Ужин в доме Хоббсов не отличался от множества других ужинов, которые имели место быть в это же время в миллионах среднестатистических американских домов. Но сегодня Гаррет Джейкоб Хоббс настоял на том, что только он будет заниматься готовкой купленного им же мяса, позволяя жене и дочери заняться гарниром и салатом. Луис Хоббс попыталась возразить ему, пусть даже только в шутку, но ее дочь Эбигейл отчего-то всполошилась и остановила ее, перебила на половине предложения. А потом Эбигейл воровато взглянула на своего отца, который увлеченно подбирал подходящий нож, и облегченно вздохнула после пары мгновений напряженного наблюдения. Вчера Гаррет Джейкоб Хоббс был близок к нервному срыву, его трясло, он то и дело повышал голос, а потом снова переходил на едва различимый шепот. Он так сильно сжимал руку Эбигейл, что сегодня на ее запястье появилось несколько мелких синяков. А потом она привела свою малознакомую ровесницу прямо к нему в ловушку, чтобы дальше он причинял боль именно той удивительно похожей на нее девочке, но не трогал свою собственную дочь. Ловушка захлопнулась. Эбигейл бежала, пока силы не оставили ее, а дыхание не сбилось. Эбигейл не хотела знать, что было дальше. Усилием воли концентрировала все свое внимание лишь на том, что отец вернулся домой в прекрасном расположении духа, расслабленный и спокойный, улыбающийся и даже веселый. Таким он был и сегодня. Но она слишком хорошо помнила вчерашний день, чтобы полностью расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Будет ли она в безопасности хоть когда-нибудь?
После ужина отец захотел выпить чаю. Из красивых фарфоровых чашек, предназначенных для гостей, которые так редко появлялись в этом доме. Оказалось, что отец даже купил пирог, хотя обычно предпочитал приготовленную дома пищу. Сегодня он был в особенно хорошем настроении, и мать с легкостью перешла на его волну, разговаривая с ним о самых будничных вещах, улыбаясь ему, пытаясь растормошить Эбигейл. А Эбигейл только вызвалась сходить за теми самыми фарфоровыми чашками, которые, как оказалось, отнесли на чердак еще тогда, когда делали ремонт на кухне, да так и не принесли обратно, потому что в них не было нужды. Эбигейл нужно было немного побыть одной, чтобы потом можно было снова натянуть на свое лицо улыбку, чувствуя, как сводит скулы. Она поднималась наверх, а до ее слуха доносились голоса родителей. Очень скоро голосов не стало, остались только звуки собственных шагов и стук сердца, отдающийся висках. Вдох-выдох. Она должна была взять себя в руки. Вдох-выдох. Отец не тронет ее теперь, когда скормил своему внутреннему зверю ее замену. Он снова будет любящим и хорошим, как и раньше, когда темнота не заполняла его зрачки, а каждое его случайное прикосновение не причиняло боль. Все закончилось, все позади. Вот уже и дверь чердака, а за ней чертовы фарфоровые чашки, которые надо принести вниз, пока чай не остыл.
Эбигейл опускает ладонь на круглую дверную ручку, но так и не поворачивает ее. Застывает на месте, чувствуя внезапную слабость в своих ногах, чуть сгибая колени. Она держится за эту ручку, как за последнюю опору и, опустив голову, чувствует, как плечи ее дрожат. Она не плакала вчера, так должна была выпустить скопившиеся в ней слезы сегодня, пока никто не может услышать ее, пока еще осталось немного времени до возвращения на кухню. Но слез нет. Кто-то другой всхлипывает вместо нее за дверью, и сначала Эбигейл принимает эти звуки за игру собственного воображения. Ей мерещится, что это та самая девочка, которую она вчера привела на верную смерть, оплакивает себя саму. Эбигейл хочет попятиться назад в испуге, побежать вниз по лестнице и больше никогда не возвращаться на чердак. Но вместо этого она наконец-то поворачивает ручку. Открывает дверь, позволяя длинному прямоугольнику света упасть на дощатый пол, отчасти рассеивая кромешную темноту.
– Есть тут кто? – Эбигейл спрашивает это не потому, что ожидает кого-то увидеть. Она только хочет убедить себя саму в том, что чужой плач и впрямь померещился ей. Но что если… Что если отец не покончил с той девочкой и привел ее сюда? От этой мысли все внутри похолодело.
