- breathe me -
- буль-буль (с) Илья -
участники:
Наполеон Соло, Илья Курякинвремя и место:
поздний вечер в самых разных местахсюжет:
Наполеон Соло самую малость облажался. Подумаешь, какая-то там сигнализация, которой в этой системе вообще не должно было быть! Только вот у него всегда есть запасной план. И еще более запасной, чем предыдущий. И самый-самый запасной.Правда, для его осуществления придется немного поплавать, зато и вину свою искупить получиться.
Купальный сезон объявляется открытым! В моде сплошные черые купальники, ретро-автомобили, обогащенный уран и бездыханные большевики.
breathe me
Сообщений 1 страница 9 из 9
Поделиться12015-09-24 13:08:23
Поделиться22015-09-24 13:08:44
Чувствовал ли Наполеон Соло угрызения совести? Скорее нет, чем да, потому что он свято был уверен в том, что его вины в маленькой неприятности, которая случилась в хранилище, не было. С каждым могло случиться, в том числе и с безгрешным большевиком, который, кажется, испытывал удовольствие от каждого провала своего американского коллеги. Хотя сказать было сложно, потому что, как правило, на его лице не отображалось ничего, кроме холодного безразличия. Даже глиняная ваза в номере Соло имела больший диапазон эмоций, чем Курякин. И бывают же такие люди.
Вода была холодной, а большевик - тяжелым. Вот два удивительно непоколебимых факта, которые Наполеон успел проверить на собственной шкуре и, если в воде он как бы даже и не думал сомневаться, то вес агента КГБ его немного неприятно удивил. Тот, казалось, состоял из чистых мышц, опутывающих кости и прикрытых кожей, потому что даже когда тело пребывало в бессознательном состоянии, можно было почувствовать каждую. Наполеон не жаловался, но все же предпочел бы, чтобы Илья как-то поучаствовал в собственном спасении, а то получалось не слишком красиво. Увы, спасаемый не выражал особого рвения, так что пришлось плыть и тащить бесчувственное тело за собой, ругаясь про себя, так как открывать лишний раз рот не стоило, чтобы не наглотаться воды и не пойти на дно вместе со своей ношей. Хорошенькое было бы окончание миссии - агенты совсем не героически погибают на дне искусственного озера, а их трупы выставляют на всеобщее обозрение, как пример самых нерадивых профессионалов за всю историю существования секретных организаций. Наполеона такое положение вещей не устраивало совершенно, поэтому он сцепил зубы и плыл, мечтая наконец оказаться на твердой почве.
Стоит отметить справедливости ради, что Соло волновался. То есть, действительно волновался, а не переживал по поводу того, что задание официально объявят проваленным из-за смерти агента. Он не представлял, как будет смотреть в глаза Габи, если вдруг большевик решит откинуть копыта прямо у него на руках. Не смотря на то, что большая часть воды вышла из легких Курякина, тот все равно был еще не слишком жив, чтобы за него можно было бы совсем не переживать.
На берег Наполеон свою ношу буквально выпихнул, только после чего выбрался сам, отчаянно кашляя и пытаясь сделать нормальный вдох. Впрочем, с собственным дыханием удалось справиться довольно быстро, так что все внимание можно было переключить на большевика. Соло умел оказывать первую медицинскую помощь, этому в ЦРУ учили, да и ему самому порой приходилось латать себя, но в этот раз все было довольно волнительно. Он был в курсе, что нужно перевернуть пострадавшего на живот и постараться сделать так, чтобы вода из легких и желудка вышла наружу.
Чертов большевик не кашлял, а просто себе лежал и даже дышал, вроде бы, но открывать глаза никак не желал. Где-то за спиной у Соло все еще завывали сирены, а он был тут занят тем, что старался не запаниковать и прикидывал, как будет тащить своего навязанного напарника до отеля. Вполне вероятно, что та же Виктория вполне могла заподозрить неладное, кто ее знает, так что в отель стоило вернуться максимально быстро. И как это прикажете сделать с большевиком, пребывающим в подобном состоянии?
- Давай, принцесса. Просыпайся, - если бы у них было больше времени, то, наверное, Наполеон вел бы себе поделикатнее, но сейчас он ограничился только энергичными похлопываниями по щекам, склоняясь над Курякиным и вглядываясь в его лицо, - иначе мне придется пойти на крайние меры и сделать тебе искусственное дыхание, и тогда опасность будет угрожать уже моей жизни.
Наполеон припомнил их самую первую встречу, которая закончилась его полной и безоговорочной победой, если не считать уничтоженный автомобиль, а потом и вторую, на которой его чуть не убили. Наверное, если бы тогда ему кто-то сказал, что он вытащит этого выскочку-кгбиста из воды, то Соло попытался бы всех уверить, что даже ботинки не намочит, чтобы подать ему руку, а не то что нырнет, рискуя своей шкурой. Да, тогда бы он был рад, если бы агент вражеского государства пошел ко дну, а сейчас вот с тревогой вглядывался в белое, словно мел, лицо и похлопывал его по щекам. Что, позвольте спросить, изменилось за столь короткое время? Когда это вдруг он так резко изменил свою позицию на противоположную? Впрочем, у Наполеона еще будет время подумать об этом, а сейчас на повестке дня стоят более насущные вещи. Например, спасение собственной шкуры и шкуры своего напарника.
Поделиться32015-09-24 13:19:10
Смерти Илья Курякин не боялся. Он настолько приучил себя к мысли, что она наступит, причем значительно позже, нежели у среднестатистического советского гражданина, что лез в самое пекло с ледяным спокойствием. Ему нечего и некого было терять, все близкие и дорогие люди были мертвы, причем достаточно давно, чтобы очерстветь сердцем. Значительно очерстветь. Так что, когда он потерял сознание, уходя под воду, то не испытал страха. Скорее легкое разочарование, что все произошло именно сейчас — в тот момент, когда вкус к жизни только-только начал появляться. Эта командировка — Курякин не мог называть ее по-западному "миссией" — приносила яркие краски в его существование, которое он, в общем-то, по-своему любил, но в то же время именно этого взрыва цвета ему не хватало. А Наполеон Соло и Габи Теллер, с которыми Курякину волей-неволей приходилось сотрудничать, кем бы он их обоих ни считал, заставляли его забывать на несколько мгновений о том, с какой грязью порой бывает смешана работа секретного агента. С ними обоими было как-то... легко и непринужденно, что ли. Ни Габи, ни тем более Соло Илья этого сообщать не собирался, разумеется. Да и не успеет теперь, куда уж там.
Однако судьбе, видимо, было угодно, чтобы Курякин не покинул этот мир. Во всяком случае не этой ночью. Илья не верил в Бога, считал религию опиумом для народа, но... Вряд ли вся сила социализма по главе с товарищем Хрущевым его вытянула со дна. А империалист вытащил. Наполеон Соло, которого Илья велел себе презирать. Дал себе установку и выполнял ее самым тщательным образом. Соло было так удобно ненавидеть, он сочетал в себе столько качеств, которые Илью глубоко возмущали. И что произошло? Где механизм дал сбой? Как он не уследил за всем этим?
Курякин открыл глаза и от души откашлялся. Вода, кажется, была везде. Совершенно невыносимое ощущение. Соло хлопал его по щекам так усердно, что Илья мог бы поклясться, что он совмещает приятное с полезным. Нашел наконец-то шанс отыграться. Хорошо хоть, искусственное дыхание делать не стал, в этом случае Курякин, конечно, тоже пришел бы в себя, но последствия были бы куда более плачевными.
— Со мной, — он снова закашлялся и отвел чужую руку в сторону. — со мной все в порядке. Жить буду. Нам надо уходить отсюда скорее. Люди Винчигуэрра с минуты на минуту здесь окажутся.
Илья провел ладонью по мокрым волосам, смахнул капли со слипшихся от воды ресниц. Поднялся на ноги. Голова все еще немного кружилась, это, пожалуй, нехорошо. Им надо как можно скорее добраться до гостиницы, желательно раньше Виктории, которая наверняка сложит два и два и захочет проведать, как там поживают свежеприбывшие в Рим мистер Девени, а также очаровательная Габи и ее нелюдимый жених нордической наружности.
