Прислушайся к себе. Какая музыка звучит у тебя внутри? В бесконечности бессчётных вселенных мы все — разрозненные ноты и, лишь когда вместе, — мелодии. Удивительные. Разные. О чём твоя песнь? О чём бы ты хотел рассказать в ней? Если пожелаешь, здесь ты можешь сыграть всё, о чём тебе когда-либо мечталось, во снах или наяву, — а мы дадим тебе струны.

crossroyale

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » crossroyale » архив завершённых эпизодов » Curiosity killed the cat


Curiosity killed the cat

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

- Curiosity killed the cat -
http://funkyimg.com/i/22V7a.gifhttp://funkyimg.com/i/22V76.gif
http://funkyimg.com/i/22V78.gifhttp://funkyimg.com/i/22V77.gif
http://funkyimg.com/i/22V79.gifhttp://funkyimg.com/i/22V7b.gif
[audio]http://pleer.com/tracks/5401230BBKR[/audio]

участники:
Ганнибал Лектер и Эбигейл Хоббс

время и место:
Дом доктора Лектера.
Балтимор, штат Мэриленд.

сюжет:
Есть такие места, в которые нельзя ходить, даже во имя каких бы то ни было благих целей. Оказавшись там, ты уже никогда не выйдешь обратно, в чем и убедилась на своем опыте сотрудница ФБР Беверли Катц, когда пробралась в дом Ганнибала Лектера. Она хотела найти там доказательства, а нашла свою гибель.
Есть такие вещи, которые нельзя видеть, даже если они приблизят вас на один шаг к истине. Потому что такое зрелище для того и было спрятано, чтобы никто не смог его лицезреть. Беверли Катц поняла это слишком поздно – лишь тогда, когда ей пришлось поплатиться собственной жизнью за то, что она увидела Эбигейл Хоббс живой. Она хотела добиться правды, а вместо этого поставила под угрозу чужой, тщательно охраняемый секрет.
Есть такие ситуации, в которых человек попросту обязан умереть.

Отредактировано Abigail Hobbs (2015-09-25 11:29:25)

+4

2

Каннибалы.
Именно эта надпись на дверях гаража у дома Эбигейл Хоббс отчасти изменила что-то в восприятии Ганнибала. В тот самый момент, когда дыхание девушки участилось после прочтения этой надписи, когда это молчаливое оскорбление повисло в воздухе, Лектор понял: люди бросили вызов. И он этот вызов принял. С того самого дня Ганнибал решил вести за собой девочку, которая никогда не была каннибалом. Как и сам Лектер, она могла стать другой, она уже была другой. И он должен был защищать Эбигейл.
Пусть даже иной раз это самое «защищать» было несколько своеобразным. 
Любовь имела разные очертания и границы. Как и ненависть, она была непредсказуема, но хуже того - она становилась слабиной, из-за которой люди (и не только люди) шли на риск, подставляли себя и оставляли брешь в своей идеальной защите. И эта самая брешь едва не стоила Ганнибалу... нет, не всего. Всего лишь одной спокойной ночи, если бы он не успел домой вовремя.
Жизнь Эбигейл Хоббс после цепочки тонко спланированных событий была неким своеобразным таинством. И открыть тайник Ганнибал планировал лишь для Уилла Грэма и только для него. Но в тот вечер он всё же решил сделать исключение.
Уже подходя к дому, он знал: пожаловала незваная гостья. Тонкий знакомый аромат не удивил Ганнибала, скорее лишний раз подтвердил, насколько упрямым может быть Уилл. Упрямым ровно настолько, что Беверли Катц, отбросив осторожность, уже вторглась в дом предполагаемого Чесапикского Потрошителя в одиночку. Стало даже несколько обидно: Лектер ведь не планировал убивать эту женщину. Напротив, Ганнибалу нравилось играть с ней, вести её, подбрасывать подсказки, но так резко и скоро выносить приговор в этом случае он не собирался.
Размеренные шаги были тихими настолько, что гостья до последнего не должна была уловить его присутствия. Лектер даже не потрудился прихватить нож, ведь Беверли заслужила право на попытку выжить, да и отбирать её жизнь куда приятнее и правильнее было бы голыми руками.
Дверь в его комнату, которую можно было окрестить комнатой «Синей Бороды», была взломана крайне аккуратно: видимо мисс Катц планировала оставить своё вторжение незамеченным и вернуться с подкреплением, если её подозрение найдут подтверждения. И раз женщина зашла столь далеко, Ганнибал решил, что она заслужила знать правду. И он был готов пустить её в тьму своей обители, чтобы она увидела его главный секрет и перед смертью узнала всю правду. Ведь её внимание уже привлёк подвал?
Беверли осторожно и медленно спустилась вниз, решительно сжимая в руках пистолет. Ганнибал не тревожил её, и когда женщина включила свет, он молча стоял за её спиной, позволяя наконец-то вскрыться правде. Дыхание Катц участилось, в воздухе повисли паника и возбуждение, а с губ сорвалось тихое: «О Боже мой…», когда перед глазами женщины предстал призрак. Беверли не успела задать ни единого вопроса, так как взгляд призрака выдал чужое присутствие. Ганнибал почувствовал – Катц поняла, что он тоже тут. И верно, Беверли обернулась, и страх сменился внезапной решимостью и даже яростью. Она моментально поняла всё, и Лектер ждал, позволяя ей смаковать этот момент, подпитываться праведным гневом и осознаем того, насколько они все были слепы.
Беверли поджала губы, приходя в движение, но стремительный бег Ганнибала был быстрее вскинутого пистолета.
Выстрел. Второй, третий, четвёртый. Пятый. Шестой. Один Бог знает, почему последняя пуля была направлена в потолок.
Она боролась до самого конца. Пока руки Ганнибала сжимали тонкую шею, пока вендиго отбирал её жизнь и сущность до последней капли, Беверли не сдавалась. Она билась в его руках, панически соображая, что можно предпринять, не осознавая, что была обречена с того самого момента, как перешагнула порог чужого дома. Женщина даже сумела бросить на него последний, полный паники взгляд, и Ганнибал ответил столь же открытым взглядом, продолжая душить её.
И вот она теряет сознание. Лёгкое тело падает на пол, а Ганнибал продолжает молча возвышаться над своей жертвой.
А призрак, который так напугал Беверли Катц, всё ещё тут.
- Она всегда разделяла людей и места преступления слой за слоем, - произносит Ганнибал, не оборачиваясь. Эти слова можно было расценивать, как приговор. – Это подарок нам с тобой от Уилла. Открытка для нас. Поможешь мне сделать ответную открытку… Эбигейл? Только нам понадобится место в морозильной камере.

[AVA]http://2.firepic.org/2/images/2015-10/16/97jf6xzjs6fz.jpg[/AVA]

Отредактировано Hannibal Lecter (2015-10-16 13:10:58)

+3

3

Кто-то пришел к Эбигейл, и это был не Ганнибал. Кто-то рыскал в подвале, ставшем ее убежищем, словно искал именно ее. Словно наверняка знал, что в самых дальних углах прячется мисс Хоббс – не мертвая, но и не совсем живая. Тихая, не издающая ни единого звука, затаившая дыхание в ожидании… Чего? Кого? Она понятия не имела, кто мог осмелиться пробраться сюда с какими бы то ни было целями. Она сидела в кромешной тьме, погасив весь свет, как если бы нарушитель ее личного пространства не смог бы самостоятельно найти включатель. Она одновременно хотела увидеть этого до безумия отважного человека и опасалась попасться ему на глаза. Эбигейл должна была играть свою роль мертвой девицы до конца, пока Ганнибал не подыщет ей новую. Она не могла рисковать, пусть даже ради возрастающего с каждым мгновением любопытства. Поэтому она просто сидела на полу, прижавшись спиной к стене, подтянув к груди колени. Это была поза слабости, подходящая испуганной и загнанной в угол жертве. Но Эбигейл смотрела в темноту перед собой спокойными, почти равнодушными глазами, в которых застыло напряженное выжидание.
«Найди меня, – мысленно призывала она, облизывая сухие губы. – Ну же, найди меня»
Нет, она вовсе не пряталась. Она ловила на живца.

Свет больно резанул по глазам, успевшим привыкнуть к темноте. Эбигейл поднялась на ноги еще до этого мгновения, едва заслышав звук стремительно приближающихся шагов, едва различив очертания безымянного нарушителя. Она поднесла ладонь к лицу. Моргнула и попыталась сфокусировать взгляд, глядя на застывшую неподалеку фигуру сквозь пальцы. Она знала эту женщину, видела ее раньше, даже говорила с ней. Успела на нее насмотреться, когда была вынуждена иметь дело с ФБР, а потому была уверена в том, что сможет вспомнить имя, если постарается.
«Беверли, – вспомнила Эбигейл, отнимая ладонь от лица. – Она работает с Уиллом… Работала с Уиллом»
Эти сумбурные мысли проносятся в ее голове за долю секунды, а затем Эбигейл сперва чувствует и только потом замечает, что они с Беверли не одни. Ее быстрый взгляд через плечо незваной гостьи, который она не смогла проконтролировать, выдал присутствие Ганнибала, но было уже слишком поздно. Эбигейл знала, чем все закончится, еще прежде чем свет погас снова. Прежде чем раздался первый выстрел, после которого она малодушно закрыла уши ладонями, чтобы не слышать больше ничего. Зажмурила глаза, потому что не хотела всматриваться, не хотела ничего разглядеть. Она сама, сама желала поймать свою дичь, но опоздала. А ведь ее собственная охота должна была закончиться иначе.

