Доктор чувствовал себя паршиво.
С час назад к его нескончаемой мысленной галереи портретов тех, кого он не смог или не мог спасти, прибавилось ещё одно лицо, которое и теперь возникало перед ним, стоило только прикрыть глаза. Это оттого лишь, что он не был сейчас ничем занят - мельтешение и суета обычно здорово помогали в первое время, не избавиться от чувства вины, но хотя бы приглушить его, дать себе поверить, что спасение других выплатит счёт, погасит задолжность. Никогда этому не быть правдой, и всё же самообман порой штука полезная, и надо же как-то двигаться дальше, бежать вперёд, не оглядываясь назад. Хотя бы и ради кого-то.
Доктор обернулся назад, на комочком сжавшуюся в углу камеры Чарли, и вздохнул. Он был так перед ней виноват!..
Они прибыли на эту планету, как это водится, отдохнуть - только вот когда у них получалось? Местный колорит поселения, что землянам века XX напомнил бы не случившуюся паровую цивилизацию, к сожалению, обернулся народными волнениями. Как объяснила Чарли и Доктору их проводница, Шарли, тонкая бойкая девчушка, городское правление готовилось принять билль, ещё более разделяющий в правах социальные слои горожан, и почему бы им не пойти вместе с ней на мирный митинг к зданию администрации?.. Доктор хотел было отговорить Чарли от этой идеи, увести её за руку, пока не поздно - потому что он внезапно узнал лицо Шарли, пускай и не встречал её прежде, - но девчонки быстро спелись, и не было ни единого шанса их разлучить. Предупредить же Чарли в этой ситуации значило удостоверить её попытку спасти новую подругу от неминуемого, а этого Доктор, как не было бы больно заранее, не мог позволить. Всё, что он вообще мог сделать - это наблюдать, снова, и стараться уберечь Чарли: она и так уже была парадоксом, парадоксом его творения, и кто знает, что случится, если аномалия станет аномалией дважды? Он не хотел проверять, только не на ней.
Так что они пошли на митинг. И он превратился в то, чем Доктор помнил его по городским хроникам, когда навещал эту планету позднее (ну и как, как же его угораздило так спутать даты?) - в беспорядки, давку; со вмешательством городской стражи и их столкновением с наиболее рьяно протестующими - бойню. Доктор пытался увести Чарли в сторону, Чарли тянула за собой Шарли, но их всё же разнесло толпой. В следующий раз, когда они смогли разглядеть Шарли снова, она стояла в полудюжине метров от них, на пути робота, выпущенного как подкрепление сил властей. Он замахивался на неё своей ржаво-металлической рукой, и, если бы Доктор отпустил плечи Чарли и побежал бы, расталкивая людей, он бы, возможно, успел... Но он лишь повернулся спиной, крепко обнимая и закрывая собой Чарли, не давая ей увидеть. Он знал, что через несколько минут всё уже будет кончено.
Их замели вместе со всеми не успевшими рассеяться по городу митингующими, и странно даже, что в камере они очутились лишь вдвоём: народу было арестовано немало.
Чарли так ни разу за всё время и не заговорила с ним, и он решил дать им небольшую передышку - сбежать отсюда было минутным делом, отвёртка оставалась при нём, но... Он просто не был уверен, что Чарли готова сейчас ещё куда-либо бежать. Он ведь так ничего ей и не рассказал... Переживала ли она только о гибели невинной девушки, что носила схожее с ней имя и была с ними так мила? Или винила Доктора - и поэтому молчала? Доктор не мог определить наверняка и потому беспокойно постукивал пальцами о прутья решётки, у которой стоял, время от времени поглядывая назад.
Наконец, он всё-таки не выдержал тишины:
- Они научатся на этом примере, - тихо произнёс он. - Они посмотрят на дело рук своих и ужаснутся. Этого не повторится, не в ближайшие двести лет. Билль не будет принят.
"Это было не напрасно", - мог бы добавить он, но у него не повернулся бы язык. Нет такой смерти невинных людей, что была бы не напрасной.
Чарли даже не подняла головы в ответ, и Доктор повернулся к ней всем корпусом, прислоняясь спиной к решётке; позвал, мягко, нежно, печально:
- Чарли... пожалуйста, поговори со мной.
Он мог бы попытаться рассказать, объяснить, заставить понять... Только вот всё это не имело значения, если она даже не захочет его слушать.

Когда она всё-таки отняла руки от лица, сердце Доктора пропустило удар - а может, даже оба его глупых сердца. Ведь на лице у неё было написано всё, что угодно, кроме смирения: непонимание, боль, усталость... даже вина. И вот это задело особенно, потому что кто-кто, а Чарли Поллард точно ни в чём не была виновата. Это такой неизменный бич хороших людей - чувствовать, что подвёл, не оправдал ожиданий, не успел, хотя на деле ничего не мог сделать. Себя Доктор к ним не причислял.
- Хорошо, давай поговорим, - в её голосе так явно послышалась дрожь, что Доктор невольно сжал пальцы в кулаки, потому что... не уберёг? Это всегда случается и это всегда его вина.
- Ты же мог ей помочь, Доктор. И не говори что это не так, я знаю! Тогда почему..? Я не понимаю.
Она в самом деле не понимала. И он даже не сумел поймать её взгляд, потому что через мгновение её лицо снова скрылось в ладонях, словно спрятаться от него, Доктора, - это всё, чего она хотела. От Доктора - и всего того, что обманом наобещали его разноцветные и искристые, как осколки стекла в калейдоскопе, приключения. Они яркие, они складываются в самые прекрасные узоры, что ты когда-либо могла увидеть - только вот края у них острые и могут ранить до крови порой. Ему следовало быть честнее. Только как бы это тогда звучало?
«Ты многое что сможешь увидеть, девочка! Рождения звёзд, цветущие сады в небесах, изумрудные облака и лазурные травы... ах, и да, смерть». Потому что Доктор всегда найдёт её, а она найдёт Доктора. Потому что это та самая ложка дёгтя, которой слишком легко испортить даже огромную бочку мёда. И Доктор видел это не раз, и ему бы привыкнуть, только как привыкнешь к человеческой боли? Если однажды это случится с ним, его имя точно будет носить какой-то страшный незнакомец, с каким он ни за что не захотел бы встретиться.
Так что и теперь ему было больно за неё, за его Чарли. Он вздохнул снова, чуть прерывисто, и подошёл к ней, и опустился на колени, рядом.
- Ох, Чарли-Чарли-Чарли...
Сколько раз он был в этой ситуации? Столько дежа вю. И всё же каждый раз - иначе... Когда Стивен, сотни лет назад, храбрый Стивен злился из-за той девочки... Анны Шапле. Брошенной в Париже на произвол судьбы во время кровавой бойни. Всё-таки, это было иначе. Когда Джейми, бесконечно верный Джейми готов был уйти от него из-за того, что не смог понять... И это тоже было иначе. И многие, многие после них... Но многие же и оставались, в конечном итоге. Оставались с ним. И Стивен, и Джейми тоже.
Это не значило, однако, что Доктор переставал бояться. И Чарли - Чарли он точно не был готов потерять.
Бережно и осторожно, он коснулся её запястий, слегка сжав их, и аккуратно отвёл её руки в стороны. Поймал взгляд зелёных глаз, в полумраке темницы кажущихся почти чёрными.
- Чарли, поверь мне, я не мог. Я всегда вмешиваюсь и стараюсь помочь, стараюсь спасти, но есть граница... Есть граница, через которую мне не переступить. Законы времени, - он запнулся, увидев, что эти сухие слова - "граница", "законы", - лишь больше добавляют непонимания, возмущения даже, в глазах напротив. Какие, к чёрту, законы, когда погибла невинная девочка?! Ну вот и как же ей объяснить... - Я не могу вмешиваться в события, которые становятся краеугольными камнями истории, Чарли. Особенно, когда знаю это наверняка. И здесь я почти уверен... Нет-нет, погоди, не злись! - он взмахнул руками, но затем лишь устало провёл ими по лицу, словно стирая с него что-то. - Прости, ты имеешь все права злиться на меня.
Он порывисто поднялся на ноги и зашагал вдоль камеры.
- Они поставили ей статую, понимаешь. В будущем. Я был там, видел её. На той же самой площади, отлитая словно в серебре... Скорее всего, потому что она была единственной жертвой, которая не достигла совершеннолетия, к тому же - девушка... Как будто любая другая смерть на этом митинге была менее ценной.
Он с несколько минут помолчал, решая, говорить ли дальше. Как воспримет Чарли это его признание? Но и врать ей он бы не смог, только не в этом, хотя бы не сейчас. Достаточно того, что он врёт ей о её же судьбе.
- Возможно, спаси я Шарли сегодня, ничего страшного бы не произошло. Отрезвляющим символом страшного события стал бы какой-нибудь паренёк или мать семейства или... кто угодно. Возможно, это никак не повлияло бы на их историю в целом, на то, что ещё несколько сотен лет они опасались повторения кошмара и жили в мире. Но я не мог знать этого наверняка. Чарли, я не мог рисковать.
Не опять. Не рядом с тобой.
5 октября 1930 года дирижабль R101 разбился над территорией северной Франции, среди погибших числилась некая Шарлотта Поллард, проникшая на борт незаконно, под личиной Саймона Марчфорда, члена экипажа. Очевидно, ей не повезло выжить, и она сгорела в числе других 48 жертв. Очевидно...
Очевидно, нет.

Она отреагировала на его слова так, как он и предполагал.
- О каких законах ты вообще говоришь! Она умерла, я видела её, слышала как она меня звала, и мы могли ей помочь! С каких пор ты стал буквально следовать всем правилам, Доктор? Я же знаю тебя.
И:
- "Краеугольные камни истории, Чарли"! "Ты ничего не поймешь, Чарли, потому что я буду следовать странным правилам, которые позволят мне спасти хоть целую расу, но не невинно убитую девочку"!
И это жалило, но было в разы лучше молчания. Она обвиняла, она злилась, и это было гораздо, гораздо лучше напряжённой, неясной тишины. И всё же - как теперь сделать так, чтобы она не ушла? Прямо сейчас, сразу же после того, как он откроет эту дверь.
Она не могла понять, что такого в этой статуе особенного - что настолько особенного, чтобы на алтарь её возведения, как невинного агнца, можно было позволить принести чью-то жизнь. И это было очень по-человечески - не понимать. Быть бессердечным и действовать сообразно законам, а не моральным принципам оставалось прерогативой тех, кто однажды заглянул в лицо безжалостной воронки и позволил ей течь сквозь них.
Доктор, как и все, порой бездумно мечтал, чтобы эти законы были иными, а время - более пластичным, поддающимся любому желаемому изменению. Только вот тогда зла прибавилось бы не меньше, чем добра, и они отменяли бы друг друга, и мешались в бесконечности и беспорядочности хаоса. Легко почувствовать это, когда это в самом деле, на уровне физиологии, одно из твоих чувств. Привилегия и преимущество, всегда когда не проклятие.
И Доктор, конечно, слыл бунтарём по меркам своего неимоверно скучного и упрямого народа, но какие-то правила были нерушимы даже для него. Более того, пренебрежение, отречение от них - сама мысль о том, чтобы сделать это всерьёз - немедля посылали отряд мурашек вниз по спине, холодок первобытного ужаса. Каждый Повелитель времени знал, чем чревато неосторожное вмешательство в ход времени.
А один Повелитель уже натворил дел... и теперь пытался объяснить этому расстроенному делу законы, которые сам же и нарушил. Молодец, Доктор, что сказать.
Он вынырнул из своих мыслей, как по щелчку, услышав голос Чарли снова - и вздрогнул, когда понял, что она хочет уговорить его сделать. Конечно же, стоило ожидать от неё! Но никак нельзя позволить.
- Чарли, Чарли... нет! - теперь уже он попытался избежать её взгляда, но как это сделаешь, когда она стоит прямо перед тобой, смотрит умоляюще и упрямо? Доктор чудом собрался духом, глубоко вздохнув, и взял её за плечи, медленно, словно успокаивая. - Чарли, мы никак не можем сделать этого! То, что ты предлагаешь... это временной парадокс - и плохой, очень плохой парадокс! Ты думаешь, ты увидишь Шарли и спасёшь её? Ты также увидишь нас! И мы, прошлые мы, увидим будущую тебя. Этого уже не случилось... и слава богу, значит, я ещё не настолько сошёл с ума, - пробормотал он себе под нос, прежде чем продолжить: - Но может случиться, на то он и парадокс! Уже не говоря о том, что тебя могут убить - вместо неё! Это разрушит фиксированную точку, и я потеряю тебя - и, честно говоря, пребывание в разрушающейся ткани времени без тебя станет ещё страшнее, и я не знаю, что пугает меня больше, и...
"Ты опять слишком много болтаешь, Доктор".
Он отпустил её плечи и, чтобы что-то сделать, вернулся к решётке, отвернувшись от девушки; достал свою звуковую отвёртку, направил на замок. Он мог бы открыть его в течение пары секунд, но вместо этого выбрал частоту, на которой воздействие происходило максимально медленно, зато длился и длился этот мерный, привычный, медитативный звук её жужжания.
- Фиксированные точки - это очень серьёзно, Чарли, и мне нужно, чтобы ты это поняла, - негромко говорил он, видимо, прутьям решётки и грязному полу внизу, потому что головы так и не повернул. - Здесь фиксированная точка - это митинг, сильно повлиявший на развитие дальнейшей истории, становление общества, даже менталитета. Я чувствую это, как чувствуют все Таймлорды. Насколько существенной деталью значимости этого события является смерть Шарли и её условная канонизация в качестве невинной жертвы насилия? Я не знаю. И я не могу рисковать, пытаясь проверить. Это всё равно как если бы я попытался остановить крушение R101...
"...или спас от него тебя. Гениальное сравнение, Доктор! "Отлично" с плюсом за уместность!".
Надеясь, что в темноте его действие останется незамеченным, он тихо стукнулся лбом о прохладный металл решётки; неслышное: "Проклятье!.."- на его губах.
Он определённо слишком много болтал.

Отредактировано Eighth Doctor (2015-09-12 00:03:28)

Замок двери послушно щёлкнул, потому что даже на самой низкой частоте нельзя растянуть момент открывания простейшего механизма до вечности. Замок щёлкнул, но отодвигать дверь в сторону Доктор не спешил: их разговор с Чарли вовсе не был окончен. И он знал её достаточно, чтобы понимать - сверни он тему сейчас, запрети инакомыслие вместо того, чтобы донести причину его невозможности, и проблем будет не избежать. Не потому что Чарли обидится на него, о нет, дело было вовсе не в этом. И уже не только и не столько её ухода Доктор теперь опасался.
Просто его спутница совершенно очевидно закусила удила и не собиралась сдаваться, пока цель не будет достигнута - или пока Доктор не сумеет объяснить ей, почему достигать её они не имеют права.
И всё же, к сожалению, даже её энтузиазм не отвлёк Чарли от его опасной оговорки.
- Но ты же спас меня, тогда, с того дирижабля!
Доктор сглотнул и посмотрел на неё, отчасти беспомощно, чтобы почти сразу отвести взгляд.
- Чарли, я... - "совершил ошибку тогда, но не могу в ней раскаяться, даже когда хочу". - Я... разумеется, хотел показать тебе вовсе не это. Если бы я не спутал даты, мы бы попали на их праздник Середины Осени, когда всё здесь полно красок и лент. Они даже мастерят заводных белок, представляешь! - вспомнил он и широко улыбнулся Чарли, поглощённый светлым воспоминанием, но выражение её лица ясно дало ему понять, что время для улыбок он выбрал совершенно неверное. Смутившись, он неловко кашлянул. - Так или иначе... мне очень, в самом деле очень жаль, что тебе пришлось это пережить. Но знаешь...
Поставив одну ногу между решёток, чтобы не дать двери отъехать, Доктор убрал отвёртку в карман брюк и стянул с себя камзол. Затем, неловко повернувшись и всё-таки, после секундного раздумья, плюнув на дверь и высвободив ногу из плена прутьев, накинул камзол на плечи Чарли, что стояла у стены рядом. Мягко притянул её к себе, всё ещё сжимая пальцы на лацканах, уткнулся лбом в её лоб, закрыл глаза.
Сейчас был единственный шанс заставить её понять, и он внезапно ощутил, как бьются сильнее и чаще в волнении оба его сердца, отдаваясь в груди. Что если он не сможет?..
- Чарли, пожалуйста, выслушай меня. То, что сегодня случилось с Шарли - это трагедия, бессмысленная, беспощадная и, честно говоря, чудовищно глупая в своей жестокости. Но то, что случилось сегодня с тобой - это урок. Нет, послушай, не спорь! Это урок. И ты выучила его страшным способом - точнее, выучишь, если сможешь понять. Ты не можешь помочь Шарли сейчас, именно потому что ты знаешь, что она умерла. Если ты вернёшься в прошлое и изменишь его, и Шарли останется жива... То в будущем не будет никого, кто захотел бы её спасти. Потому что никому не нужно будет её спасать, ведь она будет в порядке... Ты понимаешь? - он распахнул глаза и посмотрел в её, такие близкие сейчас. Она совершенно очевидно была в смятении, и всё же он должен был продолжить: - Чарли, я прошу тебя мне поверить. Прошу принять на веру то, что тебе сейчас так сложно осознать, потому что... потому что ты человек, а я нет. Вы, люди, привыкли не доверять своим чувствам, зная, что иногда они обманывают вас. Но ты не можешь обмануть чувство времени. Это всё равно что кровь в твоих венах, твой пульс, твоё дыхание. Просто... поверь мне, если бы я мог, я спас бы её. Как спасал других, как спас тебя... Ты же знаешь меня, Чарли! Я... я спасаю людей. Мы с тобой, - тут он позволил себе улыбку, в этот раз абсолютно осознанную, тёплую, - спасаем людей. Но именно сегодня мы ничего не можем сделать. Кроме того, чтобы запомнить Шарли чудесной доброй девушкой, какой она была. Я хотел бы, чтобы всё было иначе, но это так. Просто... просто, пожалуйста, поверь мне, Чарли.
И он сжал лацканы крепче, и притянул её ближе, и не сказал больше ни слова, стоя так, зажмурившись, но в голове его крутилось и крутилось, словно заевшая пластинка, это глупое "поверьпожалуйстаповерь!".
Оставленная без присмотра дверь от долетевшего по коридору сквозняка со скрипом чуть отъехала в сторону, благо что вокруг не оказалось стражи, чтобы это заметить: видно, другие камеры, где были заперты взбешённые митингующие, доставляли куда больше хлопот.
Они с Чарли могли бы уйти - прямо сейчас. Если только она сможет его понять...

Это интересно, что он в самом деле не смог бы ответить на её вопрос - поэтому и пропускает его, будто бы он вовсе не был задан, позволяет ей додумывать ответ. Она думает, нет разницы между ею и Шарли, и, возможно, так и было когда-то: в конце концов, выдёргивая её из пламени и смерти, он не знал тогда, что нарушает этим законы времени. Во всяком случае, позволил себе сделать вид, что не знает. Но теперь... Окажись он ровно в такой же ситуации с Чарли, а не с незнакомой девчонкой, что бы он сделал? Как далеко бы зашёл?
Доктор отказывается представлять и стыдливо прикрывает эти мысли покровом из других, кажется, более своевременных. Ему не хочется признаваться в очевидном даже себе самому: ради тех, что запали в оба его сердца, он готов на несравнимо большее. Так что Чарли, конечно же, неправа, вот только ей он об этом не скажет, не сейчас. Как в изучении математики, со временем и его запутанными правилами подходы схожи: пусть лучше она сперва выучит основы - таблицу умножения, уравнения с одним неизвестным. Она и так уже поднаторела. А потом... Что ж, когда-нибудь потом он, возможно, сможет ей объяснить. Или же время само поставит его в ситуацию, где всё станет очевиднее некуда. Вроде как, спаси Вселенную или Чарли Поллард - и что ему останется? Нет, право, лучше даже не думать об этом!
Самое главное, теперь она хочет уйти, и не прочь от него, а всего лишь прочь - и можно немного выдохнуть. Она не настаивает больше на невозможном, не требует вернуться и всё изменить - просто просит:
- Давай уйдем, пожалуйста? Доберемся до ТАРДИС, улетим отсюда!
И Доктор, скрывая облегчение, кивает, мягко говорит:
- Да, разумеется, - и, беря её под руку, отодвигает в сторону скрипучую дверь.
Такое ощущение, что у судьбы сегодня на них нет никаких больше планов: главное они уже уяснили, потому могут отдохнуть. Никто не останавливает их, ни когда они проходят по тускло освещённому коридору, ни когда выходят в приёмный зал. В зале же - шум и гам, чьи-то потерянные родственники и нашедшиеся алиби, и, кажется, отчаянно не хватает мест, что тем более заставляет поразиться их с Чарли недавнему одиночеству. Вправду, что ли, поддавки от фортуны? Доктор салютует ей невидимо с признательностью, и, с приличествующими деловитыми: "Прошу прощения! Позвольте пройти!", проталкивается сквозь толпу и проводит Чарли к выходу.
Воздух снаружи свежий, но не холодный; им хочется дышать полной грудью, пока он совершенно не наполнит лёгкие. Ветер несильный и теребит волосы, заставляя Чарли убирать их с лица. Доктор невольно любуется ею, улыбаясь, - или всё-таки вольно? Потому что кажется, что всё худшее уже позади, и этот возможный кризис они миновали.
- Доктор... - вдруг неуверенно начинает она. Он хочет было подбодрить её к продолжению взглядом, но она отводит глаза. Неужели всё-таки?.. Но дальше звучит лишь: - Ты покажешь мне эту статую?
Он снова выдыхает про себя: всё действительно образуется.
- Мне нужно её увидеть, ты же знаешь это, правда?
- Конечно, знаю, - он также знает, что она просит об этом не из неверия в его слова, но потому что ей необходимо прочувствовать самой, убедиться самой, не принимая на веру, а включив эпилог драмы в свой личный опыт. Увидеть полотно всей этой истории завершённым.
Видимо, опасаясь, что он запретит ей и столь малое, Чарли включает свой фирменный взгляд - она вообще отдаёт себе отчёт в том, что он у неё есть, интересно? Такой, одновременно просящий, но с искрами смешинок, словно бы когда что-то не вполне всерьёз, ему будет проще согласиться. И, что ж, она знает его отлично: даже если бы он сомневался прежде, здесь бы его сомнения пошатнулись.
Но он не сомневался. И поэтому на это её детское почти: "Ну и еще я хочу заводную белку, можно?" - он лишь смеётся:
- Белка так белка! Пойдём!
И указывает путь.
К ТАРДИС, по мощёным улицам и переулкам, они идут почти бегом - то ли стараясь поскорее попасть из ещё болящего прошлого в уже зажившее будущее, то ли, в самом деле, за белкой. Конечно же, на самом деле и за тем, и за этим.
В этот раз Доктор выставляет координаты с повышенной аккуратностью, ещё и бормоча неслышно: "Ну же, старушка, не подведи!" - ещё одно народное волнение или апокалипсис местных масштабов, а то и вовсе поверхность какой-нибудь холодной луны были бы сейчас совсем не кстати. Но старушка, видимо, нынче заодно с судьбой, и поэтому выполняет заказ с безупречной точностью: когда они открывают двери в следующий раз, за ними оказывается всё та же брусчатка мостовой, вот только время определённо другое - погода солнечная, откуда-то доносится гомон людских голосов, а воздух наполнен ароматами выпечки.
- О, я и забыл! - восклицает Доктор, довольно принюхиваясь. - Специально для праздника все пекари собираются и выпекают заранее огромный пирог, и когда я говорю огромный... - он разводит руки на всю возможную ширину. - Просто невероятный! От того, с какого края подойдёшь, зависит, какой вкус тебе достанется. В прошлый раз я попробовал ягодный, но кто знает? Может, в этот раз попадётся что-то новое! Пошли! - и он хватает Чарли за руку, утягивая её за собой в сторону уже знакомой им площади.
Теперь её, правда, не узнать - вся заставленная прилавками и снова заполненная людьми, но совсем иначе: эти люди не протестуют и, тем более, не борятся за свою жизнь. Нет, они смеются, разговаривают, празднуют, кто-то даже танцует и поёт под звуки диковинного инструмента, напоминающего волынку. Местоположение пирога, невидимое из-за толпы, безошибочно угадывается по ставшему куда ярче манящему запаху...
И надо всем этим, над беспечно радующимися людьми, над латками и пирогом, стоя на своём постаменте футов в шесть, высится Шарли. Доктор от души благодарен неизвестному ему скульптору за то, что отдавая ей дань, тот не изобразил её в грусти, скорби или, того хуже, в ужасе близкого конца. Не придал он ей и часто характерного для памятников жертвам той или иной трагедии пафоса.
Шарли, пускай и не живая, а отлитая в светло-тёплом, чуть потемневшем от времени металле, тем не менее, кажется живой. Под солнцем раннего дня, она улыбается, открыто и искренне, словно бы всем собравшимся на площади - и миру вокруг. Именно такой хочет помнить её Доктор и потому снова вбирает в себя этот образ, разглядывая детали и снова возвращаясь к её бесхитростной улыбке.
Возможно, именно такой удастся запомнить её и Чарли...
Доктор не сомневается, что спутница его уже заметила Шарли и без его помощи, и всё же кладёт руку ей на спину, обращая внимание, кивая в нужную сторону.
И, на самом деле, не знает, что сказать. Его сознание подсовывает ему всё совсем не то - какие-то глупости про лихо отплясывающего забавного пузатого горожанина невдалеке и про свойства местного аналога серебра, которому отдают предпочтение скульпторы, потому как... Он отбрасывает эту ерунду за неуместностью и вместо этого тихо говорит совсем другое:
- Она прекрасна.

Отредактировано Eighth Doctor (2015-11-28 14:13:09)