Расстояние от того места, где его посетила гениальная в своей простоте идея, до трибуны можно было, при желании, пересечь в несколько широких шагов. Джиму на какой-то момент показалось, что ему и вечности не хватит, чтобы успеть и стать самой несуразной причиной отмены закрытия музей. Неужели он вообще на что-то надеется? Вариантов развития событий несколько. И, если говорить совсем уж откровенно - он понятия не имеет, к чему приведёт каждый из них. Какого чёрта он вообще задумывается о том, какие последствия могут ожидать его после выбора какого-то конкретного действия. Он не должен об этом думать. Его должна заботить только цель. Шаги первого помощника стихают на какое-то время, он остаётся немного позади, смешивается с разномастной толпой. Если оглянуться, он обязательно найдёт взглядом черноволосую макушку. Ему не нужны никакие опознавательные знаки в виде той же форменной фуражки. Но он не оборачивается, потому что и так знает, что: а) Никогда в жизни не имел такой дурной привычки. По крайней мере, не на обозрении у безобразно огромного количества народа. б) Он искренне надеется, что не увидит в глазах друга осуждения. Впрочем, его там быть и не должно, верно? Он же хочет сделать доброе дело, спасти не только экспонаты, а интерес к исследованию космического пространство многих поколений, которые последуют за ним. Он заглядывается настолько далеко в будущее, что даже может представить, как спустя много столетий кто-нибудь обязательно упомянет, что в день, когда было решена судьба музея, всё сложилось правильно, так, как и должно было. Он будет стоять ещё долго, количество экспонатов в нём будет расти, и, может быть, когда его корабль выйдет из эксплуатации, останется хотя бы пара шаттлов, которые будет рассматривать ребятня, широко раскрывая глаза от восторга и искренне мечтая (так, как умеют только маленькие, наивные дети, которые ещё не столкнулись со всеми тяжбами реальной жизни), воображая, как будут бороздить космическое пространство, открывать новые миры и исследовать всё новое и неизвестное. Пожалуй, он без лишних раздумий готов отдать очень многое за подобное будущее. И откуда столько тяги всё идеализировать? Хочется громко фыркнуть, высмеивая собственную сентиментальность. Но этим мыслям в голове сейчас не место. О том, что творится внутри он подумает, когда окажется один на один с собой. Может, сегодня вечером, когда мероприятие подойдёт к концу. Может, после какой-нибудь "случайной" попойки в кабинете Боунса. Тоже отвратный вариант, но выбирать не приходится. Скользкие, липкие мысли дают себе волю тогда, когда меньше всего ожидаешь. Поэтому он просто решает не позволять себе расслабляться до такой степени, когда не сможет их контролировать. Контроль - громкое слово. Он просто прячет все сомнения в самый пыльный ящик своего сознания, надеясь, что больше никогда к нему не вернётся. Забудет. Забьёт. Найдёт что-то поинтереснее. Но как только вокруг становится до удушения тихо, они незаметно, почти неощутимо начинают просыпаться. Дают о себе знать, острыми иглами пронзая сознания. Ничего, он найдёт способ с этим справиться и не загружать никого из тех людей, что уже привык называть семьёй. По пути к первым рядам, внимательно вглядывающихся в трибуну, ожидающих начала высокопарных речей о закрытии несомненно важно в истории человечества музея, Джим спешно закрывает на пуговицы форму. Никто не станет слушать запыхавшегося, восторженного пацана. На плечо ложится тёплая ладонь, и все страхи в один миг куда-то исчезают. Он зависим от других гораздо больше, чем думает, чем позволяет себе думать. Самообман - ещё одно любое времяпрепровождение капитана Кирка. О котором наверняка все и так знают. Он довольно часто не больше, чем открытая книга. И это раздражает. Но любой недостаток можно превратить в опасное оружие, в преимущество. Он тепло улыбается Споку, кивает. Всё будет хорошо. Правильные слова сами собой приходят в голову. Дело за малым - озвучить, донести, растрогать, заставить этих ослов перестать думать о толщине кошельков, заставить пораскинуть застоявшимися в роскоши мозгами и подумать о будущем. О том, что останется, когда любые следы того, что они когда-то существовали, исчезнут с лица земли. Молча похлопывает коммандера по плечу, снова кивает и не дожидается начала официальной части. Он снова всё испортит, всё снова пойдёт не по плану, но желаемый результат определённо стоит того, чтобы рискнуть всем. Наверное, он может поплатиться чем-то посерьёзнее выговора от начальства. Может быть, его разжалуют до правого сапога какого-нибудь никому неизвестного ефрейтора или его помощника, но Джим всё равно попытается. Даже мысль о неодобрительном взгляде Нийоты Ухуры его не останавливает. Зато сколько шуму будет, если у него всё получится!