Она слышала все. Ее тело била слабая дрожь, потому что ей казалось, что все повторяется снова. Она – приманка, на которую с легкостью ведется ничего не подозревающая жертва. А хищник торжествует, впившись клыками в того, кто помел нарушить помеченную им территорию. Эбигейл открыла глаза, когда услышала глухой звук падения, словно что-то в меру тяжелое рухнуло на пол. Она отняла ладони от ушей и опустила руки, понимая, что все закончилось. Ей хотелось снова включить свет, хотя она не была до конца уверена в том, что ей следовало видеть труп во всей красе. Тем не менее, это все равно было неизбежно, так что она шагнула по направлению к включателю, прежде чем ответить на обращенные к ней слова.
Я помогу, – произнесла Эбигейл тихо и без малейшего признака той или иной эмоции в голосе. Она не задумалась о том, какого ответа от нее ожидали, и выдала самый очевидный с хладнокровием, не вписывающимся в эту ситуацию.
Шаг вперед, еще один, и вот уже прямо перед ней была мертвая сотрудница ФБР, взирающая на нее снизу вверх пустыми, остекленевшими глазами. И Эбигейл смотрела на нее в ответ, не отводя взгляда, в котором в данный момент было не намного больше жизни, чем в теле этого трупа. Она удержалась от того, чтобы прикусить нижнюю губу – этот жест больше всего походил на нервный. А она не должна была нервничать, потому что Беверли все равно мертва. Эбигейл не могла и не должна была жалеть чужую ей женщину, с которой ее связывали только общие знакомства. К слову о знакомствах, знал ли Джек Кроуфорд, куда отправилась его подчиненная? Или это он сам послал ее на верную смерть? У Эбигейл мгновенно пересохло во рту от мысли о том, что в любой момент сюда могут ворваться агенты ФБР, чтобы отыскать свою коллегу. Или то, что от нее осталось.
Но что если она заранее сообщила, куда идет? Даже не начальству, а кому-то из своих коллег? Что если в ФБР знают, где ее искать, если она не вернется живой? – Эбигейл озвучила свои опасения вслух. Хотя, в то же время, она понимала, что Ганнибал должен был уже подумать об этом. У него всегда все просчитано, он не был бы так спокоен, если бы над ними нависла какая бы то ни было угроза. – Мне кажется ужасно глупым прийти сюда так, как пришла она. Никакой страховки, никаких путей к отступлению, ничего… Разве человек может быть до такой степени самонадеянным?
Эбигейл не могла решиться на то, чтобы разорвать зрительный контакт с мертвыми глазами. Только моргнула, когда почувствовала, что ее собственные глаза почти слезятся от напряжения. Снова остановила себя от попытки прикусить губу.
Уилл… – добавила она последнюю свою догадку почти шепотом. Так тихо, что Ганнибал, возможно, даже не услышал ее. – Уилл скажет им.

Отредактировано Abigail Hobbs (2015-09-27 23:45:02)

+3

4

Главной иронией в человеческом бытие Ганнибал всегда считал саму суть жизни и смертности людей.
Подумать только: человек, считающий себя царём природы, существом, приблизившимся к Богу, был столь хрупким и опасно уязвимым. Самой хрупкой сущностью в этом мире была сама жизнь. Её можно было легко разбить, словно хрустальный бокал о пол, или сломать, как дешёвую игрушку, купленную на распродаже. 
Лектер даже не приложил особых усилий, пока сдавливал горло Беверли Катц, прислушиваясь к тому, как жизнь медленно покидает её тело, оставляя лишь пустую оболочку, большой кусок мяса и костей, в котором больше не было души.
Вендиго поднял взгляд к потолку. Неужели это и была Его задумка? Неужели Он специально создал своего любимого человека таким слабым? Разве это была любовь?.. До истинной любви тут было далеко. Будь Его отношение к своим детям похожим на это светлое чувство, Он бы научил их быть сильнее и крепче. Он был плохим отцом. А Ганнибал?
Лектер считал, что в перспективе он может стать тем самым правильным отцом, который так нужен человеку. Он не был подобен Джареду Джейкобу Хоббсу и не хотел убивать юную Эбигейл, прикрывая своим желанием другие убийства. Он хотел показать Эбийгейл мир, в котором сама она становится сильным охотником, сломать которого не так просто, как мисс Катц. Жаль, что старший Хоббс уже мёртв: Лектер предпочёл бы, чтобы его убила сама Эбигейл.
Ганнибал не ощущает липкого мерзкого чувства вины или жалости, когда Эбигейл приближается. Кажется… тут даже другие эмоции, странное сожаление, но не по поводу смерти. Ганнибал чуть повёл головой. Он помешал своей приёмной дочери довести игру до конца? Радость приятно разлилась в груди, а губы тронула лёгкая улыбка. Он не стал говорить, что Эбигейл ей пока не стоит играть в такие игры, но в то же время он был горд и непременно бы поощрил её действия, спроси она его мнение. Детей надо уметь отпускать и нужно давать им право на личный опыт.
Тьма подбиралась к ним всё ближе. Тяжёлый запах смерти заполонил пространство. Лектер привык к этому, но всё же хотел быстрее избавиться от всего этого. Ему было жаль только то, что Эбигейл не видела его истинного лица, что не знала, кто возвышается над телом. Видел только Уилл, а девочка лишь ощущала.
Подопечная ответила ему. Спокойствие и равнодушие в её голосе доставляли Ганнибалу истинное удовольствие. Конечно же, он не верил, что Эбигейл так спокойна, как хочет показать, скорее всего, её заполняли различные яркие и живые эмоции. И уже не в первый раз юная мисс Хоббс приятно удивляла его своим умением играть и выбирать новую маску.
Однако что-то заставило Эбигейл долго стоять над трупом и смотреть в мёртвые глаза Беверли Катц. Ганнибал не мешал. Дочь не нужно было за руку вести к цели, как Уилла, она сама выбрала верный путь.
Но что если она заранее сообщила, куда идет? Даже не начальству, а кому-то из своих коллег? Что если в ФБР знают, где ее искать, если она не вернется живой?
- Они не знают, - Ганнибал всё же обернулся к дочери и улыбнулся. – Иначе бы уже были здесь.
Он не стал пояснять, что у него на самом деле под контролем абсолютно всё, и что в этот дом ФБР ворвутся, если только того захочет сам Лектер.
- Только один человек знает, где была Беверли Катц, - добавил он, решив быть с дочерью откровенным до конца. – Тот, кто направил её сюда. Наш Уилл. Который снова неприятно меня удивил. Я думал, что мы с ним поняли друг друга. И мне пришлось его наказать, - взгляд Ганнибала упал на тело Беверли. – Хватит ли ему мужества признать свою вину? В любом случае, мы всё обернём нам на пользу, Эбигейл.
Мне кажется ужасно глупым прийти сюда так, как пришла она. Никакой страховки, никаких путей к отступлению, ничего… Разве человек может быть до такой степени самонадеянным?
Лектер улыбнулся. Он и правда ощущал какое-то странное тепло в адрес этой девочки, испытывал своеобразную нежность. А потому её вопросы никогда не раздражали его, напротив, доктор ценил этот контакт и готов был отвечать своей подопечной.
- Столь самонадеянным является Уилл, - пояснил он. - А Беверли просто была его послушной игрушкой. Возможно, она бы сказала Джеку, но он… несколько занят.
Ганнибал решил не посвящать девушку в такие подробности, как попытка самоубийства Беллы.
Тихий шёпот дочери был практически не слышен, но Ганнибал понял её. Сам-то он как раз рассчитывал на то, что Уилл скажет Джеку хоть что-то, а не просто решится на дерзкий ответный шаг. А то тогда придётся быть более строгим по отношению к другу и пресечь его игру навсегда.
- Уилл скоро будет с нами, Эбигейл, - Лектер положил ладонь на макушку девушки и легко погладил её, как обычно взрослый может погладить ребёнка.
Всё же Эбигейл была прекрасна: такая красивая и хрупкая, и в то же время такая опасная. Хоббс просто не сумел оценить её правильно, потому, что сам был дешёвкой.
Ганнибал перешагнул тело Беверли и направился к морозильной камере. Благо та была практически свободна, и он мог в полой мере реализовать свой план. Чтобы войти в камеру и подобрать нужную полку, он даже не стал скидывать пиджак: температура тут была довольно низкая. Выбрав подходящую полку, доктор вернулся к телу, подхватил на руки и отнёс в морозильную камеру.
- Это нужно не только для того, чтобы передать послание, - пояснил он, укладывая тело на стол. – Мы должны воздать ей честь или наоборот унизить и обнажить её сущность за самонадеянность, воздать за всё, что она делала. Что бы сделала ты с ней? – спросил мужчина, подняв взгляд на дочь. – Как бы ты поступила?
В ожидании ответ Ганнибал положил тело максимально равно: ноги прямо, руки вытянуты по бокам, глаза закрыты. Поправив причёску и куртку жертвы, он любовно осмотрел своё будущёё творение и улыбнулся.  Нужно будет обязательно дать знак, где искать. Именно это сделает позже Эбигейл.

