Совместно с Зеро.
Он был знаком с этими приемами не понаслышке. Взгляд оттененных густыми ресницами глаз снизу вверх. Полуоткрытые губы. Прикосновение чужих, мягких пальцев к его собственным. Иллюзия покорности. Иллюзия любви.
Вопрос лишь в том, в какие игры сейчас играла Зеро.
Министр позволил ей продолжить, чувствуя поверху своей ладони жар чужого дыхания. Жар чужого прикосновения.
Она была невозможно красива.
Она была невозможно соблазнительна.
Ей, пожалуй, не смог бы сопротивляться даже Император.
Сделав шаг вперед Министр сократил расстояние между ними до абсолютного минимума и свободной рукой сжал подбородок Зеро, заставляя ее приподнять голову, наконец-то позволяя ему сделать то, что он хотел сделать с первого мига внутри пентхауза.
Он поцеловал ее забывая обо всех подозрениях, сомнениях и интригах.
Он поцеловал ее так, как одержимый желанием мужчина целует объект своей страсти.
Криста отвечает ему с полной отдачей, прижимаясь всем телом и чувствуя как напряжены его мышцы. В ней играет охотничий азарт, раззадоривая, придавая небывалой смелости.
Ладонь, переплетенную с её собственной, Крист настойчиво кладет себе на талию, зазывно продолжая движение от поясницы и ниже.
Тассира не один месяц заставляла ученицу побороть робость.
Зеро разорвала поцелуй, дразняще касаясь губами выбритой щеки, шеи.
От него пахнет не ярким, терпким одеколоном и извечным кафом.
Наконец, вновь перехватывая руку Министра и одновременно разворачиваясь, тянет его за собой, вымеряя бесшумные шаги в комнатушку. Только за чертой порога её ладонь выскальзывает из широкой пятерни.
Из бокала с сетью трещин сочится красное, реликтовое коркусансткое вино, расползаясь кляксами по поверхности стола. Крист, не обратив на то внимания, вытащила из невзрачного подстолья новые сосуды. Зеро ловит на себе взгляд и уверена особенно точно в одном – экс Министр хочет знать, что за партию играет агент.
Крист молчит. И, наполнив бокалы, один протягивает ему:
– Я тоже хочу быть с вами откровенна, сэр, – в её голосе снова прежняя сосредоточенность.
Большой дозы не нужно. Стимулятор достаточно силён для двух гуманоидов. Бесконечные любовницы сенаторов любят рецепты Ш’ирры, а Крист жалела, что Империя из-за ряда предубеждений среди чиновников, теряет такие талантливые кадры.
– Я вас люблю, – констатация факта, как будто речь о погоде за окном – очевидной как вечная хмарь неба Каас-Сити. – Едва ли вы этого не замечали и едва ли это имеет значение. Всё закончится, не начавшись, потому что теперь моя слабость оружие в руках Дартов. И в ваших.
Крист впервые не лжёт. Почти.
В льдисто голубых глазах отражение светло-серых. Будто вовсе бесцветных.
– Но я хочу попрощаться. И запомнить.
Если нажать ещё чуть – стекло вновь затрещит от хватки.
– Сегодня Кристе Лирис исполнилось двадцать пять.
Люди без лиц не считают года. Люди без имён не оглядываются на прошлое.
Крист сделала глоток и, отставив напиток, шагнула к Министру.
Год назад глупая девчонка и плохой оперативник верила в идеалы империи и Лордов.
Год назад она бы не выжила сейчас.
Год назад она помыслить не смогла бы. что будет так легко открывать карты.
И не страшиться ухода.
От ее слов у Министра почему-то перехватило дух. Любит. Непозволительная слабость для любого уважающего себя агента. Опасная игра. И тем не менее... Когда она шагнула к нему, Министр отставил бокал в сторону и обнял ее за талию требовательно прижимая к себе, требовательно находя ее губы своими, требовательно лаская чужое, податливое тело.
Вопреки голосу разума он хотел ее.
Вопреки голосу разума она была единственным, что сейчас существовала.
– Криста...
Впервые он назвал ее по имени пробуя его на вкус так, как всего миг тому назад пробовал вино.
– Криста...
Его пальцы нащупали молнию на ее спине и потянули замок вниз, заставляя ткань разойтись.
– Криста...
Его губы скользнули по ее подбородку ниже, к теперь обнаженной нежной коже шеи, дразня ее щекоткой горячего дыхания.
– Криста...
Его ладони легли на ее плечи, отводя в сторону платье, и заставляя его осесть к ее ногам.
– Криста...
Он не думал, что такой, беззащитной, она будет еще прекрасней. Аккуратные небольшие груди с затвердевшими то ли от холода, то ли от возбуждения сосками. Шелковистая, без единого изъяна кожа.
Идеал.
Лучшее, что было у Империи.
Она была слишком хороша для него. Она не могла принадлежать никому, кроме самой себя.
Однако сегодня он мог позволить себе слабость.
На грани с торопливостью расстегивает молнию синтеткожи куртки Министра и скользнув кистями под ткань футболки, помогает снять хотя бы эту, досадно-лишнюю часть одежды. С мгновение она с немым восхищением разглядывает каждый видимый шрам поджарого торса.
Огладив кончиками пальцев рубцы на плечах, Криста наклонилась и едва отогнув пояс, медленно провела языком по тонкой коже, чуть выше паха. В каждом движении Девятой – грация нексу, далекая от тихого смирения девиц, работавших у Тассирры.
Зеро чувствовала как кипит го кровь, ловя в себе гордость. В самых смелых фантазиях она представляла его таким.
Отметив каждый шрам влажным поцелуем, снова касается губами шеи, от шеи – к уху.
Его имя она шепчет так тихо, что будь шум дождя сильнее – слов не разобрал бы и тот, к кому они обращены.
Он никогда не думал, что окажется перед кем-то беспомощным, бессильным и безоружным. Он привык к тому, что вне зависимости от обстоятельств всегда контролирует ситуацию, задавая не только направление игры, но и ее темп.
Он был Зеро, Хранителем и Министром.
Он убивал, лгал и использовал чужие слабости во благо Империи.
Однако все годы бесценного полевого опыта определенно не подготовили его к Кристе.
Прикосновение ее языка к его коже было быстрым равно как и призывный взгляд снизу вверх, но, не смотря на это, они подмешали в его кровь полузабытый жар и...восхищение.
Именно поэтому она считалась лучшей.
Именно поэтому она считалась безупречной.
Именно поэтому ей принадлежало будущее Империи.
Прикасаться к ней было сродни святотатству, но Министр, увы, больше не мог сдерживать себя.
Жадно накрыв ее рот своим, он позволил ладони скользнуть по талии Зеро ниже, а затем нетерпеливо отыскать чувствительную точку между ее бедрами, ловя губами тихий выдох чужого наслаждения.
На долю мгновения её взгляд замутнился наслаждением, сходным с сильным наркотиком. Единственный мужчина, с кем Зеро могла быть на равных.
Отстранившись от его поцелуя и от, вдруг таких собственнических, ласк, Крист касается его рук лишь кончиками пальцев. Сейчас она достаточно далеко, чтобы он мог видеть её всю – тонкое, гибкое тело с заметным обрисом мышц и неровным рисунком веснушек, рассыпанное по плечам золото волос. Хищные, но не утратившие грации движения.
Не зря Фей-тон с нескрываемым восхищением отдал ей имя хищной кошки Восса.
Наконец, взяв его ладони в свои, тянет к себе, делая плавный шаг назад. Туда, где спустя ещё один под колени попадает угол кровати. Повинуясь импульсу, она опускается на мягкое покрывало. Его лицо снова – совсем близко.
Дождь бьёт по затемнённым по ту сторону окнам. Каас-Сити цветёт ночными огнями. Всё, что она любит – на этой планете.
Ладонями скользит по щеке Министра, мысленно будто запоминая каждую черточку.
Кисть Зеро застывает напротив его сердца. Оно гулко бьётся в раскрытую ладошку. Крист улыбнулась. Без притворной ласки или нарочитого призыва.
Нежно.
За эту улыбку ей к ногам приносили свою верность.
Однако на этот раз она не лгала.
– Mhi solus tome, mhi solus dar'tome. *
У народа без родины есть очень верные слова.
В этом танце Министр впервые был ведомым, а не ведущим. Каждый жест Зеро, каждый ее взгляд, каждая улыбка, за которую многие, пожалуй, без раздумий отдали бы целые планеты, дышали жизнью и грацией. Только она могла казаться одновременно и произведением искусства, прикосновение к которому больше походило на святотатство, и реальной женщиной, соблазняющей сильнее хваленых зелтронских феромонов.
Нет, он знал Тассиру слишком хорошо для того, чтобы с первого взгляда не опознать ее приемы.
Зеро не играла, и это возбуждало сильнее любых стимуляторов.
Краем сознания Министр не без удивления отметил, что теряет контроль над собой, однако его ладони уже оглаживали тонкую талию, его губы нащупывали чужие, зовуще приоткрытые, а вес его тела прижимал Зеро к возникшей рядом с ними будто бы из ниоткуда постели.
Он был готов ласкать ее вечно.
Он был готов остаться во власти ее чар вечно.
Он был готов любить ее вечно.
Именно в этот момент марионетка наконец-то стала кукловодом.
* Мы одно целое когда вместе, мы одно целое когда разделены (мандал.)[NIC]Minister of Intelligence[/NIC][STA]spy[/STA][AVA]http://i.imgur.com/9eC8zdZ.gif[/AVA][SGN]The lives I destroyed, the atrocities I approved – all of this was to make the Empire a better place.
I failed.[/SGN]