Селчу шел по узкой дорожке, почти не обращая внимания на то, что происходит вокруг. В иной ситуации он наслаждался бы насыщенным древесным ароматом и тем, как солнечные лучи приятно ложились на сухую кожу жителя мегаполиса, но нет - ситуация как раз была такой, что предполагает не любование красотами, а глубокие мрачные размышления о будущем, жизни и смерти, и любви, конечно же. Хотя, и об этом Тайко стал способен думать лишь после того, как убедился, что его жена в безопасности, а до тех пор он существовал в режиме автопилота, одержимый лишь одним желанием - увидеть Винтер снова. Живой. И только так.
После того, как ситуация разрешилась наилучшим образом, из Селчу словно бы выпустили воздух. Он ощутил жуткую усталость, опустошенность и... возраст, наконец-то возраст. Он отозвался во все еще крепком теле военного предательской слабостью, тремором и назойливой головной болью - вот уж чего Тайко сроду не испытывал. Селчу показательно бодрился, но чувство апатии по утрам всё чаще прижимало к постели, мешая сосредоточиться на новом дне, на полноте жизни и на любви, что не стала меньше за все эти годы.
Седина не смогла сделать из Тайко старика - его волосы лишь больше посветлели и словно бы сменили оттенок. К тому же, всегда подтянутый и элегантный, он был, как это говорится - ещё ого-го. Они с Винтер составляли красивую пару, да. Только вот после всего произошедшего даже тому, кто был мало знаком с Селчу стало бы понятно, как он сдал. Все еще прямая спина, но походка стала чуть менее уверенной, под глазами залегли почти чёрные круги, от которых небесно-голубые глаза мужчины сияли еще ярче, но и печаль в них стала более заметной и болезненной. Едва заметные складки у рта выглядели скорбными из-за того, что уголки губ были постоянно опущены, а пергаментную бледность кожи лица разбавлял нездоровый румянец нервной лихорадки. Щетина, пусть и очень светлая, а также беспорядок в прическе, свидетельствовали о том, что Селчу уже приличное время не уделял себе должного внимания. Он и не хотел, и не думал о себе, занятый только лишь мыслями о жене.
Мыслей действительно было много. Были воспоминания о том, какой сладостной была жизнь, прожитая рядом с ней, и о том, что Винтер одним лишь своим присутствием превращала каждый день в особенный. Итогом всего это стала твердая уверенность, что если с женой что-то случиться, то он не проживёт долго - просто не сможет.
Люди давно научились заменять органы - вокруг было достаточно существ, которые чувствовали себя прекрасно без рук, ног, глаз или сердец. Чего ещё никто не научился делать, так это пересаживать от одного к другому смысл жизни, заменять погибшую душу искусственной. Без лёгких можно существовать, а без любви - нет. Тайко отказывался принимать жизнь без Винтер, а потому снова дышать он смог только после того, как Винтер стала свободна.
С тех самых пор он проводил время, бессмысленно слоняясь вокруг места, где Винтер приходила в себя. Внимательные и предупредительные люди (кто они все?) напоминали Тайко о том, что необходимо поесть или приносили вести о здоровье жены, а Тайко в это время просто находился в режиме ожидания. Он был, по своему обычаю, спокоен и собран, но печаль и усталость глубоко отпечатались на его лице, так что местные детишки прозвали его "грустным мастером", на что Селчу лишь сдержанно улыбался - святая непосредственность. Хорошо, хоть не дедушкой зовут, но это уже не за горами.

Сегодняшний день был с самого начала особенным: утром, вместе с Тайко проснулась и его уставшая вера в лучшее. Селчу чувствовал себя более бодрым и отдохнувшим. Возможно, сказывался местный целительный воздух или замечательные травяные чаи. А может быть, он просто предчувствовал встречу с женой?
Отправившись бродить среди деревьев, Тайко шел своим обычным маршрутом, предполагавшим обход территории, прилежащей к лазарету. Он делал это с тщанием, которое не снилось даже лучшему стражу. Обычно он просто думал или же следил за выходом, в надежде увидеть Винтер.
Сегодня его надежда сбылась. Его жена сидела на небольшой резной скамеечке, подставив лицо солнечным лучам, и Тайко замер на месте, пережидая острую щемящую боль в сердце и слёзы, которые мешали видеть чётко. Это состояние продлилось недолго и он снова двинулся по дорожке.
Тайко шёл гораздо медленнее, чем это  ожидается от человека, который так жаждет встречи с кем-то. Но обычно от того, кого хотят видеть, не прячут эмоций. А Тайко прятал: он старался загнать поглубже весь негатив, который не улёгся в нём до сих пор, чтобы тот ни в коем случае не перекинулся на Винтер. Если у Селчу и были заготовлены какие-то упрёки жене, то теперь они не имели никакого значения и совершенно никакой силы. Переживший страх потерять любимую, Тайко уже больше не хотел ничего так же сильно, как умолять её, требовать в конце концов - чтобы она никогда больше - ни-ког-да! - не оставляла его. Низачем. Ни ради кого бы то ни было. И пусть это эгоистично, капризно, по-детски - пусть! Считайте, что Тайко Селчу впал в маразм и забыл всех. Всех, кроме неё.
Конечно, страх потери и истерика скоро сойдут на нет и пара задорных старичков ещё не раз влипнет в неприятности, но сейчас лично Тайко не хотел ничего, только лишь удостовериться, что Винтер здесь, с ним, что он не сошел с ума, не заперт в мягкой комнате и не бредит под химией о том, что ценит больше собственной жизни.

Он стоял возле скамьи, на которой сидела его жена, застенчиво натягивающая на запястья рукава скромного платья. Зачем она прячется? Селчу нахмурился, чувствуя тошнотный запах бакты от её волос. Да, он был недоволен, но лишь только тем, что... Что... Звёзды, как стыдно признаться, что его недовольство, это всего лишь капризное детское "почему ты бросила меня одного"? Для самого Тайко глубокий анализ собственной обиды на жену обернулся пылающими щеками и чувством глубокого стыда, но даже это не было в силах изгнать затаившуюся обиду, которая сквозила в глазах, готова была сорваться колкостью в адрес Винтер, и только самообладание Тайко, да крепко сжатые губы не давали ему совершить глупость.
Селчу помялся у скамьи и наконец-то сел рядом с Винтер, а затем сделал то, чего так хотел всё это время: осторожно, словно хрупкий цветок, притянул её к себе и бережно обнял, привычно зарываясь лицом в её волосы. И пускай они не благоухают сейчас алдераанскими цветами  - их аромат не имеет больше для Тайко цены, если не исходит от Винтер.
- Привет, дорогая. Я скучал.
Он заключил в эти простые слова всю боль, что пережил от расставания с любимой, и ту тоску, что грызла его до этого момента. И тихую радость, которую испытал, кода увидел её здесь.

Тайко с болью и нежностью смотрел на свою жену. Время, проведенное ею в заключении, отразилось на Винтер не самым лучшим образом, и тем не менее, она продолжала оставаться всё такой же прекрасной, какой была всегда. Селчу знал, что это не просто его глупое влюбленное сердце подростка - она действительно прекрасна. Редчайший алдераанский цветок, распустившийся даже будучи вырванным из родной земли. Человек редких талантов: умная, решительная, храбрая женщина. Невероятно красивая, словно драгоценная статуэтка. Тайко никогда не уставал поражаться тому, что она, такая... великолепная и невообразимая, нашла в нём, за что полюбила так щедро и бесконечно? Что он смог дать ей взамен за те годы, которые они провели вместе?

Винтер была уверена, что муж не замечает её тоскливых взглядов, которые она исподтишка бросала на резвящихся карапузов или на совсем ещё крох, уютно устроившихся в объятиях своих матерей. Тайко видел всё, всё понимал и испытывал нежную печаль, прекрасно осознавая, что любая женщина в душе - мать и желает в один прекрасный момент взять на руки собственное дитя.
Селчу любил детей. Его друзья уже давно обзавелись отпрысками - замечательными красивыми мальчишками и девчонками, так похожими на своих родителей...
Что же касается его самого, Тайко был уверен, что основная вина в этом вопросе лежит на нём. Он был готов исправить её любым доступным медицине методом, если бы Винтер так не упрямилась. Поначалу он недоумевал и даже обижался, а потом как-то понял, что дело не в их здоровье, вернее, не только в нём: в них обоих жил общий страх не справиться, потерять.
В молодости Тайко был готов к потерям. Об этом не было принято думать, но каждый тогда понимал, что может погибнуть сам, и что страшнее - увидеть смерть друга. Страх потери жил в них и был естественным продолжением любви. Его маскировали кто чем мог: бравадой, выпивкой, суевериями. Ничего из этого не работало почти никогда или не так долго, как хотелось бы. Тайко привык. Он смирился тем, что ему всегда придется терять и всегда - ходить по краю. Однако, чем ближе был закат его жизни, тем яснее он понимал, что потерял уже слишком много и очередной потери не вынесет.
У Тайко теперь была главная ответственность - его жена и больше он поднять просто не мог или не решался. К тому же - он осторожно расправил воротник её платья и поцеловал в кончик носа, как всегда делал, когда хотел поддразнить супругу - к тому же, они и сами до сих пор сущие дети с ветрами не только в голове, но и в заднице.
"В этой милой, круглой попке, которая напрашивается на пару шлепков. Да, дорогая?"
Они есть друг у друга, и прекраснее обязанности, чем заботиться о своей любви, у них нет и не будет.

Тайко печально вздохнул и покачал головой. Хотел бы он соврать и сказать, что всё в порядке, он ни капельки не злится, но...
Но дело было в том, что он злился. На Винтер в последнюю очередь, однако и ей достанется: когда дражайшая супруга полностью выздоровеет, они сядут за стол, друг против друга, и он скажет ей пару ласковых. В этот раз она выслушает его. А потом они пойдут вместе на прогулку. Или Тайко подарит Винтер домашнюю туку. А может быть, они даже возьмут к себе сироту - всё, что угодно, только бы привязать этот ветерок к одному дереву.
Он полюбовался женой - как же невозможно она была хороша! Ни время, ни человеческая грубость не смогли сломить этот хрупкий с виду цветок. Может быть, у них еще осталась в запасе пара шансов...

Селчу провел рукой по лицу, отгоняя неуместные сейчас мысли. Так вот, он злился. Он был в ярости. И как всегда, тщательно скрывал свои эмоции, не считая необходимостью демонстрировать из всему миру. Тайко был зол на людей, которых даже малая толика власти способна превратить в деспотов - глупых и жалких в своих потугах внушить страх и уважение. Его раздражала косность системы. Любой системы, в принципе. Даже самая лучшая, построенная на идеальных и прекрасных побуждениях и целях, она неизменно загнивала, именно благодаря людям - глупцам, прилипалам, максималистам, ограниченным солдафонам, канцелярским крысам и прочей мелкой мерзости, что словно паразиты, медленно разъедают тело идеального гиганта, попросту неспособного справиться с такой массой, сосущей из него жизненные соки, но никакой пользы, по сути своей, принести не могущие. Селчу злился потому, что один человек не в силах сразиться с системой и победить ее. Можно лишь по частям вытравливать из ее тела гной и паразитов, но те плодятся быстрее, чем успевают затянуться старые раны, провоцируя новые - более страшные. Поэтому он был неимоверно рад, что для Винтер всё обошлось.

Он еще раз чмокнул жену в нос и поправил падающий на лоб белокурый локон.
- Да, дорогая, я сержусь. Сержусь оттого, что ты была легкомысленна. А еще потому, что ты не забываешь приготовить мне завтрак, но напрочь забываешь, что вдвоём мы можем сделать намного больше, чем ты одна...

Не в силах выносить виноватый взгляд любимой, Тайко привстал и пересадил её на свои колени, удобно устроил голову Винтер на своей груди и принялся укачивать, словно малышку.
- Такая умная и такая глупая моя девочка.

Селчу судорожно вздохнул - хорошо что жена не видит сейчас его лица с мокрыми дрожками от слёз на щеках. Он не плакал даже после вестей о гибели родной планеты и всей своей семьи, а сейчас...
"Совсем ты расклеился, старик."

Селчу сделал вид, что купился на нехитрую лесть Винтер и постарался расслабиться. Хотя на самом деле даже не обратил особенного внимания на всё это - Тайко никогда не придавал лишнего значения повышенному вниманию к собственной персоне, чётко зная, чего именно хочет от жизни. Вообще-то, хотел он не так уж и  много: защищать мир в галактике, летать и любить одну-единственную женщину. Этого Селчу хватало для того, чтобы ощущать удовлетворение от собственного существования.
При всей простоте желаний и устремлений, простаком Селчу совершенно не был и Винтер прекрасно это знала. Тайко подозревал, что его молчание она истолкует правильно. Дело было в том, что он не принял ни одного из её аргументов, а утверждение о том, что она обязана была отправиться за Хорном потому, что он друг и чуть ли не член семьи, довольно больно задели самолюбие мужчины, ведь выглядело это так, словно лично он бросил бы Коррана и его семью без поддержки, и вообще - находит свою службу важнее всего прочего, в то время, когда это совершенно не так. Винтер не могла этого не знать, как и того, что вопрос маскировки решается довольно просто, а значит вопросом, по сути, не является, а отвлекающих от сути уловок Тайко очень не любил.

Из всего, что сказала генералу его любимая жена, не выходило ничего путного. Ничего, что успокоило бушующее в Селчу негодование. Тем не менее, он не собирался выяснять отношения с супругой прямо здесь и сейчас. Просто к распланированному Тайко серьезному разговору прибавится ещё пара пунктов, которые они обсудят очень тщательно.
Он и не думал забывать ничего и ничего из произошедшего не считал малозначительным. Время не стоит на месте и если они до сих пор так и не научились доверять друг другу достаточно, чтобы не считать другого обузой в чём-то, то пора начинать учиться.
Кому-то нужно почаще вспоминать, что он прежде всего муж, а уже потом полётный инструктор, а кому-то - маленькому, отважному и упрямому - что она уже давно не агент Ретрак, а порядочная мать семейства, состоящего пока что из одного расстроенного и уставшего мужчины.
Нет, всё-таки мысль о домашней туке была не лишней - Селчу снова всерьёз задумался о том, что было бы забавно посмотреть на выражение лица драгоценной жены, когда она, вернувшись домой, обнаружит там парочку толстеньких детёнышей домашней туки, джунгли из комнатных растений и нескольких сироток. Если его вместе с этим цирком не изгонят из собственного жилища, то можно считать, что план по отвлечению супруги от тяги к авантюрам был неплох.
Хотя... всё это можно сделать и не таким радикальным способом.

Селчу задумчиво ласкал шелковистые волосы жены и едва заметно улыбался, с огромной теплотой глядя в её усталое, такое дорогое лицо. Сколько еще прошлое, постоянная война и её кошмары будут идти за ними по пятам? Сколько ещё они будут терять себя из-за чувства долга, подчастую забывая, что их жизнь не будет длиться вечно, а сожаления спустя время продолжают ранить только больнее?
Откуда вообще в нём, обычно бескорыстным и самоотверженном, взялось столько эгоизма? Появился ли с возрастом или был всегда, только Тайко не умел его распознать, занятый вечной борьбой за свою мечту? И разве плохо быть эгоистом, жадным собственником, когда так сладко прижимать к себе единственное настоящее сокровище?
- Я тоже люблю тебя, душа моя.

Он не мог быть спокоен, не мог думать ни о чём, кроме того, что мог потерять единственное, что по-настоящему составляло смысл всей его жизни. Это прозвучало бы, как строка дешевого женского романа, если бы не было истинным для Тайко.
Слова, старые и затертые за тысячелетия существования разумной жизни, не в силах были передать его жажды и тоски, его боли, любви и потребности видеть любимую постоянно. Знать, что она есть и что ему есть ради чего дышать.
Возможно, он действительно порядком расклеился, если с таким огромным трудом мог удержать свое самообладание при себе, стал почти что капризен и если не ведёт себя, то думает как заправский самодур.
Но иначе он не мог. Иначе означало бы не более и не менее то, что вместе их держит вовсе не любовь. Привычка, общность в беде и одиночестве - но и только. Этой мысли Селчу даже допустить не мог, он намеревался всеми доступными ему средствами поддерживать в супруге огонь любви к себе и надеялся добиться наконец того, чтобы она в полной мере видела в муже опору и защитника, в любой ситуации.

Республика, Альянс - любой из этих политических конструктов мог существовать до их рождения и будет существовать после того, как их не станет, так почему бы им не позволить себе побыть хоть чуть-чуть эгоистами, прямо в центре этого мира, постоянно разваливающегося и постоянно собирающегося из осколков во что-то новое.

- Дорогая, ты не хотела бы отправиться куда-нибудь? В маленькое путешествие, может быть?

Да, это была бы неплохая идея. Не такая опасная, как полный дом тук и сироток и такая необходимая сейчас - время только для них двоих. Без опасностей, тюрем и пыток, без тревог и волнений и даже - пусть простят те, кого это касается - без добрых друзей.
Только он и она.

Неожиданно идея отправиться в путешествие показалась Тайко не просто заманчивой, она захватила его полностью, погребла под собой, словно огромная волна, заставила захлебываться от восторга перспективы провести время с Винтер и только с ней. Словно их больше ничего заботило, словно воздух не горчил от дурных предчувствий и безотчетной тревоги.
Что поделать, если галактика не могла прожить слишком долго без того, чтобы что-то извне не пыталось пожрать её. А если потустороннее нечто не делало таких попыток слишком долго, галактика сама прекрасно справлялась с этой задачей и, загнивая с головы, раз за разом пыталась пожрать собственный хвост.
Тайко давно утратил наивный юношеский идеализм, но убеждал себя, что работает не ради политиков, а ради покоя тех, кто не в состоянии постоять за себя и зачастую становится разменной монетой в играх по-крупному. Селчу считал своим долгом не допустить этого, а потому работал изо всех сил ради того, чтобы те, кто ведет эти крупные игры, всегда имели в рукаве исключительно сильную карту и им как можно реже приходилось менять выгоду на жизни.
Они все работали на это, выпаивали своей кровью Республику, теряли и терялись, падали, разочаровывались, но всё равно поднимались и шли вперёд, ведомые чувством долга и пониманием, что альтернативы такому миру у них нет. Именно потому лично Селчу ощущал потребность делать его лучше. Делал так, как мог, но делал это хорошо.
Однако сейчас, всматриваясь в лицо жены, он понимал, что не желает растворяться в службе. Не хочет умирать ради или во славу. Ему необходимо было остановиться, отдышаться и удержать за руку Винтер, так же как он, бегущую рядом, во славу и ради.
Совсем немного времени вместе - вот и всё, чего он хотел сейчас от судьбы. Тем более, что позволить себе это Тайко мог и отказываться от заманчивой идеи путешествия не собирался, даже если бы Винтер вздумалось по какой-то причине отказаться. Уговаривать и обкладывать аргументами так, что деваться было попросту некуда, он умел, и был вполне способен пустить своё умение в ход.
Селчу приблизил губы к ушку Винтер почти вплотную и легонько подул, с удовольствием отмечая, как сладко вздрогнула драгоценная супруга. Сколько лет они вместе, но это несносное существо продолжало волновать Тайко так, словно он всё ещё был мальчишкой.
- Я украду тебя, отнесу в свою пещеру и буду стеречь там, как дракон.
Конечно, сейчас он не предпринял бы ни одного опрометчивого шага, в отличие от того мальчишки, каким он был когда-то. Ничего такого, что могло бы, даже гипотетически, навредить Винтер.

Тайко стал старше, осторожнее, жестче, только лишь отношения к Винтер время не коснулось. Он был всё так же безнадежно влюблен. Всё так же  бесконечно счастлив. И всё же, приходилось признать, что прежде, чем дракон сможет похитить свою принцессу, ему придётся пойти на поклон к её надсмотрщикам за инструкциями по уходу за своим цветком.

Селчу, абсолютно захваченный идеей путешествия, совершенно расслабился, и лёд в его взгляде растаял.
Он не ожидал, что Винтер, словно маленькая девочка, немедленно захлопает в ладошки и согласится сразу на всё, если там будут карусельки и леденцы.
Тайко даже примерно представил, о чём супруга будет думать, взвешивая за и против, поэтому просто ждал, с улыбкой наблюдая за работой мыли, что сейчас так трогательно отражалась на насупленном личике любимой.
И, конечно же, не смог сдержать законной гордой улыбки, когда Винтер выбрала его, благосклонно приняв эгоистичную потребность Тайко в уединении.
Он нежно спрятал в ладонях хрупкую кисть её свободной руки и поднёс к губам, прижался ими к ладони и замер так, жмурясь, как довольная тука, и даже вроде бы едва слышно заурчал.

Эти мгновения, когда недоговорённости отступили, уступая место юношеской легкомысленности и ничем незамутнённому счастью, казались Селчу бесконечно прекрасными. Он пил их всей кожей, напитывал изболевшуюся душу и постепенно оживал, возвращая себе мягкую шутливость натуры и естественную, непритворную улыбку.
- О, моя прекрасная госпожа! Вам стоит лишь пожелать и мы отправимся туда, где будет лишь океан, птицы в небе, цветущие деревья, мягкий песок и мы. Ваш верный слуга ждет приказаний, леди.
Хитреца в улыбке и тщательно маскируемый смех в тоне речи ясно говорили о том, что Селчу задумал что-то пакостное. Так и отказалось: Тайко снова прильнул к супруге и горячечно прошептал в стремительно розовеющее ушко:
- И ты всё время будешь ходить только обнажённой.

Тайко приятны были признаки оживления на лице любимой. Она снова остро шутила, выпускала коготки, которые, впрочем, почти никогда не портили дублёной шкурки пилота.
Подумать только, Селчу никогда не смог бы даже вообразить, насколько всё-таки приятны эти ехидные комментарии, что в его ушах звучат лучше образцов изысканной алдераанской риторики!
Нет, эта женщина и в самом деле лишила уважаемого генерала остатков его старческого разума, иначе почему он окончательно размяк и мог только лишь улыбаться, слушая её голос и молодой переливчатый смех.

А он ведь уже привык, что за беззаботностью всегда будет прятаться тревога. Таковы они. Таковы они все, пережившие не одну войну, смотревшие смерти в лицо. Обретшие славу, но потерявшие покой. Преодолеть это возможности не было - можно было только научиться жить с этим, что само по себе требовало немалого мужества.

Винтер была сильной. Неимоверно сильной, цельной натурой. И вот это иногда совсем не радовало Тайко. Втайне Селчу хотелось бы видеть её чуть более зависимой от своего мужа. Само собой разумеется - он не стал бы упрекать жену за силу характера. Он слишком уважал Винтер и был воспитан мужчиной, которому не нужно самореализовываться за счет унижения окружающих. Только вот... потребность заботы в Тайко была слишком велика, он чувствовал, что мог бы дать Винтер больше, если бы она позволила.
Может быть, дело было в том, что в Селчу всегда было больше нерастраченного тепла, чем нужно одному человеку, чтобы только обогреть, но не выжечь ему душу. Может быть, тайная тоска Винтер по детям имела тот же корень - потребность в заботе такого рода, которая Тайко уже просто не нужна?

Мысли опять вернулись к тукам и сироткам. И планируемому разговору. Тот, конечно, подождет. Даже до той поры, как они вернутся из путешествия. Но количество пунктов для обсуждения стремительно росло, грозя превратить один вечер серьезных бесед в целую серию. Тайко это не особенно радовало, но он, как и любой военный, любовь ясность и чёткость во всём, даже в том, что является вещью, слабо подчиняющейся порядку - чувствах.
Нет, изначально не предполагалось, что сиротки и туки будут ходить строем и заучивать устав семьи Селчу, но выяснить, действительно ли им нужен ещё кто-то для реализации скрытых потребностей в заботе - не мешало бы, хотя бы только для того, чтобы не терзать себя лишними мыслями.
Как не помешало бы им обоим наконец раздвинуть границы доверия.

Селчу бережно приобнял жену и повел по дорожке, загадочно помалкивая. Однако молчал он не потому, что собирался хранить интригу предстоящего путешествия, а просто потому, что сообразив предложить жене идею уединённого отдыха, понятия не имел, куда именно её отвезти.
Спонтанное решение такое спонтанное.
Теперь же мозг генерала спешно обрабатывал информацию, раз за разом отбрасывая места и идеи для отдыха, как не слишком романтичные, многолюдные, потенциально опасные и прочая, прочая.
Когда он наконец совершенно отчаялся, мысленно навесив на себя ярлык унылого туриста, решение пришло само и оказалось таким хитрым и простым, что Селчу не удержался от смеха, хлопнул себя по карману, охнул и на шаг отступил от жены, внезапно слегка смутившись.
- Я совсем забыл!
В голосе Тайко было отчаяние и почти неподдельное горе.
Он действительно кое о чём забыл, слишком увлечённый своей женой - кто может винить в этом влюбленного человека?! Но дело было в том, что отыскать этот, на первый взгляд немудрящий подарок, ему стоило порядочного куска нервов. И всё же, Селчу находил его стоящим. Если, конечно, сам подарок пережил все перипетии путешествия.
- Тут вот... кое-что привёз тебе...
Суровый генерал смущался и розовел ушами, одновременно выуживая из кармана куртки крохотный керамический горшочек весьма изысканного дизайна, в котором скромно кучковалось несколько настоящих алдераанских звездноцветов, лишь чуть-чуть примятых, но так и не утративших свою привлекательность.
- Ну... эээ... вот.
Тайко бережно протянул Винтер свое подношение, отчего-то волнуясь так, что руки слегка подрагивали.
Он делал жене подарки и прежде, но именно в этот вложил огромный смысл и частичку души. Селчу принёс жене цветы их общей мёртвой родины потому, что хотел показать любимой, что без неё жил лишь одной надеждой, потому что хотел и не мог выразить мысль о том, насколько она для него драгоценна. Такая же сильная, как эти цветы. Такая же хрупкая, как они. Винтер - всё, что у него есть.

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу и смотрел на то, как жена бережно принимает его подарок, как любуется звездноцветами. Хотелось бы ему знать, почувствовала ли она то, что чувствует он: всю эту безграничную нежность, любовь и светлую тоску. Тихое счастье жизни рядом с единственным человеком, чье присутствие составляет последний оставшийся цельным и непорочным смысл продолжения существования...
А что она сама увидит в этих звёздных брызгах?

Отредактировано Tycho Celchu (2017-03-16 12:20:38)

О да, Тайко не раз думал о своей жизни. Пытался представить её такой, какой бы она была, уцелей Алдераан. Женился бы он тогда на свой невесте и как долго продлился бы их брак? Стоило признать что да - покидал планету влюблённый мальчишка, но даже тогда он не шел в своих мечтах дальше фантазий о том, каким мог бы быть их дом.
Но возможно он был бы счастлив? Тайко поначалу ненавидел себя за то, что с каждым годом всё увереннее отвечал себе - нет. Это казалось ему жестоким по отношению к памяти о дорогих людях, хотя со временем чувство вины прошло, сошло на нет, потому что нельзя быть настолько счастливым, если это неправильно.
Тайко думал так же и о том, как бы прожила жизнь его семья и был бы жив сейчас отец, стал бы он сам многократным гордым и любящим дядюшкой и как долго продержался бы на военной службе.
А потом его, словно молния, пронзала мысль о том, что вряд ли его служба в имперском флоте стала бы залогом долгой счастливой жизни. И не был бы он гордым отцом и мужем, любящим дядюшкой, героем-офицером или наследником семейного дела, а плавал бы кучкою пепла посреди оплавленных обломков своего летательного аппарата, распотрошенного противником в каком-нибудь из боёв...

И всё равно он предпочитал молчать о том, что чувствовал, находя свою радость от обладания Винтер несколько жестокой по отношению к тем, кто его когда-то любил. Тайко не мог избавиться от мысли, что все они - такие же, как в тот день, когда Селчу в последний раз видел их - бродят сейчас по Кладбищу, посреди осколков своей загубленной жизни, ищут его и не могут понять, почему он не смог их спасти. Этот кошмар был одним из самых частых до сих пор. И самым страшным для Тайко.
Теперь же, когда Винтер наконец озвучила все те мысли, что такое долгое время не покидали и его, Тайко не смог сдержать боли, что просочилась сквозь теплую голубизну его глаз едва заметной влагой. Но это была хорошая боль, очищающая, словно только теперь он нашел в себе силы до конца отпустить своё прошлое и отдаться настоящему, которое оказалось настолько хрупким, намного более хрупким, чем память.

Селчу с печальной улыбкой слушал рассказ Винтер и вспоминал тот первый раз, когда сам увидел звездноцветы. Тогда он был маленьким щекастым ангелом с копной крупных белых кудряшек и большими синими глазами.
Тайко не так уж много помнил из того дня - слишком был тогда мал. Помнил огромное, высокое и чистое небо, ласковое нежаркое солнышко и себя, такого гордого и серьёзного - его с утра нарядили в красивый "взрослый" костюмчик, прежде чем отправиться на прогулку. Этот костюмчик был самой большой радостью маленького Тайко - мамины глаза лучились таким счастьем, когда она любовалась своим взрослым и красивым сыном, а потом...
Потом она надела поверх костюма пышный фартук в кружевах и цветах!
Тайко крепился, но едва не плакал от обиды: как же он может быть взрослым и красивым, если его прекрасного костюмчика не видно из-под этого ужасного фартука?! Даже спокойное мамино объяснение, что фартук нужен, чтобы Тайко ненароком не испачкал костюм травой или лакомствами, которых она накупит сыну много-много; даже это не могло исправить положения и мальчик страдал, постоянно показывая как сильно он недоволен своей жизнью и фартуком, пока не увидел их.
Звездноцветы.
Их было так много и аромат от цветов стоял такой волшебный, что Тайко замер, не в силах прекратить смотреть. Ему очень захотелось нырнуть в это небо на земле и так же сильно он боялся причинить боль хотя бы оному цветочку - так и стоял на краю лужайки, задыхаясь от аромата и восторга, пока его силой не увели оттуда.
Может это был как раз тот момент, когда будущий пилот впервые влюбился в небо, так щедро разлитое по земле?
Как бы то ни было, но Тайко больше не бедокурил и даже не капризничал. И от фартука не стремился избавиться, ведь на ткани были изображены те самые звездноцветы...

Когда-нибудь, когда события этих дней станут лишь памятью, а эмоции, переживаемые ими, сгладятся, он расскажет Винтер о маленьком мальчике в глупом фартуке и о небе, разлитом по земле, и о своих недавних глупых похождениях в поисках звездноцветов, а пока что осторожно взял горшочек обратно, чтобы цветы не отягощали жену, и тепло коснулся поцелуем её губ:
- Возможно, я слишком поздно понял одну вещь: куда бы мы с тобой ни отправились, мы всегда сможем взять Алдераан с собой, как эти цветы, но увидев их, я словно прозрел. Когда они отцветут, мы соберем семена и обязательно посеем их у нашего общего дома. Алдераан это ты и я - мы вместе. А всё остальное можно найти или создать заново. Ты это то, что я ценю больше всего в этом мире и ради тебя так хочу вырастить поле звездноцветов - как небо, разлитое по земле.

То, что случилось с Винтер, заставило Тайко задуматься, и очень серьезно, о том, что им пора завязывать со службой и действительно выделить себе жизни чуть больше, чем может позволить краткосрочный отдых. Возможно, он должен будет поговорить о своей отставке, но обсуждать эти планы с Винтер не собирался - считал преждевременными. Всё должно идти своим порядком, а пока - отдых.

После прочувствованной речи Тайко было как-то стыдно признаваться в том, что он понятия не имеет, куда бы хотел отправиться в путешествие и не знал, как бы так донести это до жены, чтобы она не смеялась, ну или смеялась не очень сильно. Хотя бы в целях сохранения энергии - как никак Винтер еще довольно слаба...

- Может быть... эээ... Может быть, во время путешествия мы бы и могли присмотреть место, куда прекрасно впишется наш домик и поле звездноцветов?
И глаза такие... вопросительные и ожидающие: ну ты же у нас умная дорогая, придумай что нибудь сама...

Они неспеша прогуливались по извилистым дорожкам, а Тайко намеренно и довольно часто останавливался: то взглянуть на куст необычной формы, то на дерево, то на причудливый камень - просто потому, что не собирался испытывать выносливость жены. Не после того, что она пережила.
Ощущая ее рядом - то, как Винтер прижимается к его боку, то, как опирается на него - Тайко испытывал тихое, ни с чем не сравнимое удовольствие, чувство абсолютной целостности, но при этом недоумевал: почему, чтобы осознать подобные ощущения и их необходимость, обязательно должна случиться какая-то беда? Почему так сложно бывает думать прежде о важном, а потом уже о завтраках и цвете обивки новой мебели? Селчу покосился на жену и грустно вздохнул, но сделал это так, чтобы супруга не заметила, что его что-то гложет.
Страх упустить в жизни что-то важное не был глупым, но даже прожив на свете полвека, Тайко не мог с уверенностью сказать, что действительно научился расставлять приоритеты, а потому таил свой страх, как обычно - молча, в себе перелопачивая горы жизненного навоза в надежде отыскать для себя пару жемчужин.

Когда они приостановились в очередной раз, Тайко сделал вид, что заинтересовался формой лениво проплывающих в небе облачков. Небо здесь и вправду было красивым, а облачка имели занятную форму, но Тайко думал вовсе не об этом, всё ещё глубоко переживая случившееся с Винтер. Этот урок оказался слишком болезненным, чтобы Селчу смог его когда-нибудь забыть.
Он бы предпочел, чтобы жизнь была более добра к его любимой. Пусть Винтер и говорила, что счастлива, но как любой, глубоко и трепетно любящий человек, Тайко желал жене только самого лучшего и скромно сомневался, что его персона может считаться действительно достаточным фактором для счастья Винтер.
Тайко не хотел для Винтер счастья "как у всех", ведь она была особенной, и навязывать своё понимание счастья не собирался тоже. Однако - и к счастью - их видение счастливой жизни совпадало, ведь оба шли к этому очень долго и вместе. Вместе учили одни и те же уроки...

- Все учатся, только кому-то нужно чуть больше времени, чтобы усвоить... - Тайко щурился, любуясь небом, и говорил очень тихо, будто бы общался сам с собой. В общем-то, так и было - он всего лишь озвучивал свои мысли.
- Поэтому давай постараемся не тратить наше время на пустяки.
Он словно очнулся, взглянул на жену, что внимательно наблюдала за ним, и застенчиво рассмеялся:
- Это было похоже на тост, да?

Он обнял Винтер за плечи, притянул к себе и поцеловал в темечко, зарывшись носом в пушистые локоны, притягательность которых для него не смог убить даже запах бакты.
- Мы возьмём с собой лучшего изумрудного вина и, будь уверена, всё время нашего отпуска я буду пользоваться твоим щедрым позволением где захочу, когда захочу и сколько захочу.
В противовес своим словам, произнесенным низким жарким полушепотом, Тайко покрыл обращенное к нему лицо Винтер лёгкими, совершенно невинными поцелуями, после чего осторожно приобнял её за талию и неспеша повел в сторону палат, продолжая развлекать супругу разговором.
- ... а пока ты будешь спать, я подыщу несколько интересных вариантов для поездки, так что тебе останется только выбрать.

Тайко говорил негромко и почти монотонно, словно сказку рассказывал. Говорил, только бы скрыть от Винтер, насколько ему тяжела мысль о том, что теперь им придется расстаться, пусть всего на несколько часов, пока жена будет принимать процедуры и спать. Только рядом с ней он жил по-настоящему, а всё остальное время не считалось, потому что он просто ждал, будто бы был отключенным дроидом, бессмысленной железякой.
Хорошо было уже то, что маету расставания для Тайко скрасит свидание с голонетом и погружение в круговерть чужих миров, привлекательных и не очень, в надежде отыскать что-то соответствующее его отшельническо-собственническому настроению.

Буквально в паре шагов от цели Тайко не выдержал и, притормозив Винетр, утащил её за раскидистое толстоствольное дерево, где принялся с жадным отчаянием целовать жену, прижимая к себе её хрупкое тело сильно, почти грубо, но только почти: даже такой - истосковавшийся, изголодавшийся и уставший держать себя в руках, он неосознанно оберегал Винтер, старательно избегая даже малейшей возможности причинить ей боль или неудобство.
Тайко больше не мог - или, скорее, не хотел - держать себя в руках, изображая чинного аристократа, играющего мимикой и словами ради поддержания правильного имиджа. Он хотел быть просто мужем этой женщины - уставшим, безумно влюблённым, истосковавшимся до бессонницы. Он хотел целовать её бесконечно, держать её в своих объятиях жадно, до умопомрачения и нехватки воздуха у обоих вжимать в свое тело и остаться так навсегда, но...
Но не сейчас. Нужно было остановиться, пока звездноцветы не превратились в пучок мочалы, а жена упала бы в обморок от слабости, а не от слишком жаркой страсти.
- Прости, дорогая - я веду себя порой, как мальчишка. Пойдем скорее, а то меня - и тебя заодно - поставят в разные углы, как нашаливших детей.
Генерал тяжело дышал, выглядел еще более взъерошенным, чем был до этого, но при этом довольным до безобразия - чуть ли не светился, как глубоководная рыба. И, конечно же - не мог не сделать очередную безумную штуку: Селчу всучил Винтер подарок и, подхватив женщину на руки, понёс к палатам исцеления, совершенно не обращая внимания на укоризненные взгляды служителей.