– Кто-нибудь? – повторила Эбигейл, силясь побороть собственную панику. Сделала шаг вперед, но совсем забыла включить свет, и продолжала озираться вокруг, щуря привыкшие к свету глаза. И почти тут же, словно внезапно опомнившись, ударила ладонью по включателю на стене. На чердаке действительно кто-то был, ей не померещилось, и на бесконечно долгий, исполненный истинного ужаса момент, Эбигейл кажется, что это и впрямь та самая девочка, с которой она познакомилась вчера. Но она моргает и замечает, что у этой рыжие волосы, в то время как локоны вчерашней были того же темного оттенка, что и у нее.
– Кто ты? – вопрос получается испуганным, а интонация – какой-то совсем жалкой.

Эбигейл не знает, что и думать. Смотрит на испуганную рыжеволосую девочку, у которой руки испачканы алым, а в глазах написан самый настоящий ужас. Где-то на задворках сознания Эбигейл все еще помнит о том, что пришла на чердак за треклятыми чашками, и что родители ждали ее обратно с минуты на минуту. Но она словно приросла к полу подошвами мягких домашних тапочек. Не могла сдвинуться с места, не могла сказать и слова, просто ни на что не была способна, потому что была почти уверена в том, что эта девочка оказалась здесь стараниями ее отца. Ну и что, что она внешне не была похожа на Эбигейл, как его вчерашняя жертва? Он запросто мог перестать концентрироваться на внешней схожести и решить убивать молодых девушек без разбору, чтобы усыпить своих внутренних демонов, утопить их в чужой невинной крови. Тем более, рыжеволосая пролепетала это свое испуганное «ты с ним?», на которое Эбигейл не нашла ответа. Да, она с ним. Нет, она совсем не с ним. Она одновременно одно и то же.
– Эй, – негромко произнесла она, делая осторожный шаг по направлению к незнакомой девочке. – Ты не умрешь, все в порядке. Я не причиню тебе вреда.
Если подумать, то правдой было только последнее ее заявление. Эбигейл и впрямь не причинит незнакомке вреда, не своими руками. Но ничего не в порядке, а умереть эта девочка могла в любой момент – стоило только потревожить Гаррета Джейкоба Хоббса, который находился так близко.
– Меня зовут Эбигейл, – еще тише произнесла она, опускаясь на корточки рядом со своей внезапной находкой. – А как зовут тебя? Как… – она запнулась, не до конца уверенная в том, как правильно сформулировать следующий вопрос. Но она должна была знать. Должна была знать наверняка. – Как ты оказалась здесь? Кто-то привел тебя сюда?
«Мой отец? Ведь это был мой отец, правда?», – так и хотелось спросить следом, но Эбигейл прикусила нижнюю губу, чтобы не сказать больше ни слова. Она не хотела напугать девочку своим напором, своими едва контролируемыми эмоциями, которые вполне могли превратить страх незнакомки в самую настоящую истерику. Истерика, как и любой другой шум, будут лишними. Стены у дома тонкие, родители в любой момент могут решить проверить, почему Эбигейл так долго не возвращается с чердака…
– Я помогу тебе, – пообещала она, хотя совсем не была уверена в собственном обещании, которое могла нарушить с той же легкостью, с какой озвучила его. – Но только если ты будешь честна со мной и расскажешь, что с тобой произошло.

Эбигейл нервничает. Кусает губы, пытаясь быстро сообразить, что делать с этой девчонкой, которую как оказалось, отец зачем-то привел сюда. Незнакомка не уточняла, а просто сказала «он», но этого было достаточно. Только отец и мог стать причиной того, что она оказалась здесь, больше некого было в этом обвинить. А незнакомка, назвавшаяся Луной, лепечет что-то о брате по имени Альбус, который, судя по ее словам, тоже должен быть на чердаке.
«Бредит или… или папа решил начать убивать всех подряд без разбору? Не только похожих на меня. И не только девочек. Ох, боже, во что он превратил этот дом?»
Эбигейл хочется обхватить голову руками, до боли стискивая виски. Крепко зажмуриться и подождать несколько мгновений, надеясь на то, что, когда она снова распахнет глаза, никакой рыжеволосой девчонки со странным именем Луна и ярковыраженным британским акцентом не будет. Просто плод фантазии. Просто последствия пробудившейся совести. Но Эбигейл не поддается этому слабовольному желанию. У нее на счету была каждая секунда, а потому она оглянулась вокруг, пытаясь отыскать взглядом того самого брата с не менее странным именем. Но не увидела никого. Прислушавшись, не уловила ни единого постороннего звука.
