- Прикоснёшься к клавиатуре – и я в тебя выстрелю.
Зрачки расширены, пальцы едва подрагивают, и взгляд больной, потрясённый – тем, что происходит вокруг. Тайрелл не знает, что делать, но он готов осуществить свою угрозу, потому что сам Эллиот просил об этом, предсказывал подобное развитие событий. Он знал о том, что сойдёт с ума, о том, что нестабилен. Знал обо всём, но делился знаниями нехотя, по крупицам, и это невероятно злило, однако Тайрелл готов терпеть ради большего.
И теперь приходится отступать назад, когда он идёт навстречу, потому что Эллиот Алдерсон, который забыл всё, чего они достигли вместе – опасен для самого себя. И не понимает этого. Он забыл. Как он мог забыть? И о чём он вообще говорит?
Знакомый хриплый голос слышится как сквозь плотные наушники, отдалённо, эхом. Голос говорит что-то о контроле и несуществующих образах, и когда Эллиот отступает к компьютеру, Тайрелл стреляет почти в упор.
И сдаётся только спустя пять минут, набирая номер Анжелы, одновременно глядя на мутную лужу крови рядом с хакером, опасаясь дотронуться до его тела. Соглашаясь на всё, лишь бы услышать кого-то, кто успокаивает, пусть и ради собственного спокойствия. Это неважно, все радеют исключительно за самих себя, но сейчас ему необходимо что-то стабильное, постоянное. Глаза у Эллиота закрыты, но неплотно, веки дёргаются, дрожат, и это ещё сильнее пугает. Как и то, что он едва дышит, когда его погружают в машину и отправляют в больницу. Тайрелл находится рядом, но не близко, смотрит пристально, вытягивает вперёд руки и видит, что они трясутся; пользуясь тем, что сидящий неподалёку врач погружён в свои мысли, он отворачивается и с силой закусывает кисть чуть ниже большого пальца – так, что на коже остаются отпечатки зубов. Это ненадолго отрезвляет.
<…>
Анжела приезжает в больницу и сидит около палаты, в палате, когда это позволяют, дремлет на кресле в холле и звонит кому-то мобильному, отвечая резко, невпопад.
Между собой они почти не разговаривают.
Тайрелл заставляет себя вернуться туда, где он живёт после громкого разоблачения, заставляет себя выполнить все необходимые функции, вплоть до вечерней чистки зубов и утренней укладки волос, половину дня сидит за ноутбуком, выходит из помещения и опускает квадратную записку в карман темнокожему человеку, столкнувшемуся с ним на пересечении Джон-стрит и Клифф-стрит. Заставляет себя поехать домой вместо больницы, но в середине второй ночи резко просыпается и уже не может заснуть снова. Чтобы перед глазами не вставали ненужные картины, Тайрелл зажмуривает их до появления тёмных, а потом разноцветных кругов, выжидает несколько секунд, медленно открывает глаза и поднимается с кровати. Пульс учащён, но сбивать его нет времени.
<…>
У стойки регистрации сообщают, что мисс Мосс уехала не далее чем вчера вечером, вероятно, утомившись после круглосуточного дежурства у постели мистера Алдерсона. Нет, к сожалению, мистер Алдерсон не приходил в себя. Сложно сказать, ранение не смертельно, но крайне серьёзно.
Это становится последней каплей – Тайрелл быстрым шагом уходит в уборную, где запирает дверь изнутри и сползает по холодному кафелю на пол, дышит судорожно и едва слышно скулит, крепко сжимая челюсти, чтобы звук не вырывался наружу. Когда первый приступ проходит, он поднимается и старательно умывает лицо, моет руки, ополаскивает зубы – это слегка успокаивает, возвращает привычный ритм жизни. Вот только в правом глазу лопнул кровеносный сосуд, и зрачки неправдоподобно расширены, словно он на наркотиках. Волосы застывают неровными прядями на левой стороне лица, но он не замечает.
Странно, что уже наступило утро.
<…>
Дверь в палату не стеклянная, а самая обычная, из фанеры, и это гораздо хуже, потому что Тайрелл не знает, может ли он зайти внутрь или ещё не время, и ему кажется, что помимо двери пространство между ним и Эллиотом разделяет нечто гораздо большее.
Когда он, непривычно колеблясь, открывает дверь и заходит внутрь, то сначала видит только пальцы поверх больничного одеяла и множество проводов, идущих от тела к приборам у кровати. Ещё бледнее обычного, но всё также идеально одетый, Тайрелл подходит ближе. Каждый шаг даётся с трудом, и стоит заметить моргание век, как Уэллик останавливается на месте, не дойдя три фута.
Эллиот выглядит измождённым. Изжелта-серое лицо, тяжёлые мешки под глазами, худоба – по лицу Тайрелла проходит судорога, он морщится, а губы кривятся. Когда лежащий – тот, кого он застрелил – смотрит на него, боль в висках становится почти нестерпимой.
Молчание необходимо нарушить.
- Анжела уехала только недавно, она провела здесь больше суток, – он поджимает губы. Взгляд бежит по капельнице, проводам, встречается со взглядом широко распахнутых глаз напротив. – Но она хотела, чтобы ты увидел её первой.
Отходит так же медленно, как и приближался, поправляя галстук, ослабляя, пока на языке вертится «я могу уйти, могу уйти». Правда в том, что он не может уйти. Эллиот второй раз заставляет его отступать назад, не применяя никакой силы.
- Воды?