— Далеко твоя «Веспа» отсюда, ковбой?
И лишь по дороге к мотоциклу Илья сбавил шаг, обернулся на своего напарника, взглянул на него пристально. Он понял, что не сказал нечто важное. Нечто, что нужно было сказать тотчас же, как только он очнулся. И все его отношение к Соло нивелировалось тем фактом, что этот самый ковбой и щеголь не оставил его в беде. Не оставил, хотя Курякин прекрасно понимал, что приложил немало усилий, чтобы с комфортом обустроиться на дне морском и не всплывать ближайшие лет десять.
— Не думал, что однажды скажу это тебе, но я очень благодарен тебе. Ты меня спас, Наполеон.
Курякин ставил ударение в имени на французский лад, не мог по-другому, слишком уж волновался. Стремительная череда событий и уж тем более поступок напарника совершенно выбили его из колеи. Он неловко коснулся плеча Соло, ладонь скользнула ниже в попытке пожать чужую руку в знак уважения.
Отредактировано Illya Kuryakin (2015-09-24 18:07:46)
Поделиться42015-09-24 13:25:47
В какой-то момент Наполеон понял, что Курякин может не очнуться, и эта мысль настолько его напугала, что он готов был вскочить и потащить русского в ближайшую больницу, хотя сам понятия не имел, где она находится. Это было странное и непривычное чувство - желание заботиться о ком-то, кроме себя самого. Обычно Соло продумывал свои действия на пять ходов вперед, учитывая только собственную безопасность, а теперь оказалось, что он вынужден думать еще и об Илье, и о Габи, которая находилась сейчас где-то в отеле и, в принципе, была почти вне опасность, ведь она всегда могла сказать, что ее заставили, или что она вообще ничего не знала о планах Америки и России. А русский вот он, лежит тут себе и не подает признаков жизни, хотя мог бы уже, подлец, и очнуться.
В сложившейся ситуации Наполеон был виноват целиком и полностью. Стоит начать с того, что ему нужно было проверить дурацкую сигнализацию, бежать быстрее, держаться крепче и нырнуть за большевиком раньше, тогда бы он не сидел сейчас над его телом и не прислушивался с тревогой к дыханию, которое то ли было, то ли нет.
Соло уже почти обвинил себя во всех смертных грехах и покаялся вслух, когда Курякин наконец открыл глаза и выдал всю воду, которую по ошибке удерживал в своем желудке и легких. Наполеону оставалось только порадоваться, что вокруг было достаточно темно, чтобы большевик не увидел облегчение, написанное на лица американского агента такими огромными буквами, что хоть сейчас на транспарант про мир, труд и прочие прелести советской власти.
— Уж постарайся дожить хотя бы до окончания нашего задания, а потом можешь делать, что хочешь, — раздраженно буркнул Соло, наблюдая за тем, как большевик пытается сморгнуть с ресниц капли воды. Габи, наверное, втайне сокрушалась о том, что ей приходится подкручивать ресницы специальными щипчиками (Наполеон видел их — сущее орудие пыток, палачи КГБ съели бы свои партбилеты на месте от зависти) и удлинять тушью, а Илью природа наградила густыми и длинными ресницами без всякого членовредительства. Американец задумчиво тряхнул головой. И к чему он это вообще начал?
Он так задумался, что едва не пропустил вопрос большевика, а потом вынужден был признать, что голова у того даже после вынужденной нехватки кислорода соображает вполне себе ничего. Им и правда следовало поспешить, иначе грандиозное спасение обернется не менее ярким поражением.
— За пару минут доберемся, а если ты поднажмешь, то и за одну справимся, — он поднялся на ноги и на всякий случай проконтролировал, насколько крепко на ногах стоит радость всея КГБ. Вроде бы Илья падать никуда не собирался, а значит можно было особо его не щадить, но Наполеон все равно раз за разом беспокойно всматривался в его спину. Мало ли чего.
