– А ты уверен, она тебя все еще ждет? Столько времени уже прошло.
Телега ехала неторопливо, а Лей, морщась, разминал ногу. Он довольно долго шел на своих двоих, и теперь нога напоминала о себе, хотя не было ничего сложного в том, чтобы просто шагать по дороге. Сперва ему даже нравилось это, но потом повторилось то, что уже было в Морассии, когда он двигался в сторону моря, чтобы сесть на корабль: нога сначала начала ныть, а затем разболелась так, что в конечном счете Чуме пришлось остановиться. Если бы не проклятая нога, он бы мог еще идти и идти – в Бездну, он мог бы прошагать на своих двоих весь этот путь, не считая, конечно, того времени, что провел в море, если бы не проклятая нога.
Повезло, что по пути его подобрали ехавшие откуда-то из деревни отец и сын. Обычно северянам на дороге были не очень рады, а уж здесь, в такой дали от его родных гор, казалось бы, от него вообще должны убегать, только увидев, однако мир явно был не без добрых людей. Заметив его хромоту, почтенный, уже в летах, отец семейства предложил заросшему рыжей бородой северянину сесть на телегу и продолжить путешествие с ними. Может, в силу опыта видел, что хромота хромотой, а, случись что, он будет отличным подспорьем в обороне от тех, кто решит покуситься на добро. Если, конечно, сам он не был разбойником.
Должно быть, его попутчики уже думали, что так и не вытянут больше ни слова из дикого северянина, не иначе оскорбившегося за свою возлюбленную, которая, по его словам, ждала его в Золотой Марке, и из-за которой он и проделал такой долгий и тяжелый путь. У него было достаточно времени, чтобы сочинить сказку для благодарных слушателей: в меру запутанную и в меру романтичную – такие всем нравятся. И в самом деле, почему бы северянину, искалеченному в войне с Проклятыми, не искать встречи с потерянной возлюбленной, которая, по слухам, уплыла из Альсгары в Золотую Марку незадолго до осады? Мало ли что, у кого и когда случилось. Так что он придумал себе больше похожую на сказку историю, и в случае чего просто отмалчивался: о чем ему вообще говорить с этими людьми?
Лей усмехнулся. Во что только ни верят простые люди. Хотя, конечно, не все.
– Ждет.
Ему не очень-то поверили, но, видимо, пожалели, решив, что других опор в этом мире у рыжего не осталось. Может быть, они и были по-своему правы. Он был деревом, которому подмыло корни – мечта Черканы, война, все то, чем он занимался – и ему было бы некуда возвращаться, если бы не надежда на то, что Аленари выжила. Он хорошо знал ее. Говорят, тела не нашли. Значит, ему надо было попробовать узнать больше. Он долго искал: после произошедшего то и дело с «искрой» творилось не пойми что, но дело было даже не в этом. Слишком много вокруг стоящих на ушах носителей Дара, чтобы лишний раз прикасаться к «искре». Он был осторожен, искал своими силами и напал на след.
На уну он подумал: а что, если бы и правда, она, как выразились его попутчики, «не дождалась» бы? Это, конечно, бред, и даже не из-за лица Аленари. А вообще, если бы она вернула свое лицо, добралась до мальчишки Целителя за то время, что его не было – тогда стала бы она ждать его? Хромоногого, пропавшего и потерпевшего поражение.
Мысли были дурными, и их следовало попросту отогнать от себя, вместо того, чтобы малодушно потакать их течению и повиноваться тому, что они ему нашептывают. Это все из-за долгой дороги и из-за того, что он почти достиг цели своего путешествия – а когда долго к чему-то идешь, доходить до конца всегда страшно.
Он распрощался со своими спутниками на одной из развилок, думая о том, как это странно – ехать рядом с людьми, которые и не подозревают, что ты Проклятый. Не сгибаются пополам в поклонах, как льстивые сдисцы, всегда оставлявшие у него ощущение маслянистости, не столбенеют от страха, как набаторцы, и не смотрят со смесью ненависти и ужаса, как имперцы. И он не мог с уверенностью сказать, было ему это приятно или нет. То-то и оно, что это было странно. Лей, осторожно наступая на больную ногу, но почти не хромая, направился к городу, до которого, если верить отцу и сыну, было совсем недалеко.

Если говорить честно, он уже давно мог бы вызвать ее по «Серебряному окну». Но и правда было немного страшно переть напролом – вот Лей и откладывал тот момент, когда увидит Звезднорожденную, до последнего. Спроси его даже он сам, чего боится – вряд ли смог бы внятно сформулировать. Даже для самого себя.
Времени на то, чтобы отыскать место, где поселилась сереброволосая, тоже потребовалось порядком. Походить и повыяснять пришлось как следует, и каждый раз подгоняла ноющая нога, намекая на то, что пора бы оставить эти игры, позвать Аленари и, наконец, впервые за долгое время помыться как следует, в теплой воде, а не в речке, и потом бы еще завалиться и отоспаться в нормальной постели. Он бы, наверное, упал в нее сразу после помывки и не просыпался сутки.
Лей раздраженно отмахнулся от мечтательных мыслей: нашел время мечтать – сначала бы еще найти ее. Адрес он узнал, и узнал, как добраться, но еще одну ночь провел на окраине города, в чьем-то сарае – и улизнул утром, пока хозяин не застукал.
Чуть припадая на беспрестанно ноющую после долгого путешествия ногу, Чума подошел к дому, поддернул лямку полупустого вещевого мешка и постучал в дверь – без долгих размышлений и сомнений.

Как она там? Он не просто скучал о ней, не просто думал о Сестре Сокола, по ночам кутаясь в килт у костра – он за нее боялся. Новость о том, что все Проклятые пали в этой войне, была страшной, но он все равно знал, что Аленари должна выжить: она была сильной, гораздо сильнее остальных женщин. Тальки была опасной, но старухой, Тиа была бешеной, Митифа – бледной молью, вдруг раскрывшейся после смерти учительницы. Аленари была Сестрой Сокола, и этим все сказано.
«Искра», помнившая жар Колосса, и его поражение сговорились и устроили ему испытание на прочность. Он был вынужден скрываться, пробираться лесами, изредка выходя к человеческому жилью, прежде удостоверившись, что поблизости не было Ходящих, пока он не покинул Империю. Но и тогда Чума сторонился людей, предпочитая как можно меньше попадаться им на глаза – и только за тем, чтобы то там, то здесь подслушать или спросить. Последние деньги закончились у него по прибытии в Золотую Марку, а их и так было всего ничего: пришлось покрутиться, чтобы найти сумму, которая удовлетворит капитана корабля. Но он не был бы северянином, если не смог бы сносно прожить без денег. Ночная прохлада не угрожала ему, пока у него был килт, и, пусть он и прожил большую часть жизни в городах, он был способен прокормить себя в лесу. В крайнем случае всегда можно было забраться ночью в попавшуюся на пути деревню и что-нибудь украсть. Не самый достойный поступок оправдывался отчаянным положением: разумеется, будь у Лея возможность действовать иначе, он бы не опустился до воровства.
А если все это время он шел по ложному следу? Если на самом деле Звезднорожденная погибла, как о ней и говорит народ Империи? Он не был склонен к излишней романтичности, а потому, конечно, не собирался кончать с собой: что за глупые мысли? Это было бы для него ударом, но во-первых, он не из тех, кто накладывает на себя руки, в особенности проделав такой долгий путь, а во-вторых, что-то ему подсказывало, что один мрачный хмырь с сединой на висках совсем не оценит такой поворот событий.
Эти мысли на самом деле отняли у него от силы уну, но и эту уну он не медлил, стоя перед дверью. Ему не открыли, и Лей постучал еще раз, настойчивее: он так просто отсюда не уйдет. Чуткий слух уловил – или ему показалось: так сильно он хотел в это верить – шаги за дверью, и спустя удар сердца дверь распахнулась. Лей едва заметно вздрогнул.
Она стояла перед ним без маски – а она почти никогда прежде не снимала маску. Открыть дверь чужому человеку, встать перед ним, посмотреть на него прямо, открыть свое лицо – что с ней случилось за то время, что его не было? Сердце кольнул страх за Аленари, туго переплетенный с нежностью. Он эгоистично боялся, что без него Звезднорожденной было слишком хорошо – самовлюбленный дурень.
Он ждал, что она швырнет в него плетением – с самого начала ждал, и уже приготовился защищаться. Но удара не было – вместо него женщина отшатнулась от него. Да он бы и сам отшатнулся от вернувшегося с того света человека, который при том совершенно не походил на лишенную воли игрушку некроманта. Лей перешагнул через порог и закрыл за собой дверь: Сестра Сокола все же наверняка будет переживать, если какой-нибудь случайный прохожий увидит ее. Да и незачем стоять на пороге. А дальше… он просто стоял и смотрел на нее, не зная, что сказать. «Вот и я, я вернулся»? Глупо. Лей не мог сейчас заметить за собой, что взгляд у него был как у потерявшегося, а затем вернувшегося домой пса, ожидавшего решения хозяйки: впустит или прогонит? Он глубоко, с облегчением вздохнул, когда Аленари протянула к нему руку, едва сам не потянулся к тонким пальцам.
Затянувшееся молчание нарушил ее крик, и туго завязанный узел напряжения где-то в груди наконец-то ослаб. Говорит – уже хорошо. Пусть говорит. Пусть кричит. Даже полученная пощечина после долгой разлуки скорее радовала Чуму. Он даже не вздрогнул от удара узкой ладони – только всматривался в лицо Звезднорожденной. Надо было, наверное, убедить ее, что он никогда не оставит ее по собственной воле, и его и впрямь смогла остановить только смерть. А в конечном счете – вот он, стоит здесь.
Слова не шли ему на ум, и Лей только радовался, как дурак, не в силах совладать с улыбкой, появившейся на его лице. Он обнял ее за талию, чуть дернулся и зашипел от впившихся в шею тонких пальцев, но, конечно, не попытался оттолкнуть не иначе как обезумевшую от встречи с ним женщину. Поймал ее губы своими, крепко сжимая Сестру Сокола в объятиях, осторожно потерся лбом о ее щеку и полной грудью вдохнул ее запах.
– Прости меня, – только и смог пробормотать северянин под осыпавшими его поцелуями Аленари. Надо было проворчать, что их, женщин, не поймешь: то дерутся, а то лезут с поцелуями к грязным, как выходцы из Бездны, мужикам, но Лей не мог бы сейчас сказать подобное. – Прости.
Скользнул ладонями по ее телу, провел рукой по серебряным волосам, всматриваясь в лицо Сестры Сокола. Вот он и дома, неважно, где этот дом находится – лишь бы любимая женщина была рядом. Он бросил мешок на пол и прижал Аленари к себе. Кажется, у него дрожали руки, пока он гладил ее по спине и волосам. Лей приподнял женщину над полом и уткнулся лбом в ее плечо.
– Я тоже слышал, что ты мертва. Я здесь. Теперь я здесь. Прости. Я подвел нас.
Стоило ли говорить Звезднорожденной, что он и правда умер? Хотя она умная женщина и сама понимает, что выжить он не мог.
Увы, подрагивающая нога напомнила Чуме о том, что пока ему не стоит держать свою женщину на руках слишком долго, и он с сожалением опустил ее на пол. Оставив мешок лежать на своем месте, Лей взял Аленари за руку и ушел с ней на кухню, из которой тянулся просто одуряющий запах – хотя вел его не запах, а скорее желание перестать стоять у двери.
– Извини, я грязен, как последний нищий, – он осторожно улыбнулся.

