У Энакина было прилично времени, чтобы не только читать, но и подумать. Над тем, кто он такой - в том числе. И как бы ему не хотелось, он ничего не знал. Все, чем он был ограничен до этого, не несло никакой информации, а просить больше никто не позволял. Да, зато он прекрасно знал эти слова - «нет», «нельзя», «не твое дело»... Мальчик не назвал бы Тракена жестоким, потому как сравнить особо было не с чем: охрана оставалась безмолвной и безликой, и иные гости к нему не захаживали. Теперь же все стало гораздо сложнее. Мир оказался большим, расширился до невообразимого количества мест, людей и тайн, которые от него так трепетно прятали. В таком многообразии как нельзя острее встал один, но очень важный вопрос - где же было его место? Кого он видит в зеркале? Чье это лицо, чье тело - не то молодого человека, не то подростка? Галактика по сравнению с ним огромна, и перемалывала гораздо более значительные судьбы, чем его, крошечную и незаметную в общей массе. А ему очень, очень хотелось не теряться; не зря ведь он вырвался и нашел Люмию, которая выглядела сейчас едва ли не воплощением самого хорошего и доброго на свете. Как говорили книги, которые он прочитал, случайностей не бывает - каждая случайность всего лишь звено в длинной цепи закономерностей, следующих к некоему итогу, сокрытому от их глаз до нужного момента. Точнее, до того, пока все не станет слишком поздно и всякое действие или попытка остановить неминуемое будут лишь приближать нежелательное к концу.
- Не знаю, - Энакин оглядел свои руки, будто сомневался, что те ему принадлежали. - Тем, кем был настоящий я? У него ведь, наверное, была семья, - правда, что значит эта «семья», он понимал мало. Сал-Соло особенно не распространялся о значении, пояснив ему лишь вскользь и все чаще повторял, что это он - его семья, его создатель и отец, и мальчишке следует всецело следовать его правилам и приказам. И юный клон справедливо рассудил, что так должно быть у всех - тогда ему не особенно думалось о том, что его образ жизни отличается от такового у других и даже от самого Тракена. Только с новой знакомой, неизвестной и пугающей с виду, он чувствовал себя гораздо спокойнее. И верил, как слепой котенок - Сила выглядела необыкновенным чудом, делающим Люмию почти всемогущей в его глазах, сильнее кореллинца и джедаев. - Кто тот человек? Почему он, а не ты должен меня учить? Почему ты не можешь? - он даже как-то расстроенно исказил лицо. Если женщине он верил, то проекции, закутанной в черное, доставалось в разы меньше доверия. Да и это всего лишь картинка... Такая незначительная, искусственная. Как он сам. Энакин снова отвернулся, усевшись на пол спиной к Люмии. - Да. Он сказал. Сказал, что клоны ничего не стоят, что они пригодны исполнять лишь то, для чего созданы, а на большее они не способны. Что я такой же, живущий только потому, что понадобился ему, и за это должен быть ему благодарным, - бьются стеклами внутрь все очки - и розовые, и черные очки. Еще больнее они режут глаза, когда с подобным сталкиваешься первый раз. Юноша сбрасывал прежнюю зажатость медленно, но раз за разом что-то пробивалось сквозь трещины этой скорлупы. Теперь - обида, клокочущая от несправедливости, гнев на Тракена и негодование от собственной беспомощности, неспособности изменить свое создание клонирующей машиной. Его манил интерес к Силе, возможность самому совершать немыслимое, но он продолжал оглядываться по сторонам как побитый зверек в ожидании щедрых ударов палкой по загривку, не решаясь шагнуть вперед.