За ними следили. Годы бегства от собственной тени научили Аттона профессиональной паранойе, а потому каждый раз, когда Митра удобно устраивала голову на его плече, утыкаясь носом в ложбинку между ключицами, он взглядом искал на потолке крохотный, плавно мигающий индикатор камеры и рефлекторно обнимал Изгнанницу сильнее, будто бы силясь оградить ее от чужого внимания. Пустой, бесполезный жест. Кто бы не смотрел сейчас на экраны наблюдения, они могли без особого труда различить мельчайшие детали. Выступившие на скулах Аттона желваки, сжатую в кулак поверх термоодеяла ладонь, мерное дыхание спящей Митры.

Воистину, из огня да в полымя. По крайней мере их не держали порознь. После многочисленных душеспасительных бесед Аттона все же признали относительно безопасным, однако в список доверенных лиц тех, кто командовал здешним парадом, его, в отличии от Изгнанницы, так и не включили. Митра проводила большую часть своих дней на мостике, ну а ее «хвостику» приходилось болтаться между инженерным отсеком да ангаром, помогая техникам с мелким ремонтом. Даже служивые ребята низкого звена косились на недавнего дезертира с явным недоверием, заставляя Аттона то и дело прикусывать язык.

Излишний сарказм едва ли прибавил бы ему популярности, тем более, когда становилось особенно туго, он всегда мог вспомнить о том, что в конце корабельных суток его вновь ждало тепло Митры.

– Ты выполнила свой долг перед...ней. – после встречи на Тайтоне о Джине Сури и ее новом защитнике  у Аттона сложилось крайне противоречивое впечатление. – Мы могли бы вернуться на...

Взгляд привычно спокойных серых глаз поверху картонки с синтетическим молоком уже в который раз заставил его осечься так и не назвав имя планеты, о которой они будто бы условившись не упоминали вслух. Чандрила. Ферма, бесконечные зеленые поля, жар чужого тела против его собственной жажды близости – все это осталось позади, понемногу топя последние образы недостижимой мечты в шуме общей столовой чужого корабля.

Проклятый джедайский идеализм. Проклятое джедайское самопожертвование.

Без особого энтузиазма повозив вилкой в содержимом своего пластикового контейнера, Аттон понял, что резко потерял аппетит.

– Я подожду тебя в каюте.

Поднос с остатками ужина исчез в приемнике едва Аттон просунул его в специальную щель. На «Эндшпиле» даже сами стены казалось бы излучали тихое негодование. Предатель. Дезертир. Знакомые клейма раньше казалось бы не задевали его, но сейчас... Сейчас он хотел быть чем-то большим чем старина Жак. Ради Митры. Ради ее доверия.

На этот раз Аттон похоже умудрился уснуть до того, как она вернулась в отведенную им  каюту. Нет. Не так. От простыни на нее стороне постели все еще исходило тепло, ярче любых записей с камер свидетельствующее о том, что Изгнанница не только была здесь, но и покинула безопасность чужих объятий относительно недавно. Сев, Аттон сверил время по бортовому хронометру и выругался.

Что-то произошло.

Дотянуться до Митры сквозь Силу у Аттона получилось далеко  не сразу. Она вновь закрылась, поставив на его  пути уже знакомый барьер. Она пыталась оградить его, но от чего? Закрыв глаза, Аттон заставил себя утихомирить бешено бьющееся сердце, концентрируясь.

Бантово дерьмо! Что здесь делает она?

Для того, чтобы накинуть прямо поверху голого тела куртку Аттону понадобилось не больше десяти секунд.

Пятое крыло... Я люблю тебя... Не иди за мной...

Трижды «ха». Кому-то же нужно спасать нерадивых принцесс от вызванных их же руками крайт-драконов. Увы, оружие у Аттона отобрали еще при посадке на корабль Терона и Нарракса, так и не удосужившись вернуть обратно. Плевать. Он выкручивался и не из таких задниц.

Пятое крыло встретило Аттона не только непривычной тишиной, даже по ночам ни одна из секций «Эндшпиля» не засыпал полностью, но и все еще дымящимся останками того, что однажды было дроидом. Эйтрис определенно не тратила время почем зря. Митра в опасности. Ухватив из кучи металла сегмент руки, Аттон выставил его перед собой на манер импровизированного меча и бегом двинулся вперед.

