Прислушайся к себе. Какая музыка звучит у тебя внутри? В бесконечности бессчётных вселенных мы все — разрозненные ноты и, лишь когда вместе, — мелодии. Удивительные. Разные. О чём твоя песнь? О чём бы ты хотел рассказать в ней? Если пожелаешь, здесь ты можешь сыграть всё, о чём тебе когда-либо мечталось, во снах или наяву, — а мы дадим тебе струны.

crossroyale

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » crossroyale » архив завершённых эпизодов » Мир опрокинут в небесное дно


Мир опрокинут в небесное дно

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

- Мир опрокинут в небесное дно -
http://s6.uploads.ru/DeAxH.jpg
- ♫ I Will Never Be the Same – Set Your World On Fire -

участники:
Ren Hakuryuu & Judal

время и место:
Столица чужого государства, день фестиваля. Сумерки.

сюжет:
Джудал вернулся, воскрес и решил найти своего короля. Хакурю же скрывается от зорких глаз Синдбада, прекрасно понимая, что долго так не протянет. Он желает разобраться в себе, понять, как он не смог защитить то, что так страстно желал оберегать - свою страну. Ради чего он убил столько людей и своего друга?..

+1

2

Сумерки сгущались. Солнце еще не взошло из-за горизонта, не опалило небо тусклыми, нежными красками, но свет уже проникал, развивая тьму. Празднество продолжалось вплоть до полного рассвета, когда лучи коснуться земли, крыш домой, ткани на одежде. Вокруг ходили люди, шумели, что-то говорили на незнакомом языке вперемешку с общим. Это было забавно слушать, наблюдать; это явно отгородило спутников и путешественников от общей массы. Хакурю же ощущал себя пойманным в сети этой толпы, запертый в самой глубине этой жизни.
Раньше Хакурю даже любил фестивали, празднества и яркие наряды; живые цветы, вплетенные в волосы танцовщиц, вкусную еду, которую всегда была в изобилии. Теперь это казалось слишком блеклым и незначительным. Душа, измученная годами сражений и муками ненависти, теперь не знала, куда деться. Он не смог защитить свою страну, не смог отвоевать ее сам, не смог понять друга… Все казалось каким-то неправильным, скользким и отвратительным. Отдых и развлечения казались несбыточной мечтой; не было ощущения легкости и единства с праздником. С чем угодно. Душа пуста.
Главная улица встречала шествие из музыкантов, танцоров и акробатов. Вспыхнул огонь в толпе, и восторженные возгласы. Яркие ткани резали глаза, но они были везде. Все жители оделись как можно красочнее, привлекая внимание и теряясь среди всей этой красоты. Хакурю был один из многих, на ком еще осталась его обычная серо-белая одежда. Оружие было так же завернуто в тряпку, чтобы не привлекать внимание глаз на столь мирном событии. Хотя тут и там виднелись наемники и воины государства, у которых на поясе или на спине висели мечи, сабли, луки… казалось бы у воинов свое веселье, своя гордость. Хакурю не мог так рисковать, показывая свое копье со знаком покорителя подземелья. Он и так вылез в толпу, надеясь, что затеряется среди нее. Но его простая белая туника слишком выделялась, привлекала внимание.
Это проблема решилась сама собой, когда Рен проходил мимо сцены, его поймали за руку, одарив венком из цветов, одев это ему на шеи, а так же на голову пала синяя ткань с бирюзовыми узорами в виде пионов. Поначалу Хакурю не понял, что это и зачем, поспешно скрываясь, не позволяя затянуть себя в бессмысленный танец. Раздался женский смех, возгласы толпы, а музыка зазвучала еще громче. И только позже бывший император смог разглядеть, что ему дали, подарили. Цветы были свежими, едва уловимо источая сладки запах. Хакурю это раздражало, но он ничего не предпринял, чтобы освободиться от этой неожиданной ноши. Ткань так же осталась на месте.
Целая ночь. Целую ночь Хакурю гуля, ходил, не находя себе места. Он вышел из своего домика, в котором остановился не затем, чтобы повеселиться. Он соскучился по звукам, запахам, жизни. Зачастую путешествия проходили гладко, быстро; изгнанник не пытался разглядеть то, что окружало его в мельчайших подробностях. Ко многим вещам он начал относиться грубо, резко без той толикой внимания, когда начинаешь видеть красоту.
«Я хочу увидеть свою родину, страну; хочу помочь ей». – Сердце и мысли жгло одно желание вот уже на протяжении нескольких лет. Коэн думал, что правильно возложил свои надежды и страхи, думая, что у его брата хватит сил и решимости нести такую ношу. Хакурю не справился. И Синбад знал это, когда предлагал ему сделку. Знал и использовал; как он делал с каждым, кто попадался ему под руку. Даже с Аладдином и Алибабой было так.
Пожалуй, единственный человек, который был сейчас нужен рядом… Один ли? Его сестра не разделила его мнение, не пошла за ним, а теперь она стоит рядом с Синбадом, помогая ему воплощать мир во всем мире без кровопролития. А Джудал, кто словно знал, когда протянуть руку помощи, пропал. Умер. Погиб. Исчез. Все это подходит к тому, что случилось в битве тогда между ним и Аладдином. Четвертый маги унес хотя бы тело своего короля, а Хакурю досталось лишь пустота.
Прогулка завершилась на скамье перед ларьком со сладостями. Денег у Хакурю все равно почти не было, поэтому мысль о еде вызвала у него неприятную боль во всем теле. Он давно нормально не ел, сбивая со следа ищеек, что шли за ним. Пора было задумываться, где раздобыть их, у кого просить работы или помощи. Но это можно было оставить до полудня, когда весь народ устанет и ляжет спать. День, когда все двери закрыты.
Хакурю вскочил резко, сразу хватаясь за свое копье, даже сквозь ткань ощущая твердость дерева. Он мельком, всего лишь мельком видел черные как смоль волосы, бледную кожу и… «Не может этого быть». Ноги сами направили его прочь, но там, где была тень прошлого – никого. Хакурю был уверен, что видел Джудала. Он постоял на месте, потоптался, но никак не мог найти эти черные волосы ниже пояса. У всех женщин или мужчин они были завязаны, заплетены и почти не свисали на спину. Хакурю было подался назад к своему месту, которое приметил, как перед ним возник Джудал. Охнув, не удержавшись на ногам, Хакурю упал, дико осматривая своего маги, все еще думая, что его голова окончательно преподнесла ему сюрприз в виде галлюцинации.
- Т-т-ты…. Как?  

+2

3

Поиски Хакурю кажутся погоней за призраком, вечно ускользающим, исчезающим и появляющимся неожиданно в иной стране или на другом конце света, порой даже в двух местах одновременно — такое ощущение, во всяком случае, возникает. Эти игры утомляют и сводят с ума, в них нет ничего приятного и интересного, но они продолжаются и продолжаются, эти проклятые бесконечные блуждания, кажущиеся уже по-настоящему тошнотворными и абсолютно бессмысленными. Чем дольше это длится, тем сильнее становится ощущение, что встреча с бывшим четвертым императором империи Коу — это что-то из ряда фантастики, приятная и несбыточная мечта, то, о чем могут мечтать, пожалуй, маленькие несмышленые дети, видящие мир сквозь розовые очки безмятежной наивности. Еще чуть-чуть, и Джудалу начнет казаться, что никакого Рена Хакурю на самом деле и не существовало никогда, что он — всего лишь вымышленный персонаж пронзительной и трагичной истории, написанной никем в неизвестную никому эпоху, и слышал о нем темный маги только понаслышке, вероятно, от кого-то, кому нравится прожигать свою жизнь в библиотеке, задыхаться пылью и отгораживаться свитками от всего остального мира. 

Быстро и эффективно найти Хакурю не представляется возможным — в силу отсутствия необходимых для этого средств; совершенно случайно нечто подобное никак не могло оказаться у Джудала, к подобному заранее необходимо готовиться, а, что вполне понятно, к тому, что когда-нибудь ему придется искать собственного короля по всему земному шару, он определенно не был готов. Приходится выкручиваться и использовать все прочие доступные методы, которые, впрочем, дают лишь мизерные результаты, довольствоваться которыми очень и очень сложно.

Такое положение дел Джудалу, мягко говоря, не нравится, в нем постепенно зреет отвратительное недовольство, если не нечто похуже, однако ничего сделать с этим — ни с отсутствием каких бы то ни было стоящих результатов, ни с этим удовольствием — не может. В таких случаях принято менять тактику, и темный маги, возможно, сделал бы это, если бы существовал альтернативный путь, по которому можно было бы пойти, тем не менее ничего подобного не было. Положение безвыходное, и это настолько очевидно, что даже самый последний дурак понял бы это. Остается лишь следовать намеченному пути.

В один из дней волны судьбы, узником которых Джудал стал против своей воли, выбрасывают его на берег одной маленькой и бедной страны, до которой в новом мире никому нет дела. Тем не менее, несмотря ни на что, жители кажутся радостными и вполне довольными своей судьбой, хотя они, вероятно, в обозримом будущем лишатся своего государства, на месте которого вряд ли даже останется хотя бы небольшое поселение — всех унесет туда, где есть возможность раздобыть пищу, то есть в более или менее экономически стабильные регионы. Насколько было известно темному маги, со многими странами после проведенных Синбадом реформ происходит нечто подобное, что, в общем-то, совершенно не волнует Джудала, что абсолютно естественно.

