вокруг него нервной рябью, и Ситарат полагал, что сейчас ему следует быть особенно чутким и осторожным. ― Хорошо выглядите.
     Он был достаточно наблюдательным, чтобы заметить: сегодня Нокс выглядел непривычно ухоженно и опрятно, хотя в прошлом не особенно уделял внимания своей внешности. Разве что перед свиданиями и романтическими вечерами с супругой ― сказать наверняка Ситарат не мог.
― Не против, ― согласился он, опускаясь на лавку и шумно выдыхая. Мышцы явно не понимали, как это они столько лет ничего не делали и при этом ухитрились не превратиться в пыль.
     Ну конечно. О чем еще Нокс мог спрашивать. Если у него и были какие-то другие дела, то он отложил их все, чтобы прояснить самое личное и, судя по всему, насущное.
― Как я понял что?