Если бы Макс до сих пор вела личный дневник, то обязательно бы написала, что пусть и собиралась повидаться с лучшей подругой детства, с которой не виделась пять долгих лет, но совершенно не представляла, каким именно образом произойдет их первая после разлуки встреча. И пошло-поехало — полный пиздец с утра понедельника до нынешнего четверга, когда Колфилд оказывается в комнате все той же Прайс и медленно приходит в себя, отчаянно соображая, куда ее занесло после очередной манипуляции временем. Она проводит ладонью по лицу и устало-облегченно вздыхает, смотря на вполне живую и чем-то занятую Хлою, сидящую к ней спиной за столом. Затем опускает взгляд на руку и чертыхается — на пальцах следы крови, у нее снова носовое кровотечение. Все же, за последние сутки она изрядно вымоталась, без конца перематывая время.

Макс пытается, но не может представить, каким образом Хлоя выживала до ее возвращения в Аркадию Бэй. Синеволосая мадам за последние дни проявила блестящий талант подыхать на ровном месте и порой делать это настолько нелепо, что Колфилд поневоле пробирал нервный смех. Это пугало вначале, от этого зрелища ее всю трясло, но затем, когда Прайс оглашала очередную гениальную идею и торопилась ее исполнять, разумеется, с фатальным исходом, Макс лишь молча смотрела и была наготове в любой момент вскинуть руку, чтобы исправить мелкую оплошность в виде трупа лучшей подруги. Колфилд порой хочет, но все же сдерживает порыв спросить, не обладала ли такой же способностью ныне пропавшая без вести Рейчел Эмбер, с которой Хлоя так сблизилась за время отсутствия Макс? Ей так и не довелось познакомиться с этой девчонкой, но она была наслышана от Прайс о ней предостаточно, чтобы отпускать комментарии на тему, как Хлоя щенком вокруг нее носится. [AVA]http://s7.uploads.ru/Z9yjL.gif[/AVA]

После апреля, когда Эмбер пропала, шуточки прекратились. Если Прайс изменилась внешне, то Макс изменения затронули скорее в характере: жизнь в большом городе и новые друзья научили ее быть смелее, тверже, доказывать, чего она достойна — и она, когда определилась с поступлением в Академию Блэквелл, хотела заодно по приезде поддержать старую подругу. Вот только не ожидала, что поддержка выразится в детективном расследовании и постоянном ее спасении. И сейчас, медленно присев на кровать, Макс думает о том, что чуточку, но все же определенно заебалась. Ее еще немного трясет после последнего разговора с иной Хлоей, прикованной к инвалидному креслу и медленно умирающей, которая попросила прекратить ее мучения. Колфилд чертыхается снова, утирая рукавом остатки крови с лица. Все, вроде бы отошла.

Она вздрагивает, когда слышит, как падает на пол и разбивается случайно задетая чашка, — за секунду в голове пролетает добрая сотня идей, каким образом Хлоя могла только что не то, что просто пораниться, но и убить себя на ровном месте. Резко поднимает голову и смотрит в упор на Прайс, судорожно ища любые признаки либо агонии, либо уже отсутствия жизни. Но Хлоя в этот раз жива — пострадала из-за ее невнимательности только посуда. Макс даже не верится, что в этот раз все обошлось хорошо, и передергивает плечами в неосознанной и неудачной попытке сбросить с себя напряжение, груз, давящий на хребет и не позволяющий, наконец, расслабиться. Раздражение, что так постоянно выходит. Страх, что однажды ее способность не будет работать.

— Иди нахер, Прайс, — огрызается, едва слышит пренебрежительную просьбу перемотать время — если это вообще можно назвать просьбой. У Макс, кажется, уже дергается на нервах глаз от мысли, насколько легкомысленно ко всему относится Хлоя. Случилось какое-то дерьмо? Перемотай, Макс. Меня застрелили? Перемотай. Я сама себя грохнула срикошетившей пулей? Пере-- — Господи, блять, хоть чашку ты можешь уберечь? Я уже не говорю о тебе лично, панк-суицидник, — медленно массирует виски, прикрывая глаза, пытаясь успокоиться и не срываться на подруге на ровном месте. Увы, сие не помогает, так как в голове мгновенно всплывают образы Прайс-инвалида, которая стала таковой благодаря необдуманным действиям Макс. — Тебе не кажется, что мне не следует растрачивать свою способность на то, что происходит исключительно из-за твоей рукожопости? Мне достаточно твоего to-die листа, — Макс несет и она смутно осознает, что ни к чему хорошему это не приведет, но ей уже все равно: за последние дни накопилось слишком много дерьма, и причин себя сдерживать она больше не видит.