В стране намечается фестиваль, что не представляет на самом деле никакого интереса для падшего. Он и прежде не питал большой любви ко всякого рода фестивалям и праздникам, хотя и не упускал случая отдать дань уважения организаторам путем уничтожения различных лакомств, и зачастую оказывался на таких мероприятиях только благодаря Когеку, которой, по-видимому, всегда нравилась всякая вакханалия; что и говорить, а Джудал и сейчас не испытывает нежных чувств к чему-то подобному. Убедиться ему в этом в который раз позволяют начавшиеся гуляния.

Вокруг — толпы людей в разноцветных одеждах, пестрящих самыми вообразимыми и невообразимыми сочетаниями цветов, из-за которых рябит в глазах, яркие благоухающие цветы, бесчисленные сверкающие украшения, что-то еще, что сложно охватить взглядом. От всего этого цветастого хаоса режет в глазах, вдобавок в уши заливается гремучий коктейль, своего рода кислота, из смеха, разговоров, радостных возгласов и абсолютно бездарно исполненных песен. Ничего прекрасного, только все самое отвратительное.

Найти спасение оказалось невозможно — все государство располагалось на архипелаге, затерянных далеко в океане, сама же столица занимала отдельный остров, расположенный чуть поодаль от остальных, по этой причине сбежать от этого сущего кошмара можно только на соседний остров, но силы Джудала на исходе, вряд ли ему удастся преодолеть хотя бы половину пути. Отыскать ночлег в таких условиях тоже не представляется возможным, что, впрочем, и без того понятно. Ночевать под открытым небом в планы темного маги не входит, он уже успел насладиться этим сполна, в итоге Джудал находит место более или менее тихое и остается там до тех пор, пока не появляются предрассветные сумерки.

Мир, утопивший себя еще вчера в пурпуре, начинает медленно просыпаться, а люди, наслаждавшиеся фестивалем всю ночь, постепенно разбредаются по своим домам, хотя и при этом большая часть остается на улицах, продолжая праздновать. Джудал, устало зевая, покидает свое импровизированное убежище от творившейся ранее вакханалии и отправляется на поиски постоялого двора или чего-то в этом роде, но, слыша позади себя шаги, оборачивается и видит человека, кажущегося до боли знакомым, разве что сразу на ум не приходит, кто это вообще может быть, да и в первую очередь в глаза бросаются клумба на шее и смехотворная цветастая тряпка на голове. Лицо Джудала искажается недоумением. Затем, когда человек и начинает говорить что-то не совсем членораздельное и понятное, до темного маги доходит одна очень важная мысль: перед ним Хакурю. Кажется. Любой другой на месте Джудала решил бы проверить свои подозрения, тем не менее вместо этого он, с великим трудом сдерживая смех, смотрит на Рена. Ни в какое сравнение вид Хакурю, конечно, не идет с тем, как выглядел Алибаба до недавнего времени, однако все равно заслуживает внимания. Спрашивать, по какой причине его вид именно такой, смысла не имеет, и без того понятно, что фестиваль не щадит никого, даже самых стойких. Джудал, впрочем, очень быстро успокаивается, когда замечает очень важную и крайне неприятную вещь — его король, тот, кого он выбрал, больше не падший в порок.

— Хакурю, какого черта?.. — единственное, что может выдавить из себя в тот момент Джудал.

Это можно расценивать как предательство, хотя нет, это и есть самое настоящее предательство, измена, называть можно как угодно, суть от этого не меняется. Осознает ли это Хакурю? Знает ли он вообще о тех метаморфозах, что произошли с ним?.. И самое главное — что теперь делать, когда единственный, кто понимал его, кто разделял его взгляды хотя бы отчасти, кто жил так же, как он, больше не на его стороне?

+2

4

Хакурю смотрел и не верил. Он даже с трудом понял, какой вопрос ему задали. Шум вокруг будто растворился, перестал существовать. Все тело одеревенело, словно его подчинил своей воле Заган. В голвое была полная путаница; недоверие. Вдруг это опять проделки магов? Всего лишь иллюзия, Джудал погиб. Аладдин сам сказал, что… Но красные глаза будто насмехались над этими выводами. Сейчас имели значение лишь эти глаза, полные насмешки и былого, знакомого лицемерия. Они опьяняли, заставляли поверить в этот бред. Хакурю не мог пошевелиться, содрогаясь. «Невозможно, это просто за пределами понимания…» И тем не менее живой, надменный маги сейчас стоял перед ним. Он так же был окрашен в черный цвет, как и при первой встречи. Рух летали, резвились подле него, словно наслаждаясь его присутствием. Его одежда не изменилась, как и его поведение. Все было точно так же как и три года назад. Вот только если Джудал остался неизменным, то Хакурю ощущал на себе отпечаток временного изменения. Это злило, раздражало и царапало внутри, заставляя прийти в себя от оцепенения, которое длилось уж слишком долго.
И как всегда Джудал отвечал вопросом на вопрос.
- Это я должен спросить, какого черта. Как у тебя получилось восстать из мертвых?!
Хакурю хмуро смотрел все так же снизу вверх, не желая вставать, словно боялся, что это видение, наваждение исчезнет. Рядом проходили люди, которых становилось все меньше. Пыль, грязь, брань и похабные песенки вновь стали слышны слишком ярко, слишком шумно. Джудалу удавалось не теряться в этой суматохе, отторгать ее от себя, как от надоедливой мухи. От чего он смотрелся так четко, ясно среди всей этой цветастой ерунды? Мир вокруг уже имел мало значения; он прогнил, пропах торговлей и деньгами, когда истинная ценность – гордость – была полностью забыта. Как бы Хакурю хотел, чтобы все это оказалось сном. Эта встреча, волшебная, поистине магическая, слишком встряхнула его, словно пытаясь привести в чувство, но Хакурю упорно отказывался в это поверить, пойти на поводу. Он сомневался во всем и во всех. Он не верил ничему, и в первую очередь – себе.
То, что Джудал жив – не имеет значение.
То, что Хакурю теперь лишь тень и падший император – тоже не имеет значение.
Деньги. Деньги. Деньги. Миром правят только они и имеют значение. Так говорил когда-то Алибаба. И в этом будущем его слова сбылись, как пророчество. Торговцы повсюду с их языками, политикой, ценностями…
Хакурю как-то незлобно усмехнулся, встал таки, даже не потрудившись отряхнуть пыл с одежды. Что теперь говорить? Не справился, провалился, упал и не смог подняться. Теперь в душе жило лишь смятение, неуверенность в завтрашнем дне и какое-то глубокое чувство одиночества. Джудал вправе находить себе новую игрушку. Хакурю так и не смог до конца понять, что привлекло в нем маги. Месть? Но он свершил ее. Злость? Ее давно уже нет? Черная душа? Даже сейчас эта душа теперь пуста; в глубине жила только злость, но после слов Моржаны… Она любит другого, который уже мертв; она признала в нем достойного человека и обещала помочь.
- Здесь слишком шумно, - глухо произнес Хакурю, хватая свое копье.
Он посмотрел на Джудала, а затем отправился прочь, зная, что сейчас полным полно тихий мест, чтобы никто не прервал их беседу. Дороги, люди, улицы, переулки. Хакурю не смотрел, идет ли маги за ним. Он ощущал, что идет. Странно чувство. По дороге цветы были сорваны и сброшены в пыль, а ткань полетела с головы чуть позже, открывая отросшие волосы и слегка заросшее щетиной лицо. В темноте навряд ли можно заметить как исхудал Хакурю, как он устал и двигался словно тень по городам, едва ли замечая что-то ценное, как еда и сон. Ему было все равно где спать, где лежать. Он никак не мог отойти от того, что не защитил свою страну и теперь империей Рен правила его сестра; слабая, такая наивная сестричка.
Хакурю остановился. Они оказались в переулке с лестницей, чуть дальше главной улицы. Здесь было все так же темно; она успокаивала и убаюкивала Рена. Так же здесь навряд ли можно было встретить кого-то из солдат или простых граждан. На миг в душе воцарилось то ледяное спокойствие, что всегда была присуща Хакурю.
- Как ты выжил? – не только маги был отвечать вопросом на вопрос.
Можно было догадаться, что видел Джудал: отчаянье, тревогу, сомнения. От этих чувств Хакурю сходил с ума в последнее длительное время, от чего его состояние металось от одного к другому. От чувства вины до ненависти. И этот баланс было невозможно нарушить, выбрать что-то одно. Моржана будто заразила его, заставила проглотить этот комок вины, который не желал растворяться в его черной душе. И сейчас рядом с ним витало слишком много светлой рух.
Раздался легкой хлопок, тихий взрыв и небо окрасилось яркими огнями. Черное небо расцвело. Тут и там появлялись узоры от фейверков, словно украшая, провожая праздник. Хакурю они казались слишком напыщенными, вялыми. Они мешали. Бывший император поморщился.  

+1

5

Слишком долго Джудал скитался по свету в поисках своего короля, гонялся словно бы за призраком, за своей дневной грезой, за сном, снившимся никому, в болезненном отчаянии хватаясь за каждую нить, способную, возможно, привести к Хакурю. Слишком долго Джудал жил отвратительной жизнью путешественника, с которой, впрочем, более или менее свыкся за те годы, что ему пришлось провести в другом мире, но тем не менее желание вернуться к прежней, блаженной жизни, когда всегда есть еда, чистая одежда и прочие, казалось бы, незначительные на первый взгляд вещи, было весьма сильно. Слишком долго Джудал пытался выжить в таких условиях, прилагал неимоверные усилия, до такой степени, что утомился. Слишком долго.

