Давайте, чтобы как по нотам. Раз-два-три, раз-два-три, с четко выверенными «па», с четко выверенным ритмом — Блэк умеет, о, мать его, да, гори адским пламенем его дорого любимое  с е м е й с т в о, отлично умеет. Ебанное матери в рот воспитание.
Сириуса почти отпускает. У него почти получается говорить вслух о семье, может и не без яда в голосе, но без ругательств после каждого слова, не психуя _каждый_ раз (только каждый второй), когда приходит письмо от матери, где она ставит его в известность, о перечисляемых деньгах, чтобы он не смел позорить имя Блэков и соизволил выглядеть прилично, выходя куда-либо. В этот вечер Сириус проникается наивысочайшими чувствами к звуконепроницаемым чарам в комнате Джеймса и понимает, что н и - х у - я  е г о не отпустило, задери его мать темные твари. 
На следующий день Сириус идет в Косой Переулок в самом рванном шмотье, которое получается найти, закупается подержанными мантиями, как кажется, на виду у всех и психует, психует, психует. К первому учебному дню, впрочем, он все же одет по высшему разряду. и так и не притронулся ни к канту, пересланному матерью.
А потом они напиваются с Джимом в очередной раз, и Сириус вспоминает, что скоро день рождения прекрасной кузины. Где соберутся дражайшие родственники, где соберется любезная маменька и такой образец-образец - сквозь зубы, матом - братец. Наутро уже не скажет, чья была мысль, чья была идея, Сириус разве что во всех вариантах безбожно любит Джеймса за поддержку и стонет от гудящей головы, разыскивая антипохмельное, но впервые за начало этого учебного года искренне счастлив. Впрочем, вытягивать красиво улыбку он умеет с трех лет, и разве что Рем мог разгадать какую натянутость, да Джеймс, которого он утаскивает пить в пять раз чаще, чем обычный год, и который знает все от «си» до «до» на отметку превосходно. На него он, в конце концов, сваливается, посреди семейного обеда, красиво улыбается, прячет за спиной факи, и почти успешно держит лицо in front of his family. А потом матерится, матерится, матерится и дохуя пьет, когда Джим в две минуты утягивает его наверх. 
Как Джеймс еще не кастанул по нему запретным и просто не придушил, кхм, устав — Сириус в душе не представляет и раз в пару недель удивляется. Иногда по пять раз на дню, о чередует. Но как-то так выходит, и он действительно чертовски за это благодарен.
Блэк знает, что его подарок полетит в помойку, но долго выбирает между реально нормальным подарком и стилистичным. Так и не выбирает и бросает монетку позже.
К выходу в свет перед всей семьей готовятся несколько дней, почти полностью забивая на учебу, вовсю пользуясь знанием тайных проходов и готовясь-готовясь-готовясь.
Как-то так выходит, что участвуют во всем этом только они двое. Ну.  Ремус будет закатывать глаза и читать нотации и заявлять что-нибудь логичное-логичное. Нафиг. Питер будет ну.. скорее поддерживать, но от этого «поддерживать» уже в одной лишь теории хочется поморщится как от зубной боли. И лучше не надо, спасибо, с Джеймсом круто. Ну и, well, да, Сириус немного забыл заявить о том, что он съебался из дома громко вслух. Год как-то начался без этого, и как-нибудь позже. Хотя и надо. Чисто по факту, чтобы заявить об этом первым. Но попозже, ибо не до этого, ибо влом, ибо на-ху-й.
Ну и, да. Разумеется, он этим гордится чуть ли не больше, чем любым другим поступком за свои шестнадцать лет. Но вот пока на все эти факты он способен лишь плеваться ядом и говорить о семье лишь матом.

Когда все готово, Джеймс валяется напротив и ржет, и иногда они по очереди поправляют его, Сириуса, галстук — в меру нейтральный, не чисто факультетский, но с вкраплениями красно-желтого, в глаза должен бросаться не он. Галстук, разумеется, не затянут, перекинут через шею и край болтается на плече. Рубашка, когда-то из дорогой ткани и явно ничего-так,  сейчас рвется на плече, халявит по количеству наличествующих пуговиц и выглядит старой-старой, невесть из какой дыры пару сотен лет назад вытащенной. Пиджак выглядит лучше — присутствующие дырки честно и старательно, хоть и явно неумелой рукой, украшены заплатками. Сириус с Джеймсом честно искололи все руки, хотя и, не смейся они столь взахлеб — рукам могло быть лучше. Маггловские джинсы, рванные где только нет — которые даже удалось купить именно такими, и в которые Сириус влюбился с первого взгляда, с первой примерки и из магазина его утаскивали за ухо, а он ржал. И обнимал новые джинсы, к которым употребление подобного слова казалось высочайшим комплиментом. Не самым искренним. Маггловская мода вообще бросалась в глаза настолько, что Блэк запоздало жалел, что не решил закупаться к вечеру исключительно так — впрочем, рубашка была ничего так. Образ завершают пара длинных сережек в правом ухе, чтобы выкусили. И в том, что это удастся, никто не сомневается.
Блэк подхватывает с пола бутылку, делая еще один глоток и улыбается, весело, шально с горящими глазами и далеко идущими планами на горизонте. Добавить градуса несложно и следующие пару шагов до Джеймса он идет с заплетающимися ногами, красиво покачиваясь — не дать ни взять пьянь пьянью, как заявила бы маменька в своем репертуаре.

— Ну как, не перебор? — самое сложное это не ржать слишком громко, не сейчас — сейчас вполне себе можно, а потом, nope. Чертовы сложности, удачи тебе Блэк, удачи!

Джеймс ржет и показывает большой палец, и Сириус засчитывает свой градус как великолепный.

— За день рождения моей прекрасной кузины и любимой семейки, — они пьют еще, чокаясь, не особенно много, скорее обозначить факт и восхититься, за успех, за удачу и чтобы все было зашибись. Все и будет, никто уже и не сомневается, еще бы. 

В голове шумит скорее даже не от алкоголя, а от эмоций, но изобразить пьяное состояние Блэк способен без проблем даже абсолютно трезвый. А полупустая бутылка огневиски в руках, удерживаемая за горлышко, просветит всех сомневающихся. Да будто они будут? Ору будет!

Подарок он чуть не забывает, и получает его кинутый заклинанием по затылку и только потом в руки со стороны Джеймса, едва не аппарировав. И та-дам. Да будет свет, да будет начало Марлезонского балета!

Марлезонский балет начинается с аппарации в центре большого зала, и на пару мгновений Блэк ловит ощущение этой вечной скуки, приторных улыбок, удерживаемых лиц и такой на-астоящей официальщины. Самой настоящей, именно той от которой скрипят зубы и дергает губы са-мо-собой. Традиционные торжества урожденной Блэк, все как всегда, ничего нового. Еще на тройку мгновений кажется, что не меняется ничего, на него бросают мимолетный взгляд пара-тройка людей, кто-то начинает всматриваться и обсуждать, еще негромко, вспоминая только едва-едва ходящие слухи, если они вообще ходят — Сириус не интересовался, не-сда-ло-сь.
Его красиво выжгли с гобелена, картинно, как положено, с заявлениями, и в теории об этом должны говорить все, но дракл его знает как дело обстоит на самом деле и о нем ли вообще заводят речь. Anyway. Он не собирается ждать особого внимания, в его планы вполне вписывается идея заиметь его самому.
Он делает пару шагов с красивым «повело, I aam so so sorry [да нихрена]», оглядывает коротко зал и влюбляется в стол с напитками недалеко от места, где он аппарирует. Да простит его кузина за пару тройку фужеров, если повезет, это не ее любимые, если не повезет, ему определенно придется уворачиваться от непростительных.
— Дорогая, кузина! — возвещает торжественно Сириус, с небольшой паузой после каждого слова, которую неплохо заполняет звон бьющихся бокалов, фужеров, кто же знал, что он (такой грациозный и стройный) не поместится на столе (таком вместительном и просторном) вместе со всем там же стоящем? Правильно, абсолютно никто во всей магической Англии.
— Дорогая кузина, позволь поздравить тебя с этим великолепным праздником.
Раз за разом те же лица, то же выражения лиц и традиции-традиции высшего общества, от которого тянет тошнить, кузина, как ты живешь?
— Мое приглашение, верно, где-то затерялось, это несовершенство совиной почты. Неловко вышло, — красивое пожатие плеч и вскинутая вверх рука. — Но ничего страшного, я понял, что несмотря на такие мелочи, обязан засвидетельствовать свои поздравления лично — зачем рушить традиции?
Если после этого ему не закроют аппарацию сюда на веки вечные — он будет удивлен. Ну и у него придется забирать памятник за великолепную игру. Овации, аплодисменты.
— Маменька, какая неописуемая радость лицезреть вас, — и впервые за много месяцев удается выразить в голосе восхищение, радость и восторг, а ругательства сквозь сжатые губы. Сириус гордится, Сириус наслаждается. — Я дней не сплю, ночами не пьй…ем, в смысле. Исхожу от тоски по вашим советам, преисполненным мудростью. Так несказанно мечтаю припасть к истокам оной вновь, знаете ли, не нахожу себе порой места из-за того, что теперь к ней припадает лишь мой дорогой брат в гордом одиночестве. Впрочем, и всегда так и было.
Традиции, традиции, как важно соблюдать их целиком и полностью.
— Что же, дорогая кузина, еще раз, мои поздравления с этим знаменательным днем, благодаря которому мы имеем счастье иметь тебя — дай нам Мерлин такого события больше не случится в ближайшую пару сотен лет.
Ну и, дай ему Мерлин не заржать прямо сейчас и дожить до аппарации. Но это того стоит, да, да, дважды да. 
— Матушка, дорогой брат — мое почтение, надеюсь видеть вас и впредь как можно реже. 
Блэк делает шаг назад, ухватывая равновесие, так легко-легко покачнувшись на ногах и красиво кланяется. Как по нотам, как под оркестр. Несколько взмахов рукой перед собой, отставленная немного назад нога и поклон, легкий перегиб корпуса и наклон головы. Раз-два, овации, пожалуйста. [ava]http://i2.imageban.ru/out/2016/11/13/60fbf463af2d06dedd776f824451abc0.gif[/ava][nic]Sirius Black[/nic]