Отредактировано Max Caulfield (2015-12-19 12:00:38)

И, естественно, Прайс лезет к осколкам и ранит палец — не смертельная рана, но Колфилд не удивится, если в итоге та подхватит заразу и через пару часов сляжет с болячкой. Провоцировать Хлою — гиблое дело, которое может закончиться не совсем хорошо, но не только оная имеет право срываться и выпускать накопившееся наружу. В конечном итоге, разве Макс не может хоть раз выпустить пар? Хоть раз донести до светлой синеволосой головушки, что, блять, по стандарту жизнь дается одна и злоупотреблять читерством нужно в меру? И Макс не удивляется, когда видит, как резко поворачивается к ней Хлоя и всем своим видом показывает, что разнесет сейчас комнату нахер. Вместе с Колфилд — вот только кто тогда будет спасать ее драгоценную шкуру?

— Терпение, скорее, — раздраженно отвечает, поднимая голову и не менее возмущенно вглядываясь в недовольную чужую гримасу. Колфилд испытывает смесь слишком противоречивых чувств, чтобы определиться сразу, стоит ли продолжать устроенную на пустом месте перепалку или отступить, вновь прикинувшись забитой овечкой. С одной стороны, она вправду очень-очень устала постоянно то наблюдать смерть Хлои, то воскрешать ее, отматывая время, а, с другой, в голове еще слишком ярки образы ее, погибающей то от шальной пули, то под колесами поезда — то от передозировки морфином, как произошло этим утром, но в альтернативной реальности.

И Прайс делает выпад в ответ, таким образом сводя на нет любые сомнения на тему «устраивать срач или нет». Если бы Макс было интересно в этот момент разбирать, каким образом Хлоя умеет вызывать даже у  самых мирных людей желание убивать, она бы однозначно сказала, что дело все в блядской провокации, на которую Макс мигом ведется — потому что хочет разозлиться по-настоящему. Потому что Прайс говорит такие вещи, которые задевают и мигом выводят из себя. Кажется, поднимать тему суицида Кейт становится фатальной ее ошибкой — Макс резко вскакивает, сжимая руки в кулаки, чувствуя, как до сих пор легко кружится после перемещения во времени голова.

— Не смей так говорить, — фраза «возьми свои слова обратно» прозвучала бы нелепо, учитывая, что Макс вправду могла бы это устроить. Всякая жалость вместе с образами кучу-раз-умершей-Прайс стремительно исчезают под напором незатейливого и искреннего желания отвесить подруге леща. — Жалела бы — не спасала бы все эти разы. И, блять, не смей привязывать к этому Кейт, — милая, искренняя девчонка, доведенная до депрессии и попытки суицида, к счастью, провальной, потому что Макс в последний момент сумела уговорить ее спуститься к ней, а не устраивать свободный полет в пару секунд, с раздробленными костями в качестве результата. Макс чувствует, что ее начинает трясти, и набирает в легкие побольше воздуха, продолжая:

— Удивительно, как ты до крыши не добралась еще, — не нужно стараться, чтобы вывести из себя Хлою Прайс, ходячую пороховую бочку, которую разорвет от одной неправильной интонации или не так интерпретированного слова. А то, что говорит сейчас Макс, можно считать полноценным фаталити — лишь непонятно, для кого именно: собеседницы или самой Колфилд. — Впрочем, ты и так прекрасно справляешься. Господи, Хлоя, — привычно негромкий голос повышается на несколько тонов, приобретает ноты абсолютной безвыходности. Макс хватается за голову и смотрит то ли с искренним, то ли с насмешливым прискорбием на Прайс. — Я видела, как тебя застрелили и как тебя передавил поезд. Блять, да ты сама себя убила, паля направо и налево на свалке! — вновь проводит ладонью по лицу, глубоко вздыхает.[AVA]http://s7.uploads.ru/Z9yjL.gif[/AVA]

— Мне пора составлять список твоих фейлов с фатальным исходом. С ночи в Блэквелле у тебя явно хренов марафон, — нервный смешок. — У тебя было классное начало: подскользнулась и приложилась головой о кафель. Я, блять, возвращаюсь к бассейну — а там твой труп. Голова вся в крови. Весело, правда? Знаешь, когда подоспел охранник, меня настолько все заебало, что я уже ему говорю: «Привет, меня зовут Макс, а это моя мертвая подружайка, но вы не переживайте, я ведь, блять, сейчас перемотаю время»! — все это время рассказывая и постепенно повышая тон еще больше, Макс приближается шаг за шагом к Прайс, пока не останавливается на опасно близкой при таком накале страстей дистанции, безуспешно пытается испепелить ее взглядом.... ага, блин, чтобы опять потом отмотать. — Мне огласить весь список или до тебя, наконец, дойдет, что надо бы быть чуточку акку-нахер-ратней?

Отредактировано Max Caulfield (2015-12-19 12:00:56)

Колфилд часто, громко дышит, пытаясь восстановить дыхание после произнесенной речи — она уже не помнит, когда в последний раз злилась настолько сильно, хотела высказать все, что ее все это время мучило, не давало спокойно думать о Хлое и не паранойить на тему, что, пока Макс нет рядом, она может где-то убиться и быть найдена лишь к утру. Макс слишком раздражена, чтобы думать о том, что стоило поступить иначе, что можно было обо всем поделиться в обстановке куда спокойнее — по нелепой случайности разбитая чашка неожиданно оказалась последней каплей в, казалось бы, безмерной чаше терпения вечно спокойной, сдержанной Колфилд, ныне не без мрачного удовольствия наблюдающей, как отступает, едва сократилась дистанция, от нее Прайс.

Макс вздрагивает, вдруг понимая, что отчетливо видит сквозящее во всем виде собеседницы недоверие, до этого вызывавшее раздражение, ныне — растерянность. Едва не растеряв весь былой пыл, Колфилд осознает, что, идя наперекор судьбе и невезению подруги, она оставляет воспоминания о ее смерти исключительно в своей голове, а для Хлои все идет своим чередом, нигде не мигает надпись, гласящая о рестарте и количестве оставшихся жизней — или способностей у ее СуперМакс. Если взглянуть с ее точки зрения, то все выглядит предельно странно, но — исключительно на словах Макс: вот здесь ее пристрелили, тут она сама навернулась, а во-о-он там она попала под машину и так далее, и так далее. Но временная петля изменена по желанию Колфилд, и никто, кроме нее, не помнит, что пару минутами ранее перед ней лежал труп синеволосой девчонки.

«Ты врешь»

Она щурится, замирает резко: останавливается, собираясь что-то сказать, но, раскрыв рот, закрывает его и закусывает губу — до крови. Удар принимает безмолвно, остро болезненно, с невыносимой безысходностью где-то в середине груди и тяжестью под чередой ребер слева. Остатки рассудка ей намекают, что не стоит воспринимать близко все, сказанное Прайс в пылу злости — нужно учитывать, что в таком состоянии она уж точно не следит за своим языком и может задеть по-блядски сильно, как прямо сейчас. Макс могла бы сейчас сказать, что переписывалась с ней, что пусть и была на расстоянии, но все равно по мере возможности с ней контактировала — в конечном итоге, что она не виновата, что ее родители решили переехать именно тогда, когда Хлоя острее всего в ней, лучшей подруге, нуждалась. Так уж нуждается она в Макс сейчас?

Прайс неожиданно успокаивается, но это лишь видимость — внутри нее жерло, готовое сожрать Колфилд с потрохами в любой момент, едва та вновь начнет препираться. Вопросы, один провокационнее другого, задевают за живое, и если кто-то думает, что слова не могут ранить, то он определенно ошибается — у Макс состояние, будто Прайс не огрызнулась в ответ, а полоснула ее несколько раз ножом. Что бы было, не будь Колфилд тогда в уборной? Прескотт действительно ее застрелил бы или ничьей смертью их разговор не закончился? Так уж действительно Макс помогает Хлое, каждый раз старательно перематывая? Может, она и сама — источник ее невезения, чертовой плохой кармы, из-за которой она попадает в передряги с летальным исходом? Макс чувствует, как подкатывает к горлу болезненный ком, не дающий нормально вдохнуть.

«Может, тебе не стоило возвращаться, Макс?»[AVA]http://s7.uploads.ru/Z9yjL.gif[/AVA]

Меньше, чем за мгновение, что-то меняется в Макс — нечто, исчезнувшее под напором яростного, гневного, почти ненавистного. Она делает шаг вперед — и бьет наотмашь ладонью, чувствуя, как горит кожа после отвешенной Хлое пощечины, замечая, как краснеет после удара щека. Колфилд чувствует, что ее уже просто колотит на нервах — смеси злобы, усталости и бесконечной обиды от груза, что накапливался все эти дни и стал этим утром невыносимым для одного. Перед глазами вновь прикованная к кровати и медикаментам Хлоя, безропотно принимающая свою судьбу и радующаяся каждому прожитому дню — безумно счастливая, что смогла один из них провести вместе со своей подругой. Мир вокруг становится совсем размытым, и Макс быстро смаргивает так не вовремя подступившие слезы.

«Разве тебя кто-то просил?»

Отредактировано Max Caulfield (2015-12-19 12:01:21)

Макс наблюдает молча, смотря исподлобья, как постепенно отходит от первого шока Хлоя, что явно не ожидала такого поворота событий. В голове Колфилд поневоле мелькает на задворках сознания мысль, что Прайс порой то ли не может, то ли не хочет свыкнуться с мыслью, что за время, проведенное в Сиэтле, Макс выросла, перешагнула свою забитость и страх выражать свое мнение и эмоции, — и поэтому по привычке думает, будто все остается по-прежнему, как и пять лет назад: Прайс везде во всем первая, чертов капитан пиратского корабля, а Макс постоянно ее в тени, всюду за ней следующая, ни в чем не упрекающая, эдакий, мать его, помощничек.