Остановиться его заставили голоса. Не смотря на спокойствие тона первой женщины, в каждом ее слове была угроза. Добро пожаловать в новый мир, беловолосая сука. Прижавшись спиной к металлу стены прямиком рядом с открытой дверью, Аттон вбил в закрепленный на его левом запястье коммуникатор сигнал тревоги и отправил его автоматизированной системе корабля.

Теперь им нужно лишь продержаться до прибытия подмоги.

– Эй. – делая шаг вперед он обманчиво расслаблено опустил руки, все еще сжимая свое нехитрое оружие. – Почему мне не сказали, что у нас сегодня запланирована встреча старых друзей?

Встать между Митрой и Эйтрис у него не получилось, однако по крайней мере он смог сократить расстояние между собой и Изгнанницей до такого, которое позволило бы ему в случае необходимости оградить ее хотя бы от одного удара.

Тварь.

Так бесцеремонно в его голове себе позволяла рыться только Крея. Воспоминание о старой карге лишь подстегнуло нарастающую вместе с паникой ярость, заставляя Аттона особенно ярко представить, как он молотит бесполезной против виброклинка рукой дроида по лицу беловолосой сучки. До тех пор, пока на месте презрительной гримасы не останется лишь кровавая юшка. До тех пор, пока ее рот не потеряет возможность выплевывать Изгнаннице в лицо незаслуженные оскорбления.

Мразь.

Не смотря на всю жгучесть ненависти его тело упорно отказывалось подчиняться хлестким, словно удар шокера, командам разума. Боковым зрением Аттон все еще видел Митру. Сквозь Силу он чувствовал исходящую от нее нежность и...сожаление.

Прости.

Не смей, слышишь меня, не смей! Ситх тебя подери, сейчас не время для благородства! Она – монстр!

Она – моя ответственность.

Гребаный джедайский идеализм. Как бы Аттон ни пытался, он не мог сдвинуться с места, невольно превращаясь в беспомощного зрителя. Бантово дерьмо! Лихорадочный блеск глаз Эйтрис был знаком ему в такой же степени как и тронувшая ее губы ухмылка. Так палач смотрит на свою жертву. Так хищник скалиться перед загнанной в угол гизкой. Слова Митры для нее – пустой звук, разбивающийся о непоколебимость собственной веры.

Изгнанница – враг. Изгнанница – предатель. Изгнанница – убийца, обрекшая на смерть тысячи.

Митра, пожалуйста, позволь мне помочь. Я не могу оставаться в стороне. Я не могу потерять тебя. Это – хуже самой изощренной пытки. Не заставляй меня наблюдать за тем, как эта сука убивает тебя!

Она – моя ответственность...

Лишь эхо недавних слов. Связавшая их воедино нить вновь натянута до предела, однако в ответ на мольбы Аттона она отзывается только тишиной. Все внимание Изгнанницы сейчас сконцентрировано на беловолосой шлюхе. Она уже в который раз жертвует собой. Она уже в который раз пытается спасти тех, кто не достоин второго шанса.

Ты так и остался глупцом, Жак. Смотри.

Будто бы подчиняясь словам Креи, в мановение ока выражение лица Эйтрис меняется сначала с торжества на недоумение, а затем и на неприкрытый ужас. Ее свободная ладонь касается щеки, впиваясь короткими ногтями в бледную кожу.

– Нет... Нет... Нет... Ты не можешь... Ты не способна...

Когда она отводит руку в сторону, аккуратные полумесяцы лунок наливаются ярко алыми.

– Ты не имеешь права забирать у меня Силу!

Опасность Аттон чувствует видавшей не одну передрягу шкурой, и одновременно с этим время непостижимым образом замедляет свой бег. Он видит, как медленно очерчивает короткую дугу лезвие клинка. Он видит отраженный от метала свет. Митра не успеет. Ни отступить в сторону, ни поднырнуть под оружие своего соперника, ни...

Я люблю тебя.

В их мире, мире без рамок и преград, она касается его губ своими, оставляя во рту сладкое послевкусие. Аттон закрывает глаза и привлекает Изгнанницу ближе, целует медленно и глубоко.

Я с тобой.

Я с тобой.

Боль – яркая вспышка взрыва, суперновая где-то бесконечно далеко от них. Все, что имеет значение, это ее тепло. Он спасет ее. Он спрячет ее. Он примет удар на себя.

Не нужно. Все будет хорошо.

Но...

Просто доверься мне.

В себя он приходит уже холодном металлическом полу. Эйтрис нет поблизости. Ее присутствие остается приглушенным силой Митры отголоском, однако в нем куда больше испуга чем ярости. Хорошая ловушка. Хорошая игра.

– Я недооцени...

Слова застревают у него в горле. Митра лежит совсем рядом, на расстоянии каких-то ничтожных пяти метров. Неподвижная. Безмолвная.

– Нет...

На четвереньках Аттон ползет к ней и бережно приподнимает голову, чувствуя как руки пачкает что-то теплое, а ноздри забивает знакомый запах. Кровь.

– Нет. Только не это. Ты пообещала мне, что все будет хорошо!

Она не отвечает. Светлая прядь волос прилипает к щеке, мгновенно пропитываясь алым.

– Сэр, что произошло?

Аттон не обращает ни малейшего внимания на встревоженный голос командира отряда, прибывшего в ответ на его сигнал тревоги. Перехватив легкую словно щенок акк-пса Митру, он выпрямляется и делает шаг вперед, к ведущему к медотсекам коридору.

– Сэр, нам нужно...

– Не сейчас.

Что-то в его лице заставляет мужчину отступить и уже через несколько мгновений вокруг Изгнанницы, лежащей на подключенной к мониторам больничной койке, собирается почти весь дежурный штат медицинских дроидов.

***
Выпроводить Аттона из медотсека не удается даже при помощи того самого отряда быстрого реагирования. Когда с обработкой глубокого пореза, задевшего не только щеку, но и шею Митры, наконец-то покончено, медики объявляют свой вердикт – жизни их пациентки не угрожает опасность, однако хотя бы на первое время, пока не закончится действие седативов, ей прописан строгий постельный режим. Вместо ответа Аттон коротко кивает и вновь поднимает Изгнанницу на руки, устраивая ее голову на своем плече.

До каюты они добираются без лишних встреч.

Бережно опустив Митру на все еще расстеленную постель, Аттон укрывает ее термоодеялом, чувствуя странную смесь облегчения и злости. На этот раз идеализм Изгнанницы обошелся ей малой кровью, но никто не в силах предугадать, что случится завтра.

Будто бы в ответ на его мысли, объект всех тревог и сомнений, приоткрыл глаза, накрывая его ладонь своей.

– Спи.

Как бы Аттон ни старался, вместо раздражения у него неизменно получалась лишь забота.

Отредактировано Atton Rand (2016-09-06 04:24:26)

В конце концов усталость на пару с нервотрепкой взяли свое. Осторожно высвободив ладонь из-под пальцев Митры, Аттон ожесточенно потер глаза, пытаясь избавиться от насыпанного в них неизвестным шутником песка. Тщетно. Когда-то он мог не спать едва ли не до пяти суток к ряду, глуша большую часть вялых протестов истощенного мозга при помощи кафа да стимуляторов. На «Эндшпиле» гребаные медицинские дроиды держали запасы разноцветных ампул под замком, позавидовать которому могли бы даже иные сокровищницы хаттов. За одни красивые красивые глаза они, разумеется, не выдавались никому кроме обладающих высочайшим уровнем допуска мешков с мясом.

Дерьмо. С какой стороны не посмотри, везде было отборное дерьмо.

Включать свет пока Митра дремлет, отходя от седативов, Аттону не хотелось, а потому до двери в ванную он добрался по стенке, успешно минуя и казенный стол с выключенным голодисплеем, и пару казенных же кресел. По сравнению с находящимися на нижних уровнях станции общими бараками, эта каюта была верхом не только удобства, но и роскоши, наверняка предназначаясь кому-нибудь из офицерского состава. Помнится, на службе у Республики простому рядовому с Чандрилы такое богатство только снилось.

Равно как и победа.

Легче не стало даже после того, как Аттон плеснул на лицо ледяной воды, ежась и чувствуя как по всему телу расходятся мурашки. Похоже, из двух зол придется выбирать меньшую. Тщательно вытерев остатки влаги полотенцем, Аттон вернулся в комнату и лег рядом с Митрой, аккуратно обнимая ее левой рукой. Он почувствует если ей станет хуже. Он почувствует если Эйтрис вернется для того, чтобы завершить начатое. Он почувствует...

Глупец. Ты не сможешь защитить ее от себя самой.

Его сон был отрывистым и неглубоким. Каждый раз когда Митра ворочалась, удобней устраиваясь против его тела, Аттон мгновенно открывал глаза, напряженно вслушиваясь в ее дыхание и спокойную, расслабленную вибрацию связавшей их воедино нити. После недавней бури затишье казалось ему отвлекающим маневром очередных неприятностей. Тайтоном, заменившим идиллию Чандрилы. Он должен был настоять на своем. Он должен был вернуться вместе с ней на ферму едва Джина Сури покинула карбонит. Все остальное – не их забота.

Все остальное – не их война.

К счастью, новый сеанс показательного самобичевания прервало новое движение Митры. На этот раз она приподнялась на локтях и боль на мгновение вплела в безмятежность серебра алые нити.

– Тише-тише. Не делай резких движений.

Даже после недолгого сна тело было неповоротливым и ленивым. Сев, Аттон попытался аккуратно надавить на плечи Изганницы, заставляя ее вновь лечь, однако одно короткое слово заставило его замереть.

– Ты не можешь быть безобразной. – ответ без малейшего намека на неуверенности или заминку. – Только не для меня. Пожалуйста, тебе нужен покой.

Наклонившись вперед, Аттон коснулся губами свободного от бинтов повязки уголка ее губ, вновь усиливая давление. Они еще успеют поговорить и об Эйтрис, и о глупости самопожертвования отдельных джедаев, однако сейчас она все еще слишком слаба.

Я едва не потерял тебя.

Уже в который раз. Понемногу дыхание Митры стало мерным, а глаза закрылись. Хорошо. Бережно опустив ее обратно на постель, Аттон укрыл удивительно хрупкую женскую фигуру термоодеялом и вновь обнял ее, привлекая ближе к себе.

На этот раз из зыбкой дремоты его выбил настойчивый писк интеркома. Тихо выругавшись, Аттон поспешно опустил босые ступни на холодный пол и почти бегом добрался до стола.

– Вы плохо понимаете значение слов не тревожить?

Голографическая проекция одного из служебных дроидов практически излучала безразличие.

– Лорд Марр желает видеть вас на мостике.

– Лорд Марр может подождать.

– Лорд Марр приказал доставить вас к нему под конвоем если вы откажетесь.

– Послушай меня, ведро с болтами, пока эта сумасшедшая на воле, я ни на шаг не отойду от Митры. Усвоено?

Вместо ответа дроид прервал звонок. Аттон почувствовал острое желание ударить кулаком по все еще активированному экрану, однако претворить желаемое в жизнь ему не позволила отъехавшая в сторону с характерным шипением дверная пластина.

– Что за...

Договорить Аттон не успел. Удар шокера заставил его безвольно повалиться вперед, вздрагивая под действием расходящихся по всему телу электрических разрядов.

– С...с...сво...

Пара идентичных дроидов подхватили Аттона под руки и подняли так, будто бы взрослый мужчина весил не больше гизки. Уже секундой позже дверь за их спинами закрылась, оставляя мирно спящую под действием седативов Митру наедине с полумраком каюты.

Отредактировано Atton Rand (2016-09-13 00:53:06)

Беседа с многоуважаемым Дартом и его не менее многоуважаемыми дроидами не заладилась приблизительно с того момента, когда в очередной раз очухавшийся Аттон обнаружил свои запястья и лодыжки надежно прикованными к креслу для допросов. С попавшими в опалу гостями из прошлого здесь явно не церемонились. К счастью, свой немалый запас остроумных отповедей Аттон успел отточить еще на Крее, демонстрируя хозяину «Эндшпиля» полный спектр негодования организацией внутренней безопасности станции. Почему-то в произошедшем все вокруг подозревали именно его. У них на руках были записи с камер наблюдения, у них на руках были логи выданных всем здешним обитателям карт-ключей, у них на руках были показания дроидов из ударного отряда. И тем не менее Аттону по кругу раз за разом задавали один и тот же вопрос.

«Зачем ты позволил этой Эйтрис бежать?»

В принципе со стороны ситуация могла показаться воистину дерьмовой. Пока Митра и ее старая подружка обменивались любезностями, Аттон стоял аки статуя в лучах заката, имитируя украшение медицинского отсека. Кто виноват в том, что Изгнанница излишне падка на спасение всех и каждого? Кто виноват в том, что она сочла нужным лишить Аттона права вмешаться, теперь щеголяя вспоротой почти до кости щекой? Дурочка. Наивная, сентиментальная дурочка. Наверное, именно за это он и любил ее. За извечную веру в свет, за умение видеть лучшее даже там, где отъявленные мастера-джедаи замечали только зло. Она была его надеждой, его маяком, его смыслом жизни.

– Послушайте, – металл врезался в кожу при каждом неосторожном движении, – я никогда не подверг бы ее риску. Посмотрите мне в башку в конце концов!

Последнее предложение было скорее актом отчаяния. От перспективы поиметь еще кого-то внутри собственного черепа Аттона изрядно коробило, но если надо значит надо. Возможно, тогда они наконец-то отвлекутся от бесполезной охоты за датомирскими ведьмами и начнут заниматься действительно важным делом.

– Эта сумасшедшая все еще на станции?

Отрицательный ответ. Аттон не знал что ему стоит сделать в первую очередь – закатить глаза или облегченно выдохнуть. А Эйтрис отнюдь не промах. Когда дело запахло жареным, она предпочла слинять, оставляя своих жертв расхлебывать поднятую в стакане бурю.

– Все, что я хочу, это защитить ее. Меня не волнуют ваши великие цели, меня не волнует долбаная Сила, но я перегрызу горло любому, кто осмелится прикоснуться к Митре.

Эти слова наконец-то донесли до бесчувственного ведра с болтами и его господина основной посыл. Обратно к каюте Аттона провожали пусть и под конвоем, но удерживая аккуратную дистанцию двух шагов по сторонам.

«Не делай глупостей».

Последняя фраза Дарта Марра, брошенная через плечо, плотно засела в голове у Аттона. Что он имел в виду? Понимал ли, что его...гость теперь не остановится до тех пор, пока Эйтрис не захлебнется собственной кровью?

Она ранила Митру не только ударом виброклинка, но и хлесткими, незаслуженными обвинениями.

Когда Аттон шагнул внутрь каюты постель уже пустовала. Рефлекторно он напрягся и потянулся к несуществующей кобуре на поясе, однако почти одновременно с этим его сознание уловило знакомое умиротворение. Она в порядке. Она здесь. Усталость и последствия стресса навалились на Аттона разом, заставляя его опуститься на постель и провести обеими ладонями через порядком отросшие волосы.

Из ступора его вывел голос Митры.

– Эй, – глядя на нее, бережно отводя с ее лица светлую прядь, он не мог не улыбаться. Картину мирного утра портила лишь прячущая половину лица Изгнанницы повязка – единственное напоминание о событиях этой ночи. – Тебе нужно было дождаться меня, я донес бы тебя до душа. Железный болван в медотсеке сказал, что последствия седативов будут ощущаться еще как минимум сутки, потому, пожалуйста, береги себя.

Напрасная, бесполезная просьба. Она никогда и ни за что не поставит собственный комфорт выше блага других. Даже когда этими «другими» является чокнутая Эйтрис.

Где-то на середине пространного монолога Митры Аттон почувствовал отчетливое жжение сначала простого раздражения, а вслед за ним и неиллюзорного гнева. Вот она – старая песня о главном. У поцелуя Изгнанницы был вкус смешанного с кровью антисептика. В ее глазах – знакомый блеск решительности. Спасти Эйтрис, спасти Галактику, спасти джедаев и ситхов к ним впридачу. Хватит. Довольно. Нахлебались уже по самое некуда глупого, ведущего только к неминуемой смерти, альтруизма. У них была Чандрила. У них был шанс на новую жизнь, но она отбросила все это в сторону едва перед ней появилось что-то смутно напоминающее великую и всеобъемлющую Цель.

Когда губы Митры прервали контакт с его собственными Аттона мелко трясло.

– Ты никому и ничего не должна! – его пальцы с силой сжались на ее предплечьях, сейчас не особо заботясь о том, причиняет он ей боль или нет. – Слышишь меня? Эйтрис не твоя ответственность, и я убью эту конченую суку как только она приблизится на расстояние гиперпрыжка к тебе! У нас есть второй шанс на нормальную, обычную жизнь без все прелестей светлой и темной сторон, но нет. Тебе обязательно нужно было спасти сначала эту странную Джину Сури, бросающуюся молниями направо и налево как будто она не джедай, а заправской ситх, а потом и Эйтрис! Эйтрис! Ты вообще думала головой или альтруизм отбивает любую способность к критическому мышлению? После суда она добровольно отправилась в изгнание отнюдь не потому, что ей захотелось посмотреть на Неразведанные Регионы! Ты знаешь в какую кашу превращают мозги ситхсие голокроны? Ей не мог толком помочь ни Микал, ни Визас, но нет, конечно, Галактика ждала только Митру Сурик, великую защитницу и спасительницу! Ты не всемогуща, пойми же это! Ты не можешь и не должна помогать всем подряд! И, видит Сила, как мало для тебя стоит моя любовь если ты готова выбросить ее на космический ветер при малейшем шансе взяться за старое. Нет, я видимо ошибался в тебе. Это не альтруизм. Это – гордыня. Вселенная существовала без тебя добрых три тысячи лет и просуществует еще столько же. Просто вернись со мной на Чандрилу, и мы забудем обо всем этом как о страшном сне!

Похоже, с критическим мышлением здесь было плохо не только у Митры. Когда дроид что-то вякнул из своего угла, Аттон протянул руку вперед, отталкивая ведро с болтами обратно к стене.

Она его, по ходу, то ли не слышала, то ли отказывалась слышать, прокручивая по тысячному кругу одну и ту же заевшую запись. «Я должна». «Я не смогла». «Я защищаю». Аттон вполголоса выругался и наконец-то отпустил Митру, резким, порывистым движением поднимаясь на ноги. Где-то на периферии зрения попавший под горячую руку дроид отчаянно пытался одновременно отползти куда-то в угол и вернуть себе вертикальное положение. Отрадно, что хоть у машин здесь местами прорезается инстинкт самосохранения.

– Давай я еще раз облегчу твои метания. Если ты действительно хочешь жить – возвращайся со мной на Чандрилу и забудь обо всем, что видела на Тайтоне и «Эндшпиле». Я понимаю, что тебе очень надо осознавать собственную важность для Галактики, я видел ту память, в которой ты больше не хотела быть беспомощной, но всему есть свой предел. Слепое самопожертвование, во имя чего: бесполезного «спасибо» и еще одного громкого титула?.. Это почти так же глупо, как и добровольно лезть в пасть к ранкору. Я знаю тебя, Генерал Ревана, Изгнанница, девочка, мечтающая о силе, о власти решать кто прав, а кто виноват. Я знаю тебя и отказываюсь принимать участие в балагане, который с высокой вероятностью закончится твоей смертью.

Шагнув к столу, Аттон накрыл ладонью ключ-карту Митры, притягивая его к себе. В отличии от своего «нестабильного спутника», она обладала доступом к ангару и правом при необходимости использовать припаркованные в нем шаттлы по своему усмотрению. Полезная мелочь, лишний раз напоминающая ему о том, что ее идеализму окружающие верили куда охотней чем его выработанной годами купания в чистейшем дерьме осмотрительности.

«Кто из нас здесь глупец, старая карга?»

«Однозначно не я. В особенности если ты, Жак, до сих пор веришь, что сможешь оставить ее позади.»

От удара кулаком в панель рядом с дверью несчастная переборка отъехала в сторону с особой поспешностью. На пороге каюты Аттон, впрочем, остановился, не удержавшись от еще одного комментария.

– Я знаю что случилось на «Щедром», Митра. При всем твоем желании, ты не смогла бы убить клона, а потому пытаться шантажировать меня этим – верх гипокризма. Если ты действительно любишь меня, ты придешь в ангар, и мы оставим всю блажь последних двух недель позади. Если же нет... – об альтернативе он старался не думать. – Я улечу один для того, чтобы для начала исправить очередную ошибку твоего благородства.

Эйтрис. Она не может... Нет, не так. Она не имеет права жить.