[AVA]http://2.firepic.org/2/images/2015-10/16/97jf6xzjs6fz.jpg[/AVA]

Отредактировано Hannibal Lecter (2015-10-16 13:10:49)

+3

5

«Я не монстр» – говорила Эбигейл самой себе время от времени, и с каждым разом внутреннее сопротивление и все связанные с этой мыслью сомнения становились слабее. Она определенно не могла быть монстром теперь, когда некому было ее обвинить, когда все ее обвинители были вынуждены оставить свои подозрения в прошлом, ведь о мертвых либо хорошо, либо ничего. Она всего лишь делала все, чтобы сохранить собственную жизнь, ровно как и все прочие живые существа. Проблема была лишь в том, что в ее случае выживание оказалось очень сложным и замороченным искусством. До такой степени сложным, что она то и дело нуждалась в подсказках со стороны, в этаких толчках в бок, призванных указать ей нужное направление. Ее мертвый отец, прославившийся на всю страну ужасными преступлениями, подталкивал ее в направлении ни в чем не повинных девочек, удивительно похожих на нее. В ночных кошмарах Эбигейл продолжала чувствовать его ладони на своих плечах, слышала его подбадривающий шепот, после которого инициатива в вечной игре на выживание переходила к ней. Но в реальной жизни, наступающей после пробуждения, отец перестал быть ее проводником, уступая место человеку куда более мудрому, сильному и… темному. Теперь Эбигейл делала то, что должна была делать согласно указаниям доктора Ганнибала Лектера, и не могла поступать иначе. Она не могла избавиться от ощущения, словно блуждает в темноте настолько плотной и совершенной, что ничего нельзя было различить. Никакого света в конце тоннеля, никакой дорожки из хлебных крошек – ничего подобного не было и в помине. Была только рука Ганнибала, за которую можно было ухватиться, чтобы идти с ним и за ним, но не зная, куда именно. Эбигейл делала все, что он говорил ей делать. Она делала все, что он делал. И она не смогла бы свернуть с этого пути, даже если бы захотела. Она не смогла бы выбраться, и только задавала себе вопрос, которого никогда не задавала раньше: куда она движется? Куда этот человек, занявший место ее мертвого отца, толкает ее? Но ответа не было. Было только «сейчас и здесь». Была только мертвая Беверли, от которой надо было избавиться, но при этом действуя так, чтобы вместе с ее трупом оставить послание.

Эбигейл шагает в морозильную камеру и тут же невольно обхватывает предплечья ладонями, хотя совсем не чувствует холода. Вернее, чувствует, но не сразу. И ее совсем не заботит этот незначительный дискомфорт, потому что свитер у нее теплый, а обувь больше подходит прогулкам, чем дому. Остановившись в шаге от Ганнибала, Эбигейл отстраненно наблюдала за тем, как он осторожно, почти бережно укладывает бездыханное тело на столе. С мертвыми он часто бывал более обходителен, чем с живыми. Эбигейл знала, что от нее ждали ответа, а потому цеплялась за любые подсказки, которые смогли бы направить ее на верный путь. Указать, что следует делать с останками незваной гостьи, чтобы ее ответ был максимально приближенным к правильному. Чтобы ее предложение не разочаровало.
Слой за слоем… – пробормотала она, чуть склонив голову к плечу. – Ты сказал, что она разделяла преступления слой за слоем. То же самое мы могли бы сделать с ней. Это было бы… символично. Последняя дань человеку, которым она была, – хоть Эбигейл и предложила такой вариант, она не очень-то представляла, как его можно осуществить. Ей никогда не приходилось задумываться о таком, ее заданием всегда было исполнение чужих указаний с минимальным процентом самостоятельной интерпретации. И так было легче. Можно было почти не задумываться о собственной роли в происходящем, а просто закрыть свое сознание и делать. Говорить, двигаться, дышать, но машинально.
Мы могли бы… попросту распилить ее на части, обескровив перед этим? – неуверенно предложила Эбигейл, переступая с ноги на ногу. Чего-то не хватало в этом предложении, но она не могла уловить эту недостающую часть, которая превратила бы сущие наброски в самый настоящий план.
Осторожно, не повреждая органы, чтобы не испортить мясо, – поспешно добавила она, словно это было самым важным. Не испортить мясо. Ни в коем случае не позволить смерти оставаться только смертью, потому что в таком случае это будет убийство. Именно так ее учил отец, вкладывая в ее руку окровавленный охотничий нож. Только сейчас перед ней была не мертвая лесная дичь, ловко пристреленная из ружья. На столе лежало тело женщины, которая не так давно была так же жива, как и Эбигейл. Еще несколько минут тому назад она стояла прямо, крепко держала пистолет в руках, а на ее лице было написано крайней степени изумление. «О Боже мой» – сказала эта женщина, и это были последние слова в ее жизни. Теперь на этом лице не осталось ничего, кроме бледной маски смерти.

«Я не монстр» – вспомнила Эбигейл, сглатывая горькую слюну. Не было ее вины в том, что сотрудница ФБР, о которой она так мало знала, появилась не в то время и не в том месте. У сотрудников ФБР налицо было отсутствие инстинкта самосохранения, они лезли куда не надо и задавали лишние вопросы. И эта взрослая женщина, которая успела прожить приличное количество лет, оказалась глупее девятнадцатилетней Эбигейл Хоббс. Явилась в дом человека, которого, судя по всему, подозревала в жутких преступлениях. Средь бела дня, с одним несчастным пистолетом, совершенно одна. Глупая Беверли, как она вообще планировала выбраться из дома Ганнибала Лектера живой? Особенно после того, как увидела Эбигейл, которую все признали мертвой, лицемерно оплакивая трагическую смерть юной девушки во всех главных издательствах. Глупая Беверли, она сама себя обрекла, за что и поплатилась в итоге. Эбигейл здесь ни при чем, она могла только наблюдать со стороны, изначально зная, чем все закончится в итоге. Эбигейл – не монстр. И в то же время она так устала быть жертвой.