Он мог бы бросить поиски или вообще не искать, мог бы вернуться в империю Коу, в это полуразвалившееся государство, судьба которого, в общем-то, не особо волновала Джудала, или начать жизнь с чистого листа, в новом государстве, выбрать нового короля и попытаться либо прижиться в новых условиях, либо уничтожить этот порядок — оба условия, впрочем, кажутся невыполнимыми. Была возможность не изводить себя, не тратить время на того, кто оказался настолько слаб, что потерял трон, но все-таки темный маги пошел именно этой дорогой.

Ради чего в итоге? Ради того, чтобы увидеть собственными глазами предательство, принявшее облик светлой рух, воли Соломона, самой судьбы? Даже человек, привыкший к тому, что каждый предает его, не захотел бы видеть очередное, просто потому, что каждый раз это вызывает отвратительное, тошнотворное, разрывающее изнутри чувство, от которого хочется избавиться чем раньше, тем лучше, сбежать от него, как бегут слабые и немощные люди от войны. Джудал не хотел переживать что-то подобное. Ради того, чтобы узреть, как жалок сейчас его король? На это тоже как-то не слишком интересно смотреть, да даже если бы и было, это в любом случае не окупало тех сил и времени, что пришлось потратить только на то, чтобы найти Хакурю. Ради чего тогда?..

Он видит четко и ясно лицо Хакурю всего лишь несколько безумно долгих секунд благодаря ослепляющему свету от факелов, которые несут некоторые из людей, однако этого вполне достаточно для того, чтобы узнать его, но и заметить изменения, то, чего не было в их последнюю встречу. Прежде Рен не казался таким потерянным, отчаявшимся и усталым, теперь же по нему видно, что он переживает не самые простые времена в своей жизни. С ним что-то определенно не так, возможно, всему виной отсутствие ненависти, той движущей силы, которая заставляла его идти вперед многие годы. Джудал прекрасно знает, что в ней Хакурю находил свой смысл жизни, что позволяло ему жить дальше. Но сложно понять одну вещь — почему тогда не зародилась новая ненависть? Объектом для нее вполне мог стать Синбад, политика которого, по сути, и стала тем, что разрушило империю Коу, сломило ее и заставило упасть на самое дно. И вряд ли это может понять даже сам Хакурю.

Сквозь шум слышатся слова Хакурю, далекие и блеклые, смысл уловить трудно; эти слова, сам Хакурю, да и весь мир — словно бы за толстым мутным стеклом. Однако они все-таки доходят до Джудала, не мгновенно, но все же.

— Я и не умирал вовсе. Рано хоронить меня было, — криво, устало, немного разочарованно усмехается Джудал.

Его собственные слова проглатываются шумом, утопают в нем, словно в океане. Это, впрочем, и есть океан — океан блаженного безумия, слепой радости, иррационального счастья, океан людей, цветастой, выжигающей глаза одежды; праздничный океан, мимолетный, существующий лишь день, но оттого и ужасающий своей химерической красотой. До всего этого Джудалу нет никакого дела, он предпочел бы и вовсе не оказываться среди этого, но вышло иначе.

Джудал послушно следует за Хакурю, зная, что им действительно необходимо поговорить, и чувствуя непреодолимую потребность вызнать у него все, что только можно. Несколько раз темный маги теряет его среди ряженых безумцев, празднующих что-то, но все же находит вновь и продолжает идти. Когда все-таки удается найти место, где можно более или менее спокойно поговорить, они останавливаются.

— Да какая разница? — отмахивается Джудал. — Я выжил — разве это не главное?

Нет никакого желания рассказывать все, нет и времени, а история бы отняла не один час и даже не два. Что действительно важно, так это выяснить у Хакурю все, что хочется. Вопросов к нему уже накопилось слишком много, чтобы просто стоять и терпеливо рассказывать скучную историю про своих приключения с Алибабой в странном мирке.

— Ты лучше мне вот что объясни, — говорит он, — что за чертовщина с тобой произошла? Почему ты оставил престол? Ты ведь сам хотел вернуть страну, так что, теперь она тебе оказалась не нужна, что ты решил ее просто так бросить на произвол судьбы? И самое главное — что ты теперь собираешься делать?

Для чего-то ему нужны ответы на эти вопросы. Для чего именно — сложно сказать. Джудал просто желает знать и все. Быть может, можно было задать еще вопрос: «Почему ты не выступил против Синбада?», но темный маги понимает в какой-то степени его абсурдность. Выступить против Синбада значит выступить против всего мира, а это невозможно ни для кого из ныне живущих. Впрочем, это только в одиночку, но существует также вероятность, что можно найти поддержку в лице правителей некоторых стран, в таких условиях, естественно, есть возможность победить, но отыскать товарищей, которые так просто согласятся променять спокойный мир без войн на долгие и кровопролитные столкновения, не так-то просто. Люди — осознанно или нет — стремятся к спокойствию и стабильности; когда они сталкиваются с потрясениями, они осознают это четче. Правитель может желать выступить против Синбада, который всем дал свободу, мир и возможность жить в изобилии, так, как того хочется людям, но такое решение будет вряд ли одобрено народом, причем вполне возможно, что его и вовсе свергнут за попытку разрушить мирную жизнь граждан. В итоге те, кто желает сохранить свой сосуд и не подчиняться новым порядкам, вынуждены покидать свои страны и скрываться. К таким людям относятся Хакурю и двое других. Такие люди вполне могли бы попытать счастье объединиться, если бы им к тому же помог маги, то все стало бы гораздо проще, но даже таких сил вряд ли бы хватило на победу над Синбадом, однако если королям не умирать за свои идеалы, то за что тогда?..

На короткие мгновения небо озаряется фейерверками, их свет проникает и туда, где стоят Джудал и Хакурю, и освещает их лица — чересчур серьезное лицо темного маги и обезображенное отчаянием, сомнениями и тревогой лицо бывшего императора. Это странное, застывшее, похожее на какую-то маску выражение лица Хакурю говорит одновременно так невообразимо много и так невыносимо мало. Оно говорит как минимум о том, что либо ему необходимо основательно обдумать все, либо поговорить с кем-то, серьезно и откровенно. На роль советчика, старшего товарища и друга Джудал не особо годится, больше подходит кто-то, кто похож на Аладдина, а самостоятельно, кажется, Рен будет выбираться слишком долго или вовсе так и останется в этой трясине, в которой оказался либо по своей вине, либо кого-то постороннего. Непростительная слабость.

Отредактировано Judal (2016-03-17 00:33:03)

+2

6

Что могло измениться с его появлением? Какая надежда в нем жила? Хакурю Не знал. Он ощущал усталость, пустоту, а с появлением этих красных глаз и черных волос на фоне толпы показалось. Лишь показалось, что это что-то изменит. «Жалок и ничтожен тот, кто просит помощи, когда и сам не может подняться с колен», - эта горькая мысль пронеслась, стоило услышать, что Джудал никогда и не умирал. Предвидеть бы эту потерю, которая подкосила, но не сломила. В конце концов ведь Хакурю выиграл битву; битву, но не войну.
Хакурю ощущает горечь. Не стыд, не разочарование, не печаль или радость… Горечь. Она застряла в нем, растворилось, заставляя чувствовать себя еще хуже. Она наполнило его; пустого и безжизненного. И вместо ответа, Джудал начал задавать вопросы. Хакурю зажмурился, слушая его голос, его вопросы и понимал, что этого и боялся… Всегда, что кто-нибудь еще спросить его об этом. Как объяснить? Как унять уязвленную гордость, что давно, казалось бы, уснула под пеленою безразличия?
Внизу, в городке, праздновали люди, гордились своей страной. Они наряжались и благодарили Бога, новое правительство… Да что угодно! И всего лишь за то, что им подарили мир и изобилие. Клетку, в которой он ис удовольствием живут. А ведь бой – это борьба свободы, борьба, от которой не так просто отказаться. А откажешься – пощады не жди… И Хакурю не ждал. Не от себя, не от кого другого. И Джудал словно подтверждал это. И прежде, чем ответить, Хакурю еще секунду помолчал, вслушиваясь в окружение. Рядом никого не было, все тихо; лишь хлопки фейерверков нарушали тишину и тихая музыка внизу.
- Это удивительно, - тихо прошептал Хакурю, не сильно и стараясь, чтобы его услышали.
И здесь, в переулке на лестнице было в два раза прохладнее. Нет душной толпы, что согревала или душила бы своим теплом и существованием. И из-за этой прохлады, только из-за нее по коже прошлись липкие и отвратительные мурашки. Хакурю вздрогнул. Ему сложно было отвечать, сложно было подобрать слова. Но в какое-то мгновение его грудь обожгла слепая, серьезная обида, а затем наступил гнев. Гнев на то, что ему смеет указывать тот, что пропал на три года, смеет тот, кто проиграл. Впрочем, сам Хакурю пал не выше своего маги.
- Не говори глупостей, - с отвращением проговорил изгнанник, услышав о том, что он бросил страну. Это чувство даже слегка отрезвило, что Хакурю усмехнулся и успокоился, понимая, что теперь судьба круто повернула не в ту сторону. пусть даже не в его сторону дует попутный ветер, то… - Меня изгнал собственный народ за распри за независимость по всей империи. Именно я понес наказание за то, что не уследил.
Хакурю поморщился, вспоминая суд, вспоминая лицо короля Семи Морей, а так же лицо своей сестры, что стояла рядом. Холодная и беспристрастная маска. Больше всего на свете хотелось забыть именно ее – Хокуэй. А может быть и не забыть вовсе? Она была слишком похож на мать: ее голос пусть и остался таким же ласковым и нежным, но в нем уже не было ни граммы тепла. И от этого Рен сходил с ума, когда понял, что ни собственный народ, ни единственная опора в виде родной сестры не поддержат его. Остальная семья попала под раздачу уже давно и была изгнана из страны.
Ткань сама сползла с копья, обнажая клинок. И Хакурю наставил оружие на Джудала, смотря теперь более трезвым взглядом на вещи. Обман. Все и всегда шло против него. И это – настоящий маги? Как бы не хотелось верить, но слишком силен был это тмир, где процветало добро и понимание. Не было ненависти и борьбы. Клетка; реальный золотой век от которого тошнило, но к которому все стремились.
- Откуда я знаю, что ты настоящий? Прошло три года, Джудал, пока ты… если это ты, где-то шлялся.
Слова дались Хакурю тяжело. В сердце еще была жива та боль, то унижение, которым он придавался куда бы не пошел. И в этот раз именно здесь он встретил того, о ком думал столько времен и о ком горевал… А теперь? Что ему оставалось теперь? Этот призрак упрекал его, корил и ставил в вину то, что он, Рен, сдался под гнетом обстоятельств. Сомнения в себе самом окончательно подорвали изнутри, заставили быть тверже, чем хотелось бы. Чем была возможность. Дело не в физическом состоянии; в моральном. Мало кто в этом мире теперь поддержал бы его, перешел бы на ту сторону, которая принесла бы много крови всем странам, что объединились под покровительством союза во главе с Синбадом.
Объясняться не хотелось. Это вызывало отвращение. Он сам способен найти свой путь – просто за три года поисков, не было и шанса. Единственные, кто его понял, были придержаны мирного разрешения дела – Аладдин, Алибаба и Моржана. Но Хакурю давно потерял с Алибабой и Аладдином связь и не наделся вновь отыскать этих двоих, что несут мир и добро. Не бывает мира во всем мире. Это мифическая ложь. А Мор он оставил за пределами этой страны под предлогом, что "хочет побыть один". Нехотя, но она отпустила его.
На конце копья появился символ покорителя подземелья, но Хакурю не спешил. Он прекрасно знал, что если воспользуется силой джина, то его быстро обнаружат. Слишком быстро.

Отредактировано Ren Hakuryuu (2016-03-21 07:36:02)

+2

7

Слова наподобие «меня народ сам изгнал» кажутся отговорками, жалкими, глупыми, никчемными отговорками. Хакурю должен был осознавать, что заполучить власть — это одно дело, а удержать ее — совершенно другое, и что необходимо делать все для того, чтобы никто не посмел ее отнять. Почему же его король, его император, оказался настолько слаб, настолько беспомощен, что не смог сохранить то, что ему в конечном итоге все-таки удалось захватить? Неужели ему показалось это чем-то настолько невозможным, нереальным? Джудал готов поспорить, что у Хакурю хватило бы и сил, и способностей для удержания власти, вот только по какой-то непонятной причине он не воспользовался своими возможностями и отступил. Так почему же?..

Ответ напрашивается сам собой — обстоятельства. Обстоятельства контролируют многое, в данном случае они полностью управляли Хакурю, что и привело его к подобному исходу. Но неужели не было никакой возможности бороться с ними? Всегда есть какой-то выход, если только его намеренно не заблокировал кто-то. Но кто мог перекрыть все пути к спасению? Синбад? Сложно понять, какая ему может быть выгода от смещения Хакурю с трона, хотя не стоит и эту возможность исключать. Об этом, впрочем, думать пока что не следует.

Хакурю направляет на Джудала, на своего маги, копье, и это кажется таким странным, таким неестественным. Темный маги и помыслить не мог, что когда-нибудь настанет день, когда его собственный король решит выступить против него с оружием, этого просто не могло быть, разве что в представлениях какого-нибудь безумца. Тем не менее это действительно происходит, здесь и сейчас. Джудал больше удивлен, чем разгневан таким поворотом, хотя, надо признать, не возмущать подобное просто не может. Ему сложно понять ход мыслей Хакурю, сложно осознать, почему тот ни с того ни с сего наставил на него копье, и еще сложнее принять тот факт, что он способен пойти на нечто подобное.

— Какого черта?.. — недоуменно и раздраженно выдает он, хмурясь.

Нельзя отрицать, что есть кое-что соблазнительное все-таки в сражении с Хакурю — это и возможность побаловаться магией, которую практически не было возможности использовать на протяжении длительного времени, и увидеть, чему за три года обучился его король, и доказать, что с маги тягаться нелегко и даже пытаться не стоит. Тем не менее Джудал прекрасно понимает, что последствия даже кратковременного боя могут быть очень плачевными, вплоть до того, что в следующий раз он увидит Рена через многие годы или просто обезглавленным. И кто знает, возможно, темного маги тоже упекут за решетку или же отправят на эшафот — даже если они не перестали практиковать смертную казнь, они могут просто припомнить все грешки бывшего имперского жреца и, сделав ради такого чудесного человека исключение, повесить или четвертовать на главной площади в Партевии. Что-что, а сидеть в тюрьме или помирать у всех на виду от руки какого-то незнакомого придурка Джудал не собирается — хотя бы в ближайшие пятьдесят лет. По этой причине идею о радостном сражении в честь воссоединения приходится выкинуть из головы.

Чужие слова жгут, злят, но постепенно проясняют картину, позволяя понять истинные причины действий. Джудалу не нравится эта картина, вырисовывающаяся перед ним. Внутри постепенно закипает ярость. 

— Шлялся? — переспрашивает темный маги, бросает озлобленно-высокомерный взгляд на Хакурю и, повышая голос, произносит: — Да ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить за эти три года! — жестикулирует и повышает тон. — Думаешь, я по своей воле оказался в той гребанной дыре, из которой пришлось выбираться столько времени?! Думаешь, я был рад, что там оказался? Да черта с два! Это был сущий кошмар! Я бы ни за что не стал бросать тебя и отказываться от участия в войне с Коэном, тем более ради таких вот «приключений»!

Естественно, Хакурю не имеет ни малейшего понятия о том, что стряслось с Джудалом, какие мучения и лишения пришлось пережить несчастному маги в том дурацком месте, в которое он бы не захотел вернуться даже под страхом смерти, однако даже предположение, что он просто где-то «шлялся», просто оскорбительно и буквально обесценивает его страдания. Приходит — слишком поздно — понимание, что стоило бы начать с рассказа о том, что произошло с ним и Алибабой за те три года, а не с допроса, дабы быть правильно понятым, однако факт — уже ничего не изменить.

— И что еще за тупое предположение, что я ненастоящий? Ты что, бредишь? — скрестив руки на груди и впиваясь взглядом в лицо Хакурю, интересуется Джудал.

Его взгляд — пристальный, внимательный — надолго останавливается на бывшем императоре, фигура и лицо которого то тонут во тьме, то освещаются яркими фейерверками. Ему и самому постепенно начинает казаться все каким-то нереальным, появляется сомнение, что Хакурю действительно настоящий, а не мираж. Слишком долго — безумно долго — Джудал искал его и, возможно, начал видеть галлюцинации — из-за отчаяния, незаметно пробравшегося в его разум. И все-таки темный маги уверен, он чувствует это и видит по рух — перед ним сейчас стоит именно его король, самый настоящий, из плоти и крови; сомневаться в этом нет никакого смысла.

В одно из мгновений, когда свет от фейерверков вновь озаряет все вокруг, Джудал замечает, что вместо протеза, созданного с помощью магии Загана, у Хакурю обычная человеческая рука, что определенно странно.

— Твоя рука… — произносит темный маги, но обрывается на полуслове, решив, что сейчас не самое подходящее время обсуждать что-то подобное. У них еще будет время для обсуждения мелочей.

Запоздало приходит странное облегчение, вероятно, из-за того, что поиски наконец-то окончены, что больше нет необходимости сводить себя с ума бесконечными путешествиями по неизвестным местам, есть отвратительную пищу и спать, где только придется. Не имеет значения, что теперь все иначе, не так, как было в их последнюю встречу, что что-то все-таки изменилось в Хакурю, сломалось, главное, что им удалось воссоединиться. Ныне у них нет страны, нет сторонников, Джудал официально считается мертвым, а бывшего императора во всех странах признали преступником. Им словно бы и нет места в мире, но разве так было не всегда? Этот мир никогда не принимал их, не понимал их убеждения и стремления, отрицал. Однако это никогда их не останавливало, лишь двигало вперед. И теперь все должно быть так, как прежде.

— Если так хочешь, я могу рассказать тебе все от и до, все равно собирался это сделать, — говорит темный маги и, видя загоревшуюся на лезвии копья звезду Соломона, криво усмехается, но отвязывать свой посох пока что не собирается. — Или ты все-таки хочешь подраться? Я не против. Вот только кто будет разбираться с последствиями?

+1

8

Первое, что, пожалуй, заметил Хакурю в первую очередь: удивление, которое отразилось на бледном лице маги. Пожалуй, оно было настолько неподдельным, настоящим и крепким, что впору даже растеряться, дрогнуть от собственных бредовых мыслей. Но Хакурю не сразу опустил оружие, поверяя этим эмоциям. Что они, всего лишь шелуха, а вот истинные намерения никогда не бывают столь явными, особенно у таких лживых и скользких гадов как Джудал. За это Хакурю в свое время и доверился этому человеку, проникся его идеалами и… как бы это сказать? Джудал стал отличным товарищем и напарником, несмотря на все его слегка ненормальное поведение. Смех, который часто раздавался после победы над врагом, казался неуместным всем остальным, а для Рена это звучало как успокоительная мелодия. В смерти врага нет траура; есть только победитель и проигравший.
Слова ударяют больно как хлыст. Даже обвиняя, Хакурю понимал, что не прав. Даже наставляя оружие, у него и сомнения были беспочвенные, навеянные его собственных страхом. Иллюзия, мираж, дымка…Наверное, просто вера в то, что Джудал мертв была слишком сильна? В памяти все еще стоял пустой зал, наполненный мерзкими, резкими благовониями и пустым гробом? И все это действия освещали лишь пара тройка свечей, а сам зал тонул в полумраке. И слишком сильно было тогда чувство полной беспомощности перед нечто таким, чем никогда не сможет править человек.
- Думаешь, я по своей воле оставил свою страну и теперь скитаюсь по всему миру, скрываясь от ищеек Синбада? Не все выглядит со стороны так, как кажется на первый взгляд. Три года прошло, - в ответ огрызнулся Хакурю, слегка взмахнув копьем, но для того, чтобы убрать его вверх, ближе к себе древком.
Сомнения в том, что перед ним настоящий и живой, что самое главное, Джудал, почти отпали, рухнули и сгнили где-то в сознании. Верилось это в трудом, но… даже сам Аладдин не мог точно сказать, куда попал в свое время Джудал, но был точно уверен, что тот не вернется. Тем не менее, теперь маги империи Ко здесь – каким-то непостижимым, сверхъестественным образом.
- Ты для всех умер, забыл? Аладдин сказал, что ты не сможешь вернуться оттуда, куда он тебя отправил. Как я должен был реагировать? На шею тебе вешаться и получить клинок под ребра, если бы ты был подосланным убийцей?
Хакурю раздраженно фыркнул, мотнув раздраженно головой. Он молчал, довольно долго, заметив, что Джудал увидел и его новую руку, но, правда, едва ли заметил и его целые ноги, которые отрубил в битве Алибаба. Звезда на лезвии потухла, оставляя железо оставаться таким же черным, мрачным и холодным. «Рассказать, да?» Хакурю задумался, а важно ли это? Его не мучило такое уж жгучее любопытство, куда пропал Джудал, но и не знать о том странном и не понятном месте тоже не хотелось. Знания – сила, как говориться. На языке уже вертелось сотня вопросов: как, что, когда, почему. Они не срывались с губ лишь по той причине, что сами они выдавали волнение Хакурю с головой. Того наивного мальчика, все же, давно уже нет…
А тем временем салют кончился и на место, где они разговаривали, легла тьма; непроглядная и тяжелая. Больше не было видно ни лиц, ни деталей. Лишь очертания во тьме. Огни в городе постепенно освещали улицы и округу вокруг, но медленно и плавно, как поток огненной реки. Вскоре, этот тусклый, едва уловимый свет должен был осветить и их место, но рано еще. «В такую тьму способна свободна двигаться лишь Моржана». Луна сияла в небе, но не так ярко, как могла бы. Постепенно глаза привыкли к темноте, и Хакурю вздохнул.
- Расскажи, но прежде… нужно уйти отсюда. Я старался на одном месте не стоять, чтобы меня не нашла она, - нехотя произнес Хакурю, вспоминая, как Моржана не хотела отпускать его одного. Пришлось сбежать, а это значит, что очень упрямая девушка сейчас может его искать во всех улочках близ лежавших городов в том числе и этот. Учитывая скорость и ловкость фаналиса, то не стоило и удивляться, если она вдруг выскочит на них из тьмы. Не факт, что ее не встретит ледяная глыба или яркая молния. - Сражаться я с тобой не собираюсь.
«Наверное», - подумалось Рену, которому пришлось на ощупь находить тряпку и вновь закутывать оружие. Самый главный опознавательный признак его внешности – шрам и копье. В остальном он мало чем отличался от коренных жителей империи Ко, а учитывая, в каком она плачевном положении… Да и сама драка привлечет много внимания и шуму. Можно было сразу после этого и убежать, только вот навряд ли запасов маги хватит на такой подвиг после стычки с Джудалом.
И Хакурю снова увел их разговор в другое место. Он не хотел, чтобы рассказу что-то или кто-то помешал, поэтому пришлось вновь двинуться в путь. На примете было еще одно неплохое место, а через минут десять, показалось и оно. Лестница, на которой они стояли шла дальше вверх, но справа была небольшая тропа, которая вела прочь от города, домов. Туда то и направился Хакурю. Они дошли до старого, покрытого мхом храма из камня. Само помещение едва ли доставало Хакурю до подбородка, но зато в эту местность не любили ходить местные жители. Хакурю, наконец, сел подле храма, облокотившись о холодный камень рядом. Таких «надгробий» здесь было много – почти вся свободная площадь, что была перед храмом, усеяна камнями и палками. Что за культ тут был – неясно, но Хакурю это и не интересовало.
- Думаю тут, - задумчиво оглядевшись, Хакурю положил подле себя копье.

Отредактировано Ren Hakuryuu (2016-03-30 17:50:25)

+2

9

Жгучее понимание, что Хакурю не прав, въедается в разум и вызывает желание рассмеяться в голос, биться от смеха в конвульсиях, до тех пор, пока все тело не будет болеть, словно оно испытало все муки Ада. То, что он говорит, — несусветная чушь. То, что он говорит, — самообман, призванный защитить его разум от окончательного распада. Ему нужен кто-то, кто будет виноват, ему не нужна никакая истина, ему нужна иллюзия, абсолютно любая, главное, чтобы уродливая правда не посмела прорваться сквозь нее. Хакурю не может понять — или просто не хочет признать — одну жизненно важную вещь: отказ от отрицания судьбы приводит лишь к одному — человек становится вновь скованным, несвободным, над ним снова обретает власть то, от чего все разумные люди бегут, то, что так не выносит Джудал, то, что мешает претворению желаний в жизнь. Это и произошло с ним — он, добровольно приняв судьбу, стал ее рабом и лишился свободы воли. Все, что происходит с ним сейчас, — это абсолютно его вина, его кара за то, что он отказался от свободы. Отрицать этот очевидный факт глупо.

В одном отношении Хакурю прав полностью — ему следует быть осторожным и не верить всему, что он видит. Другое дело, что если бы изощренный ум Синбада сгенерировал блестящую идею послать на поиски беглого преступника, Четвертого Императора империи Коу, какого-нибудь волшебника, который, найдя его, превратился бы в погибшего темного маги, то этот подосланный убийца, несомненно, убил бы Хакурю, воспользовавшись его шоком после того, как тот увидел восставшего из мертвых, а никак не позже, когда Рен, уже придя в себя, смог бы начать сомневаться в том, что перед ним настоящий Джудал, что было бы, в общем-то, вполне естественно по той простой причине, что он умер, а с того света еще никто не возвращался — во всяком случае, в таком неправдоподобно живом виде. 

Указывать на столь явные осечки, тыкать в них Хакурю носом, словно нашкодившего котенка, маги совершенно не собирается, находя это занятие совершенным в своей скучности и бессмысленности. Привычки занудствовать Джудал определенно не имеет, да и есть вещи, которые первостепенно важно обсудить. И естественно, от подрывания веры в иллюзии Рену может стать еще хуже, а в сокрушающих волю страданиях и бесславной смерти своего короля темный маги не видит никакой выгоды.

Разговор прерывается неожиданным порывом Хакурю сменить местонахождение, который он объясняет престранным образом — «чтобы меня не нашла она». Что это за «она», Джудал не имеет ни малейшего представления, хотя у него есть несколько предположений, наиболее правдоподобным из которых кажется «организация, которая занимается поисками международных особо опасных преступников». Вполне логично предполагать, что под этим подразумевается что-то в этом роде, однако и не следует исключать другие возможности — черт знает, уж слишком странно и подозрительно прозвучали слова Хакурю.

Джудал следует за Хакурю, прямо до какого-то старого храма, рядом с которым и садится его король. Недолго думая, маги небрежно швыряет на землю посох, а сам усаживается рядом с Реном — чересчур близко к нему. Он начинает рассказывать о том, что происходило с ним все то время, что его не было, — о полете за пределами Земли, о странном мирке, оказавшимся Темным Континентом, об угарно выглядевшем Алибабе, о невероятных лишениях и страданиях, которые пришлось пережить, о дядьке-драконе, немного о той фигне, о которой трепались эти двое, о невероятно долгом полете, всякой чертовщине, что попадалась на пути, в том числе и о фаналисах и их истинной форме, наконец, о старике-отшельнике, живущем в какой-то стремной хижине, который все эти годы возился с телом никчемного бывшего принца Бальбадда. История выходит длинная, возможно, даже чересчур для столь однообразного рассказа, настолько, что начинает светать.

Он замолкает и кидает взгляд на Хакурю. В лучах предрассветного солнца лицо его короля, в некотором роде испорченное временем и этим миром, но остающееся по большей части таким же, что и три года назад, видно отчетливо, теперь, без лишней игры неестественного света и периодически захлестывающий все волны тьмы, можно лучше рассмотреть его. Где-то на периферии разума, в глубине, бьется осознание, что ему по-настоящему не хватало Хакурю. В этом он, впрочем, ни за что не признается даже себе.

Темный маги обнимает его за плечи и ощущает рукой проступающее через ткань одежды тепло его тела, текущую в нем жизнь. По его телу разливается странное удовлетворение даже от такого совершенно обычного прикосновения. У него есть ощущение, что никогда ничего подобного он прежде не испытывал, но в этом нет какой-то определенной уверенности. Это чувство кажется каким-то слишком странным, непонятным, чуждым, а от того раздражающим, но Джудал не отпускает своего короля, желая в некотором смысле распробовать возникшее ощущение получше.

— Это все, — произносит он и устало, немного криво улыбается. — Теперь ответишь на мои вопросы, а, Хакурю?

Вопрос риторический, ответ на него совершенно не имеет никакого значения. Джудал хочет получить ответы на свои вопросы, а значит, он их получит.

— Что вообще с тобой произошло, пока меня не было? Что с твоей рукой? Что собираешься делать дальше? — интересуется маги. — И… — он хитро щурится, усмехается и выдыхает свой вопрос прямо в ухо Хакурю: — Что это за баба, от которой ты так отчаянно бегаешь?

Последний вопрос — блеф, просто небольшое поддразнивание с целью выведать информацию и дать ложное представление о восприятии Джудалом сказанных слов. У него и в мыслях не было, что за его королем гоняется какая-то, по всей видимости, неизвестная ему женщина, это было бы действительно чем-то абсурдным.

+1

10

Глупость. Хакурю ощущал себя так, словно вернулся в некое подобие прошлого. Взгляд Джудала, по крайне мере, говорил о том, что он несет чушь. А чего следовала ожидать от темного мага? Явно не понимание происходящего в мире. Хакурю не собирался больше об этом говорить. Пока, по крайне мере. Он и так знал, что ему нужно делать, но на это требовалось слишком много времени и сил, в том числе, собственноручно принять решение. Сейчас это было тяжело осуществить, и еще больше – тяжело решиться.
Потерять страну и силы, потерять все из-за одного единственного промаха. Восстание, разруха, мятеж, смерти – не это желал Рен империи Ко. Он не хотел, чтобы и ее постигла та же участь, что подорвала Бальбадд. Дождаться, пока кто-то придет и свергнет его? Пока братья или сестры решат, что он не достоин быть императором? Хакурю сам выбрал путь отречения от трона – он уступил его, но не отказался. В этом и было самое большое различие между ним и тем же братом Алибабы. И пока сам бастард Балбада скитался по стране, Хакурю же искал способы свергнуть союз, что сейчас управляет всем миром, и вернуть себе дом, от которого и сам отказался. Месть теперь здесь не имела никакого значения. Он не желал быть куклой в руках Синбада, да и кого бы то ни было.
Одну минуту желание высказать все это жгло горло, а потом отпустило. Хакурю не мог просто взять и пуститься в жалкие оправдания, тем более перед Джудалом. Это казалось выше его сил, поэтому он молча принял насмешку в глазах маги, не пытаясь ее опровергнуть или как-то замять, снести. Если это нужно, то Джудал сам вскоре все поймет, а если нет… то он лишится сильного союзника. Это было бы… неприятно. Само слово не выражало все то раздражение и даже обиду, что Хакурю испытал на какой-то момент так ярко, что невольно руки сами сжались в кулаки.
Даже если он, наконец, и решиться и все будет готово, была другая преграда в виде его спутника, который пошел за ним помимо воли самого Рена – Моржаны. Она не отставала от него, а порой и не давала совершить те или иные действия. Отчасти, можно быть ей благодарным – он до сих пор ни разу не воспользовался силой Загана, иначе его бы вмиг обнаружили и схватили, а приценденты были. Слишком много людей хотелось стереть в порошок, в том числе в тот день, когда копье оказалось в его руках. Можно сказать, Мор была единственной причиной, что еще удерживала его от более серьезных действий. Вполне могло статься так, что в этом был виноват разговор, тот единственный откровенный, что произошел между ними в тот день, когда решалась судьба Коэна. Может быть во всем было повинно чувство, что не оставляло его при взгляде на девушку. Это не было уже любовью, что утонула в море хаоса и ненависти. Больше всего это походило на вину и участие, что было ему как-то несвойственно и чуждо. Это и раздражало. От того, что Хакурю пришлось каждый раз убегать из-под внимательного взгляда Мор – слишком хлопотное занятие, хотя, иногда это веселило их. Жалкие крохи чего-то хорошего.
Все это померкло под чужим рассказом. Джудал был достаточно близко, чтобы слышать каждое его слово, ловить каждый вздох и жадно ощущать чужое тепло. Хакурю слушал внимательно, не обращая внимания ни на холодный камень, что был под ним, ни на рассвет, что постепенно рассеивал ночь. Солнце начало выходить из-под горизонта, освещая город и его окрестности. Джудал замолк, закончив свой рассказ.
Сама история была настолько фантастической, что впору было ей не верить. Джудал не врал, и не было смысла обвинять его в этом. Казалось бы, в этом приключении могли уместиться все три года, что отсутствовали эти двое. По-настоящему тяжкое, красочное приключение, где одна надежда – выбраться в свой мир. Оно казалось слишком далеким, безликим. От этого рассказа веяло смертью и безнадежностью. Хакурю и сам не смог бы объяснить, почему тот другой мир вызвал в нем такую ассоциацию. Куда еще могли отправиться те, кто должен был умереть?
Джудал почти сразу же криво улыбнулся и начал задавать вопросы. О, вот уж кто бы ни сомневался в этом. Хакурю остро, даже слишком, ощутил прикосновение к себе, эти объятия, что казались то такими неуместными, то тут же стали слишком привычным, а сознание слишком жадно вслушивалось в каждое слово. Не было этих трех лет.
Последний вопрос заставил Хакурю отвести взгляд куда-то в сторону, а рука нервно вздрогнула, словно хватаясь за древко. По коже прошлись мурашки от чужого дыхания, это заставило чуть поморщиться. Отвлекало. Почему-то ему не понравился тон, с каким этот вопрос был произнесен, но еще больше Джудалу не понравится ответ, который нужно было сказать в ответ на столь тонкое и правдивое замечание.
- Я уже упоминал – империя чуть не раскололось на части из-за народного восстания. Не потонула в огне революции. Вмешался международный союз, а затем он же потребовал от меня унять беспорядки, - нехотя начал описывать события Хакурю, закрывая глаза и вспоминая все заново. – А народ хотел только одного – свергнуть меня. Они обвиняли императора в том, что так плохо живут, захваченные слухами и рассказами со стороны. Народ – шумная толпа без воли и правил. Ими легко управлять посредством слухов, шепота, страха. И кто-то подтолкнул мою страну к пропасти, которая теперь перестала быть такой уж независимой и сильной. В нынешнем положении дел, когда все благоустройство страны зависит от сделок купли\продажи, империя Ко разваливается на части, - с отвращением продолжил Хакурю, слегка скривившись, - Я выкрал свой законный сосуд с Заганом, от того стал считаться преступником, пошедшего против союза. Белил, увы, остался для меня недоступен – я просто не успел до прихода Хокуэй выкрасть его. И в этом месте я подхожу к тому, что я хочу сделать – разбить это нелепое мирное время, что сейчас твориться повсюду. Словно склянки с формалином – мы живем в этом очищенном мире, не видя, куда он  катится. Это жалкая утопия, - Хакурю усмехнулся. – Или тебе здесь нравится, Джудал?
Синбад был отличным торговцем и королем, но ужасным узурпатором для остальных стран. Только империя Рем оставалось вне зоны влияния союза, да и то, потеряла свой блеск и величие, ибо несмотря ни на что, а мир изменился. Стал единым большим рынком со своим потайным дном. И в этой чистоте утопии, где все должны быть счастливы, от чего-то так или иначе будут недовольные люди. Будут те, кто пойдет против. Так зачем желать мира во всем мире, если это – неосуществимый берд?.. Тем не менее, его родная сестра не видела этого очевидного факта. Хакуэй встала на сторону Синбада, легко предав забвению все, что он ей говорил. Даже если Хакурю выбрал ее, то она выбрала другой путь, другую цель и другого человека. Просто теперь стало одной преградой больше; одна из самых тяжелых.
Хакурю поднял взгляд на Джудала. Несмотря на то, что прошло довольно много времени, он все равно был чуть выше самого Хакурю. Впрочем, Рен быстро выбросил ненужную информацию из головы.
- Я убежал всего лишь от Мор.  И не дурачь меня своей мнимой ревностью. Я уже тебе все сказал, что посчитал нужным.
Джудал как всегда юлил, хитрил и говорил то, что как всегда или попадало в точку, иди крайне расстраивало – это еще очень мягко и сопливо выражаясь. Но он умел видеть, а если не умел, то расчетливо делал то, что другим заранее было бы неприятно. Были ли те, кого Джудал мог послушать? Наверняка да, но не после того, как тот узнал тайну своего рождения. Та злость и ненависть отражались эхом и в душе Хакурю, который тоже мог лишь ненавидеть. Единственное, что изменилось с тех времен, что он стал более расчетливым. Куда приводит тупая ненависть, не заточенная ничем, кроме решимости? К провалу. Еще раз потерпеть крах Хакурю не намерен. Просто сейчас им двигала не слепое проведение, а цель. Слишком конкретная и глобальная, чтобы поддаваться своим чувствам.
- А, и рука… - от чего-то рассеяно произнес Хакурю, поднимая руку перед глазами, сжав ее. Он уже привык к тому, что она целая, словно и не было никакого протеза. Хакурю нехотя встал и потянулся, разминая затекшее тело. Он словно специально выскользнул, специально изменил тему разговора, отвечая о протезах в последнюю очередь. И свет от утреннего солнца слепил, заставляя прикрыть глаза ладонью. – И она, и обе ноги целы. Прощальный подарок Коэна.

+1

11

Все постепенно проясняется. Слова Хакурю текут, сливаются, картинка складывается, словно мозаика, по кусочкам, и представление о происходящем в мире становится уже четким и ясным. Рассказ не вызывает вопросов, разве что один, но на него Хакурю может ответить и позже, он не настолько важен. Сейчас у Джудала нет особого желания продолжать этот разговор. Он сказал и услышал все, что хотел. Ему нет нужды тратить время на то, чтобы объяснить своему королю, что его раздражает — практически бесит — нынешнее положение дел в мире. Это ясно без слов, его выдает выражение его лица при упоминании о «новом мире», да и его собственный характер не предполагает любви к миру без войн, где все друг друга холят и лелеют — бесконечно тошнотворно, мерзко и глупо. Отсутствие необходимости в объяснениях непривычно, неестественно, ибо обычно людям сложно понять Джудала, но это кажется таким успокаивающим и сладким. Ради этого чувства и стоит жить.

Время неминуемо несется вперед, все дальше и дальше, без оглядки, вместе с ним стремительно бежит и весь мир, предрассветные сумерки сменяются полноценным рассветом, а он — обыкновенным седым утром, неумолимо пустым и чахлым. Джудал смотрит на эту пустоту, прищурившись, и если бы он был хоть немного философом, то наверняка бы думал сейчас о том, что все постепенно меняется, бежит сквозь время, вместе со временем и в то же время не с ним, и — непременно — поймал бы себя на мысли, что раз в мире нет ничего вечного, не стоит хвататься за то, что давно уже не здесь и не с тобой, а нужно. Но он не философ, не поэт, не писатель, сейчас его мысли заняты лишь будущими сражениями — о, а ведь и правда, его ожидает много интересного в будущем. И мысль, на которой он себя ловит: «Хочу увидеть, как Хакурю надерет задницу Синбаду!».  Усмехается, представляя, как это будет выглядеть, и внутренне ликует, что его король желает того же, чего и он сам.

Он думает, что не ошибся с выбором своего короля.

Он думает, что они непременно разрушат — вместе — новый мир, так кропотливо построенный Синбадом и его приспешниками.

Он думает, что его ожидает захватывающее представление, такое, что способно будет свести с ума.

Он уже представляет себе, как это будет выглядеть, так живо, так естественно, так ясно, так четко, что готов сам поверить в то, что это происходит здесь и сейчас, на самом деле.

Джудал поднимается на ноги и отряхивает одежду от земли и прочей грязи. Его взгляд скользит по лицу Хакурю, освещенному бледными лучами солнца, задерживается на мгновение на его шраме и в конце останавливается на глазах, слишком глубоких и живых. Время не щадит его короля, оставляя все новые и новые отметины, похожие больше на клейма, с каждым вдохом. Чудовищная несправедливость, от которой невозможно сбежать. Он отводит взгляд и делает несколько шагов вперед.   

— Не знаю, как ты, а я проголодался, — говорит Джудал, заламывая руки за голову. — Позавтракаем, а потом… — кривая, усталая усмешка, — отправимся покорять еще один лабиринт. От одного джинна толку мало.

Он не боится, что их обоих смогут обнаружить. Слишком уверен в себе и своих собственных силах, слишком уверен в том, что его король так просто не позволит каким-то подчиненным Синбада поймать себя. Эта уверенность подобна коррозии, со временем она разъест его настолько, что это выйдет ему боком.

Сонливость бежит наравне с голодом, но о ней Джудал заикаться не решается. Сон отнимает слишком много времени, а он не хочет терять ни минуты, желает приступить к осуществлению самого интересного как можно скорее, ждать несколько часов — это слишком. Нетерпеливость, свойственная доброй половине человечества, еще порочнее излишней уверенности, и об этом маги прекрасно знает.

+1

12

Рассвет был прекрасен. Хакуою не сильно любил ни заход, ни восход солнца. Тем не менее, он мог ценить ту красоту, что порой преподносит им природа. Пожалуй, люди не смогли бы воссоздать то, сто даёт им естественная красота. Ведь именно тем она и прекрасна, что не омрачённая никаким вторжением на свою территорию, в себя. Именно поэтому рассвет был прекрасен.

А ещё было приятно осознавать, что все встало на свои места. Вопросы, ответы и банальное неведение мешали сейчас им обоим. Они ещё не понимали, как изменились за эти три года, не знали, не догадывались. Слова помогли им хоть как-то сократить это их расстояние, что раньше и не возникало между ними. Хакурю не был уверен, однако ему это помогало, а что уж твориться в голове у его маги...

Хотелось просто отбросить все и не думать, но это было слишком сложно. Холодное утро смешивалось с жаром собственного тела, с мучительными не заданными вопросами. Но есть ли до них дело, когда их ждёт нечто большее? Помешает ли? Последнее время Хакурю заметил, что стал более спокойным, а вместе с этим слишком задумчивым. Особенно его мысли были далеко от некоторых проблем, когда только он спел давать себе слабину. И сейчас этот момент был как нельзя острым. Рядом был Джудал.

Тем временем маги встал. Его все так же окружал темный ореол, пусть сейчас его и не окружали темные рух. Хакурю слегка повернулся, отмечая, что внешне ни малейшая часть Джудала не изменилось. Ничего.

-Прежде, чем искать джинна, нужно выспаться. Или ты потерял все удовольствие от краткого, быстрого сна?

Хакурю не спешил. Он прекрасно знал, что им некуда споёшь. Тут главное было не медлить и не сидеть сложа руки, а иначе они могли закончить как Аладин, который просто пропал. Моржану это то же беспокоило. Хакурю вздохнул, вспоминая светлые открытые лица друзей. Ему точно нужно было хоть немного поспать, а лучше забыться. К сожалению, ситуация не помогла ему отвлечься настолько, чтобы ощутить хоть немного ослабление оков, что сдерживают его. Или будет лучше сказать "их"?

Хакурю вновь подошёл к месту, где сидел, и взял оружие, ловко позволяя древку сделать разворот в воздухе. Тихий, едва слышный свист ткани, дерева и железа. С этим, Рен отступил, направляясь в храм. Здесь их точно никто не потревожит вплоть до обеда, а насчёт еды Джудал был прав: нужно поесть. Вот только где достать еду в закрытом городе? Фестиваль прошёл, почти все сейчас будут спать или проводить себя в порядок. А кто-то безбожно пить.

-Что ты хочешь на завтрак?-задел вопрос Хакурю, приглядываясь к деревьям.

Обычно при храме росли плодовитые деревья или нечто похожее, но это зависело от того, какой храм, какие прислужники, какой климат. В этой части страны было очень тепло. Можно было ли рассчитывать на фрукты или чайные листы?Хакурю зевнул. Все равно было не слишком питательно и сытно. Скорее всего лучше просто уйти от сюда, спустится обратно в город и поискать тех, кто не спит этим ранним утром. Почему-то снова вливаться и ощущать тяжёлую ауру толпы не хотелось, но и пустые улицы не радовали. Хакурю молча ушёл обратно на тропу, почему-то не желая больше разговаривать. Утренний свет озарил окрестности, делая их мягче, светлее. Чернота камней, земли стали более гладкими, светлыми и отдавались разлитыми цветами, оттенками. Шёл ли за ним Джудал, Хакурю не знал и не слушал, шуршали ли сзади него легкие шаги. У Джудала была весьма легка походка дл своего телосложения.

Город встретил их тишиной, тихими голосами, напевающими какие-то песни, едва различимые из-за расстояния. Казалось бы, всех эти потухших огней, домов, улиц не существовало. Хакурю просто высматривал место, где можно было купить еду, а там уже было бы видно. Мысли его витали далеко; от Синбада к Аладину, а потом к Хакуэй, а следом за ней опять предстал образ Джудала. Проблемы выстраивалось одна на одной, путаясь между собой. Прежде, чем заняться вплотную этим миром, этими королями, стоило хоть немного разгрести все оставшиеся личные проблемы. Например, что делать с сестрой? Почему Хакуэй так себя ведёт? Со слов Моржаны, она явно нацелилась на Аладина...

Каким-то образом, Хакурю смог найти лавку, где можно было купить еду. Пусть он и предпочитал готовить сам, но в последнее время ему почти не удавалось взяться за это дело. Готовка успокаивала. Хакурю рассеяно посмотрел на продукты, совершенно не зная, что выбрать. Он что-то взял, и этим что-то оказалась слива. Рядом были ещё много фруктов, а так же хлебные изделия, готовые блюда. Пахло на удивление приятно; свежей выпечкой, жаренным беконом и сладостью фруктов. Хакурю повернулся, чтобы обратится к Джулалу, но не увидел его. Решение пришло быстро. Хакурю купил сыр, несколько персиков, свежий хлеб и немного жаренного бекона и направился снова прочь, не понимая, как потерял маги, а может быть стал слишком рассеянным и расслабил своё внимание. Почему Джудалу всегда идти за ним?

С глифой в одной руке и с небольшой корзинкой с продуктами в другой, он так и прошёл несколько шагов, наблюдая, как город постепенно засыпает. Многие уходили спать, запирая двери, но попадались и те, кто оставлял свои лавки открытыми на попечение сыновей или жен. Хакурю остановился, вздохнув. Он только сейчас понял, как жутко устал. Просто вздремнуть где-то часик или два казалось ему замечательной идеей, особенно если рядом останется Джудал, но тот может просто не захотеть тратить на это время. По его выражению лица, Рен мог предположить, что тот стремится словно наверстать все те три года, что провёл на другой стороне.

Мысли прервал странный шорох сзади. Хакурю подумал, что это Джудал, но нет. Простая группа мужчин, слегка скрывающиеся в тени домов. Не стоилоботься простых грабителей, но и ввязываться в драку и тратить наших время не хотелось. Хакурю фыркнул, развернулся и быстро зашагал прочь. Он неплохо изучил улицы этого города, поэтому легко потерялся в нем, однако это означало, что будет тяжелее найти Джудала.

Отредактировано Ren Hakuryuu (2016-07-23 05:43:24)

+1

13

Мир словно бы сводит судорогой в тот момент, когда последние вскрики празднества затихают. Он кажется таким пустым и горьким, будто полынь, каким-то слишком скучным и мертвым, как будто бы лишь радующиеся неизвестно чему люди давали ему жизнь, освещали все, горя своим естественным пламенем, выжигая все, что их окружает.   

Он не отвечает на его вопрос, а лишь устало усмехается, думая про себя о том, что действительно не отказался бы от долгого и крепкого сна. Слишком давно он не позволял себе такую вольность, как полноценный сон. Слишком давно он начал свои поиски, которые никак не могли увенчаться успехом, хотя Джудал всегда — он в этом уверен — дышал в спину измученной судьбе Хакурю, был у него прямо-таки на хвосте. Сон был непозволительной роскошью, теперь же все иначе. Они снова вместе, и темный маги имеет право на полноценный отдых, вдали от будничной суеты и шума.

Что ответить на второй вопрос, о том, к сожалению, Джудал не знает. Чего-то конкретного ему не хочется. Конечно, он не утратил нежных чувств к персикам, но вряд ли им удастся их достать в этой стране, ибо здесь их никто не сажает. Если нет любимого, то можно обойтись чем угодно, какая, в сущности, разница, чем набивать желудок, если хочешь просто утолить голод?

— Чего-нибудь, что готовить не придется, — отвечает он, а потом, немного подумав, неожиданно добавляет: — Только давай обойдемся без овощей.

Овощи — единственное, что не любит Джудал. Его организм по непонятной ему же причине воспринимает их как нечто инородное и несъедобное. Почему-то кажется, что они похожи на вкус на песок, от этого все удовольствие от поглощения пищи, которое, впрочем, темный маги не так часто ощущает, даже если ест что-то стоящее.

Хакурю куда-то направляется, ничего не говоря, Джудал же, словно так и должно быть, следует за ним молча. Они бредут по тропинке, вдоль которой растет самшит. В империи Ко, насколько помнит маги, довольно много самшитовых рощ, но сам он никогда не питал к нему большой любви. В самом деле он довольно далек от таких материй в целом, природа всегда казалась ему каким-то фоном, ничего больше. Красота ее оставалась чем-то далеким и непостижимым. Почему ее воспевают поэты, почему она так нравится романтичным дамам, о том он совершенно не знает и знать не хочет.

Он не замечает, как теряет в толпе деревьев, в этой густой роще самшита, своего короля. Как так получилось, что он, всего лишь на секунду отвернувшись, уже потерял из виду Хакурю, маги не понимает. Казалось бы, что их разделяло всего лишь одно мгновение, не больше. Слишком много призраков живет в душе у Джудала.

Снова потерять своего короля — такого он не желал ни в одну секунду своего существования на земле. Хакурю, даже если темный маги отказывается это признавать, значит для него многое, больше, чем можно даже представить. Впрочем, то, что они сейчас разминулись, — не проблема вовсе. На таком небольшом расстоянии Джудал вполне может почувствовать рух Хакурю без особого труда. 

Он не бежит, хотя если бы сделал это, непременно бы настиг Хакурю довольно быстро, а так он просто следует за ним, ощущая его рух где-то недостижимо близко, но все же не рядом с собой. В конечном итоге он находит его, ведь иначе и быть не может. Они теперь обречены на то, чтобы быть рядом друг с другом.

— Хакурю! — окликает его Джудал, подходит, хватает за руку и уводит туда, откуда они пришли, подальше от подозрительных личностей, так странно пялившихся на них. — Не смей меня больше оставлять. Никогда.

Он останавливается возле знакомого храма. Руку своего короля он так и не отпускает, лишь сильнее сжимает, словно боясь снова потерять его. На него неожиданно что-то находит, что-то мутное и вязкое, глубокое, но приятное, и он, слабо осознавая, ведомый этим чувством, целует Хакурю в губы, настойчиво и страстно, слегка покусывает его нижнюю губу. Вопросы «почему?» и «зачем?» не звучат, их попросту нет, они растаяли в безудержном потоке жизни, нет на них и ответов, даже на перифериях разума. Есть только то, чем они живут, чем дышат сейчас, в данный конкретный момент времени, ничего более не существует.

+1

14

Долго одному быть не пришлось. Хакурю успел лишь переместить корзину в другую руку, ловко удерживая в одной ладони и глифу, и ношу. Учитывая, что драться в ближайшее время он не собирается, то и проблем быть не должно. Только он хотел наплевать на все и вернуться на то место, откуда все начиналось - с храма - как Джудал окликнул его. Он почти сливался с пространством. Сложно был понять как, но маги удавалось быть или заметным всем и сразу, или быть ниже травы, тиши травы. Вот и сейчас его фигура, его одежда да даже броская в такое время суток бледная кожа не вызывало подозрений, не задерживала на себе взгляд. Хакурю навряд ли мог бы объяснить такое необычное... поведение Джудала, его обладание над этим пространственным казусом.
Вспоминалось, как он встретил Джудала. Это произошло еще во дворце, еще в то время, когда правил прошлый, Третий император и была жива Гокусен.Тогда это происходило мельком. Ребенком, он едва ли понял, зачем почти все во дворце прислоняются перед его сверстником, если он даже не член королевской крови. Позже, Хакуэй объяснила ему все. Следом за этим, по мере взросления, начались покорения подземелий вместе с Джудалом. Принцы и принцессы приобретали невиданную силу, повышая шансы империи на достойную силу магии. Хакурю все это видел, рос вместе с этим. Но первое впечатление, которое произвел на него маги империи было еще каким ошибочным.
И именно в этот момент Джудал подошел к нему и потянул назад, в сумрак леса. Солнце постепенно встало над землей, утро расцвело над всем городом и окрестностями. Трава вместо черной стало ярко-зеленой, а деревья обрели красочный, сочный вид. Тут сложно было воспротивиться. И утру, и руке, что вела его. Теплело. Спешность. какая-то хаотичность присутствовало в том, что его увели. Даже этот неспешный шаг был чем-то ненормальным, слишком быстрым.
Хотелось фыркнуть и попросить не говорить такой ерунды, но Хакурю не стал. Он остановился следом за Джудалом, а затем был поцелуй. Это заставило его вздрогнуть, но затем так же, но неспешно, плавно отвечать на эту страсть. Казалось бы все, что между ними было раньше, должно было пройти и исчезнуть за эти три долгих года. Нет времени на жалкие воспоминания, на какие-то личные разговоры и вообще на то, что было. Каким-то образом оно просто вернулось. Такое же быстрое, тягучее чувство. И Хакурю опускает свою ношу на землю, роняет. Продукты вывалились из корзины, но сейчас было не до них. Вместо этого Рен просто сжимает в ответ руку Джудала, притягивая к себе ближе, сильнее. То самое чужое тепло, что он ощутил ранее, теперь казалась в два раза ярче по ощущениям; кожа к коже. Пусть соприкасались лишь их руки и губы.
И поцелуй закончился раньше, чем это бы хотелось. Быстро, молниеносность, но он не оставил после себя чувство потери. Скорее Хакурю мог бы описать это как "удовлетворение". Он не мог точно описать то, что ощущал. Да и не хотелось; ведь его это устраивало. И именно он отстранился, делая глубокий, судорожный вздох.
- Ты вернулся не для того, чтобы я тебя покидал.
Хакурю усмехнулся, хотя пытался выдавить хоть какое-то подобие улыбки. В последнее время он редко улыбался, предпочитая быть почти безэмоциональным, пустым. Ему это удавалось, пусть и с трудом. В толпе человек вряд ли обратить на такую пустую оболочку внимание. А теперь же все как будто... ушло. Стоило заметить, что с каждой минутой в голове летал рой мыслей, стоило только Джудалу появиться. Когда-нибудь стоило прийти в себя, преодолеть, а пока...
- Кто-то хотел есть.
Но почему-то Хакурю не сразу смог отойти, отступить. Через три вдоха это удалось сделать, и он наклонился над корзинкой, чтобы собрать туда упавшие персики и хлеб. Все это он протянул маги. Почему-то хотелось просто посидеть и понаблюдать, а затем их ждал отдых и новое подземелье. Новые трудности на пути к цели, но сейчас это даже радовало. Будут ли еще такие вот моменты, когда можно спокойно сесть с пониманием, что их никто не потревожит? Навряд ли. Это долгая ночь подошла к концу.

+1


Вы здесь » crossroyale » архив завершённых эпизодов » Мир опрокинут в небесное дно


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно