Умение красиво страдать всегда недооценивалось Акки, половину своей жизни полностью погруженной в работу, а другую половину - в попытки отдохнуть от этой самой работы. Как-то не возникало моментов, когда она бы останавливалась, чтобы подумать о смысле жизни, тленности бытия или собственной незначительности в масштабах Вселенной: вся ее бешеная гонка за новыми открытиями, за знаниями и самоутверждением всегда была направлена на внешний мир. На доказательство того, что один человек имеет значение, того, что люди имеют власть над этой реальностью.

И за последние несколько месяцев доктора Андерсен, твердо уверенную в том, что с любым сверхъестественным можно справиться, имея под рукой нужные инструменты, попросту окунули в мир, наполненный не подвластными ей вещами. Воспоминаниями, которых у нее никогда не должно было быть. Существами, которых никто никогда не видел. Людьми, не имеющими прошлого, настоящего или будущего, созданными путями, какими обычные люди не создаются. У ученого выбили их рук единственное ее оружие - хоть какое-то смутное понимание происходящего, и осталась только Анна.

Женщина по имени Анна, имеющая, кажется, помимо этого еще несколько имен, много десятилетий страданий за плечами и очень странные связи в настоящем. Почти уверенную в том, что все это рано или поздно либо убьет ее, либо сведет с ума. Чем больше вскрывается, тем больше ей кажется, что первый вариант предпочтительнее.

И сейчас самое время вспомнить, что она всего лишь человек (что бы там не говорили вопреки этому), которому нужно немного времени прийти в себя. Выплакаться, сесть у окна с бокалом красного вина, или перед телевизором с ведром мороженого, или, вопреки тому, что Акки очень, очень хочется спрятаться куда подальше, навести на себя свой лучший вид и уйти в недолгий трип по ближайшим барам. Нью-Йорк просто идеален для страдающих людей, которым не хочется оставаться в одиночестве и думать. Вместо этого она случайно цепляется взглядом за белые метки на собственных коленях и неожиданно вспоминает странный и ненормальный восторг от скорости и удовольствие от тишины.

Андерсен, успокойся, это всего лишь велосипед и парк на окраине. Это не другой мир. Даже не другая планета.

Уже по дороге к своему любимому месту Анна понимает, что глубоко ошибается. Да, это другой мир, даже если он заперт в пределах пары часов, которые она собирается провести в одиночестве. Посреди безлюдного (и довольно дикого) маленького сквера на отшибе города, как раз там, где в проезжающих мимо машинах на несколько минут начинает глохнуть радио, она не ждет никаких новых потрясений. Никаких пришельцев, гостей из другого мира, там нечего ловить ни Генри, ни этому загадочному гребанному-массонскому-обществу, как Акки мысленно его называет, ни даже ее коллег. Хватит с нее уже аномалий и необъяснимых фактов о себе: она полностью концентрируется на том, чтобы не свалиться с полузабытого велосипеда.

А он, между прочим, старый, еще из России привезенный, с постоянно соскакивающей цепью, черт знает вообще, зачем она его забрала оттуда во время возвращения в Штаты. Ностальгия? Самый странный сувенир на свете? Нет, среди сувениров у нее была куча матрёшек и прочей мелочи, и доисторическое средство передвижения в эту категорию не входило. Этому предмету на задворках ее квартиры не было ни единого оправдания до сегодняшнего момента.

До ветра в отросших до неприличия рыжих волосах, до заложенных от скорости ушей, до пальцев, испачканных из-за постоянных попыток заставить велосипед двигаться. У Анны с собой ни платка, ни хоть какой-нибудь ненужной тряпки, нет даже запасной одежды, только мобильный телефон и этот кусок железа с поцарапанным сиденьем. И вообще, ей, взрослой женщине уже очень крепко за двадцать, сегодня как будто снова пятнадцать лет: без ответственности, инстинкта самосохранения и лишних мыслей в голове.

Когда до Акки долетает чужой предмет одежды, она уже несколько минут пытается отдышаться от очередной поломки и последующего, совершенно не грациозного и едва ли безопасного, полета на землю. Все руки у нее в земле и пыли, и не приходит в голову ничего лучше, чем торопливо обтереть их о джинсы, прежде чем хвататься за накидку. Анна еще не успевает сомкнуть пальцы на ткани, когда вместо нее ловит то самое неприятное, моментальное чувство, скручивающееся в животе тугим узлом, заставляющее нервно сглотнуть и обернуться медленнее, чем она сделала бы это обычно.

Что-то не так, если не прямо сейчас, то будет через пару секунд. Что-то еще произойдет, Анна знает это, наученная горьким опытом, в последнее время только и влипающая во что-то. Неважно, плохое ли, хорошее, необъяснимое.

- Это ваше? Будьте осторожнее, здесь всегда сильный ветер, - она старается ничем не выдать напряжения, оборачиваясь на голос. Знакомый, черт, знакомый на каком-то ином уровне, на котором в последнее время Анна чувствует постоянно, нервничая и сбиваясь в собственных мыслях. И все же, последние месяцы идут ей на пользу: она отвечает ровным голосом, только чуть-чуть перебарщивает с жестко выпрямленной спиной, и до паники еще очень далеко. В глазах женщины напротив намешано столько всего, что Акки волей-неволей чувствует превосходство: где-то на самой глубине этого взгляда есть страх, неуверенность или робость, которую не спрятать. А вот Анна уже ничего не боится.

- Сказала бы, что странно видеть здесь других людей, но гораздо более странно, что никто не нашел это место до вас.

Странное чувство, когда все вокруг неожиданно становятся с тобой чересчур фамильярными. Разом, как лавина, начиная с одного человека, все вдруг начинают обращаться с Акки, как с неразумным ребенком. Она себя и сама чувствует так в большинстве ситуаций, и никак в последнее время не может вернуть себе хваленый контроль над собственной жизнью. У нее все всегда строго подчинялось плану, единственная непредсказуемость - на работе, в рамках того управляемого хаоса, который всегда с собой приносит сверхъестественное. Какая-то полная клиника уже, как она часто думает с каждым новым поворотом.

Вот и сейчас: незнакомая девушка, с которой разницы не больше, чем в пару лет и несколько сантиметров роста, помогает ей частично утихомирить непослушные волосы. Те, впрочем, подводят все равно, развеваются моментально, раздуваемые ветром в стороны, но Анна не обращает внимания. Она слабо при всей бледности краснеет, провожая взглядом ладонь, но никак не реагирует вслух, только кивает в благодарность - и старается не зацикливаться на том, что щека легко горит в том месте, где коснулись чужие пальцы.

Что ж, всякое бывает, верно? Андресен сама всегда была тактильным человеком. Тем более, что следующее предложение совсем ее подкупает. Когда ветер пробирает до костей, а ноги уже ноют то ли от холода, то ли от недавнего падения и напряжения, от которого она успела отвыкнуть, любой способ согреться сгодится. Акки едва не жмурится от предвкушения, потому что, помимо чайника с любимым чаем, в той мелкой кофеенке ее наверняка ждут свежие пирожные.

Избыток сахара и новые знакомства - это точно твой вид отдыха, Акки?

- Ви, у вас есть дар предсказания? - насмешливо спрашивает Анна уже через несколько минут, докатив, наконец, злосчастный велосипед до стеклянных дверей кафе. О, она еще не знает всей иронии, и, разумеется, не понимает, какие именно части подсознания подсказывают ей это сравнение, подталкивают к поверхности эти слова. Для нее это случайная встреча, безобидная шутка, а вовсе не тонкая отсылка к прошлому (прошлому ли?) Октавии. Пока она только намекает на первые капли, падающие им под ноги. - Посмотрите, как знали, что тучи соберутся за минуту.

Им дождь не страшен, не в теплом помещении, залитом уютным светом, и Акки может перестать поддергивать повыше ворот рубашки, продрогнув. Она зависает на некоторое время у витрины, выбирая что-нибудь самое непристойно вкусно выглядящее, пока Ви располагается за столиком. Ей даже в голову не сразу приходит, что теперь они заперты здесь как минимум на часок, судя по неторопливости погоды. И еще Анна, даже несмотря на умиротворяющую атмосферу, не может выкинуть из головы неприятное чувство.

- Странно, что вы выбрали это место. Как знали, - Андерсен улыбается достаточно доброжелательно, чтобы это не прозвучало претензией, но... Как же ее испортили последние полгода, вся эта череда событий. Даже в той точке отсчета, в момент, когда она, по сути, встретила того, с кем теперь никак не может разорвать эту натянутую, болезненную связь, - там все началось со лжи. Хилл никогда не был в полной мере человеком. Окружающий мир никогда не состоял на сто процентов из одной реальности, твердой, как фундамент, и вместо этого утягивал Анну на другие пласты, как зыбучие пески. И ее новая знакомая выглядит настолько безобидной, что она не может расслабиться и отогнать ощущение, что упускает что-то. - Уже второе наше общее место, а мы ни разу в жизни еще не виделись. В последнее время, кажется, я попала в череду совпадений. Очень, очень длинную.

Будь у Акки второе имя, ее смело можно было бы называть Анной "Вежливость" Андерсен. Настоящее воспитание не пропьешь, не растеряешь в приключениях и не отдашь незнакомцам, крадущим твою жизнь - как в прошлых жизнях она всегда держала спину прямо, под чужим клинком или иным обещанием смерти, так сейчас Акки цепляется за вежливость. За обычный разговор, в котором собеседница не дает ей никакой пищи для размышлений своими уклончивыми ответами. За понятное для тотальных незнакомцев, встретившихся пять минут, волнение, сквозящее в ее смехе, голосе и жестах (ах, если бы это не было ложью). Ей искренне хочется позволить себе не сомневаться и болтать о чем-то совершенно незначительном.

О велосипеде-убийце, например, о том, сколько раз она уже успела заработать себе разбитые коленки и ссаженную кожу на запястьях, когда здорово проезжалась ими по земле, пытаясь тормозить. Анна мягко и без капли смущения смеется, отпуская сальную шуточку о том, как потом отпускали на работе шуточки о ней; тут же добавляет, что повода для них, в самом деле, совершенно не было. Если бы ей хватило душевных сил и концентрации взглянуть на себя сейчас со стороны, она увидела бы, что сквозит в каждом собственном слове.

Одиночество.

Анна совсем одна, несмотря на все недавние знакомства, одна, потеряв то, что стало ей за последнее время самым дорогим. Без всяких прикрас, без глупой романтики и хотя бы примеси того, чем должна была бы заниматься сознательная девушка в ее возрасте: разумеется, она не надеялась на спокойную семейную жизнь с Хиллом, или на долгие путешествия с Доктором (тот, почесав репу, высадил ее обратно на Земле, очевидно же, что он не понимает, что с ней делать). Давно уже, с момента миссии в Сайлент Хилле, не надеется на повышение по службе или какие-то неожиданные успехи. Но разве не здорово было бы иметь хоть что-то нормальное в своей жизни, а не череду стремных открытий....

- Черт, простите. Я несу чепуху, если меня не останавливать, - Акки кладет ладони на стол, плотно прижимая к гладкой деревянной поверхности. Искусственная стабилизиция, немного помогающая утрясти мечущиеся мысли. Она даже не заметила, сколько всего сейчас вывалила на незнакомку, не чувствуя собственной чрезвычайной откровенности. И что успела ей наговорить? - Я достаточно за свою жизнь уже рисковала за идеалы, решила позволить себе немного расслабиться... И порисковать здоровьем и целостью коленок. Так намного приятнее.

Взгляд Ви становится слишком понимающим, одновременно пробирает едва ли не до костей. Она даже, кажется, легко кивает, будто бы может понять, о чем она говорит. Андерсен не удивится, если через секунду ее собеседница поднимет ладонь и покажет всю ее жизнь в небольших наметках, по пунктам: все проколы, страхи и немой упрек в сторону вселенной, успевшей откровенно довести ее до отчаяния. Это неприятное чувство, с которым Анна не спешит мириться.

- Вы выглядите как человек, знающий, о чем я говорю. Тоже рискуете своей жизнью ради высокого? Общественные интересы? А! Может быть, даже государственные? - женщина чувствует прекрасно, что бьет совсем не туда; это не важно в данный момент. Достаточно маленьких наводок на жизнь Ви, показать, что она тоже хочет прощупать почву, а не попусту выдавать еще больше информации о себе. Совсем не тонкая игра, очень очевидные приемы, Анну здорово раскритиковали бы коллеги, но пока этого достаточно. По глазам она видит, что привлекла внимание этой осторожной блондинки. - В больших зданиях, где принимают решения, любят таких, как вы. Очаровательных ровно настолько, чтобы отвлечь внимание, пожимая им руки. А другую держать на руле... Или я не угадала?

Слово "семья" цепляет ее неожиданно и неприятно; Ви отвечает слишком охотно и откровенно, чего Анна совсем не ожидает, и в то же время не выдает ровным счетом ничего. Как зубчики молнии на куртке иногда случайно ловят кусочек кожи на подбородке, если вовремя не поднять голову, а Анна никогда и не успевала. Неуклюжая и грубоватая, будто не имеет за плечами никакой практики, она делает это слишком очевидно, и теперь ее удар отбит.

Она так давно не была на работе, что забыла, что такое осторожность или какой-никакой профессионализм, когда пытаешься что-то выпытать, или просто подсознательно не хочет отрабатывать на новой знакомой свои приемы. Обыкновенное и такое безобидное нежелание искать подвох там, где его может и не быть. Акки, впрочем, все уже испортила, лишив своими предположениями их разговор той легкости и непринужденности, с которой они его начали.

Зато нет уже ничего, что удерживало бы ее от дальнейших расспросов. Сначала Акки, конечно, кивает, встряхивая упрямо выбивающейся рыжей прядью, отпивает немного чая, давая себе передышку. В обычном разговоре человек за этот короткий промежуток обдумывает сказанное ему, прежде чем выдать свой ответ. Она же украдкой смотрит на Ви, пытаясь считать по еле уловимым сигналам, насколько та напряжена и закрыта.

— Вы снова очень проницательны. Можно даже сказать, я занимаюсь этим постоянно... Разгадкой тайн, с которыми человечество, возможно, никогда не должно было даже соприкасаться, — лавировать Андресен тоже умеет прилично, для общих фраз, таких обтекаемых и удобно скатывающихся с языка, но ничего не значащих для человека со стороны, нужно не так много умственного усилия. Это можно делать, одновременно по своей странной привычке разделывая маленький шоколадный маффин, пару минут назад принесенный официантом. — Очень интересная работа, но опасная. Надеюсь, в качестве увлечения это занятие не заводит вас слишком далеко.

Если бы Анна могла хотя бы предположить, насколько далеко Октавию могут унести ее заигрывания с тайнами, она вряд ли бы продолжала поддерживать этот полубессмысленный разговор. Но разгулявшееся любопытство, тем не менее, не подсказывает ей ни одной возможной версии того, кем Ви могла бы быть на самом деле. Тоже ученой, возможно? Фонду ничего не стоило бы подослать к ней коллегу из другой Зоны, чтобы подловить на ее не слишком легальных действиях. Пожурить по корпоративной политике, или сдать начальству, полностью отрезая ее от всех разработок (и не только). Это не объясняет, правда, почему женщина поймала ее именно здесь, где Акки действительно только отдыхает.

Семья.

Есть ли у этого какой-то тайный смысл, или нет, но Анне не нравится, как звучит это слово — и одновременно она чувствует по нему непонятную тоску.

— У меня есть ощущение, Ви, что мне приготовлена какая-то загадка. Если так, то я готова поступиться и своим выходным днем, и осторожностью, чтобы вы дали мне хотя бы подсказку.

Анна оставляет чашку обратно на блюдце и смотрит на собеседницу спокойно, теперь уже не пряча взгляд. Не после вопроса в лоб.

Отредактировано Akki Andersen (2017-04-04 22:33:20)