+3

6

Было бы прозаично и красиво, если бы Эбигейл Хоббс убила своего отца. Красивый акт кровавой пьесы мог быть бы оглушительным взрывом эмоций, поражающим взрывной волной всех случайных свидетелей. 
Пусть Ганнибал и не смотрел в сторону Эбигейл, он прекрасно слышал, что она приблизилась. Робкая лань, такая обманчиво невинная и рассеянная, она добровольно шагнула из мрачного сумрака в ещё более густую тьму. Для Ганнибала это было своего рода доверие: к малознакомым и даже знакомым людям он редко поворачивался спиной, особенно это было бы актуально в такой щекотливой ситуации. Но раз уж Лектер решил связать свою жизнь с этой девочкой, он должен был уметь ей доверять. При этом стоило учитывать и не самое благоприятное праведное влияние Уилла, которое могло усилиться в будущем. Чтобы Грэм ни делал и ни говорил, демону нужны были гарантии, что Эбигейл его не предаст и не особо поддастся влиянию второго «отца».
Девушка молчала, и Ганнибал не торопил её с ответом. Что бы он ощутил, если бы она ответила неправильно? Пожалуй, он бы укорил себя: детей надо воспитывать и учить. Он был готов делиться своей любимой наукой, и в отличие от старшего Хоббса не стал бы запугивать подопечную угрозой смерти и подавлять её низменными инстинктами убийства. Всё же, Джаред был жалок, если подумать. Своим варварством он желал сломать дочь, а вместо этого породил существо, куда более сильное, чем он сам. В итоге Хоббс гнил в земле, а Эбигейл жила и была почти свободна. Почти.
И вот девушка повторила его слова. Уловила, выцепила их из всех остальных, приятно удивляя своего тёмного учителя. Понять замысел вендиго порой было не так просто, да и за последние годы Балтимор и его округа могли похвастать самыми разнообразными убийствами, так что фантазия девушки на фоне всего разнообразия могла ограничиться ими. Но нет, и это было прекрасно.
Дань… Пусть будет так.
Ганнибал не стал говорить этого вслух, чтобы не спугнуть Эбигейл, но сам он вряд ли хотел воздать жертве дань. У него был свой взгляд на работу и деятельность этой девушки, и он подозревал, что она, как и другие его жертвы, будет бродить неподалёку, что непременно увидит Уилл. Или же Беверли обретёт свободу?
Последующие слова дочери были как бальзам на его тёмную душу. Как точно она передала его замысел, пусть даже не осознавая и не представляя, как именно это нужно сделать. Она видела и понимала – это было главное, а практике её научит персональный демон. Можно было считать это своего рода посвящением, когда Ганнибал признавал в приёмной дочери подобную себе, равную во всём.
Не повреждая органы…
Всё же старший Хоббс кое-чему её научил. Уважению к смерти. Что ж, это было неплохо, по крайней мере, не было нужды в этот момент бороться с моралью.
- Ты даже не догадываешься, насколько ты права.
Лектер повернул голову в сторону девушки и улыбнулся. Конечно же, он собирался забрать трофей, но это не был единственный его мотив. Послание должно достигнуть и Уилла, и Джека, который в очередной раз так беспечно упустил человека, за которого отвечал. Уилл тоже был бы мёртв, если бы не его природные таланты и достоинство, за которые Лектер даже и не смел подумать о его убийстве.
Джек, скольких ты привёл на эшафот? Не думал ли ты, что иной раз, Чесапикский Потрошитель это ты.
- Кроме того мы отправим подарок и загадку одновременно, - Ганнибал специально сказал «мы». – Смерть Беверли не должна быть напрасной, мы должны соблюдать законы природы и баланса. Есть действие, а есть противодействие. К тому же эта жертва идеально вписывается в наши планы, Эбигейл.
Главное, убедить, что они правы. Главное, дать понять, что есть одна правда и она тут, рядом. Главное, установить своё господство и стать единственным авторитетом. Ганнибал не зря в тот день забрал чужие почки. Беверли поняла это, за что и поплатилась своей жизнью, а теперь можно было устроить равноценный обмен.
- Будь добра, принеси мне мои медицинские инструменты, - попросил Лектер.
Чтобы принести его скромный набор, Эбигейл следовало подняться из подвала. Ганнибал был уверен, что она не убежит, что её никто не увидит, и что всё пройдёт так, как надо.
- Заодно захвати из второго морозильника одинокий пакет с верхней полки, - он бережно обошёлся с почками. – И расскажу, как привести в действие задумку и оживить смысл, если ты не боишься, дорогая.
Провокация иной раз была важнее самого действа. Что скрывалось во тьме, что порождало её, что выходило из ней? Можно было рассуждать об этом вечно, но ступить в темноту и вернуться - именно это было истинным искусством, которому мужчина собирался обучить девушку.
И только об одном он жалел: о том, что не Эбигейл Хоббс убила своего отца.

[AVA]http://2.firepic.org/2/images/2015-10/16/97jf6xzjs6fz.jpg[/AVA]

Отредактировано Hannibal Lecter (2015-10-16 13:10:38)

+3

7

[audio]http://pleer.com/tracks/254339k0F3[/audio]

Молча кивнуть и уйти – вот и вся реакция Эбигейл. Ей нечего было сказать, потому что ее ни о чем не спрашивали. Ей нечего было добавить, потому что все уже было решено, дальнейшая судьба бездыханного тела Беверли предопределена, действия просчитаны. Оставалось только кивнуть, на мгновение задержаться на одном месте, а потом резко развернуться и направиться к выходу з подвала неспешным размеренным шагом. Выполнить несложные инструкции в лучшем виде и быть готовой к тому, что последует дальше. Эбигейл уже занималась разделкой животных, так что можно было убедить себя, что разницы между Беверли и диким лесным зверем нет никакой. Она думала об этом, ступая в темноту и тишину дома, которые были одинаково безупречны. У ее обуви была мягкая подошва и ни один из ее шагов не был слышен, не мог нарушить почти абсолютный покой этих комнат. Движения Эбигейл были легкими и едва уловимыми – она скользила тенью, не включая свет и не задевая предметы на своем пути. Она была бы идеальным призраком, если бы не одно незначительное «но» – призраки не вздыхают, нащупывая в темноте коробку с медицинскими инструментами. Призраки ничего не чувствуют, касаясь подушечками пальцев холодной поверхности крышки, а вот у Эбигейл все внутри похолодело, словно там было спрятано что-то куда более опасное и зловещее. Как в древнегреческом мифе, о котором Эбигейл писала двухстраничное эссе в девятом классе – все беды мира, собранные богами в одном сосуде. А она в роли беспечной Пандоры, готовой выпустить все это наружу, повинуясь собственному любопытству. Эбигейл выдохнула, поднимая коробку и направляясь обратно в подвал, на этот раз в более быстром и стремительном темпе. Она не могла отрицать, что любопытство тоже двигало ею сейчас. А убедить себя в том, что у Беверли много общего с подстреленным на охоте зверьком оказалось проще, чем она ожидала.

Эбигейл могла бы не вернуться. Она даже подумала об этом, придерживая инструменты одной рукой, а второй дотягиваясь до верхней полки морозильной камеры. Это было бы так просто – направиться к входной двери, а потом, оказавшись на улице, побежать. И бежать так быстро, что, возможно, у нее даже был бы шанс выжить. Но это глупость и бред, потому что такого шанса у нее не было, будь она даже самой лучшей бегуньей во всем штате. Это чистейшей воды идиотизм, потому что ей даже некуда бежать, не к кому обратиться, негде найти новое убежище. И чего ради? Эбигейл хоть и могла поступать опрометчиво, но не была дурой. Во всем бесконечно огромном мире с миллиардами людей ее единственным союзником оставался Ганнибал, а потому Эбигейл игнорировала все предоставленные им возможности выйти в мир. Возможно, однажды она выйдет через незапертую дверь, чтобы взять свою жизнь в собственные руки, но не сегодня, не в ближайшее время. А пока ей казалось, что он испытывает ее таким образом. Ненавязчиво указывает ей на факт ее иллюзорной свободы, а сам стоит в стороне и наблюдает, как она поступит дальше.
«Да и разве только в этом вопросе? – спросила она себя, закрывая морозильную камеру и на мгновение замирая на одном месте с медицинскими инструментами Ганнибала в одной руке и неприятно холодящим пальцы пакетом в другой, – Разве он не будет наблюдать за мной и сейчас, улавливая каждое слово, каждое действие? Ему интересно, что я сделаю. А мне… интересно, что сделает он»

Это делало ее монстром? Этот интерес, который подталкивал ее вперед, обратно в другую морозильную камеру, в то время как она теоретически могла бы оставить свое временное убежище позади. Эта относительная легкость, с которой она смогла отодвинуть муки совести куда-то на задний план, постепенно переставая воспринимать Беверли как некогда живого человека. В этом было что-то неправильное.
Я подумала кое о чем, – заявила Эбигейл, вернувшись обратно со всем тем, за чем ее посылали. – Возможно, мне больше не следует оставаться здесь. Это слишком опасно и для тебя, и для меня, потому что в следующий раз сюда может прийти не один чрезмерно самонадеянный агент ФБР, а целый полицейский отряд. Тогда мы не спасемся.
Эбигейл отрицательно покачала головой, осторожно отставляя свою ношу в сторону. Растерла замерзшие пальцы, больше не глядя на Беверли, но не сводя слегка обеспокоенного взгляда с Ганнибала.
Уилл видел тебя, – добавила она, вкладывая в слово «видел» куда больше смысла, чем мог предложить один из толковых словарей. – Уилл знает. И он предпримет что-то еще, а я буду лишь дополнительной помехой. Мне здесь больше не безопасно.
Как если бы ей было безопасно здесь изначально. Как если бы кто-то мог быть в безопасности рядом с таким человеком, как Ганнибал Лектер. Он был добр к ней, он один мог понять и принять ее, он помогал ей во всем. И все же Эбигейл не питала иллюзий, прекрасно зная, что один неосторожный шаг мог превратить то, что связывало их, в нечто чрезвычайно опасное и чреватое летальным исходом.