Курякин остановился так же внезапно, как и делал все остальное. Соло едва не впечатался в его спину, но вовремя затормозил. Не затормозишь тут, как же, если на тебя смотрят с таким выражением лица, что невольно нервничать начинаешь.
Оказывается, с "таким" выражением лица русский обычно благодарил людей, хотя вряд ли он делал это настолько часто, чтобы даже выражение лица специальное подобрать. Наполеон совсем растерялся, чувствуя себя немного героем, а немного дураком. Впрочем, дураком как-то больше.
— Я... Да обращайся, большевик... Если вдруг что, — всегда такой многословный, он не знал, что ответить на простую благодарность, только неловко поднял руку и поймал ладонь русского в каком-то нелепом пожатии, когда пальцы их переплелись. — У тебя еще будет возможность меня отблагодарить, если мы доберемся вовремя. Садись и поехали.
Довольно сложно было снова нацепить привычную маску, но Наполеон посчитал, что справился с этим заданием с честью. Дальше дела должны пойти лучше. Соло подбросил на ладони ключи.
Поделиться52015-09-25 00:49:19
Илья только кивнул. Когда необходимые формальности были соблюдены, он сразу почувствовал себя легче. Даже мысль о том, что он обязан жизнью представителю загнивающего Запада, вовсе перестала его терзать. Наверное, это было неправильно, но моральную сторону вопроса Илья быстро отбросил. Мокрая водолазка прилипла к телу, в ботинках хлюпала вода. Хорошо еще, что итальянская летняя ночь радовала хорошей погодой, иначе бы простуда была гарантирована даже такому закаленному человеку, как Курякин. А заболеть сейчас было бы совершенно не к спеху.
Отстраняясь, он почувствовал, что земля уходит из-под ног и инстинктивно схватил Наполеона за плечи, пытаясь удержаться на месте. Еще ни разу Илья не оказывался так близко к нему. А тут почти что обнял и несколько мгновений пристально смотрел на американца, буравил взглядом, будто пытаясь запечатлеть в памяти черты его лица, еле подсвечивемого лунным светом. Еще чуть-чуть бы и не выдержал, наклонился ближе. Им овладел какой-то странный трепет, морок. Сущее наваждение. Но испарилось это чувство очень быстро.
— Прости, — буркнул Илья, не желая развивать эту тему. Никак. Вообще никак. У них есть дело, вот о нем и надо думать, а не о всякой ерунде.
"Веспа" была прекрасным средством передвижения для одного человека, но вдвоем на ней ездить было сущим наказанием. Во всяком случае для Ильи, вынужденного ютиться позади. Для споров о том, кто поведет, он был слишком вымотан, да и в собственных силах сомневался. Все-таки голова в любой момент могла снова закружиться, и это бы никому не принесло радости, кроме госпожи Винчигуэрра, конечно.
— Поехали, — Илья коротко дернул головой в попытке изобразить дружеский и понимающий кивок. У него, как водится, получилось так себе. Что поделать, великолепный оперативник, он был абсолютным нулем в межличностных коммуникациях. Не от хорошей, правда, жизни.
Когда они стартовали, Курякин почувствовал, что мир перед глазами начинает расплываться. Боясь потерять координацию, он схватился за талию Соло, за единственный более или менее устойчивый предмет. Схватился Курякин крепко, даже испугался, что сломал напарнику пару ребер.Но хруста не было слышно, значит, все в порядке. Он чуть ослабил хватку и испытал сильное желание положить Наполеону голову на плечо. Отчаянно хотелось лечь и закрыть глаза. Кто же виноват, что из всех плоских поверхностей рядом была только спина Соло?!
Их тряхнуло, и от неожиданности Илья снова вцепился в Наполеона, изумляясь тому, что от ковбоя пышет, как от печки, несмотря на мокрую одежду. Остаток пути до Рима Курякин сосредоточенно молчал, размышляя о том ощущении, которое у него возникло, когда расстояние между ним и Соло стремительно сократилось. Ему это все категорически не нравилось. Слишком уж сильно отвлекало.
Им повезло, что к гостинице они подъехали с другой стороны, потому что у парадной двери был припаркован кабриолет прекрасной Виктории Винчигуэрры, которая, вместо того, чтобы спать, вдруг решила наведаться в отель. И было бы лучше, если бы Виктория застала Наполеона, то есть, мистера Джека Девени, в своем номере. По крайней мере это бы отвело от него все подозрения. Временно.
Вверх по мраморным ступеням лестницы Курякин летел так, словно это на него, а не на Соло положила глаз самая опасная миллионерша в Италии. Ему показалось, что Наполеон отстает, и он крайне бесцеремонно бросил ему:
— Руку давай, — и потянул за собой, схватив за запястье.
Поделиться62015-09-26 18:52:06
Большевик странный, и Наполеон, привыкший жить своими переживаниями и эмоциями, потакать желаниям и дышать полной грудью, его иногда совсем не понимает. Да, именно иногда, потому что во все другое время он его просто не понимает. Хотелось бы верить, что во всем виновато воспитание или специфика характеров, потому что на самом деле Наполеону совсем не хочется думать о том, что когда-то русского сломали. И все же он думает. Не постоянно, но довольно часто, хотя не должен вообще задаваться этим вопросом, ведь это не только не его дело, но и противоречит всем его жизненным принципам. Но не думать не получается. Не выходит у него не задаваться вопросом, а был бы Курякин таким универсальным солдатом, если бы не его детство, не отчаянные попытки кому-то что-то доказать, не давление государственной машины, которая и может только, что перемалывать людей в муку. И вроде бы понятно, что он никогда не получит ответы на свои вопросы, но это не делало их менее острыми. Наполеон не понимал Курякина, но порой ловил себя на мысли, что был бы не против понять, если бы это не грозило черепно-мозговой травмой и последующим долгим лечением без цветочков в вазе рядом с постелью.
Судя по всему, травмы пока тут были только у самого большевика, и Наполеон страстно пожелал, чтобы так оно и осталось, переживая за сохранность собственной шкуры. Он поддержал Илью, пристально вглядываясь в его какие-то ужасно нереальные глаза и раздумывая, чего же на самом деле хочется - чтобы большевик упал или чтобы стоял ровно. На все были свои причины.
Наполеон так и не понял, за что пере ним извинились, но с легкостью прочитал во взгляде свой приговор, который приведут в исполнение в ту же секунду, когда он будет иметь неосторожность поинтересоваться. Сначала работа, а потом разговоры, если на них будет время. Интуиция подсказывала Соло, что впереди их ждут великие дела. Да и о чем вообще можно говорить с таким человеком? И снова невольная мысль, что он был бы не против выяснить это.
— Не упади только, — успел бросить заботливо Наполеон, но тут же исправился, — я не хочу тебя потом соскребать с асфальта. Время только терять.
Поездка прошла без приключений, если не считать не слишком-то легкого большевика, который то так хватал Соло, что перед глазами темнело, то пытался навалиться на спину, так что градус нервозности лишь увеличивался, и Наполеону приходилось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы не остановиться и не попытаться выяснить, что там позади происходит. Еще не хватало привезти к отелю труп Курякина и выгрузить его у ног Виктории. Вот весело будет.
Что, почему именно Виктории? Да вон же ее автомобиль припаркован у главного входа. Сердце Наполеона пропустило удар. И совсем не потому, что он был настолько очарован этой женщиной, и даже не из-за перспективы вляпаться в серьезные неприятности, а потому что большевик наконец отпустил его, что, надо сказать, Соло не слишком понравилось. С ним было как-то теплее, особенно, когда Курякин не пытался убить своего напарника поневоле.
— Давай по другой лестнице, — вообще-то, этой рукой Наполеон как раз хотел махнуть, но Илья успел быстрее, вцепившись в ладонь, словно коммунист в портрет Ленина с его автографом. Сложно спорить с одним сплошным комком мышцы, который вполне способен разобрать твою машину без применения всяческих инструментов просто до винтика, поэтому пришлось бежать туда, куда хотел большевик, хотя на этой лестнице и в примыкающем к ней коридору риск столкнуться с какой-нибудь горничной был очень велик. Но мы же лучше знаем, как лучше.
С горничной они все же столкнулись, когда девушка как раз выходила из какого-то номера, толкая перед собой тележку для уборки. И не случится ничего хорошего, если она заметит двух бегущих по коридору мужчин в черном, которые еще и не совсем высохли после купания.
Наполеону потребовалась пара секунд, чтобы принять решение и расставить приоритеты. Он был свободным мужчиной, а вот у русского, прости господи, архитектора была целая невеста, так что вряд ли подобное поведение могло представить его в выгодном свете, если горничная решит болтать.
Соло чертыхнулся и резко затормозил, пользуясь тем, что большевик явно не ожидает от него никакого подвоха, и толкая его в к стене прямо в нишу. Не разбить стоящую там вазу в безвкусно составленным букетом было очень сложно, но все же удалось, хотя Соло об этом почти не думал. Он просто дернул Курякина к себе, а затем вновь впечатал в стену, заставляя наклониться и упираясь руками по обе стороны его головы, чтобы закрыть лицо от сторонних наблюдателей. А потом снова заглянул в эти глаза и совершил самый дурацкий поступок за последний пару лет.
— Пообещай, что простишь меня, большевик.
Наполеон Соло поцеловал человека, который о нем иначе как о враге народа не отзывался. Вот так просто взял и поцеловал, даже не слыша краем уха удивленный писк горничной и ее торопливые удаляющиеся шаги. Он и не мог слышать это, потому что был занят. Да-да, тем самым глупым поступком.
Поделиться72015-09-28 01:35:07
После того, как Соло вытащил его из воды, Курякин проникся к нему если не симпатией, то хотя бы чем-то, отдаленно на нее похожим, поэтому пообещал себе реагировать мягче на все, что скажет или сделает окаянный империалист. Но всех действий Наполеона Илья предугадать, разумеется, не мог. Тем более таких. Руки задрожали, все тело охватил жар, и это было ужасно неправильно.
«Нет, ковбой не прощу», — хотел сказать Илья. — «Я устрою так, что в твоем теле не останется ни единой целой кости», — очень хотел добавить Курякин для верности, но при всем желании у него бы ничего не вышло. Его рот был занят и освобождение в ближайшие несколько секунд не планировалось. Пообещать Соло, что его постигнет печальная участь графа Липпи сотоварищи, он не мог. Да и, откровенно говоря, не сильно-то хотел. Во-первых, из соображений практичных, поскольку, если он разберется с ковбоем по-свойски, госпожа Винчигуэрра рискует встретиться не с обаятельным авантюристом Джеком Девени, а со спичечным коробком, в котором покоились бы его останки. К тому же, Илью за убийство напарника (хотя бы не в первый день) могло не похвалить начальство. Во-вторых, Илья не мог не признаться самому себе, что действия Соло, несомненно, развратные и попадающие под статью № 120 уголовного кодекса РСФСР, не вызывают у него такой уж жгучей неприязни. Все это в сумме дало эффект полной прострации, и Илья замер, как жена Лота, позволяя себя целовать. Целовали его довольно умело, если уж на то пошло. Со знанием.
Был еще один щекотливый момент. А назывался он "Статья №121" все того же уголовного кодекса РСФСР. За мужеложство. Она сулила от одного до пяти лет в местах не столь отдаленных. В случае отягчающих обстоятельств могло и до восьми лет дойти. А могли и расстрелять, как печально известного наркома Ежова в сороковом. Непременно припомнили бы судьбу отца и матери. Прощай, карьера. Прощай, попытка заставить фамилию "Курякин" звучать гордо. Именно поэтому все свои желания, если таковые и были, Илья давил. Хотя уже то, что он по собственному признанию любил сильных женщин, уже говорило о том, что дело тут нечисто и он пытается кого-то кем-то заместить.
От этих мыслей Илья будто очнулся и, ухватив Соло за плечи, оттолкнул от себя, сохраняя на лице выражение праведного возмущения и не замечая, что щеки его горят истинно русским румянцем, свойственным всем застенчивым людям. Громко выразить свое возмущение ситуацией Курякин не мог, а потому зло сверкнул глазами, приложил ладонь к саднившим губам и тяжело выдохнул.
— Завтра поговорим, — сдавленно прошептал Илья. — А теперь уходи отсюда, пока есть, на чем ходить, ковбой.
Сам он пулей метнулся к своему номеру и удивительно, как только дверь не высадил. А хотелось. Очень хотелось. Габи, преспокойно готовившаяся ко сну, чуть с постели не вскочила.
— Как все прошло? Что с тобой?
Курякин ничего не отметил и драматично оторвал у табурета изогнутую ножку. Та печально захрустела. Покоя и облегчения этот поступок, впрочем, вовсе не принес. Илья вытащил из-под кровати свой чемодан, сломал застежку и только тогда достал наушники и рацию. "Жучок" в ботинке Соло должен был рассказать ему обо всем, что сейчас происходит между ним и Викторией Винчигуэррой.
Поделиться82015-09-30 19:19:08
Смешно было предположить, что русский ответит на поцелуй. Если уж на то пошло, то Соло был глубоко убежден в том, что Курякин и целоваться толком не умеет, что уж говорить о сложившихся обстоятельствах. У него в запасе и так оказалось слишком много секунд, прежде чем большевик опомнился. Наполеон с удивлением отметил, что для лучшего агента КГБ его напарник как-то слишком уж медленно соображает. Наверное, еще не до конца очухался после заплыва, кто его знает.
А губы-то у большевика были мягкие и теплые, так что Наполеон теперь будет точно вспоминать это ощущение каждый раз, когда русский нахмурится и сожмет губы в тонкую линию, являя собой яркий пример полного отсутствия эмоций, но в то же время явственно давая понять, что «вот и пришла твоя смерть, ковбой. прими ее достойно». Вот как сейчас, например, когда молний из этих ледяных глаз хватило бы Зевсу на целый год, еще и остались бы. Читать большевика сейчас было очень легко, даже никакой специальной подготовки не потребовалось.
По крайней мере, его не убили сразу, что уже само по себе являлось безоговорочной и абсолютной победой, за которую потом как-нибудь не грех было бы выпить, если, конечно, все устроится именно так, как нужно было Наполеону. В конце концов, у них еще была внушительная такая куча дел, которая сама себя не сделает. Великая миссия по спасению не только двух сверхдержав, но и одного мира, пожалуй, будет продвигаться еще веселее, если Соло придется то и дело избегать попыток мести со стороны своего русского коллеги. Радовал его только тот факт, что вряд ли Курякин будет бить исподтишка. Такой тип точно предпочтет честный бой, что само по себе звучало абсурдно, если учесть совершенно неравные силы. Честный бой превратиться в фарс, но... об этом можно будет подумать потом, ведь сейчас на первом месте должно стоять спасение их собственных шкур — вряд ли госпожа Винчигуэрра соизволит любезно подождать, пока они выяснят свои отношения. Пожалуй, Наполеон должен быть ей даже благодарен. В какой-то степени.
Раздумывать над превратностями судьбы и роли в ней некой опасной женщины, от которой даже такой мужчина, как Соло, постарался бы держаться как можно дальше, времени не было. Нужно было сделать так, чтобы Виктория не догадалась про их маленькое путешествие, а для этого придется поторопиться. Наполеон бросился в свой номер, раздеваясь на ходу и совершенно позабыв о том, что в любой ситуации нужно вести себя соответственно статусу. В конце концов, вряд ли кто-то увидит его пробежку до номера.
Уже оказавшись в спасительных стенах комнаты, Наполеон затолкал все вещи в корзину в ванной и влез в белый гостиничный халат, моментально превращаясь из Наполеона Соло, агента ЦРУ, умудрившегося вляпаться в совместное дело с русскими, в мистера Джека Девени, обаятельного, привлекательного, очень опасного мужчину, который, конечно же, никуда не выходил из номера, а просто слишком громко пел в ванной, так что даже не услышал три сотни звонков из госпожи Винчигуэрра, которая так спешила к нему, что даже забыла взять сумочку под цвет туфель.
