Тайко не знал, правильно ли поступил, заведя осторожный разговор о возможной отставке. Жизнь жестоко учила его осторожности, но все-таки иногда приходилось совать руку в пчелиное гнездо, чтобы узнать, есть ли там мёд. Проще говоря, прощупывать почву приходилось, пусть и с предосторожностями. Тем не менее, чувство того, что он где-то ошибся, не покидало Селчу с тех пор, как он покинул штаб с разрешением на краткосрочный отпуск.
Обжегшийся на молоке дует на воду - так говорят про это чувство неопределенных неприятностей, которыми воздух в последнее время был буквально пропитан.
И всё же, Тайко сбросил с плеч то, что его тяготило, как только штаб остался позади, философски рассудив при этом, что не успеет влипнуть в неприятности на курорте. Хотя, вероятность была - обладал Селчу неким талантом притягивать к себе разнообразные проблемы, словно мироздание всеми силами пыталось научить его смирению и напомнить, что ни ум, ни талант, ни счастливая семейная жизнь не являются поводом превозносится над миром. Неприятности сыпались на Тайко даже авансом, потому как гордецом он не был никогда. И всё же, существовала надежда на то, что судьбе надоест издеваться над генералом и она отвлечется на какого-нибудь другого счастливчика ровно тогда, когда они с Винтер будут отдыхать.

А Винтер... Винтер расцвела, и Тайко жалел, что не додумался выехать с ней куда-нибудь раньше. Идея путешествия увлекла женщину, она буквально летала и была так неотразимо хороша, что Селчу казалось, будто он впервые увидел её и снова влюбился.
У него самого всё валилось из рук до такой степени, что он предпочитал больше наблюдать за деятельной Винтер, чем предлагать свои ранкорьи услуги.
Привыкший перемещаться по делам налегке: буквально пара сменных подштанников, бритва и одеколон; Тайко и подумать не мог, что они берут в дорогу такую прорву вещей - он-то думал, что кроме нескольких бутылок вина и документов им ничего не нужно, а выходило так, что в космопорту Винтер вышагивала гордой царицей, а за ней возвышалась каланча верного баулоносца. Тайко не возражал против этой роли, в конце концов полностью, по-настоящему захваченный этой лихорадкой: путешествие из простой спонтанной идеи неотвратимо становилось реальностью и от этого так сладко ныло где-то под сердцем, а мир снова раздвинул свои границы, как когда-то давно он уже сделал это для юного Тайко. А если этот мир опять потребует платы за счастье, генерал знал, что заплатит сполна, потому что каждое мгновение, проведенное с Винтер, стоит всех чудес галактики.

В этот замечательный домик Тайко просто влюбился. Даже усталость первого дня не помешала Селчу обследовать место их временного проживания и окрестности. Впрочем, они оба занимались одним и тем же, разве что пока не мешали друг друга, коллекционируя первые впечатления, которые не давали Тайко спать половину ночи. Всю вторую половину он любовался спящей женой и прислушивался к звукам ночной жизни за окном.
Эта тишина была совершенно иной, не такой, к какой Тайко привык, проживая на Корусанте. Теперь он мог подобрать определение к той тишине, что наполняла его квартиру в мегалополисе - она была искусственная, неживая. Здешняя тишина жила, она дышала, шелестела ветвями деревьев, иногда сонно покрикивала на разные птичьи голоса, и это оказалось так непривычно, что Селчу не мог прекратить слушать. Но затем сон сморил и его - последнее, что Тайко помнил, как осторожно подгрёб к себе Винтер и уткнулся в ее пушистые свежевымытые волосы.

Проснулся генерал - по ощущениям - довольно поздно. Вернее, его разбудили аппетитные запахи еды. Он еще толком не выбрался из приятного крепкого сна, а рот уже был полон слюны, рука шарила по простыням в поисках источника соблазнительных ароматов.
То, что рука нащупала, было не менее приятно, чем кусочек свежеподжаренного хлеба, а может быть и более - это оказалась округлая коленка Винтер, которую Тайко, сонно причмокивая, огладил. Только после этого он нашел в себе силы разлепить один глаз и прохрипеть:
- Это обещание может поднять меня даже из могилы. Только прежде хотелось бы умыться.
Селчу быстро чмокнул жену в нос и вразвалочку скрылся за дверями туалетной комнаты, откуда донёсся сначала его изумленный возглас, затем шум воды, фырканье, плеск и уже через пару минут появился сам Тайко, без футболки, в которой спал, с влажными волосами, каплями воды стекающими по торсу к влажному поясу трусов.
- Здесь старинный водопровод и такая вкусная вода!
Уважаемый генерал сейчас больше всего был похож на мальчишку, которого родители впервые вывезли в гости к бабушке с дедушкой - его приводила в восторг любая мелочь, он был готов петь дифирамбы каждому встречному жучку необычной формы, каждой травинке и, конечно же, собственной жене, ведь именно благодаря ей Тайко не грозила мучительная смерть от голода.
- Я так устал от безвкусной воды Корусанта, - пожаловался Селчу, устраиваясь рядом с подносом и запуская руки в завтрак, словно заправский дикарь. Куда только делось алдераанское воспитание, где заблудился этикет?
- Мном, дорогая! - челюсти генерала работали с завидной скоростью, а глаза щурились как у довольной домашней туки, - Я полностью в твоем распоряжении, но почему условия договора не соблюдены?
В небесно-голубых глазах генерала мелькнул дьявольский огонек, он одним пальцем оттянул за вырез майку Винтер: вниз, вниз, почти полностью обнажая её грудь, а затем бескомпромиссно вылил туда целый стакан воды.
Конечно, ему пришлось потом, хохоча, уворачиваться от притворно разгневанной жены, но своего Тайко добился - Винтер пришлось избавиться от неприятно липнущей к телу детали одежды.

Благодаря этой поездке, Тайко словно лет этак тридцать скинул. Не то, чтобы это был такой уж невыносимый груз, ведь Селчу так и не сумел стать закоренелым циником, чему немало помогла довольно редкая для людей гибкость ума.
Если и сравнивать Тайко с чем-то, так с  водой. Водой, которая себе на уме, если только так бывает.
Генерал Селчу на Корусанте это дело одно: там он был словно вода после стихии - невольно несущая с собой весь окружающий сор и грязь. А Тайко здесь, на Адарлоне, в одиноком домике у озера - снова вихрастый мальчишка, худой и длинноногий, чистый душой и помыслами, живущий надеждой и верой в лучшее.
Конечно, старые душевные раны никогда не перестанут ныть, страх за близких, подозрительность и жестокость к врагу никуда не денутся, однако даже старый зверь с исполосованной шрамами шкурой, прячет когти, кода вокруг резвятся детеныши, а в воздухе не пахнет опасностью.
Воздух Адарлона был напоен разнообразными ароматами, и запаха беды среди них уж точно не было. Если кто и принёс с собой этот тяжкий дух, так это были они - с такого расстояния яснее виделось всё то, что с годами стало привычным, и Тайко уже мог с уверенностью сказать, что служит лишь по привычке, давно не своим юношеским идеалам о защите слабых, пусть и оправдывает себя ими.
Окружающая красота и внезапно - буквально обрушившийся на Селчу покой - лишь сильнее утверждали его в желании порвать со службой. Если у него, нет - у них обоих - есть шанс на что-то новое, то начинать следовало сейчас, не откладывая на неопределенное будущее свою жизнь.

А пока что он громко и заразительно смеялся, даже не пытаясь отбивать подушечные атаки Винтер, но уже через пару минут задыхался не от смеха, а от восторга, наблюдая, как соблазнительно жена снимает свою мокрую майку.
Тайко не считал себя искушенным любовником и молча не соглашался с женой, когда та начинала предполагать за ним длинную вереницу его романтических увлечений, однако не спорил, не желая развивать эту тему. К тому же, были способы отвлечь любимую женщину от ревности, намного более приятные и действенные, чем споры. Так что, с уверенностью он мог заявить только одно: всё, что он знал и умел - лишь благодаря Винтер. Она же была причиной его необузданных фантазий, делиться которыми с их предметом Тайко зазорным не считал.
Теперь у него был лишний повод убедиться в том, что все фантазии меркнут рядом с действительностью. Селчу и предположить не мог, что только один лишь вид избавляющейся от мокрой майки жены, способен так быстро и надежно сорвать ему тормоза.
Тайко очень благосклонно - даже более того - с восторгом позволил Винтер вовлечь себя в поцелуй, принимая её ласки и вдвойне одаривая её ими в ответ.

Из крохотной искорки сладкой истомы медленно разгорался пожар, от которого тело Селчу уже начинало явно потряхивать, мышцы живота судорожно поджимались, когда Винтер игриво и многообещающе играла с поясом его трусов, а свидетельство того, что женщина делал всё очень правильно уже некоторое время явно и даже очень агрессивно натягивало ткань свободного белья, образуя внушительный шалашик.

И всё же, маленькая бестия не могла без приправ и небольшая месть за воду оказалась как нельзя кстати - с Тайко можно было картины рисовать, название к полотну было уже готово: обиженное разочарование. Или разочарованная обида. А ещё точнее - утренняя неудовлетворённость.

Чего почтенному генералу стоило не погнаться за нимфой-соблазнительней, не узнает никто - он со стоном весеннего лот-кота перевернулся на живот и замер, пытаясь хоть чуть-чуть сбросить возбуждение и дожить до похожа на пляж.
- Нет уж, накинь что-нибудь... Иначе никуда ты не попадешь. Ни сегодня... - Селчу выразительно двинул бёдрами, - Ни вообще.

Вид полураздетой жены успокоиться не помогал, поэтому Тайко тоном умирающего проныл:
- Иди вниз и возьми... что там тебе надо. Я присоединюсь через пять минут.

Пяти минут Селчу хватило на... нет, совершенно не на облегчение страданий. В этом плане Тайко даже не собирался делать свою жизнь проще, находя какое-то извращённое удовольствие в том, чтобы отказать себе даже в маленьком удовлетворении, справедливо предвкушая награду, намного, намного более желанную и ни капли не сравнимую с общением с собственной рукой.

Винтер играла с огнём и ей это, похоже, очень нравилось. А Тайко был совершенно не против этой игры, более того, если генерала в самом начале их путешествия ещё как-то беспокоило оставленное на Корусанте, то сейчас, кроме соблазнительных прелестей супруги, его не волновало больше ничего.

Исполняя совет, данный им Винтер, Тайко оделся и сам - в лёгкие свободные брюки из тонкой ткани и такую же свободную рубаху с запахом, не озаботившись, впрочем, ни свежим бельем, ни плавками. А зачем? Плавание для Тайко сейчас было делом десятой важности, а для того, что беспокоило генерала первостепенно - чем меньше давит, тем лучше.

Винтер, наряженная во что-то легкомысленное, уже ждала его у входа в дом - женщина действительно не хотела оставаться внутри слишком долго и теперь дышала свежим воздухом, наслаждаясь лёгкой лаской теплого ветерка на своём лице. Тайко окинул взглядом окрестности и тихо пробормотал, скорее для себя, но одобрительно:
- Звездноцветы здесь смотрелись бы прекрасно.
Он обнял жену за талию, притянул к себе и коротко поцеловал в губы:
- Ну что, искусительница генералов, готова к белому песку и прозрачной воде?
Он подмигнул ей так, что стало понятно - если Винтер и будет плавать этим днём, то совсем недолго.

Отредактировано Tycho Celchu (2017-03-19 11:26:38)

Помимо несбыточного мира во всём мире, Тайко не так уж много было нужно от судьбы: семья, друзья, любимое дело. Довольно рано лишившийся многого, он научился довольствоваться малым. Впрочем, не в ущерб небольшому внутреннему и внешнему комфорту, выражавшемуся в любви к хорошему вину, хорошему парфюму и удобной одежде. При этом, Тайко считал, что случись быть нужде, он легко обойдется вообще без всего этого, если будет уверен в том, что его Винтер останется с ним. Конечно, было грустно представлять ее, такую красивую, изящную и полную жизни, заботящейся о нём, старом, слюнявом и парализованном, что даже при спокойном графике работы представлялось Тайко весьма вероятным исходом - до того потрёпанным он чувствовал себя в последнее время. Но предаваться унынию? Не сейчас, не здесь.  Пока что он вовсе не стар и даже почти не слюняв, так что Винтер не грозит печальная участь сиделки при умирающем муже.
По части собственного здоровья и состоятельности, мужчины достаточно мнительны, и хотя мистрисс Селчу супруг достался даже очень кроткий в этом плане - болезни и страдания переносил стойко, мужественно, совершенно не думая умирать при температуре 37.8, сейчас почтенный генерал страдал так же искренне, как страдает мальчик, которому любимая девочка отказала в счастье потрогать её грудь. Винтер имела на Тайко огромное влияние и умела сделать его счастливым, даже тогда, когда он был возбужден, озабочен и готов лезть на стенку, наблюдая за соблазнительным телом, которое мерзкая ткань так хорошо подчёркивала, подогревая и без того распалённое воображение Селчу.

Тайко уже грешным делом начинал думать о том, что если не все мужчины, то он точно был рожден для страданий. А некоторые виды страданий даже невозможно было скрыть. Особенно под тканью лёгкой летней одежды, ни капли не прятавшей того, что генерал с момента жаркого поцелуя в спальне с женой, постоянно находился в полувозбуждённом состоянии.
По тому, как лукаво Винтер стреляла глазами в своего озабоченного мужа, ей нравилось то, что она видела. Однако это совсем не помогало Тайко сосредоточиться на вождении. Хорошо, что дражайшая половина с таким восторгом любовалась окрестными видами - так оставалась надежда на то, что она не заметит нервной дрожи рук генерала, который уже держался лишь благодаря дисциплине, десятилетиями службы вбитой ему в кости и под черепную коробку. В ином случае поддерживать милые игры Винетр у Тайко вряд ли нашлись бы силы - с момента освобождения жены из плена и до сих пор, он остерегался действовать слишком активно, опасаясь последствий для неокрепшего организма возлюбленной.
Судя по тому, как активно сейчас дражайшая супруга точила о страждущего свои коготки, со здоровьем у Винтер было всё в порядке, и спасало её - временно! - лишь то, что Тайко посчитал, что будет не против лёгкого флирта и небольшой игры.
Как оказалось, знатный стратег и тактик в одном флаконе на этот раз здорово просчитался и теперь только то и мог, что тихо изнывать, уговаривая собственный член не рвать брюки, новые же - их было немного жалко.