+2

8

В его Дворце Памяти Эбигейл Хоббс уже заняла свою комнату, пока что небольшую, но расположенную в самом начале длинного коридора, близко к центральным залам. Ганнибал не лукавил, когда говорил Уиллу, что эта девочка стала для него «суррогатной дочерью», и что он так же, как и профайлер-эмпат, ощущает ответственность за её судьбу. Сейчас Эбигейл проходила «посвящение», преображаясь точно так же, как и Уилл, и мерилом перемен, происходящих с ними, сейчас было лишь время. Каждая секунда отмерялась новой каплей крови, каждый поступок можно было охарактеризовать с точки зрения чёрного и белого, плохого и хорошего. Ошибочные выпады судьбы, подобные гибели Беверли Кац, тоже имели свой цветовой диапазон, и по своим меркам вендиго искренне считал, что ему было за что забрать эту женщину. Возможно, его можно было укорить в остаточном юношеском максимализме, но даже зверь знает, чем чревато вторжение в чужую пещеру, и что это, своего рода, извращение. Беверли была подобно зверю-нарушителю, а он, тот, кто эволюционно был намного выше её, стал карателем и судьёй.
Тихие шаги за спиной – Ганнибал остался один на один со своей жертвой. Он равнодушно глянул на тело Беверли Кац, отмечая, что смерть преобразила и её. Резать пустую оболочку всегда было легко, точно так же, как рвать бумагу или ломать пластиковую куклу. Впрочем, и отбирать жизнь у живых людей было немногим сложнее. Просто тут приходилось взвешивать все «за» и «против», так как любой поступок должен был быть осмысленным и что-то за собой нести. Лектер на мгновение прислушался. Нет. Беверли Кац тут не было. Неужели обрела свободу? Или её тень решила направиться сразу же к тому, кто обрёк её на эту гибель? Будет ли она обвинять Уилла Грэма, когда он увидит, что произошло. Нет… Беверли не будет обвинять.
Он не опасался, что Эбигейл убежит. Напротив, Ганнибал был уверен, что любопытство пересилит девочку, и что она вернётся. И возможно удивит не только его, но и себя. Принуждение было не в приоритете. Куда чаще он выбирал доверие и желание, так как именно эти чувства впоследствии должны были сыграть положительную роль, что отразится на их жизни в дальнейшем.
Пока его подопечной не было, Ганнибал надел привычный защитный костюм и перчатки, а также обследовал одежду и тело Беверли, чтобы не осталось ни единого следа, свидетельствующего о месте её пребывания.
Вновь послышались тихие шаги, на этот раз возвещающие его о возвращении. Эбигейл была здесь, как он и ожидал. Поставив всё принесённое на стол, она заговорила, и в её словах был смысл. Конечно же, Ганнибал бы знал, решись кто-то снова наведаться к нему, но тревога девушки в его планы явно не входила. Эбигейл должна была чувствовать себя защищённой.
- Даже на такой случай можно придумать очень правдоподобную историю, - Ганнибал неоднозначно посмотрел на девушку, прекрасно зная, как та умеет манипулировать окружающими. – Однако есть место, куда я могу тебя перевезти. И если уж быть до конца честным, то юной девушке там будет куда удобнее, чем тут.
Подойдя к своему медицинскому кейсу, мужчина извлёк небольшой скальпель, прикидывая, как будет лучше сделать разрез. Сильная аккуратность была тут ни к чему, ведь то, что он подготовил для Беверли, так или иначе сотрёт следы его операции.
- У меня есть дом. О нём никто не знает, соседей там нет в ближайшей округе. Дом на обрыве над океаном, нравится предложение? – Ганнибал поднял кофту Беверли и сделал небольшой косой разрез, задевая большой массив мышц живота. Операция, выполняемая на трёх этажах брюшной полости, была не самой простой, но благо его богатый опыт работы хирургом всегда пригождался. – Я обеспечу тебя всем необходимым, Эбигейл.  Что же касается Уилла… - Лектер быстро посмотрел на девушку. – Он видел не только меня, дорогая. И ты не хуже меня знаешь, что он любит отрицать свои видения. Надень перчатки и извлеки из пакета почки, пожалуйста. Если не хочешь – не нужно, я справлюсь и сам.
Тонкие губы изогнулись в улыбке. Принуждение не было в приоритете. Он хотел, чтобы Эбигейл сама решилась на то или иное действие, сама неспешно пришла к тому, чтобы стать равной своему «суррогатному отцу». Только тогда, когда они уедут втроём, можно будет быть уверенным, что у их семьи не будет проблем.
В верхнем этаже живота под диафрагмой Лектер нащупал верхний полюс почки. И всё же в нем опять взыграл перфекционизм, ведь даже операцию трупу он проводил крайне бережно и осторожно, чтобы не пасть лицом в грязь перед экспертами ФБР, которые обязательно заметят его работу. Нет, не они. Уилл заметит и поймёт. И единственное, чего ему не будет хватать для цельной картины – образа Эбигейл Хоббс.   

[AVA]http://2.firepic.org/2/images/2015-10/16/97jf6xzjs6fz.jpg[/AVA]

Отредактировано Hannibal Lecter (2015-10-16 13:11:15)

+3

9

— Ты умеешь убивать.
— Не людей!
— Думаешь, есть разница?

Хорошо, – Эбигейл кивает и больше не беспокоится о своей безопасности от вездесущих агентов ФБР. Потому что точно знает, что Ганнибал непременно обо всем позаботится. Решит эту проблему точно так же, как и все предыдущие, а самой Эбигейл остается только довериться и помогать. Тогда никто и ничто не будет ей угрожать, это уж точно.
Мне нравится эта идея, – добавляет она, чуть помедлив. Если подумать, то изолированный от окружающего мира дом, без вечно неуместных соседей являлся именно тем, что ей было нужно. Она сможет свободно гулять на свежем воздухе в любое время суток, сможет перемещаться по всему дому без малейшего опасения, сможет выглядывать в окна когда ей только вздумается. Она все еще будет ограничена в своих возможностях, но в то же время у нее появится чуть больше свободны действий. Чуть больше контроля. Такой поворот событий был только на руку Эбигейл, и она бы непременно обрадовалась, если бы только не видела прямо перед собой цену этой новообретенной маленькой свободы. Глядя на застывшее в смертной маске лицо Беверли, она была не до конца уверена в том, что такую цену можно считать справедливым обменом. Но не ей рассуждать о справедливости.
Когда мне следует собрать вещи? – прямо и спокойно спросила Эбигейл, словно они с Ганнибалом занимались каким-то самым обыкновенным и рутинным делом, наподобие совместного приготовления завтрака или уроков игры на клавесине. Словно Беверли была не такой уж важной по сравнению со своевременно собранными вещами.

Она могла бы отказаться от участия в обработке трупа, несмотря на то, что сама же и придумала способ, при помощи которого Беверли можно будет превратить в послание. Она могла бы уйти, забиться в свой угол и занять себя чем угодно, вместо того, чтобы принимать на себя роль ассистентки Ганнибала. Чисто теоретически, Эбигейл могла выбирать. Но если говорить о практической стороне этого вопроса, то это была лишь иллюзия свободного выбора. Она прекрасно знала это еще с того самого дня, когда умерла для всего мира. Поэтому не стала колебаться и тратить время на неуместные размышления, а просто нашла тонкие медицинские перчатки, которые прилегали к ладони подобно второй коже. Почему-то задумалась о том, почему они с отцом никогда не занимались разделкой животных в перчатках, ведь потом было так трудно отмыть руки от крови, которая пропитывала все своим стальным запахом, засыхала под ногтями темными багровыми лентами. Эбигейл никогда не нравилась кровь, хоть она не брезговала ею, и уж тем более не относилась к впечатлительным барышням, готовым лишиться сознания от одного только вида алой жизненно важной жидкости. Эбигейл не была в восторге и от вида разреза на животе Беверли, но не могла не признать, что этот разрез был идеально ровным, мастерским. Даже красивым в каком-то извращенном значении этого понятия. Ни капли не похожим на те глубокие и грубые, пусть и предельно аккуратные разрезы, которые она делала сама, вооружившись охотничьим ножом.
Что я должна делать? – негромко спросила Эбигейл, но этот вопрос был меньше похож на просьбу о дальнейших инструкциях и больше на удивление. Что она вообще могла сделать, если никогда не занималась ничем подобным и так мало умела? Она не могла отделаться от чувства, что если только прикоснется к телу, то непременно все испортит, основная задумка будет загублена, и эта смерть окажется еще более бессмысленной. А вот касаться чьих-то замороженных органов было не так страшно. Почки холодили ей руки даже через перчатки и были больше похожи на своеобразные полуфабрикаты, чем на часть человеческого тела.
Тебя никогда не беспокоила мысль о том, что это живые люди с собственными душами? – вдруг спросила Эбигейл, поднимая глаза на Ганнибала. Ей казалось, она заранее знала, что он скажет, но ей было необходимо спросить. – Что у них были свои мысли, устремления, мечты. Свое будущее, которого у них уже не будет, потому что ты лишил их этого. Ты никогда не сомневался в том, что имеешь право играть в бога, решая, кому жить, а кому умирать?
В ее словах не было и намека на обвинение. Это были просто вопросы, на которые ей хотелось получить ответ, чтобы понять Ганнибала. Чтобы понять саму себя и определиться, сможет ли она жить с этим кровавым грузом на своих плечах. Но она смотрела на Ганнибала и ей все больше казалось, что ответ был известен ей с самого начала. У него нет в голове того, что заставляет кривиться, когда видишь чужую боль. Или это бывает в груди? Кто знает.
У него в груди только сердце, спокойно качающее кровь.

