Рабам, сражающимся на арене, даже те сомнительные красоты города были недоступны: их привозили в металлических контейнерах, как и любой другой товар, а после на прогулки не отпускали. Они тренировались, сражались, жили и, порой, умирали здесь, в четырех стенах, не видя ни неба, ни мира вокруг.
Сожалеть о своей судьбе время появлялось только на больничной койке. А сейчас Ваштаар был не там, а среди тех, кому сегодня предстояло сражаться. И все, чем были заняты его мысли — предстоящее сражение. Он, новичок, не так давно научившийся драться достаточно хорошо, чтобы его сочли достойным развлечением для публики, волновался. Ладони под перчатками без пальцев вспотели, а сердце колотилось быстрее обычного.
Бои чемпионов, на победу которых ставили тысячи и миллионы кредитов (Ваштаар слышал сетования потерявших свои деньги зрителей, когда, будучи еще недоучкой, не сражался, а прислуживал), всегда проводились в самом конце. Оставляли на сладкое, чтобы держать зрителей в напряжении. Первыми шли безымянные, никому неизвестные рабы. Приобретенные недавно, еще не успевшие в боях заработать многочисленных поклонников или бесславно погибнуть, чтобы по их телам другие проложили себе дорогу к славе. Или свободе — но возможность этого была такой призрачной, что в нее рабы верили не больше, чем в то, что завтра кого-то из них заберут на Коррибан учиться. Слухи ходили, что такое случается. Но обычно все истории ссылались на знакомого брата вон того парня, что погиб в прошлом месяце, когда нексу откусил ему голову.
Но противником Ваштаара сегодня был не зверь, а такой же как он раб. Когда тяжелая решетка со скрипом открылась, и тогрута шагнул на уже успевший напитаться свежей кровью песок арены, тот, против кого ему выпало сегодня драться, уже был там. Бледно-зеленый тви’лек, одетый в такую же символичную броню, с архаичным мечом из металла, даже не механизированным — хозяева не хотели, чтобы бой шел слишком быстро, а рабы травмировали друг друга больше необходимого. Они встречались прежде на тренировках и в общей столовой во время кормежки, но не более того.
Зрители не ликовали при появлении очередной пары проходных бойцов, и все же трибуны шумели оживленно. Ваштаару казалось, что он чувствует чужую жажду крови, боли, развлечений. И ненависть к тем, ради кого придется ранить, а может и убить подобного себе, сменялась яростью, желанием наброситься на противника, разорвать его в клочья. Победить любой ценой.
И потому, как только затих разносящийся над ареной голос комментатора, Ваштаар бросился к своему врагу.

Зазвенела сталь клинков, когда Ваштаар и его противник скрестили мечи и застыли на мгновение друг напротив друга. Злой взгляд глаза в глаза, острые зубы, обнаженные в звериных оскалах. Они похожи, но будь они хоть братья, а одному все равно предстоит проиграть. Тогрута чувствовал, как в напряжении подрагивают руки. Сцепленные лезвия мечей склонялись ближе то к одному, то к другому противнику.
Зрительские места возвышались на многие метры над ареной, и едва ли кто-то из гостей, не взявших с собой электробинокль, смог бы разглядеть этот момент, как следует. Но камеры, расположенные по всему периметру арены, заботливо выводили все самые интересные моменты на голоэкраны над дерущимися.
И, сосредоточившись на этом противоборстве, Ваштаар слишком поздно заметил, что задумал тви'лек. Подсечка опрокинула его на спину, и тогрута зашипел, своим весом придавив затылочное лекку. От резкой боли перед глазами на миг потемнело, и все же он верно угадал момент и сторону, когда, перекатившись, уклонился от меча, пронзившего песок, где еще недавно лежала голова Ваштаара. Прыжком он поднялся на ноги и вновь напал. Бль и близость смерти, бездарной и нелепой, разозлили его сильнее.
Мечи скрещивались вновь и вновь, но вот противник не успел парировать удар и клинок впился ему в плечо, срезая тонкую полоску кожи и мышц. Раздался короткий вскрик, в воздухе с новой силой запахло кровью. Оскал Ваштаара превратился в радостную улыбку — ему чудилось, что это запах скорой победы.
Но его меч раскололся, когда раненный тви'лек смог парировать следующий удар.

Так и вышло.
С обломком меча Ваштаару кое-как удавалось парировать удары врага, но он понимал: долго ему не протянуть так. А умирать так не хотелось! В отчаянии он метнулся под руку тви'лека, едва уйдя от чужого клинка, и ударил противника по пальцам плашмя — те разжались, и второй меч оказался на полу. Тогда Ваштаар прыгнул, сбивая врага с ног.
У того, что их обоих выпускали на арену босыми, в беспалых перчатках была причина: когти. Как сказал один из надсмотрщиков, прямое подтверждение того, что чужаки — всего лишь животные о двух ногах. Оружие, которого так просто не лишишься. Единственный выход, единственный способ выжить и победить, оставшийся у Ваштаара.
И сейчас тогрута и тви'лек, сцепившись в один разноцветный клубок, с остервенением драли друг друга когтями, как дикие звери. Красного становилось все больше: кровоточили голени, на боку Ваштаара остался длинный, глубокий след от когтей, сам же он чуть ли не надвое порвал кончик лекку противника: в глубокой борозде были видны прослойки мышц и желтоватого жира, быстро окрашивающегося в розовый от крови. Когда же враг взвыл от боли, Ваштаар, улучив момент, вжал его лопатками в песок и впился зубами в горло. Чужая кровь наполнила рот солью и медью. Тогрута лишь сильнее стискивал челюсти, душа жертву. Он чувствовал судороги своей жертвы, ощущал, как толчками выходит жизнь вместе с булькающим дыханием, как каждый удар чужого сердца становится все тише, слабее, пока не настает тот самый миг тишины, когда останавливается сердце. Тело мертвеца, только что напряженное, становится мягким, поддатливым, как кукла. Как кусок мяса, которым он стал.
Ваштаара наполняет кружащий голову восторг от того, что он только что сделал. Находиться так близко, отнимая чужую жизнь, ему еще не приходилось. Чувствовать чужую смерть так остро, так полно. Было в убийстве что-то такое, что роднило его с экстазом.

     О том, что их встреча на Макебе далеко не первая, Дарт Нокс так и не узнал.
     Он не знал имен и лиц своих зрителей — даже тех, кто приходил не единожды. Откуда? В ту пору он был зрелищем, а не они. А позже... даже сохранись перечень всех, кто ставил на него и против него, что бы делал Каллиг с этими списками? Потому он никогда не искал, никогда не пытался узнать, перешагнув через эту страницу своего прошлого, как через один из множества трупов, выстилающей его путь. Не беда, что среди умерших метафорически, а не на самом деле, раз за разом оказывался сам Ваштаар — пока не перестал использовать это имя, накрепко связав в сознании со всеми теми, кем он быть перестал: раб, аколит, ученик. Теперь он Дарт Нокс из Темного совета. Лорд Каллиг, наследник одного из величайших генералов Тулака Хорда, преданного своим господином.
     Когда гравитационный крюк был захвачен, и команда, с которой ему предстояло работать, покинула шаттл, чистокровный привлек внимание Дарта Нокса. Единственный ситх на Макебе, кроме него самого и его учеников. Тот, кто с равной долей вероятности мог стать и самым ценным ресурсом, и главным источником проблем в этой миссии.
     Ученик предателя Малгуса. Единственный, кого сочли достойным второго шанса. Никогда имя Ситарата не звучало так громко, как имена многих других сподвижников Малгуса. Вспомнить того же Серевина, посла Империи на Воссе, погибшего на Илуме. Но пустым милосердием не славился никто из Темного Совета. И потому Нокс верил: если Марр настоял, чтобы казнь Ситарату заменили миссией, то он того стоил.
     Советник по тактике. Тот, кто планировал все их операции на Макебе. Всегда невозмутимый, такой спокойный, что, казалось, не моргнет и если перед ним гранату взорвать. Прямая спина, расправленные плечи и гордо вскинутая голова того, кого с детства готовили стать ситхом, войти в элиту Империи. Нокс тихо ненавидел его за это, но все равно прислушивался, признавая — за лицом, порой больше похожим на неподвижную маску, скрывается неплохой мозг. Он так и не смог понять, что видел в лимонно-желтых глазах, когда раз за разом ловил на себе пристальный взгляд Ситарата: сдержанное любопытство, хорошо скрываемое презрение к выбившемуся на самую вершину ситского общества чужаку, или что-то еще.
     До сего дня Ситарат всегда оставался в штабе: следил, направлял, в конце концов, советовал, как и пристало советнику. Разбираться со всем лично приходилось Дарту Ноксу и верно следующей за ним Ашаре. Остальные же наблюдали с безопасного расстояния, как... как когда-то в прошлом. Шли по расчищенному пути, руководили отрядами в миссиях второстепенных, вспомогательных, теоретически важных, одобренных Ноксом у тактической карты, но отсюда, из поля, не таких заметных, как собственная работа.
     На миссии, которая должна была стать финальной, впервые Ситарат вместе со своими людьми следовал за Ноксом и Ашарой, отставая лишь на пару шагов, прикрывая спины тогрут. Каллиг видел, как его советник добивал единственного выжившего в схватке никто: с тем же спокойствием, с каким он докладывал об успехах или неудачах операций. Будто ничто его не трогало. Будто ему была чужда радость кровопролития.
     Победа, что, казалось, была так близко, обернулась провалом. Хранилище было полно изотопа-5 — вот только содержался он не в контейнерах, а в боевых дроидах. И было их слишком много даже для одного из Темного совета и его ученицы. А потому Нокс позорно бежал, заблокировав за собой дверь ангара.
     Когда же четвероногие и длинношеии, как ронто, дроиды остались позади, Нокс связался с Ситаратотм и Катой Ниар. По голосу чистокровки, едва заметно дрогнувшему, по паузе во фразе: «Я знаю свой долг», Дарт Нокс понял куда больше, чем говорили слова: «Мои люди мертвы».
     Раз лорд Невозмутимость не сохранил самообладание, выдав свои эмоции, то они не просто в заднице, а в самой полной и глубокой жопе в Галактике.
     Но Каллиг рассчитывал сохранить хотя бы то то, что они еще не потеряли. Тех, кто выжил. И потому запретил самопожертвование.
Поднявшись с нижних уровней хранилища, он увидел Ситарата таким, каким не видел никогда. Кривящимся от боли, пахнущим кровью и паленым мясом, на одном лишь упрямстве держащимся на ногах. Парадоксально, что сейчас, умирающий, он казался более живым, чем обычно. Эмоции просачивались сквозь треснувшую скорлупу самоконтроля, и ярче чужой боли Каллиг чувствовал изумление.
     Ситарат не ожидал, что лорд Темного совета на самом деле придет спасать его. Его и единственного уцелевшего солдата, что держался на ногах куда лучше израненного ситха.
     «Я же сказал — больше никто не умрет. А, значит, в твоих интересах дожить до больницы», – причудливая угроза прозвучала лишь в мыслях, но оскалился на секунду Каллиг вполне по-настоящему. Ссадина на губе, полученная при ударе о стену — те дроиды пинались весьма ощутимо — тут же напомнила о себе.