Отредактировано Leigh-ron (2016-07-10 01:13:50)

Лей не смог сдержать прошедшую по телу короткую дрожь. Он прекрасно все помнил – насколько это возможно: помнить собственную смерть. Что-то было смазано, но память со временем вернулась, и он отлично помнил лизнувший его жар, выжегший его дотла. Но Аленари об этом лучше не слушать. Он боялся, что она расплачется: так звучал сейчас ее голос, но, кажется, Звезднорожденная держалась. Лей успокаивающе поглаживал ее по спине.
– Я знаю. Ничего, теперь я здесь.
Для того он и проделал весь этот путь – чтобы почувствовать, как она прижимается к нему и как запускает пальцы ему в волосы. Он соскучился по ее теплу, голосу, дыханию, по этим тонким белым пальцам, в конце концов. Он не зря прошагал столько на своих двоих, осторожничая и как можно меньше вообще связываясь с людьми: теперь он добрался сюда, и Звезднорожденная и правда была жива. Все это казалось совершенно нереальным, слишком уж все выходило хорошо, чтобы оказаться правдой. Он уже думал о том, что и как делать дальше, ставил задачи и цели и в то же время не мог избавиться от мысли, что все не может быть так хорошо.
И конечно же, в первую очередь надо позаботиться об Аленари. За то время, что он ее не видел, Звезднорожденная, и так никогда не бывшая румяной пышечкой, как будто еще больше исхудала. Она казалась маленькой и ослабевшей, какой была после их поражения – первого поражения – и бегства в Сдисс. Но он уже был здесь, и теперь все наладится.
Северянин чуть мотнул головой, показывая, что еще несколько ун он как-нибудь выдержит.
– Я знаю. Сейчас, – долгий и, что уж там, утомительный путь, на время отбил у него все желание спорить. – Просто хочу немного…
Он так и не договорил, но это и не требовалось, тем более, что сформулировать конкретно, чего именно он хотел, Лей бы снова не смог. Есть такие вещи, которые языком не выговоришь, потому что какого-то единственного правильного слова для них еще не придумали. Он подержал ее над полом, прижимая к себе, совсем немного, просто чтобы ощутить тепло и совсем небольшой вес ее стройного тела – вот она, настоящая, живая, из плоти и крови. Опустил на пол, все еще не выпуская ее из объятий.
– Надеюсь, грязь еще не пустила во мне корни, – ухмыльнулся Лей.
Он отвык от разговоров с ней. Да и вообще от разговоров отвык за то время, что шел к ней. Чума и так не был слишком разговорчивым, а в памяти тех людей, с которыми его сводила дорога в последнее время, и вовсе остался редкостным молчуном, из которого вытягивали по слову в полнара. Ту слезливую историю, которую от него узнавали некоторые его попутчики, им приходилось складывать из нескольких немногословных разговоров. Того и гляди, его история, если кому-то вздумалось, теперь совсем поменялась, и он сам с трудом узнает ее, если только кому-то вздумалось рассказывать ее другим людям.
«Только бы песню потом не сочинили», – Лей усмехнулся в бороду, позволяя Аленари вести его куда ей вздумается. Теперь он готов сделать все, что она скажет – ну, может, почти все, но это уже мелочи. Лей слишком радовался тому, что пришел сюда, чтобы упрямиться.
Ну вот, стоило ему подумать, что сегодня он будет тихим и послушным, что не хочет спорить, как судьба тут же показала ему, что он слишком размечтался. Снимая килт, северянин упрямо нахмурился.
– И не вздумай, килт я тебе не отдам, – тем более что плотную шерсть требовалось только выстирать: это был единственный урон, который была в силах нанести ей долгая дорога. – Не бойся, сам постираю, – добавил Лей, надеясь, что сереброволосая не найдет его слова обидными.
Ругаться с ней ему совершенно не хотелось. Вот рубашки – пусть забирает, их и правда только сжечь: даже нищие не позарятся. Чума разделся – нога отчаянно ныла – и забрался в блестящую, начищенную ванну. Медленно выдохнул и помассировал колено.
– Спасибо.
Лей чуть соскользнул в ванне, задержав дыхание и с головой уйдя под теплую воду, застрял там на полминки, даже глаза закрыл. Вынырнул и убрал с лица мокрые волосы. Он сегодня не ел, но желудок помалкивал. Сам же Лей считал, что после долгой дороги еда может подождать, а вот вымыться он обязан, чтобы избавиться от пыли и грязи дороги – и вообще от всего того, что оставил за спиной. Он снова посмотрел на Звезднорожденную и весело усмехнулся ей.
– Гораздо лучше, чем морозить… задницу, – сперва он хотел сказать кое-что другое, но вовремя придержал язык, – в речной воде.
Может, представив, как он, стуча зубами, моется в реке, она посмеется над ним – или хотя бы улыбнется. Тогда он готов рассказать ей сотню историю, и еще полсотни придумать, где он выглядел смешно и нелепо.
– Как ты?

Отредактировано Leigh-ron (2016-04-13 17:45:39)

Лей вдохнул… да так и замолчал. Ответ вроде бы был на поверхности, только сообразить бы еще, как этот ответ подать. Посмотрел Аленари в глаза, напряженно думая над ответом. Что ему, рассказывать, что из тьмы его выдернул подозрительного вида хмырь, у которого рожа просит кулака, а затем выпихнул его обратно в родной мир? Бред безумца.
– Я все расскажу. Попозже. Хорошо?
Нет, на ее месте он бы точно вмазал такому гостю, который должен быть уже давно мертв, плетением, а уже потом разбирался, кто такой и зачем приперся. Можно было бы попенять Звезднорожденной на неосторожность, но разве ему плохо от того, что она не стала нападать?
В мешке, оставленном у двери, у него лежала еще одна рубашка, тоже не намного лучше этой: в дороге устраивать стирку было особо некогда. А пыль со временем въедалась в кожу, особенно если не было возможности как следует оттереть ее от кожи. И что-то никто по пути не стремился по пути выдать ему лохань горячей воды и кусок мыла, да и сам Лей-рон подгонял себя как мог, стараясь нигде не задерживаться и идти на пределе собственных возможностей – шел бы и не на пределе, а в нормальном темпе, если бы не нога. То, что для любого мужчины из его рода было обычным темпом, для Лея рано или поздно превращалось в пытку. Но он шел как мог. Лошадь, привычную ходить под седлом, так просто не достанешь, а нападать на кого-нибудь на дороге было во-первых ниже его достоинства, а во-вторых довольно опасно. Да и не так все это было страшно и трудно – небольшая прогулка. Конечно, всякое случалось, но бывало и хуже. В городах выживать труднее, чем за их пределами.
– Моя обветшалая тряпка мне еще долго прослужит, – со смешком ответил Лей. – Не то что это, – он кивнул на рубашку.
Вынырнув, Лей потер мокрыми руками лицо. Пыль забилась везде, где только можно, облепила ему лицо, порой даже скрипела на зубах, и сейчас он был твердо намерен смыть с себя это все. Дорожной пыли здесь не место – северянину так и виделось в ней что-то недоброе, что и неудивительно: большие дороги – все равно что отхожее место, только после него надо руки мыть, а после дорог как будто с самой души грязь соскребать. И с тела, разумеется, тоже. Вот он и соскребал.
– Я… – он нахмурился и пожевал нижнюю губу. – Я умер, Аленари, – Лей поморщился и плеснул себе на грудь теплой воды. – А потом меня вернули. Не знаю, как. Оказывается, я еще могу быть полезен, – он улыбнулся. – Серая школа. Кажется, весь мир готов разбиться в лепешку, но создать ее. Еще и «искра» шалит после… смерти. Прости, я хотел тебя вызвать, – он провел влажными пальцами по ее ладони, опущенной к воде. – Но боялся попасться. «Искра» до сих пор отходит от знакомства с Колоссом, – с усмешкой признался Лей. – И в Империи, когда я уходил, было форменное безумие.
Он видел молодого некроманта, пытавшегося скрыться. Его схватили, и только мысль о долге и возвращении к Аленари удержала Лея на месте. Его рыжие волосы и килт сослужили ему хорошую службу: ну кто в здравом уме заподозрит северянина в службе Проклятым или в том, что он один из Проклятых, только если точно не знает, каков из себя Чума? Даже после войны знали немногие, и не вызвать подозрения у простых людей было несложно. А Ходящих и Огоньков сторониться нужно было в любом случае.
Лей слушал рассказ Звезднорожденной, нахмурившись и продолжая поглаживать ее руку. Он сейчас хотел прикасаться к ней как можно чаще. Вскинул брови, но не дал себе перебить ее, когда услышал о Гиноре. И крепко задумался, с новой тревогой всматриваясь в лицо Аленари. Эта дурная весть затмила слова о том, что какая-то часть, пусть и малая, Лисички все еще жива. Гинора была, должно быть, единственной, кого не хватало всем остальным Проклятым, когда они еще были живы. Но сейчас пусть бы даже Рыжик отправлялась в Бездну – гораздо больше его волновала Аленари.
– Мы что-нибудь придумаем, – упрямо мотнул головой Лей. – Мальчишка-Целитель – ты знаешь, что с ним случилось?
Если и есть где-то человек, способный сотворить невозможное, то им мог быть только тот, кого они с Аленари пытались поймать во время войны. Он был нужен им обоим, и они оба упустили его. Но он должен быть жив. Он обязан был выжить.
– Главное, что ты жива, – северянин погладил ее по щеке. – А теперь мы разберемся с этим. Обещаю. Я не для того вернулся к тебе из Бездны, чтобы отпустить.

У Лея глаза разгорелись совершенно по-прежнему, стоило возобновиться, казалось, бесконечному спору. Спору, начатому даже не Аленари, начатому еще тогда, когда он звался Несущим свет за то, что, говорят, хорошо учил молодых Огоньков. Даже нет: еще раньше, еще когда он был диким северянином-мальчишкой в Радужной долине. Наверное, Аленари еще даже не родилась, когда его впервые попытались заставить снять килт. Потом была Башня, и была Черкана, и тогда в этот спор вдохнули новую жизнь, он заиграл яркими красками… а потом была Аленари, и спор вышел на новый виток с попытками со стороны Звезднорожденной добраться до килта и избавиться от него.
– Это не юбка, а килт, – недовольно – и уже привычно – буркнул Лей. Уж кто-кто, а она прекрасно знала разницу между юбкой и килтом, но из своей природной женской вредности и упрямства Соколов, называла его юбкой. – Попробуй только, и, пока я не получу килт, я буду ходить в одной рубахе, – Лей очень старался выглядеть недовольным, но губы сами собой расползались в улыбке.
Не стоило ничего ей рассказывать. Лей это понял, как только Звезднорожденная снова закрыла от него лицо. Они давно привыкли к друг другу, и в глубине души Лей испытывал ни с чем не сравнимую гордость и одновременно признательность от того, что был, должно быть, единственным, рядом с кем Аленари могла снять маску. Он не боялся ее шрамов, хотя не мог не признать, что они были ужасны, но теперь, по прошествии нескольких сотен лет, они совершенно перестали волновать его, как будто их и вовсе не было. Он просто не замечал их. Лей-рон получил от тьмы в подарок умение видеть сквозь преграды, и шрамы Аленари были всего лишь одной из этих преград. Он знал ее настоящую, и то, как выглядело ее лицо, имело мало значения. Раньше Аленари знала это и перестала прятаться от него. Теперь – хотелось бы верить, что это ненадолго. Ему хотелось окликнуть ускользнувшую женщину, но Лей решил, что лучше ее не трогать.
– Значит, мы поможем ему, – кивнул головой Чума, и как в жесте, так и в голосе сквозило известное всем упрямство северян.
Он в лепешку расшибется, но Целитель станет настоящим Целителем. У Лея в этом деле был особый интерес: не только собственная нога. Он не обращал внимания на лицо Аленари, но не мог ее потерять. И к тому же, волей Уга, его отправили сюда всеми силами способствовать созданию Серой школы, а это было напрямую связано с мальчишкой. Лей обернулся к Звезднорожденной, пытаясь найти в ее лице признаки того, верит она ему или нет. Верит ли хотя бы в то, что он и правда сделает все, чтобы помочь ей. Немного успокоившись после ее ответа, он снова повернулся к женщине спиной, подставляя спину и плечи под мягкие прикосновения губки. Прикрыл глаза, едва заметно улыбаясь и прислушиваясь к успевшим забыться ощущениям.
И открыл глаза, проверяя, находится ли до сих пор в этой реальности, или успел заснуть под нежными руками Аленари. Он замер, задержав дыхание. Аленари никогда раньше не говорила ему о любви, а сам он решил, что лучше и не спрашивать, и сам решил рассказами о своих чувствах не смущать. Не хотел все портить. Не хотел, чтобы она думала, что теперь чем-то ему обязана только из-за трех слов. Аленари была рядом с ним, она была нежной, страстной, он привязался к ней, привязался накрепко, прикипел. Но твердо сказал себе, что не будет трогать ее и выпытывать у нее правду о ее чувствах. И в себе старался не копаться: рядом с Аленари ему было хорошо, а северяне отличаются большим постоянством в своих привязанностях. Так что он ни уны не сомневался перед ответом.
– Я люблю тебя, Сестра Сокола, – спокойно и уверенно произнес Лей.
Если бы не любил, то рядом с ней и не был бы, но одно дело – смысл и значение действий, и другое – слова. Если она не боится признаться ему, то ему теперь уж точно не стоит опасаться того, что его слова слишком взволнуют Аленари. Лей весело сощурился и повел плечами.
– Только ради этого стоило изгваздаться в пыли, морозить задницу в холодной речной воде и жрать что попало, – довольно сказал северянин. – Ты редко меня так баловала.
Хотя, по правде говоря, он и сам не особо рвался: не маленький, может и сам помыться. Северянин ванну воспринимал до крайности прагматично: как способ смыть грязь.
– А в других местах тоже намылишь? – он с усмешкой покосился на Звезднорожденную.

Отредактировано Leigh-ron (2016-04-15 22:33:40)

Так и подмывало по-мальчишески брякнуть, что Звезднорожденная слишком много о себе думает, и больно ему надо кому-то что-то делать на зло. Но, конечно, промолчал: он о многом молчал, и это не раз сослужило ему хорошую службу. Будь он болтуном и пустобрехом, и неприятностей в и так непростой жизни бывшего Огонька было бы гораздо больше.
Да и ей на зло он и правда мог разве что прогуляться в одной рубахе – так, сделать какую-нибудь глупость, чтобы ей и смешно было, и чтобы злилась немного. Но не больше.
«А если и решил», – чуть не буркнул Лей, но ответил не так угрюмо:
– Я учил ораву несмышленых оболтусов только из Радужной долины и некромантов, которые то ли бросятся целовать тебе сапоги, то ли подсыплют алмазной пыли в кофе. Так что с еще одним сумасбродным мальчишкой как-нибудь слажу, если понадобится. Хотя что-то мне подсказывает, что, если бы его совсем некому было учить, я бы нашел его обивающим твой порог с просьбой поделиться хотя бы снежинкой твоей мудрости.
А ведь и правда, для того он здесь и находится, и ему повезло, что Аленари поселилась там же, где и мальчишка-Целитель. Все сложилось на удивление хорошо и удачно. И они обязательно придумают, что сделать с утекающим Даром Звезднорожденной. Да и учить – от сдисцев его уже тошнило: может, кто-нибудь вроде Тальки и мог бы привыкнуть к этому лживому и льстивому народу, но у Лея не получилось. И хорошо когда его ученики перенимали от него что-то – правда, хорошо скорее для него, чем для них. Тогда их можно было выносить, а в остальном северянин с трудом выносил сдисцев. Теперь же у него была пусть призрачная, но возможность научить чему-то мальчишку, из которого выйдет настоящий маг. Даже лучше, чем Проклятые. И этот мальчишка был им очень нужен. Так что дай только Лею срок, и он доберется до этого Шена и, если надо, впихнет в его голову все, что сможет.
Лей прикрыл глаза и погладил Аленари по руке. Он многое сделает и, что удивительно даже для него после нескольких веков жизни в Сдисе, не только для себя. Хотя, разумеется, не забудет и о своей ноге. А еще ему хотелось обрызгать Звезднорожденную, чтобы поменьше ворчала. Бездна, кому он врет – он был рад слышать это ворчание.
– Ладно, ладно, я и не прошу, – со смешком Лей поднял руки над водой, сдаваясь. – Ну кто же знал, что сестра императора испытывает слабость перед грубыми дикарями – хотя, возможно, ей больше нравится не сама дикость, а процесс перевоспитания, о моя властная повелительница?
Ему стоило труда не засмеяться раньше времени, но уж договорив, Лей сдержаться не смог. Рядом с Аленари ему даже нравилось изображать из себя большего дикаря, чем есть – и, кажется, ей это тоже казалось забавным: если говорить серьезно, то уж Звезднорожденная точно знала, что он не так глуп и дик.
Сопротивляться сын Медведя даже не пытался: не он ли только что называл Сестру Сокола своей повелительницей? Так что он покорился ее воле и с бульканьем ушел под воду, стараясь набулькать как можно больше пузырей. Вынырнул, отплевываясь, стер ладонью воду с лица и со смешком заметил:
– А что еще мне делать с одеждой любимой женщины? И в конце концов, я же всего лишь ее намочил, а не порвал.
«И позволь заметить: это ты сунула меня под воду, так что в том, что она расплескалась, я не виноват».
Лей с осторожностью поманил к себе упавшую, пока Аленари возилась с одеждой, губку, и, когда она подплыла по воздуху поближе, поспешно схватил ее. В последнее время «искра» то притухала, то наоборот пыталась хлестать Даром через край. Лей старательно растер себя губкой до красноты, как будто желая и кожу стереть вместе с грязью – сам он мылся скупыми, быстрыми движениями, не растягивая процесс. Северянин ополоснулся и выбрался из ванны, прислушиваясь к ощущениям в колене, но после теплой воды оно притихло. Тряхнул волосами, разбрасывая вокруг капли – мог бы, так и сам отряхнулся, но он, увы, не собака.
– Ты и в мокрой одежде лучше всех, – тихо сказал Лей и снова заставил губку летать. Кто знает, может, все дело было в том, что его «искра» отвыкла от действий, как от них отвыкают мышцы у тех, кто отлеживается после тяжелого ранения. Еще влажная губка медленно выжалась – над ванной, иначе Аленари бы точно оторвала ему голову. Затем она шмякнулась в ванну, а Лей обнял Звезднорожденную, зарывшись лицом в ее волосы. – Я соскучился.

– Если бы я захотел, я бы мог действительно их бить. И подзатыльники отвешивать в полную силу, – недовольно возразил Лей, и немудрено, что он был недоволен: излишняя жестокость всегда ему претила. Он не настолько плохой учитель, чтобы учить одними тумаками. Подзатыльники его ученики получали только за дело. – Захотел бы по-настоящему ударить – они бы у меня улетали безо всякой магии.
Ему хотелось нахохлиться. По крайней мере его не боялись его же собственные ученики, потому что знали, что просто так, из-за одного своего дурного настроения, он ни на кого бросаться не будет, а по мнению Лея это что-то значит. Но сейчас все это уже не имело никакого значения: у них больше не было никаких учеников, и не за кем ему было бегать с ругательствами и желанием отвесить пинка. И по правде говоря, бывший Несущий свет об этом жалел. Хорош учитель – пережил всех своих учеников. Уже не единожды.
Хотелось найти для Аленари какие-то по-настоящему убедительные слова утешения. Наверное, не стоило заговаривать об учениках. Звезднорожденная сейчас была маленькой девочкой-Ходящей, какой она иногда становилась, когда больше не могла быть сильной. Слишком много взваливала на себя, и неудивительно, что рано или поздно это ее надламывало. Ничего, Сестра Сокола и прежде показывала всем, что ее рано сбросили со счетов – покажет и сейчас.
Набулькавшись под водой и залив пол вокруг, бывший Огонек ухватился пальцами за края ванны и вынырнул.
– Ни за что, – безапелляционно заявил Лей, убирая волосы назад. – Ведь тогда я наверняка тебе разонравлюсь, и ты пойдешь искать себе другого дикаря.
Разумеется, он шутил, но где-то в глубине души Лей-рон точно знал, что, если бы он увидел рядом с Аленари кого-то другого, он бы оторвал этому другому голову – да и все остальные выступающие части тела тоже. Впрочем, в Аленари он не сомневался. Может быть, зря. Может, останься ее лицо при ней, Сестра Сокола и не обратила бы внимания на калеку-северянина. Лей никогда об этом не думал, потому что все это бессмысленно: все случилось именно так, как случилось.
– Я мстил за свою разорванную чьими-то ногтями спину. Да и как ее не рвать, когда она прячет такое соблазнительное тело?
Вспоминая все это, он невольно проникался к Аленари еще большей нежностью. Сколько он помнил очень четко – а сколько совсем смутно, потому что это было совсем давно? Звезднорожденная могла когда-то думать, что северянин или будет холоден как ледышка и его придется силком тащить в постель, или что он настолько дик, что сам будет хватать ее, забрасывая на плечо и затаскивая в ближайшее укромное место. Ни то, ни другое верным не было. Уж точно Лей не мог оставаться к ней равнодушным. Звезднорожденная была дорогой и желанной, и только из-за своего воспитания Лей не позволял себе и правда взвалить любимую женщину на плечо всякие раз, когда от ее близости у него вверх по позвоночнику пробегали мурашки. И ему всегда нравился ее неуживчивый, упрямый характер и ее желание быть главной. Может, будь она маленькой тихоней, девочкой-Ходящей, она бы и не приручила его, как дикого зверя.
Кажется, она и правда исхудала, пока его не было. Лей не стал об этом говорить, просто решив, что позаботится о ней и все исправит. Все у них будет по-прежнему, а может, даже лучше. Лей поглаживал влажными руками серебристые волосы, зажмурившись от прикосновения ее пальцев. Он мог бы подолгу не шевелиться только ради того, чтобы она перебирала ему волосы – вот уж и правда прирученный зверь.
– Да, я… учуял, – Лей улыбнулся, медленно выпуская женщину из объятий. Погладил ее по плечам и, пока позволяло расслабившееся колено, наклонился и приблизил руку к намокшему подолу. Ему хотелось хоть немного позаботиться о ней. «Искра» отозвалась с третьего или четвертого раза, но и тогда он сперва провел рукой над ладонью, излучавшей ровное тепло – если Дар взбрыкнет, то можно вместо высушенного подола обжечь Аленари. Ему бы этого не хотелось. Он медленно водил ладонью совсем близко к мокрой ткани, прислушиваясь к ощущениям. – Не горячо?
Лучше бы не спрашивал. «Искра» попыталась разгореться ярче, и Лей поспешно отдернул руку.
– Одному Угу известно, что она вытворяет, и когда это закончится, – стараясь за ворчанием скрыть смущение, пробормотал Лей и выпрямился. – Надеюсь, больше в доме никого нет? Не то чтобы я стыдился, но как-то не рвусь скакать голышом еще перед кем-то.
Килт тоже требовалось постирать, но сейчас желудок напомнил, что его и правда было бы неплохо покормить.

В этом Лей уступать не собирался. У него немного осталось от старой жизни такого, что хотелось бы сохранить и пронести с собой. Но когда-то он был хорошим учителем, и это ему было дорого. Можно быть хорошим воином, можно быть талантливым магом, но суметь передать то, чем владеешь, другим – это совсем другое.
– Что за глупые россказни… – буркнул северянин. – А даже если что-то подобное и случалось, так у меня всегда все было под контролем, и улетел бы мальчишка, даже не будь там телеги, именно туда, куда мне надо, и с нужной мне скоростью.
Что же, по крайней мере, его ученики не умирали от скуки и тоски рядом с каким-нибудь женоподобным Огоньком, который лебезил перед каждой Ходящей и даже не мог защитить собственных учеников от чужих выволочек. По крайней мере, Огоньки, которых он учил, были очень хороши в бою – уж это ему пришлось потом испытать на собственной шкуре, и трудно было сказать, было ему больно из-за того, что они восстали против него, или он испытал настоящую гордость, видя, как выходили из-под их рук плетения. Наверное, он гордился ими даже тогда.
– Мне же лучше, – хмыкнул Лей. – Я бы тоже не спускался с гор, если бы не ты.
Он по-прежнему считал, что оставленные им еще в детстве горы были и остаются самым прекрасным местом на земле, и он бы хотел жить там, если бы мог. Имперцы взвыли бы от такой жизни, но Лей-рон вспоминал горы из своего детства – суровые и опасные, жестоко карающие трусов и глупцов, и порой мечтал о возвращении, как о чем-то совершенно невозможном, но не менее желанном.
Он никогда не сможет вернуться в горы. Зато он смог вернуться к Звезднорожденной. Уг лишил его одного, чтобы дать другое – и правильно, нечего его баловать, беспутного дуралея.
И правда – он был другого мнения. Здесь ему возразить было нечего, и Лей только улыбнулся в серебристые волосы. Выпускать ее из объятий совершенно не хотелось – он, наверное, еще не скоро сможет делать это совершенно спокойно и не думая, как бы сейчас не случилось что-нибудь еще. Война и долгое расставание устроило ему суровую встряску, щедро плеснуло свежих красок в его чувства. Его привязанность к ней была глубокой, но сейчас к ней добавилось свойственное юности желание не расставаться даже ненадолго.
«Искра» вытворяла такое, за что ему в его возрасте было стыдно, даже несмотря на убедительное оправдание: во имя Уга, он же умер и воскрес! Это было бы хорошим оправданием, если бы Лей позволял себе оправдываться. А так он думал, что за такие скачки у своего ученика отвесил бы ему хороший такой подзатыльник и сказал не ворон считать, а сосредоточиться на том, что делает. Вот уж и правда, хоть начинай учиться заново. А сейчас ему бы надо быть готовым к тому, чтобы учить других, и чтобы искать способы вернуть Аленари то, что она потеряла, чтобы выжить. Мелькнула укоризненная мысль, что ей не пришлось бы скрываться таким образом, если бы он был рядом. Но его совести было не только поражение под Корунном и гибель армии, но и слабость, поразившая Звезднорожденную. На то, чтобы заново учиться справляться с непокорной «искрой», у него просто не было времени.
Ну, значит, надо заставить ее подчиниться.
Иногда не следовало думать о том, каким сложным может быть достижение поставленной цели, а просто делать, что должно.
– Надеюсь, – пробормотал Лей, накрывая второй ладонью холодные руки Сестры Сокола. Как можно было мерзнуть в этой жаркой стране? В любом случае, он сделает так, чтобы она больше не мерзла. – Иначе мне придется спросить у вернувшего меня шутника, какой Бездны он от меня хочет, если не удосужился вернуть мне Дар.
Замотавшись в кусок белого полотна, северянин с мелькнувшей на губах усмешкой подумал, что, даже возьмись тут откуда-нибудь мужские вещи, они были бы ему малы.
– Хотя? Стоит только тебя оставить ненадолго… – он хмыкнул: знал, что для него это «хотя» и предназначено, и Аленари специально его подначивает, чтобы увидеть, как он ревнует. – А пойдем, давно я не ел приличной еды.
На кухне Лей сел за стол и вытянул ногу. Хоть ненадолго надо позволить себе расслабиться, а уже потом с новыми силами бросаться на решение поставленных задач. Запах горячего супа щекотал ноздри и заставлял желудок призывно урчать – этот звук можно было сравнить с боевым горном.
– Надеюсь, ты поешь со мной?
Это вместо «Ты кажешься мне исхудавшей, поэтому тебе обязательно надо поесть».

Все же иногда он вел себя так, как будто ему было не несколько сотен лет, а просто – несколько лет. И у него проявлялось совершенно не солидное желание спорить с Аленари, упрямиться, отпускать дурацкие шуточки и вообще вести себя по-дурацки просто ради смеха. Северянин рассмеялся, представляя, как хрупкая сереброволосая Сестра Сокола гоняется за ним по суровым горным лесам – почему-то он представил именно эти леса, цепляющиеся корнями за скупую землю – в попытке дать пинка и согнать с гор вниз, чтобы там, внизу, облагородить и сделать из северянина человека.
– Ну… выглядел он так, что я бы свой кошелек ему не доверил. А то и вовсе проткнул бы сразу – на всякий случай. Но это все, если бы я его встретил где-то в нашем мире… Странный. Трудно сказать. Да и то место, в котором он решил со мной поговорить – я поклясться готов, что такого в нашем мире нет.
Ему самому холодно не было: тело Лея, пусть и жившее легко и спокойно большую часть времени, было привычно к холоду, жестким постелям и прочим сложностям, он мог бы и босиком вышагивать по лесу, не будь у него сапог. И все же белая тряпка сделала мироздание немного уютнее. Чума погладил женщину по плечу.
– Ну теперь-то я совсем близко и точно не дам тебе мерзнуть ночами.
«А может, и спать», – губы северянина дрогнули в улыбке. Да какое там «может»? Нет, он определенно не будет давать ей спать.
Откинувшись было на спинку стула, Лей снова выпрямил спину и внимательно посмотрел на Звезднорожденную. До этого он наблюдал за ней, слегка прищурившись и наслаждаясь тем, что они просто находятся в одной комнате. Что они, в конце концов, могут просто позаботиться друг о друге. Сейчас прищур стал другой – цепкий и недоверчивый, и даже улыбка Сестры Сокола скорее возбудила в нем еще большее подозрение, нежели хоть сколько-нибудь успокоила. Несколько ун Лей раздумывал над своими словами, подыскивая верные, но, кажется, запас его красноречия уже успел иссякнуть.
– Вот я по тебе и вижу, что ты не голодна. Причем такое ощущение, что не голодна все то время, что меня не было, – неодобрительно, совсем по-медвежьи низким голосом проворчал Лей. – Поэтому, если ты сейчас не разделишь со мной ужин, я обещаю – обещаю, Аленари – что я буду кормить тебя сам. С ложки, – помолчав, северянин добавил: – Пожалуйста.
Он старался не слишком хмуриться и не напускать на себя недовольный и грозный вид – не для такой гордой женщины, как Аленари, да он и не хотел угрожать. Он предупреждал, что позаботится о ней, раз она сама о себе заботиться не желает. Она нужна ему, и он не может не обращать на нее внимание. Не на любимую женщину.
– Ну что же, – нисколько не смутившись, ответил Чума и пригладил рыжие, тронутые сединой волосы. – Значит, твой муж на самом деле не сгорел, а выжил и нашел тебя. Люди любят такие истории, уж поверь мне, – он усмехнулся, с задорным огоньком в глазах глядя на Аленари. – Может, тебе показалось. Может, случилось еще что-то. Но на роль твоего телохранителя я не соглашусь, уж извини, хватит и того, что она в любом случае будет считать меня дикарем, которому надо объяснять, что после отхожего места надо подтираться. Уже вижу, как вы вдвоем гоняетесь за мной с парой штанов, – Лей улыбнулся. – Делать из меня любовника тоже не стоит: история вместо романтической становится несколько грязной. Так что случилось чудо, и твой муж, оказавшийся не приличным человеком, а северянином, прошагал огромное расстояние и нашел тебя. Надеюсь, что в твоих рассказах муж был любимым, а не тираном.
Чума протянул руку и сжал тонкие и холодные женские пальцы своими. Он мог бы прикасаться к ней хоть каждую минку, хотя бы просто проводить ладонью по ее плечу или брать ее за руку. Как же он устал без нее, если подумать.
– Знаешь, – Лей опустил взгляд и слегка смущенно хмыкнул, подсмеиваясь над самим собой, – я ведь тоже рассказывал красивую сказку, пока шел сюда. Правда, она была еще более романтичной и печальной. Ну, я северянин, участие северянина в любовной истории об имперской женщине уже придает ей некоторый трагизм. Так что в моей истории тебя отправили на корабле подальше от Империи заботливые родственники, пока я был на войне. А когда война закончилась, решил тебя разыскать.
Какие только невозможные истории не выдумаешь, чтобы скрыть реальную, пусть и куда более простую.
– Кстати говоря, не ожидал найти тебя в таком простом доме. Мне казалось, что, в отличие от меня, ты не останешься без всяких средств.
Да для него это на самом деле было и не страшно. Хуже было бы, останься он без всякого оружия, но при деньгах.