+1

10

Эбигейл приняла предложение своего пленителя и единственного на данный момент союзника и заговорщика. Не то, чтобы у неё был богатый выбор, но данное предложение на самом деле было выгодным обоим сторонам. Библиотека в том доме была полна книг любых жанров, также там имелось достаточно техники, в том числе и ноутбук с интернетом. Девушка наконец-то сможет передвигаться по всему дому, и Ганнибал не планировал ограничивать её хоть в чём-то. Сам он практически там не бывал, так что даже если «дочь» захочет осмотреть каждую комнату – это не будет вторжением в его личное пространство. Также она сможет сидеть недалеко от обрыва и любоваться океаном и закатами – это было поистине прекрасным зрелищем. Пожалуй, давно следовало задуматься о том, чтобы позволить девушке жить более свободно.
Когда мне следует собрать вещи?
Спокойствие в голосе Эбигейл радует Ганнибала больше всего остального. Он улыбнулся, посмотрел на неё мягко и, не задумываясь, ответил:
- Лучше сегодня. Либо я отвезу тебя ранним утром, после того, как закончу с нашим «посланием», либо прямо сейчас, пока наша гостья будет… доходить до нужной кондиции. Как тебе будет удобнее.
На заморозку требовалось время и не следовало понапрасну терять его, когда можно было сделать что-то полезное в отведённые сроки. В крайнем случае, он и сам успешно справится с распиливаем тела своей последней жертвы, а Эбигейл и так уже проявила себя на удивление смело и решительно. Оставалось только достать музейное стекло.
Краем глаза Ганнибал видел, как Эбигейл натягивала на руки перчатки. Он учил её тому, что умел сам и не испытывал за это угрызения совести. Жизнь с самого начала научила его кровавой игре, подкидывая новые всё более извращённые уроки, проверяя на прочность то страшное изувеченное морально создание, которое породила холодной литовской зимой. Юность Эбигейл невольно напоминала Лектеру о его потерянной юности. О юности, до которой он не дожил. Ганнибал Лектер умер ещё ребёнком, когда очередной снаряд уничтожил охотничий домик раз и навсегда, а взамен чистой души в свободном теле воцарилось нечто тёмное, мстительное и опасное.
Что я должна делать?
- Ничего такого, что было бы тебе неприятно, - нужно было создать иллюзию комфорта и свободы. - Ты всё делаешь правильно, - подбодрил девушку Ганнибал, видя, как та достала почки из пакета. – Сейчас я отдам тебе почки Беверли, и ты уберёшь их в тот пакет, а эти я «подарю» ей. Как думаешь, они поймут? Я думаю, что поймут.
Тебя никогда не беспокоила мысль о том, что это живые люди с собственными душами?  Что у них были свои мысли, устремления, мечты. Свое будущее, которого у них уже не будет, потому что ты лишил их этого. Ты никогда не сомневался в том, что имеешь право играть в бога, решая, кому жить, а кому умирать?
Ганнибал замер лишь на мгновение: всё же останавливаться было нельзя. В этот самый момент Лектер осторожно извлёк почки и передал их девушке, а замороженные с особой осторожностью поместил в верхний этаж живота. Работа довольно тонкая, аккуратная, требующая полной сосредоточенности, однако даже при таком действии мужчина был способен ответить на вопрос «дочери». Она заслужила привилегию задавать вопросы.
- Я не испытываю к ним сострадания, никогда не испытывал, Эбигейл, - честно признался он. – Я не часть этого стада, так же, как и ты. Как ты думаешь… почему тебя так ненавидели? Все те, кто дышит, чувствует, у кого есть душа, почему они набросились на юную хрупкую девушку, которая сама едва не умерла от раны на шее? Разве они не были способны понять, что ты такая же жертва, что сейчас тебе тяжелее, чем им? А всё потому, что ты выжила. А их родные – нет. Они тебя ненавидели, потому что ты оказалась сильнее, ты - не одна из них. Они завидовали тебе, потому что они слабые и у них ничего нет. Ни веры, ни надежды, ни стремлений. Так что если хочешь услышать от меня слова сострадания или раскаяния, то приведи более логичные причины жалеть их, - он поднял взгляд на девушку. – Таких, как ты и я, жизнь этому учит, и мы внимаем её урокам. А что до Бога…  Я не претендую на его должность, так что не думаю, что это «игра в Бога». Мне нет дела до него, а ему до меня. Всё честно. В любом случае, он убивает в разы больше, и я уступаю ему в изощрённости и жестокости.
Почему-то вновь послышались крики Мики. Ганнибал никак не продемонстрировал то, что прошлое безжалостно напомнило ему о себе, даже рука с хирургической иглой не дрогнула, когда он делал ровный и аккуратный шов. Бог бросил их тогда, и ангел не спустился, чтобы защитить невинных детей.
- Её звали Мика, - внезапно произнёс Лектер, собирая свои инструменты. – Мою сестру. Ей было всего четыре года, когда банда мародёров преподала мне первый и главный в жизни урок: слабость – самый недостойный порок из всех. А ведь Мика даже не совершила ничего плохого за свою короткую жизнь. Я же забираю тех, по ком эта планета плакать точно не будет. Бывают и исключения… - Ганнибал бросил взгляд на безжизненное лицо Беверли. – Но я не собираюсь жалеть ни о чём, даже если иногда ошибаюсь.
Он так и не смог убить Мириам Ласс, но об этом Эбигейл точно знать не следовало. Иногда сострадание пробуждалось и в нём, а возможно это просто была дальновидность. В любом случае такие люди как Уилл и Эбигейл отличались от остальных, и в планы на меню точно не входили. Всё, что Ганнибал сказал «дочери» о Мике, было тем минимумом, который он мог позволить себе озвучить вслух. Это доверие с его стороны должно было сплотить их несколько сильнее, да и приятно было рассказать кому-то об этом спустя столько лет молчания. Кому-то нечужому.
Лектер поправил одежду Беверли и попросил Эбигейл покинуть морозильную камеру. Сняв перчатки, от которых следовало избавиться, и забрав инструменты, он и сам вышел, плотно закрывая дверь. Пара-тройка часов у них точно была.
- Решай сама, когда захочешь поехать, Эбигейл, - продолжил Ганнибал. – Я пока приберусь.
Чтобы помыть инструменты и снять защитный костюм не следовало даже покидать подвала. Тут всё было спланировано и построено так, чтобы не тащить наверх в дом ненужные материалы.
[AVA]http://2.firepic.org/2/images/2015-10/16/97jf6xzjs6fz.jpg[/AVA]

Отредактировано Hannibal Lecter (2015-11-07 14:58:18)

+2

11

[audio]http://pleer.com/tracks/13246369umvw[/audio]

Эбигейл была почти благодарна за то, что ей не пришлось прикасаться к трупу. Просто подать замороженные почки, спрятать только что вырезанные – не более того. То ли Ганнибал пока не доверял ее навыкам настолько, чтобы поручать ей что-то более важное и сложное, то ли он попросту не хотел обременять ее чем-то, к чему она могла оказаться не готова. В конце концов, Эбигейл видела достаточно. И услышала достаточно, когда получила ответ на свой вопрос – настолько развернутое и в то же время простое объяснение, что она и не надеялась ни на что подобное. Пока Ганнибал говорил, она забыла о чужих почках в своих руках, забыла о мертвом теле, перестала чувствовать холод морозильной камеры. Дыхание вырывалось из ее приоткрытого рта едва заметными облачками пара, а она стояла, замерев подобно истукану, застигнутая врасплох неожиданной откровенностью Ганнибала. Она понимала то, что он говорил. Могла соотнести его слова с собой и собственными чувствами, и это пугало ее. В какой-то момент ей захотелось кивнуть. Захотелось сказать, что да, он совершенно прав, и в его суждениях есть определенная логика, которую невозможно отрицать. Зачем она должна была жалеть кого-то, если ее саму никто не жалел? За все то время, пока она ежедневно рисковала собственной жизнью, пытаясь выжить в одном доме со своим отцом, никто не спросил у нее, откуда в ее глазах столько страха. Когда она чуть не умерла, все эти люди принялись наперебой обвинять ее в преступлениях ее отца, они убивали ее своим чрезмерным вниманием и не давали ей ни минуты покоя. Все, кого она знала, отвернулись от нее, если не считать бедняжку Мариссу, которая слишком дорого поплатилась за свою верность. Из всех людей, с которыми Эбигейл доводилось пересекаться, только Марисса и была достойна спасения, а остальные ничем не заслужили ее жалости…

Все эти мысли наполнили Эбигейл такой злостью, что она чуть не сжала почки в ладонях с риском повредить их, но вовремя спохватилась. Она хотела спросить у этого чертова мира, что она сделала не так, раз уж он так упорствовал в том, чтобы причинять ей еще больше боли и в очередной раз поставить ее жизнь под угрозу. Она хотела отомстить этому миру, сжечь его к чертям, утопить в крови, чтобы он больше никогда не смог причинить ей вред. Чтобы ей больше не пришлось бояться. И это были страшные мысли. И страшные желания. А потому Эбигейл не сказала ничего, а только смотрела на Ганнибала широко распахнутыми глазами, а ее дыхание сбилось от противоречивых внутренних эмоций. Бесконечно долгий момент ей казалось, что только этот человек способен ее понять. Ей хотелось коснуться его руки и сказать, что ей жаль за всю ту боль, которая превратила его в того, кем он стал теперь. Ей хотелось уверить его в том, что они обязательно отомстят. За маленькую девочку по имени Мика. За взрослую девочку по имени Эбигейл. За все, в чем этот мир провинился перед ними. Но наваждение прошло, как только ее поторопили покинуть морозильную камеру. И она словно проснулась от затянувшегося сна. Моргнула несколько раз, а потом ее прошибла дрожь, но она снова не смогла ничего сказать, даже когда от нее ожидался ответ. Стягивая с рук перчатки, она думала о том, кем стала в морозильной камере. И о том, кем была на самом деле. И все безнадежно спуталось у нее в голове.

Сегодня, – проговорила Эбигейл автоматически, не узнавая собственный голос. – Я хочу уехать сегодня. К чему откладывать? Все равно я ничем не смогу помочь – ассистент из меня получается весьма бестолковый.
Она попыталась выдавить из себя какое-то подобие улыбки, и это у нее получилось. Губы с легкостью подчинились, уголки губ поднялись, но эта улыбка не отражалась в глазах – она была острой и холодной, как скальпель Ганнибала.
Я… соберу вещи, – ей просто нужен был предлог для того, чтобы остаться наедине с собой, и она этим воспользовалась. Поторопилась к себе, в свой заветный далекий угол, так и не дожидаясь ответа. Это был маленький побег, но не от Ганнибала, а от той, кем Эбигейл вдруг стала в его присутствии. Ей было жизненно необходимо вернуться к более привычной версии самой себя, но одиночество не принесло ей такой возможности. Она вытащила сумку из-под кровати, тут же принимаясь бросать туда все свои немногочисленные пожитки. Она никогда раньше не относилась к вещам с такой небрежностью, предпочитая складывать как можно аккуратнее. Но сейчас ее мысли были заняты не этим. Обрывки прежних размышлений роились разбуженным пчелиным роем, образ мертвого тела Беверли мелькал перед внутренним взором, ее последние слова звучали в ушах отдаленным эхом, и все это было нестерпимо. И от этого было невозможно избавиться. Если только не… Эбигейл застыла от идеи, которая появилась в ее голове непонятно откуда. Она все еще сжимала в руках теплый осенний свитер, приятный на ощупь и пропитанный запахом камина. Пальцы впились в крупную вязку, угрожая образовать дыры, но Эбигейл было плевать. В следующий момент она небрежно отбросила свитер на пол, и принялась рыться в беспорядке своих книг и записных книжек, создавая истинный хаос. Не зная, сколько времени у нее было на сборы, она торопливо вырвала страничку из еще не начатого блокнота, а затем и отыскала шариковую ручку. Ей всегда нравилось что-то писать от руки, составлять планы на каждый день или просто выписывать что-то такое, о чем ни в коем случае нельзя было забыть. Это помогало сосредоточиться на текущем моменте и привести мысли в порядок. Вот и сейчас она начала писать – быстро, размашисто, сильно вдавливая ручку в бумагу. Все начиналось со слов «Дорогой Уилл», а дальше последовали не особенно связные предложения, которые вроде были посланием к другому человеку, но на самом деле являлись письмом самой себе. Эбигейл никогда не сложит этот лист бумаги в конверт, не подпишет адрес и не отправит Уиллу Грэму, хоть он и был единственным человеком, который мог понять, что творилось в ее душе сейчас. Нет, Эбигейл должна быть мертвой. Эбигейл должна хранить все в себе, но пока у нее еще есть время, она будет продолжать писать. Ради хрупкой надежды, что это поможет ей вернуться к себе самой.

+1

12

Хотелось бы верить.
Слишком часто его стали посещать подобные мысли и желания. Хотелось бы верить, что Уилл Грэм его поймёт. Хотелось бы верить, что Эбигейл его простит. Хотелось бы верить, что Уилл уедет с ними. Хотелось бы верить, что Эбигейл признает правоту его слов. Хотелось бы верить, что каждый шаг был верным. Хотелось бы верить, что их кровь не прольётся. Хотелось бы верить, что Эбигейл… но зачем?
Тщательно дезинфицируя и очищая инструменты, Лектер задавался одним единственным вопросом: «Зачем?» Эбигейл была ему нужна только как маяк для Уилла Грэма, приманка, на которую клюнет столь порядочный и нуждающийся в близком человеке эмпат - изначально таким был план зверя. Однако с каждым днём в этом едва ли не приходилось убеждать себя, и это было странное, непривычное чувство. Как и множество эмоций в широко распахнутых девичьих глазах казались более важными и значимыми, чем всё происходящее вокруг.
«Ты же первый причинишь ей боль»
Темнота в подвальных обустроенных помещениях была привычной и не давила на сознание. Наоборот охотник ощущал себя тут уютно, это было его маленькое (хотя, не такое уж и маленькое) логово, которое так опрометчиво обесчестила своим вторжением Беверли. За что и получила по заслугам. Живым здесь не было места, кроме одной единственной гости, которой Лектер позволил ступить в святая святых его обители.
И её слова странным отголоском всё ещё звучали в памяти:
Сегодня. Я хочу уехать сегодня. К чему откладывать? Все равно я ничем не смогу помочь – ассистент из меня получается весьма бестолковый.
Эбигейл явно недооценивала свои «таланты». Лектер знал, что ему стоит постараться, и эта девочка станет идеальным орудием. Он даже видел картины того, как она будет помогать ему распиливать замороженное тело Беверли, как будет держать музейные стёкла, и как вместе с ним будет смотреть на результат их совместного творения. Следует лишь немного надавить, сказать правильные и нужные слова, чтобы сделать девушку послушной марионеткой вендиго.
Вода смыла кровь с перчаток, впрочем, после этого они всё равно отправились в специальный пакет, чтобы после быть уничтоженными. За годы опыта он привык не оставлять улик даже без своих особых умений.
А в памяти всё ещё была запечатлена немного безумная и полная холода улыбка Эбигейл, словно свидетельствующая о том, что девушка уже начала путь к своему «перерождению». Она почти-почти была сломана, оставалось лишь перестроить её и собрать заново. Жалости, как и сочувствию, места тут не было, значение имел лишь Уилл Грэм, который если хотел получить Эбигейл, должен был в итоге её получить. Сняв прозрачный костюм и приведя себя в порядок, Лектер неслышно прошёл в уголок Эбигейл, чтобы поторопить её в сборах.
Эбигейл что-то хаотично писала на листе бумаги. Лектер замер молчаливой тихой тенью, просто наблюдая и не смея тревожить девушку, которая пыталась понять, что происходит с миром вокруг и с ней самой. Казалось, её собственное непонимание перекликается с его непонимание своих чувств и эмоций. Как говорила Беделия? Носить маску человека, но не быть им? Как просто было бы сейчас надеть эту маску и говорить то, что должен говорить психотерапевт, ну или же «интеллигентный психопат», как окрестил его когда-то Уилл. Но он не хочет, что-то внутри протестует против очередной лжи. То ли в память о Мике, чьё имя недавно было произнесено вслух, то ли из-за хрупкой фигурки стоящей напротив.
Эбигейл была первая, кому он рассказал. Рассказал именно в таком контексте. И если ответы на свои действия он искал в Уилле, то возможно, что ответы на свои сомнения следовало искать в Эбигейл.
- Ты готова? – спросил он и неспешно приблизился, не заглядывая в написанное. Не позволяло чувство такта и уверенность в том, что девушка не совершит какую-либо глупость. – Знаешь, Эбигейл… В тот самый день, когда я позвонил твоему отцу, мне просто было интересно, чем всё закончится, если Джаред Джейкоб Хоббс выдаст себя.
Внезапное откровение несколько непроизвольно сорвалось с его губ. Сев на кровать, Лектер закинул ногу на ногу и посмотрел вдаль тёмного подвала, словно не хотел или не мог смотреть сейчас на девушку. А возможно он выискивал в темноте призраков прошлого, которые всегда были где-то здесь, где-то рядом, ожидая своего часа, когда можно будет свершить отмщение. Очень давно одна дорогая Ганнибалу женщина сказала: «Что осталось в тебе, чтобы любить?»  Возможно, что ответ на этот вопрос он искал до сих пор.
- В тот самый момент, когда твоя кровь окропила кухню, я даже и не думал предпринимать каких-либо попыток тебя спасти, - честно продолжил он. - И только наблюдая за Уиллом, я принял такое решение: спасти тебя для него. Но чем дольше я держал ладонь на твоей ране, чем больше времени проводил в больнице рядом с тобой, тем сильнее что-то менялось. Я не убил тебя, когда ты узнала мой голос, не убил тебя тогда на кухне, когда ты сбежала от Уилла, не убил и сейчас. А правда в том, что я не хочу причинять тебе вред, Эбигейл, - его взгляд наконец-то был устремлён на девушку. – Всё, что ты переживаешь здесь – необходимость для лучшего будущего. Я не могу оставить ни тебя, ни Уилла. Мы уедем. Начнём новую жизнь. Тебе больше не нужно будет прятаться, ты сможешь учиться. Ты будешь свободна. А то, что ты переживаешь и видишь – станет незаменимым опытом на случай, если придётся защитить себя. Я учу тебя тому, что умею сам – выживать. Выживать в этом мире, где до нас никому нет дела. Поверь, я тоже когда-то был юн, как и ты, и мне пришлось выживать. Мир был полон фашистов и мародёров, предателей, а полицию интересовали лишь те, кто взялся за оружие в отчаянной попытке отстоять своё право на жизнь. Потерпи ещё немного, скоро всё закончится.
Дворец Памяти любезно подбрасывал ему образы тех дней, когда он, будучи подростком, жил во Франции вместе с мадам Мурасаки. Инспектор Попиль по пятам преследовал его, будучи уверенным, что именно Ганнибал убил мясника Поля. Конечно, это было так, ровно как и то, что все в деревне были рады его смерти, как и то, что из-за Поля скончался Роберт Лектер - единственный и последний родственник Ганнибала.
Где-то в глубине души билось осознание, что всё может закончиться более трагично: как бы кровь Эбигей Хоббс, его суррогатной дочери, не оказалась на его же руках. Он не хотел этого, отчаянно не хотел, ведь тех, кто хоть что-то для него значил, было так мало на этом свете. Мадам Мурасаки. Чио. Алана. Уилл. Эбигейл. Со временем ему стал близок и дорог даже Джек, чьи прошлые циничные поступки всё же были сильнее этой привязанности. Но с Эбигейл всё было по-другому.
Зачем он сейчас пустился в эти откровения? Была ли это ревность к симпатии Эбигейл к Уиллу или же простое желание выразить свои чувства и объяснить действия? После множества психологических манипуляций Ганнибал наконец-то позволил себе проявить чувства, пусть даже многое ставя на кон.
- Я не должен был тебя спасать, это было не моё дело, - добавил он. Я никогда никого не спасал добровольно. Но теперь я никому не дам тебя в обиду, Эбигейл. Ты мне дорога, Эбигейл. Но эта фраза никогда не будет сказан вслух.
С самим собой словно наступает перемирие от осознания, что он и правда полюбил эту девочку, как дочь. Зверь оберегает то, что принадлежит ему. Зверь защищает это до самого конца. Только зверь очень странно чувствует и проявляет любовь.
[AVA]http://2.firepic.org/2/images/2015-10/16/97jf6xzjs6fz.jpg[/AVA]

+1

13

Эбигейл так и не дописала свое странное и никому не нужное письмо до конца. Ей вдруг помешали, а она слишком испугалась, чтобы продолжать писать как ни в чем ни бывало, когда Ганнибал пришел узнать, собрала ли она вещи. Конечно, она так и ничего толком не собрала. Половина ее пожитков была неаккуратно скомкана и небрежно сброшена в сумку, и это было очевидно, так как сумка все еще была открыта. Остальные вещи беспорядочно лежали вокруг Эбигейл, как будто мгновение тому назад в этом помещении прошелся небольшой ураган, перевернувший все вверх дном. Эта обстановка подобно зеркалу отображала внутреннее состояние Эбигейл. Даже ее движения и мимика на несколько секунд вышли из-под контроля и выдали ее – зрачки расшились, в глазах застыл испуг, пальцы дрогнули и выпустили ручку из своей цепкой хватки. Эбигейл поспешно спрятала свое недописанное письмо в ближайшей книге, хотя прекрасно понимала, что Ганнибал заметит это. Понимала она и то, что ей следовало избавиться от этого письма, сжечь его, или хотя бы разорвать на мелкие кусочки, потому что оно было доказательством ее слабости. А она не должна была проявлять слабость, если хотела жить. В мире монстров выживает только сильнейший, остальные же неминуемо гибнут от его смертельно острых когтей.

Я… еще не готова, – ответила она, растерянно озираясь по сторонам. Разглядывая устроенный ею же бардак так, словно не понимала, кто мог сделать такое с ее аккуратным и уютным уголком. Ее голос звучал слабее, чем ей хотелось бы, да и никаких других слов не находилось. А ведь у нее было предостаточно времени для того, чтобы собраться и смиренно ждать, когда ее отвезут в новое убежище. Наверное. Она точно не знала, у нее не было часов. Благо, ей совсем не пришлось оправдываться. Ганнибал хотел поговорить с ней, поделиться с ней своими мыслями, а она в очередной раз приготовилась улавливать каждое его слово. Каким-то образом она научилась чувствовать, когда он был готов на предельную искренность, а когда отгораживался от нее своей искусно подобранной маской. Сейчас никаких масок не было. А потому Эбигейл ответила искренностью на искренность и не стала скрывать свои истинные эмоции, пока молча слушала обращенные к ней слова. Ганнибал очень красиво говорил о будущем. О планах, которые он уготовал для нее со всей бережностью, заботясь о ее сохранности и безопасности в этом чудовищном мире. Но картинка, которую он рисовал в ее сознании своими описаниями, была скорее абстрактной, без особой конктретики. Он рассказывал о новой жизни, в которой Эбигейл сможет начать все с чистого листа и оставить свое тягостное прошлое позади, но не просвещал ее касательно того, каким образом собирался этого достичь. Она просто должна была верить ему. Как обычно не сомневаться в его обещаниях и просто следовать за ним на пути, который он выбрал для нее и вместо нее. И лучше не задаваться вопросом, куда именно этот путь ведет. Лучше не заглядывать в непроглядную темноту, которая сгустилась перед ней с целью навеки ее ослепить.

Я понимаю, – Эбигейл кивнула, хотя на самом деле оставалось еще много моментов, которые ей хотелось бы прояснить. Но она прекрасно знала, что Ганнибал не станет открывать все свои карты сразу, даже перед ней, даже в момент этой невероятной искренности. И ей придется довольствоваться тем, что она уже имеет.
Я понимаю, и я благодарна тебе за то, что ты делаешь для меня.
«Для меня ли?» – это был не тот вопрос, который следовало задавать вслух. Тем не менее, несмотря на ее неизменную внутреннюю настороженность и никогда не умолкающее недоверие ко всем и всему вокруг, Эбигейл ожгло слепым, безрассудным желанием и вправду верить. И доверять. Позволить любить себя – и в кои-то веки не думать, что стоит за этой любовью. Наваждение длилось всего минуту, но оно было таким сильным, как никогда прежде. Никогда – с тех пор, как Эбигейл разучилась думать о подобных чувствах без подозрения.
Думаю, мне лучше все же уехать завтра, а не сегодня. Время уже позднее, и мне не хотелось бы собираться впопыхах. Оказывается, вещей у меня намного больше, чем я себе представляла, – она хмыкнула и снова окинула мимолетным взглядом беспорядок вокруг себя. Было похоже на то, что она резко сменила одну тему на другую, не утруждая себя плавным переходом, но на самом деле она продолжала думать о том, что услышала. И о том, что все это значило. Эти мысли, ровно как и образ мертвого тела Беверли, никак не шли у нее из головы.
К тому же, я подумала, что действительно могу быть полезной тебе в нашей незавершенной работе. Ассистент из меня и впрямь почти что бесполезный, но я быстро учусь, правда ведь? Раз уж мы начали это вместе, то должны и вместе закончить. Так что мой переезд и правда может подождать до завтра.
Она подумала о том, что хотя бы часть сказанного ею – правда. Они и впрямь начали это вместе, раз уж Беверли должна была умереть именно и только из-за того, что увидела Эбигейл живой. Хоть и не без подсказки, но Эбигейл все же вымыслила, что следовало сделать с трупом. Она была вовлечена в это дело в той же степени, что и Ганнибал. И она больше не могла это отрицать, хотя в глубине души ей все еще этого хотелось. Было бы куда удобнее оставить всю вину на его плечах, воображая себя ни в чем не повинной жертвой обстоятельств, но у Эбигейл была возможность убедиться в том, что ее сущая невиновность – миф. Она и раньше смотрела на людей, безошибочно опознавая за привычными обликами тех монстров, что вьют гнезда в самых темных и недоступных уголках душ. И ей самой хотелось стать таким монстром. Отринуть правила и законы. Быть спокойной и нерассуждающей, ведающей только удовлетворение собственных импульсов. Хмелеющей от привкуса крови жертвы на клыках и в клочья полосующими когтями жертву. Это была ужасающая, омерзительная, неприятная, но все же правда.
Пойдем? – Эбигейл протянула руку и коснулась ладони Ганнибала в некотором подобии ободряющего жеста. И готова была идти в темноту.

+2


Вы здесь » crossroyale » архив завершённых эпизодов » Curiosity killed the cat


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно