silversun pickups // the royal we

На какой-то короткий миг Марку Джефферсону кажется, что на этом все, он так бездарно попался, когда перебирал фотографии и думал над тем, как затащить в старый амбар Макс, чтобы заполнить ее фотографиями пустую красную папку с ее именем. Вместо Макс сюда забирается Дэвид Мэдсен, отважно машет своим пистолетом и одним ударом отправляет в небытие, отдохнуть и подождать, когда буря уляжется. Вот и все — с сожалением думает Марк и закрывает глаза машинально, делать это не хочется, но он ведь, в конце концов, обычный человек. 

Первое, что чувствует Марк Джефферсон, когда приходит в себя — это боль в затылке, стянувшуюся из-за запекшейся крови кожу под носом и зуд в запястьях, которые были закованы в наручники за спиной. Джефферсон тот час вспоминает, что с ним произошло и рад тому, что Мэдсон приехал один, подкрепление в такую погоду сюда не доберется. Мэдсен, который сумел выйти на него, имея на руках нулевые зацепки, конечно молодец, но Мэдсен дурак. Или ему просто захотелось свою минуту славы — кому же не захочется, — но в проявочную он весьма неосторожно заявился один; Марк опасен даже в таком связанном виде. Марк приподнимает голову и оценивает положение вещей, а также свои шансы на успех: Мэдсен что-то пытается отыскать в глубинах его компьютера, недовольно ворчит, иногда сплевывает в сторону крепкие ругательства и щурится из-за яркого света, бьющего прямо в лицо. На Марка он не обращает внимания, что, собственно, Марку весьма на руку.

Подниматься бесшумно с руками за спиной чертовски трудно, но Марк успешно справляется с этой задачей, а Мэдсен слишком увлечен поиском компромата на него и уликами, которые помогли бы засадить Марка за решетку до скончания жизни и уже не так важно чьей именно. Марк ничего не может взять в руки, поэтому полагается на свою голову, изо всей силы ударяя Мэдсена, когда тот поворачивается, заслышав шуршание у себя за спиной. В ушах звенит, а перед глазами мелькают разноцветные огоньки, но голова оказывается довольно крепкой — Мэдсен растекается в его удобном кожаном кресле без чувств.

Отыскать ключ от наручников — сложно, освободить себя — тоже, но Марк справляется и с этими задачами довольно быстро и так же успешно, в ушах теперь звенит адреналин. Кожа на запястьях покраснела и опухла, Джефферсон растирает ее, после достает пистолет Мэдсена из кобуры и выпускает в его голову целую обойму. Прощай, Мэдсен.

Марк Джефферсон забирает свой пистолет, который он не успел схватить в процессе потасовки и выволакивает Мэдсена наружу — сюда он наведается не скоро, а избавлять бункер от сладковатого запаха разложения плоти ему хотелось меньше всего. Марк промокает до нитки за доли секунды, кровавые пятна на белой рубашке расплываются в причудливые узоры, а ветер пробирает до самых костей. В Аркадии Бэй бушует сумасшедшая буря, Аркадия Бэй пытается разъебать сама себя; Марк ее понимает, сделал бы то же самое, будь он на ее месте. Но сейчас Марк оставляет труп Дэвида Мэдсена под наиболее хлипким деревом, которое точно свалится после следующего порыва ветра, и уезжает на своей машине.

Марк убежден в том, что не застанет Нейтана в своей квартире: его не было гораздо дольше отведенного "скоро вернусь", а Нейтан ведь не может быть настолько отбитым. Марк Джефферсон убежден в этом до тех пор, пока не открывает двери своей квартиры.

Может.

— Иисус Христос и Дева Мария, блядь, — с долей восторга выдыхает сквозь зубы Джефферсон. Он находит Нейтана на темной кухне и опускается так, чтобы смотреть на него снизу вверх, ладони его лежат на коленях Нейтана и крепко их сжимают. Единственный приглушенный свет бьет из коридора. — Ты настолько безмозглый и лишенный инстинкта самосохранения, что я искренне восхищен.

Нейтану бы сейчас находится в нескольких десятках миль от Аркадии Бэй, но он покорно идет за Джефферсоном в его крошечную спальню с окном, которое занимает большую часть стены и выходит стеклянным взглядом на улицу. Аркадия Бэй продолжает себя разрушать.

///

В спальне раздается раздражающая мелодия, стоящая на входных вызовах. Может быть, Нейтан пытается пробурчать ему "не отвечай", но Марк его не слышит — он плотно залепил ему рот черной изолентой и связал руки; Нейтан сейчас мало что может решать и говорить.

