О, нет, его возвращение не имело совсем ничего общего с теми притчами, которые будущий борец за справедливость (в то время - на голову отбитый ребенок, лишенный детства, как сейчас поговаривает Джейсон, когда его особенно назойливо расспрашивают о прошлом) слушал в поместье Уэйнов. Никаких внезапных осознаний, никакой тоски, уж точно никакого раскаяния. Готэм по-прежнему ему не дом, а Джейсон Тодд - все еще не блудный сын. Не скучал по улицам, которые даже днем покрыты неприятным серым налетом отчаяния, тем более - не по темноте подворотен, в каждой из которых ты непременно наткнешься на чужое горе, чужой секрет, чужую боль. Не скучал по фантомному запаху крови в воздухе и слепящему свету бэт-сигнала, который наверняка кто-то оставит и этой ночью. Все это не его не касается.

В Готэм его приводит дело; так он называет это мысленно, собираясь уезжать. Так Джейсон наспех бросает Вай вместо объяснений, потому что иначе - долго. Так же категорично обрывает предложение Харпера, когда тот задницей чует, что все не так просто, и сперва порывается присоединиться. Ему легче одному, им не скучно вдвоем, и Тодд предпочитает логику вопящим на полную инстинктам.

- Приятно иметь с вами дело, господа, - накануне вечером он раздумывал над тем, чтобы надеть ботинки потяжелее, но это не пригодилось. Уезжая из Готэма в прошлый раз, Джейсон Тодд не разорвал старых связей. Покидая свою новую вотчину, Красный Колпак оставил внушительные прорехи в криминальном строю. И репутацию, которая сейчас позволила обойтись без сломанных ребер и даже улыбнуться своим осведомителям на прощание - под шлемом, конечно. Молоденький распорядитель старался не стучать зубами, когда объяснял, куда едут грузовики, а водитель скатился со своего сиденья прежде, чем на него было наставлено дуло. Очень удобно.

Джейсон стягивает тяжелую маску только в машине, уже тронувшись, и удовлетворенно вдыхает чуть затхлый воздух через приспущенное стекло. Город еще сильнее напоминает кладбище, дома - гигантские корявые гробы, а люди всегда остаются потенциальными мертвецами. Раньше он не замечал этого, пока не видел других городов, цветных, живых и шумных. Наполненных не только стенаниями, но и смехом, глупыми разговорами, не наполненными патетикой и великим смыслом, пьяными дебошами и музыкой. Дурное влияние нормальной - нормальной по меркам бывшего Робина? - жизни, в которой все это начало ему  нравится. Н-да, Тодд, как же до дебильного ты молод.

- Пора вспомнить, нахера я это делаю, - вслух бросает он, потирая вспотевший лоб, без удивления смотрит на оставшуюся на ладони испарину. Имеет полное право нервничать.

Уклончивое дело имеет вполне конкретную дислокацию и имя, которое заставляет Джейсона нехорошо скривить губы, напугав  и так зашуганного информатора еще больше. До того, как он пошел по конкретным людям, можно было надеяться, что это какие-нибудь особо обнаглевшие бандиты. Не знающие о Колпаке, ничего не слышавшие об осторожности и слишком палящиеся с контрабандой. Даже когда он прослеживает путь до Готэма, первые мысли почти невинны: там полно не очень умного отребья. Сейчас ящики с содержимым слабо трясутся у него за спиной, в кузове, и Тодд наконец знает точно, что в них.

Нет, его любимые и сердечные бандиты так не делают. Они осторожны, почти вежливы, скрывают свои намерения до последнего, аккуратно заметают следы, очень забавно отрицают все свои грехи и умирают быстро и легко, даже если это "легко" оставляет ему пару пулевых ранений. Джейсону не приходится даже лишний раз думать, давно не возвращается полузабытое чувство злости: не за что злиться. Это его работа и развлечение, уничтожение как повседневное занятие, в котором у него есть надежные напарники. Это иной случай. Иной тип зла, тот, что снова гонит по коже неприятный холодок, знакомо продирается изнутри где-то у горла, вздувает жилку на виске.

Он не толкает тяжелую раздвижную дверь в сторону, только пинает жалобно звякающий нависной замок, сбитый на землю; ему так заботливо расчистили проход, что это было бы трогательно. Если бы за спиной пару минут назад не упали несколько тел - пародии на часовых, по-видимому, на настоящую охрану не тянут те, кого так легко достает пуля. Тодд ведь даже не скрывается, останавливает фуру прямо у входа, выходит лениво и медленно. Его могли перехватить тысячу раз, если бы не ждали. Да, он определенно умилился бы, не души его ярость. Кто-то сделал ему откат к предыдущей версии, неконтролируемо ненавидящей все это.

Ни один из типов отравляющего газа, которыми он пользовался, не требовал этого добра, сваленного в грузовике (и еще нескольких таких же, которые Тодд не пропустил в город). Слишком явный и продолжительный эффект, много лишних мучений, прежде чем жертва умрет; для устрашения этим никто не пользовался. Гораздо надежнее устроить взрыв, который оставит после себя разбросанную по мостовой плоть на глазах других людей, заставит их запечатлеть эту картинку у себя в голове, вспоминать всякий раз, как они проходят мимо этого места. Тот, кто делал заказы из Готэма, не хотел пугать. Не хотел убивать быстро. Он хотел треклятого шоу.

Склад оказывается темным и чуточку пыльным, от громкого чиханья Джейсона спасает только шлем. Его стопроцентно уже слышали, никакая кошачья грация не поможет, когда ты шагаешь по жестяной крыше пристройки. Но привычка - вторая натура. Тодд не входить через двери привык, и оглядывать помещение, прежде чем спуститься в него, привык тоже. Разве что черный плащ театрально не развевается за плечами, когда он спрыгивает внутрь через мелкое окно. И слава богу. Меньше всего на свете ему хочется делать все это драматичным.

Это просто дело, Джейсон, несомненно. Ты совсем не готовился подсознательно к очередному раунду боя, который никогда не закончится.

Отредактировано Jason Todd (2016-02-21 19:13:14)

Он не скрывается, действует нарочито медленно, и этот выстрел не то, что не на поражение - даже не на попадание. Джейсон успевает проследить за рукой, знакомым движением тянущейся за пистолетом, цепляется взглядом за желтое в свете ламп лицо; бесцветное, несмотря на свою яркость, и он мог бы поклясться, что видит в нем свое отражение. Интересно, так ли его видит Брюс?

- Я думал, в Готэме давно уже не модно спать с женщинами, - почти искренне удивляется Тодд, отскакивая в сторону, предсказуемо пропускает пулю мимо. Это всего лишь приветствие, было бы глупо начинать встречу с ранения. - У Уэйна все равно с ними никогда не ладилось.

Не отвечать было бы просто невежливо, тем более, когда пальцы заранее сомкнулись на рукоятке. Джокер смывается в секунду, которая уходит на то, чтобы щелкнуть предохранителем, и он промазывает тоже: что-то разбивается на одном из стеллажей, заставивших склад. Джейсон не ждет следующего хода, не отрывает взгляда от движущейся фигуры и не отвлекается на оглушающий в этой акустике звон. Дело, а не игра. Он здесь не для того, чтобы развлекать.

- У нас еще есть возможность заняться твоим любимым делом, - он почти дружелюбен, если не считать того, что пытается высадить в слишком быстрого ублюдка обойму. - Поболтать. Ты ведь любишь болтать?

Джейсон знает, что это ложь; под прикрытием лжи он и пришел сюда изначально. Нет ни капли правды в том, что он не знал, когда возвращался в город. Он чувствовал кожей и поджилками, ощутил новое напряжение той странной связи, которая связывает палача и его жертву в момент перед тем, как первый убивает второго. Только в случае с шутом эта связь затянулась на годы, момент растянется на вечность: Джейсон так и не соизволил умереть.

Он отступает из освещенной части назад, к стеллажам, прежде чем Джокер успеет собраться и вернуть себе позицию поудобнее. Замирает в одном из проходов, чтобы проверить патроны, но не прячется; нет смысла. Тодд-мальчишка, у которого был долгий и продуманный план мести, уже использовал свой шанс и проиграл; сегодняшний, занявший его место, предпочитает цели попроще. Оборвать еще одну нить, тянущуюся от него к Готэму. Послать к черту то последнее, что держит его в прошлом.

- Ты зря подкармливаешь собачек за пределами города, клоун, - Джейсон медленно продвигается обратно к краю стеллажа, пока стол не оказывается в поле зрения. - Можешь делать все, что угодно, здесь, пока папу это веселит. Но там - не твоя территория.

Игра Брюса в баланс и справедливость его мало интересует теперь, и в этом Тодд не обманывается и не обманывает других. Чем бы там не руководствовался великий Бэтмен, он заперт в пределы своего собственного мира, в отличие от тех, кого пытался заключить в него вместе с собой. Джейсону досталось все богатство извне, и, даже при том, внешний мир оказался настолько же отвратительным, меньше всего ему хочется натыкаться на следы знакомой гадости.

- Прибери свои игрушки обратно в Готэм.

В своих недавних приключениях Джейсон откровенно, по-видимому, расслабился: забыл, что такое сражаться с противниками на уровень выше, чем стадия развития "чуть умнее обезьяны". Если не считать того чудесного путешествия по лесу, в котором ему пришлось столкнуться с призраками. Те призраки были чужими, хоть и злющими и опасными; они никак лично не относились к пришельцам и уж точно не интересовались самим Тоддом.

Сейчас же, тяжело вдыхая даже сквозь плотную маску, он не может отделаться от ощущения, что сражается с еще одним призраком, только уже персональным. Выделенным ему бог знает кем и почему, но очень, очень приставучим, зависшим над ним однажды тенью смерти и так и оставшимся.

- Чтобы поддерживать чувства, нужно хоть изредка встречаться. По-моему, вы с отцом знаете это лучше, чем кто-либо другой, - голос Джейсона звучит глухо, чуть хрипло, хотя от основного действия газа "колпак" защищает его. Он не полный пока еще идиот, чтобы не подготовиться к таким фокусам. Но зеленоватое облако все равно немного дезориентирует, сбивает на мгновение, не давая проследить за Джокером. Приходится говорить, вызывать его на ответы, чтобы идти на звук. - Я тебя расстрою: он не придет за мной. Отложи цветы и конфеты в сторонку, если купил заранее.

Джейсон продолжает отступать, даже после того, как находит ступней пару баллонов и откатывает их ударами ноги в сторону; воздух уже плотно затянут зеленым маревом, и он бесшумно и торопливо обходит стеллажи, ища место почище. Склад перестает казаться таким большим, когда он понимает, сколько в нем открытых пространств.

В итоге сам же и загоняет себя в ловушку, проходя между слишком узкими рядами каких-то коробок и чанов: на ходу Тодд решает, что перезаряжать оружие времени нет, тянется сразу за вторым. Пропускает момент, когда все снова заволакивается дымом - чертовых бомб, конечно же, было больше, он должен был услышать. Глупо. С каких пор он совершает такие глупости?

- Да-да, маленький Джейсон, который не понимает игры взрослых. Знаешь, не будь ты гребаным клоуном, посоветовал бы тебе не паясничать, - ему приходится снова замереть, прислониться к стеллажу, чтобы отдышаться. Надо будет попросить рыжего на досуге, чтобы придумал, как присобачить к костюму кислородный баллончик. - Что ж, если ты не хочешь быть паинькой...

Он не успевает закончить, хрипит-выругивается сквозь зубы, когда бок обжигает болью. Пуля проходит навылет, и Тодд принимает это за везение: спасибо лазаревой магии, затянется быстро, даже вынимать оттуда ничего не придется. Боли это не умаляет, того, что Джейсон теперь изрядно замедлен, тоже.

- Ебучий шут, - бурчит он, проверяя расстегнутую куртку - целая, удачно повернулся в этот момент, позволив пуле не продрать кожу. И не зацепить пару нужных вещичек, иначе Джейсон бы сейчас мог взлететь на воздух. - Эй, ряженый! Фейерверки любишь?

По масштабу от его бомб получается, конечно, далеко не 4 июля, зато в замкнутых пространствах очень сподручно. Вот только прицелиться Джейсон не может, а ранение мешает забросить достаточно далеко; он надеется, что зацепил, пытаясь что-то разглядеть сквозь клубы дыма. Видит только яркие всполохи и летящие в стороны осколки со стеллажей.

Это и есть самое страшное и опасное в клоуне - хаос, разорение, невозможность просчитать его следующий шаг. Дело не в том, что Джейсон почти ничего не видит из-за непрекращающихся взрывов: за короткую отсрочку из-за разбившихся колб он успевает выпрыгнуть из своего убежища, краем глаза заметить противника, уворачивающегося от осколков. И видит взгляд, провожающий его до следующего стеллажа.

Чертов ублюдский шут. Заметил, не помешало даже то, что из плоти торчит здоровенный кусок стекла. Перекатываясь и поднимаясь на ноги на новом месте, Джейсон уже знает, что это был почти бесполезный маневр, здесь он уже не спрячется. Поэтому он шарит по перекошенной куртке, стискивает зубы, задевая рану, и извлекает еще пару бомб. Джокер знает, как устроен склад, в отличие от него, и отвлечение - единственный его шанс на то, чтобы отыграть свои позиции обратно.

- Если дети мешают отношениям, возможно, они недостаточно прочные? Хотя куда мне-то знать, у меня никогда не ладилось особо с семьями, - будь он надежно скрыт, пришлось бы подумать, прежде чем высовываться под очередной выстрел, но сейчас разницы нет никакой. Тодд в любом случае как на ладони, поэтому вытягивается за стеллажом в полный рост - встречать опасность достойно, а, не так ли папочка учил? Он старательно игнорирует то, что каждое упоминание Брюса отзывается тупым раздражением, будто ему оттягивают края раны. Джейсон так старательно врал, что она затянулась, что успел действительно забыть о ней.

- Даже с Бэт-семьей не получилось, хотя, казалось бы, куда лучше маленький безумец им подойдет? Завязывай, клоун, - Тодд быстрыми шагами подходит к краю стеллажа, примериваясь на очередной замах. - Мышь не прилетит, мы взаимно плевать друг на друга хотели. Это в прошлом. Может, лучше поговорим о нас?

Слишком глупо растрачивать это время на разговор, и Джейсон провожает яркую вспышку очередного взрыва громким ругательством, отшатывается в сторону, прикрывая глаза ладонью. Сколько гребаных раз он уже обещал не брать пример с "отца", не размениваться на идиотские реплики и фокусы, и... Покупается на еще один фокус, расстреливая половину обоймы на единственную движущуюся цель. Ошалело провожает взглядом обломки машинки, отлетающие в сторону, и в голове щелчком включается осознание - он попал.

Он не успевает смягчить падение, больно прикладывается об пол плечом и затылком, отчего в глазах мутнеет. Тянется инстинктивно стащить маску, дать больше воздуха занывшим от удара и боли легким, вдохнуть поглубже. Но Джокер подходит ближе, и Джейсон с тупым упрямством не хочет показывать ему смешавшиеся и исказившие лицо боль и злость. Так - легче, отгороженным и отгородившимся, и в позорную реальность его возвращает только резкая боль в ноге. Судя по ощущениям, пуля вошла глубоко и неудачно - выше колена, и нога уже не разгибается, когда он пытается подняться.

Восхитительно, просто прекрасно. Его единственный удобный путь отхода - через крышу - теперь точно отрезан, Тодд не сможет опереться на ногу; она теперь практически бесполезна, даже если извлечь пулю. Однажды он так делал, когда засела почти у поверхности, достал трясущимися пальцами, рассказывая потом Рою, что это почти как копаться в куске мяса, если не считать боли. Тот тогда в первый и последний раз на его памяти поднял истерику, сообщив, что Тодд - ушибленный на голову придурок, который сдохнет от заражения крови.

"Кто бы знал, Харпер, как ты неправ. Я сдохну гораздо веселее."

- Спасибо, но иди нахер, - лаконично заявляет Тодд, ловя момент между замахом и громким хрустом позвонков, который так и не раздается: он успевает откатиться в сторону, оттолкнувшись раненной ногой. Не разгибается - это верно, но кто сказал, что нельзя ее использовать хотя бы так, даже если ценой прокушенной от боли нижней губы. - Она мне еще будет нужна, повешу медаль "за убийство готэмского мудака".

Его голос все еще приглушен маской, но Джейсон надеется, что он достаточно громок, чтобы заглушить его возню и звук раскидывающегося ножа.

У Джокера есть все шансы добиться своего, докончить наконец свое дело, висевшее на нем долгом несколько лет. Тодд - не суперсолдат, чтобы залечивать раны мгновенно, и даже его повышенной выносливости не хватит. Он не выдержит продолжения, тело, даже обновленное и более устойчивое к боли, очень хорошо, на уровне мышечной памяти помнит, что смерть будет щедрым даром. И в этом клоун - сущий скупец.

- У нас с тобой нет ничего общего, кроме травмоопасных развлечений, - тут же зло выплевывает Тодд, чтобы не молчать. Продолжать отвлекать разговором, пока ряженый ходит кругами, и, к черту, сравнивать его со стервятником он отказывается. Он не собирается умирать, не сегодня, не здесь, не от той же руки. От напряжения в ноге его скручивает спазмом, мешает увидеть, что Джокер уже заметил оружие, и Джейсон все еще на него рассчитывает. - Я юн и свеж, особенно после воскрешения, с чего бы мне выдыхаться?

Через мгновение ему режет легкие собственная ошибка, вспарывает болью изнутри и заставляет зайтись в кашле, не давая возможности даже огрызнуться. Он дышит этим уже не в первый раз, Джейсон давным-давно отравлен: вместо яда травил этот город с его грязью, яростью и отчаянием, въелся в легкие, скопился в нервных окончаниях. И сейчас он проигрывает не потому, что слабеет физически с каждым сдавленным вдохом, не может перестать ловить ртом воздух, вредя себе еще больше.

- Не завидуешь... Старичок? - он сдирает себе горло, пытаясь говорить сквозь кашель, скручивающий его спазмом; на раненную ногу снова приходится опереться, потому что Тодд пытается откатиться в сторону от зеленого облака, открыть себе обзор. Он как на ладони, и видит лишь смутные очертания противника. Плоховатый задел для того, чтобы драться холодным оружием. - Отец предпочитает помладше, сам понимаешь. Может... Пластика, а?... Подретушируешься немного...

По тому, как сильно расползается пятно крови, Джейсон чувствует, что скоро нога перестанет слушаться вовсе. Сгруппироваться, подтянуться, ему хватило бы одного резкого движения, чтобы оказаться вне зоны досягаемости дыма; Джокер ударяет именно в этот момент, звяканье металла бьет по ушам и заставляет едва не взвыть от бессилия и досады. Вот его прокол, его проигрыш и самая большая ошибка, еще и повторенная уже дважды: злость мешает ему думать. Робин или Красный Колпак, один черт - оба слишком сильно ненавидят Джокера, чтобы быть в состоянии расправиться с ним. В нем не хватает в эти моменты холодной расчетливости, отстраненности и методичности, с которой обычно действовал у него на глазах Брюс, единственный, похоже, кому удалось бы его убить.

Только гребанный всемогущий Уэйн еще более неравнодушен к клоуну, и крик, вызванный новым ударом, звучит как-то особенно горько, когда сопровождается этой мыслью.

Он слепо замахивается, бьет по пустоте где-то на уровне лодыжек Джокера: сбей на землю, у него был бы шанс. Бесполезно - он промазывает, отвлекается, чтобы ощупать рану в правой руке. Из нее уже выдернули лезвие, предусмотрительно провернув перед этим, и перчатка тут же промокает в липком. Тодд пачкает лицо и шею красными разводами, когда наконец стаскивает с себя шлем и откидывает его в сторону - от газа он все равно не помогает, да тот и рассеялся уже. Шут не отступает, склоняется над ним, ущерб отценивает, что ли, пёс его знает. И смотрит в лицо Джейсону так заинтересованно, что вызывает приступ нервного и надсадно-хриплого смеха.

- Серьезно, сукин сын, это твой метод? Так ты с ним заигрываешь? - полминуты назад он заявил, что они с Джокером не похожи, а вот оно как. Вера в собственные слова гаснет, потому что Тодд не может остановиться; продолжает хохотать, залитый кровью и заваливающийся на правую сторону, пытаясь зажать хотя бы одно ранение, и это уже больше смахивает на безумие. - Я думал, глупо было приносить ему в зубах тела врагов, чтобы получить похвалу, но ты... Все еще хуже. Ты пытаешься завалить его трупами друзей. Сколько угодно убийств, чтобы только он не прекращал приходить, а?

Джейсон больше не пытается сменить положение, больше сосредоточен на том, чтобы не истечь кровью раньше времени. У него остались последние пути отхода, но для них враг должен разозлиться. Совершить ошибку.

- Зря надеешься. Если что я и вынес из его... воспитания, так это то, что Брюс обманывает девять раз из десяти.