Для многих быть истинным дитём ночи было проклятием. Этого боялись больше, чем заразы, страшились сильнее чумы, однако для Герберта всё было иначе. Его жизнь только началась с приходом этого проклятия в своё посмертие. И если бы не эта смерть от клыков отца, он так и не познал бы жизни, умерев у того замёрзшего озера по вине людей. По вине своих друзей. Тех, кому доверял и кого любил. Люди куда более страшные создания, чем можно себе представить. Но Герберт стал страшнее, выше них. И, наконец-то, мог вкушать вкус ночи рядом с графом, с тем, к кому столько времени стремился и не мог находиться рядом. Вампир избегал своего живого сына, не желая ему подобной участи, что сказалось на их взаимоотношениях. Молодому виконту не хватало отца, его внимания, его любви. Будучи ребёнком, он не понимал, почему отец его не любит», став несколько взрослее, начал осознавать, но не принимать. Впрочем, в одну морозную ночь всё изменилось, и он начал с огромным усердием навёрстывать упущенное, не в силах отойти от отца даже спустя года. Та ночь была точно такой же, как эта, холодная, по-осеннему мрачная и по-зимнему прекрасная. Герберт радовался первому снегу каждый год, вспоминая тот миг, когда все грани смылись между жизнью и смертью и началась вечная ночь. С тех пор на свете было только одно существо, которому молодой вампир доверял – только граф, его суровый и мрачный отец, вселяющий ужас в души людей.
Холодные хлопья первого снега, искрящиеся магической красотой в свете практически полной луны, завораживали сознание блондина, ловящего снежинки расправленными прозрачно-белыми крыльями. Он то и дело подставлялся под них, собирая на густой мех эти драгоценные искринки и любуясь ими. Что поделать, Герберт любил всё красивое, блестящее и завораживающее. И чем больше сияния – тем лучше. Да и отец никогда не останавливал сына в этих его незатейливых желаниях, позволяя тому быть единственным сияющим лучом посреди тёмного замка.
А ещё Герберт любил позднюю осень за путешествия, которые стали теперь неотъемлемой частью его смерти. Раньше отец и сам не путешествовал, обучая сына премудростям вампирской жизни, а после оставлял Герберта скучать в замке в ожидании. Ждать вот Герберт очень не любил, он вообще предпочитал, чтоб всё, что он хотел, было здесь и сейчас. Но в случае с графом этот подход не работал. Так что мышонок ждал, пока отцовская благодать ниспадёт на него, и они начнут путешествовать вместе.
Это было второе их осеннее путешествие, и оно благополучно подходило к концу и даже обещало быть весьма скучным по обратной дороге, пока пред ними не выросла людская деревня, в центре которой строился новый храм. Церковь уже была возведена и использовалась по своему прямому назначению, однако на вершины куполов еще не были установлены кресты, что и привлекло фон Кролока младшего, интригуя тем, что это отличный шанс подсмотреть за людьми и выяснить, а сколь тяжело вампиру будет там находиться? Помнится, в первый год жизни вампиром Герберт сумел сделать невозможное: довести древнего вампира до седины. Именно так появились в волосах Графа фон Кролока седые прожилки, когда его сын начал экспериментировать с собственной жизнью и возможностями. Неопытный вампир пробовал чеснок, святую воду, он однажды даже чуть не пообщался с осиновым колом, вручая его напуганному деревенскому мальчишке и предлагая ему самообороняться от гнусного нападения кровопийцы.
«Или гнусного кровопийцы, а не нападения? А, не важно!» - мотнув головой, Герберт перекинулся обратно в летучую мышь, так как приземлился рядом с отцом на крыше уже в человеческой форме и серебристой стрелой метнулся к куполам, облетая церковь вокруг и уже позади неё опускаясь в припорошенную тонким снежным ковром землю, чтобы перекинуться и вприпрыжку прильнуть с интересом к большому витражному окну. Да, он слышал краем уха, что отец начал ему говорить что-то о церкви, но хотел разузнать всё сам, раз попался такой поистине уникальный случай!
Скинув с себя тяжёлый бархатный плащ жемчужного цвета с богатой вышивкой и роскошный камзол, чуть более насыщенного цвета жемчуга, уходящего в лёгкую сиреневу, вампир остался в одной лёгкой светлой рубашке с кружевами и штанах. Герберт искренне считал, что так будет привлекать меньше внимания в толпе, хотя это было невозможно: его высокий рост, аристократичные тонкие черты лица и длинные волосы цвета светлого льна излишне выделялись на фоне остальных серых людей. Герберт сиял даже без всех своих украшений.
Оставив свои вещи на земле, молодой вампир юркнул в дверной проход церкви и… в ужасе замер, чувствуя, как в первое же мгновение его дыхание перехватило и на него словно всё это построение свалилось разом, погребая под собой. Столь тяжело и невыносимо было тут дышать. Силы моментально покидали тело, доказывая ещё одно суеверие: вампиры боятся церкви. Кажется, отец именно что-то такое там начал говорить на крыше?

Как и любая игра у Герберта – она ещё на стадии планирования (хотя о каком планировании можно было говорить, когда у него любой поступок и рывок был мгновенным импульсом) превращалась в смертельно опасную, и чем дальше Герберт в своих развлечениях порой доходил, тем страшнее зачастую могли быть последствия. Юный вампир ещё не понимал той страшной сути, что однажды отца рядом может просто не оказаться или он может не успеть. Он настолько натерпелся, будучи человеком, того, что отец его избегал, что старался всё время быть рядом. Быть рядом и доставлять трудности каждой своей восторженной выходкой. И ведь действовал он из самых лучших побуждений, словно безрассудный мотылёк, порхая от свечки к свечке, опаливая тонкие белёсые крылья и продолжая нестись к новым познаниям, практически сразу же легкомысленно забывая о пройденном за спиной опыте. Пройдёт еще не один десяток лет, прежде чем Герберт превратится в спокойного усидчивого вампира. Впрочем, возможно ли такое? А быть может это было заложено в нём природой и это уже было не исправить.
Вот и в этот раз «только посмотреть и в сторонке постоять обернулось непредвиденными последствиями. Ну разве мог ожидать виконт то, что вся компания молельщиков во главе с пузатым толстым попом именно в этот момент попрутся из церкви ради своего крёстного шествия? Разумеется, они нос к носу столкнулись с ошарашенным вампиром. И неловкая пауза повисла между ними... пока люди с интересом, ужасом, опасением и отвращением разглядывали светловолосое нечто, а тот в своё время отвечал им тем же. Но тут какая-то бабка нарушила тишину, возопив не хуже горгульи о том, что узрела пред собой… упыря. Герберт задохнулся от возмущения. Упырь?! Он?! Да что эта деревенщина о себе возомнила, оскорблять виконта? Между прочим, он – потомственный вампир благородных кровей, аристократ и наследник графства в Трансильвании!
- Упырь?!! – окрещенный «окаянный упырь» аж возмущённо взвизгнул, ощерившись на бабку во все свои клыки и чуть не зашипев, - сама ты упырь! Я – вампир, а не какая-о там подсобная нечисть! – недовольно клацнув клыками прямо перед носом старой женщины, быстро испугавшейся подобного проявления агрессии и ретировавшейся подальше в толпу, Герберт заметил, что в общем-то увлёкся и пора бы уже и честь знать, на столь близкое знакомство он не собирался оставаться. Да и не рассчитывал фон Кролок, что святая сила недостроенного храма будет столь сильной, тяжёлой и высасывающей энергию. Ему было тяжело стоять, дышать, даже думать! Да, зачатки чувства самосохранения тлели где-то там, в глуби светловолосой головы, однако стоило сейчас кому-то совершить глупость и началось бы увлекательное кровавое развлечение. И не факт, что жертвой в этот раз были бы люди, ибо именно они были всерьёз настроены расквитаться с ужасающим вампиром, который так нагло ворвался в их святыню. Предложения поступали одно страшнее другого, заставляя Герберта испуганно, по маленькому шажочку пятиться назад, надеясь успеть до тех пор, пока люди не догадаются преградить ему путь, но позади проёма препятствие всё же выросло, на которое виконт наткнулся спиной и… облегчённо выдохнул. Позади стоял отец, в чью широкую грудь он упёрся, его мёртвое дыхание холодило позади шею виконта, а этот запах… Сын никогда бы не спутал этот единственный и дорогой ему запах, который исходил от его отца. Внимание ошалелых крестьян во главе с не менее ошалелым (и напуганным, вампиры это чуяли лучше многих) попом переключилось на явившегося во всём своём великолепии Графа, мрачно сверкающим глазами на священнослужителя. Люди его, казалось, совсем не волновали, столь сосредоточенный, с неизменными нотками брезгливого презрения, был взгляд, обращённый на священнослужителя. Речами его священник тоже не проникся, тут же осмеяв вампира. Герберт заметил это уже тогда, когда ненавязчиво оказался заведённым за спину Графа фон Кролока в защитном жесте. Вот только это всё равно уже не помогло бы, поскольку крестьяне быстро сообразили, что к чему, кровь и вино бурлили в их жилах и они зажали вампиров в плотное кольцо, на удивление резво вооружившись вилами и факелами.
И вот сейчас Герберту стало страшно. Его такая невинная выходка обернулась грозной проблемой, из которой надо было искать выход. Но ведь отец найдёт, верно же? Крутанувшись на месте, сын прижался к отцу спина к спине, вжимаясь в него острыми лопатками и осматривая масштабы неприятностей. Даже стоя на пороге, вампир чувствовал, как тяжело ему не то, то двигаться, а просто даже дышать от высасывающей, прибивающей к месту силы храма.
- Отец, прости… - тихо прошептал он, понимая, что Граф, вероятнее всего, сейчас невероятно зол на своего беспечного сына, испортившего им финал путешествия.
- Загнать их в церковь! – в это время один из особо смелых мужланов грозно выступил вперёд, наступая на светловолосого вампира с вилами, и мужики по обе стороны от него это дело с улюлюканьем поддержали.
- Да!
- Сжечь нечисть!
- Уничтожить падаль упырьскую пред алтарём! – на последнего Виконт зло оскалился и грозно зашипел, угрожая уже сам.
Священник, почувствовавший поддержку толпы и всё еще пребывающей в одурманенном состоянии, решил что такое событие ему только на руку и тут же стал отступать под спасительные стены церкви, позволяя толпе втискивать вампиров обратно в святые стены. Ох, как бы он прославился бы, уничтожив двух настоящих вампиров! Его бы чествовали, как героя. Масляные круглые глазёнки предвкушающе заблестели, когда он с гаденькой улыбочкой выставил перед графом свой освящённый крест.
- Пади же в Ад, грязное отродье!

Самое страшное в этой ситуации было то, что Герберт, фактически, не боялся происходящего. Он не воспринимал эту ситуацию всерьёз, больше веселясь и подыгрывая, чем опасаясь. В его мертвом сердце всегда жила вера в своего отца, в то, что тот вытащит из любой ситуации, ведь Граф неуязвим, он может всё! И даже в этот раз отец доказал это, легко и пренебрежительно взяв крестик в когти и отшвырнув его в сторону, чем ввел толпу в священный ужас, а своего сына, повернувшего голову, в дикий восторг. Такого фокуса в исполнении отца он еще не видел! Да все его эксперименты с чесноком, святой водой и прочими жуткими противо-вампирскими атрибутами было детской игрой в сравнении. Увы, но виконт до сих пор не мог не то, что подойти к прямо обращённому на него кресту, но и смотреть на него. А уж коснуться и подавно! И не сказать, что Герберт не пытался или плохо старался. Помнится, он изгнался даже из своей собственной комнаты, когда достал там из тряпицы библию с крестом. В общем старался, очень старался молодой вампир обрести силу над посмертной истиной, но не мог, все эти невинные, казалось бы, штуки всё так же жгли, причиняли боль и дискомфорт, уничтожали вампира.
«Ух!» - широкая улыбка озарила красивое лицо молодого блондина и в свете свечей замерцали его длинные белоснежные клики, при виде которых добрая половина толпы побледнела, а особо впечатлительные отшатнулись. Ну а что, клыки вампира в полную величину — это не шутки! Проследив за тем, куда упал крест, Герберт даже испытал желание найти его и проверить, действительно ли он недостаточно свят или же это отец у него совершил невозможное, став в понимании сына чуть ли не богом. Хотя Герберт всегда именно так взирал на отца. Еще будучи ребёнком, восхищался и любил его до безумия. Он считал его Богом для себя. Богом кровавой жажды, как выяснилось позже. Этот мощный, внушительный суровый хищник, каким являлся его отец, не мог быть слабее какого-то жалкого толстого священнишки с расплывшейся багрово-испуганной рожей. Впрочем, боялся не только он, но и вся опешившая толпа, не ожидавшая такой наглости со стороны вампиров. Кресты-то на упырей не действуют, как оказалось! Граф тем временем продолжал глумиться над людьми, сбивая их с толку с таким высокомерно самодостаточным видом, словно зачитывал учебник по уничтожению нечисти. Вот только он не учёл, что Герберт подобных подробностей не знал и вполне тоже мог поверить. Вот к примеру герань… она правда действует? Или же граф просто сбивает их с толку? И судя по взгляду, брошенному на сына, это всё было простым розыгрышем, в котором отец добивался расслоения внимания толпы, пристыживая их.
- Да ну, куда им такие сложности знать! Ты посмотри, они упыря от порядочного вампира отличить не могут! – тут же возмущённо выдал виконт, сделав настолько оскорбленно-обиженное лицо, словно готов был от этой оскорбительной необразованности упасть в обморок в лучших чувствах нежного юноши, - у них даже вместо паприки чеснок на стенах висит, ты подумай, отец! Ну кто такую глупость им насоветовал?  А потом удивляются, что у них всякие бродят… Это вы их надоумили на такое, да?  - обратившись к самодовольно выпяченному пузу священника, спросил младший фон Кролок, стреляя глазками в полной брезгливости. На деле священник настолько вызывал у него неприязнь, что Герберт не смог бы даже укусить его. Виконт был очень чувствителен в подобных вопросах.
Давать волю виконту в таких делах было просто недопустимо. Переигрывание – это было еще одно из самых невинных его последствий. Собственно, дальше начался спектакль одного актера, поскольку, почувствовав полную безопасность (ну ещё бы, отец крестами швыряется, толпа испуганно и насторожено рокочет, вилы теряет!), молодой вампир юркнул к священнику и бабке, прислушиваясь к их разговору и сосредоточенно кивая.
- А хотите я с вами схожу? Помогу выбрать! Вы же знаете, что герань не любая пойдёт, а только определённого цвета?! Нет? Эх, ну вот, а вроде с виду казалось, что такие порядочные люди, - закатив глаза и прикусив нижнюю губу, отчего были прекрасно видны его клыки, Герберт вальяжно прошёлся средь толпы своей утончённой походкой, виляя бёдрами и строя симпатичным в толпе людям глазки (вообще-то строил парням, но почему-то реагировали бабы), уже не боясь напряжённых лиц и, подхватив со стены одну головку чеснока, подкинул её в руке, ловко ловя когтями. Спасибо его экспериментам, которыми он доводил отца до новых седых прядей, он теперь прекрасно знал, что и как действует, и с какой силой. На собственной шкуре, к слову, знал. И раз отец так эффектно швырялся крестами, виконт не мог не ввернуть нечто подобное.
С явно видимым удовольствием нюхнув чеснока, он отодрал один зубчик и откусил его, смачно жуя. Горело всё, внутренне вампир чуть ли не узлом завязался, думая, как бы это сплюнуть незаметно, но под напряжёнными взглядами ошалевших крестьян скорее проглотил то, что жевал. Нюх отбило напрочь, кажется следом за ним должно было отбиться и зрение. Вообще, по их реакции складывалось так, что это они скорее упыри, а не фон Кролоки. Потому что от дышащего чесноком виконта шарахались сильнее, чем вампиры от этого самого чеснока.
«Кхееееее, гадость! Пить!» - по взгляду, брошенному отцу, было понятно, что Герберт о своей импульсивной выходке уже жалеет, и готов сейчас то ли закашляться, толи вывернуться на изнанку.  Но зато его представление скрасило время в ожидании той самой бабки с душегубной геранью, которая пришла выметать ею окаянных вампиров.