Марк, впрочем, и сам рад бы не отвечать и продолжить вколачиваться в Нейтана изо всей силы, так, чтобы он пожалел о своем решении остаться с каждым шлепком поджатых яиц, но имя Шона Прескотта действует на Джефферсона почище представления в деталях толстых и отвратительных женщин, которые давно забыли, что такое невинность. Марк выскальзывает из Нейтана, отвечает на звонок до того, как телефон отключится, будничным тоном произнося "Алло"; так, будто это не он только что трахал сына этого человека. Марк уходит на кухню, недовольный и все еще связанный Нейтан — в спальне.

На кухне журчит вода, медленно закипает старый чайник. Марк Джефферсон пытается отвечать на все реплики Шона Прескотта спокойно, даже если внутри себя он закипает точно так же, как и его чайник. В какой-то момент Шона Прескотта прорывает на длинный монолог, Марк успевает заварить себе кофе и несколько раз пожелать утопить свой телефон в раковине или в чашке с ароматным кофе. Шон Прескотт воображает, что ему принадлежит весь этот сраный мир и Марк не пытается его переубедить. По крайней мере, не сейчас. 

Марк Джефферсон возвращается в спальню спустя несколько минут, на нем домашние мягкие штаны и фланелевая рубашка, в руках уже другая чашка с кофе — это для Нейтана. Он раздражен, но внешне этого не показывает, хотя кожа на левом запястье содрана до крови. Марк давно знаком с Шоном Прескоттом, но он все равно умудряется раздражать его совсем как в первый день знакомства. Шон Прескотт совсем не знает, когда ему стоит заткнуться, хотя его разбалованный сын недалеко от него ушел.

Марк ставит чашку на прикроватную тумбочку и уделяет внимание Нейтану, который так и оставался связанным и полностью обнаженным. Марк отклеивает изоленту, не особо заботясь о том, что такое резкое ее отрывание может причинить Нейтану боль, развязывает его, а после отходит к окну, впуская в комнату, насквозь пропахшую за эти пару дней потом и спермой, свежий и прохладный воздух.

— Звонил твой отец, Нейтан, — наконец-то сообщает Марк, наполовину высовываясь в открытое окно. Где-то там, после неистовой бури, еще остались выжившие, уцелевшие дома и, возможно, живой и невредимый Уоррен, которого нужно отыскать, но это после, когда все насущные проблемы будут решены. Марк Джефферсон взбешен до трясущихся рук и желания прямо сейчас выйти в окно, прихватив вместе с собой Шона Прескотта и его отпрыска. — Он собирается приехать в Аркадию. Сегодня. — свежий воздух все же отрезвляет, и Марк успевает успокоится так же быстро, как и выйти из себя несколькими минутами ранее. Он поворачивается к Нейтану и кривовато ухмыляется. — Соскучился по папеньке? И он по тебе тоже — нет.

                              halsey // control

То, что предлагает Нейтан, невероятно заманчиво в своем плотском удовлетворении и наслаждении, но Марку Джефферсону сейчас просто скучно и однообразно, даже развороченный пейзаж за окном ни капельки не вдохновляет возвращаться к животным инстинктам. Просто связать обратно, оставить все как было и делать то, что хочется? В самом деле, что за ребяческие желания. Вот у Марка Джефферсона есть предложение гораздо интереснее, особенно после того, как он увидел, что Шон Прескотт набрал не только своего давнего товарища, но еще и сына. Иногда им всем нужно немного развлечься.

И пусть Нейтан Прескотт самозабвенно верит в то, что у Марка Джефферсона совершенно нет чувства юмора. Оно есть, просто самому Нейтану оно не понравится.

— Нет, Нейтан, — как бы Джефферсону подсознательно не хотелось бы уложить Нейтана обратно в постель и вытрахать из него абсолютно все, даже знание собственного имени (этот апокалипсис послезавтра действовал на него как самый лучший возбудитель), его "нет" означает нет. Марк отходит от окна, ловит пытающегося ускользнуть в душ Нейтана за запястье и прижимает его к стенке, просунув ногу между его ног. — Это скучно, согласись, скучно ведь? — эти слова Марк шепчет подростку в шею, почти что выводя каждое слово губами, но не прикасаясь к коже, по которой так явственно бегут метафорические мурашки. — У меня есть предложение получше, но об этом после того, как ты вернешься из душа.

По-хорошему, Марку Джефферсону тоже не мешало бы помыться, можно вместе с ушедшим в ванную комнату Нейтаном, но Марк Джефферсон не хочет смывать запах, который с головой выдаст то, чем они с Нейтаном занимались все это время. Марк Джефферсон спешил на встречу с Шоном Прескоттом и его целью было, чтобы этот заносчивый ублюдок учуял то, что ему раньше не нужно было чуять. Марк только слегка освежается, занимаясь этим прямо на кухне и разбрызгивая воду во все стороны. Его удобная домашняя одежда полностью мокрая, но в этом нет ничего страшного — она успеет высохнут раз десять до того, как Марк Джефферсон вернется в свою квартиру.

Если вернется. В противном случае ему будет все равно на то, высохли ли его любимые штаны или все еще неприятно мокрые в области паха.

Марк снимает очки и трясет головой — кончики волос мокрые и он пытается ускорить процесс высыхания, слегка уподобляясь собаке. Очки он больше не надевает, оставляет их рядом с чайником; сегодня они ему будут только мешаться, а в кабинете у него найдется упаковка линз, у которых еще не истек срок годности. Туда Марк и направляется, и там же надевает линзы, а после начинает потрошить свои запасы оружия под второй доской слева от окна, забирая с собой два пистолета. Под затихающую воду в ванной комнате Марк переодевается в один из своих привычных "костюмов," в которых расхаживал по академии Блэквелл. Один из пистолетов, забитый под завязку (и тот, из которого он собирался прострелить Нейтану голову несколькими днями ранее), Марк прячет за ремнем своих брюк, а второй берет чтобы вручить его Нейтану, когда тот зайдет в спальню.

Предварительно высыпав все патроны и, под непонимающим взглядом возвратившегося Нейтана, вставив обратно только один.

— Я предлагаю тебе сыграть в игру, Нейтан, — нехорошо улыбается Марк, что отягощается отсутствием очков на переносице. В то же время его "предлагаю" Нейтану следует расшифровывать как "настаиваю," выбора у него не больше, чем у курицы, которой собираются либо отрубить голову, либо свернуть шею. — Так сказать, привнести немного разнообразия в наши монотонные будни. На мою встречу с мистером Прескоттом ты пойдешь со мной и там решишь чего бы тебе больше хотелось — вернуться к своему папеньке или попытаться построить новую жизнь вместе со мной. — все это время Марк и так и сяк вертит в руках пистолет, который он определил для Нейтана, таким образом недвусмысленно намекая на то, как именно младший Прескотт должен сделать свой выбор. — В твою общагу нам заезжать некогда, можешь взять что-то из моей одежды. И, если что, пистолет с глушителем.

Марк знает, что держать в руках оружие Нейтану Прескотту не в новинку: на — подумать только, всего лишь — прошлой неделе он уже пытался и довольно безуспешно, к сожалению, подстрелить Хлою Прайс. Марк только не уверен, сможет ли Нейтан попасть в цель с первого и единственного выстрела, но для этого он и берет с собой еще один пистолет — подстраховать мальчишку, если тот сделает свой выбор не в пользу своего паршивого отца. В то же время, если выбор будет не в пользу Джефферсона, он все равно не отпустит ни Нейтана, ни Шона живыми из академии или с Аркадии Бэй. О чем Марк Джефферсон и решает предупредить Нейтана — в конце концов, из него мог бы выйти неплохой протеже или модель.

А еще его задница все так же оставалась потрясающе узкой. Стоило бы отплатить добром за это.

— Если ты вдруг решишь выстрелить в меня, — Марк смотрит Нейтану прямо в глаза и улыбается ему доброй, отеческой улыбкой, как будто они общаются на абсолютно противоположные темы — в какой город им стоит переехать, например. — Стреляй сразу вот сюда, — Марк стучит указательным пальцем по переносице, на которой еще осталась бледнеющая отметина от оправы очков. — В твоих интересах уложить меня с первого выстрела.

А после Марку кажется, что в его жизни не хватает остроты, а в жизни Нейтана чего-то, что окончательно сдвинет его и так сдвинутые мозги. Он продолжает улыбаться — все так же тепло и заботливо — и протягивает Нейтану пистолет, словно предлагая сделать выбор прямо сейчас, после короткого откровения, поделиться которым он собирался в другом месте и при других обстоятельствах.

— И если это поможет тебе определиться, то послушай короткую историю. С твоим отцом я познакомился еще до того, как родился ты и даже некоторое время жил вместе с твоими родителями. Пока твой отец разъезжал по своих командировках, я трахал твою мать и это было где-то в тот период времени, когда она забеременела тобой.

Марк поднимается с кровати, подходит к Нейтану вплотную и вкладывает в его ладони пистолет. Мальчишка может выстрелить прямо сейчас — Марк ничего не имеет против, вот только знает, что он этого не сделает. По крайней мере до того, как узнает все, что хочет знать. Марк водит подушечками пальцев по шее Нейтана, заботливо прикасаясь к каждой бордовой отметине их, возможно, еще большего грехопадения — Марк ведь до сих пор не до конца уверен кто является его биологическим отцом.

Но даже если это и Марк, то Марку глубоко наплевать. Он невесомо и даже немного нежно целует Нейтана в мочку уха и шепчет:

— Конец истории. А теперь — собирайся.

Отредактировано Mark Jefferson (2017-08-04 01:12:10)

                               cheshires // север

— Оставь истерику для папеньки, — мягко говорит Нейтану Марк, испытывая нездоровое желание поиграть своим спокойствием у него на нервах, довести до срыва — кого, Иисусе, еще ребенка, но Нейтан Прескотт был очарователен в своих истериках. До суицидальных искр в нервной системе, рискующих закоротить ее навечно и таким Нейтаном Прескоттом Марк Джефферсон, по правде, готов любоваться вечно, поэтому его взгляд, упакованный в оболочку линз, невыносимо спокоен, как открытый океан перед штормом и все ради того, чтобы утопить в нем Нейтана. Утопить и пойти дальше. — Мне — насрать, — все так же мягко, как мог бы в будущем отчитывать нагадивших мимо лотка котят, которых откуда-то, словно фокусник кролика из цилиндра, пачками таскал все тот же Нейтан.

Нейтан Прескотт был слаб и это Марк понял еще в первую их встречу; он всегда был слаб и прятался за деньгами своего официального папаши, психическими расстройствами и подобием власти. Ожидать от него чего-то экстраординарного, вроде моментальной пули между глаз было как-то даже смешно — Нейтан был слишком слаб. — Иди, освежи голову и реши, что делать дальше. Если сможешь, — говорит он в спину убегающему Нейтану и дает ему фору в несколько минут. Вместе с тем, несмотря на очевидную слабость Нейтана, Марк понимает, что он не знает, что он увидит спустя эти несколько минут: послушно ждущего его Нейтана, пустое место или его труп, потому что выбежал Нейтан вместе с пистолетом. Слабые люди в стрессовых ситуациях становились абсолютно не предсказуемыми, а Нейтан, к тому же, все еще был ребенком. Марк Джефферсон ожидает, что Нейтан будет его послушно ждать, предполагает на пустоту и ставит на труп, не выдержавший новой информации и осознания реальности, в которую его эта информация поставила. Невозможность предсказать ближайшие события заставляла Марка Джефферсона испытывать непонятный стресс, сказывающийся на его внешнем мире.

Схожей по размеру с коллекцией черно-белых фотографий, у Марка Джефферсона была только коллекция наручных часов, отличающихся между собой шириной ремешка. Марк Джефферсон не привык топить стресс в алкоголе, сводя его употребление к минимуму, не курил, выступая в роли пассивного — единственная пассивная роль в его жизни — курильщика и не употреблял наркотики, заставляя их употреблять своих моделей. Единственным способом избавиться от стресса было раздирание кожи на левом запястье, поражающее сознание желание нанести себе физические увечья, чтобы выплеснуть психологические тревоги. Совсем недавно, разговор с Шоном Прескоттом заставил Марка Джефферсона слегка заигрывать со старыми давно затянувшимися ранами; послевкусие общения с младшим Прескоттом и фора для него в несколько минут заставляет Марка Джефферсона упасть в глубокий роман. Несколько минут форы для Нейтана Прескотта у Марка уходит на то, чтобы обработать глубокие царапины перекисью и выбрать часы с самым широким ремешком — и недовольно щуриться про себя от раздражающей боли контакта поврежденной кожи с грубым материалом.   

Марк Джефферсон спускается по ступенькам, медленно и неспешно, даруя Нейтану еще несколько минут, а внутри себя будучи готовым к любому варианту, который для себя выберет Нейтан. Марк Джефферсон остановился на суициде, но Нейтан и тут его удивляет — нет, на самом деле, — когда почти мирно ждет его у подъезда, решив выплюнуть ему в лицо замечание о возрасте. Как грубо. Как не впечатляюще. И до какой же степени — насрать.

— Скажи это еще раз и о последствиях пожалеешь, — добродушно предупреждает Марк, поправляя широкий ремешок наручных часов. Марк Джефферсон никогда не считал возраст большим препятствием жизни и фактором для переживаний; пока года не сказываются на его физическом самочувствии и незамутненности сознания, он и в девяносто шесть лет будет считать себя молодым. Последняя реплика Нейтана Прескотта не задевает его никоим образом, как и ранее констатация факта того, что он больной сукин сын; в этом мире здоровые сукины дети вымирающий вид, для которых нужно завести отдельные резервации для сохранения их популяции. Нейтан Прескотт просто самую малость зарывается, забыв о том, что Аркадия Бэй больше не его королевство и никто здесь, в особенности Марк Джефферсон, не будет адаптироваться под его характер и все "хочу-не-хочу" вместе взятые. Марк подходит к Нейтану почти вплотную и даже если мальчишка этого не хочет — Марк гораздо сильнее, и эта его сила должна ощущаться в стальной цепкой хватке.     

— У тебя всегда есть еще один выбор, Нейтан, — змеем-искусителем шепчет щенку Прескотту на ухо Марк Джефферсон, крепко сжимая пальцы на его плече. Со стороны, очень далеко со стороны и кому-то очень слепому может показаться, что у подъезда стоят в родственных объятиях отец и сын. И если биологически это еще было возможно — Марк Джефферсон никогда не подавал запрос на подтверждение отцовства, его мало волновало отсутствие человека способного подать стакан воды в старости, — то в степени человеческих отношений — нет. Марк Джефферсон слишком сильно был влюблен в мир черно-белых фотографий и идеальных моделей, чтобы растрачивать свое внимание и силы на такие эфемерные и абстрактные понятия. — Выбрать какая смерть тебе будет более симпатична. Я не шутил, — шепчет Марк Нейтану в волосы, почти прижимая губы к его лбу, — когда несколько дней назад говорил, что хочу вытащить твои кишки. Правда, вскрывать тебя хочу как рыбу. Знаешь, как потрошат рыбу, Нейтан?

Ответа от Нейтана он не собирается ждать и заталкивает его в машину, на переднее сидение. Если не знает — срам, жить в городке на морском побережье и не знать, как обращаются с рыбой? Марк, пока садится на водительское сидение, искренне надеется, что Нейтан Прескотт во всех красках представляет, как Марк хочет обращаться с его телом; и обязательно запечатлеть на пленку, это будет венец его черно-белого творчества, шанс поймать не только метафорический внутренний мир, но и единение его с внутренним миром без метафор.

Или все же стоит отдать эту честь Шону Прескотту; не было бы его — не было бы Нейтана.

Во всех смыслах.

***

Встреча с Шоном Прескоттом должна состояться в пустынной ныне учительской; кто-то из преподавателей не пережил разрушения, кто-то — исчез без вести или просто растворился в третьей группе, спешно покинувшей Аркадию Бэй и рассредоточившись в домах дальних родственников. Марка Джефферсона их деятельность не волнует, единственная его забота — отсутствие свидетелей.

Иначе пришлось бы прятать слишком много трупов.

Нейтан плетется сзади и даже если что-то бормочет — Марк его не слушает, концентрируясь на том, как быстро и совсем невпопад с его медленным сердцем стучит его обувь по паркету; на лице застывает вежливая улыбка, от которой, как от самого кислого в мире лимона болят зубы с самой тонкой эмалью.

— Здравствуй, Шон, — говорит ему Марк, придерживая Нейтана у двери. Шон Прескотт стоит у единственного окна с уцелевшим стеклом, все остальные — пропускают сквозняк, а солнце теряется в осколках, рассыпанных по полу. У Шона Прескотта во внешности нет ни одной схожей черты с Нейтаном Прескоттом; ничего, даже самой захудалой родинки в углу глаза или слегка деформированных ушных раковин. Единственное, что у них схожее — словно в янтаре застывшая усталость и отвращение к миру и друг к другу. — Рад видеть тебя во здравии. А знаешь, кто еще рад тебя видеть?

Словно нашкодившего котенка, Марк Джефферсон заталкивает в учительскую Нейтана, подбадривающее — это почти незаметно и едва осязаемо — гладит его по спине, подталкивая вперед и закрывает дверь, прижимаясь к ней спиной.

Если бы не выбитые окна — это было бы сурово. Но вряд ли Шон Прескотт в своем дорогом костюме будет выскакивать из окна, чтобы избежать общения со своим не-сыном.

Или знакомства с пулей.

Марку Джефферсону все равно; он готов к зрелищу и совсем немного жалеет, что не прихватил с собой камеру.