Чего она ждала, когда отправлялась сюда? Что надеялась здесь найти после того, как её взору предстал трескающийся изнутри Тайтон, даже отдалённо не напоминающий планету, когда-то заменившую ей дом? Этот холод, это отрешённое безмолвие — что из островов прошлой жизни она могла здесь найти? Изъеденные временем обломки, только и всего.
Ведомая дремлющими внутри ощущениями и частично — навигационной картой, Сатель смогла отыскать древнюю кузницу дже’дайи — место, сослужившее свою почётную службу многим поколениям молодых джедаев, живших ещё во времена её главенства над Орденом. Но, как и следовало ожидать, кузница эта едва ли была похожа на ту святыню, которую Сатель некогда знала раньше.
Даже сами поиски уже оказались испытанием: заваленная обломками, неприметная, невзрачная на фоне остального запустения, кузница лишь отдалённо могла напомнить знающему человеку о том, что некогда здесь стояло нечто большее, чем просто груда камней. Защищённая естественным укрытием из гор, над которыми время оказалось не властно, она, однако же, не смогла нерушимо выстоять под гнётом бурь и молотом чужих завоеваний. Но если снаружи она выглядела полностью разрушенной, то сама суть, ядро, укрытое под каменными блоками, осталось нерушимым. Сатель хотелось надеяться на это.
Неторопливыми, аккуратными движениями, словно музыкант, боящийся повредить свой хрупкий инструмент, джедай с помощью Силы расчистила проход, опустив завалившие его камни на землю. Частично обвалившаяся ещё при Сатель лестница теперь и вовсе оказалась ни на что не годна, поэтому из неровных обломков, плавно опущенных вниз, она сложила её бесформенное подобие, по которому — не без труда, конечно, — можно было бы подняться и войти внутрь.
Подумать только: раньше такие простые упражнения были для неё сродни дыханию, но теперь, чтобы правильно рассчитать силу, вкладываемую в каждое движение, ей приходилось тщательно концентрироваться, держать себя в узде. Несмотря на длительные медитации, в которых Сатель проводила всё свободное время, ничто не могло в полной мере заменить ей бесценный опыт, который прежде помогал сдерживать тот вихрь, который искусственным образом создали внутри её клонированного тела. Но Шан не собиралась сдаваться — ни тогда, ни теперь, — а потому упорно продолжала идти к своей цели шажочками слепого, пытающегося ориентироваться в воздухе без единой опоры. Она сама подгоняла себя, сама была себе беспощадным и не знающим усталости наставником, заново воспитывая в себе чувство самодисциплины. И это начинало приносить свои плоды.
Упражнение с камнями служило отличной тренировкой перед тем, что предстояло Сатель в дальнейшем. Она ведь пришла сюда не для того, чтобы обозревать достопримечательности. Она собралась создать для себя новый световой меч, а работа эта была настолько тонкой, что без должной подготовки Сатель незачем было даже соваться сюда. Но, едва оказавшись внутри кузницы, джедай поняла, что осуществить задуманное ей удастся нескоро.
Древний, совершенный механизм, оставшийся практически нетронутым физически, был изъеден энергией Тёмной Стороны, разрушающей его изнутри, и это ставило крест на всей работе. Даже запустить её представлялось невозможным, а, едва касаясь кузницы сквозь Силу, Сатель из раза в раз натыкалась на нерушимую монолитную стену, не дающую ей даже притронуться к творению дже’дайи. Подобно умирающему гиганту, эта древняя кузница стояла, сопротивляясь разрушению, но не знающая жалости Тёмная Сторона брала своё: медленно, но верно, по самым маленьким крупинкам она подтачивала механизм, и даже Сатель, заново учащаяся чувствовать тончайшие колебания в Силе, не могла не ощутить этого.
Мысль о том, чтобы прибегнуть к помощи Джины, первой закралась в голову Шан, но молодой джедай только покачала головой. Не в её силах было сделать что-то с разрушением, постигнувшим кузницу, и даже их совместные попытки временно заградить механизм от тёмного воздействия оказались безуспешны. Сатель искала ответы в Силе, искала внутри себя, твёрдо убеждённая в том, что когда-то ей под силу было нечто подобное, но в ответ не были слышны даже отдалённые отголоски чего-то знакомого или похожего. Время уходило впустую.
Она решилась на этот шаг далеко не сразу, чувствуя, что собирается совершить поступок в высшей мере эгоистичный, что просьба её пустякова, а цена за неё окажется непомерно высока. Сатель винила себя в том, что оказалась неспособна найти альтернативу, что сразу же решила прибегнуть к чужой помощи и не потрудилась найти выход сама. Но, видит Сила, она искала этот выход, и не видела иного пути.
В очередной раз погрузившись в глубокую медитацию, она направила сквозь Силу свой ментальный зов. Словно круги по воде, он расходился от неё, с каждым новым усилием становясь всё четче и, к удивлению Сатель, не требуя для этого больших усилий. Талантливый телепат, она даже сейчас способна была идти на мысленный контакт достаточно хорошо, чтобы направить своему адресату не только короткий прерывистый зов, но и череду ясных образов, изображающих разрушающуюся кузницу Тайтона и то, где именно она расположена. А ещё — искреннюю надежду и те чувства, которые испытывает человек, не требующий, а смиренно просящий о помощи.
Тайтон.
Древняя кузница джедаев.
Я нуждаюсь в вашей помощи.
Кузница разрушена Тёмной Стороной.
Я прошу вас об этом.
Барсен’тор.

Путь до Тайтона — дорога неблизкая, откуда ни лети, а постоянные гравитационные бури и аномалии, терзающие пространство Ядра, лишь усложняли и без того опасную навигацию. Благодаря этому в распоряжении у Сатель при любом раскладе было достаточно много времени, чтобы предпринять ещё бессчётное количество попыток справиться с возникшими трудностями самостоятельно и потом к собственному стыду лишь развести руками перед Барсен’тором, извинившись за призыв о помощи, в которой она уже не нуждалась. К тому же, нельзя было исключать возможность того, что джедай попросту не откликнется или не сможет услышать её ментальный зов. Тогда времени у Сатель окажется больше вдвойне.
И всё же, она надеялась. Трепетно лелеяла в своей голове мысль о том, что былой товарищ, с которым её когда-то связывали война, долг и Орден, а ныне — лишь обрывочные воспоминания и те заветы, которые им обоим удалось пронести с собой сквозь века, что один из немногих джедаев, способных понять её нынешнее смятение, не оставит её в час нужды. Почему? Да хотя бы потому, что духовная связь джедаев, поневоле скрепившая их судьбы Силой, была чем-то гораздо бо́льшим, чем любое другое родство. Потому, что их единство — она верила в это — неспособно было разрушить даже время.
Однако же надеяться на чудо, неподвижно сидя на одном месте, тоже было нельзя, поэтому своё ожидание Сатель коротала, посещая некогда памятные для неё места в поисках забытых ею чувств. Что бы ни произошло с Тайтоном за эти годы, как бы сильно ни вгрызлась в его ядро Тёмная Сторона, изгнать, вытравить дух Ордена с этой планеты было невозможно. Он жил в этих разрушенных стенах, оставшихся от некогда величественного храма, он жил в этих узорах на полу, в этих колоннах и ступенях, по которым когда-то весело спрыгивали юнлинги, мчащиеся на очередной урок. Он жил в тёмном камне, оплетённом лозой и изъеденном трещинами, он жил в полумраке разрушенных залов, гулял сквозняком по остаткам коридоров. В бескрайнем омуте мрака он был ласковым течением, едва уловимо касающимся её души, и Сатель, кончиками пальцев ощущавшая эту волну, чувствовала крошечное успокоение. Чувствовала что-то по-настоящему родное.
Не всё, однако, было радужно в этом месте. И вместе с тёплым касанием прошлого здесь чувствовалось ледяное запустение, одиночество, заброшенность. Утрата. Как никогда остро здесь ощущались те тысячелетия, прошедшие со времён пребывания Сатель в этих стенах, а потому всё больнее было при мысли о том, что она оказалась здесь именно сейчас. Когда всё, что было ей привычно и дорого, превратилось в руины, и там, где она некогда стояла в окружении мастеров под куполом Храма, она стоит ныне одна, созерцая лишь затянувший небо дым.
Найти место в новом времени ей будет непросто. Особенно сейчас, когда она даже не осознала до конца себя прошлую, пытаясь балансировать между двумя совершенно разными эпохами. Всем бы проще, пожалуй, было, если бы Сатель не обретала вторую жизнь. Но она здесь, и если ей дан был второй шанс, значит, Сила вновь уготовила для неё какую-то миссию. Значит, рано ей было присоединяться к тем, чьи тела давно превратились в разлетевшийся по ветру прах, оставив после себя лишь мечи, лежащие нетронутыми в пустых залах.
Мечей этих отыскалась немного, но даже они могли послужить идеальным материалом для создания её собственного оружия. Разобранные по частям и слитые воедино в новом мече, они будут олицетворять собой символ Ордена: единство тысячелетий, единство безымянных и давно слившихся с Силой джедаев, чьё наследие и чья память послужат мечом и щитом для живых.
Один из мечей оказался, увы, ни на что не годным: уж слишком сильному разрушению подверглись его детали. Но кристалл внутри него, к удивлению Сатель, остался практически нетронутым, и уже это можно было считать большой удачей. Синий, как и те кристаллы, которые были в её мечах раньше, он стал для Шан главным объектом изучения на ближайшие дни, в медитации с которым она и скоротала время до прибытия Нарракса.
Она надеялась на него не зря. Ибо он, несмотря ни на что, всё же откликнулся на её зов, прилетев точно к тому месту, образ которого она посылала ему в своём сообщении. Присутствие Барсен’тора она ощутила почти сразу: первый гость за всё время, проведённое здесь, он сразу же привлёк её внимание, и Сатель, не тратя времени на ожидание, сама вышла к нему навстречу из кузницы. Ловкими, лёгкими движениями спрыгнула с сооружённого ею подобия ступенек и, оказавшись на одном уровне с Нарраксом, приложила правую руку к груди в лёгком поклоне.
— Спасибо, что отозвались на мой призыв, Барсен’тор, — произнесла она, преисполненная благодарности уже за то, что он не остался к ней глух. — И простите, что мне пришлось обратиться к вам в таком деле, но я действительно не знаю иного выхода.
Полуобернувшись к каменной постройке позади себя, Сатель указала на неё ладонью, объяснив:
— Кузница разрушается Тёмной Стороной, и мне не под силу остановить это. А без неё я, увы, не могу создать свой меч, поэтому… Я прошу вашей помощи.

Сатель едва заметно поджала губы, раздумывая над словами Барсен’тора. Весть о том, что Кузницу не удастся очистить полностью, была чрезвычайно прискорбна: ещё один осколок бесценного наследия их предков будет безвозвратно утрачен, и не в их силах было как-то помешать этому. Однако же, Сатель не смела требовать с Нарракса большего, ибо знала: если бы возможность была, он бы непременно ею воспользовался. Знала не потому, что когда-то состояла с ним в близком знакомстве — в прошлой жизни они были, кажется, лишь коллегами, не более, — но потому, что джедаи привыкли доверять друг другу.
— Печально слышать это, — произнесла Шан, в который раз осматривая древнейшее творение и с горечью признавая, что спасти Кузницу теперь не сможет даже величайшее чудо. — Однако же выхода иного у нас нет. У меня уже есть необходимые детали, — выудив из укромного угла сложенные вместе части будущего меча, а также кристалл, в медитации с которым её и застало прибытие Барсен’тора, Сатель аккуратным движением перенесла их, мягко положив на плоскую поверхность Кузницы, украшенную резным узором. — Осталось только собрать их воедино.
И всё же, не только мысли о предстоящем ритуале беспокоили сейчас Шан. Едва ли это можно было заметить со стороны, но, видя сейчас перед собой Нарракса, Сатель испытывала стыд. Тонкой, проникающей под кожу иглой он колол её, не причиняя ощутимой боли, но давая о себе знать при малейшем движении, настойчиво напоминая о себе, не давая забыть об их первом — и единственном — разговоре на станции «Эндшпиль». Сатель была тогда сама не своя: спутанные мысли, ворочающиеся в голове невнятным комом, недоумение, непонимание, смятение, беззащитность — это всё сводило её с ума, не позволяя сосредоточиться на главном. Ей, с ранних лет привыкшей выстраивать всё в стройную систему, как тому учат заветы джедаев, было невыносимо то, что происходило с ней в первые недели после непредвиденного пробуждения, и именно в таком состоянии, к сожалению, Барсен’тор и застал её.
Что она сказала ему тогда? Что те звания, которых они оба когда-то удостоились, — лишь звук пустой, лишь слова, стёртые временем?  Как повернулся у неё язык на то, чтобы обесценить титул Стража Ордена, титул Гранд-Мастера? Предать забвению их священный долг: защищать, оберегать, наставлять, направлять? Отбросить ту великую жертву, которую приносил каждый, на чьи плечи было возложено бремя ответственности перед всем Орденом, отказаться признавать то великое значение, веками вкладывавшееся в простые слова?
Гранд-Мастер и Барсен’тор — это не звучные титулы, дарующие своим обладателям немыслимое влияние. Это — возложение своей жизни на алтарь вечного служения Ордену, это безграничное доверие и непоколебимая верность. Это стойкость, удерживающая Орден, это мужество, вдохновляющее собратьев, это отвага, пример которой останется в веках. Это — жертва.
Собственные слова, брошенные в полумраке кантины, жгли калёным железом, становясь клеймом предательства. Как могла она своими неосторожными словами предать то, чему посвятила всю свою жизнь? Как могла после этого просить о помощи?
Она сказала, что Орден некогда выполнил своё предназначение, и в них отныне не было нужды. И, по правде говоря, на какое-то мгновение ей действительно так показалось. Но, даже если не брать в расчёт веление Силы, которому подчинялись все события, поглубже изучив историю Галактики, вершившуюся после смерти Сатель,  джедай поняла, как глубоко заблуждалась. Череда бесконечных войн не прекратилась, и каждая эпоха, к большому сожалению Сатель, испытала на себе в той или иной степени ужасы войны.
А ведь Шан помнила. Прекрасно помнила всё, что ей довелось увидеть и пережить в те страшные годы: видела дым, поднимавшийся над обугленными трупами солдат, чувствовала привкус крови и песка на языке, слышала в своей голове затихавшие голоса джедаев, в последнем порыве отдававших свои жизни ради чужого будущего. И теперь перед её глазами на страницах исторических хроник представали те же самые картины, те же беды и те же разрушения, в котле которых сгорали миллиарды жизней. Разве могло быть место войне в мире, где Орден якобы выполнил свою функцию?  И разве могло быть место её, Сатель, слабости, когда в час нужды сама Сила вернула её к жизни? Разве было здесь место сомнениям, когда долг вновь призвал её?
Нет. Нет, не могло. И поэтому — она здесь. Чтобы снова стать хранителем мира, к которому она десятилетиями так исступлённо стремилась. Чтобы снова стать джедаем.
— Прежде, чем мы начнём, я бы хотела извиниться перед вами, — без стыдливой дрожи или неуверенности в голосе, а твёрдо и с полным осознанием сказанного, произнесла Сатель, взглянув Барсен’тору в глаза. — За то, что сказала там, на «Эндшпиле». Вы были правы, говоря, что Сила бы не вернула нас всех к жизни именно сейчас. Мы по-прежнему нужны Галактике, хотим мы того или нет, — словно подтверждая сказанное, Шан уверенно кивнула. — Поэтому я здесь.
Сев на ноги на разошедшийся сетью трещин каменный пол, Сатель сложила руки перед собой на коленях, приготовившись к ритуалу ныне с чистым, спокойным сердцем. Сердцем без сомнений.
— Я готова, как только вы скажете.

Отредактировано Satele Shan (2016-12-06 19:16:23)

Наблюдать за работой Барсен’тора, больше похожей на сокровенное таинство, было завораживающе. Сатель не помнила, доводилось ли ей видеть когда-то раньше нечто похожее, доводилось ли ей когда-нибудь присутствовать при этом ритуале, но она всё равно была уверена, что зрелище это впечатлило бы её не меньше, даже если бы было чем-то уже знакомым. Не шелохнувшись и ни единым словом не посмев отвлекать джедая, чья кожа, казалось, вспыхнула золотом, Шан могла ощущать сквозь Силу, как вздрогнула та вокруг неё, как окружила древнюю Кузницу, сотворив настоящее… Чудо.
Иначе ведь и не скажешь. Словно избавившаяся от сотен, а то и тысяч лет губительного воздействия Тёмной Стороны, словно стряхнув с себя чёрный налёт, подобный тяжёлой мантии, Кузница стала тем, что Сатель смогла узнать без труда. Да, это была она. То место, где Гранд-Мастер некогда создала один из своих мечей — не самый первый, конечно, но прослуживший ей верой и правдой до самого конца, — оно пробудило своим образом былые чувства, новые осколки воспоминаний. Маленьких, крошечных, ощущающихся на кончиках пальцев воспоминаний, из которых едва ли можно было извлечь какой-то толк, но которые действовали донельзя успокаивающе. Настраивали на нужный лад.
Сатель не позволила себе долго любоваться этим великолепием, и хоть глаза было трудно заставить закрыться, оторвавшись от горящей мягким светом Кузницы, джедай совладала с ними и распрямила спину, приготовившись войти в состояние глубокой медитации.  Мало приятного было в том, чтобы, оголяя свой разум перед Силой в таком месте, ощущать заполнившую Тайтон скверну Тёмной Стороны всеми фибрами своей души, каждой клеточкой своего тела, сквозь которую сочилась кровь, наполненная мидихлорианами. Ощущая себя так, словно в её личный сокровенный духовный храм то и дело пытался ворваться посторонний, чьи стопы были измазаны в чёрной грязи, Сатель, однако же, не пыталась отгородиться от этого и накрывать себя мысленным куполом. Вместо этого она сама распространяла вокруг себя собственную светлую ауру, представляя, как та растекается по полуразрушенному каменному строению, как рассекает она границы тьмы, тянущей к ним с Барсен’тором свои липкие лапы, как становится её собственный, едва только разгорающийся свет, преградой для чумы, способной помещать её ритуалу.
Сатель не могла точно определить, сколько времени ей понадобилось на подготовку: в таком глубоком слиянии с Силой ощущение времени теряется, равно как забываются потребности в пище, воде, сне. Ей самой казалось, что это не отняло много времени: прошло, должно быть, не больше пяти, десяти минут, прежде чем детали, наконец, плавно взмыли в воздух, подчиняясь не только импульсам Силы, исходящим от Сатель, но и тонким манипуляциям Кузницы. Сборка началась.
Соединить детали воедино было само по себе несложно. Трудность заключалась в другом: их нужно было не просто прикрепить их друг к другу, а сделать это настолько тонко, настолько точно, буквально на молекулярном уровне, чтобы каждая частица была идеально подогнана к другой, чтобы не только комар не мог подточить носа, но ни одна, даже самая крошечная частица космической пыли, не могла просочиться сквозь механизм. Здесь-то Сатель и прибегала к помощи Кузницы.
Полностью сосредоточившись на деталях, парящих в воздухе, Шан, подхватив единый ритм их левитации, в гармоничном, плавном танце сводила их друг с другом, подгоняла, скрепляла, представляя в своей голове, как плотно прилегают они друг другу, не оставляя ни единого зазора. Ей не нужно было видеть это: достаточно было чувствовать, нутром всем своим ощущать это крохотное движение, чтобы направлять его сквозь Силу и придавать ему форму с помощью Кузницы. Проводник её образов, её воли, древнее сооружение воплощало в реальность то, что Сатель видела в своей голове, доводило это до ума, до совершенства. Кузница полировала её собственное искусство, и в этом состоял их гармоничный тандем.
Вопреки природе, сердце меча, то, что придаёт ему силу, то, без чего не родится клинок, какой бы тонкой ни была работа, ключевой элемент закладывался не в самом начале, а был последним, завершающим штрихом. Вставая на специально заготовленное для него место, кристалл, насыщенный Силой своего обладателя, наполнял меч жизнью, раздувая искру в мёртвом металлическом корпусе, наполнял его смыслом.
Медленно открыв глаза, Сатель неспешно, аккуратно поднялась на затёкших ногах, чувствуя на своей спине тепло едва-едва пробивающегося сквозь густые облака рассветного солнца. Перед ней, закрутив последнюю деталь, витал в воздухе её новый меч — тот, что вобрал в себя всё то скудное наследие старого Ордена, что ей удалось собрать в стенах разрушенного храма. Протянув к нему руку и сжав привычно длинную рукоять своей ладонью, Гранд-Мастер опустила её в прямой руке и, вместе с новым ударом сердца, нажала на кнопку активации.
Этот звук не спутать ни с чем: узнаваемый, вошедший в легенды звук активации светового меча, резанувший слух. Это чувство по-настоящему единого с тобой оружия — давно забытое чувство, которое Сатель оставила ещё в прошлой жизни, но набралась смелости, чтобы вновь ощутить его сейчас. Эта сила, пронизывающая её изнутри, идущая от самого сердца и резонирующая с кристаллом. Порождённая вновь воскреснувшей верой сила, воплотившаяся в этом мече.
Дух захватывает.
— Теперь наконец-то, — прикрыв глаза, Сатель плавным движением воздела меч с голубым клинком над своей головой, как делали тысячи лет до этого, знаменуя этим жестом рождение могучего оружия. Восставший вместе с солнцем, восставший вместе с ней. — У моего сердца снова есть меч. Мне лишь осталось позаботиться о том, чтобы они оба не ожесточились.
Деактивировав клинок и опустив руку, Шан ещё простояла так несколько секунд, сделав глубокий вдох, привыкая к тому, что она больше не пребывает в медитации, а после развернулась, к Барсен’тору.
— Я закончила свой ритуал. Не скажете, сколько времени я провела в медитации?

Отредактировано Satele Shan (2017-01-12 13:18:13)

— Несколько часов? — переспросила Сатель с лёгким удивлением и повернулась навстречу солнцу, прикрыв глаза ладонью.
В самом деле, если она вышла из медитации раньше, чем спустя несколько дней, то её глубокое погружение не продлилось дольше суток. Кажется, в свои лучшие годы она справлялась с этим ритуалом ещё быстрее, тем более что менять мечи ей приходилось довольно часто: всегда умеющая найти место, где взмах её клинка будет нужнее всего, она теряла оружие в самых разных битвах и дуэлях, что, впрочем, не означало, что эти сражения она проигрывала. Но тогда и её контроль Силы был лучше, и отвлекающих факторов подле Кузницы было гораздо меньше. Пожалуй, то, что сейчас она справилась так быстро, можно было назвать хорошим знаком: даже будучи реанимированным клоном, она по-прежнему была сильна. И телом, и духом.
— Благодарю, Барсен’тор, — улыбнувшись, Сатель склонила голову в поклоне. — Снова чувствовать себя одной из нас для меня бесценно, хоть и обстоятельства, которые свели нас вместе спустя тысячелетия, довольно необычны.
Закрепив рукоять светового меча на поясе, Сатель не без удовольствия ощутила знакомый вес оружия, оттягивающего её ремень. Некоторые вещи невозможно было забыть, и даже сейчас, восстановив в своей памяти далеко не все частицы прошлого, она ощущала себя голой, незавершённой, беззащитной без привычного веса меча у своего бедра. Вновь вернуть на место одну из важнейших частичек её прежнего «я» было необычайно приятно. Это наполняло уверенностью.
Подойдя к выходу из обвалившегося древнего здания, вмещавшего в себя Кузницу, джедай окинула взглядом затуманенный лёгкой утренней дымкой опустевший Тайтон. Здесь, на их прародине, она уже обрела всё, что искала. А значит, нужно было двигаться дальше.
Но куда? Целый мир, целая необъятная Галактика была раскинута перед ней, и впервые за всю её жизнь над ней не было направляющей длани Ордена, которая определяла бы тот путь, по которому ей следовало бы идти. Никто не властен был над ней, ничто не стояло у неё на пути, и эта абсолютная свобода приводила Сатель… В растерянность. То самое чувство абсолютной потерянности, которое возникает, когда стоишь посреди огромного перекрёстка, на котором тебе доступно абсолютно всё, но нет ни единой наводки на то, какая дорога окажется верной.
Что нужно было ей, чтобы понять, куда следовать дальше? Что могло бы наполнить смыслом её новую, так неожиданно возникшую жизнь? Цель. Та, которой она неустанно следовала прежде — та единственная, которой она желала и умела следовать. Та единственная, которую она знала всю свою жизнь, чувствуя, что именно она является правильной.
— Вы не знаете, что стало с нынешним Орденом? Он ведь по-прежнему существует, несмотря на потрясения, сотрясавшие Галактику после нашего с вами ухода, верно?
И всё же… И всё же было ещё что-то, ещё одна тропинка, которая так и осталась ею прежде непроторенной. Тропинка, по которой она опасалась прежде ступить, о чём после горько пожалела. Тропинка через бурелом непонимания и высящиеся до небес колючие заросли обид. Тропинка, которую в этот раз она всё же может попытаться проложить.
Должна попытаться.
— И ещё, — чуть тише сказала Сатель, — вы не знаете, где Терон Шан? — «где мой сын?» — чуть не сорвалось с её языка. Впрочем, едва ли был смысл в том, чтобы скрывать их родство, если одна только знаменитая фамилия говорила о многом. — Что с ним?