Прислушайся к себе. Какая музыка звучит у тебя внутри? В бесконечности бессчётных вселенных мы все — разрозненные ноты и, лишь когда вместе, — мелодии. Удивительные. Разные. О чём твоя песнь? О чём бы ты хотел рассказать в ней? Если пожелаешь, здесь ты можешь сыграть всё, о чём тебе когда-либо мечталось, во снах или наяву, — а мы дадим тебе струны.

crossroyale

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » crossroyale » внутрифандомные эпизоды » once upon a december


once upon a december

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

http://funkyimg.com/i/2aYRa.png

- once upon a december -
http://sf.uploads.ru/Lo1ls.jpg
http://s5.uploads.ru/L6RTf.jpg
http://sf.uploads.ru/akJ1g.jpg
- or are you unforgiven too? -

участники:
Akki Andersen & Eighth Doctor

время и место:
Бывшая Тринадцатидневная Республика, Зимний Дворец

сюжет:
Он помнит её другой - беспечной юной княжной, самодовольной Кузиной, безумной тираншей.
Она помнит его другим - беспечным странником, самодовольным Повелителем времени, безумцем в синей будке.
Время оставило неизгладимый отпечаток на них обоих, и у обоих за спиной - больше лет/боли/воплощений, чем можно представить и тем более рассказать.
Зачем же их встреча на краю теперь и что они могут предложить друг другу?

[AVA]http://s3.uploads.ru/0C4oB.gif[/AVA]
[STA]to the edge and beyond[/STA]
[SGN]   [/SGN]

Отредактировано Eighth Doctor (2016-09-04 02:33:01)

+5

2

- Cейчас, чтобы найти надежду, я готов почти на всё, - это он говорит Страксусу, так беспардонно, так бесчестно вторгнувшемуся в его святая святых, в его ТАРДИС, и имеет в виду даже больше. Он на самом деле готов на всё сейчас. Шутка ли, он чуть не проделал дыру в вортексе, вырвавшись за пределы... чуть не убил старушку. Вправду испугался за неё в этот момент, когда вдруг всё замерло, и тишина, ни единого движения или звука. Или - должен был испугаться, но вместо этого почувствовал лишь, как чёрная дыра внутри становится шире. Испугался - что не сможет дойти до конца.
До конца всего сущего.
Сумасбродная затея, эта. Самоубийственная, попирающая все законы мироздания и его народа, да-да. Добраться до края Вселенной и заглянуть за этот самый край, а может - обернуться и посмотреть назад... Только вот Доктор сам сейчас балансировал - на краю, неизвестно какими силами не срываясь вниз, и между этой идеей и мыслью, что можно было бы вернуться, выполнить обещание, спасти - честно говоря, как по его разумению, так его твердолобые сородичи должны были оценить сделанный им выбор.
Больше никаких дыр в Паутине. Никаких дивергентов. Никакой второй Чарли Поллард. И никакой единственной Люси Миллер.
Так что он обижается... Нет, паршивое слово, слабое ничтожное словечко. Его обжигает изнутри, как кипящей смолой, когда Страксус появляется в его ТАРДИС, спокойный и самодовольный, и смеет распоряжаться, смеет говорить снисходительно. Качать головой. Он ничего не знает сам, болван, и, кажется, совсем не видит чёрной дыры в груди у Доктора, края которой всё шире, и всё больше и больше реальности засасывает внутрь, за горизонт событий... Доктор хватается за топор - Страксус хватает его за руки.
Чётко, раздельно, серьёзно отвечает:
- Если бы я смог дать тебе немного надежды, здесь, прямо сейчас... Скажи мне сам, как много тебе нужно?
И впервые, впервые Доктору чудится, что тот действительно понимает и видит. И знает, о чём говорит.
Он соглашается. Молча опускает топор, давая Страксусу пройти к раскуроченной, кровоточащей проводами и обломками консоли. Страксус задаёт курс и исчезает, печально улыбнувшись напоследок, прежде чем роторы снова приходят в движение. Доктор ничего не знает, но ради надежды... да. Куда угодно. Как скажете. Всё равно.

И всё же...
Вопросы появляются, сами по себе.
ТАРДИС ведёт себя странно, вот что, капризничает, Доктор хмурится, но потом виновато смотрит на следы топора и списывает на них.
- Я всё исправлю, старушка, - тихо обещает он. - Если это будет иметь значение.
Пока что ничего не имеет. Ни значения, ни смысла. Но ему же обещали надежду, верно?..
И он, в силу привычки, влезает в свой избитый временем бархатный сюртук, и не глядит на сканер, и открывает дверь. Ступает за порог. Замирает.
- Вот этого я не ожидал...
И в первую минуту даже не может сформулировать точно, чего же именно больше.
Он видел это огромный, пустой гулкий зал прежде. И он видел его таким - тоже. В памяти будто ворочается кто-то огромный и неповоротливый, загораживая проход, но раньше, чем суметь его обогнуть, Доктор бросает взгляд вдоль мраморных колонн и упирается им в фигуру на троне. И имя невольно срывается с его губ:
- Анастасия...
"Княжна?" вежливо уточняет голос в голове. "Или Кузина?".
Кто-то огромный и неповоротливый наконец оборачивается, и он тьма, и на лице его маска из костей несуществующего рода. Доктор не уверен, что помнил об этом секунду назад. Не уверен, что имеет право об этом помнить.
И, тем не менее, он, наконец, затворяет дверь ТАРДИС и идёт навстречу - быстрыми, отрывистыми шагами, потому что не хочет медлить, ему незачем медлить. Его ботинки оставляют отчётливые шаги на полу: то ли слой пыли, то ли изморозь, не понять так походя, но здесь вправду очень холодно. Не важно.
Фигура на троне становится всё чётче, и - яркое рыжее пламя волос, огненной рекой по плечам. Доктор останавливается за десяток шагов до.
- Вынужден признать, что у Страксуса крайне странные понятия о надежде.

[AVA]http://s3.uploads.ru/0C4oB.gif[/AVA]
[STA]to the edge and beyond[/STA]
[SGN]   [/SGN]

+3

3

У этого места есть незримая, но очень хорошо ощущаемая Акки граница, она тянется по воздуху и отсекает мир, который остается за спиной, стоит сделать еще несколько шагов вперед. У Акки хватает решимости (пока что), хватает физических сил (пока что) и... ладно, у нее есть некоторые сомнения по поводу психологической устойчивости, но после всех перемещений по мирам ее вряд ли сломает еще одно путешествие. И все же – и все же, эти шаги даются ей тяжело.

Сходя с самолета, она чувствует приближение этого знакомого иного, как будто влажный и неожиданно теплый для этого времени года воздух начинает холодеть с каждым новым метром. Знакомое ощущение чего-то вязкого, тягучего, как тяжелый занавес, шире, чем может окинуть взгляд. Силишься отодвинуть его руками - бесполезно, одного человека слишком мало для этого, и ты путаешься в нем, пытаясь выбраться, дорваться до скрытой за плотной тканью сцены...

Спинка трона холодная, твердая, сама собой призывает выпрямиться почти до боли, непривычно для работающего человека. Так не сидят за канцелярским столом, над ворохом отчетов и других бумаг, с выгнутым едва ли не внутрь позвоночником не ползают на коленях, разыскивая следы чьего-то пребывания. Под ладонью угадывается след пыли, и верно - тонкая серая пленка оседает на коже, но на этом подлокотнике все еще не должна лежать рука Анны. Так, по крайней мере, ей кажется, когда она в буквальном смысле находит себя на жестком сиденье на высоком пьедестале. Изощренная, красивая пытка. Может ли быть, что она терпела это годами?

«Надежда,» тихо отдается в просыпающемся от странного забвения мозге, повторяется чужим бархатным голосом. Не разобрать уже, знакомым ли, Акки давно перестала это понимать. «Надежда - это явно не обо мне. Смешная ошибка.»

- Не могу сказать, что ты неправ, — неожиданно ровно отвечает Андерсен, поднимаясь, наконец, с неуютного трона. Слишком изящная и величественная для нее вещь, к тому же, так легко спутать ее с предыдущей владелицей. Она прекрасно понимает восклицание гостя, ей самой несложно представить посреди этого зала свою копию: подол платья, струящийся по ступеням к полу, рассыпавшиеся по плечам огненные волосы, полубезумный (как же иначе) взгляд, замечающий каждого в зале.

Сейчас здесь пусто, нет ни единой души, по крайней мере, живой, и на троне сидит далеко не Анастасия. Она с явным облегчением ерошит свои волосы, более темно-медные, чем рыжие, более обыкновенные, нарочито тяжело ступает на мраморный пол стоптанным ботинком и грустно улыбается. Чувствовать себя собой намного легче здесь, когда Анна понимает, насколько это все, находящееся вокруг, не ее стихия.

- Я не помню вас, хотя подозреваю, что должна бы. Проблемы с памятью. Мне сказали, что вы придете, но я надеялась... — ей действительно не слишком знакомо это лицо, несмотря на смутное ощущение, что они уже встречались. Совсем не старое, несмотря на тяжелый и печальный взгляд, даже забавное в обрамлении кудрявых волос. Совсем не вяжется с тем опасным человеком, к переговорам (даже не разговору, переговорам!) с которым ее готовили. Это заставляет Анну чуть расслабиться, дышать ровнее, когда она подходит и по-деловому протягивает ладонь. Предательски дрожащую, правда. - Анна Андерсен. Вы можете называть меня тем именем, но лучше не надо, наверное...

Анастасия будто смеется этим жестом, неожиданно фамильярным и таким неподходящим ситуации. Лицо ее остается совершенно серьезным, но не надменным, когда она подает Восьмому руку для поцелуя. Разумеется, с видом великого одолжения, с остатками царственности, неожиданно вернувшимися к ней в этих стенах. Родившись Романовой, она должна остаться ею до своих последних дней, иначе царскую кровь, пусть и с примесью всего, что к ней было добавлено в лабораториях Одиннадцатидневной, можно будет выпускать до капли.

Спину так сильно ломит от долгого, в целый этот бесконечный вечер, сидения на троне, предсказуемо тяжело дышать от количества выпитого; Анастасия, однако, разом стряхивает с себя легкое опьянение, когда ее гость входит в зал, впивается в него взглядом, жадно и выжидающе, пока он движется между нестройными рядами пьяной публики. Не отшатывается от размалеванного яркими красками шута, от строгих и юных дам в черном, которые теперь, хмельные до предела, кокетливо жмутся, видя незнакомое новое тело. Они заслужили, Романова знает это, она сама щедрой рукой отсыпает им эти застрявшие между сутками несколько часов, оттягивая час рассвета: в эти моменты будто нет ничего, ни самого времени, ни пределов, ни правил, поэтому зал беснуется смехом и криками, пестрит нарядами для самых смелых, и мутно кружит голову Княжне, воззирающей сверху на все это действо.

- Вон, – сухо и громко заявляет Анастасия, едва Доктор останавливается посреди зала без видимой на то, но наверняка веской внутренней причины. Поднимается резко, не пошатнувшись, будто выплывает из плена собственных мехов, которые бросает на троне, и обводит медленно смолкающую толпу равнодушным взглядом. – Все вон. Кому мало для вас, бесноватых, коридоров, полетит пить дальше из Невы, ясно?

На Неве стоит лед, а у пьяной свиты отработана привычка исчезать незаметно и почти мгновенно, как только в голосе Княжны слышится этот особый холод. Здесь она не называет себя более Кузиной, возвращает себе отобранный и почти забытый титул, но недовольно цокает на "великую" – далеко, говорит, еще до нее. Ее Империя только-только распускается, глупая, юная и с ветром в голове.

- Ты тоже, старик, – она смотрит на Диавола с легкой нежностью, когда тот с насмешливым видом склоняет перед ней голову, но повторяет точно так же твердо. – Для тебя найдется какое-нибудь иное место, верно? У нас много дел. Гость не знает, куда он угодил, не нужно пугать его с порога. Разве так встречают в царском доме...

Фракция ходит за спиной Доктора, наверняка дышит ему в спину, дразнится и тешит себя сблизи, но недостаточно, чтобы обнаружить себя. Анастасия же будет первой, кто повернется к нему, наконец, лицом. Если понадобится, она во всем готова быть первой. Расправив плечи и жестко улыбаясь краем рта, из убийственной, почти маниакальной вежливости, пока протягивает ему длинные пальцы, бледные и едва слышно звенящие кольцами.

- Надеюсь, ваш корабль неисправен, иначе я не могу представить, зачем бы...

- Вы знаете, зачем вы здесь? – Анна вздыхает, не отнимая еще некоторое время руку, на мгновение опускает взгляд и умолкает. Почти траурная минута, в которую что-то в ее глазах успевает поменяться. Неуловимый обмен, пугающий и огорчающий ее, а отказаться от него совсем нельзя. – Доктор. Ваше имя, одно из... Я знаю. Это место мне подсказывает.

+3

4

Она поднимается на ноги, покидая трон, одновременно становясь выше и - проще? Более земной, чем виделось издали.
Она другая.
Как этот зал, как воздух здесь, не пахнущий... ничем, кроме холода и затхлости. Возможно - чужеродности. Здесь что-то не так, всё это место - неправильное. Замершее, недвижимое. Чувство времени - такое же естественное для любого из Повелителей, как любое иное - для человека, как обоняние, как осязание, здесь мертво. Из-за этого решить бы, что иллюзия, что сон, но нет: Доктор садится на корточки и трогает пол, ощущая подушечками пальцев мелкую мраморную крошку, пыль, песок.
Всё не так, как должно быть, и она другая.
А какой должна быть? В голове у Доктора - хаос, в голове у Доктора - всё ещё рвущее на клочки самое себя, а в груди дыра, но чудится ему, что пахнуть (от неё?) должно иначе.
Отвратительный, до металлического привкуса во рту, резкий запах свежей крови...
...и тонкий, нежный аромат фиалок.

Он встаёт и смотрит ей в глаза, надеясь прочитать в них больше, чем в гулкой пустоте вокруг. Она подходит к нему на расстояние пары шагов.
- Я не помню вас, хотя подозреваю, что должна бы. Проблемы с памятью. Мне сказали, что вы придете, но я надеялась... Анна Андерсен. Вы можете называть меня тем именем, но лучше не надо, наверное...
И протягивает руку, решительно, но дрожат мелкой дрожью тонкие бледные пальцы.
Доктор, вопреки всему, улыбается криво, даже давит смешок (амнезия - его вечная личная шутка) и протягивает руку в ответ, хотя ещё минутой назад не стал бы. Минутой назад он видел отражение образа, двоящегося и далёкого, опасного; сейчас он видит перед собой человека - плоти и крови, живого. Живую. Синяки под глазами, усталость... что-то ещё. Тоска. Долг?
Доктор сжимает её ладонь своею:
- Анна Андерсен. Какая ирония... Я вас тоже не помню. Почти. И даже не уверен, что должен.
Может и нет, но вспыхивает в его сознании искра, ещё одна, и ещё. Их немного, но во вспышках этих он видит мгновения своей жизни, погребённые доселе под ворохом былого.
Маленькая девочка, уже не ребёнок, но едва ли подросток, с интересом рассматривает его зонт с ручкой в виде знака вопроса; в рыжих волосах путаются солнечные блики.
Молодая женщина... нет, сущность, в её взгляде беснуется, как запертый в клетке зверь, взятое под контроль безумие. Взятое под контроль... до поры. Она, как и теперь, протягивает ему руку. Она - часть того, о чём слышал в легендах и никогда не верил, а зря, очень-очень зря, глупый Доктор. ТАРДИС не нравится сторона теней, но она поймана здесь, как сетями, как её холодные пальцы ловят его -

Его рука дёргается в её руке, но отчего-то он всё ещё её не отнимает.
- Фракция... Парадокс? - шепчет он, и произносить эти слова вместе - словно открывать двери склепа, за многие века поросшие мхом. Губы не слушаются и не узнают.
- Вы знаете, зачем вы здесь? - вместо ответа вздыхает Анна.
- Нет, я... Страксус... Объясните, - его голос становится твёрже, вместе с тем, как он становится... злее. Он зол, да. Очень. Он хотел ясности, понимания будущего. Вместо этого Страксус швырнул его лицом прямиком в призраков прошлого, настолько сумрачно-далёкого, что они едва-едва вылезают на свет. - Вам точно известно больше моего, раз вы очевидно в курсе, кто я.
Он наконец разрывает их рукопожатие, связь, делает шаг назад.
– Доктор. Ваше имя, одно из... Я знаю. Это место мне подсказывает.
- Место? - издевательски уточняет он. - А что это, в точности, за место? Зимний Дворец, в Санкт-Петербурге, да-да, но - его... изнанка? Может, мне оно тоже что-нибудь подскажет?
Он отступает ещё и ещё, делает поворот вокруг своей оси, сперва вбирая взором облезлые стены вокруг и высокие потолки, а затем закрывая глаза. Если погрузиться, если не прекращать движения, то слышится, где-то там, вдалеке, слышится шорох пышных платьев, и нестройная музыка, и пьяный смех; видятся тела, всполохи цвета, уродливо смазанный грим; ощущаются - любопытство и страх, острые, новые, как когда он впервые оказался здесь волей случая, и - тени за спиной, невидимое войско...
Он распахивает глаза и порывисто оборачивается.
Нет никаких теней.
Одна только Анна, печальная и пока ещё такая живая.
Высокая и статная, как дочь знатного рода, но среди этого мёртвого величия смотрящаяся маленькой и болезненно одинокой.
Доктор и не хочет совсем, а невольно смягчает тон.
- Мне обещали надежду, Анна. Это всё, зачем я здесь. Это всё, что мне известно, - он немного молчит, прежде чем спросить: - Так как же она выглядит теперь? Надежда?

[AVA]http://s3.uploads.ru/0C4oB.gif[/AVA]
[STA]to the edge and beyond[/STA]

+2

5

Почему-то ее инструктаж ложится на плечи Ады, с которой они не то чтобы сошлись характерами. Акки явно не нравится ей поначалу – не в первый раз её осмотрительность принимают за нерешительность, а милосердие кажется слабостью. Акки сложно винить в этом кого-либо.

В стенах зданий, которые новая Фракция облюбовала в Лондоне, она сама себе кажется лишним элементом.

(Себе, но не другим, не Октавии, нежно и заботливо за ней приглядывающей, не Джастин, каким-то образом разглядевшей в ней силы из прошлой жизни)

Но Акки Андерсен всегда выполняет поставленные перед ней задачи, так или иначе. Любыми путями.

Кузина Ада не сидит на месте, а обходит комнату, останавливается у неровно светящей лампы, свисающей с потолка. Пока она говорит, ее рука раскачивает абажур, пуская желтое пятно света – бежать по стене, по столу, на котором Анна стискивает ладонь в кулак, по холодному каменному полу. Искажает лица обеих девушек и пускает странные тени, и что-то подсказывает Анне, что эти тени вполне могут быть живыми. Во Фракции – могут.

- Я вас тоже не помню. Почти. И даже не уверен, что должен.

Анна опускает все еще протянутую к Доктору руку, неловко потирает пальцы о левое запястье, все еще храня на их кончиках ощущение чужой ладони. Фантомное, как и всё, здесь находящееся: даже ее собеседник похож то на действительно стоящего перед ней человека, то на чудную фантазию. Андерсен не отвечает сразу, пользуется паузой, чтобы разглядеть... Восьмого? Этично ли обращаться к ним по именам? Он немного похож на шекспировского героя, запутанного злым роком, но все равно не выглядит жертвой, несмотря на эти подходящие образу кудри и трогательные голубые глаза.

В роли злого рока сегодня должна быть Акки, которая не присутствовала на кастинге и не выучила свои реплики. Запасного состава у них нет тоже.

Пока она смотрит в лицо Доктора, светлое и ясное, будто на него падает свет от лампы; интересно, во что изменяются эти черты, когда он оказывается в тени?

- А что это, в точности, за место? Зимний Дворец, в Санкт-Петербурге, да-да, но - его... изнанка?

- Можно сказать и так... – начинает было Анна, но замолкает, перебитая еще одним резким движением, вызывающим у нее легкое головокружение. Доктор поворачивается, видя, вероятно, на изнанке век то же самое, что она сейчас видит: тени и огни, движущиеся силуэты, покидающие зал, оставляющие после себя звенящую пустоту и слишком много пустого места. Если он прислушается, то уловит шелестящий звук от платья, волочащегося по плитам под ее ногами.

Странное чувство, как ощущать конечности, которых у тебя нет – Анна была уверена, что дело ограничится воспоминаниями, но это не так. Сквозняк гуляет в пустом зале и холодит ей плечи, не обнаженные, надежно прикрытые пальто, забирается под приподнятый для удобства подол, вместо которого на ней старые брюки. Невольно хочется выпрямиться, сжать пальцы на несуществующей  ткани. Акки трясет головой, отгоняя этот морок, пытаясь сосредоточиться на главной мысли. На своих следующих словах.

- Добро пожаловать, – широко улыбается Анастасия, не дожидаясь ответа от сбитого с толку Доктора, и отнимает ладонь.

Ушедшие гости забирают с собой несколько канделябров, и теперь свет только поджигает локоны в ее прическе, пляшет бликами в насмешливых глазах, но не дает заглянуть в лицо.

Особенно в момент, когда она склоняет голову к плечу, широким царственным жестом указывает на освободившиеся столы.

– Что бы вам ни было нужно, у меня это есть.

Маленькую княжну Романову никто не окликает, когда она убегает в сад, достаточно того, что за ней приглядывают няни. Но угнаться за ребенком сложно, то ли в силу возраста, то ли из-за того, что она слишком резко сворачивает с дорожки к деревьям.

- Почему вы здесь прячетесь? – незлобно, но, насколько у нее выходит, строго призывает к ответу Настасья, которая тут же выпрямляется и вскидывает подбородок. Незнакомец не выглядит опасным, только странноватым в своем костюме и с зонтиком, не нужным в ясную погоду. Но она все равно принимает серьезный вид Анастасии Николаевны, не боящейся ничего, в том числе позвать охрану и призвать нарушителя к ответу.

Правда, при этом она еще разок обегает вокруг дерева, чтобы убедиться, что человек здесь один. И еще потому, что перестать бегать гораздо сложнее, чем не останавливаться ни на секунду.

- Как вы сюда попали? Вы что, полезли через ворота? – Анастасия очень старается подавить в голосе уважение – ей сложно себе представить, чтобы кому-то хватило сил и решимости лезть на ворота. – Во Дворце нельзя просто гулять!

Доктор останавливается после одного оборота и смотрит на Анну так, будто ждет на её месте кого-то другого. Наверное, ее мифическую вторую половину. То, как она выглядела бы в тени. По иронии, сейчас Акки стоит в неровном пятне света от заледеневшего окна.

- Если вы принимаете меня за надежду, должна вас расстроить... Это не я, – с нажимом проговаривает Анна и делает несколько шагов назад. Она видит, что Восьмой больше не злится, вернее, его злость рассеивается в воздухе за неимением объекта. В этом и состоит цель всей этой авантюры – дать ему место выпустить всю злость. Отчаяние. Ощутить в полной мере груз вины, чтобы захотеть искупить ее. Есть ли место лучше, чем скелет, оставшийся от бального зала? – Но я могу показать вам путь к ней, это правда. Многое изменилось. Этого места больше не существует, так же, как и женщины, с которой вы говорили здесь когда-то. Одни кости.

Во Фракции не так много известно о том, какой тип амнезии мучает восьмую инкарнацию. Даже разрабатывая план вместе с Кузиной Адой, Анна так и не приходит к какому-то единому выводу. Всё настолько нестабильно, что, кажется, любой намек, малейший случайный триггер может вызвать в его мозгу реакцию. Недостаточно просто расчертить план и обвести нужное имя, придется нащупывать все его воспоминания вместе.

- Вы ведь не боитесь меня? – ей удается скрыть в голосе искреннее переживание, спрашивать по-протокольному сухо. У Акки не так много козырей в рукаве для такого сложного дела, в этом и есть смысл того, что послали именно её. Все почему-то уверены, что именно она умеет блефовать. - У меня нет здесь той власти, что была раньше. Это и хорошо, поверьте, будь у меня прежние силы, сюда в любой момент ворвалась бы армия. Или агенты времени. Или еще кто-нибудь, кому я успела не угодить...

Анна улыбается уголком рта и немного склоняет голову набок, пытаясь сравнять разницу в их росте. Заглянуть в беспокойные живые глаза – голубые, очень, ребяческие и состаренные веками одновременно.

- Вам должно быть это знакомо. Фракция Парадокс, всё верно, те самые, что играли в прятки со всеми подряд, пока не спрятались настолько глубоко, что сами не смогли выбраться. Скажем так, мы решили оставить имя, немного сменив суть.

Примерно так же, как мне осталось это лицо, беззвучно повисает в воздухе. У Повелителей Времени есть непозволительная роскошь обмана, хотя бы минутного, даже если его не хватит надолго: они меняют тело. На Анне же, похоже, ее оболочка теперь всегда будет вместо клейма. Сейчас Доктор, несмотря на то, что вслушивается в ее слова, невольно шарит взглядом, выискивает сходства и различия, а Акки даже не знает, что сделала ему в прошлый раз женщина с ее лицом.

Отредактировано Akki Andersen (2018-02-02 23:23:46)

+2


Вы здесь » crossroyale » внутрифандомные эпизоды » once upon a december


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно