[NIC]the Son[/NIC]
[STA]palms and napalm[/STA]
Слишком маленький циферблат – почти не видно чисел, расположенных по кругу, а минутные и часовые стрелки, выполненные до безобразия изящно, теряются в этом ювелирном безвременном пространстве. Дурацкий подарок от отца. Он тогда сказал еще: «ты всё равно не следишь за временем». Может быть и так, может быть и не следил, но это не повод для насмешек. Несмотря на эти недостатки, золотые часы – вещь солидная и дорогая, но совершенно не подходит под своё первичное предназначение. Когда автомобиль младшего из династии Лебедевых останавливается перед парадным крыльцом их дома, его владелец понятия не имеет, который сейчас час.

Руки всё ещё пахнут машинным маслом и бензином. А ещё кожей, и этот запах молодой человек слышит в тот момент, когда подносит руку к лицу, чтобы убрать упавшие на него длинные волосы. Он вернулся домой. Позади остался тихий и крохотный Лодердейл-Бай-Те-Си со своими роскошными пляжами и неспешным течением жизни. Он вернулся домой, и теперь можно выдохнуть спокойно, выйти из салона, отправиться на встречу с семьёй. Так бы и было, прибудь он часа на два раньше. Только, вполне возможно, его бы в живых сейчас не было. Молодой человек выходит из машины, предельно мягко хлопая её дверцей, пробегается пальцами по капоту с нарисованным на нём золотистым орлом. Ещё один подарок отца, но куда более удачный.

Его взгляд плывёт по знакомым окрестностям, цепляется за вечерний фонарный свет в саду, переходит к серым статуям с застывшими трупными взглядами, останавливается на чужом автомобиле, припаркованном тут же, и он замедляет шаг, чтобы остановиться поодаль от портящей всю картину детали. Кем-то брошенный делориан выглядит отвратительно: вмятины на багажнике, заднее стекло, как и левая дверь, отсутствуют, на капоте красуется бранная надпись, лобовое стекло поползло паутиной трещин. Лебедев-младший обходит машину по кругу, глядит на неё, как на какого-то причудливого и уродливого зверя, который поначалу кажется враждебным, а чуть погодя становится предметом для насмешек. Вот он уже улыбается, юношеское лицо надменно кривится, а мысли заняты странностью появления этого побитого чуда у него во дворе. И как только его владелец по улицам разъезжает?

Это последнее, над чем он может улыбнуться. Больше шанса ему не представится. Едва ступив за порог дома, молодой человек начинает подозревать что-то неладное, что-то такое, что заставляет его ступать тише, не подавая лишний раз голоса. Его осторожные шаги утопают в зелёном ворсе ковра, и чем дальше он заходит, тем сильнее его уверенность в том, что над родным домом нависла немая угроза. Дверь одной из комнат приоткрыта, и перед ней нет охранника, который просто обязан нести караул, поэтому молодой человек всё так же крадучись доходит до порога и осторожно вглядывается в слабо освещённое пространство. На полу неподвижно лежит тело самого охранника – его белый костюм заляпан кровью, автомат валяется рядом. Лёгкая тревога сменяется паникой, и потрясённый юноша бросается в зал к отцу, совершенно не подумав о том, что стоило бы вызвать полицию. Он потом ещё пожалеет, но сейчас ему всё равно.

У них дома всегда было светло и просторно. Ещё с детства единственный наследник мафиозного клана помнит эту особенность, но тогда, в силу роста и впечатлительности, их фамильный дом казался поистине гигантским, сродни отдельной вселенной. Отдельным воспоминанием для него были тяжёлые двери в зал, потому что он никогда не мог открыть их самостоятельно. Сейчас, спустя двадцать лет, они поддаются его рукам очень легко, и он отвлечённо жалеет о том, что не ребёнок, что в состоянии развести в стороны тяжёлые створки. Потому что увиденное за ними вгоняет его в состояние стазиса на добрые пять минут, ведь мир вокруг неизменен. Куда ему меняться. Всё замерло, чтобы рухнуть в один момент.

Красная кровавая лужа расползлась, огибая контуры тела светловолосой девчонки, что была в телохранителях его отца, и теперь медленно подбирается к Лебедеву, точно грозный перст судьбы. У него болит где-то в районе солнечного сплетения, и он с горечью осознаёт, что боль эта будет теперь только нарастать. Рядом с телом убитой лежат ещё два – трупы животных. Как ни странно, крови возле них было немного. Наверное, кровь ждала того момента, когда их тела поднимут, повернут, и она сможет хлынуть сплошным потоком. А пока на крошечных лужицах играет комнатный свет, нелепо перекликаясь контрастами алого на голубой плитке.

За столом отца чьё-то тело. Его плечи виднеются из-за края столешницы, а за ними – ничего, только изуродованная кровью обивка кресла. Головы у тела не было, поэтому юноша отказывается признавать в нём своего родителя, упрямится до последнего, хотя знает, что там сидит он. Это его костюм, его галстук, а рядом на полу это его мёртвые пантеры и телохранительница. Вместо этого Лебедев стоит и ждёт. Слушаёт и ждёт шагов, сирен, хлопанья дверей. Вместо этого тишина, лёгкое гудение вентилятора и собственное слишком громкое дыхание. Стадия отрицания произошедшего переходит в иную, не менее тяжкую – стадию отвращения, поэтому подбирая обронённую мёртвой девушкой катану и снимая с её разбитого лица треснувшие очки, молодой человек давит рвотные позывы и истеричный мандраж. Он не понимает, зачем это делает, зачем идёт дальше, протаскивая тяжёлое лезвие меча с характерным металлическим скрежетом о камень вплоть до решётки лифта. Всё происходит само собой.

Он – бледный как смерть, просто идеально сочетается с белой тканью своего костюма. Переходя в спальню своего самого старшего родственника – деда – заранее знает, что его там ждёт ещё один труп. И интуиция не ошибается, хотя полузадушенная надежда всё ещё требует реванша, бьётся на задворках поражённого шоком сознания и тут же падает замертво, как только глаза единственного уцелевшего из семьи Лебедевых натыкаются на тело основателя мафиозной структуры. Мир для него теперь выглядит до безобразия причудливо, словно во время дурного сна. Один глаз полностью закрыт целой линзой солнцезащитных очков, покрытых кровавой коркой, поэтому им он видит коричневое пространство, подёрнутое лёгким алым блюром. Второй глаз глядит сквозь пробитую в линзе дыру, которая открывает ему осколочный мир. Демонстрирует ему действительность такой, какая она есть, и именно сквозь неё он видит чужую фигуру, стоящую на балконе.

Дальше всё происходит слишком уж быстро, словно его жизнь включили на ускоренную перемотку. Кажется, он перестаёт быть собой – двадцатитрёхлетним мальчишкой, у которого вся жизнь впереди, который готов тратить её на себя, на свободу самовыражения, на развлечения, беззаботное существование. Внутренний рычаг переключается резко с состояния вполне оправданного ужаса на режим бездумной и яростной мести, которая не готова признавать, что кровавой расправой над кем-то мёртвых не оживить. Но у него нет времени, чтобы думать, ведь единственный из ныне живущих Лебедевых знает, кто перед ним. Кто стоит спиной, глядя куда-то в ночное пространство, не подозревая, что за ним стоит ещё кто-то, готовый вот-вот наброситься. Это он убил его отца. Он убил Валечку и Жанночку – двух ласковых пантер, с которыми юноша так любил общаться. Он убил его учителя и, пожалуй, единственную женщину, на которую он готов был положиться, которой он мог бы доверять. Теперь ему терять больше нечего. И некого, кроме себя самого.

Он успел многому научиться. Поэтому он так уверен в себе в тот момент, когда нападает на незнакомца со спины и, резко беря того в захват, ударяет лицом о высокий край железных перил. Сознания хватает на то, чтобы отойти с балкона подальше, пока атакованный приходит в себя, но его недостаточно, чтобы покончить с этим раз и навсегда, перекинув чужое тело через ограду. Трёх этажей точно не хватит для того, чтобы тот убился, но их должно хватить на то, чтобы сделать этого урода инвалидом на всю оставшуюся жизнь.  Но вместо этого Лебедев-младший всё так же пятится обратно в комнату, подбирает брошенную катану и ждёт, когда к нему повернутся лицом. Ещё не пришло время признать, что он делает это по глупости.

- Ты кто такой? – слова звучат неуместно и глупо, но он считает, что не может без них обойтись в этот момент. – Ты кто нахер такой? Что ты забыл в моём доме!?
[AVA]http://funkyimg.com/i/ZFqK.png[/AVA]
[SGN][/SGN]

[NIC]the Son[/NIC]
[STA]palms and napalm[/STA]
Когда на линии телевещания случаются непредвиденные неполадки, передаваемое изображение в пластмассовых коробках начинает искажаться. Оно плывёт плавными помехами, постепенно окутывая статичную картинку туманным пологом, заставляя расползаться от середины к рамкам экрана, и лишь некоторые детали остаются неизменными – неподвижными настолько, что перестаёшь верить в нереальность происходящего. Словно эти крошечные призраки глубин телевизора на самом деле существуют где-то в его запутанных внутренностях. Живут на постоянных правах наряду с лучевой трубкой, усилителями звука и видеосигнала, декодерами и прочими монстрами. Они неотрывно смотрят на тебя провалами глаз, рябящих от белого шума, а когда изображение восстанавливается, ты уже и не вспомнишь, что кто-то только что следил за тобой. Стоящий в обрамлении светодиодных всполохов убийца слишком схож с этими безглазыми фантомами из глубин телевизионных помех. Схож он и с вооружённой жутью джиалло: безмолвный, неподвижный, медленно скользящий взглядом от одной мёртвой точки к другой, и на политой чужой кровью одежде играют отблески неоновых лампочек, которыми украшен балкон. Младший из Лебедевых любит прожигать свою жизнь за подборками итальянских эротических ужасов, но никогда прежде он помыслить не мог о том, что однажды чей-то изувеченный и замызганный грязью образ маньяка в студенческой куртке оживёт в его собственной жизни.

Он просто смотрит на объект несвершившейся мести и ждёт, когда произойдёт хоть что-нибудь, что положит конец этой нескончаемой пытки тишиной и невротически мигающим светом. Время тянется непростительно медленно, настолько, что кажется Лебедев начинает чувствовать его течение на собственной коже. О, как много хочется ему сделать прямо сейчас. Он хочет смачно харкнуть этому обмудку в лицо и послать его так далеко, припоминая всех его родственников в девятом колене, что этот парень заблудится среди проклятий и матерных выражений на великом-могучем, не особо-то и понимая, что ему только что высказали. Он хочет растоптать его череп в мелкое крошево, и ему даже не будет жалко дорогой обуви и замаранных кровью светлых брюк. Он хочет, чтобы убийца его семьи умирал медленно и мучительно, чтобы секунды его утекающей жизни казались часами, минуты – месяцами, а часы – годами. Он хочет, чтобы расплата окупила все пережитые за каких-то паршивых пару мгновений потери с лихвой покрыла и горе, и ответственность, и собственную глупость. Мёртвых всё ещё не вернуть. А мстить Лебедев-младший ещё только учится, ведь прошло от силы минут двадцать с того момента, как корона его отца перешла к наследному принцу криминальной династии. Окровавленная, с острыми зубцами, тяжёлая, натирающая кожу на лбу – терновый венец, да и только. Но это его бремя – он осознаёт это достаточно быстро, - и ему нести этот крест до конца.

А потом, как говорят среди русских, всё «завертелось».  Прежде чем осознать правильность собственной задеревенелой реакции, он замечает пистолет, лежащий подле навсегда застывшего в инвалидной коляске деда, и бросается наперерез внезапно ожившему психу. Не очень сильный и не слишком высокий – против опытного бойца, да ещё и с зажатым в руке огнестрелом сможет пойти лишь смертник или дикий зверь, за секунду растерявший всё подначивающее его к самосохранению, утратив страх, понадеявшись на счастливый случай. Дуракам везёт, говорят? Пусть так. Ради этого самого «счастливого случая» он готов побыть дураком, извращенцем, проеденным насквозь разложением души и тела маргиналом, да кем угодно – ему наплевать. Главное знать, куда деть свои руки и то, каков риск, когда ты не уверен в себе на все сто процентов. Сбивая незваного гостя с ног, он ненароком задевает массивные колёса коляски, и вот уже оба тела под собственной тяжестью валятся на ковёр в виде неправдоподобно яркой звериной шкуры. Удары приходятся вскользь и куда менее верно, чем те же, что он наносил неподвижному манекену во время тренировок с телохранителем деда. Впервые он ввязывается в драку, и это выглядит как нелепо поставленный спектакль, разве что обходится без реверансов и выжатых через силу слащавых улыбок. Он смеётся, не то радуясь своей удаче, не то пытаясь как-то выразить свои эмоции, и смех этот мало напоминает человеческий – шипение и клёкот – Лебедева разбивает истерика, и это нормально. Когда в очередной раз замах оказывается пустой тратой времени, он попросту вцепляется врагу в волосы и прикладывает того затылком об пол. Ведь он сам всё ещё жив? Тогда хуя с два его удастся прикончить этому недоумку.

- Ты тот псих в маске? – очень сложно не заикаться и произносить слова достаточно внятно даже для себя самого. Его родителей только что убили, а он берёт у головореза интервью тет-а-тет без свидетелей. Отец бы люлей вставил за подобное с собой обращение. Но отца больше нет, как напоминание – виновник его смерти прямо здесь, под ним. И благодарный сын зачем-то пытается говорить с этим ублюдком. – Тот, из телика? Ууу, страшный зверь, - клёкот перерастает в сдавленные всхлипы, должные стать насмешливым хохотом, только зря это всё. - Да ты совсем крышей поехал, парень. Тебе лечиться надо, ага?

Можно подумать, что его послушают. Но русские – народ довольно сварливый и любит указывать на чужие недостатки прямо так, в лицо, не гнушаясь последствий. Скоро должна прибыть полиция, потому что в ночной тишине квартала, где находится особняк Лебедевых, отдалённо взвыла сирена легавых. Этот звук вероломно вплетается в природную безмятежность, нарушаемую лишь короткими выстрелами – теми, что было достаточно для того, чтобы соседи вызвали копов. Интересно, кого в итоге будут забирать с собой любители пончиков? Обоих? Одного? Целиком или по частям? Чтобы не допустить подобного вероломства в отношении себя, парень сцепляет руки на горле убийцы, несмотря на то, что ему явно недостаточно силы, чтобы удавить того насовсем. Зубы сводит от скрипа перчаток о потную кожу. Или это от злости?

- Тебе достаточно, падаль? Тебе, blyad’, достаточно или мне сказать что-нибудь ещё?

Ему тошно с всего этого, а мышцы рук начинают ныть от усталости. Но отступать больше некуда – продержаться бы ещё с пару минут вот так, придавливая напавшего на семью отморозка в попытках лишить его если не жизни, то хотя бы сознания. Но Лебедев знает, что ничего не бывает так просто. Он видел многое, и последнее, что шокировало его, лежит этажом ниже. Нет – лежит рядом в опрокинутой на бок коляске, истекая стынущей кровью на лиловый паркет. И именно это заставляет пальцы сжиматься вокруг горла сильнее, настолько, что скорее он сломает их надвое от напряжения, чем отпустит когда-либо вообще.
[AVA]http://funkyimg.com/i/ZFqK.png[/AVA]
[SGN][/SGN]

[NIC]the Son[/NIC]
[STA]palms and napalm[/STA]
Отец не учил его тому, как правильно стоит драться. По правде сказать, он вообще его ничему не учил. Разного рода наставления звучали зачастую вымученно и только ради того, чтобы исполнить свой родительский долг перед сыном, остальное младший из Лебедевых вынужден был понимать самостоятельно, испытывать на собственной шкуре. Может быть, его отцу было некогда. Может быть, он никогда не видел своё драгоценное чадо сидящим на троне во главе криминальной империи или же готовил для него куда более счастливую участь, нежели становление наследником мафиозного клана.  Всё может быть… Разве что теперь нет возможности уточнить у родителя, имел ли он в виду хоть что-нибудь из всех тех догадок, когда оставлял единственного сына один на один с реалиями жизни вне семейного гнёздышка. Обидно? Возможно. Это чувство на секунду сдавливает горло самого Лебедева горчащим спазмом, но он не предает этому никакого значения. Потому что это совсем не то, о чём ему стоит жалеть именно в этот момент – в эту секунду, ставшую отвратительной вечностью, в которой мысли о смерти семьи делают его ещё слабее, чем он является на самом деле.

И эта слабость стоит ему первого крупного проигрыша. Тело под ним неожиданно приходит в движение, так же быстро скидывает с себя нестостоявшегося мстителя, и Лебедев чувствует, что пришла его очередь мять ковры одновременно с тем, как его затылок с глухим звуком встречается с полом. Сквозь зубы ругнувшись, он поднимает взгляд на убийцу, и вблизи тот ему кажется чересчур эфемерным, только вот наверняка всё дело в очках. Ублюдок, будто прочитав мысли соперника, резко снимает их с чужого лица, и ответом на это ему служит неодобрительное шипение – теперь юноша достаточно чётко видит лицо своего недруга, чтобы запомнить его навсегда. Он сжимает в кулаки обездвиженные ранее руки и пытается вырваться, заранее зная, что на это раз его удар не промажет, но в стальной хватке матёрого отморозка ему остаётся лишь неотрывно следить за каждым его случайным движением, пытаясь подгадать брешь в системе из слаженных и чётких шагов. И он молчит, тяжело дыша сквозь оскал, ведёт себя, как загнанный в угол дикий зверёныш с подпалённой шкурой, а вокруг зверёныша сгрудилась толпа матёрых охотников, и все улюлюкают, тычут в него горящими факелами и штыками, а в их глазах пылает дикое безумное пламя. Это пламя пляшет в зрачках психа в студенческой куртке, но на деле же в них отражается полузаглохший свет ночника с прикроватной тумбочки крёстного отца русской мафии.

Всё это напоминает ему травлю собаками, которой не гнушаются русские во время облав на того, кто им перешёл дорогу или же сильно подвёл кого-то из крупных шишек. Отец таскал его на подобные расправы, и Лебедев-младший восторженно наблюдал за первобытным пиршеством, погружаясь в дикий, ненормальный мир сотканный насилия и крови. Ему нравилось чувствовать власть, что исходила от его семьи. Ему нравилось, что от него шарахались люди, которых он позже начнёт звать слабаками и недостойными. Подобное чувство пьянит не единожды. Почти так же как злость. Время идёт, он молчит и почти чувствует электрическое напряжение, исходящее от нагло рассевшемся на нём убийце. Когда шершавые от бинтов ладони смыкаются на его горле, юноша снова пытается отбрыкаться и едва ли не возмущённо закатывает глаза – это даже как-то убого, повторять за ним всё с точностью до мелочей. А ещё сквозь попытки хоть как-то себя защитить, он чувствует, как у этого парня мелким тремором сводит руки. Интересно, сам скрутивший его хищник вообще в курсе, что у него руки трясутся? Поехавший. Прижатые к горлу ладони, не то дрогают, не то вибрируют, и это может даже показаться забавным, если за всем этим рвением последует шутливое «вставай, я передумал», а на шее после подобной забавы останется лишь пара невзрачных следов. На единственного уцелевшего в касте Лебедевых сейчас дышат наипаршивейшими сигаретами, а ещё какой-то малопонятной болезнью. Или же это просто запах крови так сильно действует на него? Глупый, глупый зверёныш. Время растягивается, как намотанная на палец и зажатая между зубами полоска жевательной резинки, ещё немного и оно превратится в тонкую нить, а после и вовсе порвётся. Но уже некогда додумывать, что будет после.

«После» же становится несколько странным. Его отпускают. Его отпускают? Не теряя времени даром, Лебедев пытается надышаться на всю жизнь вперёд, хотя он уже сомневается в том, что она у него выдастся действительно длинной. Последнее, что он успевает заметить едва восстановившимся зрением, становится лезвием армейского ножика – он видел такие у охранников и даже у некоторых из уличной шпаны. Довольно опасная штука, если знать, как им пользоваться. А судя по ухмылке незваного гостя, то он действительно знает, что делает. Одним спонтанным рывком он спасает своё зрение, но, судя по всему, ненадолго. Этот псих берётся за него основательно, с каким-то садистским изощрением уродуя чужое лицо. Видимо, проклятий ему было мало, а риска быть пойманным – речи уже не идёт об убийстве, - недостаточно, чтобы прочувствовать своё превосходство.

- Сукин сын! – во всю недавно придушённую глотку орёт молодой мафиози, пытаясь уйти от очередного ледяного ожёга. – Сукин ты сын! Я живьём тебя закопаю! Ты будешь жрать эту землю, пока не подохнешь. Пока не подохнешь, ты слышишь меня!?

Наверное, это и называется «раж» - последняя стадия в угол загнанного дикого зверя. Его шкура испорчена ровно настолько, сколько бы требовалось для того, чтобы начать ненавидеть, а не бояться своих извращённых мучителей. Резко он открывает глаза, встречаясь собственным, застланным пеленой взглядом, со взглядом убийцы прямо напротив себя. Единственное, что он может чувствовать прямо сейчас – это жажда отомстить уроду за то, что он сделал. За то, что он сделал с ним – теперь уже искалеченным, находящимся на грани отчаяния. Это решение придаёт ему сил. Когда зверь обнажает клыки, он щерится и  низко утробно рычит, предупреждая всех об опасности. Лебедеву не нужно этого делать, потому что мудак в студенческой куртке уже предупреждён. Резко подавшись в сторону, он выбивает из занесённой руки оружие и сам накрепко сжимает скользкую рукоять в своей ладони, далее следует короткий выпад, и прежде чем соперник очухивается, его оппонент взмахом вспарывает идиотскую куртку и грязную майку под ней.

Сорвавшись с цепи, зверь бежит в лес или же начинает всё вокруг рвать и метать. Едва освободившийся из цепких лап смерти, мальчишка хватает со столика тяжеленную антикварную вазу и со всех сил швыряет её в психопата. Он сделает всё, чтобы заставить убийцу его семьи почувствовать себя униженным. Осколки хрустят под ногами, когда обезумевший от боли и ярости Лебедев идёт к чужаку, чтобы как следует приложить того под рёбра мыском дорогого ботинка. Затем ещё раз и ещё. Так до тех пор, пока застеленное кровью зрение не вылавливает в полумраке комнаты брошенную в самом начале их схватки. Рывком он хватает оружие, сжимает в руках так сильно, что сводит мышцы до самых плечей и делает первый в своей жизни замах на пока_что живого врага.

- Do svidania, - шипит он сквозь зубы.

Этот удар должен стать завершающим, потому что ему долго стоять с занесённым мечом правосудия у него не получится – за стеной уже слышатся хлопанье дверей и визг полицейских сирен. Отчаянные в Майами сейчас времена. И на каждый отчаянный шаг найдётся свой безумец, готовый сделать всё только хуже.
[AVA]http://funkyimg.com/i/ZFqK.png[/AVA]
[SGN][/SGN]