Мои мысли оборвались на полуслове. Не помню, что именно я тогда думал, но уж точно не "Это конец, сейчас я сдохну".
Своей смерти я не заметил и почти не почувствовал, но теперь, стоя в наполненной мраком комнате, я знаю - некоторое время меня не было в этом мире, ни в каком воплощении, кроме присохших к стеклу остатков органики.
За окном идет дождь. Сильный такой ливень, затянувшийся, похоже, на весь день. Без грома и молнии, но оно и к лучшему. Можно ли придумать ещё более пошлое сопровождение возвращению мертвеца, чем то, что за долгие годы киноиндустрия истёрла до дыр.
То, что дождь стучит по стеклу ровно так же, когда прототипы явились по мою душу, весьма символично, как и место, в котором я вновь вынырнул в мир людей, спустя четыре месяца, после разрушения Фейрпорта.
Особняк Аристид, будь он трижды неладен. Здесь всё и началось.
Впрочем, самой хозяйки места сего не видно. Здесь тихо, сыро... ветер треплет плёнку которой кто-то закрыл выбитое окно. Похоже, что сейчас снова наступило лето, иначе было бы холоднее.
Рядом находится кто-то живой. Вернее, едва живой. Его присутствие отдается в сознании так, словно в пространстве существует одна огромная открытая рана. Сфокусировав зрение в густых сумерках комнаты, я различаю человеческое тело, свернувшееся комком на одном из шикарных белых диванов Женевьевы. Уже не таких белых.
Армахемского выродка я узнаю не сразу, выглядел он паршиво. Большинство виденных мною покойников, из тех, конечно, что не были разорваны на части, смотрелись лучше. А прототип ещё жив. Пока. Он даже не спит и шевелится, когда я сажусь рядом, чтоб лучше рассмотреть, что с ним стало. Никаких пулевых или осколочных ранений, следов от когтей или зубов тоже нет. То что его ранило, разрушало медленно, но повсеместно. Регенерация, похоже, давно пыталась вытянуть тело прототипа из ямы, в которую тот постепенно скатывался, но определённо не поспевала. По щекам, из глаз и носа стекают капельки крови, оставляя свежий блестящий след поверх засохшей корки. Белки, уставившихся на меня расфокусированных глаз, полностью тёмные от лопнувших сосудов, а под из под бледной кожи проступает густая сетка чёрных вен. Таким я видел своё отражение в последний раз, в стекле той самой будки.
Во мне смешиваются жалость и злорадное удовлетворение.
- Что, с братцем что-то не поделил? - усмехаюсь я издевательски. По хорошему, мне совсем не стоит здесь торчать, ведь призрак Феттела может быть где-то рядом. Глупо било бы исчезнуть снова, просто из-за собственной нерасторопности. Я уже оценил, ещё в прошлую нашу встречу, что сержант не самый общительный собеседник, потому не жду ответа, а протягиваю руку, чтоб коснуться его лица.
Подумать только, раньше все эти видения меня пугали, а теперь я даже не задумываясь решил заглянуть прототипу в голову. Может ли меня что-то испугать, когда самое худшее уже произошло?
Через несколько секунд я понимаю, что может. Это всего лишь полузатёртые воспоминания, отпечатавшиеся в раненном сознании, но их хватает чтоб к горлу подступил комок. Бог свидетель, я ненавидел Альму до глубины души, но даже она не заслуживала такой судьбы. Злорадство теперь не кажется уместным. Ему на смену приходит гнев. Понимание, что битва ещё не окончена.
Вместе с очередным кровавым кошмаром, я добываю знание о том, что ни одно тело не способно долго вмещать в себе фантома без последствий. Даже тело способное быстро себя излечивать. Пакстон оставил его ненадолго, но он ещё вернется. Всегда возвращается.
- По честному, стоило бы тебя здесь бросить. Но тогда я буду мудаком, совсем как ты, верно?