– Здесь нет никого, кроме нас с тобой, слышишь? – пришлось принять крайние меры, схватить Луну за плечи и легонько встряхнуть, чтобы привести в чувства. Эбигейл очень надеялась, что этим она не доведет девчонку до буйной истерики, но выбора как такового у нее не было.
– Я не видела твоего брата и понятия не имею, где он может быть. Он не поможет тебе сейчас. Помочь тебе могу только я, так что сиди тихо, пока я не вернусь. Это ясно?
Эбигейл не стала дожидаться ответа. Только резко выпрямилась и, забрав коробку с чайным сервизом, торопливо ушла прочь. Даже не выключила свет и не закрыла за собой дверь, прежде чем устремиться вниз по лестнице так быстро, насколько только могла. Ей удалось натянуть на лицо фальшивую улыбку до того, как она вернулась к родителям. В ответ на их удивленные взгляды Эбигейл объяснила, что случайно задела банку с краской на чердаке, а все это время искала хоть что-то, чем можно было бы вытереть пятно на полу. Мать услужливо подсказала ей, что на кухне есть старая половая тряпка, которую все равно пора бы выкинуть, а потому ее не жалко использовать. Эбигейл поблагодарила и якобы поторопилась вытереть стремительно засыхающее пятно краски, пока оно не высохло окончательно. Для убедительности она прихватила тряпку, а по пути обратно на чердак довольно отметила про себя, что спектакль удался. Отец не усомнился в правдивости ее слов, не встревожился и даже глазом не моргнул. Словно вдруг забыл, что притащил на чердак девочку по имени Луна. Неужели он умел притворяться даже лучше, чем Эбигейл?
– Луна? – позвала она еще до того, как приблизилась к открытой нараспашку двери. Надо было запереть за собой. Надо было увериться в том, что перепуганная до крайности девочка никуда не денется. А теперь оставалось только надеяться на то, что она все еще там, на полу, дрожит от страха. Все еще там, а не бродит по дому себе на беду.
– Луна, ты здесь? Идем со мной, быстро, тебе нельзя здесь оставаться.

Эбигейл бежит. Тащит за собой слабую, испуганную девочку, которую теперь не назовешь незнакомкой, потому что у нее было имя. В то же время, нельзя было сказать, что они с Эбигейл по-настоящему знакомы, так как они все еще не знали друг о друге ровным счетом ничего. Но им угрожала одна и та же опасность, от которой надо было бежать со всех ног. И они бежали.
– Теперь осторожнее, – Эбигейл резко остановилась у следующего поворота, сжимая руку Луны крепче в своей хватке. – Нам нужно как можно тише пройти в гараж, чтобы никто нас не услышал. Потому что если мы как-то выдадим себя, то он никуда нас не отпустит. А я хочу увезти тебя отсюда.
Эбигейл еще точно не знала, куда она собиралась везти Луну. Она тихо и бесшумно шагала по направлению к гаражу и размышляла о возможных вариантах. Но была слишком взволнована, чтобы остановиться на одном из них. Ближайшая автобусная остановка? Город? Вокзал? Или, может быть, полицейский участок? Впрочем, сперва надо было уехать как можно дальше от этого дома.
– Прости, я не могу дать тебе попить, не сейчас, у нас совсем нет времени. Но отдохнуть ты сможешь, – Эбигейл открыла перед Луной дверцу отцовской машины. Как обычно, отец не потрудился ничего закрыть, да еще и оставил ключи в замке зажигания. Он не видел смысла в излишних мерах предосторожности, если гараж сам по себе стоял на сигнализации. И эта его логика была очень на руку Эбигейл в данной ситуации.
– Куда тебя отвезти? – спросила она, усаживаясь на месте водителя. В одной руке у нее был пульт от гаражной двери, который ей удалось без труда найти в шкафчике с инструментами. Второй рукой она уже тянулась к ключам, но вдруг запоздало увидела кое-что на полу под задним сидением. Кровь. Пол машины был измазан засохшей кровью, которая наверняка принадлежала вчерашней девочке, а иначе эта корка не сумела бы сохранить свой насыщенный багровый цвет до этого времени. Эбигейл бросила мимолетный взгляд на Луну, пытаясь угадать, как много та видела. Видела ли хоть что-то.
– Ты живешь где-то неподалеку? – дополнительный вопрос, вслед за которым Эбигейл перевела взгляд на замок зажигания и попыталась завести машину. Если отец не услышал, как они крались по направлению к гаражу, то шум мотора точно сумеет уловить, а значит ей следовало поторопиться. Черт возьми, да во что она только ввязалась?