     – Я не трачу ресурсы напрасно, – произнес Дарт Нокс вслух вместо этого.
     Потому что теперь бывший раб имел право быть надменным с лордами ситхов, и это ему еще не наскучило.

Отредактировано Kallig (2016-05-28 13:31:03)

     Он слышал… разочарование?
     Глаза Нокса округлились: он ожидал разного, но определенно не этого. Ситху, чистокровке с родословной наверняка такой длинной, что наверняка не уместилась бы и на мантии, додумайся тот писать по имени предка в строчку, следовало разозлиться, оскорбиться, прийти в ярость из-за того, что его посчитали просто ресурсом. Или сохранить лицо, не выдать ничем своих эмоций, задумав коварную месть. Нокс хорошо знал элиту Империи. Знал, что подчас жестокость — единственное, что удерживает других если не от попыток убить, то от упражнений в остроумии. Знал, что одно уже его появление здесь — верх милосердия, на которое только мог рассчитывать и Ситарат, и его солдаты — точнее, солдат, остальные слишком мертвы, чтобы надеяться.
     Так чего же ожидал чистокровка, на что же надеялся, что ответ Каллига не задел его гордость, а разочаровал?
     Если бы солдат не заговорил, Каллиг так и продолжил бы стоять, ошарашенный, удивленно моргая на Ситарата. А ведь действительно, гадать, откуда в чужом голосе горечь — последнее, что нужно всем им. Если они не поторопятся, не доберутся до врачей, то потеряется весь смысл того, что Нокс запретил Ситарату топиться в лаве вместе с дроидами. За исключением, разве что, призрачного шанса заполучить боевые машины себе, но на это не приходилось особенно рассчитывать.
     Опомнившись, Каллиг кивнул. Обернулся на Ашару, но та, поняв, что он хочет спросить, лишь покачала головой: она никогда не была хорошим целителем. Теперь же она и вовсе далека была от светлой стороны, а тех заклинаний магии ситхов, что позволяли лечить, не знал и сам Нокс.
– Вы двое, идите вперед. Мы следом.
     Дорога к транспорту должна быть чиста. Так что лучше прикрывать отступление тем, что может нормально сражаться. В конце концов, была и иная причина убираться отсюда так быстро, как только возможно: дроиды в любой момент могли проломить дверь ангара. И не им четверым противостоять запитанной от изотопа-5 армии. Не сейчас. Не в таком состоянии. Но с одним-двумя Каллиг и один справится. С Ашарой — тем более.
– Медики ждут на Гравитационном крюке. Если нам потребуется доставить этих людей в Каас-сити для операции, мы так и сделаем. – прозвучал голос Каты Ниар в передатчике, встроенном в одно из золоченых колец на лекку Нокса.
– Хоть одна хорошая новость, – пробормотал тогрута. Тот, кто готов был пожертвовать своей жизнью ради успеха миссии и выживания самого Нокса, заслуживал спасения. Наблюдая за уходящим прочь по коридору, пошатывающимся Ситаратом, Каллиг точно это знал.

Отредактировано Kallig (2016-05-29 20:20:02)

Очень многие считали Марра тем, кто мог проявлять жалость. Но никто и не догадывался, что ситх никогда не знал значения слова. Все, о чем мечтал Марр, так это о сильной Империи. И все, что окружало его - машины, корабль, дроиды и даже люди - были ресурсом, расходным материалом, который при необходимости можно было заменить. Но иногда бывали случаи, когда кадры действительно терять было жалко. Не все из его окружения были продажным, жадными до власти, похожими на голодную свору собак. На таких людей даже сам Марр смотрел по-другому.  Мягкосердечность? Нет. Скорее, Марр считал это бережливостью и здравым смыслом. Марр был одним из тех, кто считал многие доводы Малгуса логичными, но не мог поддерживать его открыто в продвижении некоторых проектов. Все это породило бы смуту, пошатнуло его положение того, кто не вмешивается во внутренние проблемы Империи. Марр помнил тот день, когда сам отправился в те казематы, шел по коридору и долго размышляя на тему того, правильно ли он поступает? Замученный пытками Ситарат выглядел ужасно, более похожий уже на кусок мяса. Достаточно было шевельнуть пальцем, чтобы свернуть ему шею, прекратить мучения. Но тюремщики считали, что выбили из ученика Малгуса недостаточно. Хотя, по виду ситх уже и говорить-то толком не мог, наверное, даже терял связь с реальностью. И увидев его, Дарта Марра, видимо, решил, что тот пришел самолично прикончить того, кто поддержал Малгуса, пошатнувшего целостность Империи. Марр долго не говорил, просто стоял и смотрел, будто бы перебирая в голове все возможные варианты, почему он должен его пощадить. Малгус не был глупцом, он был хорошим воином и политиком, поэтому не стал бы держать при себе кого-то... легкомысленного. Сейчас, глядя в это измученное лицо Марр понимал, что в ситхе нашел несвершившийся Император новой Империи. В Ситарате действительно не было того, что Марр привык видеть каждый день - жадности, зависти, жажды власти. Его мысли были чисты, даже под многочисленными пытками. Про Ситарата часто говорили, что он достаточно странный для тех, кого выпустила коррибанская академия, склонный к раздумьям, анализам и трезвому взгляду на происходящее.
- Ты понимаешь, Ситарат, что твоя жизнь теперь отныне принадлежит Империи. И ты должен отработать этот долг жизни.
Дарт Марр знал, что его, конечно, осудят за этот поступок. Молча, но осудят. Никто не посмеет выразить открыто свое неодобрение на тему того, что старый ситх опять подобрал какого-то побитого щенка, обиженного жизнью и дает ему призрачные шансы. В любом случае Макеб сейчас был тем самым местом, куда отправляют только смертников, коим и был Ситарат. Дела на Макебе шли изо дня в день совсем плохо, чем вызывали у Марра лишь злобу. Он срывался на всех, в том числе и на Нокса, которого отправил туда, как доверенное лицо. Но даже вся его гениальность не могли спасти Макеб от того, что с ним сделали горняки хаттов. Разве что была призрачная надежда, практически высосанная из пальца - спасти планету, стабилизировав ядро. На фоне творившегося кошмара это было достаточно сложно - на Империю наседали с двух сторон. Но Ноксу это удалось. Не одному, конечно, стараниями лучших умов Империи. Это давало возможность тайно остаться на планете, которую все считали погибшей.
Размышления Марра о произошедшем прервал тот, кого он сам пожелал увидеть. Ситарата доставили к врачам в тяжелом состоянии, кто-то даже говорил, что, видимо, судьба его была умереть за Империю, но ситх и в этот раз оказался живучим парнем.  Марр, который стоял  у окна, изучая дождливый пейзаж, повернулся. Сейчас в фигуре Ситарата, в манере его речи было что-то такое, что заставило Мара нахмурится. Страх? Да, определенно это был страх.
- Мне сообщили, что ты пошел на поправку. И можешь вполне передвигаться на своих двоих. Все произошедшее на Макебе заставляет взвесить за и против. Поэтому я желаю услышать отчет непосредственно от тебя.
Без утайки, попыток отвести взгляд, официального тона на голонете. Видеть и понимать, что чувствовал этот ситх, выполняя возложенную на его миссию, зная, насколько его жизнь от этого зависит.

Дарт Марр не любил кому-то что-то доказывать. Его решения часто вызывали удивления, споры, но обычно с ним никто не спорил. Не особо соглашались, но и не перечили. Марр прослыл  скорым на расправу, если что-то идет не по его плану, но в тоже время он никогда не убивал без причины. А смерть грозила лишь тем, кто посмел пошатнуть прочные столпы, на которых стояла Империя, которую он сам же охранял. Последователи Малгуса были теми, кого бы Марр по логике вещей казнил своим же мечом. И тут, к удивлению Совета, он дарует жизнь ученику предателя. И не просто спасает от гибели в пыточных тюрьмы, но и отправляет на миссию. Да, это задание было не из легких. Не каждый бы согласился лететь в самое пекло на Макеб. И это было логично - отправить туда смертника. Он либо выполнит задание, либо смертью смоет позор со своего имени. Но все равно мотива Марра не понимали. Особенно этого не понимал Ревейдж, который достал его больше, чем нестерпимая вонь от банта. Марр не считал его глупцом, он с достоинством занимал свое место в Совете, но его умение идти против Марра и прочих, вставлять палки в колеса уже стало притче во языцах. Ревейдж был одним из тех, кто с энтузиазмом бросился осуждать тех, кто последовал за предателем Малгусом, тем, кто желал  смерти Ситарата, который сейчас стоял здесь, перед  ситхом и явно ожидал смерти.
Марр лишь усмехнулся про себя, слушая отчет Ситарата. Ситх был бледен. То ли от того, что его буквально притащили из палаты под руки к Темному лорду, то ли от того, что он осознавал всю тщетность своего положения. Но Марр не был таким тираном, каким его рисовала общественность. По крайней мере, он не собирался убивать бывшего ученика Малгуса. Выслушав отчет, Марр подошел ближе к своему столу, взяв небольшой коммуникатор. Спустя мгновение там, зарябила синеватая фигура Каллига, который на удивление быстро вышел на связь. А то обычно ему отвечали, что Лорд занят какими-то думами о высоких сферах.
- Дарт Нокс, я бы хотел видеть вас у себя. Это касается вопросов отечности по Макебу, а также судьбе известного вам по общим миссиям Ситарата.
Не дождавшись ответа от тогруты, Марр выключил коммуникатор. Он знал, что Каллиг придет. Он бы не посмел отказать. В любом случае, если бы понадобилось, его бы сюда притащили. После этого Марр посмотрел на охранников, которые будто бы срослись с тенями стен, ожидая приказов.
- Разыщите Лорда Ревейджа. Скажите, я желаю его видеть. Он не так давно хотел поговорить со мной о судьбе ученика Малгуса. В очередной раз. Скажите, что я готов его принять.
На это официальная часть закончилась. Как только двери с тихом шуршанием закрылись за молчаливой охраной, Марр сел за свой стол, посмотрев на Ситарата. Вокруг личности ситха было столько шумихи, что Марр со временем осознал факт того, что действительно не может сам решить его судьбу. Хотя Ситарат в работе на Макебе себя оправдал. По крайней мере в глазах Марра. Но в его судьбе были заинтересованы и другие, кто хотел его немедленной смерти, кто не верил, что тот справится.
- По поводу того, чем же закончилась история с Макебом, думаю, тебе стоит услышать из первых уст. Да и есть те, кто не особо верил в то, что ты чего-то там добьешься.
По правде говоря, от мысли, что еще раз придется слушать кучу доводов от Ревейджа, у Марра уже сразу начала болеть голова. Но если он сам дарует Ситарату прощение, без одобрения кого-то из Темного Совета, то поползут очередные слухи о том, что Марр запугал окружение и самолично принял решение.  Поэтому ему здесь и нужен был Каллиг. Он не станет врать и расскажет  все, как было. А дальше Ревейджу уже нечего будет сказать против решения Марра. Но и хвалить Ситарата ситх не собирался. Марр вообще считал, что излишняя похвала вредит хорошей службе. Обычно, если хвалить подчиненных, они зазнаются.

     Что ж, его не прервали во время отчета, это был хороший знак. Все-таки разговаривать с тем, кто прячет лицо, было трудно. Ситарат привык отслеживать малейшие изменения мимики собеседника, к какой бы расе тот не принадлежал, привык делать выводы и корректировать линию поведения в соответствии с ними… С Дартом Марром эта схема не работала. Темный Советник слушал его молча и практически неподвижно, лишь подытожив все сказанное коротким глухим смешком. Очевидно, сам отчет был интересен Марру значительно меньше, чем тот, кто отчитывался. Ситарат пытался не выдать своего волнения ни лишним словом, ни неудачным жестом, но с бледностью справиться не сумел ― в конце концов, он только что покинул больничную койку, на которую угодил едва живой. В голове сложились две версии происходящего: либо Дарт Марр намеревался судить, опираясь на состояние Ситарата, либо, что вероятнее, уже принял роковое решение и желал удостовериться лишний раз в том, что не ошибся.
     Вот только какое…
     Никаких комментариев не последовало. Марр так же молча, как слушал отчет о событиях на Макебе, развернулся и связался с кем-то по голосвязи. Этим кем-то оказался никто иной как Дарт Нокс ― живой и, кажется, вполне себе здоровый. Хорошая новость.
     Затем Марр приказал найти Ревейджа, и солдаты, до сих подпиравшие собой косяки двери в кабинет Советника, спешно ретировались выполнять приказ. Ситарат позволил себе обернуться, провожая их недоуменным взглядом.
     Нокс… По крайней мере, в последний раз, когда Ситарат видел его, тогрута казался довольным работой группы прикрытия (от которой кроме самого Ситарата и одного солдата ничего не осталось). С Ревейджем же ситуация была прямо противоположной: он настаивал на немедленной казни и не готов был ни к каким уступкам.
     А что же сам Марр?.. Озадаченный, Ситарат взглянул на ситха, не смея задать вопроса, но и не скрывая своего замешательства. В его (висящей на волоске) жизни редко случались ситуации, в которых бы он совсем ничего не понимал, и грядущее небольшое собрание в этом кабинете было именно таким случаем.
― Я…
     «…ничего толком и не добился», ― продолжил бы Ситарат, да вовремя одернул себя и мысленно обругал заодно. Молчать, нужно было просто молчать, пока не спрашивали. Не заниматься самоуничижением (хотя, по мнению Ситарата, это было всего лишь констатацией голых фактов) и, тем более, не возражать Марру.
     «Есть те, кто не верил». Значит, остальные верили? Неужто сам Дарт Марр ― верил? И считал успехом тщетные попытки Ситарата укрепить на Макебе влияние Империи и стабилизировать добычу изотопа-5, не говоря уже о, собственно, ядре разрушающейся планеты?
― Спасибо… мой Лорд, ― пробормотал чистокровка, почти смущенный. Напрямую его, может, и не похвалили, но он и надеяться на смел на то, что услышит что-то настолько лестное.
     До тех пор, пока в кабинет не явился один из вызванных, в нем царила тишина ― скорее интригующая, чем тяжелая. Ситарат уже понял, что Марр казнить его не собирался, но его обращение к Ноксу и Ревейджу говорило о многом. О необходимости… взвешенного решения? Приговора или оправдания, принятого сторонами и обвиняющей, и оправдывающей? Целых три Темных Советника должны были собраться вместе, чтобы решить судьбу единственного лорда ― это было достаточно лестно, чтобы поддаться гордыне, будь на месте Ситарата какой угодно другой лорд. Ситарат же не считал себя настолько значимой персоной… но и не отказывался от преимуществ, которые могла бы принести ему вся эта история. Если она, конечно, не закончится вскоре на пыточном столе под самодовольный смешок Дарта Ревейджа.
― Мой Лорд, ― Ситарат приветствовал Нокса почтительным поклоном и взглядом, покорно опущенным в пол, затем снова выпрямился, глядя смело и прямо. Он был искренне рад его видеть, и вовсе не потому, что Нокс, вероятно, должен был убедить своих коллег в том, что экс-ученику Малгуса стоит сохранить жизнь. Просто… рад.
     Картинка выходила удивительно гармоничной: Нокс «за», Ревейдж «против», и Марр ― нейтральная сторона, которая в перспективе все подытожит. Эффективно. Мудро.
     Так же, как и Нокса, Ситарат приветствовал Дарта Ревейджа, который осветил свою позицию прям с порога, не желая дожидаться, пока его о ней спросят. У него был высокий голос и неприятная вихляющая манера речи, но Ситарат, тем не менее, сумел никак не выказать своего отношения к Советнику, который всем существом своим желал осудить его и, вероятно, лично привести приговор в исполнение.
     Если Нокс остановился по правую сторону от судимого, а именно на суд теперь это походило более всего, то Ревейдж ― по левую, но подальше, всем своим видом показывая: ему противно и мерзко стоять рядом с учеником предателя, и будь его воля, он прямо сейчас изжарил бы молнией неугодного ситха.

     Нейтральная сторона? Каллиг с трудом удержался от неуместной усмешки, когда услышал это. Дело даже не в том, что он прекрасно понимал: не удержи Ситарат и его люди рвущихся на нижние уровни Цитадели Один хаттских наемников, бой с гигантским дроидом пережить Каллигу вряд ли удалось бы, так что есть за что быть благодарным. Нет, дело в Ревейдже — их с Каллигом знакомство не задалось с самого первого дня. Это его голос произнес тогда: «Но он всего лишь лорд!». Единственное прозвучавшее тогда возражение против того, чтобы убивший Танатона «ребенок» занял его место. И за прошедшие с того дня три года поводов подружиться и забыть старые обиды у них как-то не появлялось. А вот не поделить что-нибудь — неоднократно. Вот и сейчас им предстояло не поделить чужую жизнь.
     Каллиг видел отражение тех же мыслей в возмущенно поджатых губах, в нахмуренных бровях, в том, как Ревейдж вскинул голову. Негодование живого воплощения имперской дипломатии ощущалось и в Силе, походило на голос, напряженный настолько, что звенит, как струна. Все это вместе доставляло удовольствие, помогало примириться с тем, что присесть Марр предложил лишь одному из них.
     «А мне докладывать что, стоя?» – мысленно вопросил Дарт Нокс, оборачиваясь к хозяину кабинета, чтобы произнести то же самое вслух, но вовремя вспомнил: докладчики вообще-то почти всегда говорят стоя, даже перед равными. Ладно. Нокс кивнул сам себе, хотя надеялся — со стороны это выглядит как согласие со словами Марра или же готовность говорить.
Так с чего начать? Устный отчет он, вообще-то, не готовил. Тем более отчет-оправдание. Если подумать, не слишком сложная задача. Не считая последней операции, в которой Ситарат был тяжело ранен, все прошло идеально. Никаких отступления от плана. Единственная неудача была вызвана тем, что данные, полученные ими от согласившейся на сотрудничество Солиды Хеск, немного устарели. Но это не ошибка планирования. А забрачка все равно умерла.
– Как всем здесь собравшимся известно, операцией по добыче изотопа-5 на Макебе руководил я. Лорд Ситарат был назначен моим тактическим советником и удачно выполнял эту роль до тех пор, пока его состояние здоровья позволяло, – Дарт Нокс сделал несколько шагов, подойдя ближе к столу, и остановился: кабинет, в отличие от зала Темного Совета, не позволял в свое удовольствие ходить из стороны в сторону во время речи. Только метаться из стороны в сторону, как зверь в клетке. Плохая аналогия. Не нравилась она Каллигу. – Он принимал участие в планировании всех миссий в тот период, что находился на Макебе, начиная с высадки на планету, закончившийся захватом Гравитационного Крюка Семь без поднятия тревоги. Координировал атаку на особняк Солиды Хаск, охраняемый значительными силами хаттов и дроидами, в результате которой мы получили необходимые данные об изотопе-5, состоянии планеты и Цитадели Один — хранилище запасов изотопа. План, позволивший нам скрытно проникнуть на территорию Цитадели Один, используя «естественные» землетрясения, так же был составлен лордом Ситаратом. Пока я обследовал хранилище в поисках изотопа-5, лорд Ситарат держал оборону, что дало мне достаточно времени, чтобы выяснить, что произошло с запасами искомого минерала. Отдельно хочу отметить, что он не только был тяжело ранен в сражении, но и проявил готовность пожертвовать жизнью, чтобы уничтожить дроидов на основе изотопа-5, но я отказался от этого плана.
     Теперь, сказав все, тогрута задумался, склонив голову на бок: а не слишком ли хвалебно получилось? Может, именно то, что он может сказать только хорошее о работе Ситарата, и станет для Ревейджа доказательством его предвзятости? Но не включать же в доклад то, что чистокровка как-то слишком равнодушно произносил: «Слава Империи»? Как бы Каллига в свое время не раздражал этот ровный тон, он понимал: к делу такие мелочи не относятся.
– Полагаю, дальнейший ход операции вам будет не интересен, учитывая суть вопроса. Мне рассказать что-нибудь подробнее?

Отредактировано Kallig (2016-06-05 02:46:52)

– Предателей? – Дарт Нокс сморгнул, будто пытаясь прогнать галлюцинацию, и удивленно уставился на Ревейджа. – Но если я буду искать своих сторонников среди тех, кто никогда не предавал и не бил в спину, мне лучше не иметь дела с ситхами.
«Даже с самим собой,» – прошипел голос в голове. Нет, не внутренний голос — один из призраков. Неужели лорд Эргаст и правда ждал, что Каллиг отпустит его после победы? Пожертвует могуществом? Забудет, как духи чуть не свели его с ума при первой же возможности? Неужели от смерти глупеют?
В общем, думать над своим поведением Нокс не собирался. Равно как и менять своих последователей на что-то, более соответствующее чужим высоким стандартам. Его все более чем устраивало.
К тому же, с определенной точки зрения, Ситарат не совершил предательство, а остался верен — своему учителю, а не Империи. Такая личная верность могла оказаться даже лучше, полезнее. В Темном Совете никогда не было единства, а внутренние конфликты не прекращались даже на время войны с Республикой.
Эти свои мысли Каллиг предпочел оставить при себе.
Зато ему было что сказать по поводу проникновенной речи Ревейджа о всех тех опасностях, что несет в себе ученик предателя. Настолько важное, что Нокс даже посерьезнел.
– В том, что Малгусу удалось достичь своих целей, больше нашей вины, чем его заслуги. Даже если мы вычислим и уничтожим любого, кто не то что выступал на стороне Малгуса, просто подумал, что его идеи не так плохи, мы не избавимся от причины случившегося. Для того, чтобы граждане Империи не искали лучшей жизни так массово, нам нужны перемены, а не казни. Для начала мы можем перестать менять правила игры, когда дело идет к финалу. Держать слово, ради разнообразия. Миссия на Макебе должна была стать для лорда Ситарата альтернативой казни, верно? Не отсрочкой.
На этих словах Нокс обернулся на Дарта Марра, ища подтверждения своим словам: в конце концов, тогрута при озвучивании условий не присутствовал. Но сколько он слышал, всегда звучало слово «искупление».

― Предателей, ― с вызовом бросил Ноксу Ревейдж, ясно давая понять, что категорически не намерен менять свое мнение по этому поводу. ― И я бы, будь я на вашем месте, следил бы за словами внимательнее.
     Ситарат тихо хмыкнул, без особого интереса ползая взглядом по всяким мелочам, разложенным на рабочем столе Дарта Марра. К чести последнего, все лежало на своих местах, с учетом легкого функционального беспорядка.
     Малгус хотел многое изменить, и большую часть своих шагов он согласовывал с Ситаратом, желая знать мнение ученика, получить его критическую оценку, выявить слабости, которых сам не видел в силу особенностей личности и характера. В каком-то смысле, менять неугодное ему окружение он начал с малого, взяв под крыло такого ситха, который в последнюю очередь намеревался бить учителя в спину. Совершенно особое сочетание доверия и отстраненности под плотным покровом взаимного уважения ― и вот уже решиться на то, чтобы рискнуть и жизнью, и честью, оказалось совсем несложно, лишь бы не подвести, не обмануть ожиданий. Они с Малгусом, по крайней мере, были честны друг с другом. Могли стоять молча спина к спине, зная, что смерть не настигнет сзади.
     Находил ли Дарт Нокс привлекательными идеи Малгуса? И, если да, то что удержало его от того, чтобы последовать за ним подобно Серевину? Страх? Но Нокс не производил впечатления труса. В отличие от, между прочим, Ревейджа.
― Никто не отрицает, что… ― Темный Лорд помедлил, подбирая более деликатную формулировку, ― что наша великая и могущественная Империя не идеальна. Но если вы считаете, что предательство Малгуса оправдывается этим, то я вынужден категорически с вами не согласиться, Дарт Нокс. Представьте только, каким флотом бы мы сейчас обладали, выступай Малгус за нас, а не против. У Республики не осталось бы ни единого шанса, война была бы выиграна, едва начавшись, и в воцарившемся покое и мире самое время было бы подумать о внутренних реформах. Проводить их во время войны, имея в руках испытанную временем и предыдущими войнами систему, ― сущее самоубийство. Что, собственно, Малгус и доказал на своем примере. Горы трупов и колоссальный ущерб. Только его стараниями, ― Ревейдж прожег взглядом прямую спину Ситарата, ― имперский флот потерял два линкора и столько истребителей с пилотами, что их точное количество до сих пор неизвестно!
     Это была правда. Поначалу Ситарат еще пытался считать убитых, сожалея о каждой смерти, о том, что покойный мог бы одуматься, мог бы присоединиться к ним (и погибнуть позже вместе с Новой Империей Малгуса и им самим), но когда страшное число перевалило за сотню, он бросил это занятие. Обвыкся.
― Напомню еще раз, ― с нажимом повторил Ревейдж, явно не желая отвязываться от Нокса так просто, ― что идет война, и страх ― вернейший наш союзник. Мучительнее умерщвление последователей Малгуса ― вопрос глобального самосознания. Этак каждый дезертир и предатель будет считать, что у него все равно есть одна попытка, чтобы попробовать, ведь вместо казни его ждет альтернатива, ― он вложил в это, казалось бы, невинное слово столько яда, что хватило бы отравить весь без исключений Темный Совет во главе с Императором. ― И заметьте, я готов был примириться с таким положением вещей, если бы ученика предателя настигла заслуженная вендетта. Готов был даже обелить его имя в истории, позволить ему стать героем, а не позором своего рода. Но по нелепому стечению обстоятельств он выжил, и я считаю это возмутительным недоразумением.
     Краем глаза наблюдая за Дартом Марром, Ситарат, на самом деле, от всего сердца посоветовал бы Ревейджу замолчать. Потому что раздражение Марра уже не могли скрыть ни неподвижная обманчиво расслабленная поза, ни скрывавшая лица маска, ни собственная сдержанность. Впрочем, Ситарат был бы очень за то, чтобы Ревейдж не касался темы его семьи ― достаточно болезненной, чтобы не желать выносить ее на обсуждение Темного Совета. Его растили плотно увязшим в драгоценной паутине семейных связей, обязательств перед отцом и родовой гордости, а потом грубо вырвали из серебряных и золотых нитей, выбросили и предпочли забыть. С тех пор, как Малгус начал претворять свой план в жизнь, с родней Ситарат не виделся. Оно и к лучшему: если и существовали ситхи, что умели убивать словами, то его отец определенно был одним из них.
     Дарт Ревейдж же демонстрировал удивительное бесстрашие.
― Нет, Дарт Марр, конечно нет, ― в его голосе скользнули примирительные нотки. Вряд ли Дарт Нокс когда-нибудь дождется от него таких, но Марр ― совсем другое дело. ― Но если все, кто когда-либо так или иначе оступился, будут молчать, Империю накроет тишина.
     Он умолк ненадолго, напряженно о чем-то раздумывая. Ситарат догадывался, о чем. Марр всколыхнул очень серьезные темы (галактического, можно сказать, масштаба), и Ревейдж встал перед выбором: проглотить все сказанное или же развести многочасовую полемику. И он, пожалуй, выбрал бы второе, кабы не присутствие Ситарата, удостоившегося очередного убийственного взгляда.
― При всем уважении, сейчас неподходящее время для таких обсуждений, ― процедил Ревейдж сквозь зубы. М Если у вас будет желание, мы можем обсудить это позже. В более подходящей обстановке.
     Ситарат неопределенно повел плечом, справедливо полагая, что структуру Темного Совета и минусы управленческого аппарата Империи позже обсуждать не захочет ни Марр ― просто потому что подобные споры его утомляли, ни Ревейдж ― потому что его все устраивало. А вот то, что ему, Ситарату, довелось стать свидетелем столь резких высказываний, которые можно было бы расценить и как государственную измену, не звучи они из уст Дарта Марра, Ревейдж наверняка не простит.
― Мы с вами считаем мусором разные вещи, ― возразил Ревейдж сухо и удивительно коротко. ― А реформы, в таком случае, стоило бы начать с реформы образования. К сожалению, это не входит в мою сферу, иначе ни о каком мусоре не могло бы идти и речи. Хорошо, будь по-вашему. В конце концов, в одном вы точно правы ― убить я всегда успею.
     Ситарат ощутил в этих словах могильный холод ― будто сама смерть дыхнула в затылок. Уж кому-кому, а Ситарату было не привыкать к близости мучительной гибели, но от этого ощущения ему все-таки сделалось не по себе.
     Ревейдж переступил с ноги на ногу, ненавязчиво демонстрируя готовность закончить неприятный разговор и гордо удалиться, и сложил руки за спиной.
― Могу я узнать его дальнейшую судьбу?
     Наконец-то он соизволил задать хоть сколько-нибудь значимый вопрос. Переливания из пустого в порожнее одного и того же разными словами утомила уже даже Ситарата, чего уж говорить о Марре и Ноксе, которые, небось, успели трижды пожалеть о том, что ввязались во всю эту историю с учеником Малгуса. Кое в чем Ситарат был согласен с Ревейджем (последний этого, правда, напрямую не высказывал): почему бы просто не убить, и концы в воду? После уже никто не стал бы разбираться, кто виноват, кто прав. Иногда в репликах Ревейджа практически звучало обиженное: «Вам жалко, что ли?». Но, очевидно, причина была куда серьезнее, чем одна-единственная жизнь все потерявшего чистокровки. Камень преткновения? Очередной повод выяснить отношения и уточнить статус одного по отношению к другому? Ситарат за один только этот разговор много, даже слишком много узнал о Темном Совете и подозревал, что это ему аукнется.

- Вы сейчас правы, как никогда, Лорд Ревейдж! Если бы  хотя бы раз Темный Совет услышал то, что говорит Малгус, этих разрушений бы не было! - Марр это выкрикнул, повысив наконец-то голос. - Может мои слова звучат ересью, за которую тоже может быть уготована смерть, но вы сами себе противоречите. Мы сами породили то чудовище, которым стал Малгус. Не имея возможности изменить что-то руками правящего Совета, он хотел это сделать своими руками. И да, мы потеряли потенциал, сильного сторонника и даже возможность, как вы сами сказали, усилить и увеличить численность нашего флота.
Их разговор ходил по замкнутому кругу, потому что даже после смерти Малгуса остались все те вопросы, которые, может быть, он сам пытался решить. По идее про это все должны были забыть. Но с того момента, как Марр самолично сохранил жизнь преданному ученику предателя, мир вокруг будто бы сошел с ума. Ситарат должен был умереть первым, как правая рука Малгуса в тот момент, как из него вытянули бы всю известную информацию. А  чистокровному ситху явно было известно больше, чем он успел рассказать под пытками. И даже сейчас не факт, что Ситарат захотел бы сказать что-то еще. Есть вещи, которые нужно уносить с собой. Или похоронить в тишине, или в могиле. У Малгуса оставалось много последователей, о которых может не знать даже Совет, сторонников или сочувствующих. Ревейдж не понимал, что их может быть намного больше, учитывая, за какой короткий срок Малгус собрал вокруг себя всех недовольных нынешней властью. В чем-то Марр и сам сходился с мнением с Малгусом. Иногда ситх сам до такой степени ненавидел Темный Соавет, самого себя, что вынужден со всем этим ужасом мириться.  Но он осознавал и то, что понимал поверженный предатель - у Марра не было достаточно сил и возможностей, чтобы хоть что-то изменить. Поэтому он делал то, что делал. Он отдалился от внутренних проблем, сосредоточив все свои силы и гнев на внешних врагах. Все, что Марр мог сделать, так это укрепить рубежи, когда Империя пыталась сожрать себя изнутри.
Марр сжал кулак, едва сдерживая себя, чтобы не сжать пальцы на горле темного советника, который задрав нос, показывал сейчас, что даже если небо сейчас рухнет на них, он останется при своем мнении. Но ситх сдержал себя, потому что нельзя же бить этих холеных, самовлюбленных болванов! На Нокса он тогда, наверное, тоже зря сорвался, но иногда даже такая встряска бывает полезной. И она бы сейчас не помешала Ревейджу. Но наводить с ним еще больший скандал Марр не хотел, поэтому опустил с силой кулак на стол, на несчастный датапад, который отлетел в сторону и упал на пол.
- Да, вы правы, лорд, нам действительно пора закончить этот разговор, - Марр кипел от гнева, но сдерживал себя, чтобы не накричать на советника. - Судьбу, говорите? Раз уж вы остаетесь со своим мнением я, пожалуй, тоже останусь при своем. Дарт Нокс предложил хороший выход. Таланты Ситарата вполне пригодятся Сфере Древнего Знания. Как вы тут посоветовали? Провести реформу? Она будет необходима, потому как академия по желаю Совета, усиливая мощь наших войск, набирает в аколиты кого попало.
И уж тем более с Ревейджем Марр более не собирался пересекаться по этому вопросу. И вообще вести какие-то дела. Советник продолжал раздражать его одним своим надменным видом. Давно надо было понять, что спорить с Темным Советом бесполезно. Только себе навредишь в плане расшатанной психики и лишних потраченных нервных клеток. Каждый из советников был настолько уверен в своей правоте, что, наверное, Темный Совет очень редко приходил к какому-то единому мнению в решении важных вопросов.
- Я остаюсь при своем мнении. Дарт Нокс будет нести полную ответственность за действия бывшего ученика Малгуса. Я надеюсь, мы более не пересечемся по этому вопросу, лорд Ревейдж. Всего доброго, - Марр махнул рукой, отдав молчаливых приказ охране проводить советника за двери.