Разглядывать любые документы в свете свечи, знаете, то еще образное, несуразное удовольствие. Радости в этом нет ни на грош, веселья так же, ибо буквы плывут перед глазами молочной патокой, а осознание собственной безалаберности выцветает слишком ярким пятном на бледном сознании, ведь, дьявол, был же целый день в твоих руках, можно было рассмотреть их днем, не мороча себе голову и не мучая глаза... При том, тут не важно, сколь высоко твое звание - пред светом свечки, солнца, ты все равно маленький ребенок. Ребенок, что забыл, не успел что-то сделать днем, и посему делающий это ночью.

Юноша, что осознал, каков путь света, и решил пройти через тьму.

И ведь стоит затушить свечку или солнцу зайти за горизонт - и начинает выплывать правда, очертания размываются в темноте, и исчезает ослепляющий свет, остается лишь тень. Тени, знаете, никогда не лгут. Маленький человек, ничтожный человечек может отбрасывать огромную, поразительно здоровую тень душевно... и в ночи, хм, словно весь свет становится его чертовым отражением. Его тенью. Его игрой.

Закрывая глаза всего на секундочку, юноша в полумраке комнаты выдыхает то ли отчаянно, то ли устало. Какой же, интересно, в итоге окажется его тень? Будет ли она огромной - или же маленькой, незначительной, в которой даже ребенок не спрячется в знойный, солнечный день?

Макиавелли всего девятнадцать, он третий сын флорентийского адвоката и ему до дрожи в пальцах смешно от факта, что в то время как его ровесники, точно лани горделивые, скачут по борделям и сборищам, он разглядывает карты главной площади и прилегающих к ней улочек, ибо знает - завтра он либо будет знать, куда отступать, либо бесславно умрет, истекая кровью у виселицы и трупа того, кого обязан был с парой своих товарищей спасти. Ой, точнее, конечно же, он погибнет в таком случае во славу Братства, не справившись с возложенной на него ношей... Формулировка другая, суть же - та же.

Отец, если знать хотите, всегда учил Николло смотреть на смысл, игнорируя стиль изложения. Последний может быть особенным, специфичным и разным. Красивым и вычурным или скупым и сухим - и при этом, ха, нести одну и ту же суть, смысл, понятие. В какой-то мере это смешно, заставляет фыркать в глубокой ночи и тихо бормотать ругательства от того, что свечка вновь потухла, но в другой, более значительной мере это, конечно же, раздражало. До крику, до сказу, до скрежета зубов и глухого удара по столу. Дьявол, как же его это достало.

Задание не обещало быть гладким, точно доска без единой занозы. Впрочем, оно не должно было быть и шибко трудным; выделять троих людей для того, чтобы спасать одного человека от виселицы - глупость - но не ему, не юному Макиавелли, ха, спорить с мастером. Не ему уверять, что на это задание стоило послать одного мужчину - или женщину, не суть-то важно - высокого ранга, а их оставить либо на запасе, либо и вовсе не слать. О, нет, не подумайте, Николло вовсе не был трусом и не боялся за свою задницу больше, чем за всех остальных людей вместе взятых. Скорее он был, думаю, предусмотрительным. Разные слова, одна суть. Чертов отец.

- Николло? - Чужой смущенный голосочек напоминает шелест листвы, и ассасин не может не улыбнуться этой очаровательной девчонке-помощнице, что входила в комнату с опаской и страхом - вдруг помешала? Вдруг не заметила алого платка на ручке двери? - Вы не спите? Мастер говорил, что вы завтра... ну, точнее, сегодня...

- Да, да, я уже собирался лечь. - Конечно же он лжет, без утайки и открыто врет этой милой девушке, которой бы в куклы играть да за мальчиками вздыхать, а не ходить, точно сестра, мать и жена, среди таких, как Николло. - Хотел увериться, что путь отхода имеет, эм-м... запасной ход.

- О, - удивленно хлопнув ресницами, девчонка мгновением позже улыбнулась, кивнув, - да, это важно, очень-очень важно. Простите, я просто хотела вам передать...

На этом месте она застыла, и опустивший было капюшон Николло спокойно кивнул девчонке, подбадривая её. Мол, "ну же, чего бояться, золотко?"

- ...Берегите себя, ладно? - Это столь неожиданно, что Макиавелли не сдерживается, вскидывая брови, девчонка же воспринимает это по-своему, смущенно бормоча после тихо-тихо. - Я знаю, что говорят о этом задании. Вернитесь, пожалуйста. И-и... даже если один - все равно. Пожалуйста. Без вас тут будет очень, очень одиноко.

Она смотрит как-то отчаянно, и Николло в какой-то там раз осознает, что да, ха, этой девчонке только в куколки играть. Не ясно ей, что не он решает, когда возвращаться, а когда бежать в бой, отнюдь не он.

- Сделаю все, что в моих силах. - Он надеется, что его улыбка выглядела мягко, и что девчонка убежала потому, что её ждут дела, а не потому, что та испугалась его недовольства. Милое, доброе дитя... и где Мастер таких рекрутов набирает, дерите его демоны?

Опустив карту на стол, Макиавелли выдохнул сухо, поднимая взгляд на луну, что смотрела с окна издевательски, словно намекая, что скоро будет рассвет. Солнце встанет, а выходить нужно до того, как это произойдет.

- Этот человек - потрясающий вор, - воспоминания о чужих словах заставляли улыбнуться, - он может оказаться у нас в долгу. А ты знаешь, что делают люди, которые у кого-то в долгу?..

- Пытаются его выплатить, - неожиданно, пожалуй, даже для себя выдыхает юноша, осознавая, что не даром он проспал почти весь предыдущий день - черта с два сейчас получится отдохнуть. Слишком нервно на душе, пожалуй, - дабы никому не быть обязанным.

Небо светлело медленно, на тон, полутон с каждой, казалось бы, секундой. Николло глядел на него, и, видят Боги, ему думалось, что ирония этого дня будет яркой, очень яркой.

- Ты готов? - голос Амато, негласного главы вылазки, выводит из состояния полудремы слишком резко, быстро. Впрочем, Николло всегда умел быстро ориентироваться в неловких ситуациях:

- Более чем. - поднимаясь, он с хмыком последовал за тем, кто, возможно, вел его на смерть.

Макиавелли девятнадцать лет, и он совершенно, совершенно не глуп.

Он третий сын флорентийского адвоката, и пометка о занятости и_или перекрытии большей половины отходных путей говорят ему ярко и без утайки:

Это утро по цвету будет кроваво-красным.

[AVA]http://savepic.net/7566577.png[/AVA]
[NIC]Niccolo Machiavelli[/NIC]
[STA]-[/STA]
[SGN]Unarmed prophets have always been destroyed, whereas armed prophets have succeeded.[/SGN]

Отредактировано Leonardo da Vinci (2016-01-10 15:48:39)

Когда орел летит высоко, где-то над головами, Макиавелли знает, что пока все в порядке. Ему дышится легко, может быть даже слишком легко, и покидая убежище ему лишь немножко свежо от утренней прохлады, что касалась кожи едва ощутимо, словно стыдливо, опасливо. Николло смешно от этой мысли. Утренняя, еще сонная Италия выглядит прекрасно - и, пожалуй, ему стоило хотя бы раз пройтись с утра пораньше спокойно, без опаски, просто прогуливаясь, совсем-совсем не спеша.

Когда-нибудь - думалось ему с усмешкой.

Они шли небольшой группой, спеша, торопясь - казнь не отложат, ни за что не перенесут, а значит нужно торопиться так, словно сам Люцифер торопится, догоняет и лижет им пятки. Даже не смотря на то, что солнце еще не вышло из-за горизонта, времени просто ну непозволительно мало, точно кот наплакал. Их всего трое - он сам, Амато да безымянный мальчонка, подобранный Мастером, кажется, на рынке - скорость, быстрота, все это бурлило в том юноше холодным кипятком, и думалось Макиавелли, что это станет его гибелью. И, возможно, не только его.
Они - волчата. А волчата без толкового предводителя обречены умереть, задушенными без чести и скоро. И почему-то Николло, знать если хотите, взаправду кажется, что это дело пахнет жаренным, что возможно стоило послать больше людей на дело, стоило взять человека, что смог бы их прикрыть сверху, с крыш; но уже, ха, возвращаться поздно, явно слишком поздно, и время на побег было упущено. Первый луч солнца касался крыш едва ощутимо, точно любовница, куртизантка -  легко, незамысловато, самими кончиками пальцев, и Николло, наверное, думал, что возвращаться уже в любом случае поздно.
Бежать - тоже.
Да и он, ха, не стал бы.

Орел пронзительно кричал, расправляя крылья и взлетая ввысь над площадью, где должна была пройти казнь - опиум для народа, отдушина для людей, которые в противном случае обратят свою неудовлетворенность на господ. Очевидный факт, описанный не одним философом, и Макиавелли смешно от того, что в книгах-то это пишут, расписывают нежными словечками - а кто донесет эту мысль до тех, кто не грамотен? Видимо, кхм, никто.
Доходя до сговоренного места, Николло глупо, наивно смотрел вслед летящему орлу, и думал он, наверное, про то, что зря он не умел летать. Так бы все было много, много проще.

Или сложнее? Вечный, пожалуй, вопрос.

Глаза птицы, наверное, сверкают блестящей от влажности галькой, и Макиавелли скорее по-привычке, ежели из паники, проверяет, на месте ли его метательные ножи. Просто так. На всякий, как то говорится, случай.
Что-то подсказывает - они ему еще пригодятся.

На площадь они выходят вдвоем. Один, Безымянный, следит из тени, один - как они договорились, Амато -  должен будет отвлечь стажу, когда та подступит слишком близко. На нем же, Макиавелли, основная задача: найти нужного, срезать веревку, дождаться соратников,  что перебьет по ходу дела стражу, что будет мешать сбежать - и, соответственно, смыться с новоиспеченным другом, который, конечно же, будет очень благодарен своим спасителям за то, что те уберегли его от нелицеприятного будущего висельника... ох-х, кого Николло обманывает. Этот человек явно будет торговаться, словно позабыв о собственной, ничтожной спасенной жизни, и явно уговорить того будет не просто. Милый Бог, милый Бог, почему никогда ничего не может быть так, как хочется? Просто. Без двойного дна.
Ведя же ладонью по чужому плечу, проходя сквозь толпу, юноше вспоминались чужие слова, и он определенно не мог того, кто ему их говорил. Кажется... какая-то женщина-торговка из Рима?

"Лучше двойное дно, чем крышка, солнце".
Ха. Наверное, в этом взаправду был свой, особый смысл.

Амато говорит что-то, при том явно важное, но Николло не слышал. Они где-то в середине толпы, и лишь сейчас он отчетливо замечает вора - такого же, в принципе, как остальные, но все-же по-своему особенного, в какой-то едва заметной мере отличительного. Дьявольски, дьявольски отличительного... в мелочах. В основе своей тем, что стоял не так, как остальные, и со стороны могло показаться, что он просто держит гордо поднято голову, дабы доказать, что даже в смерти плюет на законы и нравы, только вот Макиавелли до холодной дрожи знакома эта поза. С, как ни странно, книжки, которую он вычитывал накануне, мучаясь бессонницей.

Так стоят люди, которые не хотят мучатся. Которые, сволочи такие, желают, дабы им сломало шею.

Николло плевать на то, тот ли это человек. Амато отошел в сторону, кажется, напоследок кинув то, что "висельника снимать будешь сам, я разберусь с палачом", и юноша думает, что этого человека необходимо спасти. Даже если это, черт возьми, не тот.
Да что там греха таить: особенно, если этот человек не тот. Потому что так не смотрят на толпу те, кто смирились со своей участью. Так глядят лисы на наивных кроликов, уповающих на то, что плетеная изгородь их защитит.

Стоп. Висельника. Дьявол.
Какого именно?

Времени остается мало, и юноша осознает, что не успел спросить, какого нужно спасти. Глупо, по-идиотски, но это так - лишь Амато, лишь глава вылазки знал отличительные признаки вора, которого нужно было вытащить. Макиавелли? Он отвлекся. Дьявол.

Значит, придется импровизировать. Демоны, как он это делать ненавидел.

Оставалось шагов, наверное, десять, может пятнадцать. Николло, к слову, был нечастым гостем на столь массовых действиях, в основе своей он прожил жизнь либо затворником - что было, ха, до того, как отец посвятил его в тайны Братства - ибо на заданиях, что было уже после. Ход казни не был знаком ему в подробностях, но понимал он одно прекрасно, даже слишком хорошо - если не показать этому человеку, что надежда не пропала, то спасти его не получится. А он вполне мог оказаться тем, кого Амато велел ему стащить с петли.
Или... он все же не тот?
Или тот?
Или...

Времени катастрофически не хватало.

Орел кричал пронзительно, и Макиавелли не знал, что он делает. Просто рука неожиданно легла на пояс с ножами слишком привычно, просто замахнуться оказалось как-то слишком просто - и не птица, но перо, одно-единственное оторванное перо полетело вниз, падая в сторону эшафота. Николло знал - нельзя кричать, боже, он ставит всю миссию под вопрос! - и он молился без слов за то, чтобы одного пера оказалось достаточно. Хватило, чтобы отвлечь того мужчину. Чтобы он глянул на него, вышел из этой гребанной позы, не дал себя прикончить настолько легко и просто.

Дьявол. Не умирай раньше времени, Лис. Силки не настолько крепки, уверяю тебя. Просто дай мне тебя из них вытащить.

Чужой взгляд скользил по перу так отрешенно, что Макиавелли этого почти не замечает, видит Бог, но не проходит минуты - и тот человек, висельник, смертник, смотрит уже в глаза Николло. Точно. Без колебаний. Словно бы он точно знает, что те пришли за ним. Словно бы тот, возможно, сам подсказал птице, как увернуться с пути ножа, и именно посему та до сих пор жива. Николло прогонял с фырком чувство образных живых мурашек меж кожей и тканью, и он - ха, уже в разы более настойчиво - подходил к эшафоту, мягко вынуждая толпу расступаться.

Счет шел на минуты.

Его никто не видел. Он един с толпой, точно бы то был не скоп людей разных национальностей, веры, цвета кожи и мыслей, но организмов, в котором человек - лишь клетка, маленькая частичка, основа целого. И Николло, ха, идеально вписывается в обстановку, сам того не понимая, как. Его не отличить, как бы то ни было смешно, что от аристократа, что от бродяги, точно по мановению волшебной палочки, но ясно одно - тут не было место колдовству, но было - мастерству. Скрываться, пожалуй, он умеет на ура...Но, кажется, одну пару аметистовых глаз уже было не обмануть. Тот следил за ним. Неотрывно.

Амато почти подобрался к чертовому палачу.

Сейчас...

Чужой скрытый клинок пронзает ребра, и палач падает, в последнем порыве умудряясь нажать на рычаг, выбивающий землю из-под ног осужденных. Двое из них, кажется, затихли сразу, и послышался противный, звонкий хруст, рёв благочестивой толпы - тем не менее, еще трое живы. И, слава богу - Николло честно не знал, почему радуется - тот странный Лис среди них. Среди живых.

Толпа, медленно приходящая в себя, еще не до конца осознавала, что двое людей в белом - не часть казни. Тем, пожалуй, было лучше. Паника будет на руку чуть позже, чуть...

Амато падал, сраженный стрелой одного из лучников прямо меж лопаток, и Николло поздно понимал, что отвлечь Безымянный то отвлечет, но что дальше? Как быть? Как спасти тех, кого спасти он должен, обязан, поклялся перед Братством и лично перед Мастером?

... или никогда.

Решение приходит быстро. Даже, наверное, слишком, но черт с ней, с импровизацией - иначе, ха, что ему, что остальным, попросту не выбраться.

Выбор сделать непросто. Но, наверное, необходимо. 

- Господа, - запрыгивая скоро на эшафот, точно это было игрой, тренировкой - и, Дьявол, точно он не был на прицеле у как минимум полдюжины лучников, - кажется, вы хотите жить. Думаю, я знаю, как вам помочь.

Он не знает, зачем говорит, зачем заносит меч и демонстративно перерубает веревки на глазах у стражи, зачем спасает всех, давая тем шанс на искупление, которым они явно не воспользуются. Николло лишь думает, наверное, что среди всех тех определенно есть человек, который ему нужен. Определенно. А значит, ха, спасти нужно всех.

Или, по крайней мере, попытаться.

Он слышит, как, захлебываясь кровью, пара лучников падает, и еще где-то столько же - вопят, переключая свое внимание на "сукиного сына", в котором с легкостью угадывался Безымянный. Слышит, и на губах рассцветает счастливая улыбка - Боже, если они выберутся живыми, он поставит этому юнцу выпить. И плевать, что сам он не пьет. Просто плевать.

Николло помогал человеку, что следил за ним взглядом, встать, и глядя вслед сваливающим ворам, несущимся прямиком к улочке, что заканчивалась - как он помнил -  тупиком, ему казалось, что это хорошо. Ну, или, по крайней мере, не так уже и плохо.
Это значило, за ними погоня будет меньшая. Не сильно, не шибко - но все же.

- Синьор, - буквально вдавливая собственный кинжал тому в руки, Макиавелли отчего-то не думал, что тот может запросто его им же и прикончить. Не думал, потому что сейчас у них общая задача, общее дело - сбежать, свалить отсюда к чертям на куличики, спастись - и они, мать его, в одной лодке. В одной, дери её дьявол, тонущей лодке, - я искренне надеюсь, что бегаете вы быстро.

И, не дожидаясь ответа, даже какой-либо адекватной человеческой реакции, ассасин кинулся в сторону места, где людей было меньше всего, на ходу вспоминая карту узких улочек Флоренции.

Орел, пронзительно крича, покидал площадь, и ассасин с вором, ха, делали то же самое. Кусая губы, убийца бежал в сторону крыш, где патрули ночные еще не должны были смениться дневными, и где, по сути своей, должно было быть хоть немного более безопасно, чем на улочках, полных стражи. Чужой сорванный крик, принадлежавший человеку, что остался позади, был узнаваем - из вылазки он остался один. И, увы, наливать уже никому не придется. Этот вор - тоже один, у тех несчастных не осталось и малейшего шанса на спасение, даром, что Безымянный должен был их всех прикрывать.

Это не миссия - думалось юноше - это полнейший театр абсурда. Только вот... кто в нем они?
Актеры?
Декорации?..

- Не отставайте, синьор. - кинув через плечо даже не думающему это делать человеку, Макиавелли выдохнул отчаянно, и пожалуй, его разочарованность в задании была слишком, слишком на лицо.

Что же - думалось Николло в ту секунду, когда он, глядя на орла, решал, что все катилось к демонам и катиться дальше уже попросту некуда - надеюсь, этот вор - тот самый.

Потому что иначе, ха, получалось слишком неудобно.

[AVA]http://savepic.net/7566577.png[/AVA]
[NIC]Niccolo Machiavelli[/NIC]
[STA]-[/STA]
[SGN]Unarmed prophets have always been destroyed, whereas armed prophets have succeeded.[/SGN]

Отредактировано Leonardo da Vinci (2016-01-15 22:15:38)

Макиавелли до чертиков пугается, стоит вору потащить его за капюшон назад в то время, как ему хотелось бежать, спешить. Вот серьезно, а как бы отреагировали вы, несясь в сторону, казалось бы, таких безопасных крыш, в секунду ощутив как кто-то тащит тебя прямо на себя? О, сын адвоката не удивился бы, если бы в его боку очутился обоюдоострый клинок, выданный совсем недавно вору, но этого не происходит. Происходит какая-то неясная, но все же очевидная вещь.
Он, оказывается, едва их сейчас не убил. Обоих.

И поднимаясь с земли, на которую свалился, не удержавшись на ногах, юноша поспешил за своим спасенным, мысленно отмечая поменять сапогам подошву на менее скользкую, кхм. Ибо, знаете, развалиться в пыли ничком может быть и весело для других, но когда от этого, видит Бог, зависит то, вернешься ли ты домой после задания, веселого, наверное, немного. Точнее, его нет вовсе.

Мужчина в капюшоне бежал быстро, достаточно для того, чтобы Николло - тренированный, дерите его черти, ассасин! - к моменту конца забега дышал загнанно, и ему самому смешно от своего прежнего вопроса. Что же, лис, оказалось, ты бегаешь быстрее, чем летят вороны. А еще у ворона саднит в плече, ибо свалившись по собственной глупости - на крыши, господи, как он мог вообще подумать туда помчаться! - Макиавелли задел плечом то ли ящик, то ли косяк двери, разглядывать времени не было, но было неприятно, и вступать в открытый бой сейчас бы было очень, очень глупо. Дьявол. Отец, конечно, всегда говорил, что с равновесием у юноши нескладно, но чтобы все было так плохо? Ох, дьявол.

Ощутив же в секунду спиной каменную кладку и чужую руку на плече, что его в эту самую стенку вбивала, Макиавелли, честно, не думал ни о чем. Разве что о том, пожалуй, что глотку дерет слишком сильно, словно ему кто-то разорвал легкие изнутри, и чужие слова, вроде бы как, разумны. Крыши были бы относительно безопасны, будь их трое. Трое, не считая, скажем так, спасаемого.

А так их двое. Считая, кхм, этого самого ублюдка.
Хотя погодите.

- Гилберт, - он вырывает из памяти с мясом это имя, он смотрит с надеждой на этого мужчину, перебивая его и надеясь, что он все же, мать его, тот. Ему плевать на петлю, плевать на то, что они могут оказаться там вдвоем. Он сжимает рукав лиса, и ему кажется, что его голос на хрип похож больше, чем что-либо иное, - тебя так зовут?

Он хочет дождаться ответа, ему хочется знать, за что умерли его братья и вообще был ли в их гибели хоть какой-то резон - но стражник вскрикивает резко, и жмурясь недовольно, Николло шипит сквозь зубы, кивая кратко и показывая, что бежать готов хоть на край света. И что, пожалуй, Гилберту - если его правда зовут так - стоит отпустить его плечо, которому больно и без этой, скажем так, ласки.

Но главное, ха, чтобы это было твое имя. Боль я вытерпеть смогу - думает он, оглядываясь на вход во дворик и, оттолкнув вора в сторону, запустивший навстречу пришедшему на шум стражнику метательный нож, попав как раз в незащищенную ничем шею, вынудив того в начале тихо вскрикнуть, а после - завалиться на бок. Хм, что же, по крайней мере у них есть пара минут, пока этого юнца не хватятся.

И, в принципе, за пару часов особо сменить внешность, вид или имя, дело не шибко-то простое. А значит, ха, попытайся вор сбежать - и Макиавелли, ха, этого не допустит. Может быть он не такой быстрый, как этот лис, не такой смелый... кхм, но рьяности, пожалуй, ему не занимать. Настоящий вороненок, готовый при надобности выцарапать глаза.

- Веди. - Выдохнул он тихо, едва слышно, поворачиваясь к лису, и пожалуй, ему это все казалось сущим, сущим безумством.

Впрочем, Николло не впервой.

[AVA]http://savepic.net/7566577.png[/AVA] [NIC]Niccolo Machiavelli[/NIC] [STA]-[/STA] [SGN]Unarmed prophets have always been destroyed, whereas armed prophets have succeeded.[/SGN]

Отредактировано Leonardo da Vinci (2016-01-15 22:17:39)

Честно сказать, эдакая подачка, уступка со стороны лиса выглядит почти издевательской, наглой но Макиавелли отчего-то ясно, что это не так. Ясно, и останавливаясь в наивной попытке отдышаться, он фыркает тихо, думая, что зря его почти всю жизнь отец держал почти насильно взаперти, вынуждая учиться. О-о, выдержки ему явно не хватало, это было очевидно, и за вором, столь искусным, хоть и спасенным с виселицы, ему явно не поспеть, как не старайся. Но, тем не менее, в чужих глазах была не злоба, не раздраженность, но понимание. Такое, как бы это смешно не звучало, как у брата по ордену, что видел, что все знает и от этого говорит - не бойся, я прикрою. Было уже очевидно, что тот не смеется, нет за честным его взглядом злого умысла, и Гилберт - а его, наверное, все же звали так -  не издевался над нескладным убийцей, скорее наоборот, хотел ему помочь, может даже вернуть должок за хреновое, но все же спасение с виселицы. Спасение, ха, из почти самих что ни на есть рук, когтей, зубов смерти.

Заходя на площадь минуты, часы назад, Николло Макиавелли, третий сын флорентийского адвоката, видел человека, юношу, что был готов умереть. За то, что он такой, какой есть; за то, что эта Флоренция считала их фурункулами, прыщами на своей нежной коже и желала вывести, не заботясь о причинах появления. О, сравнение, пожалуй, странное, но он, кажется, взаправду с последними словами отповеди был готов взлететь в небо белоснежной пташкой, оставив тело на растерзание порочным людям, гадким тварям, не заботясь о том, что о нем скажут, подумают, решат. Виновен? Пускай. Судите так, как хотите. Мне, пожалуй, уже нет никакого дела. О, когда ассасин заходил на площадь, знать если хотите, он видел лиса, что попал в силок, перебил лапу, пал духом.
Тем не менее, не бегут ли разве лисы от силков в разы, разы быстрее, стоит им только понять, что другой вариант - возможен? Что возможно, лишь возможно - есть шанс сбежать, спастись?
О, пожалуй, именно так.

Выдыхаясь же до крику, едва умудряясь залезть на стену, юноше больно в груди и горле, а глядя боковым зрением на человека, что возвращал ему должок, хотелось смеяться от небольшой, но все же, наверное, иронии. Стоило признаться в том, что, оказывается, порой тренированные лапы бывают во много раз быстрее каких-никаких, но крылышек.

И пожалуй, иногда лисы оказываются много, много быстрее и наглее ворон.
Впрочем, с них не убудет.

Пальцы цепляются за уступы уже привычно, умело, и поднимаясь, убийца почти наяву слышит, видит, как преследующие стражники окликают их. Страшно ли ему? Безумно. О, до жуткого, липкого ужаса, что заполняет нутро быстро-быстро, точно вино - бокал.

Прячась и вжимаясь спиной в стену, сползя по ней на крепкий пол, он не верил в то, что лис взаправду уводил от него погоню. Вот не верил и все, говорите ему хоть сто, хоть триста раз, не уверует и все. Лис, мать его, спасает ему шкуру. Висельник. Висельник, которого он спас и которому не дал, в общем-то, этим самым повешенным стать. От этого дурно, пожалуй. И самую малость весело.

Прошел час, а может и более. Не то, чтобы Макиавелли скучал или торопился куда-либо, да в принципе он был и рад от того, что немного можно было отдохнуть, но все же было немного, самую малость одиноко. Кажется, пару раз он даже отключался из-за недосыпа и нервов, но это, наверное, уже полнейшая чепуха. Устал, видите ли, ха. Двое из троих не вернулись с задания - он, к слову, тоже пока под вопросом -  а ему, ха, отдохнуть хочется. Глупость, какая же, дерите его боги, глупость.

Тем не менее, стоило ему моргнуть в один момент, как лис оказался в комнате, вот просто напротив него. Или он все же опять задремал на секундочку, а тот ступал слишком тихо, чтобы юноша мог его заметить? О, это, пожалуй, вероятнее.

Поднимаясь с пола же и отмечая, что ноги у него все же успели затекти, он заговорил под этим пристальным, стойким взглядом:

- Я Николло Макиавелли. В общем-то я не должен с тобой говорить, но так как глава вылазки был тем, кто прибил палача и умер в итоге сам, кажется, в этом есть некоторая необходимость.

Отряхнувшись, он глянул на лиса, и улыбнувшись как-то устало, он пожал плечами, говоря честно:

- Мы должны были спасти тебя, но-о... В общем, задание вроде проваленное, а вроде и нет.
Фыркая, наверное, он выглядел странно:

- Зависит от того, как тебя зовут.

[AVA]http://savepic.net/7566577.png[/AVA] [NIC]Niccolo Machiavelli[/NIC] [STA]-[/STA] [SGN]Unarmed prophets have always been destroyed, whereas armed prophets have succeeded.[/SGN]