Ныне Дарт Нокс проводил на Дромунд-Каасе времени больше, чем на «Эндшпиле», лишь изредка возвращаясь на космическую станцию за ресурсами и новостями. На этот раз новостью для него стал новый обитатель. Удивительно, но то был не пробудившийся ото сна клон с лаборатории на «Щедром», не иной выходец из их времени, а некто почти современный. Гранд-адмирал Траун. Чисс. Умерший лишь несколько десятилетий назад, он подготовился к своей гибели, как и Дарт Нокс когда-то. Так ситху, по крайней мере, объяснили.
     Ноксу приходилось слышать это имя прежде, когда он читал новейшую историю Галактики. И все же, он предпочел потратить сутки на чтение прежде, чем пригласил чисса к себе для беседы. Хотел знать, с кем предстоит иметь дело. Историческая справка обещала, что перед ним предстанет, возможно, величайший из полководцев. Нокс напряг память, пытаясь подыскать ему достойный аналог среди тех, кого знал сам — и не смог. Ничьи заслуги не были столь выдающимися даже с поддержкой Силы, а без нее — тем более.
     Прежде у Дарта Нокса не возникало необходимости принимать на «Эндшпиле» гостей, тем более в официальной обстановке. Потому пока он читал, дроиды готовили ему кабинет, где они с Трауном смогли бы вести беседу. Потрудились железяки на славу: ни осталось ни пыли, ни следа беспорядка. И все же, кабинет был абсолютно нежилым: в нем, по сути, не было ничего, кроме шкафов архивов, оставшихся от предыдущего владельца, стола со встроенным голопроектором, нескольких стульев да датапада, принесенного Ноксом с собой. Единственными украшениями в помещении были те, что носил на себе тогрута.
     Сложив пальцы треугольником, Дарт Нокс смотрел на дверь, ожидая появления на пороге гранд-адмирала. Предстоящий разговор будил в нем любопытство, а вместе с тем легкое волнение, переходящее в азарт. В увенчанной массивными монтралами голове роились вопросы: к чему приведет эта встреча? Что обе стороны могут предложить друг другу? Дарт Марр перед своим срочным отъездом не поделился своими планами. Может, не успел, может, не посчитал нужным, надеясь, что вернется быстрее. Теперь же Ноксу предстояло импровизировать.
     Как, впрочем, и большую часть его жизни. И у него получалось — от мысли губы ситха изогнулись в улыбке.

     Не имея четкого плана действия, Нокс впился взглядом в фигуру чисса, ища подсказки. Но не нашел: гранд-адмирал был по-чисски непроницаем, и даже его краткое замешательство сказало Ноксу слишком мало. Да, ситх почувствовал удивление, заметил пристальный взгляд, впившийся в его пятнистое лицо. И даже догадывался о причинах: он и прежде ловил такие заинтересованные взгляды, особенно когда только вошел в Темный совет.
     Тогрута улыбнулся широко и, если бы не острые клыки хищника, его улыбку можно было бы счесть дружелюбной. И если бы она не погасла так быстро.
– Я тоже.
     А дальше?.. Пожалуй, следовало представиться. Дроиды могли назвать его имя, даже титул, но все-таки Нокс предпочел увериться в том, что его не перепутают с Марром: точной формулировки он не задавал, а назвать их обоих «Темными лордами» возможно.
     Ситху было известно, что их гостя ввели в курс дела. Слишком рано и быстро, на вкус Нокса, но разговор это в некоторой степени облегчало: можно не пускаться в объяснения и не осторожничать, выбирая слова так, чтобы не разрушить картину мира. Траун уже столкнулся с невероятной правдой и устоял. Этим он заслуживал уважения.
– Я — Дарт Нокс. Более трех с половиной тысяч лет назад я был одним из двенадцати, правивших Империей ситхов, главой Сферы Древнего Знания.
«Теперь же у меня нет титулов, как нет и Империи», – продолжил Нокс свою мысль. Он искренне считал, что потерял былые регалии вместе с тем строем, что их обеспечивал, но предпочитал о том молчать: другие могли увидеть в этом признаки слабости. А какой ситх любит быть слабым?
     По сути, все они лишились того, чем обладали, со смертью.
– Как проходит ваша адаптация к новой жизни?
     Медицинские дроиды докладывали, что процесс реабилитации проходит поистине идеально: чисс безукоризненно выполнял все предписания, не проявлял признаков психических расстройств, не был подавлен, живо интересовался современностью. Лучшая картина, чем у многих, вернувшихся к жизни. Должно быть, ключевую роль играла готовность к возрождению еще до гибели.
     И все-таки, Нокс хотел услышать все то же самое от самого чисса. Не потому, что он не доверял отчетам или считал дроидов станции некомпетентными. Просто так как-то надежнее и, что ли, приличнее. Ведь осведомиться о здоровье собеседника в начале разговора — хорошо, так?

     Во времена, когда Дарт Нокс был по-настоящему жив, не так, как сейчас, в чужом теле, чиссы для имперцев были диковинкой не большей, чем многие иные виды экзотов. Порой их видели даже обыватели на Дромунд-Каасе, иногда даже не в военной форме. Ноксу же довелось побывать много где, и даже поспособствовать возвышению одного чисса, служившего на Хоте. Потому удивление Трауна он почувствовал — не увидел, а ощутил легкую дрожь, почти как дребезжание колокольчиков, в Силе, — но причин не понял.
     Потому Дарт Нокс решил сосредоточиться на вопросах иных — тех, что были заданы вслух Трауном, тех, на которые ответы он знал.
– В последние месяцы моей основной заботой был потерянный мир, когда-то служивший столицей той Империи, в которой я был рожден. Оттого в некоторые детали того, что касается вас, я не был посвящен, – на самом деле «некоторые» значило «все», но признаваться в том Нокс не собирался. Он знал, как изобразить большую осведомленность, чем была у него на самом деле, достраивая ответы логически и осторожно подбирая слова. По крайней мере, так ему думалось. – Дарт Марр действительно отсутствует на данный момент, но мое слово имеет вес тот же, что и его.
     Жестом Нокс указал на стул напротив, давая понять: ответы на заданные Трауном вопросы потребуют времени. И, возможно, породят новые вопросы.
– Человек, служащий Империи, связан клятвой верности. В наше время порой офицеры Империи приносили присягу своему лорду не только от своего имени, а за всех своих потомков. – Не сказав ни слова лжи, ситх все же старался запутать. Такие клятвы действительно существовали — Талос Дреллик принес ему именно такую, возможно, и Малавай Квин клялся Тираннису Гудериану так же. Как-то он точно клялся. А то, что слушателю может показаться, будто Малавай не выходец из их времени, а потомок принесшего клятву — что ж с того? – Но помимо него нас с Осколком Империи ничто не связывает — на данный момент. Сомневаюсь, что они будут рады нашему появлению сейчас, когда мы можем предложить так мало, но воплощаем в себе то, что они ненавидят стараниями своего жестокого Императора. Вы — другое дело. У вас есть то, чего пока что недостает нам: слава и народная любовь.
     Губы Нокса вновь кривились в улыбке: ему нравился звук собственного голоса, произносимые им слова, собственное хитроумие. Даже если он не смог отгадать план Дарта Марра, его собственный ничуть не хуже. Объясниться же, если в том возникнет необходимость, он всегда успеет. Главное — не упустить возможность, получить поддержку, в которой лишенные прежних владений ситхи теперь так нуждались, чтобы вновь обрести людей, ресурсы, территории, власть. Оттого Дарт Нокс и пытался ненавязчиво казаться заботливым и чутким. Он знал: военные ценят такое куда больше, чем незаслуженные молнии по любому поводу.

     Дарт Нокс неприязненно оскалился, почуяв в Трауне сомнения. Как и многие ситхи, он был скор на гнев, а остывал не так уж быстро.
– И в какой форме вы могли бы с этим столкнуться? – насмешку и раздражение в своем голосе Нокс даже не думал скрывать. – Семейные поездки на Коррибан, чтобы полить цветы в гробнице?
     Их ведь не было все эти тысячи лет. О каком выражении лояльности тем, кто давно лежит в земле, может быть речь? Пускай на самом деле мертвы были не все — кто знал о том? Никто. Так о каком служении, о каком выполнении клятв могла идти речь?
     Траун вел себя без должного уважения. Даже хуже — Ноксу казалочь, что он слышит пренебрежение, высокомерие. Будто это он здесь низший, слабейший, лишенный Силы. И это злило до скрипа зубовного.
     Однако же вместо того, чтобы нахмуриться и пугать этими самыми молниями, ситх широко и клыкасто улыбнулся. Без молний, значит? О, это он может. С легкостью. И с удовольствием.
– И какого рода доказательства вы ожидаете увидеть? – Дарт Нокс выделил последнее слово интонацией и в тот же момент стало понятно почему: комната начала растворяться в багровом тумане, а затем туман обратился песком, не меняя цвета. Холодная пустыня Коррибана, окрашенная красным, кровью всех тех, кто погиб на этой планете, не пройдя испытания. Даже небо не осталось незапятнанным.
     Вокруг не было никого. Ситх, создавший иллюзию, пропал. Только песок, камни и пирамиды где-то вдали. С воем налетел ветер, бросая колючие песчинки в лицо.
     А потом что-то зашевелилось под поверхностью рыжих барханов, заставляя их дрожать и осыпаться. Уродливые морды к'лор'слагов ощерились слюнявыми клыками, такими длинными, что иной вибронож позавидовал бы. Следом из песка вынырнули и тела: жирные, червеобразные, розовые, как лишенная кожи плоть. Но, в отличие от червей, к'лор'слаги не были безноги. Лап у них было множество, каждая оканчивалась огромным когтем. Один из слизней продемонстрировал, насколько твердыми и острыми эти когти были: наступил на выбеленный временем череп предыдущей жертвы, с противным треском расколов его.
      Твари то ли шипели, то ли визжали, готовясь напасть.
      Они окружили Трауна со всех сторон, кроме той, что открывала дорогу к пирамидам и даже ветер подталкивал туда.
     Ветер доносил звуки отдаленного смеха. Но не счастливого — злорадного.

     О, Нокс не забывал. Он ведь и не пытался убить чисса, верно? Так, проводил экскурсию.
     Маршрут предельно прост и ясен, без шанса повернуть назад: стоило Трауну войти под полог пирамиды, как земля задрожала. Огромные валуны покатились вниз, гоня впереди себя  волну рыжего песка, и загородили проем, в который только что вошел Траун. Запечатали гробницу.
     Мертвенной тишины здесь не было: Дарт Нокс воссоздавал образ из своей памяти, а для него места упокоения всегда были наполнены голосами тех, кто умер. Зловещий шепот, то пропадающий, то появляющийся, сплетающий свою мелодию, разносился по темным коридорам. Многие слова было невозможно понять: слишком тихо, слишком неразборчиво, да и язык другой, не общегалактический, шипящее наречие ситхов. Другие же звали к себе, куда-то вглубь гробницы, но куда именно определить едва ли возможно: звуки не усиливались и не слабели независимо от выбранного направления и пройденного пути.
     Без сомнение, пирамида эта была построена давно: каменная плитка пола выщерблена, на барельефах видны сколы. Но пыли было на удивление мало, только по углам. По центру пыль была стерта чьими-то ногами или брюхом.
     В гробнице до сих пор кишела жизнь: один из коридоров был заполнен мерзкими яйцами к'лор'слагов, слизистыми мешками болезнетворно-зеленого и розового, как свежее мясо. Тонкие — наступишь, и оно с хлюпаньем порвется, выплеснув наружу желеобразную жижу и не оформившийся до конца зародыш.
     Другой коридор был менее... оживлен. Там стояли лишь статуи, угловатые, вытесанные из серого камня. Гуманоидные фигуры в набедренных повязках, рабы для мертвецов. Одни из них стояли, другие — пали ниц, распластавшись самым жалким из возможных способов. Вот только стоило отвернуться от них, как они меняли позы. Шевеление можно было уловить боковым зрением, но статуи замирали, как только к ним оборачивались.
     Он вел к восьмиугольному залу с массивной каменным монолитом, испещренным буквами со всех четырех сторон — и вновь на ситском языке. А коридор с яйцами заканчивался залом той же формы, но превращенным слизнями в родильные комнаты.

     Траун был один и не один. Что-то невесомое, на грани ощутимого крутилось вокруг него, будто бы касалось плеч ледяными ладонями, дышало в затылок, а в следующее мгновение бесследно пропадало. Голоса стали различимы, в древнюю речь вплетались знакомые слова — или же пришло понимание на уровне не знания, но инстинктов? Одни сулили забвение, другие власть, третьи требовали преклонить колени.
     Зал сужался: статуи подступали все ближе. Они упали на колени перед обелиском, протягивая руки — каменные пальцы ближайшей статуи едва не задели Трауна. Буквы вспыхнули алым, будто внутри каменная плита была наполнена раскаленной лавой и теперь трескалась. Вместо жара от камня тянуло потусторонним холодом, он будто бы вытягивал энергию из воздуха вокруг себя, превращая ее в столп электрических искр, взметнувшийся к потолку.

     Свечение все разрасталось, становилось ярче, но, в отличие от огня настоящего, тепла с собой свет не нес, хотя буквы-трещины и раскалились добела. А потом плита разлетелась осколками, превращаясь то ли в чистую энергию, то ли в плазму, которой непонятным образом придали форму шестигранника.
     Вспышка, последовавшая за этим, заполнила зал, поглотила стены и потолок, статуи, чисса — все.
     Когда же зрение вернулось к Трауну, он вновь был в кабинете космической станции. Напротив него сидел все тот же ситх. Лицо его было расслаблено, как у спящего, но сидел он ровно.
     Ситх распахнул глаза. Теперь он смотрел на Трауна с легким любопытством, чуть улыбался — его позабавило случившееся только что, не смотря на скудность реакции.
– Свои доказательства вы, полагаю, получили, – слова предполагали вопрос, но тон был утвердительный. Конечно же, Траун получил то, о чем просил. Конечно же, он не станет заявлять иначе. – И мы можем перейти к вопросам более насущным. В те времена, когда я жил, существовал военный союз между Империей ситхов и Доминацией чиссов. Сказать по правде, они были единственными нашими союзниками, а не рабами или подданными. С тех пор многое изменилось. Империя погибла — и наша, и та, что пришла ей на смену. Чиссы нашли себе новых союзников. Но вы не принадлежите к Доминации и потому вольны выбирать союзы сами. А мы… – Дарт Нокс усмехнулся. Как-то горько. – … мы и близко не подошли к тому, чтобы стать заметными на Галактической арене. В вопросах скрытности это, несомненно, плюс.
     Даже о существовании заброшенной станции в периферийной системе знали немногие, равно как и о Дромунд-Каасе. О том, что происходило здесь и там — да, по сути, никто кроме тех немногих, кто нашел здесь убежище. Вот только и особой силой они, в следствии этого, не обладали. Только своей собственной Силой. С ней одной против армии не выйти.
     Не то, чтобы Дарт Нокс собирался в ближайшее время выходить против армии, да и вообще вести войну. Но хорошим провидцем он не был никогда. Потому кто знает, что ждет дальше — стоит быть готовым к тому, что современное общество не отнесется к возвращению ситхов благосклонно.

– Это уже происходит.
     Нокс улыбался уголками губ, прикрыв глаза. Да, оказаться на лабораторном столе было, мягко говоря, не здорово. Но теперь, когда боль и унижения превратились в воспоминания, Нокс ощущал своеобразную гордость. Кто бы ни пытался поймать их тогда, но ресурсы, которые пришлось им потратить, чтобы заполучить всего четверых — троих, если считать действительно стоящих внимания — адептов Силы впечатляли. Весь этот проект, в результате которого был создан Терон. Годы исследований, поисков, ожидания. Отточенная техника манипулирования сознанием — жаль, что сведений о ней сохранилось маловато. И все это — ради него.
     Улыбка его стала шире, когда чисс заговорил о возможных рисках, о шансе провала. Не было у Нокса видения безусловного успеха, на которое он мог бы снисходительно сослаться — из всех способностей Сила обделила его именно предвидением. Поэтому-то он и пользовался всеми возможностями, которые видел. Хоть что-то да сработает.
     Произносить это вслух Нокс счел ненужным, даже вредным. Пусть гранд-адмирал считает его глупее, чем на самом деле. Не способным самостоятельно всего предусмотреть, понять какие-то мелочи, детали. Это полезно.
– Вы получите то, о чем просите, – кивнул Нокс. – Разумеется, транспорт будет с маячком — примите то, что я сообщаю вам об этом, как знак добрых намерений, и не отключайте его. В конце концов, – на сей раз Нокс показал в улыбке свои острые зубы, а глаза его засветились той особой кровожадной радостью, что бывает от предчувствия охоты, – это не единственный способ кого-то вычислить.
     О том, что выследить через Силу бывает непросто и тех, кто ощущался в ней куда ярче и четче, чем прославленный гранд-адмирал, Нокс тоже не стал говорить. Сложно, в конце концов, не значит «невозможно».