Лей с мрачным видом пожал плечами.
– Ну вот, теперь это звучит так, что я и сам перестаю себе верить, – угрюмо пробормотал северянин. – В храме. Это был храм, – машинально поправил Лей, хотя на самом деле этот факт вряд ли имел какое-то значение – по крайней мере, для Аленари. А вот он, увидев, никак не мог забыть. Рыжий покачал головой. – Нет, это точно был не Уг. Мало того, что Уг из него… в общем, из тебя и то лучше выйдет, – Лей коротко усмехнулся. – Нет, это не он – и, может, оно и к лучшему. Встреть меня наш бог, он бы меня так просто не отпустил. А этот хмырь, можно сказать, пинка для ускорения придал.
Это было все-таки не очень-то уважительно – так говорить о том, кто вернул его к жизни, но Лей ничего не мог с собой поделать: меткое и емкое словцо само шло на ум, стоило ему вспомнить лицо человека, отбившего его у смерти. Почтение в душе Лея смешивалось со страхом, страх – с любопытством, любопытство – с уважением, и так можно было продолжать еще долго. Эта странная встреча в странном месте вызвала в нем целую бурю противоречивых чувств и мыслей. А еще Лей до сих пор сам себе задавал вопрос: что было бы, схватись он тогда за меч и попытайся напасть на человека, выглядевшего очень, просто очень опасным? Понятное дело, никакого вреда Лей бы ему не причинил – это попросту смешно. Но Лей быстро успел понять, что его могли бы раскатать там в блин и не повести бровью. Это даже не Колосс – Колосс был мелочью. Здесь все было куда более серьезно.
С едой северянин повременил: не настолько он был голоден, чтобы с волчьей жадностью набрасываться на еду, а вот на Аленари хотел сначала посмотреть. Лей и так успел удивиться от того, что Звезднорожденная не стала спорить и даже не попыталась резко прекратить разговор на эту тему – ощущение было как от потери ступеньки на лестнице в темноте. Или от распахнутой перед тобой двери – как когда он в детстве несколько раз пытался что-нибудь подслушать. Правда, потом он научился не шуметь, но пара-тройка неприятных моментов, когда его ловили, вспомнились. Наконец Лей и сам принялся за еду, впрочем, не прекращая посматривать на женщину.
– Ну оно и к лучшему, – хмыкнул Чума. – Проще будет врать дальше. Надеюсь, на нас вдруг не наткнется кто-нибудь, кто слышал мои россказни, иначе придется быстро выворачиваться – а главное, не сводить тех, кто слышал твою историю, с теми, кто слышал мою, – сверкнув зубами, Лей на несколько ун широко улыбнулся, представляя подобную… щекотливую ситуацию.
Точнее, с его-то историей, если кому-то вдруг вздумается ее где-то рассказать и спеть, было проще: мало ли на свете северян? Иногда его сородичи забирались  не в такие далекие места, хотя до сих пор в Золотой Марке Лей, кажется, никого из северных кланов так и не встретил. За время своего путешествия Лей уже начал подумывать, а не сменить ли ему и правда килт на штаны, но потом подумал, что северянин, не носящий килт, будет привлекать еще больше внимания, чем северянин в этом самом килте. Над ними смеялись и глупо подшучивали, но без килта северянин был уже не северянином.
– Скажем так, я не ожидал увидеть дворец: сейчас мы все-таки в неподходящем для дворца положении. Но думал, что меня с моей рожей встретит несколько слуг, готовых оборонять свою госпожу. Ладно, просто я глупо считал, что ты немного… изнеженней, – он с улыбкой взглянул на Сестру Сокола, ненадолго остановив руку, державшую ложку. – Неважно, какой это дом: я сюда шел к тебе, а не под крышу.
Лей замолчал: его внимание все-таки очень притягивал наваристый суп, в который кухарка Аленари щедрой рукой набросала всего, что, должно быть, было под рукой. Желудок наслаждался, буквально нежился от этого тепла, и Лей даже не вслушивался в ощущения и не разбирал, что там конкретно было у него в тарелке – главное, что это было вкусно, это было сытно, и этого было много. Так что, когда ложка заскребла по дну, Лей откинулся на спинке стула и расслабленно выдохнул. Эта похлебка тоже как будто бы возвращала его к жизни. Взгляд северянина стал гораздо мягче, но он не забывал смотреть на Аленари и следить за тем, как она ест.
– Сейчас им не до происходящего в Золотой Марке: они еще долго будут зализывать раны, прежде чем смогут позволить себе всерьез кого-то искать, – он говорил это не для того, чтобы поспорить, а чтобы как-то успокоить Звезднорожденную. – К тому моменту, как они действительно очнутся, твоя «искра» будет в порядке.
А еще он верил в то, что говорил.

Правильно, что она сомневалась. Он бы тоже сомневался. Как разумом сомневался, что жив, в то время как все его ощущения говорили ему об обратном. Тело действовало как прежде, и даже колено болело – это был один из тех редких моментов, когда Лей порадовался этой боли – а разумом он понимал, что этого просто не могло произойти. Но он был жив и он был здесь.
Он притянул Аленари к себе, положив руки, после ванны теплее, чем обычно, ей на талию и поцеловал ее в губы долгим, требовательным поцелуем, чтобы он как следует прочувствовала, что это именно он здесь, рядом с ней.
– Теперь я кажусь тебе более настоящим?
О том, что сумасшедшие видят кого ни попадя, он знал, но прежде не слышал, чтобы с этими невидимыми никому призраками кому-то приходилось обниматься. Да даже коснуться их. У него по жилам бежала горячая кровь, а значит, он был не плодом ее воображения или кровожадным демоном, принявшим его обличье, а человеком из плоти и крови.
И к тому же жрать он хотел так, что явно был живее всех живых.
– Не только, – с улыбкой покачал головой северянин, выдерживая суровый взгляд Звезднорожденной. – Но богатая обстановка всегда тебе к лицу – гораздо больше, чем что-то… еще.
Ничего не поделаешь, он хоть и знал, что Сестра Сокола была далеко не неженкой, и среди остальных его соратниц была самой толковой, когда речь заходила о походах и меньшем комфорте, но все равно не мог справиться с первым впечатлением. Аленари просто сцепит зубы и стойко перенесет все то, что заставит остальных капризничать, возмущаться и требовать для себя лучших условий. И все же куда как лучше она смотрелась среди обитой мебели из ценных пород дерева, в украшениях и богатой одежде, в окружении слуг.
Глаза Лея недобро сверкнули, когда он резко поднял голову на Аленари, услышав о лучнике. К этому человеку у Чумы, обычно не славившегося злопамятностью, были определенные претензии. Стреляй лучник в него, и он бы уже забыл об этом: то была война, а они в этой войне находились на разных сторонах, вот и все. Но когда такой стрелой едва не попали в Звезднорожденную, все повернулось совершенно иначе. Он ничего не забыл и забывать не собирался. Но, похоже, придется – или хотя бы попытаться сделать вид, что он забыл о том, что хотел оборвать руки той сволочи, которая целилась в его женщину. Попади он в Аленари, и Лей вывернул бы лучника костьми наружу.
– На Лисичку, пусть это даже и не совсем она, я бы посмотрел, – взгляд Чумы все же смягчился: борьба с желанием накостылять светловолосому лучнику пока что была им выиграна. – И что же, она его учит?
Хотя, конечно, лучника бы он в любом случае не убил: он же все-таки не попал. Но врезать ему пару раз – это же святое дело.
Кажется, взгляд, устремленный на Звезднорожденную, стоило ей только заговорить об угасании ее «искры», был даже слишком красноречив. Он просто не рассматривал такой вариант – не для того Аленари обманула всех, чтобы так умереть. Он вообще не хотел ее смерти и не собирался допускать. Черкану он уже потерял из-за собственной слабости и неосторожности.
– Хватит, – он по-звериному мотнул головой, словно отгоняя ее слова от себя. – Я сказал, что мы вернем твою «искру» в прежнее состояние, значит, мы это сделаем.
О Черкане и о том, что будет, потеряй он еще и Аленари, северянин говорить не хотел. Даже самой Аленари. Хотя мог бы ей сказать, что, если она умрет, ему в любом случае будет так же плохо. Если не хуже, ведь ему не на кого будет выплеснуть боль утраты и ярость. Сказать вслух Лей смог только самую малость:
– К этому нельзя быть готовым.
Лей потянулся к ее руке, не сводя взгляда с женщины, как будто она могла прямо сейчас упасть замертво. Каких бы миссий ему не поручали, сперва он сделает все, чтобы быть спокойным за жизнь Аленари. Чума отодвинул от себя пустую миску и взял руки Звезднорожденной в свои, согревая тонкие пальцы – заставить его замерзнуть было куда как сложнее, и сейчас Лей чувствовал себя вполне уютно, и его тепла было достаточно, чтобы обогреть и любимую женщину.
– Лаэн, значит. Я бы мог сделать вид, что мне надо подумать, но меня для того и вернули, чтобы поспособствовать возвращению настоящей «искры», – Лей хмыкнул. – Только пусть держит своего мужа на коротком поводке, когда я буду раздавать оплеухи, а Целитель будет возмущаться. Надеюсь, больше он ничего подобного той стреле у себя не припас?
А потом они найдут способ исправить «искру» Аленари, и она тоже многое сможет сделать для Серой школы. Если он пошел за Черканой, то Звезднорожденная приняла тьму осознанно и на самом деле мечтала о возвращении настоящего Дара, а не жалкого его подобия.
– Хотя, по правде говоря, как бы тебе не пришлось держать меня на таком же поводке.

Он резко мотнул головой, разбрасывая по плечам рыжие с сединой волосы – вот ведь упрямая, даже упертая женщина!
– Ну погодите у меня, госпожа Аленари, я вам еще представляю доказательства, которые вас действительно убедят, – усмехаясь, пригрозил северянин.
Лей кивнул, но про себя подумал, что теперь, после войны, в мире появилось гораздо больше одиноких и состоятельных женщин, и Звезднорожденная слишком осторожничает – даже по его меркам, а уж Чуму нельзя было упрекнуть в неосмотрительности. Что касается маски… может, в этом Аленари и была права: слишком уж приметная вещь, слишком часто ее упоминали в страшных сказках о Проклятых, которые имперцы рассказывали на ночь своим детям. А теперь – кто знает, как много имперцев перебралось в Золотую Марку, подальше от войны. Золотая Марка сейчас и правда была не лучшим местом для женщины, чтобы носить маску из гроганского серебра. И ему оставалось только догадываться, чего его женщине стоило выходить на улицу без маски и показывать свое лицо людям. Она скрывала это лицо несколько столетий, и Аленари на самом деле пришлось перешагнуть через все свои чувства, гордость и боль, чтобы оставить маску дома.
– Целитель, – пожал плечами Лей. По его мнению, это объясняло очень многое. Да так, наверное, и было. Целители – дело совсем другое, и все у них происходит иначе. – У них вечно все не как у людей. Да и Скульптор не сразу взялся за тьму, но потом еще сделал достаточно. Этот Шен еще все наверстает и будет способен движением пальца размазать нас по мостовой, – хмыкнул в усы Лей. – Если не будет дурить, конечно.
На самом деле Чума, конечно, не думал, что мальчишка-Целитель будет настолько обидчив и мстителен, чтобы, остановив их обучение на какой-то из стадий, убить своих учителей за то, что когда-то они как следует попугали его и его друзей. Он, конечно, толком не знал этого мальчишку, но даже безумный Кавалар вряд ли сделал подобное.
Он раздраженно мотнул головой и угрюмо посмотрел в стол и на свои руки, на несколько ун сжавшиеся в кулаки. И что она привязалась именно к этой теме – что, неужели после того, как они так долго не видели друг друга, поговорить больше не о чем? Но он заставил себя усмехнуться, разжав перед этим как будто сведенные судорогой зубы, и поднять взгляд на Звезднорожденную.
– А уж как я был к этому не готов, – пошутить не получилось, и северянин вздохнул, снова вперившись взглядом в ее руки, которые он согревал своими. – Хватит, Аленари, говорю тебе. Даже если я каждый день буду думать о твоей смерти, я к ней не подготовлюсь. Более того: готовиться к ней я не хочу. Может, предложишь мне еще и могилу тебе выкопать? – голос северянина звучал резко и сухо – что-то между собачьим лаем или обычным для него медвежьим ворчанием. – А потом что попросишь? Руками удавить, чтобы не мучилась?
На Аленари он не смотрел, разозлившись от ее слов. Почему она не может просто принять его обещание все исправить? Сделать вид, в конце концов. Он снова сжал зубы, но не выпустил из рук узкие ладони, хотя глаза метали молнии. Сестра Сокола редко могла действительно разозлить его, но на этот раз, видит Уг, у нее это получилось. Тут бы ему и замолчать, больше не дав выдавить из него до следующего дня ни одного слова, но слишком долго он не видел свою Звезднорожденную, чтобы самого себя пытать молчанием.
– Уже хорошо, – пробурчал Чума. Еще не хватало, чтобы этот лучник то и дело за оружие хватался: Лей на это мог отреагировать резко и жестко, и кому-то не поздоровилось бы. Нет, даже цел бы лучник остался, но Лей не смог бы отказать себе в удовольствии подвесить его за ногу под потолком. – По правде говоря, я бы лучше увиделся только с этой Лаэн, без ее ходячего придатка.
Выпустив ее руки, северянин встал, сцепил руки за спиной и подошел к узкому окошку. На самом деле место Аленари выбрала еще не самое плохое, и жить здесь было можно. Но надо как-нибудь, когда он будет не так зол, поговорить с ней о том, чтобы подыскать дом получше. Без изысков, но хотя бы без трещин. Ну нельзя же, когда его нет рядом, совсем забывать о себе. Но не сейчас. Сейчас он может не сдержаться и еще и высказать что-нибудь уж совсем хлесткое, а обижать женщину, к которой он так стремился, Лею не хотелось, как бы он ни был зол.

У них и правда немногое осталось от самих себя. И нынешний Лей уже даже не мог сказать, что жалеет о себе прежнем. Он настолько изменился, что чаще всего тот, молодой Лей казался ему глупым и поверхностным. Да к тому же допустившим смерть Черканы. Нынешний он никогда не позволил бы такому случиться. Наверное, это и было самое страшное – потерять себя и даже не жалеть об этом. Только иногда. Когда вспоминалось что-нибудь слишком хорошее, такое, что язык не поворачивался очернить. Даже рядом с Аленари он не стал прежним, хотя и чувствовал себя гораздо живее. Уже не было ощущения разрытой могилы, из которой он только что выбрался, еще чувствуя холод и смрад могильной земли. Но и прежним он так и не стал.
– Сгубили, – прорычал северянин. – Но готовиться к твоей смерти я не хочу.
«И не могу», – но это звучало слишком уж слащаво. Лей злился, и злость пульсировала в нем, как живой организм, переливалась разными оттенками, рвалась наружу и превращалась в бешенство. Звериное – и бессильное. В этом бешенстве зверь бросается на прутья клетки, способный поранить самого себя. Разбиться, покалечиться, но не обращать внимания ни на боль, ни на крики за пределами клетки и попытки его остановить. Так и ему хотелось метаться по кухне этого маленького дома, бросаясь на его стены, в бессильной ярости от того, что женщина, которую он хочет спасти, не желает своего спасения. Даже теперь, когда он рядом, она не хочет жить. И упрямо возвращается именно к этому разговору, как будто хочет специально причинить ему еще большую боль!
Он не ответил: со сжатыми до скрипа челюстями много не наговоришь. Он хотел, чтобы Аленари жила, и был готов сделать для этого все возможное, но что он мог сделать, когда она словно бы и не допускает такой возможности? Ему стоило определенных усилий не отшвырнуть всю подворачивающуюся под руки и под ноги мебель в сторону, а просто встать с него. Не метаться по комнате, а стоять у окна, отвернувшись от Сестры Сокола. Бездна, как он был зол на нее!
Но Аленари как будто нарочно желала вывести его из и без того крайне шаткого равновесия. Ему не понадобилась даже природная реакция – пущенная рукой Звезднорожденной миска грохнула об оконную раму совсем рядом с ним. Видимо, целиться в него она еще не хотела. Лей одним стремительным движением развернулся к ней, разве что не оскалившись, а больная нога сразу же отреагировала на слишком резкое движение после полного покоя. Он подобрался, исподлобья глядя на вскочившую с лавки Звезднорожденную, как будто был готов обороняться – от нее ли, от ее ли слов. Он почти никогда не кричал, по крайней мере на женщин, но северная выдержка дала течь.
Когда охотятся на кабана, не всякий способен свалить его так же, как его свинок и подсвинков, и часто он остается живым, несмотря на торчащие в нем стрелы и кровоточащие раны – только свирепеет.
Аленари как будто нарочно выводила его и заставляла точно так же свирепеть. Не обращая внимания на ноющую ногу, Лей стремительными шагами сократил расстояние между ними до расстояния вытянутой руки, тяжело дыша и не давая себе сорваться из последних сил: он же все-таки был мужчиной. Лучшим выходом сейчас будет одеться и уйти, пока и он, и Аленари не остынут. Он должен был сделать это – но почему-то не сделал. Вместо этого Чума ответил ей – очень тихо:
– Что еще мне не сметь, Звезднорожденная? Какие еще будут приказы? Вырыть тебе могилу? Сколотить гроб? Написать и выучить речь, в которой я буду оплакивать тебя? Подождать, пока ты не выберешь способ, каким я должен тебя убить? Как еще ты хочешь поиздеваться надо мной? – он втянул воздух ртом, для чего потребовалось ненадолго замолчать. – Прежде чем меня выжгло, я молил Уга, чтобы Колосс не дотянулся до тебя – и он не дотянулся. Ты осталась жить там, где я умер и погубил целую армию. Я вернулся к тебе из Бездны – только для того, чтобы ты предложила мне лицезреть твою смерть? Ждать ее?! Готовиться к ней?! Я готов сделать для тебя все, но моя гордая, сильная Аленари уже опустила руки и только лелеет мысль о собственной смерти и жалость к самой себе! – его начало заносить, и становилось все труднее контролировать то, что слетало с его языка, но Лей по-прежнему не позволял себе кричать. – Я скрывался не меньше тебя, Звезднорожденная, пока моя «искра» пыталась вспыхнуть в самый неподходящий момент. Я шел к тебе, пока мог идти. Для этого?! Для того, чтобы ты даже не попыталась выжить?!

Кажется, что-то человеческое в них все-таки осталось, – за уну пронеслась в голове Лея отстраненная мысль. Только нормальные, обычные люди могут так ссориться из-за обычных обид, из-за чего-то совершенно личного. Лей считал себя глубоко задетым таким отношением Сестры Сокола к его стараниям и обещаниям – кому, как не ей, знать, что он не бросает слов на ветер?
– Ты сказала мне правду. И я это ценю. Как ценю и тебя, и не хочу тебя терять. Я хотел всего лишь немного доверия, – сквозь сжатые зубы проговорил Лей. – Доверия ко мне и моим словам. Мы все еще живы, а пока мы живы, мы должны бороться. Потому что мы Проклятые, как ты верно сказала. Мы умеем бороться даже когда падаем на самое дно. Или за века жизни в Сдисе ты стала слишком разнеженной, чтобы снова суметь подняться?
Это было дурно с его стороны. Дурно и подло – упирать на ее гордость, близкую к гордыне, заставить Аленари взвиться, взбеситься так, как взбесился он. Он не позволил себе сделать это, когда она была разбита, как ее зеркала, после поражения в Войне Некромантов и потери лица. Он понимал, что это будет низко, пусть даже это может быть трижды и три раза действенно, и не стал так делать. А сейчас – сделал. И он еще будет корить себя за это. Недостойно сильного подначивать слабых. Что он хочет доказать этим? Что он сильнее Аленари рей Валлион? Сильнее женщины, чей Дар утекает у нее сквозь пальцы, потому что она сделала это, чтобы выжить, хотя могла бы сдаться и перестать сражаться?
– Я не обманываю сам себя! – он едва не сорвался на крик и буквально проглотил этот крик, затолкал его поглубже в себя. – Я готов сражаться за тебя и с самой смертью, но нельзя спасти того, кто не хочет спастись!
Даже удивительно, что, несмотря на собственную ярость и животное бешенство Чума все еще пытался достучаться до Звезднорожденной. Хотя – почему удивительно? Он же все-таки любит ее. Эта любовь была тем, что держало его в мире живых и не позволяло расползшейся было гнили захватить его всего. Поэтому он все еще затыкал себя и заставлял себя хоть как-то умерить пыл.
«А лучше бы была такой женщиной: может, тогда ты смогла бы хоть раз мне довериться и дать мне тебе помочь, вместо того, чтобы отбиваться». Это не было правдой – это было злобой и горечью, облеченными в слова, а такие слова не стоит произносить, чтобы не разрушить все. Он был северянином и он знал, как держать язык за зубами.
– Я прошу дать мне шанс, а не претворяться. Вместо этого ты меня отталкиваешь, потому что боишься, что это как-то уронит твое достоинство и заставит меня усомниться в твоей силе. Я знаю твою силу, хватит что-то мне доказывать! Хотя бы раз, один проклятый раз, я прошу мне просто доверять и положиться на меня, потому что я здесь и я хочу тебе помочь!
Нет, он не закричит. Пусть кричит Звезднорожденная – на то она и женщина. Он даже не будет пытаться что-нибудь разбить, хотя ему очень хочется выплеснуть на что-нибудь свою злость. Нет, он выше этого, и у него есть достоинство. Он мужчина. Он не может так показывать свой гнев.
Он даже вздрогнул от пощечины. Не попытался остановить ее руку, хотя, наверное, смог бы, но почему-то не ожидал этого сейчас – а разве он плохо знал Аленари? Нет, хорошо, и должен был ждать подобной выходки. А вообще женщины почему-то никогда не понимали одного – мужчина может ударить в ответ. Лей едва не сделал это – с рыком вскинул руку, но успел остановить ее, тяжело дыша и с ненавистью глядя в глаза Звезднорожденной. Он ненавидел ее за то, что она едва не заставила его так поступить. Он не хотел причинять ей боль. К тому же, он прекрасно знал, что, если позволить себе один раз ударить женщину, то каждый следующий раз позволить будет все легче и легче. Он не хотел такого для них. Он нависал над женщиной, очень медленно опуская напряженную руку и вслушиваясь в ее слова. Они могли бы тронуть его гораздо сильнее – все же его Аленари очень редко говорила о чувствах – если бы она не закончила все так. Сжав пальцы опустившейся, наконец, руки в кулак, Лей сделал шаг назад. Он внимательно смотрел на разъяренную Сестру Сокола, всматриваясь больше всего в ее глаза. И голос зазвучал неожиданно спокойно – насколько он мог быть спокоен.
– Ты хочешь отомстить мне за то, что я не мог быть с тобой, потому что умер, Сестра Сокола?
Как с ним часто бывало, когда внутри бушевала ярость, он не чувствовал горячего следа от удара ладони Аленари. В такие моменты он даже больное колено не чувствовал.
– Чем еще я провинился перед вами, Звезднорожденная? Ну же, договорите, будьте так добры.
«Вы». Рано или поздно это «вы» все же должно было появиться.
Он и так был слишком словоохотлив, и, кажется, припасенное на неделю, не меньше, количество слов только что иссякло. Лей подумал, что хочет спасти ее, но это он сделал неправильно. Умер, но зато убедил перед этим Аленари не идти с ним к стенам города – и тут оказался неправ. И всем он ей был нехорош и неправилен. Так что же не нашла себе того, кто все будет делать как надо?

Отредактировано Leigh-ron (2016-04-25 16:18:08)