В состоянии предвкушения грандиозной пакости Фелиция особенно очаровательна и безмятежна. Мурлыча в гарнитуру сообщение для Сорвиголовы, она даже не думала, что её слова могли бы вызвать тревогу или раздражение, ведь по порывам ветра совершенно ясно, что вспомнила она об этом лишь в последний момент, перед тем, как обрывать связь. Ну а что? Полная луна была как никогда прекрасна, морозный ветер, целующий алеющие щёки, бодрил, а снежинки, цепляющиеся за белые меха утеплённого костюма, будили детское желание поиграть с ними в салочки — ну как же здесь не отдаться в нежные лапы романтизма? Но Фелиция всё же не могла позволить себе так сильно отвлечься — у неё были планы и каждый шаг был расписан по секундам.
«Наверняка опять будет дуться, поджимая губы и грозясь отшлёпать… ммм, интересно, насколько его хватит»

Кошка любила импровизации так же сильно, как балет: она никогда не отказывалась понаблюдать за культом театрального танца, но в любое время предпочла бы ему эквилибристику или дневной сон. Импровизация была роскошью, которой могли себя баловать разве что люди с мажорными сверх способностями, крутыми примочками или редкостной кашей вместо мозгов. И пускай гаджеты Чёрной Кошки не уступали новейшим разработкам, а удача благословляла воровку, планирование оставалось залогом её успеха и целостности. Вот почему Фел так редко попадалась на горячем, всегда успевала улизнуть и, до встречи с Пауком и другими героями, никогда не отхватывала так, чтобы на следующее утро невозможно было встать с кровати. Мисс Харди умела постоять за себя и позаботиться о своей безопасности, пускай иногда она и выглядела такой отчаянной, что творила уму непостижимые вещи. Всё всегда шло исключительно по плану юного тактика, по заслугам овеянного мифом об умении влиять на чужую удачу. Не потому ли Чёрная Кошка выбрала себе именно такой псевдоним, перекликающийся не только с именем отца, но и подсознательным желанием подразнить людей известными суевериями?

План на эту ночь был прост: взломать несколько дверей отстраиваемого здания неподалёку от доков, пробраться через лабиринт воздушной шахты в кабинет финансиста, взломать его «особый» компьютер, который Лилэнд всегда оставлял в сейфе. Бронированный бокс же находился за любимой картиной совы, что Фелиция всегда считала слишком прозаическим клише, но ни разу за время работы на Оусли не заикнулась, что куда безопаснее вмонтировать сейф в пол, прямо на то место, где сидишь. Для профессионалов — это одно из трёх очевидных мест, но, всё-таки, оно третье в списке, а потому есть время засечь преступника и перехватить инициативу в свои руки. Если уж совсем начистоту, Фелиция никому не давала советов по безопасности, хотя теперь, общаясь с хорошими ребятами, она всё чаще стала задумываться, что консультации по профилактике взлома были бы неплохой альтернативой реальному воровству: вроде бы и занимаешься любимым делом, но во благо, да ещё и деньги за это получаешь. Правда, не было в этом никакого прилива адреналина, что буквально заливает вены, когда ты находишься на волоске от разоблачения. Так что да, с приходом людей, живущих по совести, в жизни Фелиции всё стало только усложняться. Ей хотелось брать пример, но кололось слишком сильно, чтобы завязать насовсем. Нужно было просто придумать как совмещать любимое с полезным, а ещё как-то избавиться от клептоманской ломки, которая часто путала все карты. Фелиции хватало зависимости, которая незаметно поглощала её. Хватало потому, что зависимость от конкретного человека давит сильнее и проходит куда сложнее, чем подвластность блеску алмазов, которые просто не могут ответить взаимностью.

«Нужно будет нарыть информацию не только по завершённым махинациям, но и перешерстить планы Филюши. Это должно подсластить пилюлю… куплю Мэтту шарик и привяжу к ленточке флэшку, будет очень забавно»
Дверные замки с лёгкостью поддавались, пускай дверь в подсобку, где по плану здания Фелиция могла спокойно залезть в вентиляцию, просела и бесшумно её открыть не получилось. Благо, шестёрки Филина никогда бдительностью не отличались, особенно когда по телеку было что посмотреть. Серьёзно, вроде бы один из крутейших боссов города, а по части набора бандитов так не везёт — всех самых лучших быстро разобрали и тех, что достались Филину, Лилэнд держал рядом. Остальные же бездельничали или занимались запугиванием народа и сбором денег по общакам. С другой стороны, зачем финансовому мошеннику много людей, когда главный его ресурс — его собственный ум?

«Мальчики, вы хотя бы иногда смотрели, что творится у вас над головами. Так же можно Рагнарок провтыкать с лёгкой подачки»
Если когда-нибудь Фелиции захочется стать боссом Нью-Йорка, она будет держать яйца своих подчинённых в когтистой хватке столь жёстко, что ни один солдатик даже не подумает смотреть европейскую лигу чемпионов и плевать, что там может играть кто-то из родных и близких. Потому что дела так не делаются, Фи-Фи даже стало немного скучно ползти, вошкаться с лазерной паутиной сигнализации в святая святых мистера Оусли. Взломав сейф и покопавшись там немного, Лиция с непритязательным видом сунула за пояс крохотный мешочек с парочкой драгоценных каменьев, которые Лилэнд наверняка любил разглядывать на досуге, и по-хозяйски умостилась в рабочее кресло финансиста, собираясь немного надругаться над его макинтошем.

«Ну что, дорогой, потанцуем пока папочка не вернулся? Посмотрим, как старик разжился без меня»
Ночь была действительно удивительной: цифры, которые со временем начал выдавать ноутбук, радовали мошеннический взор и вынуждали даже немного завидовать Филину; совята вели себя тихо, прохаживаясь по коридорам и даже не смея заглянуть в такой охраняемый, казалось бы, кабинет. Ничего не предвещало беды, Лиция наверняка бы справилась даже быстрее, чем планировала.

Порыв. Боль. Истерика. Усилие. Тишина.
Фелиция не спит, она не может спать. Лежит, свернувшись в кресле напротив кровати, и смотрит, как размеренно вздымается грудная клетка избитого дьявола. Лечь рядом не позволяет гордость и жуткий страх сделать ещё больнее, нечаянно задев или поддавшись зудящему в костяшках пальцев порыву добавить Мэтту несколько тумаков от себя лично. Чтобы больше так не делал, пускай она всё ещё не может определиться, что именно: чтобы не путался под ногами, посылая все воровские планы коту под хвост; не командовал ею, как маленьким ребёнком, когда она на работе; не прикрывал её, словно она неспособна вовремя уклониться или сбежать от свинцового града... или не напоминал, что он всего лишь человек, смертный и уязвимый, и что один только вид его боли отзывается на состоянии Кошки, хочет она этого или нет.

Фелиция — не Мэтт, она эгоистка. Может, куда менее, чем ей хочется думать, но девушке так спокойнее. Заботиться лишь о себе легче, безопаснее, не так ранит, в этом она уже успела переубедиться. Когда ты отвечаешь сам за себя, ничто и никто не отвлекает, ты максимально сосредоточен и эффективен. Когда же начинаешь думать о ком-то другом, взахлёб и самозабвенно — жизнь теряет привычную целостность, всё трещит по швам и, с одной стороны, это можно воспринять, как расширение, но с другой — крах. Тотальную перестройку. И это пугает, беспокоит девушку до нервного тика, но даже это сейчас не сравнится с тем, как сильно Фелиция зла на Сорвиголову. Как сильно его ненавидит. Но ненависть эта другая — не ярость берсерка, алой пеленой застилающая разум во время боя, и не женская злоба, рождающая в душе ядовитых змей. Она живая, словно язычок пламени: вздрагивает в чутком танце, грозясь раздуться в зверский пожар или же совсем сойти на нет, спрятавшись искоркой в тлеющих угольках обиды.

Вибрация. Одна волна. Вторая. Фелиция не замечает надоедливое жужжание своего телефона, пока раздражитель окончательно не рушит охраняемый сон и усталый взор не цепляется за момент, когда слепой адвокат морщится, выдавая себя с потрохами. Девушка чуть заметно шмыгает носом и с тихим вздохом сдерживаемого дискомфорта встаёт с кресла. Старается идти достойно, не ковыляя, но рука всё же тянется ухватиться за бок, словно это что-то изменит и глухой удар по рёбрам просто так забудется, как и саднящие царапины и ушибы на ногах — Фелиция обошлась малым по сравнению с Мёрдоком. Он может гордиться собой, если ему так хочется. Пускай он подавится своим мученичеством, будет так любезен!

«Goldy ESU», гласит сотовый. Больше всего ей не хватает дурных вестей из университета или захватывающей болтовни о новой выставке редких украшений, которая пройдёт в городе на днях. О чём ещё может говорить её напарница по проекту Фелиция уже просто не знает. Но ответить всё равно придётся — судя по времени и игнорированию автоответчика, эта подруга просто так не успокоится.
— Скажи, что ты звонишь мне не просто пожелать доброго утра. — Харди украдкой оборачивается, думая, что будь они более нормальной парой, Фел бы сейчас не просто шипела в трубку на приглушённых тонах, но и задвинула бы за собой дверь, чтобы не мешать и не дать себя услышать. Но какой от этого толк в случае с Мёрдоком? Никакого. То, что Сорвиголова проснулся, немного успокаивает, но затем быстро выбешивает, потому что Кошка точно не знает, как вести себя адекватно ситуации и способна ли она на это вообще.

Тем временем лепет на обратной стороне линии малость отвлекает до того самого момента, пока Голди не замечает неладное в путанном говоре мисс Харди. Обычно она более сосредоточена и одновременно смешлива, мягко язвит, словно они не по делу разговаривают, а обсуждают свежие сплетни.

— Фелиция, у тебя всё нормально? — звучит настороженный вопрос, от которого Фи-Фи невольно бледнеет. Девушка просто не знает, что ответить, а потому молчит, сглатывая подоспевший к горлу ком. Она сидела в тишине всю ночь, давила в себе шквал эмоций не для того, чтобы взорваться от телефонного разговора. Но это может даже сыграть ей на руку. Лиша продолжает варить себе кофе от слова кое-как, расхаживая вдоль столешницы и размышляя над ответом, который мог бы выиграть ей отсрочку.
— Нет. — позволить голосу дрогнуть лишь необходимую малость сейчас не так уж легко. Полная наигранность удаётся ей куда естественней, чем попытки сдержаться, — У меня проблемы. Личные. И следующие несколько дней я бы не хотела заявляться в университет.
Скажет слишком много — плохо, недоговорит — ещё хуже. Даст волю накипевшим чувствам — ужаснее не придумаешь.
— Что мне сказать куратору?
— Скажи, что я плохо себя чувствую.
— Банально. — Голди права, Фелиция и так за последний год часто «болеет», но почему-то её слова бьют по больному.
— Вчера ночью на меня и моего мужчину напало стадо неотёсанных бандитов. — холодно отвешивает полуправду, сжимая кулаки и с каждым словом повышая хриплый голос, — Мне больно сейчас даже разговаривать, а ты хочешь, чтобы я придумала тебе более увлекательную басню для грёбаной кафедры?!
— Серьёзно? Фел, может…
— НЕТ. — звучит слишком резко, из-за чего собеседница невольно вздрагивает и это слышно даже по телефону, — Твою мать, Голден, я похожа на того, кто будет нарываться на подобного рода проблемы или водиться с такими придурками, которым лишь бы кулаками помахать? — Почему это всегда помогает? Почему все всегда ей верят? Почему она такая злая? — Слушай, — Фелиция глубоко вздыхает, болезненно щурясь, наливает в чашку кофе и становится посреди гостиной, страдальческим взглядом оглаживая лежащую на кровати фигуру, — У меня и правда проблем невпроворот и последнее, о чём я сейчас думаю — это наш проект. Без обид. Просто надиктуй мне на автоответчик всё, что необходимо сделать и я пришлю тебе работу по e-mail, обещаю.

Наорать бы на эту любопытную идиотку за то, что лезет в чужие дела. Разбить бы телефон или просто выкинуть в окно, чтобы больше никто не мешал. Швырнуть бы чашкой с горячим кофе в виновника её вчерашних бед и уйти на все четыре стороны, чтобы не видеть больше никогда. Но и телефон и чашка крепко сжаты в руках, может, даже слишком крепко. Тело слегка покачивается, пружинит, пытаясь держать равновесие, зубы сцепляются до неприятного скрежета, и, по идее, пора бы пожелать Мэтту доброго утра, но сердце пропускает удар — кого она обманывает? Разве можно назвать это утро добрым, а с трудом пережитую ночь — приятной?![AVA]http://s7.uploads.ru/fD5pn.png[/AVA][STA]i hate u[/STA]

Отредактировано Felicia Hardy (2015-12-31 16:10:07)

Во время просмотра и загрузки данных с ноутбука Лилэнда Кошке для полного счастья не хватало только сырного попкорна. Хотя, мармелад, который она нашла в верхнем ящике его рабочего стола, тоже пошёл на ура. В идеале она не должна была ничего трогать и тем более объедать Оусли, но, если честно, Фелиции очень хотелось пощекотать Филину нервишки. Заметив, что сладостей стало меньше — а такой сноб обязательно это заметит — Лилэнд сразу бы полез в свой сейф, а там бы не нашёл свои блестящие камешки. Остаётся лишь догадывается, когда босс поймёт, что Фелиция хакнула его компьютер, а не только забрала трофей. И поймёт ли вообще? Нет, правда, Оусли гений и всё такое, но Кошку он всегда недооценивал, называя её меркантильным ребёнком. А когда кого-то недооцениваешь, можно впасть в такой беспроглядный просак, что стыдно будет даже в зеркало смотреть.

Браслет таймера на запястье тихо вибрировал, отсчитывая каждый шаг, и можно было точно сказать, что всё шло у Чёрной по расписанию. Но загрузка подвисла почти что на последнем десятке, а снаружи что-то затормошилось. Фелиция тут же забила тревогу, выведя на экран все ближайшие камеры, и то, что она увидела, не вписалось ни в какие ворота.

— Какого чёрта?! — шипит Харди, в одно мгновение тысячу раз пожалев о том, что вообще сказала Сорвиголове куда собирается. Это ведь было так очевидно! Он же, словно бронированный банный лист, прицепится единожды и будет портить любое веселье, если там есть малейший риск порезать себе пальчик. Ну что за идиотизм, в конце концов? Как-то же она без него выживала до этого? Если рассуждать логически, то все проблемы Фелиции всегда сводятся к мужчинам в той или иной степени.
— Ты убить нас решил, романтик хренов? — приходится на скорую руку замораживать картинку на камерах и судорожно думать как бы уйти отсюда незамеченными. Но с Мёрдоком же такой финт не прокатит, он любит показушничать там, где Фел бы просто удрала, поджав хвост. Лишь бы Лилэнд со своими обезьянами не приехал раньше времени, лишь бы сбитый план не провалился к таким чертям, что от Фелиции потребуются отчаянные меры. Не к добру это, не к добру. А ещё говорят, что это Чёрная Кошка удачу отворачивает, ага.
Пока Сорвиголова выжидающе стоит у двери, Фелиция, копошась по ту сторону с дешифратором, еле сдерживается, чтобы не обматерить незваного гостя всеми доступными ей ругательствами. Вышибет он дверь... как же, пускай только попробует! Во-первых, это привлечёт слишком много внимания, во-вторых, чёрт возьми, эта не та дверь, которую можно выбить и не получить при этом травму.
— Я работаю над этим, Красный.
И вот интерфейс даёт зелёный свет, дверца мягко отворяется и цепкая женская рука утягивает Мёрдока внутрь кабинета. Она тут же целует алое чудовище, скорее чтобы умаслить, но быстро меняет своё решение, несдержанно сильно щипая нерадивую няньку за бок.
— Что ты здесь делаешь? Я же сказала, что опоздаю. В кабинетах, конечно, неплохо, но знаешь, рабочий стол Филина меня совсем не заводит. — Фел выглядывает наружу лишь на секунду, оценивая «спящего» охранника. Закатывает глаза, разочарованно фыркает и прикрывает за собой дверь, убеждая, что беситься тут бесполезно.
— Я просто хренею от того, как сильно ты мне доверяешь. — Фелиции следовало бы подумать головой, а не другими частями тела, перед тем, как оставлять ему то чёртово сообщение. Поступила, как влюблённая девочка, а теперь расплачивается драгоценной репутацией.

Запястье щекочет вибрация браслета — Фелиция отстаёт от графика, нужно вернуться к компьютеру и закончить.
— Ничего личного, но, может, ты вернёшься туда, откуда вылез?
«Пока у нас есть шанс уйти тихо»
И почему у Кошки такое поганое предчувствие? Однозначно, присутствие Сорвиголовы редко когда сулит тихие разборки, болтовню вместо выламывания костей и прочие прелести искусства взломщиков, но, может хотя бы сегодня обойдётся? Кошка очень не хочет попасть в неприятности из-за кипящей крови Мёрдока и выслушивать потом, что именно она послужила катализатором всех бед. Подумать о том, что Мэтт тоже хорош, в мужскую черепушку явно не приплывёт.
— Серьёзно, сладенький, часы тикают, папочка может вернуться в гнездо в любую минуту, а может и вовсе не приехать. В любом случае попадаться кому-либо на глаза не входило в мои планы.

Невозможный. Невозможно самоуверенный, невозможно упрямый, невозможно бескомпромиссный и жёсткий в своих решениях, словно те и правда являются последней инстанцией. Как же сильно она ненавидит его сейчас. Как сильно ненавидит всю эту дьявольскую ночь пыток, успевших довести до истерики, которую — она очень сильно на это надеется — Мэтт пропустил, плавая в беспроглядном бессознании. Фелиция не хочет, чтобы он видел её такой... привязанной.
Нужно держать себя в руках, сейчас не совсем правильное время для скандалов. Хотя, вполне возможно, что у двух темпераментных ослов и на предсмертном одре хватит времени и сил поспорить да выяснить отношения.

One.— Как великодушно с твоей стороны, — цедит сквозь сжатые зубы, не отводя взгляда от героя-мученика, чей рот, если он продолжит в том же духе, она заткнёт импровизированным кляпом из своей когтистой перчатки. — Но я воздержусь. — Не ради этого разрешения она не смыкала глаз всю ночь, испугала и довела до ручки пару доверенных лиц, успела поссориться сама с собой, трижды возненавидеть и дважды простить Мёрдока, лишь бы тот остался жив.

Two.Кошка делает глубокий вздох, на мгновение прикрывает глаза и продолжает считать. Помогает из рук вон плохо, но пробовать предложенную Джессикой (ещё той королевой самообладания, ага) систему трёх улиц в голову ещё не пришло.
Он всё так же принимает её за маленькую безответственную девочку. Может, она и правда безответственная, но Фелиция не позволит рисовать из себя ребёнка. Мэтт ничего о ней не знает. Всё, что он может — это строить догадки и делать выводы из того, что она говорит и показывает ему. Он безусловно умён и смекалист, но женский внутренний мир, особенно Кошкин, останется для него загадкой, пока он не перестанет думать, как конченный собственник.

Three.Ему не стоит сейчас разговаривать и тем более злить её. Из них двоих именно у Фелиции хватит сил и зверской обиды устроить в этом и без того скромном доме погром, если вообще не добраться до самого хозяина лофта.
— Hush, — призывает к тишине Кошка, ей стоит титанических усилий сесть на диван без единого всхлипа и намёка на то, что ей и самой бы развалиться на шёлке простыней и больше никого не слышать и не видеть. — Мне нет дела до того, насколько «высокого» ты мнения обо мне. Лучше не перенапрягайся... быстрее встанешь на ноги. — Сухо чеканит Фелиция, не замечая, что более или менее спокойное безразличие в голосе имеет место лишь потому, что чашку девушка сжимает не с той силой, на которую рассчитана ручка черепка.

Four.У Мёрдока, как всегда, на всё есть своё паршивое мнение. Достал уже со своей опекой, пускай засунет её себе в зад или куда поглубже! Она прекрасно поняла его в первый раз, это он не захотел понимать увиливание от ответа, которое совсем не означало, что Фелиция позволит себя защищать в ближайшее время или когда-либо вообще. Очень обидно осознавать, что такой же одиночка по жизни даже не попытается остаться солидарным, изъявив желание быть рядом. Отношения — это доверие в обе стороны, но пока Фелиция не чувствует, что Мёрдок доверяет ей, хотя с тех пор, как она сдалась в его руки, Харди не врала чаще обыкновенной женщины. Эта мысль сама по себе режет по живому, чего уж говорить о поучительных словах, разъедающих последние ниточки самообладания.

Мэтт, даже если бы он специально копал под неё, не знает и половины из послужного списка Кошки, вряд ли чётко понимает на что именно она способна, а на что никогда не пойдёт (хотя он однозначно очень близок). Фелиция же не хочет выдавать всю свою подноготную, хвастая на каких больших дядей работала, а каких обдирала до нитки здесь и в Европе, будучи только крошкой-выпускницей из старшей школы. Конечно, она ещё так молода, но разве он может с уверенностью сказать чего именно Кошка не видела в свои двадцать один? Много ли на ней шрамов, Мэтти? Может дело не в том, что она неопытна, а просто до этого никто из близких не наступал Кошке на хвост настолько сильно, чтобы она не вышла сухой из воды?!
Харди теперь не сомневается, что для Сорвиголовы она стала его женщиной, которую классические пещерные мужики охраняют вместе со своей территорией до последнего вздоха. Никого не напоминает? А пририсуйте-ка Мэтту волос побольше и везде, вручите доисторическое копьё, рядом с Кошкой поставьте табличку «моё», а Кухню эту Адскую возомните пещерой. Теперь всё встало на свои места? Браво, вы прекрасны!

Five.Своей геройской выходкой Мэтт унизил её, как королеву воров и растоптал её немалые попытки быть полезной для общества (интересно, а для кого она старается вообще?): он надругался над идеальным планом, усомнился в её профессионализме и умении здраво оценивать обстановку. Что ещё хуже — он испугал её до чёртиков. Мэтт сделал всё, чтобы Кошка воспылала к нему самой искренней и жгучей ненавистью, которая на языке упрямцев обычно означает крайнюю степень волнения.
Керамическая дуга ручки трескается под давлением до белизны напряжённых пальцев, чашка с недопитым кофе падает в подножие дивана и глухо разбивается о пол.
— Что и было инфантильным с моей стороны, так это сентиментальное желание оставить тебе сообщение или же вовсе раздвинуть перед тобою ноги чёртов месяц назад.[AVA]http://s7.uploads.ru/fD5pn.png[/AVA][STA]i hate u[/STA]

Отредактировано Felicia Hardy (2016-01-01 15:40:43)

Он  Дьявол и он зол на Кошку, потому что переживает. Фелиция читает это в каждом его слове и каждом движении. Приятно осознавать, что кто-то волнуется за тебя и сразу идёт на помощь, но Мэтт перестарался. По крайней мере, Фелиция продолжает так считать до того самого момента, пока партнёр не настораживается, заражая своим тихим испугом и воровку. Честно говоря, она и не думала, что он будет насколько сильно озадачен её выходкой. В конце концов, чего ещё можно ждать от такой егозы, как Фи-Фи?
— Но Мэтт, я же... — она же хотела, как лучше. Но, кажется, что бы Кошка ни делала, Сорвиголова всё равно останется недоволен её выбором. Это жутко раздражает, знаете ли. — Всего-лишь покопалась немного в его ноутбуке, скачала пару...
Под градом убедительных слов воровское самодовольство рушится, как карточный домик. Харди не может не согласиться с Мэттом — план действительно рискованный и в будущем она может сильно отхватить от Лилэнда. Но игра стоит свеч, уж слишком много личных обид, помимо обыкновенных подстав в бизнесе, связывают Кошку, Оусли и всем известного Амбала. И вот после такого советуйся ещё с ним. Скучный.
— Ладно... — Фелиция пожимает плечами и на скорую руку ставит всё на свои места: ноутбук и камни в сейф, флешку в карман пояса. Ну а что, она же её с собой принесла!
— Тебе не кажется... — её перебивает громкое «занято» и приказ сваливать, пока на то есть время. И воровские рефлексы в первые секунды растерянности берут верх — Кошка запрыгивает обратно в вентиляционную шахту и в надежде, что у Сорвиголовы есть план по его собственному спасению, действительно начинает драть когти вон из кабинета. Но сила убеждения у Мэтта по отношению к Фелиции не такая уж всепоглощающая, а потому стоит ей услышать первый крик (очевидно, что не Мёрдока) в этой бойне, как девушка вспоминает про Дьявола Адской Кухни одну простую истину — на принципе «планирование преувеличивают» далеко не убежишь.
— Кошкин хвост, Красный... серьёзно? — шипит Фелиция, тут же давая задний ход. Конечно же, жертвовать собой — это очень драматично, особенно ради дамы сердца, но не стоит. Харди хватило запугивания со стороны её собственного воображения. Она уже успела задаться вопросом о том, что с ней будет, если однажды Фел заглянет к Мэтту домой и никого там не обнаружит. Один день, второй, третий... никогда? Исход подобных раздумий ей очень не понравился, настолько, что даже мурлыкающие кошки не смогли унять это неприятное посасывание под ложечкой. В ту ночь Харди без объяснений пробралась в квартиру Мёрдока и смогла уснуть лишь в его объятьях. Шутливое замечание Мэтта о ночном сентименте она решила проигнорировать, но с тех пор квартира адвоката медленно начала захламляться женскими вещами.
«Неужели ты правда думаешь, что я тебя оставлю?»
Может, Фелиция в бою не так эффективна, как тот же Сорвиголова, но даже если бы она не имела за плечами два чёрных пояса и мешок медалей пойми вообще за что, она бы всё равно вернулась. Фел сделала это не раздумывая, потому что таков был её выбор и пускай хоть кто-нибудь посмеет осудить её за это!
— Соскучился? — задорно интересуется у Сорвиголовы мисс Харди, прыгая с потолка прямо на шею какому-то мужику в так себе костюме. Тот забавен, но рождённых лежать на полу стоять вертикально не просят и Фелиция, решившая использовать его, как точку опоры для кульбита, лишний раз доказывает это, сильным ударом обеих ног толкая совёнка на его коллег по гнезду. Страйк, нет? Обидно!
Быстрая оценка обстановки ей чертовски не нравится, кабинет словно стал нижней чашей песочных часов: пробудут слишком долго — напарников затопит песком, пойдут напролом раньше времени — попадут в зону обстрела. Остаётся только тянуть время и тормозить бандитов в узком проходе дверей, но как долго это может продолжаться?

— Скажи, только честно, ты хоть рассчитывал выбраться отсюда живым?
У каждого злодея есть план отхода на случай штурма. У такого сноба, как Филин, тайных выходов должно быть как минимум два. Только где они? Помощь зала? Н-нет, все слишком заняты. Звонок другу? Придётся долго объяснять. Да господи, почему всем так хочется начистить друг другу рожи? Как в такой обстановке можно сосредоточиться?!

От звука разбивающихся черепков становится немного легче, совсем капельку, но этого хватает, чтобы держаться.
Фелиция пожалела о выпаленных словах практически сразу. Она не хотела ужалить в раскрывающуюся рану... или, всё-таки, хотела? Сложно понять, когда волна концентрированной злобы накрывает тебя с головой, а ты — лишь смертная женщина. Харди даже не может разобрать на что злится больше всего — она так устала, что ей хочется просто похоронить в себе весь ужас этой ночи, нежели обнажать обиды, которые она просто не в состоянии контролировать. Воровка действительно не горит желанием тревожить Мэтта, на которого и взглянуть больно, а ещё на это уйдет много сил и Фел либо докопается до истины, либо разрыдается на этом самом месте. Ни то, ни другое нельзя назвать желательным исходом для столь горделивой особы, а потому Кошка тихо сидит в мрачной растерянности, закусывая и теребя пальцами нижнюю губу, пока Мёрдок пытается найти подходящие слова.

Фелиция понимает, насколько трудно было сдержаться, чтобы не ответить на колкий выпад ещё более обидным, но Мэтт умудряется включить голос разума в самое подходящее для этого время. Её взгляд против воли устремлён в сторону избитого Сорвиголовы, пускай и глядит она, вроде бы, сквозь, но цепляет при этом каждое сокращение его мышц, с ужасом представляя, как это больно. От подобного глаза невольно начинает жечь и хочется проклинать каждую отправную точку в своей жизни, которая привела Харди в гнездо Филина этой ночью.
Почему он не может просто тихо полежать? Для чего начинать этот разговор? Чтобы её обязательно разорвало пополам, а его срубило ударной волной?
«Ты всегда выбираешь такие правильные слова, но звучишь всегда так категорично... Ненавижу это»
Фелиция отводит глаза от Мёрдока и тут же об этом жалеет — на журнальном столике лежат перчатки. Её окровавленные перчатки. От вида липких, далеко не белых мехов становится жарко. Фелиция вспоминает, как тащила на себе Красного средь снежной белизны дорог, как смывала с платины волос его алую кровь.

Фелиции душно, словно она выкипает изнутри.

— Почему я? — тихо начинает Кошка, срывая тишину, заполненную тяжелым дыханием высказавшегося Мёрдока. Доселе этот вопрос совсем не волновал её, ведь всё казалось таким естественным — зачем думать о том, чего всё равно не объяснить одной фразой или даже целым монологом? Если бы Мэтт спросил, почему Фел до сих пор не сбежала от него, наоборот, стремясь быть рядом всё дольше и дольше, то Фелиция бы не смогла дать внятный ответ. Она бы смешливо пожала плечами и сказала, что это был, наверное, их общий выбор или чей-то ещё — религиозным людям обычно хватает такого ответа. Но сейчас девушка обижена, на многое и сразу. И ей нужно знать почему он так рвётся защищать её, почему считает её достойнее любой из светлых фей округи, ждущих пока их кто-нибудь спасёт? Лиции кажется, что ответ не удовлетворит её или испугает, но терпеть это недоумение уже невозможно.
— Это какой-то пунктик на покалеченных жизнью? Сначала надругался один, потом изнасиловал второй, третий сначала вернул веру в лучшее, потом разочаровал, как это любят делать мужчины. — на приглушенных тонах негодует Фелиция, совершенно не замечая, что говорит это в слух. Девушка вновь поднимается с места, так как не может сидеть и ничего не делать — ей необходимо занять чем-то руки. — Пройдутся по ушам, а потом ещё люди удивляются, почему я не считаюсь с чужим мнением. Хотя знаешь, ты не такой. — горькая улыбка касается губ лишь на мгновение. Фел подходит к кухонной стойке и начинает перебирать всё подряд, пока пальцы не находят стопку тарелок, а желающий выпустить пар разум не вспоминает по-женски избитое клише. Хорошо бы, конечно, швырнуть в него тарелкой, но иногда мародёрством ничего не добьешься. — Ты не соврал. Чёрт возьми, я теперь не знаю, что хуже: наткнуться на очередного мудака или фанатика, вроде тебя.

Фелиция хмурится, сжимает пальцы в кулак и ударяет им в воздухе, словно разбивая невидимую стену. Кошка совсем не хочет смотреть на Мэтта, пострадавшего из-за её выходки и его ослиного упрямства, но это выше её сил. Девушка преодолевает гостиную, возвращаясь в спальню, но на этот раз не садится в кресло, а шагает дальше, с шипением взбираясь на кровать и перешагивая Мёрдока одной ногой. Фелиция уже знает, что проиграет ему. Опять и ещё очень много-много раз в будущем. Потому что он такой же идиот, как и она — без толики сомнения кинется спасать того, кто дорог. Обрученные с одиночеством слишком дорожат теми немногими, кто у них есть.
— Я ненавижу тебя. Ненавижу за всё, что ты сделал и сделаешь, за то кто ты и кем ты никогда не будешь. — её грозный голос с каждым словом всё сильнее ломается, её губы и подбородок непроизвольно вздрагивают, сдерживая накатившие слезы. Ей обидно, ей слишком обидно, чтобы просто так простить его за их общую дурость, — Объясни мне, почему мне так больно от одной лишь мысли, что всё это... — она делает многозначительную паузу, очерчивая его взглядом, — из-за меня? Сможешь?! Ты говоришь о выборе, выборе между убеждениями и человеком. Красивые слова, знаешь. Только почему тогда ты, весь такой морально правильный, более опытный, охренеть какой чуткий, и не смог разглядеть, что я уже сделала свой выбор?
«В твою пользу.»
[AVA]http://s6.uploads.ru/hVz3i.gif[/AVA][STA]i chose you[/STA]

Отредактировано Felicia Hardy (2016-01-05 17:51:14)

— Какая честь! — Фелиция не то чтобы не верила в способности Сорвиголовы, наоборот, она восхищалась им целиком и полностью, просто страх потерять иногда движет человеком даже сильнее страха погибнуть. Ей совсем не хотелось догадываться о том, что с ним происходит там, в кабинете, и она сделала то, что сделала. Стоило бы догадаться, что Мёрдоком двигали те же страхи после её сообщений на автоответчике, но анализировать их отношения не было времени. По сути, Фелиции не хватило времени даже для того, чтобы отыскать лазейку в кабинете Филина — Мэтт, по собственной воле огребающий за двоих, отыскал самое очевидное, но довольно опасное решение.
Окно. Дорогой, тебе не говорили, что выходить в пуленепробиваемое окно стеклянной высотки на ремонте — рискованно даже для акробатов нашего уровня? О, ты сам догадался? Так какого же чёрта мы несёмся в его сторону?
На какие-то несколько секунд Фелиция жалеет, что вообще познакомилась с Мэттом Мёрдоком. По отдельности им было куда безопаснее, но всё равно ощущения незабываемые. Кошке никогда не нравилась боль, ни своя, ни любимых, не нравилось ей и бояться, казаться беспомощной, как вот сейчас, будучи схваченной в охапку сильных рук. Но кипятящий кровь адреналин затуманивает абсолютную чокнутость ситуации и позволяет соображать настолько, чтобы этого хватило для выживания. Жаль только, что стоит им оказаться на крыше соседнего здания, а Фелиции — увидеть еле стоящего Мэтта, она трезвеет от внезапно настигшего ужаса. Сердце пропускает удар и боль, ноющей пульсацией окутавшая всё её тело после стольких ударов, кажется просто ничтожной по сравнению с тем, что должен испытывать Мёрдок и что чувствует она, лишь думая об этом.
— Ох, Мэтт... — секундный ступор проходит с первым выстрелом сверху. Кажется, охрана Филина охренела от такого финта ушами не меньше, чем Фелиция. И оставалось только надеяться, что у этих безмозглых сов нет винтовок с прицелами (пока что), чтобы Чёрную и Красного сняли, как раненных куропаток на папочкин вертел.
Чем он думал, Господи, чем? Каким местом они оба думали, откладывая основательный разбор своих полётов, чтобы договориться друг с другом как раз для таких ситуаций?! Да, они знают свои методы и чужие, но знание — не всегда сила, иногда знание — это лишь полдела на пути к пониманию.
— Нужно валить отсюда...
Фелиция подлетает к Сорвиголове и аккуратно подставляет ему свой бок, вынуждая его обхватить её за плечо и найти в Кошке точку опоры. Хочется обматерить Мэтта ещё сильнее, чем она порывалась в кабинете Оусли, но свои обиды пока лучше держать при себе, иначе Лиш рискует потерять его. А тогда она уже никогда не сможет намотать его нервы на свой крохотный по мужским меркам, но всё-таки сильный кулачок.
— Такси к твоим услугам, — сквозь силу улыбается, подыгрывая Мёрдоку, хотя на самом деле всё очень плохо. Он знает об этом, она знает об этом, но никто не признает вслух, потому что пока есть маленький шанс дойти домой и позаботиться о ранах, Фелиция будет цепляться за него.
«А угнать машину, кстати, неплохая мысль.»
Кошка не рискует трогать крупные осколки стекла, неаккуратное изъятие которых может привести к ещё большей потере крови. Красный чтобы скрыть кровь, да?
— А теперь слушай меня внимательно, — Кошка заводит Мёрдока за двухметровый выступ лифтовой шахты, служащий им прикрытием тылов, и ведёт прямо на край крыши. Держать себя в руках, не начав истерить, оказывается довольно сложной задачей, но пока Мэтт в сознании, она с этим справится. — Я вытащу тебя и не буду об этом лишний раз злорадствовать, даю слово. — она пытается привести дыхание в норму, но легче от этого не становится, — Но ты должен со мной разговаривать.
Фелиции не так уж и сложно будет исполнить своё обещание: в костюме, с условием нормального физического состояния воровки, она способна и троих Мёрдоков на себе вытащить, но сейчас бы справиться хоть с одним — ей самой нехорошо, костюм местами порван и мышцы ощущают сбой микроусилителей. Крайне гадкое чувство, сказать по правде, но с тем букетом паники и страха, что дышат Кошке в спину, не сравнить.
— Я... я возненавижу тебя, если ты посмеешь отключиться. — на полном серьёзе угрожает Фелиция, целует Сорвиголову в окровавленную щеку и сильнее прижимает к себе, тут же болезненно щурясь не от собственного дискомфорта, а от мысли, что ему может быть ещё больнее.
Выпуская из перчатки свободной руки трос, Чёрная Кошка начинает их общий спуск в бездну.
«Потерпи, пожалуйста, ты же крепкий мальчик!»

Эгоизм Фелиции Харди всегда спасал её от всех напастей, а её сила воли и оптимизм не позволяли ей переступить через черту невозврата. Когда «погиб» Уолтер, ей хватило ума наметить новый курс в жизни. Когда её изнасиловали, Фелиция была слишком горда, чтобы обратиться в полицию, но также она слишком любила себя, чтобы собственными руками оборвать опороченную жизнь. Каждый раз она разбивалась и склеивала себя по кусочкам и, может, до момента встречи с Мёрдоком она порою жалела, что не поступила иначе, обратившись за помощью. Но теперь Кошка не смогла бы переписать ни единой строчки из того, что произошло с ней. Ни за что на свете. Просто потому, что всё это привело её к нему.

— Зачем... — девушка недоумевает от действий Сорвиголовы, смотрит на него с ужасом, пока обессиленные руки не окутывают её в объятья, а дотронуться к нему в ответ дико страшно, ведь не хочется причинить ему ещё больше страданий, чем она уже натворила. Фелиция и так держится изо всех сил, чтобы не упасть и не расплакаться. Его воспитанность, его уважение к ней делают только хуже. — Ляг, Мэтт, ляг обратно... пожалуйста.

Очень сложно быть эгоистом в компании такого человека, как Мэттью, и не выглядеть при этом, как ничего не замечающий вокруг себя ребёнок. Она может быть хоть дважды рассудительной, хоть трижды объективной, но даже самая оправданная любовь к себе покажется ничем по сравнению с любовью к целому городу. Даже её любовь к нему не сможет долго тягаться с жителями Адской Кухни. Кошка не гордится своим выбором в пользу меньшинства, но и стыда не чувствует, прекрасно понимая, что таких, как Сорвиголова, в действительности единицы. Право, есть люди и хуже Мёрдока — те, что живут надеждой спасти весь мир, а не только очерченную кровью территорию. Объять необъятное... попытки заслуживают уважения, но тех, кто обращает внимание на столь глобальные вещи, не хватает на не менее важные мелочи. А мелочи — это вся жизнь когда-то очень самовлюблённой Фелиции. Когда твой и без того маленький мирок замыкается на ком-то ещё и больше ничто не имеет значения, ни люди, ни принципы; когда ты способна наплевать на сотни ради того, кого хочешь держать за руку, потому что ни одна жизнь в твоих глазах не стоит его жизни; с ужасом понимаешь, что во время выбора, о котором он сейчас твердит, захочется полезть через стену любой высоты, а на деле придётся жертвовать. Жертвовать, как он, потому что иначе вся боль, которую переживал Мэттью до и после тебя будет напрасной. Фелиция не посмеет перечеркнуть всё то, ради чего страдал Мэтт Мёрдок и ради чего дрался Сорвиголова. Может его идеология совсем ей не подходит, но Кошка, какой бы она ни была инфантильной и вредной эгоисткой, никогда не сможет разрушить что-то достойное её уважения или даже любви. Она скорее заставит его возненавидеть себя, сделает вид, что разлюбила и сбежит по новой собирать себя по осколкам где-нибудь в Европе или даже Азии.

Фелиция сейчас слишком беспомощна, чтобы напоминать человеку, вставшему на защиту тысяч, что для таких людей, как она или любой другой житель Кухни, не зацикленный на общем искуплении, каждый день — это выбор. И что каждый раз, находясь рядом с ним или где-то в другом месте, она делает свой маленький выбор. То, о чём он с такой горечью говорит, мало чем отличается от их ежедневных действий, ведь на деле между шагом и прыжком разница только в усилии. В их случае — боли, которую можно или нельзя выдержать. И пожалуй, самое ужасное во всём этом ворохе озарения то, что Кошка действительно верит — Мёрдок достоин не только терпеть боль, но и быть причиной для боли других людей, как бы сильно он ни хотел избавить их от этого. И она не хочет, чтобы он забывал об этом или думал как-то иначе. Многие, кого он спас, наверняка с ней согласятся.
«Конченый католик, как же я тебя ненавижу за это»

— Это ты. — всхлипывая, отзывается Фелиция и понимает, что она уже просто не может сдержать слёз, глядя в его лицо. Ей нужно просто выпустить это и если не с криком и ударами, то мокрой солью на щеках. Может, им и правда не дано поклясться друг другу в вечной любви, но отрицать это было бы слишком глупо, а не сказать ему о том, что творится у неё на душе — нечестно. — Всё — это ты.
Кто у неё есть? Кому бы она позвонила, случись с ней что-нибудь? Матери, с которой они договорились для их общей безопасности максимально избегать друг друга? Питеру или Гвен, которые сделали свой выбор и она не может осуждать их в этом, только не сейчас. Гарри, который сам с собой разобраться не может? Котам, которые в любой момент могут бежать на улицу, если посчитают, что им уделяют недостаточно внимания? Ни у Фелиции, ни у Чёрной Кошки нет никого ближе, чем Мэтт. Он впечатался в её существование и солнцем, и луной. Раньше, когда она могла разграничивать эти две жизни, у Лиции получалось оставаться независимой хоть в чём-то, но теперь она настолько боится потерять оплот своей целостности, что это доводит её до исступления.
— Прости меня, — чуть ли не задыхаясь, жалобно тянет Кошка. Фелиция плачет, её горестно опущенные плечи вздрагивают с каждым её всхлипом, а руки с крайней осторожностью ложатся на израненные мужские бока не с целью принести боль, а незаметно поддержать, на случай если он всё-таки потеряет равновесие. — За всё, что натворила... и натворю. — Харди просто не может обещать, что будет сидеть на попе ровно, не пытаясь что-то предпринять. Они оба хотят правды и получат её, даже если это лишь сильнее изранит душу. Следует уже признать, что спокойной жизни в ближайшие годы им не видеть, если он вообще не умрёт, как положено, героем-мучеником, а она — воровкой, прячущейся в его тени.
— Я клянусь тебе, Мэттью Мёрдок, — Фелиция болезненно улыбается, подхватывая его манер, из-за чего расклеивается ещё сильнее, — Клянусь, что как бы мне ни пришлось завраться, чью сторону на первый взгляд ни выбрать, ты всегда будешь знать правду, — слова её пекут и тонут в судорожных вcхлипах, с чем Харди уже не пытается бороться, надеясь лишь, что она сможет договорить прежде, чем окончательно разрыдается в своей усталости, — и никогда не будешь терпеть боль этого города в одиночестве.
Если ты нужен мне настолько сильно сейчас, то что будет потом? Смогу ли я дышать, если ты задохнёшься вне моих поцелуев? Смогу ли я следовать плану, если в нём не будет тебя? Я боюсь, что когда-то это просто убьёт меня.

[AVA]http://s6.uploads.ru/bsUHR.gif[/AVA][STA]u're all i have[/STA]

Отредактировано Felicia Hardy (2016-01-10 19:20:31)