Тишина Лондона, сокрытого мраком и пеленой тумана, настолько густая, что при желании её можно было коснуться. Не тумана, но звука - тишины обволакивающей, успокаивающей. Она похожа на патоку, сладкий сироп, загустевший в пучине кошмаров и пыли от обсохшей на стенках сознания крови. Это был Лондон, построенный на костях и прахе; город, вскормивший детей плотью павших не в бессмысленных войнах, но на заводах, фабриках, мануфактурах. Дорогой ценой далась городу эта красота, наигранная честность и вычурность. Ночью по улицам бродят призраки вдов и палачей, и девы выкалывают глаза своим соперницам, не слушая вопли умирающих от голода и болезней детей. Лондон полон призраков.

Закрывая глаза, Лидия видит их всех.

Это был город, страна, где не один и не два века точилась война не на жизнь, но на смерть. Между богатыми и бедными, вычурными и простыми. Красными и белыми. Темными и светлыми. Лидия помнила детские уроки танцев, где в моменты, когда скрипка давала кроткий писк перед тем, как разорвать собственную струну, не вытягивая звука... почти слышался чей-то надрывный крик. Лидия танцевала в то время изящно, её лакированные каблучки стучали в такт - раз-два-три, раз-два-три. Прикрывая глаза, девушка видела множество людей, танцующих вместе с ней. Звук порванной струны - вопль женщины, утратившей ребенка. Помехи - шепотки давно умерших, желающих свести тебя с ума, да настолько, чтоб ты говорил с ними, только с ними, развлекал их. Открывая глаза, Лидия сейчас, как и тогда, много лет назад, видела темноту. Тогда, правда, комнаты, что зияла своей пустотой. Чистотой. Сейчас же - пропастью. Раз-два-три, Лидия. Спляши со своим возлюбленным, милая. Ступи вперед, в его объятья. Спляши вновь, как тогда, в милом детстве. Спляши, позабыв на секунду, что он давным-давно мертв.

Еще одна жертва безумной войны. Еще одна зарубка на кинжале.

Раз-два-три, Лидия.

В полушаге от девушки пропасть, куда она ступает, дабы отпустить все сомнения. Прыжок веры сопровождается криком птицы, и закрыв глаза, девушка на секунду чувствует себя ею. Ощущает себя свободной, вольной. Не обязанной никому и ничему, ни Братству, ни костям давно погибших Мастеров. Она падает в груду собранных листьев, что сухи и мягки, и лишь на одну секундочку ей хочется остаться в тех листьях навсегда. Как в детстве - зарыться, закрыть лицо ладонями и сказать - меня нет. Я в домике. Я в безопасности.

Раз-два-три.
Лондон - город, где все мы живем.

Она выбирается легко, спрыгивая на землю. Улица отвечает её тихим гулом от прыжка, улица скрывает её, как любимого ребенка. Девушка цепляется за прорехи, которые трудно заметить, которые мало кто считает важными. Она лезет наверх, к небесам, к небоскребам быстро, как никогда.
Как каждый раз.

Раз-два-три.

Пальцы ноют, но это привычная боль. Почти приятная. Её улыбка - рана. В ней мало осталось от того ребенка, что открывал двери радостно, что бросался на ручки к отцу и матери, приветствуя их со счастьем и радостью.
Лидия - ребенок, что вырос слишком рано, чьи крылья не успели окрепнуть, но её уже сбросили в первый полет.

Лондон - город, где мы рано или поздно сгораем.

Подтягиваясь на вытянутых руках, девушка накинула капюшон на ходу, стараясь не глядеть на луну, что безлико возвышалась над ними немым пятном, бельмом на глазу Бога. Она была свидетелем, вечным соглядатаем, что знал все и всегда, и Лидии было противно глядеть на неё, её очи всегда были обращены вниз. К земле, где черви прогрызали плоть давно павших, где змеи и кроты рыли норы, обходя некогда роскошные гробницы тех, что лгали об отваге, доблести и славе.

Под землей. Они все так или иначе оказались под землей.

Её ноги ныли от долгого бега, а в ушах - звон от песни нежной, сладкой. Она слышала её всего пару раз в жизни, в моменты, когда родители, собираясь после долгих командировок, наконец-то бывали вместе. Счастливые, добротные, правильные, они покупали маленькой Лидии конфеты, платья, водили на мероприятия. Командировки, они вечно пропадали в командировках. Так звали это в простонародье, среди тех, что любят говорит услужливо и мягко. Тех, кто не ведает правды. Не ведает - и не желает её знать.

Их место под землей.

Лидия тогда, давным-давно, сжимая подол юбки, глядела на благоговейное лицо матушки с легкой тоской, и на пальцы отца, перемотанные бинтами - со страхом. Она не понимала происходящего, просто глядела на проходящий церковный праздник - и молилась, дабы он закончился поскорее. Её родители напевали то, что шептали древние, молитвы и говоры, сказания. Все то, что некогда пели леди и лорды в церквях по воскресеньям. В древние времена. До её рождения. Это было давно, давным-давно. Когда война не начинала сходить на нет, когда были силы сражаться с тенью - собственной или чужой.

Когда семьей для Эммета Фрая была его жена и ребенок, а не черви, прогрызающие глотку.

Девушка торопилась, зная, что времени мало. Очень, его всегда мало - на хвосту сидят всегда, и стоит лишь немного промедлить, лишь чуть-чуть задуматься, остановиться - и все. Ощутишь вкус стали на своем языке, горле, сердце. Лидия вышла на мальца, к которому спешила в эту ночь, совершенно случайно. Маленький глупец пытался искать напрямую, дергая за нити паутины, веруя, что не заденет липких, опасных, острых, точно бритва. Не пробудит кровожадных тварей, что проткнут клыками ему горло, пустят кровь из худых венок. Возможно, ему не было и двадцати лет, может быть он ребенок, не знающий, что некоторым тайнам лучше оставаться тайнами, а легендам - истлевать на сухих страницах рукописей. Лидия ступала на разбитое стекло, и лицо её, сокрытое капюшоном и тенью, не выдавало ровным счетом ничего. Она видела мальчонку, совсем еще ребенка, что пытался поговорить с теми, кто направил на него оружие. Глупец. Нет, ему не пять и не десять. Но ведет себя он глупо, слишком смешно, пытаясь выторговать монетку у собственной смерти.

Земля не примет его. Он останется на пир воронам, грачам. Его глаза придутся им по вкусу.

Девушка ступает осторожно, словно тень, словно кошка, которую Лидии никогда не покупала матушка, но которую она так хотела. Кошка бежит мягко, беззвучно, заметая хвостом след - так торопится и девушка, подступая к людям второй тенью, дымкой, дыханием погибели. Возможно, однажды она заведет себе котенка. Черного, точно вскормленного ночью. Быстрого, точно сама смерть учила его, как бежать, кусать, охотится.

У них будет слишком много общего. Это хорошо. Даже прекрасно. Они смогут друг у друга учиться.

Те люди не видят её, не слышат, не осязают. Бабушка хорошо обучила её. Дева даже не исключает, что мальчонка, повернутый лицом к её подходу, не примечает её. Она тень. Она - дымка над свежезаваренным чаем, шум прибоя на горизонте. Он, этот парень, регистрирующийся под своим именем и так добродушно вставляющий в пароль дату рождения - орлёнок, не наточивший коготки. Котенок, чью головку так просто раздавить сапогом с особо твердой подошвой.

Грачи, пожалуй, разорвут его милое личико своими когтями. От лица останется лишь месиво. Лишь тогда земля, полная червей и гнили, примет его, как родное дитя.

Она не говорит и слова, подрываясь резко и захватывая одного мужчину рукой, пронзая шею другого скрытым клинком. Древнее оружие, забравшее немало жизней, изящное, позволяющее перерезать глотку первому до того, как он успевает вскрикнуть, хотя бы даже глянуть в сторонку, заглянуть в личико собственной гибели. Раз-два-три, это подобно танцу. Вскинутая рука  изящна, ну чем не жест смертельного вальса? Глаза закатаны - чем не демонстрация любви? Огнестрельное оружие прекрасно, и Лидия его при себе имела - но зачем тратить пули, зачем изменять своей природе? Парень смотрит на неё, как на второе пришествие Христа, а её губы растягиваются в усмешке слишком мягко, спокойно.

- Они не одни. - Уведомляет она спокойно, словно бы сказав что-то о погоде. Девушка одним движением руки спрятала лезвие, орошенное в крови липкой, грязной, почти что черной. Опустившись, она мягким и заученным движением прикрыла глаза тем двум, что были так беспечны, так наглы в Лондоне. Город не прощает таких ошибок. Город забирает таких первыми.

Она хмыкнула тихо, опустив плечи и сложив ладони лодочкой.

- Ваша смерть была необходимостью. - Секунда для того, чтобы подняться, пара минут для того, чтобы вместе с юнцом спрятать трупы. Лишь рассмотрев парня поближе, лишь услышав его голос, девушка осознала в какой-то мере, что он таковым не оказался. Не юнец, не ребенок, у которого едва над губой начал пробиваться пушок. Возможно, он даже старше её, Лидия не решалась судить. Некоторые вещи оставляют слишком глубокий отпечаток в душе, слишком тонкий росчерк меж бровями. Девушка не слышит реплик, вопросов. Они не важны, малец лопочет что-то слишком по-детски, дабы воспринимать его как мужчину. Слишком... живо. Он не здешний. Явно не здешний.

Лондон не успел сжечь его изнутри. 

- Твое имя Крис Редфилд. - Не вопрос, но утверждение. Она говорит тихо, но внятно, не стремясь поднимать лица.

- Ты ищешь способ вставить по самые гланды корпорации Umbrella. Может, я с годами слепну, но у этих мужчин на заплатках знак именно этой корпорации.

Страшилась ли Лидия того, что этот самый Крис - агент тамплиеров, а эта сценка - лишь фарс, полный правды лишь чуть меньше, чем очередные выборы? О, немерено. Тамплиеры наступали на пятки, глядели в спину и царапали тонкими коготками кожу. Они были близко, опасно близко, уже было потеряно свыше сотни убежищ по всему миру, более тысячи человек пропали без вести... И Лидия не могла позволить этому продолжаться. Не могла, и оглянувшись в сторону переулка, откуда пришла, она выдохнула тихо, вглядываясь во мрак.

- Ты привел за собой хвост.

Ночь смотрела на неё тихо. Люди, вскидывающие оружие из темноты, падая вскоре от меткой пули, пущенной прямо меж глаз - нет.
Лидия не настолько дура, чтобы идти на такую вылазку в одиночку.

- Мы поговорим, когда доберемся до тихого места. Пошли, мой человек прикроет нас. - Специально без расположений, имен, фамилий, не оставляя парня без присмотра, позади или сбоку. Жизнь приучила не доверять никому, жизнь приучила смотреть на все, как на возможную угрозу. - Надеюсь, ты выполнил свою часть сделки. Не отставай.

Вопрос про имя застыл в воздухе невидимой дымкой. Оглянувшись на парня, девушка хмыкнула тихо. Он смотрел резко. Он действительно ждал ответа:

- Ты его знаешь. - Она подписана ложными именами,  тысячей псевдонимов, и лишь редкие воспоминания позволяют не забывать, кто она сама. Бытие полевого агента вынуждало - будь скрытна, будь быстра, не подставляй под угрозу Братство. - Не задавай глупых вопросов, Крис Редфилд. Мне нужно то, что имеешь ты. Тебе - то, что имею я.

Сделав пару шагов вперед, она остановилась, вслушиваясь в темноту. Темнота отвечала звоном.

- Будь готов ко всему.

Отредактировано Lydia Frye (2016-03-31 11:56:48)

Лидия дышала осторожно. Короткий вздох, протяжный выдох — надрывно, тихо словно бы знала, что ныне их может выдать все. Неловкий шаг, луна меж стенами. Тихое местечко было, но одно, максимум два, и до него еще нужно добраться. Много-много метров, не меньше — времени. Клаудия не сможет прикрывать её — нет, не её. Их —  долго, не сможет помочь, если все взаправду пойдет наперекосяк, поднимется тривога или что-то в этом духе. Если поднимется шум, та будет вынуждена спрятаться, точно змея умчаться в темную нору. Краудер её не судила. Это был Лондон, и в нем — только так.

Не ради гордости, но ради выживания. 
На губах оставался привкус пепла и миндаля.
Лидия собрала его кончиком языка.

Раз-два-три. Смерть любила Лидию. Девушка преподнесла той слишком много подарков. И хотя убивать по-прежнему непривычно, девушка делала это. Резко, быстро, как учили, как надо... Для защиты себя. Ради спасения тех горсток Кредо, что костьми и кровью защищали родители, дедушки и бабушки, предки из жарких и знойных стен Масиафа. Вряд ли она, изящная в своих движениях, когда-нибудь сможет отнять чужую жизнь так легко, как того требует Кредо.

Вряд ли. Кредо — то, что собирается с молоком, мягкой колыбельной матери.
Лидия плохая ученица. Всегда ею была.

Обернувшись на мужчину, которого вела в полутемках, та не смогла не усмехнуться. Мальчик - а иначе его звать, ха, не получалось - был подобен девице, насильно втащенной на танцы в клуб, и Лидия чувствовала нечто странное по отношению к нему. Нечто почти что нежное, мягкое, как волчица глядит на чужих смышленых волчат. Возможно, из этого мальца выйдет толк. Когда-нибудь, не в этой жизни. Просто потому, что каждый так или иначе ломается. Сгорает. Остается лишь труха, пепел, рыбья косточка меж зубов.

Раз-два-три, Лидия. Симфония твоей жизни еще не закончена. Поторопись.

Она тенью, лентой в потоках воды спешила меж улочками, петляя и ведя Криса за собой. Тот был медленнее, он надеялся по жизни на броню и оружие, не на скорость. Эдакая беспечность. Всегда найдется тот, кто сильнее; тот, кто сможет поставить тебя на колени. Умение сбегать не трусость, нет. Это залог выживания.

Лидия замечала одышку мужчины, и осознавая бедственность их положения, пыталась вывести его как можно тише, осторожнее, быстрее. То и дело в микрофоне слышался тихий голос Клаудии, считающий трупы, которым не было конца — и это успокаивало девушку. Да, у них еще есть время. Совсем-совсем немного.

Слова девушки звучат  не руганью, но констатацией факта. Они в дерьме. В полном, цельном.
Отвесная стена. Всего пара выемок. Твою мать.

Лидия останавливается рядом с ней, касаясь кончиками пальцев материала шероховатого, холодного. «Их там как дерьма!» - восклик снайпера в микрофон, и девушка почти взаправду слышит слышит, как стрелка часов ползет к отметке, что означала их погибель. О-о, не для того Лидия выживала все эти годы. Нет-нет-нет.

Она не умрет. Не здесь. Не сейчас.

Пальцы пробуют стенку на прикосновение, отученным движением хватаясь за выступ.

Лондон - не тот город, где стоило умирать. Смерть в нем легче жизни. Лидия не любила идти легким путем.

Она карабкается, и Крис остается внизу. Не умеет - всплывает в мозгу, и девушка ползет скорее, не говоря парню и слова. Между ними в секунду молчаливое соглашение, а может и просто совпадение — у Лидии не было времени на размышления. Тот, словно бы поняв замысел девушки, начинает ответный огонь - правильно, малыш, отвлекай их. Если они снимут меня, нам обоим крышка. Давай, мой хороший.

Пальцы чуть не соскальзывают с влажного кирпича, но Лидия тянется вверх, к месту, где они на некоторое время будут в безопасности. Небольшая квартирка, неприметная среди десятков таких же. Они возьмут дом в осаду, а может посчитают, что те сбежали переулками — дьявол их знает. Так или иначе, это выиграет им время.

Думала ли Лидия отвести этого мужчину в убежище ассасинов? Вначале. Но после мозг пронзила игла - не подставляй под удар Братство - и все сомнения отпали.

В комнатке было пусто и гулко, лишь звук выстрелов отражался от почти что голых стен. В одной руке - пара дымовых шашек, во второй - кончик навесной лестницы, которая здесь для того, чтобы скрывать новичков. Тех птенцов, еще не умеющих летать; мартышек, не обученных карабкаться, точно в последний раз. Это  комната, которую она готовила как одно из Убежищ. Увы, оно теперь негодно.

Возможно, от этого мальчика будет больше проблем, чем выгоды.

Она беззвучно спускает лестницу, одновременно швыряя пару дымовых бомб, все прямиком на голову ребятам, меашающим вести дело. Координатор предупреждает - у вас не больше пяти минут до того, как ребята окончательно поднимут тревогу. Тревога - горькое слово, оно означает панику, битье сердца где-то в горле. Она слышит, как Крис взбирается, видит, как рассеивается дым. Лондон на её стороне, ветра не сгоняют тумана. Лондон, вскормивший плотью павших, любит её.

Клаудия отвлекает их, заставляет считать, что сообщники бегут переулками. Хорошо. Просто прекрасно.

- Что же, пора поговорить. - Скинув капюшон, она глянула на него открыто, не стесняясь ничего. Много ли чести в лице? Пожалуй, нет. Волосы её стянуты туго, ни один локон не мешает — это основа, красота всегда второстепенно. На ней нет макияжа, синяки под глазами выдают то, что нормально эта девушка высыпалась, возможно, в прошлом тысячелетии. Тем не менее, она крепка. В ней есть что-то особое, странное, выдающее её характер. Серая волчица, перебирающая тонкими пальцами струны тишины и злобы. Она напоминала не юную особу, но деву милосердия, что прошла не одну горячую точку и утратила приставку, оставшись простой девушкой с волосами темными, точно ночь. Её взгляд прыткий и сама её постава — тонкая, изящная, словно бы она выросла в тех самых семьях, где попивают чаи на выходных, отставляя тонкий мизинчик.

- Можешь звать меня Лидией, Крис Редфилд. - Без фамилии, но это скорее игра, условность, ежели явное желание показать - вот, мальчик, я знаю про тебя все, а ты пр меня - ничего. Молчи. Делай то, что я говорю. -  Или девой, что спасла твой милый зад - как тебе будет угодно.

Её пальцы прошлись по крышке ноутбука, что так удачно нашелся тут. Простой пароль, один из тех, что использовался ими в сети - значит, безопасный. Значит, можно проверить с него, действительно ли малец притащил то, что ей было нужно.

Тот оглядывается, он незримо похож на кошку, что вынюхивает новое помещение, ищет какие-нибудь загвоздки... или мышь. Толстую, наглую мышь, что сама побежит в когти, лапы.

Лидия Краудер, в девичестве Фрай, смеется уголком губ, глядя на Криса. Лондон не выжжет в этой душе своего клейма, не пожрет его с концами, не оставит паутинки отчаяния на закромках сознания. Девушка призывает его ладонью, и парень подходит.

- Посмотрим, ради чего я подставляю своих людей. - Она старается говорить меньше, возможно, стыдясь своего голоса. Возможно, не желая, дабы парень хотя бы мимолетно, случайно узнал от неё больше, чем нужно, чем требуется. Тем не менее, мужчина смотрит на протянутую к нему ладонь с недоверием. Маленький, милый котенок. Фраи никогда не лгут.

Недоговаривают, увиливают, выглядывают трещинки в договоре. Но не лгут. Никогда.

- Обижаешь. - Её взгляд подобен игле, что разит куда-то под ключицы, в нечто, качающее кровь и позволяющее жить. Он полон насмешки, игры, и разит точно косточка в горле. - Я не кидаю свои обещания на ветер, мистер Редфилд.

Наблюдать за работой мысли забавно, но не сейчас, не тогда, когда тревога так близка. Она достает бумаги, и точно ребенок держит их в своей руке, протягивая, точно желая одномоментно обменять. Вот так, как в детстве — я тебе конфетку, а ты мне ручку. Или нечто в этом духе. Крис соглашается — и кто из них большее дитя? —  и не и проходит секунды, как в ладони девушки оказывается то, что нужно. Маленькая флешка, небольшая деталька — больно ли много нужно для счастья?

- Если бы ты знал. - Она смеется, и в ней нет лжи. Знай Крис Редфилд, сколько тысяч жизней зависит от этого маленького кусочка, знай, сколько тамплиеры бы за это отдали... о-о, ей повезло. Просто неимоверно повезло.

- Твоя наивность спасла десятки жизней, мистер Редфилд. - Лидии интересно, почему мужчина так смущается с этих слов, почему реагирует непонимающе. Не мог же он не понимать, что творит... Или все взаправду, и сей парень понятия не имел, что держал в руках? Что было на кону, сколько душ... Пожалуй, это не то, что нужно спрашивать. Но Лидия не могла сдержаться — острота языка, как говорил дедушка, досталась ей от двоюродной бабки. - Но спасет ли она тебя?