А Винтер даже не думала прекращать изводить мужа: сначала она выбирала место для лёжки. По каким критериям она это делала, Тайко так и не понял. На его взгляд все бухточки и заливчики были абсолютно одинаковые, даже их форма не особо отличалась, правда некоторые казались более мелкими, кое-где с высоты были видны ямы, но в общем - устраивайся где хочешь! Но Винтер так не считала, поэтому - как думал Тайко - они потратили гораздо больше времени на поиски уютного места, того самого времени, что было обещано ему!
Но и это генерал перенёс, пороптав лишь немного и про себя. В конце концов, они здесь для того, чтобы получать удовольствие. Значит, каждый в своё время получит именно то и столько, сколько необходимо для полного удовлетворения.
Хорошо, что алдераанцы так любят философию - иначе терпеть до желанного момента счастья оказалось бы намного сложнее.

И всё же, он наступил, этот самый момент счастья! Случилось это ровно тогда, когда Винтер наконец избавилась от своего пёстрого балахончика и нырнула.
Тайко в который раз за этот день потерял дар речи, наблюдая за тем, как сжались от прохладной воды соски её аккуратных грудей. Почтенный генерал видел только их, смотрел на них и шёл к ним, даже забыв о том, что следовало бы раздеться.
Об этом ему напомнила прохлада воды, слегка охладившая задор и пыл Тайко, да неприятно облепившие его ноги брюки.
Селчу негромко выругался и выскочил на берег, запрыгал, пытаясь освободиться от одежды, чуть не растянулся, когда стопы утонули в песке, тут же запнулся за мокрый комок из брюк - в общем исполнил для единственного зрителя маленький танец озабоченного эвока.
С точки зрения Винтер это должно было бы выглядеть забавно, но самолюбие Селчу в данном случае предпочло промолчать, уступив место более простым эмоциям и инстинктам, что гнали влюблённого мужчину в объятия своей любви и в холодную воду.

Наконец страданиям Тайко пришел конец! Он в пару быстрых слитных движений оказался в воде, рядом с женой, и обнял её, прижимая к своему телу, что казалось горячим даже при такой температуре. Наконец он смог не только любоваться ею, но и пробовать её, касаться, ласкать, подтверждая тем самым, что никуда ей теперь не деться.
Игры закончились - его губы обхватили один напряженный, потемневший от прилива крови сосок, зубы слегка сжали упругую горошинку, не с целью причинить боль, а только лишь ради того, чтобы Тайко смог услышать, как в груди Винтер зарождается тихий страстный стон. Холодный влажные пальцы Селчу почти сразу же прихватили второй сосок. Тайко слегка сжал пальцы, имитируя то, что делал зубами, но не удержался, оттянул сжавшуюся от холода плоть довольно сильно, покатал сосок между пальцами и от своих действий сам не удержался - застонал. Звук вышел глухой, вибрирующий и хищный.
Генерал чувствовал, что прелюдия первого раза будет необыкновенно короткой - слишком долго он терпел, а теперь не хотел сдерживать себя, потому что чувствовал - каждое прикосновение к Винтер приближает его к разрядке. Больше всего он сейчас желал просто насадить её на себя и остаться так навсегда, но одновременно взорваться сверхновой и взять свою любимую с собой.
Винтер, Винтер, что же ты творишь со мной?

Тайко был в курсе того, что окружающие всегда считали его жену холодной и расчетливой женщиной. В самом начале их знакомства, несмотря на жгучий интерес, Селчу и сам был готов попасться в эту ловушку предубеждения. И очень хорошо, что он никогда не спешил делать выводы на пустом месте и не позволил себе обмануться, проявив недюжинное упрямство при обхаживании предмета своей страсти, да и потом, когда приходилось ждать и молить небеса о малейшем шансе увидеться снова.
Тайко узнал о Винтер одну вещь, которую предпочитал держать в себе, испытывая невероятное удовольствие от того, что никто больше не знает, какая она на самом деле.
Его жена оказалась невероятно страстной. Всё, что она делала, как она это делала - заставляло уравновешенного и спокойного алдераанца терять голову.

Обычно Тайко прислушивался к тому, что говорят другие, но только не в том, что касалось занятий любовью. Тут он благоразумно слушал только тело партнерши и учился доставлять удовольствие Винтер, не отказывая в удовольствии и себе: касаться, наблюдать, чувствовать.
В былые дни они подолгу не могли оторваться друг от друга, поначалу совершенно неспособные провести по отдельности хотя бы одну ночь. С возрастом количество переросло в качество - Тайко предпочитал медленно и со вкусом доводить жену до полубезумия, до дрожи во всем ее великолепном теле, а затем дарить ей острый и яркий оргазм.
Он никогда не говорил Винтер об этом, но один её вид в такие моменты сводил его с ума. Иногда Тайко сожалел, что не может позволить любимой увидеть себя его глазами, ведь она была непревзойденной в своей порочной притягательности - распаленная ласками, разметавшаяся на смятых простынях, полностью раскрытая для него. И Тайко не мог отказаться от соблазна коснуться губами  раскрывшихся алых лепестков и набухшей горошинки клитора, не пальцами - языком ощутить его упругость, вобрать его в рот, уже всем телом ощущая, как бьется под ним от нестерпимого удовольствия желанная женщина.
Только она, только Винтер царила в фантазиях Тайко, только она приходила к нему во снах, заставляя Селчу просыпаться уже готовым не выпускать жену из постели целый день. Это было то, с чем Тайко не мог и не хотел сладить. Спустя столько лет он всё так же любил и хотел свою жену.

И всё же, даже самого Селчу привело в тихое удивление то состояние, в котором он пребывал с того самого момента, как они прибыли на эту планету. Вроде давно не мальчишка...
Но, как говорится, седина в бороду...

Тайко жадно оглаживал руками прильнувшее к нему тело Винтер, не менее жадно целовал её лицо и пытался сохранить хотя бы крупицу непреодолимо ускользающего от него здравого смысла. Но как ему было оставаться здравомыслящим, когда достаточно было сделать одно движение и головка его полностью возбужденного члена погрузилась в тело Винтер и это оказалось насколько восхитительно, что Тайко пришлось прикусить щёку изнутри, чтоб хотя бы так заставить себя удержаться на грани между желанием не только получать удовольствие, но и дарить его, и потребностью сразу же вбиться до основания и забыться в безумном удовольствии.
Он всё же позволил себе погрузиться до самого предела, так, что их тела соприкоснулись, после чего замер, пережидая прилив острого удовольствия и уговаривая себя не спешить.
Тайко отвлекал себя, покрывая поцелуями лицо жены, хриплым горячечным шепотом рассказывая ей о том, как восхитительно ему в ней, как сводит его с ума то чувство, когда упругие стенки так правильно и сладко сжимают его член.
Не сказать, что это помогало отвлечься - ни капли. В этом больше не было потребности, а значит, и смысла, поэтому Тайко начал двигаться. Поначалу его движения были неспешными и плавными - Тайко хотел найти такое направление и скорость, чтобы его жена получала то же удовольствие, что и он. Чтобы ни одного участка её желанного тела, ни одной точки не осталось незадетыми.
Наконец, Селчу почувствовал то, что хотел: тело Винтер напряглось, она застонала и сама начала двигаться в одном ритме с мужем, так невероятно сжимая его в себе, что Тайко сорвался. Прежде размеренные движения стали резкими и хаотичными, он стонал едва слышно и хрипло дышал, неотвратимо приближая себя и любимую к самому пику наслаждения.
Его член входил так глубоко, как только это было возможно, но Тайко хотел еще больше, сильнее, глубже. Наконец удовольствие стало почти нестерпимым, отчего Селчу замер, дрожа, но совсем не от прохлады озерной воды.
Чтобы не стонать слишком громко и откровенно, Тайко прикусил прядь волос жены, но вряд ли что нибудь могло сейчас сдержать этот звук, длившийся, пока мужчина кончал, ощущая сейчас лишь небесную легкость и то, как пульсируют стенки вагины Винтер, словно ласкающие его член, так и не утративший твёрдости после оргазма.
Наконец Тайко смог немного придти в себя, отпустил истерзанную его губами прядь, что выглядела сейчас словно сосулька. И только после этого стон перешел в едва различимое, на выдохе: "Я люблю тебя..."

Винтер была распята на нём, словно бабочка - Тайко так и вышел на берег, не снимая женщину с себя, уложил её на неровно расстеленный плед и улыбнулся, смотря на жену затуманенными страстью глазами:
- Прости меня, дорогая, я пока что не смогу отпустить тебя.

Тайко медленно и обстоятельно оглаживал всё ещё влажное после купания тело жены. Её кожа сейчас была прохладной и это составляло необычайный, притягательный контраст тому, какой она ощущалась в воде. Там - такая горячая и здесь прохладно-свежая в окружении тёплого воздуха. Она сама была как воздух, как горный ветер, который хочется пить, как лучшее вино...
Вино.
Селчу прищурился и облизнул нижнюю губу, любуясь женой. Его руки сместились с её бёдер и накрыли груди - Тайко нравилось то, как ладно они ложатся в его ладони. Идеально - не больше и не меньше. Так красиво и соблазнительно. Член Тайко напрягся чуть больше и он невольно двинул своими бёдрами, напоминая себе и жене, как замечательно они сейчас связаны между собой. Буквально - одно существо.
- Ты знаешь - мне немного надо.
Он улыбался слегка рассеянно, не в силах до конца отвлечься от ощущения блаженства которое растекалось по всему телу волнами, но не желало успокаиваться ни на миг.
- Сейчас я бы хотел, чтобы ты налила мне вина.
Тайко снова двинул бёдрами, на этот раз сильнее, задевая чувствительные точки глубоко внутри, словно тем самым хотел показать, что ни за что не изменит своей позиции сейчас. Даже ради любимого вина.

Тайко не собирался устраивать игрищ с обливанием, не думал заставлять Винтер поить себя изо рта, с груди или из пупка. Он просто хотел выпить со своей женой немного вина в перерыве между занятием любовью, чтобы сделать его более жарким и вкусным - небольшой привкус хмеля в качестве приправы. Только лишь небольшой.

Вообще, Тайко считал, что тот, кому не достает данного природой для удовлетворения своей женщины достоин лишь сочувствия. Тех же, кто смешивал женщину и алкоголь, алдераанец видел не иначе, как фермерами по воспитанию и сути своей - только они смешивают еду в корытцах своих питомцев. Именно поэтому не видел ничего возбуждающего, а тем более эстетичного в том, чтобы есть или пить с женского тела, или разнообразить ощущения с помощью подручных предметов и той же еды.
Тайко понимал, что со своими взглядами и пристрастиями сам мог показаться кому-то скучным и консервативным. Если бы имел привычку привносить своё "веское" в хмельные споры пилотов, однако своё он всегда оставлял только себе.
И только он один знал, как прекрасен чистый вкус его женщины с легчайшим оттенком изумрудного вина на губах.
Поэтому, вино отдельно, любовь сама по себе - вот что было идеально для генерала. А наблюдение за тем, как его жена тянется к корзинке, как достаёт оттуда бутылку и откупоривает её, как сосредотачивается лицо Винтер, когда она наливает в высокие изящные бокалы вино - всё это дарило Тайко ни с чем не сравнимое эстетическое наслаждение.

Он приподнялся на локте, принимая один из бокалов, но пить не спешил. Он продолжал наблюдать за женой. То, как она пила - аккуратно, всего пара крохотных глотков, отразившихся в едва заметных движениях горла - внезапно показалось Селчу самой красивой вещью, которую ему доводилось наблюдать. Он хотел видеть именно это: как пьёт Винтер, как облизывает влажные губы и довольно прикрывает глаза, наслаждаясь вкусом. Это, да. Потому что не находил ничего соблазнительного в постановочном соблазне, но умел видеть возбуждающую красоту естественности. Так что Винтер не нужно было делать ничего особого для того, чтобы возбудить собственного мужа.
Хотя Тайко не отказался бы посмотреть, как она танцует. Не стриптиз, опять же, нет - он хотел увидеть нечто иное.
Однажды он нечаянно застал свою жену за одеванием. Вернее, она была в тот момент совершенно не одета, но имела отличное настроение и вытанцовывала что-то легкомысленное, держа в руке платье.
Селчу в тот момент совершенно забыл, зачем шёл к ней. Так и замер в дверном проёме, наблюдая за тем, как движется Винтер под слышный только ей мотив. Её бедра плавно покачивались, свободная рука скользила по обнаженной груди, спускалась к животу, затем взмывала к волосам. Босые ноги переступали так аккуратно и медленно...
Ну что тут ещё можно сказать? Минуты через три генерал умёлся в ванную комнату и просидел там полчаса. Потом он так и не смог ответить себе, почему не решился разрушить тот момент, но в его памяти он до сих пор значился, как один из самых волнующих.
Так что, увидеть что-то подобное Тайко не отказался бы, ещё хотя бы один разок. Но как попросить об этом Винтер он ещё не придумал. Хотя... сейчас он мог попросить жену кое о чём другом.

Селчу отставил в сторону бокал - к вину он едва притронулся, и сжал пальцами бёдра жены:
- Станцуй на мне, дорогая.

