Некоторые люди ищут Бога в солнце, небе и земле, кто-то ищет Бога в войне и оружии, у кого-то Божество - это его собственный, тщательно подкармливаемый эгоизм, пожирающий все на своем пути, подминающий людей под себя, и тяжелым плащом безумия ложащийся на плечи. У некоторых Богом становилось золото - и люди, одержимые жаждой наживы, словно те драконы, о которых говорят древние рыцарские песни и языческие мифы дальних и далеких стран, чахнут над своим добром, копят все, чтобы умереть над тем, что не достанется им в загробной жизни. А ведь большинство людей готовы загрызть друг друга за корку хлеба, испить из чужого горла пульсирующей крови, вылакать ее без остатка, оставив обескровленный труп. Люди, в сущности, иногда были не лучше зверей, диких псов, своры. Но, увы, речь не об этом. А о том, что люди - все люди, - склонны искать себе богов.
Вольпе любил низвергать богов до уровня человека. Вольпе себе божества никогда не искал. Он не искал себе ни славы, ни богатства, ни опоры в пустой вере во что-то, кроме единого творца.
Однако, как оказалось, не каждое божество хочется низвергнуть.
Кто-то находит Бога в неожиданных местах.
Например, Бога в творчестве.

Встречи с художником доставляли Вольпе удовольствие - во многих, стоило признать, смыслах. Начиная от страсти мужчины к, в некотором роде, загадкам, мистике и занимательным историям, заканчивая простым эстетическим наслаждением человека, впивающегося взглядом в нечто прекрасное и удивительное настолько, что его хочется выжечь на сетчатке и никогда не забывать, храня образ в памяти, как самое величайшее сокровище земное. Возможно, многое из этого было применимо к чему-то божественному, чему-то, что походит на Марию, но нет. Все было значительно проще. И, в некотором роде, печальнее - в конце-концов, свою чашу скорби каждый испивает сам, и Лис чувствовал, что его она не минует. В каком-то смысле, он был к этому готов. В каком-то смысле, он готовился к этому с самой первой встречи - той, что под покровом ночи, когда темнота скрывает от Богов неугодные им дела, а в тенях копошатся крысы и отбросы, что с трудом носят право зваться человеком. Темнота скрывает многое.
Темнота иногда приносит интересные вещи в мир, знаете ли.

Темнота стала для него привычной подругой, с этой милой леди Вольпе был дружен, как никто, и именно он слишком хорошо осознавал ее стоимость - а потому взял за привычку являться к тому в тот самый темный и густой час, что перед рассветом, когда границы одного мира сменялись границами другого, и бесчинства обоих почти пожирали друг друга. И всегда удивлялся тому, насколько юнец суетлив. Для него время было какой-то странной валютой. Для него, кажется, время было чем-то, что отвлекало его от поклонения собственному божеству. Божеству, которое, - Волпе в этом никогда не сомневался, - переживет его самого. Он видел это. Мальчишка был гениален по-своему. По-своему безумен.
Пожалуй, мужчина никогда не мог сказать, что встречал в своей жизни идеальных людей - свои грешки имел каждый.
Но почему-то, глядя в глаза цвета королевской синевы, Лис, пожалуй, мог изменить свое мнение.
Пожалуй, что-то все же в нем было то, что не отняла жизнь.
То, чего у Вольпе не было никогда.
Он старался об этом не думать.

Лис иногда старался не думать над тем, сколько демонов кроется в этой чужой голове, он старался иногда не думать о том, как скор  юноша на отдачу. Старался не думать о том, что, кажется, вся эта тонкая, словно из кости вырезанная фигура, может быть настолько дьявольски прекрасной в полной темноте, что человек может быть подобен змее столь сильно, будучи столь невинным с виду. Он вообще старался не думать о том, насколько красив Лео в моменты наивысшей точки отдачи - в этом танец теней его внутреннего безумия был прекрасен и удивителен, и тогда ему казалось. что он все дальше и дальше спускается в Ад. В ту темноту, что была его подругой.
Лис отрешенно думает, что Леонардо идут темные цветы, играющие синим и красным.
Лис отрешенно думает, что юнец и сам это понимает.
Иногда Лис думает, что тот устал.
И не будет неправ.

Вольпе знает их маленькую сделку друг с другом - он знает, что тот знает, когда он спит. Знает, что тот наблюдает за его поведением. И не протестует. В конце концов, ничто не мешает юнцу перерезать ему горло тихо и без лишнего шума, избавив город от тени легенды. Он этого не делал. В свою очередь мужчина просто знал, когда художник в себе, в мечтах и мыслях - и не тревожил его, лишь изредка наблюдая за ним спокойным взглядом, но не предпринимая попыток вырвать его в реальность. Это было бы бесполезным. Он все равно не откликнется. В этой блондинистой голове жили свои миры и мысли, куда смертным допуска было мало.  Договор работал.
И Вольпе был все еще жив. Это его иногда удивляло.
А иногда - нет.

Назойливо краснеет под веками от рассветного луча, вырывая из полудремы. Он слышит чужой голос. Наблюдательность юноши - ему в плюс, он умел ей пользоваться. Вольпе усмехается - по-лисьи тонко, почти что незаметно. Медленно приоткрывает один глаз, и рассматривает юношу взглядом заинтересованного хищника, сытого, сонного, расслабленного. Стоило признать, что чаще всего Лис покидал чужую нору раньше, чем пробудится ее хозяин. Редкие моменты, когда было иначе, можно было пересчитать по пальцам. Возможно - одной руки.
Он не слишком-то любил стеснять протеже. Впрочем, сейчас ему это даже понравилось. Рассвет окрашивал чужие глаза в интереснейшие тона, стоило признать. Вольпе не мог дать название этому цвету.
- Доброе утро.
Он открывает второй глаз и чуть склоняет голову на бок. Совершенно молча.
Рассвет - это время уходить. Замести след. Увести хвост. Исчезнуть, превратиться в призрака флорентийских улиц.
- Рассвет, однако.
Спокойная констатация факта.
[NIC]La Volpe[/NIC][STA]Never trust a fox[/STA][AVA]http://savepic.su/6939323.png[/AVA][SGN][/SGN]

Говорят, питомцы перенимают привычки своих хозяев, а воспитанный волками человек - сам становится волком, пусть и частично. Люди вообще много чего болтают, знаете ли - что Завет будет переписан, что чума - кара божья, что Лис должен мучиться совестью и не спать ночами за чужие, чаще всего бесчестно заработанные, деньги, и страдать от собственной преступной деятельности. Люди вообще очень склонны чесать языками - именно тогда, когда не знают, что именно они хотят тебе - или себе, - сказать.  В мире золотых улыбок и волков в овечьих шкурках, найти львенка оказалось... Весьма занимательным опытом. Львенка, который обещает вырасти в огромного, гордого льва.
Львы, вы знаете, совершенно не похожи на лис. Львы вырастают в гордых, полных чувства собственного достоинства и осознания  силы зверей, статных, спокойных. Львы сильны и беспощадны в гневе. Цари зверей.
Лисицам достается иная участь, но, так или иначе, этот кот потихоньку рос.
Постепенно львенок становился молодым львом.
Вольпе усмехается.

Если говорить о том, что глаза - это зеркало души, то как много души можно разглядеть в мутном осколке церковного витража? В нетипичном для человека аметисте? Иногда лису самому было интересно, что же там так старательно высматривает Леонардо, что пытается найти в блуждающих глубоких тенях... Да и верит ли вообще в существование души у кого-то, кто больше фигура мифа, чем человек? Эти странные мысли медленно и лениво роились в голове, заставляя мужчину ощущать себя под чужим взглядом немного более беззащитным, чем хотелось показаться с самого начала. Пожалуй, Леонардо мог похвастаться тем, что знал его чуть-чуть лучше, чем кто-либо еще во всей Италии.
Например, он просто смотрел ему в глаза. Вот так спокойно, не боясь.
А это, знаете ли, о многом говорило.

На самом деле, задумываясь над многими мелкими, незначительными деталями их странных разговоров в ночи, встреч и расставаний, густых сумерках и брезжущем рассветом утренних часов, столь непостоянных и кочующих от раньше к позже - и наоборот, Лис мог с уверенностью вычленить несколько вещей, державших его сейчас на месте. Например, тот факт, что его протеже совершенно весь походил под определение, которое, пожалуй, в целом описывало его натуру: теплый. Это забавляло Вольпе, дышащего холодом и отречением ночных улиц - и неважно, что ночи во Флоренции мягки, ведь, в общем-то, речь идет об ощущениях. О том, насколько глубоко и сильно его природа роднится с природой каменного леса, откуда он вылез. У Лис холодные руки, холодный взгляд, в руках он привык держать холодную сталь, и цепляться за холодный камень. А мальчишка - он дитя солнца, в нем свет и тепло жарких итальянских дней. У него чистые глаза, чистая рубаха, чистые руки, от которых веет странным теплом, и запах масла от него - теплый.
Иногда Лису кажется, что у синьоры Судьбы странные шутки.
Иногда Лису кажется, что с него достаточно.
А потом понимает, что это бесполезно.
Особенно, когда Лео улыбается.

- Рассвет - время уходить, - замечает Вольпе, склоняя голову на бок. Обычно, это действительно так. Но сейчас его что-то останавливает. Возможно - сам взгляд юного льва, возможно - нечто внутреннее, что подсказывает ему, нашептывает о том, что они скоро разойдутся своими дорогами, вновь заживут своими жизнями. А возможно, просто банальное и прозаичное в своей эгоистичности нежелание уходить, - Но я подумаю над этим.
Кажется, именно с этой улыбкой его и похоронят. Спокойной, расслабленной, чуть-чуть хитрой, намекающей на что-то, чего, возможно, и не будет никогда. Просто потому, что никто и ничего не успел пообещать.
Мужчина выслушивает новость спокойно, даже не моргнув глазом. А после - широко усмехается, понимая, что иногда, в общем-то, человеческая болтовня может быть полезной.

- Достойный ответ, leone.

[NIC]La Volpe[/NIC][STA]Never trust a fox[/STA][AVA]http://savepic.su/6939323.png[/AVA][SGN][/SGN]

На самом деле, если говорить о времени, Лис чувствовал его слишком остро, слишком хорошо, и не мог позволить себе разбазаривать его попусту, на вещи, кажущиеся неважными, ненужными и несостоятельными. Он не мог тратить свое время на несостоятельных людей. Он вообще не любил тратить время на что-то, что не принесет ему какой-либо практической пользы или хотя бы банального удовлетворения. А потому понятие "вечности" он предпочитал считать очень относительным, чем-то, что переживет тебя, других и себя само. Потому, что не бывает бессмертных вещей, не бывает бессменных времен и правителей. Лис слишком хорошо это знал. Все потихоньку рассыпается, все потихоньку гибнет. И, как не вечен город, так смертны и его легенды.
Как только сменит век другой век, город найдет себе новые истории.
Вольпе никогда не заблуждался на этот счет.
Слава льва перерастет легенду лисы.

Уже сейчас юноша проявлял свой крайне поразительный талант, подкрепленный любознательностью и желанием докопаться до всякой истины, что позволит ему к себе прикоснуться. Он знает, что это приведет его к большим высотам - и он делает на это ставку. Изначально делал. И, собственно, постепенно, глядя на то, как себя ведет мальчишка, как тот отдается своему искусству со всей страстью и яркостью,  он понимал, что в ставках не ошибся. Лис, в общем-то, редко когда ошибался в своих прогнозах. ибо жизнь слишком хорошо учит, как следует себя вести в ситуациях, где выбор - важная штука. Минимальное понятие о рациональности, будем говорить так, если это вообще можно окрестить подобным. Хотя, говорить о рациональности Вольпе, пожалуй, мог бы последним во всем чертовом подлунном мире: все тщательно выверенное и продуманное довольно скоро превращалось в инстинктивное, стоило лишь сделать нечто хаотичное, превращавшее человека в маленькую бурю под тонкой кожей и хрупкими костями.
Хаотичные поступки - это, на самом деле, больше по части его протеже, если быть откровенными.
Вольпе легко усмехается, чувствуя ожег поцелуя на губах.
Хаос, равный совершенству.

Лис медленно приподнимается и садится, склонив голову, рассматривая утренний облик юноши с искрой интереса. В этом было что-то действительно занятное, пронизанное тем рассеянным тонким светом, что на утренних мессах проникает сквозь витражные церковные стекла. Похоже, дело было не только в том, что Леонардо - юный лев, входящий в пору своей силы, но и человек не от мира сего, укутанный в вуаль своих мечтаний. как в тонкую паутину. Вольпе хмыкает, задерживая взгляд на острых ключицах, а после - позволяет себе моргнуть. При желании, он мог бы найти тысяча и одну причину считать все происходящее чем-то диким, аморальным или неправильным. При желании он мог бы даже сказать себе, что Леонардо - мерзок в глазах Бога.
Лис очень любил насмехаться над богами, которых сотворили себе люди.
А Творец... Творцу, вероятнее всего, плевать.  Вольпе спокойно улыбается, и касается губами чужих губ - поцелуй выходит удивительно мягким и ни к чему не обязывающий.
В конце концов, львенок не был сильно против.

Вопрос застает мужчину врасплох - пожалуй, это было весьма ожидаемо. В конце-концов, у каждого человека есть его имя, что дано при рождении матерью или отцом - и общаться с легендой, может быть, и хорошо. Вот только все легенды имеют имена. Похоже, неудобного разговора избежать не получилось.  Иррациональная нелюбовь к собственному имени была необъяснимой - как звери носят шкуры, так Вольпе носил свое прозвище с гордостью, ибо заслуженно оно было годами заметенных следов, исчезновений у стражи из-под носа. Это его знамя. Это его гордость. Впрочем... Возможно, его протеже умеет хранить секреты, верно?

— Гилберт. Но я предпочитаю Вольпе.

[NIC]La Volpe[/NIC][STA]Never trust a fox[/STA][AVA]http://savepic.su/6939323.png[/AVA][SGN][/SGN]

Слышать собственное имя из чужих уст оказалось довольно... Занимательным опытом, стоило признать. Нет, разумеется, до того, как исчезли в этом мире те, кто знал его ранее, обращение по данному в крещении и рождении имени, было очевидным. Вот только он успел позабыть это ощущение - ибо большая часть тех, кто знал лиса до того, как он заматерел, уже окончили свои дни бесславно - кто болтался в петле, кто свернул себе шеи, кто пропал, потеряв род и племя. Лисье имя - его знамя и гордость, то, что было получено опытом. Хитростью. Умением. Это имя пахнет кровью и наживой. Совершенно другого толка - его настоящее. Возможно, стоило бы об этом меньше думать, но, пожалуй, имя прошлого - это слишком сильная власть, ибо даже Боги опасались давать свои имена другим. Он знал языческие легенды - узнай истинное имя человека, и ты получишь над ним почти безграничную власть. Насколько сам Вольпе знал, истинным можно считать имя при крещении.
Гилберт. Что же, похоже, его судьба была вручена в чужие когти.
И он за нее не боялся.

- Думаешь? - это не столько вопрос действительно значимый, сколько более... технический. В конце-концов, всегда интересно узнать, что именно творится в этой юной голове. Что творится там, внутри, куда даже тропы лисы не имеют ходу? О чем он действительно думает, чего хочет, что в имени видит именно он? Иногда бы ему действительно хотелось понять чужие мысли. А потом, заглядывая в глаза Леонардо, он понимает, что в этом, в общем-то, нет необходимости. Мысли львенка чисты, в мыслях львенка не будет теней. Он знает, - Ты прав. Это имя мне подходит.
Это почти как продать душу, если честно. Странно понимать, что, похоже, сделка прошла в обе стороны. А писания говорят, что Дьявол ничего тебе не должен, что это работает односторонне. Впрочем, знаете ли, Вольпе просто доверял мальчишке. В нем было то, что позволяло ему это делать.  Например, маленькая, незначительная деталь, делавшая их жителями двух миров.
Он никогда не жил тем, что копошится в грязи.
Тем лучше.

Иногда Леонардо напоминал ему кошку значительно больше, чем, возможно, ему бы этого хотелось. Точнее, не кошку даже, а котенка - иногда, по маленьким и незаметным жестам, по странной привычке шипеть, когда что-то идет не так, как хотелось бы: тем самым кошачьим, агрессивным шипением, смешанным с разочарованием, а не змеиной злостью. Вольпе сходу мог бы назвать около десяти таких незначительным, вряд ли кому-то еще заметных привычек, что сокрыты от стороннего и незаинтересованного взгляда. Он мог бы, пожалуй, перечислить их все - и ни разу не запнуться, - но он не стал этого делать. Для него, пожалуй, это было и не так уж важно. Он с гораздо большим интересом просто чувствовал эти привычки на себе - эмпирический опыт, как поговаривают, самый главный в жизни. Запоминается до самой смерти. Что же, похоже, это был еще один пример того, как пустопорожняя болтовня люда, бывает полезной. Потому что, похоже, в этот раз таинственные слухи были более чем правдивы.  Впрочем, это не только опыт - а что-то чуть-чуть более глубокое. Иначе он точно не мог бы объяснить то иррациональное чувство тепла где-то под ребрами, стоит мальчишке, точно котенку ко взрослому коту, прижаться лбом к чужому плечу? Пожалуй, стоит напомнить себе, что это чувство стоило бы прогнать, как наваждение. Оно должно растаять, как туман под рассветными лучами.
Потому что, знаете ли, легенды тоже смертны. Раньше, позже - не так уж важно.
Легенды смертны. А лев вступает в пору своей силы.
Вольпе хмыкает, и прикрывает глаза.

Привычным жестом касаясь светлых волос, мужчина отрешенно думает, что, пожалуй, ему действительно не следовало бы впутываться в это. Быть тенью - значительно проще, чем учителем и наставником. Резать глотки неугодным - это значительно проще, чем медленно, нить за нитью, обрывать что-то настолько приросшее к тебе, как привязанность. Пожалуй, ему не стоило даже начинать. Только вот жалеть Лису, похоже, было и не о чем. Только, разве что о том, что он никогда не сумеет довести льва до конца. Вольпе смотрит в чужие глаза - и иногда видит в них небо. Порой в чужих глазах - темное, штормовое море.
Пожалуй, лис даже немного завидует.
- Ci sono leggende che questi occhi possono vedere attraverso i muri, - усмешка становится чуть-чуть демонической, темной. Этот миф иногда нравился ему самому. Хотя бы тем, что он показывал отчетливо - люд иногда бессилен против чужого превосходства. Пусть это и была всего лишь ловкость рук, - Irragionevole
[NIC]La Volpe[/NIC][STA]Never trust a fox[/STA][AVA]http://savepic.su/6939323.png[/AVA][SGN][/SGN]