Это мгновение… Мгновение, когда он понял, что был обманут, когда чувства, усыпленные могучей неведанной ему силой, очнулись от оцепенения, чтобы истошно вскрикнуть все разом и так же одновременно замолкнуть. Когда похолодело и внутри, и снаружи, и сердца ухнули куда-то вниз, оставляя после себя только клубы розовато-белого пара ― не иначе, как дыхание неизбежной смерти. Ему рассказывали, как умирают джедаи: в бою, с гордостью и достоинством, или же на жестких ложах со словами Кодекса на устах, готовые отдать свой дух вечной Силе.
   А не как загнанные в тесную ловушку крысы.
   Мгновение, когда грудную клетку сдавило стальными тисками, вырывая из горла последний прерывистый вздох, когда пространство вокруг исказилось, мертвой хваткой вцепляясь в лицо, руки, ноги. Мгновение, слишком короткое, чтобы выхватить световой меч или отпрыгнуть в сторону, или даже просто понять, что же, на самом деле, произошло.
   Понять, как умер Нарракс Декра, Страж Ордена, Консул и член Совета Джедаев, третий в истории Барсен’тор.
   Это мгновение… застыло навечно. Укрыло плотным покровом небытия и столкнуло в забвение, в котором не бились сердца и кровь не текла по венам. Один лишь дух, запертый в изломанном судорогой теле, еще горел в Силе крошечной яркой звездочкой. Словно листок на водной глади, что никогда не останавливается в своем движении, он скользил по потокам живых энергий, единый с целым и лишенный в то же время свободы крепкими оковами не-жизни, вертелся и мерцал, когда волнения и пенистые вихри достигали его крошечного убежища.
   В мгновении погибания не было времени, но все же были тоска и досада. Чувство незавершенности, неготовности к переходу в глубокие переплетения Силы. Не было покоя в душе, не покинувшей тела, и разум был глух к словам Кодекса, что написали живые и смертные в попытке облечь в слова то, что чувствовали.
   В одночасье все изменилось, как будто бы развернув события вспять. Вздыбилась сотканная из голубого света поверхность и лопнула, будто мыльный пузырь, окрасившись в алый, в серый. Невесомое дрогнуло, втянутое в клетку из костей и плоти, и все чувства обратились в боль и тяжесть. Небытие отвергло его резко, грубо, как если бы ребенка отняли от матери, не обрезав ему пуповины. Миллионы крошечных клещей одновременно куснули кожу, горячий пар забился в глаза, в ноздри, в уши. Стало невыносимо жарко, и тут же ― невероятно холодно. Мышцы, помнящие последнее движение, нелепо бросили тело вперед, вынуждая вдохнуть… О-о, этот вдох! Должно быть, похожие заставляет младенцев заливаться плачем сразу после рождения. Внутри будто бы что-то надулось и лопнуло, и выдох обернулся сдавленным хрипом сквозь зубы.
   Он снова дернулся вверх так, как если бы его тянули за цепь, продетую сквозь грудину. Спустя несколько судорожных сбитых движений рука нашла что-то гладкое и твердое, пальцы впились в края рамы. Кашель не отпускал, сотрясая с головы до ног, как от удара молнией. То, что он чувствовал, было чудовищно… даже при учете того, что боль все это напоминало лишь отдаленно. Казалось, что сломаны все кости, смяты все органы, и каждый новый вдох ― а тело их предательски требовало ― приводило в движение это бесформенное и беззащитное месиво. Шум в ушах перерастал в пронзительный звон и обрывался, оглушая неестественной тишиной, перед глазами в блеклом мраке плясала рваная сизая паутина. Обжигающий холод стали выгнал из головы остатки сохранившихся в ней мыслей. Опершись на руку ― и откуда только взялись силы? ― он рванул вверх и перетянул себя через раму, будто растерянный мертвец ― из своей могилы, приподнялся на колени и тут же безжизненно повалился на бок, чувствуя под собой влажную вязкую грязь. Мгновенно онемело все от носа до кончиков пальцев, отзываясь то тут, то там неприятным покалыванием.
   Но они были! Нос, пальцы… Сердца, чей стук в груди теперь ощущался так ярко, что практически причинял боль. Они были, а значит, и он был, пусть и успел уже увериться в своей окончательной гибели.
   Новый приступ кашля скрутил его металлическими силками, и Нарракс подтянул колени к груди, судорожно обнимая себя руками. Его трясло, зубы стучали друг о друга, угрожая повредить язык. Он понимал, что неким таинственным чудом, что больше напоминало пытку, жив, но не больше ― на большее в голове места пока не нашлось.

   «Карбонит» ― всплыло в голове в мутном мареве, цвет которого определить не удавалось. Его заморозили в карбонит, а теперь, значит, его холодная газовая тюрьма оказалась разрушена. Светлая Сила шептала сквозь уши в разум, но ее беззвучное бормотание отчего-то не приносило покоя. Сердца ― часы его организма ― бились, мощными сокращениями гоняя друг к другу и согревая остывшую было кровь, и постепенно остальное тело начинало прислушиваться к этому пусть пока лихорадочному и нездоровому, но непрерывному ритму. Выравнивалось дыхание ― он, по крайней мере, больше не хватал ртом затхлый влажный воздух, будто выброшенная из воды рыба.
   И только теперь, когда хоть немного успело проясниться сознание, он ощутил Его. Темное пятно в живой Силе, плотное, вязкое. Ему казалось, что он кожей чувствует острые, как бритва, стальные когти, что таились в этом сгущении мрака, и когти эти тянулись к нему, заключая в леденящую решетку.
   Нарракс никогда прежде не ощущал адепта Темной Стороны настолько близко и ярко. Сейчас, когда он не видел, не слышал, не мог осязать и едва осознавал происходящее, с ним была только Сила: нерушимая, неизменная ― и Сила эта, восприятие которой не приглушалось покровом живой плоти, наполняла его, как если бы он целиком был неотъемлемой ее частью. Так, как бывает только после смерти.
   Тьма жгла страхом и желанием убежать, отстраниться, закрыться, найти давно утраченный покой, восстановить привычную защиту… Но Нарракс не мог. Не мог сопротивляться ей, и она лезла под ребра и ворочалась в груди, заставляя тошноту подступать к горлу. Дрожащая рука бездумно протянулась вперед, пальцы увязли в почве, сминая редкую траву. Он знал, что жив, но не мог понять, не умирает ли.
   А если и нет… Темный адепт легко завершит то, с чем не справилась карбонитовая заморозка.
   Смерти нет, ― гласил Кодекс, слова которого глубоко, навечно врезались в память, ― есть Великая Сила. Та самая Сила, в объятьях которой он чувствовал себя еще считанные мгновения назад. А может, минуты? Часы?..
   Наставники учили не бояться смерти. Учили, что она ― лишь продолжение, состояние столь же естественное, как дождь, не так давно бывший паром.
   Нарракс не хотел умирать, лежа в грязи и боясь неизвестного. Не хотел, но все, на что он сейчас был способен, ― смириться и позволить Силе, Темной и Светлой, вершить его судьбу за него.
   Вопрос, заданный вслух обычными словами, он едва расслышал ― в ушах все еще шумело ― и ему понадобилось немалое усилие, чтобы заставить себя вникнуть в смысл. «Спалось», «старый друг». Речь определенно шла о карбоните, но вот какой из темных адептов мог называть его другом, пусть даже в издевку… Нарракс убил многих ситхов, а еще большее их количество, кажется, пощадил, позволив им хорошенько себя запомнить. У него было много врагов, выходцев из самых разных народов, с самых разных планет.
   Интересно, кому из них, в конце концов, удалось загнать его в ловушку?..
   Отвечать джедаю было нечего. Но даже если бы он захотел, то не смог бы: дыхание булькало и хрипело в горле, и вместо звука голоса выходило лишь невнятное сипение.
   Сердца бились, стучали в висках, и онемение потихоньку сходило. Нар слышал чужие шаги и хорошо чувствовал темного в Силе. Он по-прежнему ничего не видел, хоть его золотисто-рыжие глаза и были широко раскрыты, устремляя куда-то вперед пустой ошалелый взгляд. Когда его потянула вверх знакомая сила телекинеза, забрак судорожно дернулся ― мышцы будто не понимали, что от них нужно хозяину, и сокращались не к месту. Но сесть все-таки удалось, как и удержаться в таком положении. Нарракс моргнул раз, другой, потом вдруг зажмурился, понимая, что глаза уже слезятся от того, как отчаянно он их таращит. Что-то большое, мягкое и теплое укрыло его со спины ― очень кстати, учитывая страшный озноб. Чьи-то руки придержали, приобняли. Но никого, кроме адепта Темной Стороны, джедай рядом с собой не чувствовал, а принимать подобную заботу от врага…
   «Старый друг». Что он имел ввиду, называя его «старым другом»?
   Нарракс напрягся, сосредоточился, не открывая глаз. Темный след был знаком ему. Хорошо знаком, давно и близко… вызывал множество ассоциаций… Раскаленные пески Татуина и пышные джунгли Явина, и безжизненная серая пустошь Зиоста… Приказы командиров, выстрелы орудий, способных распылить целый флот… Ветер, треплющий два знамени рядом: голубое и алое… Когти, клыки, ощущение торжества и горечи… Световой посох ― два ярких лезвия в танце слепой ярости…
   И молнии.
   Молнии, воспоминание о которых заставило Нара всем телом вздрогнуть и машинально дернуться в сторону ― прочь, подальше. Он, наконец, узнал человека, которому зачем-то понадобилось размораживать его из карбонита.
   Точнее, не человека. Тогруту.

   Уму непостижимо! Дарт Нокс!
   Его вытащил из карбонита и укрыл теплым одеялом могущественнейший ситх, одно из первых лиц Империи, член Темного Совета и чуть ли не самая злобная и опасная тварь из всех, которых Нарраксу доводилось встречать в своей жизни. Беспринципный хищник с руками с крови даже не по локоть, а по самую макушку… и эти самые руки теперь придерживали его, слабого и дрожащего, не позволяя упасть.
   Впрочем, свою поганую натуру ситх показал сразу же, как у него появилась такая возможность. Нар стиснул зубы, а потом, когда угрожающая хватка ослабла, раздраженно мотнул головой. Зря ― тут же закружилась. И тем не менее, забрак уже достаточно пришел в себя, чтобы начать огрызаться в сторону своего… А кем он ему был? Спасителем? Мучителем? Скорым убийцей? Чего похуже?..
   Способность воспринимать окружающий мир потихоньку возвращалась к Нарраксу. Он чувствовал холодную землю, на которой сидел, и тепло чужого тела сквозь одеяло, слышал вой ветра и ворчание каких-то животных неподалеку… И след в Силе ― очень слабый, очень старый, но какой же все-таки знакомый…
   Миллионы смертей в безумном вихре боли, огня и ужаса…
― Тарис, ― хрипло выдохнул ошеломленный джедай. Перед глазами все по-прежнему расплывалось до блеклых цветовых пятен, но планета, в грязи которой он успел изваляться, была узнана им безошибочно.
   Как-то уж так сложилась, что судьба Нарракса оказалась неразрывно связана с Тарисом, и увы, хотел бы он иметь об этом многострадальном мире совсем другие воспоминания.
   Внезапную необходимость подняться на ноги джедай перенес тяжело: пошатнулся и глухо закашлялся, кутаясь в предоставленное ему одеяло. Нокс грубо волок его за собой, и, признаться, Нар вовсе не был уверен в том, что ему понравится там, где он, вероятно, в скором времени очутится.
   Убивать его, похоже, не собирались. А вот к лучшему ли это…
― Что ты… Почему… Почему ты? ― наконец, Нар смог сформулировать мысль. Пробившийся сквозь древесные кроны луч солнца больно резанул по еще слабым глазам, и забрак отпрянул от него, отчаянно жмурясь, как мифический вампир, не переносящий света. Разумеется, это едва не стоило ему нового падения зловонную болотную жижу.

   Новые нападки Нокса Нарракс проигнорировал. Скорее беспомощно, нежели гордо. Он очень старался устоять на ногах и распрямить спину, идти ровно, не спотыкаясь о малейшие препятствия ― а ровными дорогами на Тарисе, разумеется, и не пахло… Но получалось плохо.
   Странное дело. Нару не раз и не два приходилось иметь дело с карбонитовой заморозкой; не так уж редко жертвами такого плена становились заключенные или, например, наемники одной группировки, угодившие в руки к членам другой, и прочие… И размораживать доводилось, и оказывать первую помощь освобожденным. Да, первое время они были слабы, слепы и дезориентированы, но…
   Но чтобы так? Нарракс, в конце концов, был джедаем, забраком, и не далеко не всякий обитатель галактики мог потягаться с ним в силе и выносливости. А он по-прежнему еле ноги переставлял.
   Быть может, индивидуальная непереносимость… Карбонитовые блоки, в конце концов, изначально для транспортировки тибана придумали, а не хранения тех, о чьей жизни никто особенно не заботился.
   Ситх злился, эта его обжигающая ярость хорошо была известна Барсен’тору (слишком уж часто им приходилось сталкиваться). В Силе она ощущалась алым с белизной по краям дрожанием, бежала по венам вместе с кровью, клокотала в груди… и тогда, когда надо было, срывалась с кончиков пальцев губительными электрическими разрядами.
   Вот как сейчас. Нар вздрогнул, щуря глаза, но нет, молния предназначалась не ему. Дарт Нокс просто «выпустил пар». Ощущение на лице чужих когтистых пальцев отозвалось болезненным спазмом в горле, но лишний раз пытаться мотать головой забрак не стал: свались он со спидера ― и ему точно не избежать унизительных пинков от Нокса.
   Впрочем, кого он обманывал. Все это было унизительно: от начала, когда он корчился на земле, задыхаясь, и до нынешнего момента, когда вынужден был смотреть в лицо тому, кто изволил достать его из карбонита.
   Нар моргнул раз, другой… и глаза его удивленно расширились. Даже сквозь остаточное марево, путающее цвета и очертания, он различил, что тогрута-то перед ним стоял совершенно другой. Разве что взгляд знакомый, да эта мерзкая кривая ухмылка…
   Но черты лица, цвет кожи, узор на монтралах… И во же время интуиция в своем суждении была непреклонна: Дарт Нокс собственной персоной.
― Ты… ― по интонации получился отчасти вопрос, но как спросить правильно, Нарракс сообразить не мог. ― Что ты… с собой сделал?..

   Молчание получилось до безобразия долгим. Нарракс по уже отработанной и неоднократно отлаженной схеме в подобных недоразумениях винил обычно в первую очередь самого себя, но в этот раз…
   Светло желтая кожа, да, но паттерн на лице, монтралах и леку другой ― совершенно точно. Но и взгляд, и голос, и Сила… Да не могло такое чувство ошибаться, оно слишком ярко и четко рисовало перед глазами знакомый образ. Когда они виделись в последний раз? Может, несколько месяцев, может, полгода назад… Неужто за это время тогрута ухитрился сделать себе пластику лица?
   Но тогда… почему закономерный вопрос вызвал у него такое недоумение? Дарт Нокс искренне не понимал, что с ним не так, и в проявлении этой эмоции он был столь же прям, сколь и обычно, насколько Нарракс успел изучить его историю и повадки. А узнал он его, надо сказать, довольно неплохо: личные встречи, статьи в голонете, досье из архивов, добраться до которых редкому созданию под силу…
   Выходила какая-то нелепица. Но даже если в мыслях отдельные, казалось бы, убедительные факты складывались в сущий абсурд, ситх ждал ответа, какого-то объяснения.
   Ох, кто бы ему самому хоть что-нибудь объяснил.
― Я чувствую… Хорошо чувствую тебя, ― забрак говорил медленно и негромко, сомневаясь чуть ли не в каждом слове. ― Но ты выглядишь иначе… Не мог же я там, ― он бросил короткий взгляд тогруте за спину, туда, где еще виднелась в болотной грязи рама для хранения карбонита, ― так повредиться памятью…

Мертвое?..
   Дарт Нокс… умер?
   Когда? Как? Почему Нарракс совсем ничего не знал об этом?
   От равнодушия, с которым ситх сообщил о собственной гибели и переселении своего духа в новое тело (сопроводившееся, несомненно, гибелью прошлого хозяина), у джедая по спине пробежали мурашки. Он опустил взгляд еще мутных глаз и плотнее закутался в одеяло, ерзая на спидере в вялой попытке усесться на нем поудобнее ― в конце концов, этот компактный юркий агрегат не предназначался для того, чтобы на нем ездили двое, но выбирать, увы, было не из чего.
   В любом случае, все стало чуть яснее. Сила не обманула его. Она, впрочем, никогда никого не обманывала.
   Нарракс слегка нахмурился, вглядываясь в пространство перед собой ― ничем не примечательное поросшее тростником болото ― но задумался вовсе не о нем. Сила, в которую он с головой окунулся и из омута которой, кажется, едва выбрался… Что-то было не так. Ощущалось иначе, как-то… неправильно. Как будто каменная стена из боком положенных кирпичей – и не поймешь, в чем подвох, пока как следует не присмотришься.
   От размышлений и попыток разобраться Барсен’тора отвлекла грубо впихнутая ему в руки бутылка невесть с чем. Нар встрепенулся и оглядел бутылку с крайне выразительным подозрением. Принимать пищу и воду от члена Темного Совета, который имел на него даже не зуб, а остро заточенный клык… А что, если в воде растворен яд? Наркотик? Еще что-нибудь? Темные адепты, искушенные в магии и алхимии, за всю свою историю изобрели множество способов влияния на тело, разум и даже душу, и Нарракс слишком хорошо знал, во что рискует превратиться, однажды отхлебнув какой-нибудь ситхской дряни.
   Но хоть пахло содержимое бутылки незнакомо, следов Темной Силы в нем забрак не ощущал. Да и был ли у него, в конце концов, выбор? Если Ноксу очень понадобится чем-нибудь его напоить, он сделает это насильно, не встретив никакого существенного сопротивления.
― Смогу, ― Нар поднес бутылку к губам и отхлебнул из горлышка. Что-то сладковатое, с хорошо знакомым эффектом искусственной свежести. Должно быть, какой-нибудь целебный энергетик, которых джедай никогда не пил и в которых не особенно разбирался. ― Не стеклянный, ― он криво усмехнулся и тут же закашлялся, прикрывая лицо тыльной стороной ладони.
   Проклятый карбонит долго еще будет сниться ему в кошмарах.

― Не должно, ― тихо возразил джедай, облизывая губы, и, помедлив, добавил: ― Спасибо.
   Выпитое отозвалось приятным живительным теплом в животе и груди, и он с видимым облегчением вдохнул глубже и нарочито медленно выдохнул. Похоже, его в самом деле не отравили. Денек-другой на как следует отоспаться в удобной кровати и медитацию ― верный способ найти ответы на многие вопросы и восстановить утраченный покой, и будет Барсен’тор как новый. С поправкой на то, что он вдруг зачем-то понадобился сменившему тело Ноксу. Причем, судя по тому, как заботился тогрута о своем пленнике (а иначе, как пленником, Нарракс себя теперь не считал), дело было серьезное, но требовало от джедая здорового тела и ясного разума.
   Как и было велено, Нар перебрался поближе к рулю, прикинул, за что ему держаться во время полета… и вздрогнул, ощутив бесцеремонный рывок на поясе сбоку. Все внутри на мгновение сжалось, но следом пришла смиренная расслабленность. Не надеялся же он на то, что, угодив в руки к ситху, останется вооружен? Впрочем, Дарт Ноксу хорошо было известно, что Барсен’тор и без меча представлял из себя могущественного, стойкого и умелого воина, куда чаще обращающегося к энергиям Силы, нежели к своему оружию.
   Так что в ответ на очередной оскорбительный жест Нарракс только устало глянул на тогруту через плечо и отвернулся обратно к рулю, одной рукой хватаясь за край узкой приборной панели, а второй ― придерживая одеяло. Однако, когда спидер сдвинулся с места и плавно заскользил над бескрайними топями Тариса, джедай понял, что мог бы и не держаться вовсе ― Нокс устроился так, что свалиться со спидера можно было только вместе с ним. Признаться, сидеть, спиной ощущая чужое тело, а кожей ― чуть учащенное дыхание упивающегося своим превосходством ситха, было для Барсен’тора крайне сомнительным удовольствием. И Нокс наверняка это чувствовал.
   Ничего. Как и большинство джедаев, Нарракс умел ждать и дожидаться подходящего момента для единственного выпада, награда за который ― победа, или для успешного отступления, или для какой другой возможности. Не так сложно усыпить бдительность опьяненного успехом адепта Темной Стороны, это забрак выяснил еще в свою самую первую встречу с ним.
   А в Силе все-таки что-то было не так, но ухватиться за едва уловимые зацепки Нарраксу пока не удавалось. Поди сосредоточься, когда в затылок радостно дышит старый и сильный враг!
   Солнце медленно клонилось к горизонту, и по рыхлой блестящей влагой земле ползли длинные широкие тени. Зрение еще не вернулось к джедаю полностью, но он все же осматривался, пытаясь сфокусировать взгляд. Ощущение чуждости и неправильности ― то же, что подстерегало его в Силе ― медленно, но неуклонно нарастало, очевидная догадка зудела где-то на кромке сознания, но…
   Барсен’тор вдруг понял две вещи. Первая: он смотрел на далекий экуменополис. Многочисленные монолиты зданий устремлялись в небо, полностью закрывая собой горизонт и вызывая неизбежные ассоциации с Корусантом (Нар ухитрился охватить взглядом все триста шестьдесят градусов вокруг себя, чуть не боднув при этом Каллига).
   Вторая: глаза его не обманывали. Он решил бы, что обманул ситх, но ситх лишь повторил то, что сообщила забраку Сила.
― Ты же сказал… что мы на Тарисе?..

Долго спал…
   Барсен’тор хорошо помнил Тарис. Впервые он прилетел сюда еще в свою бытность консулом: молодым, горячным, наивным и искренне уверенным в том, что не найдется во всей галактике (ну ладно, Республике) существа, способного спорить с непреложной истиной Кодекса. Тарис ― планета, орбитальной бомбардировкой превращенная из экуменополиса в дикие отравленные джунгли ― встретил его жестокой реальностью, в которой самоотверженными джедаями пользовались, жизнь ценилась не выше, чем дешевый расходник, слабые гибли, брошенные на произвол судьбы, а власть и кредиты становились причиной для совершения ужасных поступков.
   Тарис был одной гигантской могилой, телом огромного гниющего зверя, на шкуре которого, будто трупные мухи, копошились катары, переселенцы, республиканские и имперские солдаты, джедаи, ситхи… Ступая по отравленной вязкой почве, можно было с уверенностью сказать, что идешь по костям миллионов уничтоженных Дартом Малаком, по руинам цветущей полной жизни цивилизации.
   Нарракс мало знал о том, как выглядел Тарис до бомбардировки ― пары снимков из голонета было недостаточно, чтобы составить о нем ясное впечатление, но теперь… Теперь все было совсем иначе.
   Больше забрак не произнес ни слова; он, по-прежнему всматриваясь в очертания далекого города, внимательно и самозабвенно слушал долгую и печальную сотканную в Силе песнь Тариса.
   Из оцепенения Барсен’тор вышел вместе с тем, как остановился спидер. Некоторое время он молча следил взглядом за деловитым тогрутой, занятым обустройством ночлега, а потом осторожно спрыгнул на землю, постоял, уверяясь в том, что колени не подгибаются, и местная грязь сегодня все-таки не дождется, чтобы в нее носом вниз шлепнулся могущественный джедай, поправил сползшее по одному плечу одеяло и вышел из убежища. Никуда бежать он, разумеется, не собирался, а потому остановился прям на входе, позволяя Ноксу хорошо видеть свою добычу.
   В этом, впрочем, не было никакой надобности ― они слишком хорошо чувствовали друг друга в Силе.
   Холодные сумерки опускались на Тарис с темнеющего небосвода, на бескрайнем полотне которого то тут, то там зажигались пока еще бледные звезды. Ночи, которые помнил Нарракс, были ясными и звездными ― бесчисленные прожектора и неоновые вывески не лишали красок буйство дикой природы. Опустошенный по воле ситха мир продолжал существовать по собственным законам, и, закрыв глаза, любой джедай бы ощутил ― это место полно Силы. Она струилась по стеблям толстых лиан и пропитывала собой влажную землю, билась в сердце каждой живой твари. Не смотря на боль, на отголосок последнего крика, что сохранил этот мир в своем дыхании, он был жив. Жив по-своему, по-особому, как семя, брошенное в сырую тучную почву.
   В отличие от, например, Зиоста.
   Будучи не в силах оторваться от панорамы горизонта, Нарракс думал о том, что семя дало побеги, выросло, вытянулось и окрепло. На мгновение забраку стало интересно, кому теперь принадлежит планета ― Республике или Империи ― но уже чуть погодя он решил, что сейчас это совершенно неважно. Тарис прошел сквозь гибель и переродился, снова был обитаем, снова цвел и пестрил цветными огнями, а значит, оправдал надежды, некогда вселенные им в душу одного молодого неопытного джедая.
   Барсен’тор улыбнулся, искренне и немного печально, и склонил голову в легком почтительном поклоне ― отдал дал уважения восставшему из пепла и руин миру.

Блаженное умиротворение, в которое вогнал Нарракса вид возрожденного Тариса — с наступлением темноты непроницаемые монолиты зданий постепенно покрывались миллиардами крошечных огоньков-окон, а по сгустившимся облакам гуляли яркие цветные отблески мощных прожекторов — было грубо нарушено выползшим из облюбованного им укрытия Дартом Ноксом. Джедай обернулся, чтобы встречать ситха лицом, а не спиной или боком, но на благодушии последнего это ровным счётом никак не сказалось — когтистые пальцы больно впились в предплечье. Вырываться Нарракс не стал, понимая, что злить ситха в его положении чревато самыми неприятными последствиями.
   С особой серьезностью к этому заставляло относиться понимание того, что есть множество вещей хуже смерти, и что именно к ним будет прибегать при желании и необходимости Нокс.
   Забавно, но за то время, что Барсен'тор потратил на созерцание панорамы вечернего Тариса, тогрута уже успел натянуть между обломками стен плотный тент и организовать под ним самое настоящее и довольно уютное логово. Разве что вместо коста в центре была установлена небольшая плитка, а освещался тесный закуток закрепленным примерно на уровне головы фонарем.
— А ты подготовился... — Нар тихо хмыкнул, потирая руку, на которой от чужих когтей наверняка остались если не царапины, но синяки точно, и сперва глянул на миски с супом, а затем — на Нокса. Точне, на украшение, закрепленное на его лекку. — У тебя   лиана... вот тут.
   Уточнять он не стал, полагая, что ситх сам сообразит, где там у него зацепилась лиана, и устало опустился на край настила. Мышцы кое-где еще ощущались немного странно — этакое слабое ломящее чувство, какое бывает, когда долго, очень долго, совсем ничего не делал. Голова иногда кружилась, да еще слегка расплывалась в глазах, но это все были мелочи. Заморозку в карбоните по праву можно было считать пройденным этапом жизни Барсен'тора.
   Мысль, что постоянно вертелась рядом и навязчиво зудела в подкорке, Нарракс в сознание упрямо намеренно не пускал. Он смутно понимал: на то, чтобы восстановить Тарис, времени должно было уйти немало. Близился момент, когда он спросит об этом Нокса и получит ответ, который наверняка его не обрадует, ну а пока... Пока он старательно этот момент оттягивал.
   Забрак потянулся, взял миску, принюхался к содержимому. Пахло, в общем-то, неплохо (уму непостижимо, стряпня Темного Лорда!), но аппетита совсем не было, и Нарракс помедлил, прежде чем все-таки рискнуть отведать ситхского кушанья. Наличие ложки он благополучно не заметил, спросить не додумался, а потому просто потягивал в меру наваристый бульон, удерживая миску обеими руками и заодно грея об нее ладони — озноб еще не отпустил его окончательно.
— Я, — наконец, подал голос джедай, проглотив добрую половину жижи и до сих пор не притронувшись к овощам, — могу связаться с кем-то? Со своим кораблем?
   В том, что отправить сигнал республиканскому правительству или Совету Джедаев Дарт Нокс ему не позволит, Нарракс ни секунды не сомневался, но вот сообщить о том, что он жив, хотя бы Наде — кто знает.

― То есть, как «нет»?..
   У Нарракса мгновенно пересохло во рту, и он сглотнул, еще чувствуя на языке солоноватый привкус мясного бульона. Нет корабля ― значит, сбили? Значит, удача его маленькой команде все-таки изменила? Уцелели ли Кайзенн, Зенит и другие? Спаслась ли Надя?.. О каких четверых говорил Каллиг и почему не назвал имен?
   На ситх продолжал говорить, не давая возможности перебить себя. Сперва Нар смотрел на него, безмолвно требуя ответов на вопросы, которые только собирался задать, а затем смирился, опустил взгляд и отставил прочь опустошенную только наполовину миску. Ему и без подобных новостей кусок в горло не лез, а теперь и подавно.
   Дарт Нокс рассказывал ему о Силе, о каком-то общем смысле, об угрозе галактического масштаба, в которой сам еще толком не разобрался, а Барсен’тор не знал, что и думать. Мысли метались в голове перепуганной мошкарой, и сосредоточиться на чем-то одном оказалось не так-то просто. Тарис отстроили. Каллиг умер и возродился, переселив свой дух в новое тело. «Защитника» больше нет, как и… Что значит «тех, кто тебя знал»? Учитывая значимость титула, о Нарраксе было известно практически всей Республике и не одному десятку имперцев. Но ведь если в Галактике произошло бы что-то столь чудовищное, чтобы уничтожить всех этих разумных существ, они бы сейчас с Ноксом так спокойно за ужином не разговаривали?..
   Да и невозможно это было, в конце концов. Не верилось ему, что бывают такие катастрофы.
   Несколько раз Нарракс открывал рот, намереваясь задать вопрос, и каждый раз замолкал на полуслове, понятия не имея, что спрашивать. Не забывал он и о том, с кем имел дело. Ситх мог лгать, петлять и увиливать, выкручивая факты наиболее выгодным для себя образом. Так что и «Защитник» мог быть в полном порядке, только принадлежать уже не канувшему в лету Барсен’тору, а, например, его ученице ― Наде.
   Самым сомнительным фактом из всех, известных Нарраксу, по-прежнему оставался отстроенный практически с нуля Тарис. Ну и то, что именно Дарт Нокс разморозил его из карбонита. Забрак нахмурился, припоминая детали своего последнего полета, но нет, никаких следов того, что злопамятная тогрута имела к тому посланию хоть какое-то отношение, выявить не сумел. Да и какой был резон Каллигу его замораживать?
   Кому вообще это, собственно, могло бы понадобиться? Нет, пару раз Нару, конечно, угрожали и карбонитом, и стазисом, но хитростью те планы не отличались, а гораздо, гораздо чаще его просто и бесхитростно пытались убить способами разной степени изощренности. Иногда ― переманить на свою сторону. Безуспешно.
   И все же не стыковалось. Не складывалось.
   Неожиданный интерес Каллига к гастрономическим предпочтениям своего давнего врага как-то залпом выбил из рогатой черепушки все мысли. Барсен’тор приподнял голову, глупо хлопая бликующими желтыми глазами, замешкался и, наконец, нашарил взглядом свою позабытую в стороне миску, будто бы ответить, не держа ее в поле зрения, не мог.
― А… Я… Да нет, люблю… Просто… не хочется.
   Оставалось только надеяться на то, что Нокс не впадет в бешенство от того, что неблагодарный отмороженный карбонитом джедай не оценил его гостеприимства и  кулинарных способностей. Суп и в самом деле был неплох.
   А тогрута в него еще и так внимательно вперился, что Нарраксу, и без того чувствовавшему себя, мягко говоря, не в своей тарелке, стало как-то особенно неуютно.
― То есть… тебе нужна моя помощь, и поэтому ты меня разморозил?
   Плохой вопрос, на который можно ответить «да» и избежать подробностей.
― Ты знаешь, как я оказался на Тарисе? И… что стало с моим кораблем? С моей командой?

   Действительно, откуда бы ему, члену Темного Совета, было знать о передвижениях корабля Барсен'тора. Оно и к лучшему, пожалуй, спокойнее. Даже думать не хотелось о том, какая участь постигла бы оставшийся без командира экипаж "Защитника", угоди он в цепкие лапы Дарта Нокса.
   "Я подвел их".
   Нарракс отклонился немного назад и потер лоб ладонью, пропуская пару рожек промеж пальцев. Собственная кожа оказалась неестественно сухой и шершавой, и только теперь забрак вспомнил о том, что все-таки успел окунуться головой в грязь ― когда только выбрался из рамы для транспортировки карбонита. Ситх не торопил его, не требовал никаких выводов и, более того, терпеливо ждал новых вопросов, но собственное молчание давило на Барсен'тора, и он занял себя тем, что принялся счищать подсохшую илистую почву с волос и одежды.
   Он чувствовал себя так, словно залез в очень сложный компьютер с незнакомой операционной системой: вроде бы, все понятно, а составить общую картину о предстоящей работе не получается. Каллиг будто бы ничего и не утаивал, рассказывал, делился подробностями, но яснее почему-то не становилось. Тогрута не знал, что стало с кораблем и командой, не знал, как Нарракс угодил в карбонит, но просил помощи и рассчитывал на сотрудничество. Это было понятно. Логично. Но...
― Вечная Империя?..
   Впрочем, на сей раз он потерял интерес раньше, чем ситх начал ему объяснять. Шумно выдохнув, Барсен'тор уткнулся лицом в ладони и поднял их выше, сплетаясь пальцами на макушке. Несколько томительных мгновений он смотрел вниз, в темное полотно настила перед собой, а затем поднял взгляд к Ноксу - отчаянный и решительный.
― Ты сказал, что я спал долго.
   И снова промедление, навеянное постыдным страхом. Снова глупая попытка избежать неизбежного. Снова...
― Сколько? Хотя бы это тебе известно?

   От напоминания о Зиосте Нарракса передернуло. Признаться, зарываясь в дебри своей памяти, забрак отчаянно в ней терялся: яркие, болезненно отчетливые образы чередовались в ней с блеклыми, мутными и, зачастую, пугающими. Он видел расплывчатые очертания огромной армии людей в белом, вышедших из лона единой матери, но не мог объяснить их неуклонного четко выверенного марша. Видел лорда ситхов в черной мешковатой мантии, но был совершенно уверен, что не знает его имени и не знаком с деяниями. Видел рычащее месиво живых тварей, безжалостно пожирающее целые миры, и слышал крик миллиардов, слившийся воедино.
   Зиост ясно помнился лишь отчасти. Близкий триумф обернулся сокрушительным поражением, когда восставший из небытия Император низверг корабли объединенного флота на поверхность пропитанной Темной стороной Силы планеты, а потом…
   Потом образы распадались, смешиваясь и одновременно вытесняя друг друга, и Барсен’тор отчаянно заартачился, не желая выпускать их из бессознательного. Он до сих пор удивлялся тому, что сумел выйти из той битвы живым и сохранившим рассудок.
   Почти. После его преследовали изнурительные кошмары.
― Я… помню, ― пробормотал джедай, сутулясь и с новой силой кутаясь в одеяло. Под кожей неприятно кололся могильный холод жестоко умерщвленного Зиоста.
   Под тентом воцарилась тишина. Звенящая, мучительная ― только тонкий писк привлеченных светом фонаря москитов да глухой шелестящий звук дыхания. Всего лишь на какое-то мгновение, но до чего же долгим и томительным оно показалось!
   Нарракс снова поднял взгляд на Нокса: непонимающий и неверящий. Тот самый взгляд, с которым десятилетний ребенок смотрит на взрослого в ответ на слова «твоих родителей больше нет в живых».
― То есть… три с половиной тысячи лет?
   «Но это невозможно!» ― хотел выкрикнуть он в лицо тогруте. ― «Такого не может быть!» Слова рвались из груди, обжигая легкие, и застревали в горле с пониманием: ситх не лжет. Ситх лишь говорит о том, о чем звучит мелодия Великой Вечной Силы. О том, свидетельство чему ― возрожденный из отравленных руин Тарис.
   Признание чужой правды ощущалось вязкой трясиной. Нарракс тонул в ней, барахтался, силясь вырваться, но она не отпускала его, сдавливая сперва желудок тошнотным спазмом, затем грудь, так что стало нечем дышать, и, наконец, сомкнулась над головой.
   И вновь стало тихо. Пусто.
   Как в смерти, не будь за ее чертой ни Силы, ни Бездны, ни возрождения.
   Протянутую ему флягу Нарракс бездумно принял, не глядя, и опустил себе на колени, придерживая одной рукой. Не получалось у него ни говорить, ни слушать, ни даже думать толком. Чем принять такую новость, обрекая себя на жизнь под ее невыносимым гнетом, проще было отказаться от самого факта своего издевательски чудесного «воскрешения».
   Чем понять, почему он до сих пор дышит, проще было попросту перестать дышать.

   Удар получился такой силы, что у Нарракса искры из глаз посыпались и в ушах зазвенело. Скулу обожгло болью и тут же залило чем-то горячим, липким. Забрак растерялся, вяло пытаясь отстраниться от атаковавшего его ситха, и слабо коснулся пальцами собственного лица, нащупывая ровные параллельные разрезы, обильно кровоточащие.
   Когти у Дарта Нокса были крепкие, а рука, когда надо, ― тяжелая.
   Очень хотелось тишины, покоя и одиночества, но вместо этого приходилось довольствоваться обществом неугомонного и вдруг ставшего каким-то особенно шумным и суетливым тогруты. Соображая все еще плохо и медленно, Барсен’тор попытался оттолкнуть того от себя, но без толку – только оставил на его одежке несколько прерывистых кровавых разводов.
   Посоветовать ситху убираться к чертовой матери он тоже не смог: не успел и рта раскрыть, как его недвусмысленно заткнули горлышком фляжки. Окончательно ошалев, Нарракс сделал несколько глотков по наитию, а затем все-таки отшатнулся в сторону, заходясь хриплым булькающим кашлем. Напоил его Каллиг сущей дрянью со смутно знакомым привкусом ― до того гадостным, что перехватило и без того неровное дыхание.
   К счастью, отдышаться ему Нокс позволил без происшествий. Лишний раз утерев губы рукавом джедайской мантии, Барсен’тор смерил ситха мрачным взглядом и прижал ладонь к своей по-прежнему кровоточащей щеке. Мягкий золотистый свет разлился по смуглой коже, заживляя свежие раны, и забрак глубоко вздохнул, прикрывая глаза и, кажется, наконец успокаиваясь.
   По крайней мере, Сила его не оставила.
   Никогда бы он не подумал, что будет рад слышать о Войдхаунде и Тиранисе и не посчитает сидение с (вероятно, бывшим) Гневом Императора в одном углу такой уж плохой перспективой.
― Ты имел ввиду их, когда говорил о четверых, кто меня знает? ― Нарракс тихо хмыкнул, потихоньку выкарабкиваясь из глубин отчаяния на не особенно радостную, но все-таки мель. ― Удивительно…

   Джедай задумался ненадолго и отнял руку от лица. Теплый свет угас, затерявшись где-то между пальцев, хотя порезы на щеке еще зудели последней стадией заживления. Нарраксу хватало шрама на шее, и обзаводиться новыми в его планы пока не входило.
   Его планы. Спустя три с лишним тысячи лет после того, как он в последний раз покинул борт своего «Защитника».
   Ха-ха.
― Да, это… не похоже на совпадение. Хотя, если бы ты не прилетел за мной сюда, вряд ли мне удалось бы стать частью этого… великого замысла, ― забрак передернул плечами и вернулся на то место, где сидел прежде, потеснив оттуда облизывающего окровавленные пальцы Нокса.
   Хищный полосатый варвар.
   Нарракса мутило, а потому от попавшейся на глаза миски с недоеденным супом он торопливо отвернулся, опасаясь самых неприятных последствий. А ведь в тот день, когда вокруг него захлопнулась карбонитовая ловушка, он успел с утра чем-то перекусить… От мысли о том, что в желудке у него переваривается каша трехтысячелетней давности, стало еще хуже.
― Уф… Проклятье, ― Барсен’тор зажмурился и глубоко вздохнул, справляясь с подступившей к горлу тошнотой. ― Не похоже, чтобы у меня был какой-то выбор.
   Он проследил взглядом за ситхом и без возражений взял протянутую ему влажную тряпку. Теплый душ она заменить, конечно, была не в силах, но от возможности стереть с себя кровь и болотную грязь отказываться определенно не стоило.
   И как-то все это было… неестественно, что ли? Они с Каллигом на Тарисе под тентом после ужина обсуждают ближайшие перспективы… Напоминало средней бредовости сновидение. Обтерев последний рог, Нарракс сложил тряпку вчетверо и ненавязчиво вернул ее тогруте.
   Три с половиной тысячи лет. Не верилось. До сих пор не верилось.
― Верни мне меч.
   Теперь забрак смотрел на ситха прямо и внимательно, и его ярко желтые глаза красноречиво поблескивали в сыром полумраке. Вот так вот просто, без обиняков, без попыток подловить Нокса.
― Хочешь помощи? Верни меч, ― твердо повторил он.