Викторию Джек встречает с зубной щеткой во рту и в полном недоумении. Наполеон считает, что он очень неплохой актер, а потому проблем быть не должно. Обидно было бы проколоться на мелочи после того, как они с Курякиным провели уж очень познавательный вечер в компании агрессивно настроенных охранников. Впрочем, Соло уж точно знает, чем занять женщину, чтобы она забыла не только о цели своего визита к нему в номер, но и не вспоминала об этом всю ночь.
Наполеон подает Виктории бокал вина, а думает почему-то о том, что губы у большевика удивительно мягкие. И это его несколько пугает, потому что рядом с такой шикарной женщиной нужно думать только о ней, а не о малахольном агенте КГБ, который завтра утром точно прибьет его так, что даже мокрого места от Наполеона не останется, и ковер чистить не придется.
Соло расстегивает платье, стоимостью с небольшую квартиру с видом на море, а думает о том, как целовал большевика в полутемном коридоре гостинцы, прекрасно ощущая, как стучит его сердце.
С ума сойти.
Поделиться92015-10-08 21:40:28
Не сказать, чтобы Илья ожидал каких-то иных звуков, доносящихся из хрипящей и свистящей рации. По правде сказать, он втайне надеялся на то, что устройство и вовсе не сработает, пускай там откажет что-то, в этой разработке советских ученых, лишь бы не слышать очевидных вещей. Габи скрестила руки на груди и окинула его крайне скептическим взглядом. Илья ответил ей таким же, только еще и грозным ко всему прочему. Теллер подняла глаза к потолку. Илье резко захотелось оторвать у табуретки еще и вторую ножку для верности. Все эти мгновения, пока сигнал еще не был пойман, Курякин успел встретиться лицом к лицу с таким букетом разнообразнейших чувств, что у него слегка закружилась голова. А впрочем, может, дело было в остаточном эффекте от длительного пребывания в ледяной воде.
Илья боится услышать выстрел. Один, всего один, но четко в цель. Вряд ли Виктория Винчигуэрра промахнется с такого близкого расстояния. Он повторяет это себе раз за разом, мысли буквально заполонены этим «выстрелвыстрелвыстрелвыстрел», оно снует, жужжит, точно стая пчел. Но насекомых можно разогнать, если у тебя есть хороший дымарь. А как выгнать из головы это назойливое, умело вплетающееся меж остальных «только не стон, пожалуйста»? Здесь никакой дымарь уже не поможет вовсе.
Когда он слышит чертовы стоны и не может не отметить машинально, что дама чрезвычайно довольна, мир под ногами раскалывается с оглушительным треском. На самом деле ничего не происходит. Илья вслушивается в звуки, напряженно втягивает ноздрями воздух. Ему кажется, он может сломать рацию одним движением. И сломал бы с радостью, если бы этот инструмент не был предметом первой необходимости. Чертов ковбой. С чертовой Викторией Винчигуэрра. С фашистской свиньей Викторией Винчигуэрра. Понятно, что он не мог отказать ей в близости, это выглядело бы ужасно подозрительно, но... Но. Если бы она предложила что-то подобное Илье после того поцелуя, он бы отказал. Захлопнул бы перед ней дверь. Или нет? Кто такой Илья, чтобы ставить миссию под угрозу?
Вот и ковбой не поставил. Встал на защиту их задания грудью. Ну, почти грудью.
— Не думаю, что ему нужна помощь, — цедит Габи и забирается с ногами на постель. Последовать бы ее примеру, но Илья еще с полчаса никак не может найти себе места, ходит взад-вперед, и вид у него при этом такой, что Теллер, проворочавшаяся все эти тридцать несчастных минут не сразу предлагает ему снотворное. Хорошее. Немецкое. Он смотрит на нее, как на несуществующего и запрещенного советским режимом Христоса, первого земного пропагандиста. Поистине это лучший выход из положения, иначе Илья просто ворвется в номер ковбоя, выкинет Викторию из окна и...
И все полетит прахом.
Проглотив таблетку, Курякин быстро запивает ее газированной водой и засыпает, едва опустив голову на подушку. Он подумает обо всем завтра. И все выскажет.
А ведь высказать нужно много.