Данте ни капли не устаёт, пробираясь сквозь вымышленные дебри, которые на деле представляли собой лишь дорогие предметы интерьера, а в случае с люстрой - еще и любимые их самым близким человеком.
Нет, серьезно, он нисколько не чувствует и малейшей доли утомлённости, и в этот раз, просто не рассчитав силу и дальность прыжка, не долетел до нужной контрольной точки их с Вергилием совместного маршрута, всей десятернёй ухватился за полку книжного стеллажа и повис на краю одного из препятствий, по весьма очевидным причинам оказываясь позади своего брата, как-то даже немного расстроившись своей маленькой неудаче. Лохматое чудо природы что-то недовольно бурчит и болтает ногами, пытаясь удержаться на плаву, так сказать. А затем, не желая отдавать своё царское первое место другому нефилиму, делает рывок вперёд. Нельзя проиграть! Он не имеет права нарушать этим поражением статистику своих прошлых триумфов, он не имеет права упасть в грязь лицом. Он же старший. Он должен быть сильнее и просто обязан защищать
С верхушки высоченного шкафа доносится очередной победоносный клич, эхом отражается от стен и разносится по просторному залу, оповещая все присутствующие неодушевлённые предметы о том, что мальчишке удалось вскарабкаться наверх, не понеся при этом никаких увечий.
Но испокон веков, подобные выкрутасы по всем канонам жанра не обходятся без жертв. Тем более, когда это касается двух братьев-акробатов, вечно жаждущих приключений на свои причинные места. Ни дня ещё не обходилось без какой-либо шалости или семейной драки, не неся в себе какого-либо серьёзного смысла. Потому "никаких увечий" в тот момент не получил только он сам.
Он сделал это случайно. Вредить Вергилию не входило в планы Данте, в конце концов, это был его самый-самый-самый любимый младший брат, ради которого он был готов совершить прыжок веры с самой высокой точки планеты! Если бы, конечно, знал все тонкости воспроизведения оного действия в реалиях мира. Если бы он знал о таком вообще и если бы такое было физически возможным. А ещё самому Вергилию об этом рассказывать мальчик никогда не собирался. Но эти детали дела не меняют.
Как-то само собой получилось так, что любитель опасных приключений при первой же возможности нашел рукой опору в виде ноги младшего брата и потянул на себя в попытке подтянуться вверх. Как вдруг, случилось непоправимое: залезть-то нефилим залез, но последнее увиденное перед тем, как понять, что вообще случилось и в порядке ли Вергилий, заставило Данте с неподдельным беспокойством проводить падающего на пол брата взглядом.
Со стороны это могло показаться жестом вполне себе специально проделанным, раз темноволосого нефилима обвинили в отсутствие честности,  и, по правде говоря, его это даже немного обидело.
- А вот и нет! - возразил ребёнок, сверху вниз наблюдая за тем, как от Вергилия достаётся ни в чём не повинному предмету мебели, - это ты предал меня, когда я на волоске от смерти висел над пропастью в бездонную яму, - чем-то крыть было необходимо. В конце концов, защитить себя даже посредством синдрома "сына Робин гуда", что метает стрелы на других, оказалось в раз проще, чем извиниться. Данте свешивает ноги с книжного шкафа вниз и показывает брату язык, щурясь и недовольно фыркая, будучи теперь уверенным в своём заявлении на всё триста, если не на пятьсот, процентов. Ни больше, ни меньше - самопровозглашённый правдоруб на всю семью, не поверить в честные глаза которого будет неимоверно сложно.
Гордо восседая на самой верхушке книжного стеллажа, нефилим не торопился заканчивать поход, но и не спрыгивал вниз, словно в ожидании какого-то чуда. Какого именно - он не знал сам, поскольку до победы оставался фактически последний штрих - добраться до люстры, - и вообще, сам такой, - вдогонку ко всем предыдущим словам последовал самый аргументный аргумент, который оспорить сейчас не сможет, наверняка, даже его умный брат. Во всяком случае, так думал сам Данте и глупым это не считал.

Данте продолжал азартно болтать ногами, вовсю предвкушая неизбежное - свою очередную победу. Он неохотно оторвался от созерцания хором с высоты птичьего полёта, отмечая про себя, что свободное падение младшего брата, стало быть, не самое приятное действие, которое вообще происходило с ним когда-либо. Данте ведь действительно за него беспокоился, но когда тот несправедливо начал катить на него в три короба... Самый умный что ли? Ах, ну да, так и есть. Мальчик не раз даже задавался вопросом: ну как можно с таким удовольствием слушать все те бредни, которыми взрослые пичкали их почем зря каждое утро, с каким это делал Вергилий?! Да еще и запоминать их с такой легкостью! Не особо развивая свои физические навыки и неспособный когда-то вообще как следует замахнуться обычным деревянным двуручным мечом, в классной комнате его младший брат оказывался лучше него во всём. Данте это, правда, нисколько не обижало, но и любви к учебе ну никак не прибавляло. Мальчик, в общем-то, отчасти даже понимал каково это, когда ты в чём-то хуже. Впрочем, ни одна из этих причин не мешала близнецам приходить друг дружке на помощь. Вергилий вообще мог спокойно не участвовать во всех их шалостях. Он мог бы оставаться в комнате со своими любимыми книгами и учиться. Ведь это его любимое занятие! Но они практически всё делали вместе, карабкались по стенам, устраивали погромы, а по ночам, когда все спали, учились обращаться с холодным оружием, чтобы ни на йоту не разочаровывать отца.
А сам Данте не то чтобы был очень против. Точнее, он никогда не был против в очередной раз устроить домашним пакость на пару с Вергилием, и зачастую выступал чуть ли не главным инициатором всех последующих проблем их очередной вылазки в, так сказать, атаку. Им обоим всегда было чем заняться окромя каких-то домашних работ (уборку сделать, например), к которым их принуждали родители. И если младший вроде и любил относительный порядок, то о старшем такого сказать было невозможно. Два невыносимо активных сгустка нескончаемой энергии были слишком разные, но кто сказал, что близнецы должны быть одинаковы во всём?
На очередное обзывательство нефилим показал брату язык, готовый повторять оное действие еще много, много, ну просто очень много раз. Он глядел на Вергилия сверху вниз и даже как-то слишком удовлетворенно улыбался, замечая, как тот недовольно что-то про себя бурчит. Смешной и до безумия забавный. Данте бы определённо было без него скучно. И сейчас мальчик был уверен: их совместные времяпровождения не закончатся никогда.
А раз они никогда не закончатся, то вполне себе можно не уступать брату до тех пор, пока у того не получится одержать победу самому. Да и кому придётся по вкусу выигрыш, если достижение взято не своими собственными усилиями?
Кажется, младший близнец в этот раз был настроен серьёзно. Об этом говорил его до ужаса суровый взгляд, откуда-то притащенный меч в руках и новая попытка взобраться вверх. Вот так поворот! И действительно неожиданный. Данте был в лёгкой растерянности, покуда был застан врасплох. Быстро собрав всю свою волю в кулак, нефилим быстро вскочил на ноги, почти вплотную оказываясь носом к деревянному острию меча. Ещё немного - и ему бы пришлось ощутить далеко несладкую горечь своего первого поражения. Но его, кажется, удачно пронесло ввиду реакции чуть ли не профессионального уровня секретного шпиона, что так ловко уклоняются от сигнализационных лучей охранной системы в огромных особняке какой-нибудь большой шишки. Во всяком случае, он чувствовал себя сейчас если и не благородным рыцарем средневековья, то уж ощущения, что он является шпионом секретной организации, у него было не отнять.
- Тебя меня не достать! - отшатнувшись от младшего брата назад, Данте впервые в жизни не стал ввязываться в драку. Он не раздумывал над последующими действиями, всё ещё прекрасно помня конечную точку, и оставалось до неё не так уж и много. Не теряя времени, тёмноволосый весельчак напоследок отвесил Вергилию поклон и с разгона сиганул на люстру с диким воплем Тарзана. Уцепившись за неё руками, нефилим по инерции резко качнулся вперёд вместе с хрупким предметом интерьера. Тот, скорее всего не привыкший к подобному вниманию со стороны двух близнецов, не был готов выдержать столь резкого прыжка пусть и не тяжеловеса, но весьма крепкого мальчишки.
Победоносный возглас постепенно сменялся протяжным звуком, когда Данте свободным падением летел вместе с маминым антиквариатом вниз, и мягкой посадкой здесь даже и не пахло. В зале повисла гробовая тишина и со стороны шкодливого нефилима признаков жизни не поступало.

- Аучи-ауч-ауч, - едва ли слышно простонал Данте, распластавшийся по полу с многострадальной люстрой и придавленный ещё несколькими не особо большими её осколками сверху. Приземление было слишком жестким и болезненным для неподготовленного к подобным подвигам маленького нефилима. В ушах отдаётся глухим эхо звон разбивающегося стекла и его крик при падении на пол. В груди абсолютно непривычная тяжесть, хотелось извиваться и плакать, призывая выплеснуть наружу всю ту обиду, которую принесло ему крушение с небес на землю. Но мальчик не в состоянии был этого сделать - слишком внезапным и не добрым оказалось событие, испортившее весь его триумф. Да какая к чёрту радость, когда ты только что свалился с трёхметровой высоты, еле-еле соображая что к чему и не зная как унять чудовищную усталость во всём теле! К тому же неясно, от чего именно хотелось плакать больше всего: от позора, который теперь останется с ним на всю жизнь, или от резких, постепенно стихающих болях в тех местах, на которые пришлось это чрезвычайное происшествие.
Кажется, близнецы слегка перестарались в своих каждый раз всё новых и новых рыцарских эстафетах.
И, кажется, что всё же от первого нежели от второго.
Подозрительную тишину нарушил знакомый, но непохожий на обычный, голос брата. Тот дрожал. Было в нём что-то ещё, однако Данте не смог разобраться в том спектре эмоций ввиду своей неосведомлённости по этой части. Но знаете, он ещё никогда не слышал Вергилия таким. Возможно, именно это сыграло основную роль в последующем исполнении его шаловливой идеи получить свою порцию заботы и волнения от сереброволосого нефилима. Возможно, было что-то ещё, но... Данте продолжил неподвижно лежать на полу под грудой стекла, постепенно разгребаемого братом. Становилось как-то легче от осознания того, что о нём беспокоятся, и теперь даже вполне себе не на публику и не на словах для родителей, которые пытались привить близнецам родственные отношения с самого их рождения. Будь у старшего сына Спарды возможность, он бы заулыбался сейчас улыбкой самого довольного и хитрого лиса на земле, которому удалось словить сразу двух зайцев. Но, увы, конспирация и любопытство за дальнейшими действиями брата брали верх над всеми моральными и аморальными поступками Данте в сторону Вергилия. Ну, да, он провернул много шуток, и почему-то сейчас казалось, что этот поступок - одна из них в силу весьма подходящего момента.
Обычно, любопытство - не порок только в тех случаях, когда используется, как познавательная часть активности. Если говорить понятнее, то оно было уместно только в случае с Вергилием, который стремился к знаниям и чьё желание получать как можно больше информации не угасало, казалось бы, ни на секунду. С Данте же дела обстояли намного хуже. И на сколько хуже - в своё время "оценили" даже родители, но это уже совсем другая история. Сейчас их не было рядом, и мальчишка это прекрасно знал. Продолжая нагло пользоваться сложившейся ситуацией, он старался даже не дышать, дабы не выдать себя с потрохами, как-то даже неожиданно приобретая по истине куриные мозги. Во всяком случае, так сказал бы любой, кому бы пришлось столкнуться с Данте в момент его нового, якобы, очень интересного эксперимента.
- Эй, ты что плачешь что ли? - серьёзно, он сдерживался, как мог. До самого конца. До самого конца он старался не выдать себя и вообще использовал весь свой талант скилла "притвориться мёртвым" на полную мощность. Точнее, в силу обстоятельств, данный навык был применён им впервые за все семь лет совместного потчевания с Вергилием в одном доме. Руки рефлекторно ухватились за живот, а по разгромленному помещению разнёсся не то чтобы очень громкий смех - всё же воспроизвести его без хрипотцы оказалось гораздо сложнее, чем он думал, - не надо, я же просто пошутил... - звонкий смех, приглушаемый не особо приятным жжением по всему телу, сопровождался краткими перекатываниями из стороны в сторону. Точнее быть, попытками это сделать, покуда бултыхаться среди острых осколков разбитой люстры - занятие не из приятных, и Данте ощутил это на себе в полной мере, вместе со смешками издавая регулярное "ой".

Ещё один неожиданный поворот за последние полчаса. Таким Вергилия Данте тоже ещё ни разу не видел. Если раньше они всегда находили общий язык и довольно быстро примирялись в любом конфликте, то сегодня впервые дошло до драки, результат которой не был предопределён. Разъяренный брат сперва ударил прямиком в нос, и старший нефилим не успел увернуться - ему и без того было больно. В три погибели его скрючило от сильного удара в солнечное сплетение. Больше не светились от очередного озорства глаза шкодливого мальчишки, больше не слышно было столь заразительного смеха одного из неразлучных близнецов. Казалось, что всё вокруг потемнело и сконцентрировалось на почти что сломанном носе и болях в шее. Данте мысленно пытался найти хоть какую-нибудь надежду на спасение. Быть может, младший брат остановится сам?! Он же смышлёный! Но, видать, Вергилий был настолько зол, что контролировать собственные силы и эмоции сейчас было фактически невозможным.
Не плакать. Обида и злость, бурлившие в брате, ощущались физически. Боль пыталась пролиться слезами, но нефилим твёрдо не позволял себе дать слабину. Данте в упор не замечал своей вины или на худой конец хоть какой-то ошибки.
Мальчик приподнял голову с пола за невозможностью больше терпеть хрустальные осколки люстры под собой, но новый удар в живот заставил его вновь откинуться обратно и лежать на месте, кое-как лишь блокируя руками очередные столкновения чужих кулаков с любым участком тела старшего близнеца. Кровь из носа текла бодрой струйкой, и находись сейчас в другом состоянии, Данте бы, возможно, стало стыдно за свой поступок, а пока он лишь отстранённо слушал едва долетающие до сознания слова Вергилия, который, кажется, и не думал останавливаться. Уши как будто заткнули ватой, перед глазами всё плыло, и он, чёрт возьми, ничего не мог с этим поделать! Просить пощады мальчик даже и не думал, он стерпит всё – он же сильный и просто обязан подавать пример.
Спасение пришло раньше, чем надеялся Данте. Разве что, в лице тех, от кого вероятнее всего сейчас попадёт в разы сильнее, чем буквально от действий Вергилия несколькими секундами ранее.
Сдвинутые к переносице брови придавали отцовскому лицу то самое неповторимое выражение гнева и величия, которое было свойственно лишь ему одному. Маленький нефилим почувствовав невольную робость под взглядом Спарды, спрятал лицо на груди матери, чьи руки всегда дарили ласку, успокаивали и дарили на ночь каждому близнецу сладкие сны.
Голос главы семьи прозвучал как те самые раскаты грома, не терпящим пререканий. Данте молчал. Пожалуй, Спарда был единственным, кого  старший сын не то чтобы сильно боялся, но не хотел огорчать. В его глазах всегда хотелось выглядеть самым лучшим и самым сильным. Маленькому нефилиму никогда не хотелось бы запачкать репутацию отца или опозорить всю семью, и даже в столь юном возрасте он считал неправильным подводить родителей. Он знал, что маленькие шалости им с братом прощались всегда - он просто знал, что за это ничего серьёзного не последует. Однако в данным момент то был абсолютно другой случай. Случай, когда всё негодование отца было направлено лишь на одного близнеца – на его родного брата. С Данте же сейчас находилась мать. Ева прижала к себе старшего сына, поцеловала в макушку и на первых парах требовать объяснений ни с одного близнеца не стала.
- Данте, с тобой всё в порядке? - тревожно спросила мама, приглаживая растрёпанные волосы сына и пытаясь заглянуть тому в глаза.
- Всё хорошо, - уверенным, но всё равно слегка дрожащим голосом ответил Данте на вопрос матери, всё ещё не желая поднимать глаз на отца, но на свой страх и риск делая это. Негоже ведь это - трусливо поджимать хвост при первой же опасности, какой бы страшной и великой не была эта самая опасность. Взгляд метался с отца на брата, с брата на отца. С одной стороны, хотелось встать вместе с Вергилием на линию огня, с другой - он всё ещё надеялся на их общее с близнецом везение. Покуда он понимал, что виной случившемуся служит именно его проступок.

Мать гладила Данте по спине, успокаивала и не выпускала из рук, полностью игнорируя каждую попытку нефилима вырваться из чужих тисков. Мимолётное смущение и неловкость от пристального взгляда взрослых не приносили сейчас не то что физического, но и морального удовлетворения, даря лишь больший дискомфорт от чувства собственной же беспомощности на фоне взрослых. Строгий взгляд отца и ласковый голос матери... Что ещё может быть для ребёнка большим наказанием, если полное отсутствие предположение дальнейшего развития событий?!
Нефилим вцепился пальцами в плечи Евы, когда та с беспокойным и тревожным взглядом ощупывала чуть ли не каждый сантиметр тела своего сына на признаки серьёзных травм и увечий, заставляя мальчика чувствовать ещё большее смущение, чем раньше. Он не слаб! Это всего-лишь царапина. И наплевать, что даже аккуратные движения приносили ему лишь очередную порцию не самых ярких ощущений.
- Ай, - розовея и бурча, Данте чертыхнулся в очередной раз и не мог не заострить чуткого внимания на ответе брата. Навострив уши, нефилим внимательно вслушивался в каждое его слово, в интонацию, во всё, что могло заинтересовать любопытные умы темноволосого близнеца, и если сказать, что ему не понравился ответ - это не сказать ровным счётом ничего. Данте был возмущен до такой степени, что как-то даже пропустил мимо себя горестливый взгляд Вергилия в свою сторону, который, якобы, должен был пробудить в нём хоть самую малую толику стыда, - не правда, - хотел было он закончить свою речь и на этом, но наглость брата поражала, - это ты постоянно обзывался, - на последних парах выпалил он, чуть не вывалившись из рук мамы обратно на пол. Будучи вовремя пойманным, Данте от злости и негодования даже покраснел и порадовался тому, что отец сейчас его не видит. Он-то, может, и заслужил хороших тумаков, но не в том количестве, в котором удостоил его младший брат. По внешним признакам Спарды, и по голосу Вергилия сразу стало понятно, что лучше сейчас не встревать в их почти мирные переговоры, а лепить оправдания матери вполне себе дохлый номер. С другой стороны, старшему нефилиму было сейчас уже абсолютно наплевать, что истинным очагом возгорания этой потасовки послужила именно его шутка. Плевать было и на то, что, скорее всего, оценкой ей будет являться ноль звёзд из пяти возможных. Он, несомненно, догадывался, что взрослым, в свою очередь, тоже будет плевать с большой колокольни на настоящие мотивы Данте так отвратительно поступить со своим родным братом. Но несмотря на это, он всё же был совершенно точно уверен в заинтересованности своих родителей, матери уж точно, услышать на самом деле безобидный подтекст своей шутки из первых уст.
Но соскочить на свои две худые шпалы, дабы вовремя подоспеть и на почтительном расстоянии брать и чётко изъясняться, смелости, на удивление, хватило. Но спохватился он слишком поздно - подходящий момент был упущен так же, как был упущен момент крикнуть что-то вслед Вергилию.
Помутневшими от обиды глазами Данте сверлил взглядом закрывающиеся двери и едва ли вслушивался в становившиеся все тише и тише тяжёлые шаги.  Да, он провернул не слишком уместный трюк, но он никогда и никому не пытался сдать Вергилия вот так просто.
- Данте, - голос матери был строг, но за ним по-прежнему слышались нежность и любовь, но только он смог сейчас привести мальчика в себя, так яро сжимающего кулаки и готового пнуть первый же попавшийся предмет на своём пути, - Данте, послушай, что я хочу сказать тебе, - ослушаться её было невозможно, но он всё равно не был в состоянии адекватно воспринимать хоть какие-то слова в свой адрес. Отвести взгляд, сменить тему и крепко уснуть - единственное, чего хотелось сейчас больше всего.
- Мам, прости, я знаю... то была твоя любимая люстра, - нефилим зевнул, оповещая мать о своей усталости. Не наигранной и далеко не фальшивой.
- Нет, Данте, ну как можно быть таким вредным? - короткая пауза. Она словно и не услышала этих извинений, но лишь по той причине, что в данный момент это было неважным. Ева готова была заслуженно бранить сына, но вместо этого лишь одарила нефилима лёгким  подзатыльником, чтобы в конец сбить спесь с шкодливого и непослушного ребёнка. И, о, чудо, Данте действительно притих, поджал губы и опустил взгляд в пол, - я знаю, что тебе проще всего действовать, переть напролом и не думать о последствиях. Ты умеешь отстаивать свои права, а не бежать от проблем. Ты сильный и ничего не боишься. Что бы ни случилось и какие бы препятствия между вами не встали, вы оба должны защищать друг друга. А вместо этого ты заставил Вергилия плакать и злиться на тебя. Данте... - мальчик хотел было что-то возразить. Выкрикнуть, например, что тот полез в драку первым, но указательный палец матери накрыл губы сына, давая возможность Еве договорить до конца, - ...ты должен уметь признавать свои ошибки.
- Да, мама, - послушно ответил нефилим и в подтверждение пару раз кивнул головой. Он слегка нахмурился, но всё же виновато опустил взгляд в пол, пряча руки за спиной и больше даже не пытаясь перед кем-то выделываться. Данте словно понял, насколько плохо обошёлся с Вергилием. Он просто поставил себя на его место. Он просто понял, что пошути над ним так младший брат - он бы не просто начистил ему рожу. Он бы живого места от него не оставил!
- Прости. Честное слово, я больше никогда не буду так делать.

Отредактировано Dante (2015-09-19 12:50:24)

Данте рассказал матери всё, как есть, ничего не утаив, и с удивлением заметил, что ему самому стало легче. Вот, кажется всё снова встаёт на места. Словно увесистый камень с души свалился, более не заставляя чувствовать ни обиды, ни злости, ни даже стыда. Отца не было рядом, и мальчик мог лишь догадываться, о чём же на самом деле тот беседует с Вергилием. Наверное, брату сильно от него досталось. Больше, чем Данте от матери, которая отвесила сыну еще один подзатыльник, когда ей расставили всё по полочкам. А потом еще за люстру лёгкого поджопника подарила, как бы показывая, что и это она без внимания всё же оставить не смогла.
Ева не настаивала на том, чтобы её сын во всём сознался Спарде сию же минуту. Тот сам должен был набраться смелости и встать перед отцом на ковер, сказать правду и ничего не бояться. Во всяком случае, так считала она и очень надеялась, что Данте будет честен не только с ней, но и с главой семьи.
Ожидания матери были оправданы по всем пунктам. Перед тем, как отправиться в кабинет отца, мальчик обнял маму и уже сам поцеловал её в щечку, словно перед смертью. Та издала лишь тихий смешок и посмотрела уже убегающему сыну вслед.
Дверь в кабинет Спарды аккуратно отворилась. Все же, нефилиму самую малость было страшно.
- Данте, - холодно обратился отец к сыну, - если ты хочешь зайти, то поторопись, - маленький партизан вздрогнул, проходя в кабинет так тихо, будто вообще уже передумал что-то делать.
На вопрос "ты что-то хотел мне сказать?" нефилим кивнул, снизу вверх уставившись на величественное создание, гордое и, казалось бы, немного пугающее.
- Я... - мальчик запнулся, не зная с чего начать. Он вроде как очень устал за сегодняшний день. Слишком много событий произошло всего за несколько часов. Но на объяснения перед отцом его должно было хватить. К тому же, Данте просто обязан это сделать, иначе покажет себя со стороны ещё худшим нефилимом и будет менее любимым сыном.
А ведь мама сказала, что Данте унизил брата своим поступком, и не удивительно, что Вергилий до сих пор обижается, не вылезая из своей каморки, - папа, я... Это моя вина. Не ругай больше брата. Это случилось из-за меня, я был не прав и ужасен, - отец поднял строгий взгляд своих глаз на сына, и нефилима словно окатило ледяной водой. Казалось, что сейчас Спарда если и не высечет его ремнем, то точно ничего хорошего не сделает. Однако, отец поудобнее устроился в своем кресле, внимая речам своего сына.
- Папа, мне, правда, очень жаль, что так получилось. Я сожалею о своём поведении, - заверил отца один из близнецов, готовый принять свою участь, как нечто неизбежное. Но вместо того, чтобы ругать его, Спарда спокойно разъяснил мальчику отсутсвие морали в его выходке и отправил Данте в комнату. Пора уже было укладываться спать. С единственным отличием от всех предыдущих ночей - сегодня братьев разделили по разным помещениям, боясь еще одного сюрприза от своих чад.
На словах те могли сказать родителям всё, что угодно. На деле мог разразиться еще один шторм.

- Мама, Вергилий теперь будет ненавидеть меня? - не забираясь под одеяло, интересуется нефилим, - он сам так сказал, - внезапно ему стало страшно, в голосе слышатся по истине детская наивность и раскаяние, - можно я прямо сейчас пойду и прощения у него попрошу? - Ева лишь вздохнула. Вот ведь неймется ребенку в столь поздний час, когда команды бодрствовать от отца не поступало. Более того, на сей вечер был лишь один наказ: идти спать.
- Спи, Данте. Утро вечера мудреннее, сделаешь это, когда проснешься. На свежую голову, - но Данте даже на эту просьбу никак не мог угомониться. Усевшись на кровати по-турецки, темноволосый близнец сверлил мать взглядом. Таким, который срабатывал всегда, когда ему что-то было необходимо: уверенный, наглый, до одури кричащий о том, что он вроде как и спрашивать этого не собирался, а вопреки запретам хотел встать и просто пойти делать своё дело.
Долгими и упорными уговорами Еве таки удалось хоть немного повлиять на сына. Тот настолько сильно утомился от простых бессмысленных диалогов, что в итоге уснул на руках матери, когда та снова гладила его по темным волосам. Она знала, что ему тоже нелегко приходится переживать этот конфликт с братом, и очень надеялась на быстрое примирение близнецов.
- Спи крепко, сынок, - ну, вот, наконец-то, уснул. Тело нефмлима стало ощутимо тяжелее. Облегченно вздохнув, Ева уложила Данте в постель, укрывая одеялом под самый подбородок. Поправила внизу простынь и с чувством выполненного материнского долга пошла желать спокойной ночи второму не менее любимому сыну.
Но, как обычно это бывает, когда ты засыпаешь у кого-то на руках, то со временем даже во сне перестаешь чувствовать тепло того, кто в этот момент был рядом.
Данте просыпается. Просыпается как раз от того, что вместо маминых рук его согревает одеяло и любимая мягкая подушка.
Он слегка фыркает и недовольно жмурится, потирая пальцами сонные глаза. Никого. Свет погас во всём доме. Непривычно засыпать одному, но вдруг кажется, что с этого дня ему всегда придется делать это в гордом одиночестве.
Данте не мог уснуть и злился на себя за это. Спали все и ему тоже надо было погрузиться в царство Морфея, но он вертелся в постели и не то что уснуть, даже удобную позу не мог найти. Нефилим думал о Вергилии. Вроде разлучили близнецов только на одну ночь, а он уже места не находил себе, желая снова ввязаться с братом в какую-нибудь авантюру. Он не на шутку испугался быть первым в списке, кого младший брат будет ненавидеть. А что, если тот больше не захочет с ним играть? А что, если видеть больше не захочет? А что, если... Нет, это невыносимо - думать об этом уже битый час и перекатываться с боку на бок, дабы отыскать удобное положение на свой грядущий сон.
Пока в доме царила абсолютная тишина, нефилим внимательно прислушивался к звукам, которые раздавались с чердака этажом выше. Тоже не спит? Шорохи стали тише, но теперь к ним примешалось дыхание и тихие, невнятные стоны. Громкий крик. Данте взволнованно и бесшумно встал, моргнул несколько раз и аккуратно, старясь не шуметь, пошёл на звук. Он прошёл мимо комнаты родителей фактически на цыпочках, чтобы не разбудить: наказание ведь пока ещё не отменялось. Так же тихо он добрался до обители брата, неудачно споткнувшись о порог этой "тайной комнаты". Не ожидая такого подвоха, нефилим растянулся на полу прямо перед источником шума. Точнее, перед кроватью, на которой этот самый источник шума находился. Мальчишка привстал и подполз ближе, сел на колени, подтянулся туловищем на кровать и тихонько позвал брата:
- Верг...? - ответа в силу отсутствия хоть какого-то терпения дожидаться он не стал, в следующую же секунду по-хозяйски забравшись на кровать. Он прильнул к Вергилию с боку и обеспокоенно встряхнул младшего нефилима за плечо.

До утра было, как до Луны пешком. Да, до той самой Луны, что едва ли освещала чердак через небольшую форточку где-то под крышей. Молчание Вергилия беспокоило. Данте даже начал строить предположения, что лезть к брату в кровать сейчас было очень плохой идеей. Опасней даже, чем головой сунуться в львиную пасть. Впрочем, если бы его хоть немного не беспокоило состояния близнеца, он бы уже спрыгнул с кровати и направился в свою комнату, чтобы в очередной раз пытаться уснуть. Но даже не зная, что братец на попытку пристроиться к нему сбоку собирается сделать ему своим фонариком, Данте по прежнему сидел рядом.
Он четко понимал, что самым близким для Вергилия существом на данным момент является именно он. Ни мама, ни папа. Их не было рядом, не они пришли к сыну на зов о помощи. Наверное, просто не слышали. Да, именно Данте решил проверить, что же такого произошло, раз из комнаты выше донесся крик. Вот только сейчас младший нефилим гордо пытался донести до старшего о том, что, якобы, по прежнему его ненавидит, а не истинную причину случившегося.
- Ты не можешь меня ненавидеть. Потому что мы братья, - констатировал неопровержимый факт Данте сквозь обиду от слов Вергилия. Хотелось разозлиться, дать затрещину и снова уйти. Но нет. Нельзя отступать! Мальчик твердо решил игнорировать любую просьбу покинуть помещение, лишь поплотнее угнездившись у брата под бочком.
Вергилий выглядел, мягко говоря, испуганным. Взъерошенные волосы, слегка дрожащий голос и прикованное внимание к предмету в руках. Меньше всего хотелось думать, что вниманием его не удостаивают из-за его недавней выходки.
Более того, смеяться над этим как-то не хотелось. Внимательно вслушиваясь в гробовую минутную тишину, мальчик вдруг понял одну вещь: ему не просто стыдно. Ему настолько стыдно, что спящая чуть ли не мертвым сном совесть неожиданно подала признаки жизни, буквально не давая нефилиму произнести ещё хоть слово. Вергилий действительно его ненавидит... Он больше не хочет делиться с Данте своими переживаниями. Неужели он больше вообще не захочет делиться с ним даже чем-то хорошим, приятным, добрым и веселым?
- Не злись на меня, - шепнул маленький нефилим, крепко обнимая брата за плечи одной рукой, - тебе не идёт, - вдовесок ко всему буркнул он, второй рукой отнимая у него успевший надоесть фонарик. Этот предмет уж точно не сможет успокить любимого брата гробовым молчанием, если уж даже истинное его предназначене не приносило тому должного умиротворения.
- Прости, пожалуйста, - четко проговорил Данте. Голос звучал уверенно, твердо, слышна была в нём даже детская искренность. Сколько раз за сегодня он уже просил извинений за свой поступок, но не у того, кому они на самом деле должны были предназначаться, - и я не дурак! Мама сказала, что дураки не признают своих ошибок.
С этими словами Данте отложил в сторону вырванную ранее из рук Вергилия вещь и даже попытался снова сделать что-нибудь, чтобы брату больше не было страшно. Ведь он, как бы это странно не звучало, всё-таки поверил ему. Нефилим накрыл и себя, и пепельноволосого близнеца одеялом, пояснив свои действия наивным утверждением, - здесь нас чудовища не найдут.
Не то чтобы Данте испугался, но он сам раньше частенько с подозрением относился к шкафу, что стоял напротив их с Вергилием кроватей. Подкроватные монстры тоже порой не давали маленькому нефилиму покоя, пробуждая у ребёнка и без того хорошую фантазию, но мама всегда внушала ему, что боязнь темноты всего-лишь глупый детский страх и никаких монстров под кроватью или в шкафу нет. Темноволосый близнец довольно быстро в своё время справился со своими слабостями, не давая им взять над собой верх и ни в коем случае не позволяя чудищам пугать его. Он ведь ничего не боится. Верит, но всегда оказыва
Хотелось, чтобы и младший брат ничего не боялся. Данте высунул из под одеяла макушку, но не раскрывая полностью лица. То же самое произошло и с Вергилием, когда Данте вновь подобрал фонарик и включил его. Тусклый свет теперь освещал середину комнаты, убеждая обоих нефилимов в отсутствии монстров. Быть может, брату станет легче, когда он поймёт, что опасность миновала, а чудище, посмевшее напугать пепельноволосого близнеца, наверняка, трусливо сбежало восвояси. Туда, откуда пришло, - не бойся темноты, братец. Монстр больше не придёт к тебе - мы только что показали ему, кто здесь главный!

***

Данте чувствует ледяное дыхание смерти. Он словно со стороны наблюдает за тем, как ранее быстрые и ловкие движения рук и ног становятся все более медленными и вялыми. Вокруг ни души, но нефилим отчаянно пытается двигаться вперёд и искать. Искать и не знать, что именно. На несколько мгновений перед глазами все чернеет, словно бы ему перекрыли доступ к кислороду. Он чувствует, что начинает задыхаться. Задыхаться не столько от беспомощности, сколько от навязчивого чувства одиночества, готовый тут же свалиться коленями на твердую землю.
Где-то вдали слышны раскаты грома, но кажется, что ничего странного в грозе в разгар заснеженной зимы нет. Природный катклизм наоборот манит сущность Данте к себе, позволяя нефилиму находить в себе силы, дабы преодолеть ужасающе, казалось бы, огромное расстояние. Быть может, где-то там он найдёт то, что так давно перестало выдавать даже отчаявшееся в своём хозяине подсознание. Где-то на задворках души всё ещё теплится надежда брошенного ребёнка вновь обрести семью.
Свирепый ветер заставил нефилима отвернуться и прикрыть рукой лицо, а грохот раскалывающий небеса и вспышка молнии сотрясли землю. В последний раз.
Нефилим падает. Он стремительно летит вниз до тех пор, пока не чувствует под собой снова твердую поверхность. Но что-то изменилось. Огонь. Повсюду огонь, но Данте по прежнему чувствует ледяное дыхание смерти у себя за спиной. Не оборачиваясь, он чувствует, что изменилось не только окружение, больше напоминавшее Лимбо. Кажется, теперь он не один.
В следующее мгновение он слышит крик, протяжный и полный ярости. Впереди темноволосый нефилим замечает две фигуры. Тот, что прикован к земле без сомнений был его братом, во втором создании он признаёт самого себя. Сердце тут же застывает, внутри всё холодеет, волна непонимания ужаса захлёстывает его полностью. Он лихорадочно пытается сморгнуть и увидеть, что произошло. Вергилий тяжело хрипит, держась за горло, дышит часто и глубоко, хватая воздух ртом. Не пытается больше атаковать своего противника, который, кажется, одержал верх. Совершенно ясно, что сереброволосый нефилим больше не в состоянии продолжать эту битву. Его светлые волосы окрасились алым, и он даже не пытается шевелиться, только лишь сплевывая изо рта кровь. Данте внимательно следит за своим двойником, что вырвал из ослабевших рук близнеца Ямато и им же нанёс завершающий удар, но ничего не может сделать до тех самых пор, пока тот не исчезает.
Старший нефилим с болью смотрит, как Вергилий камнем лежит на земле. Данте подходит к нему и падает на колени, забывая буквально обо всём, подхватывает, кажется, уже мёртвое тело и отказывается верить в то, что его брата больше нет. Возможно, он ещё не слишком хорошо его знает; возможно, нет поводов оплакивать того, кого не было с тобой больше десятка лет. Но он ведь только что обрёл семью, в которой его приняли, как своего, не обращая внимания на дикий хамоватый нрав. Ему помогли вспомнить, кем он является сам, кто были его семьёй и каким было его детство. Боже, почему нельзя так же, как тогда - просто взять и притвориться мёртвым? Он бы простил Вергилию сейчас такую же шутку. Скорее всего, он бы даже не стал заострять на этом внимания, не показывая своего недовольства, но тихо радуясь тому, что Вергилий не бросил его.
В холодному поту Данте просыпается в одно мгновение, рывком садится в постели, дышит тяжело, со всхлипами, судорожно хватая открытым ртом воздух, пытаясь протолкнуть застрявший в горле ком. Слепо шарит руками по смятым простыням. И лишь когда окоченевшие пальцы обдает жаром, он их отпускает. Данте крепко зажмуривается так, что сперва не понимает спит он ещё или нет. Сон был таким реальным... Он встряхивает головой из стороны в сторону, благодарит всех святых, что рядом с ним никого в этот момент не находилось, и аккуратно встаёт с кровати, надевая джинсы и рваную футболку.
Нужно глотнуть воды и отправиться спать дальше. Почти на цыпочках пройдя мимо комнаты брата, он не обратил внимания на приоткрытую дверь и тусклый свет монитора. Он не обратил внимания даже на самого Вергилия, не считая нужным первым делом рассказывать ему о кошмаре. Гордость не позволяла, знаете ли, как в детстве рассказывать брату о своих слабостях. Ему не нужна ни помощь, ни поддержка, ни чьё-либо внимание. Сейчас темноволосый нефилим плевать хотел, что сон вторил ему абсолютно обратное, показывая ему чуть ли не главные его страхи.
Залпом осушив стакан воды и посетовав на отсутствие в холодильнике хоть какого-нибудь самого дешёвого алкоголя, Данте  вернул предмет кухонной утвари на место. Нефилим с грохотом захлопнул дверцу кухонного шкафчика, бормоча под нос чуть ли не самые грязные ругательства и надеясь, что его услышат.

Бормоча себе что-то под нос, Данте не то чтобы очень охотно спросонья силился понять, какого чёрта его вдруг мучают кошмары. Голова онемела в области затылка, как будто совсем недавно повстречалась с бейсбольной битой или каким иным предметом, знакомство с которым обычно ничего хорошего не сулит. Плечи выкручивало и руки затекли, а ещё запах. Металлический запах крови мёртвого брата словно преследовал его за пределами сна, не отпускал и не позволял сиюминутно забыть то, каким беспомощным Данте оказался в тот момент. Своими глазами он наблюдал, как некто выглядящий точной его копией пронзил Вергилию сердце. Врагу не пожелаешь видеть даже со стороны, как ты собственными руками убиваешь родного брата. Место в первом ряду – не всегда хорошее место.
Данте хотел было поддать холодильнику хорошего пинка ногой ввиду своей неудачной попытки осушить горло бутылкой , он услышал чужое обращение. Не узнать голос Вергилия нефилим просто не мог. А как иначе, ведь именно этот спокойный и ровный баритон каждый день сообщает ему о том, что он, Данте, единственный их именно боевой экземпляр не должен вести себя, как мудак и конченный алкаш, при этом вознаграждая старшего нефилима в довесок к этим сомнительным комплиментам и другие красочные прилагательные. Естественно, нравоучения проходили в более культурном и интеллигентном тоне, но миссия отучиться утрировать подобные изречения брата была невыполнимой.
Перестав хмуро и практически растерянно рассматривать закрывшуюся дверцу холодильника, демоноборец повернул голову в сторону. Не ошибся. Рядом, буквально в паре шагов от него находился никто иной, как Вергилий, он же стратегический капитан всего Ордена. Впрочем, занимался пепельноволосый чем-то своим.
–  Хотел бы спросить – спросил бы, – хриплым, слегка сонным голосом отвесил Данте. Нефилим без весомых на то колебаний принял бутылку желанного градусного напитка с превеликим удовольствием, отмечая про себя, что в дар получил он далеко не самое дешёвое пойло, коим обычно ему приходилось себя травить. К счастью, "травить" столь же безуспешно, как чуть ли не каждодневные попытки демонов избавить мир от "сына Спарды" безрезультатно терпели в своих потугах крах. Да одна бутылка этого виски стоит больше, чем годовое жалование всего старшего офицерского состава вместе взятого. Кивнув своим мыслям, близнец поднёс бутылку ко рту и сделал пару глотков, а потом, занеся над головой выданную братом тару и попутно с этим зевая.
В сон по-прежнему клонило, но при этом топать обратно в кровать жутко не хотелось. Не хотелось наравне с этим возвращаться к размышлениям о том, какого Мундуса ему вообще подсознание явило образы, влияние которые на Данте произвели в десятки раз больше, чем события прошедших месяцев. До сих пор волноваться за Вергилия у Данте привычки не было. Не было привычки верить снам и искать в них какой-то подтекст. Заниматься подобной ересью - прерогатива исключительная женская. Однако, сосредоточиться на своих ранее хоть каких-то разумных мыслях, как бы сильно не хотел, старший нефилим не мог, а вот желание убедиться в том, что родной брат, в самом деле, живой и здоровый неожиданным образом его "светлую" голову всё-таки посетило. Так же внезапно в воспоминаниях всплыл привет из прошлого, один из самых важных моментов в жизни обоих близнецов. В тот раз, темноволосый мечник не задумывался над тем, к чему приведёт его шутка, но сейчас он отчётливо и ясно понимал всю ту горечь на душе, которую испытывал младший нефилим.
–  Эй, –  аккуратно и тихо нефилим весьма красноречивым словом окликнул главу Ордена. Слишком гордый, чтобы взять и извиниться, Данте ещё буквально пару секунд помялся, раздумывая стоит ли вообще сейчас воротить прошлое и заставлять Вергилия вновь вспоминать тот день, –  как долго ты ненавидел меня за тот случай? – из цикла "хотел бы спросить - спросил бы" событие всё-таки не обошло стороной младшего близнеца. Данте, может и дурак или вообще несусветный идиот по мнению всех обитателей организации, включая её предводителя, но во время раздачи мозга при рождении он всё-таки стоял не только в очередь за набором живописных изречений.
Пару мгновений спустя, он свалился на ближайший стул, отставил выпивку на стол и поднёс руку к лицу, –  прости, –  так же осторожно выпалил он, предпринимая судорожные попытки, наконец-то, забыть свой кошмар. Кажется, он даже немного смутился, но лишь в силу того, что ему ещё никогда с того раза не приходилось за что-то извиняться. Саркастично и наигранно, возможно, да. Искренне, с тревогой и с сожалением –  нет.

Его бы слова да Богу в уши. Интонация, с которой брат произносил каждую фразу успокаивала чуть больше, чем виски. Те, к слову, пока что абсолютно никакого эффекта на него не произвели. Слишком мало он еще выпил, чтобы в полной мере абстрагироваться от воспоминаний о плохом сне. Единственное, что сейчас спиртное делало лучше Вергилия, так это терпко жгло губы и вроде как даже согревало изнутри.  Кошмар начал отступать. По крайней мере, живой и здоровый вид Вергилия тонко намекал старшему нефилиму о том, что переживать, в общем-то, нет никакого смысла. Более того, это не в стиле Данте – открыто за кого-то волноваться, идя лишь на поводу своего же собственного подсознания. Да и с чего вообще его потянуло на откровения, когда раньше даже после пятой бутылки крепкого алкоголя подобного рода чуда не происходило во веки веков? С другой стороны, сам он себе эту слабость простить сможет. Тем более, что младший нефилим, как минимум, должен догадаться, какие разрушения за собой понесёт весь Орден, если глава организации вдруг решит растрезвонить хоть одной душе об этом разговоре.
Как и предполагалось, Вергилий понял всё сам. Без лишних разглагольствований Данте, который, в свою очередь, вряд ли бы смог хоть что-то вразумительно и доступно, на языке младшего брата, пояснить. Ему бы проще было устроить в клубе Лилит поле боя. Перевернуть столы и стулья, вынести доброй половине посетителей ночного заведения мозг и вообще навести свои порядки. Устроить, дескать, чистку. Нет, серьёзно: сила есть - ума не надо.
- Жаль, что так получилось, - с досадой внезапно ляпнул он очень тихо и поудобнее устроился на стуле, проведя ладонью по лицу и тщетно роясь в своей памяти. Рука младшего брата легла на плечо, отвлекая старшего от ненужной фамильярности в причастии к тому, что происходит сейчас в его голове. А происходила там поистине целая революция, которую сам нефилим очень сильно хотел подавить в силу того, что свой мозг в отличии от чужого он всё-таки считал нужным агрегатом, - тогда ты был меньшим занудой, чем сейчас. Я даже соскучился по тем твоим любимым книжным афоризмам, - Данте явно взял себя в руки. Несмотря на то, что Вергилий вёл себя достаточно холодно и спокойно, сквозь улыбку, пускай и столь тёплую, была видна тоска по тому времени; по их, казалось бы. беззаботному детству. Психолог из старшего брата, конечно, хреновый, но почему-то именно сейчас мироощущение их обоих казалось схожими. Не стоило заводить эту тему. Определённо, не стоило. Не то чтобы было необходимым спрашивать это напрямую, но для отвода собственной души, что Вергилий всё же не держит на него за тот случай зла по сей день, он был обязан это спросить. А если вдруг станет интересно, откуда ему вообще известно слово "афоризм", то далеко ходить за ответом не надо. С кем поведёшься - от того и наберёшься.
Данте вновь поднёс бутылку с алкогольным содержимым ко рту, отмечая про себя, что попивает столь дорогую вещь чуть ли не впервые за всё время свободного полёта без чьего-либо присмотра. И если до этого момента он не шибко старался делить что-то и с кем-то напополам даже в детском доме, то сейчас все предшествующие откровенные и болтливые моменты свелись к одному простому выводу: "Данте хочет выпить, но одному, бля, будет скучно". Ради такого дела он даже может вернуться к покачивающейся на волнах сомнений и размышлений мысль: "какого чёрта происходит с ним вообще", дабы распитие ликёроводочной жидкости смотрелось более уместным действием при всём уважении старшего нефилима делать это обычно вообще без особой на то надобности, мол, просто потому что захотелось.
- Верг, скажи, - протягивая остатки виски брату, нефилим ухмыльнулся в попытке скрыть по прежнему проскальзывающую тревогу на его лице. Хитро ухмыльнулся так, с задоринкой, - ты думаешь о том же, о чём и я? - ну, знаете, в детстве это обычно прокатывало. Данте всегда знал, какой фразы обычно было достаточно для того, чтобы в младшем брате проснулся интерес. Интерес к очередному приключению.