Тайко даже представить себе не мог того, что выйдет из его просьбы. А Винтер, где-то в глубине своей женской сущности, прекрасно понимала, чего именно жаждет эстетствующая сущность её мужа и смогла превзойти все его самые смелые мечты и ожидания.
Поначалу движения женщины были робкими, неуверенными, но именно они заставили Селчу замереть в предвкушении чего-то большего. Тайко почти не касался её, не подталкивал и даже не шевелился - ничем не мешая женщине ловить ритм.
И он пришел - медленный и тягучий - он делал движения Винтер плавными и необычайно красивыми.
Она заворожила Тайко движениями рук, наклоном головы, полуприкрытыми глазами, размеренным покачиванием бёдер, которое незаметно усиливало возбуждение так, что Селчу не заметил, когда его пальцы сжались крепче, оставляя на  нежной коже следы.
Он наблюдал за тем, как его жена едва ощутимо касается пальцами своей груди и сцеплял зубы, чтобы не стонать. Но стон был единственным звуком, который мог описать наполнивший его восторг, своего рода аплодисментами танцу, предназначенному только для его глаз.
Движения бёдер Винтер становились всё быстрее, Тайко охватило желание ответить ей, подавшись навстречу, влиться в этот танец самому и поставить, наконец, финальную точку.
В то же время, он прекрасно понимал, что как бы ни прекрасен был бы этот финал, они всё ещё могут достичь чего-то невероятного, подарить себе ни с чем не сравнимое удовольствие, насладиться друг другом сполна.
Именно поэтому он позволил жене пока что вести, заставил себя сдержаться и не подмять её раньше времени, взамен всецело отдавшись поцелую. Но пламя нужно было поддерживать, и Тайко плавно покачивал бёдрами, тем самым больше обозначая движения и позволяя жене лучше ощущать себя.
Его руки скользили по спине Винтер, пальцы вырисовывали замысловатые узоры, очерчивали позвонки, мяли, поглаживали, играли с падающими на спину завитками волос. Но такой красивой и гибкой спины им было мало, они стремились туда, где грудь женщины соблазнительно касалась кожи мужчины, руки непременно желали ощутить упругость и одновременно мягкость соблазнительных полушарий, коснуться небольших возбужденных сосков и возбудить их еще больше, сжимая и слегка оттягивая. Хотелось утянуть эти соски в рот и покусывать их, слушая низкие стоны жены, но менять для этого позу Тайко не стал. Ему хватило промелькнувшего в воображении образа Винтер, изнывающей от настойчивых ласк, чтобы не удержаться и толкнуться в неё резко, глубоко. По телу прошла волна дрожи и Тайко снова пришлось прикусить щёку изнутри, чтобы не сорваться.
Его движения опять стали медленными и едва ощутимыми. Селчу жестами и мимикой попросил жену откинуться назад, позволить ему и дольше любоваться собой.
Ей больше не нужно было ни танцевать, ни делать вообще что-либо еще: Винтер сейчас выглядела именно так, как всегда нравилось Тайко. Припухшие алые накусанные губы, едва заметный на бледной коже румянец, встрёпанные волосы и шальной блеск в глазах. И, конечно же, её груди с возбужденными сосками - погибель генерала.
И опять Тайко не удержал себя от резкого глубокого толчка, шалея от того, как Винтер при этом закидывает голову, как закрываются её затуманенные страстью глаза, как она прикусывает и терзает свою нижнюю губу и как невольно её руки тянутся к грудям, оглаживают их, выдавая возрастающее возбуждение и нетерпение женщины.
Но Тайко продолжил свою пытку наслаждением и вернулся к прежнему ритму, не разжигающему огонь до конца, но и не дающему страсти погаснуть, даже на мгновение.

Некоторые певцы любви и страсти любят сравнивать мужчин с музыкантами, а женщин - с инструментами. Тайко нравились красивые эпитеты и сравнения, любил он ровный изящный слог, но иногда ему хотелось рассмеяться и по-плебейски выматериться.
Он обвел руками очертания хрупкой фигуры жены: вот это - инструмент? Каким же скучным существом нужно быть, чтобы не видеть в женщине ничего более? Как можно ограничить любовь нотами и октавами, сделать её тем самым конечной, а конец этот - достижимым?
Мужчина - не игрок, а женщина - не инструмент. Они - две бесконечности, слившиеся воедино. Так, как сейчас были объединены Винтер и Тайко.
Непознаваемые, изменчивые и прекрасные в каждом своём проявлении - узнающие друг друга заново каждый день и проживающие каждый день, как последний.
Это просто любовь, они просто люди, но друг для друга они больше необозримой вселенной. Они прекрасны и одиноки в огромном мире, потому что сейчас им не нужен никто, кроме них самих и их чувств.

Тайко всё-таки не выдержал и приподнялся, прижал к жену к себе и, не разрывая их единения, аккуратно перевернулся, укладывая Винтер на свое место - в тёплую ямку, прикрытую пледом, что осталась в песке от его тела.

- Ты сводишь меня с ума, любовь моя. Думаю, я должен тебя за это вознаградить.
Селчу шало улыбнулся и, придерживая ноги жены за лодыжки, заставил её уложить их себе на плечи, затем склонился над ней так сильно, что женщина почти что сложилась пополам.
Даже в таком состоянии Тайко нашел себе силы убедиться, что Винтер достаточно удобно, прежде чем продолжить.
Первый же толчок вышел сильным и особенно глубоким - Селчу не сдерживался больше, позволил себе стонать, потому что удовольствие, прострелившее тело, было почти невыносимым. А реакция Винтер - однозначной: она так сжала его в себе, что мужчина не кончил только чудом.
Что же ты творишь со мной, Винтер? Что же ты со мной творишь?

Сдерживать себя сил больше не осталось. Как бы ни хотелось Тайко ещё продлить момент единения, растянуть его до вечности, он прекрасно понимал, скорее нет - ощущал всем телом потребность получить больше и немедленно. Тем более что Винтер желала того же, и он чувствовал это - в её хаотичных поцелуях и нетерпеливых стонах, в волнующей дрожи её бёдер и в следах от острых коготков, в опаляющем жаре её прерывистого дыхания и в том, как выгибала она спину, желая вжаться сильнее, получить больше - получить свою награду за затянувшуюся сладкую пытку. И Тайко сорвался - задвигался напористо, постепенно ускоряясь. Каждый толчок был максимально глубоким, а ближе к финалу он почти не выходил, вбиваясь часто и так глубоко, как только было возможно, позволяя тем самым жене получать удовольствие одновременно снаружи и внутри.
Наконец он замер, переживая второй за сегодня оргазм - более яркий и долгий, чем испытал в первый раз. Руки Селчу подрагивали, мышцы напряглись, а на лбу выступила испарина.
Так и не сорвавшийся с губ стон вылился в длинный выдох, который длился и длился, пока не осталось ничего - только лишь звенящая лёгкость во всём теле.

Только теперь он позволил себе расслабиться и медленно покинуть тело любимой, с отголосками затаённого наслаждения наблюдая, как следом за его опавшим членом на бедро Винтер стекает немного его семени, смешанного со смазкой. Это зрелище всегда было настолько интимным и притягательным, что если бы Тайко не был бы так сыт сейчас, то возбудился бы снова.
Он не стал нагло пялиться на влажные бёдра и промежность жены, но и не дал ей уйти к озеру, крепко прижав к себе. Он наслаждался отголосками оргазма, разлившимися по телу ленивой истомой и горячим телом Винтер, так ладно прильнувшей к его боку, словно её тело было создано именно для таких моментов.

Тайко никогда не забывал о том, что Винтер может не нравится ощущение быстро остывающего семени, которое неприятно стягивало кожу на её бедрах. Обычно эту проблему решало мягкое полотенце и чаша тёплой воды - Селчу не хотел отпускать от себя разомлевшую прекрасную жену даже на минуту, а чтобы делать что-то большее, чем лежать в обнимку, ни у кого из них сил просто не оставалось. Быстрые обтирания всегда решали маленькие неудобства, чтобы им потом не пришлось разлепляться не только в переносном, но и в самом что ни на есть прямом смысле.
Вялая мысль о салфетках и сейчас робко мелькнула, но тут же пропала - пускай его. Тайко настолько не хотел отпускать жену, что готов был смириться с последствиями, даже если ими станет их общий дискомфорт и перепачканный плед.

К тому же, она сама просила не отпускать и этой просьбе он подчинился с огромным удовольствием, только лениво подумал о том, как приятно было бы обтереть жену самому. Ему нравилось то, что она до сих пор смущается, когда он пытается развести ей ноги. Но она всегда подчиняется, прикрывая глаза рукой, словно не хочет видеть пожирающего взгляда мужа, которым он ласкает её потаённые места. Ему нравилось любоваться яркими набухшими лепестками её нижних губок, осторожно касаться клитора и получать реакцию Винтер - немного недовольный стон и лёгкую дрожь. Даже то, как она пыталась свести ноги, не желая сейчас лишнего контакта его рук с её чувствительной плотью сводило Тайко с ума.
Только после этого он с сожалением прекращал игры с телом жены и делал то, что должен - очищал её от следов их взаимной страсти.

Даже совершенно опустошённый, он не мог оставаться равнодушным в такие моменты: его полувставший член обычно говорил определенней любых слов о том, что насытиться любимой женщиной ему невозможно, а уж пресытиться - и подавно.

Вот и теперь, только лишь вспомнив о таких маленьких моментах невероятной чувственности, он ощутил слабый, но явный отклик своего тела, который могла наблюдать и Винтер, которая в данный момент лениво поглаживала его живот, бездумно рисуя на нём круги и извилистые линии.
Соблазн отыскать салфетки и позволить себе небольшой десерт между трапезой и пиром, был очень велик, но Тайко всё же не шелохнулся, продолжая крепко прижимать к себе жену.
Ещё немного, чуть-чуть полежать вот так, чувствуя изменившийся запах тела с нотками недавней страсти, разрешить себе безвольно нежиться в солнечных лучах, растворяться в них и... постепенно задрёмывать.

Он обязательно наверстает каждый момент, не упустит ничего. Позволит себе всё и даже немного больше, потому что именно для этого они здесь. Каждое пробуждение и отход ко сну, каждый приём пищи и каждая прогулка будут лишь перерывами в их наслаждении друг другом, и хорошо, что в округе сейчас так пусто - уважаемые туристы не хотели бы смущать соседей, сверкая обнажённой плотью везде, где только можно, и там, где нельзя, впрочем, тоже.