Забирается на трибуну, щурится от солнца и рассматривает людей, которые собрались здесь сегодня. У некоторых действительно весьма печальный вид. Это прибавляет смелости - он выскажет то, о чём некоторые молчат. По толпе прокатывается волна удивлённого шёпота. Самое время. Прокашливается, привлекая к себе внимание. Не то чтобы в этом действительно была необходимость. Все и так смотрят на него. Наверняка у того чиновника, что должен был сейчас выступать, глупое лицо. Он подмигивает Споку, наблюдающему за происходящим с первого ряда. Глубоко вдыхает и мысленно считает до пяти. Быстро, чтобы не растягивать тишину как дешёвую жевательную резинку. - Что мы сегодня видим здесь? Пыльные развалюхи или величайшие изобретения человечества? Ничего не значащие аппараты или произведения искусства, с помощью которых человек осваивал космос, открывал новые миры и расы? Всё, что находится в этом музее, прошло сквозь года. Человек отправился в космос, он обозначил своё место в новой, неизвестной ему вселенной. Устроена была бы Федерация без даже самого крохотного коммуникатора, представленного здесь? Нет. Почему? Потому что за каждым изобретением стоит великий, пытливый ум, который привёл земную цивилизацию к тому, что мы имеем сейчас. Эти люди помогли тысячам других понять, что космическое пространство - это не просто россыпь звёзд, которые мы видим в небе по ночам. Это куда большее. Для многих из тех, кто служит на кораблях Звёздного Флота, космос - это дом. Это семья. Для меня самого мой корабль - то самое место, где собираются самые дорогие люди, идущие к общей цели. Это не просто изящно собранные детали, которые запросто можно свалить в гараже ненужной кучей запчастей. Это истории многих людей. Это воспоминания. Это история цивилизации. Может, даже не одной и не двух, а целой сотни. Никто не имеет права отнимать это ни у нас, ни, тем более, у новых поколений. Именно здесь, а не в пресловутых академиях, зарождается страсть. Страсть осваивать космическое пространство. Страсть познавать новое. Страсть найти своё место в жизни. Поколения достойны того, чтобы знать о том, что космические ремёсла - это больше, чем бесконечные лекции и зазубривание учебников. Это жизнь. Жизнь, которую нужно выбрать самому и прожить так, чтобы оставить свой след в бесконечной истории. И мы не имеем права просто так обменивать её в пользу нового торгового комплекса или чёрт знает, какого ещё центра. Мы не должны продавать собственное будущее за ничего не значащие бумажки. Это отвратительно. Это низко. Это не достойно. Чтобы понять, о чём я говорю - достаточно заглянуть в глаза любому ребёнку, который умолял своих родителей привести его сюда сегодня. Достаточно увидеть огонёк страсти в их глазах. И вы всё сразу поймёте. Осознаете, как нужно поступить. - замолкает на мгновение, переводя дух. С удивлением отмечает, что ладони давно вспотели. Пот собрался даже под козырьком форменной фуражки. Глубоко выдыхает. - И, чтобы не быть голословным. - подумай, Джим, просто подумай, чем это может обернуться. Как на это отреагируют в штабе Звёздного Флота. Голос разума замолкает также неожиданно, как и просыпается. Не важно, что там скажет начальство. Он знает, что поступает правильно, по совести. Он спасает историю. - Я, капитан звездолёта USS Enterprise, Джеймс Тиберий Кирк, от имени руководства Звёздного Флота, заявляю, что с этого самого момента музей будет находиться под охраной и переведён в статус национального наследия. - он буквально физически ощущает, как невидимая удавка стягивает горло. Он точно подписал себе смертный приговор, но сердце в груди колотится как сумасшедшее. Хочется кричать от счастья. Толпу накрывает зловещая тишина. Он лихорадочно всматривается то в одно лицо, то в другое. Реакция. Где же она? Неужели всё впустую? Нет, конечно нет. Раз. Два. Три. Толпа оживает, по ней проносятся перешёптывания. Кто-то восхищённо охает, кто-то подхватывает. Кажется, он слышит аплодисменты, спускаясь на негнущихся ногах с трибуны. Нужно срочно взять себя в руки и перестать дрожать. Он был уверен, что всё получится. Пусть так и будет. Пусть все так видят. Кивает кому-то, улыбается, похлопывает по плечу, получает чьё-то дружеское похлопывание. Внутренние демоны отступают под давлением ошеломляющего чувства довольства собой. Он смог, он снова сделал что-то, что может поменять всё к лучшем. А, значит, всё ещё есть шанс, что его существование не такое уж бесполезное. Он что-то может, и обязательно попробует снова, если потребуется. Прошмыгивает мимо толпящихся, тянет первого помощника за рукав, увлекая куда-нибудь подальше отсюда. Не на весь оставшийся вечер, а хотя бы до начала банкета. В менее официальной обстановке, с выпивкой, будет куда проще решить все те вопросы, которые наверняка появились у организаторов. Вечер обещает быть насыщенным.