Растерянность переходит в злобу, и теперь уже очередь Макс отступать — сначала по своей воле, на мелкий шажок, когда Прайс сама наступает, а затем уже на порядочное расстояние, когда ее отталкивают с гневным окриком. Колфилд все же справляется, удерживая равновесие, и она может признать, что ей повезло, что Хлоя не решилась ввязаться в драку — пощечиной бы дело не обошлось. Она молча смотрит за действиями Прайс и обхватывает себя руками, чувствуя, как еще горит ладонь после удара.

— Разве ты не понимаешь? — предательски ломкий, дрожащий тон выдает бурю эмоций — мешанина бессилия, усталости и, несомненно, страха. Хлоя стоит к ней спиной, и все, что Макс остается — вперить взгляд ей в затылок, вполне целую, не поврежденную от встречи с кафелем голову. Шумно сглатывает, начиная уже корить себя не то за пощечину, не то за состоявшийся разговор в целом, но угрызения совести притупляется пониманием очевидного: она может вернуть все как было. Слова останутся не высказанными, гнев не найдет выхода, Макс не ударит Прайс — и вновь все пережитое, болезненное и тяжелое, останется исключительно на ее плечах. Колфилд опускает взгляд вниз — осколки чашки валяются у стола. Она ведь попросила ее вернуть, верно?

Макс мотает головой в такт собственным мыслям — она не хочет, она не сможет нести все дальше одной.

— Мои способности не могут быть вечными, — продолжает, не собираясь слушаться чужого прямого посыла вон из комнаты и из жизни Прайс в принципе. Гнев, что позволял до этого разговаривать на повышенных тонах и проявлять всю нетипичную для нее агрессию, теперь сходит на «нет», уступая место чувствам острее, но не наполненным яростью — именно тем, что и спровоцировали весь разговор. Макс чувствует, что произносить это вслух куда тяжелее, чем бросаться колкими, раздраженными комментариями. — И каждый раз, когда что-то с тобой случается-- каждый раз я боюсь, что не смогу тебя спасти, — Колфилд думает, что расплакаться на середине речи будет затеей не ахти, потому заставляет себя собраться с остатками сил — делает глубокий вдох и расправляет плечи.

— Ты мне снишься. Ты умираешь, а я ничего не могу сделать, — и если Хлоя решится сейчас ее выгнать, то Макс не даст ей этого сделать, пока не скажет обо всем, что думает, — а уже после, скорее всего, не останется сил на еще какие-то препирания; и если Прайс решит, что Колфилд ей вправду не необходима в степени, благодаря способности и ее нескольким смертям возведенной в абсолют... Она нервно передергивает плечами, чувствует остаток дрожи змеей вдоль линии позвонков. Макс становится холодно, и она беспомощно смотрит на Хлою, в эти мгновения делясь с ней тем, что мучало ее эти дни. Даже если подруга в приступе злобы уже открыто ее посылает. — Способности исчезают, а я-- а я только и могу, что смотреть, как--

Слова обрываются нервно, резко, и Макс отводит взгляд, кусая губы, вновь ощущая, но сдерживая, кажется, лишь чудом слезы.[AVA]http://s7.uploads.ru/Z9yjL.gif[/AVA]

— Мне страшно тебя потерять, — выдавливает из себя, тщетно пытаясь вдохнуть полной грудью. — Страшно думать, что вот ты есть сейчас здесь, со мной — а в следующее мгновение нет, а я... — зажмуривается, мотает головой — слезы сдержать уже не выходит, и остаток рассудка в голове подмечает, до чего хреново и жалко она сейчас выглядит. Делает глубокий, прерывистый вздох и вновь поднимает голову, щурится, всматривается в уже мутную фигуру Хлои. — А я бесполезна. И бессильна что-либо изменить.

Отредактировано Max Caulfield (2015-12-19 12:01:33)

Никто у нее не интересовался, нужны ли ей такие способности, никто не спрашивал, готова ли она взвалить и нести дальше ответственность еще и за жизни сотни других людей — и отдельно за жизнь лучшей подруги, чью смерть она видела уже множество раз. И Макс думает, что мир ошибался, когда решил, что она подходит на эту роль — это все слишком тяжко и невыносимо, чтобы выносить в одиночку и сохранять при том ясным рассудок. Если бы не события, предшествовавшие последним словам, Макс бы почувствовала некоторое облегчение — она высказалась, она дала волю тому, что сдерживалось эти несколько сумасшедших дней, — но вместо этого ощущает лишь беспомощную открытость, абсолютную незащищенность. Главный страх был озвучен — и что теперь?

Хлоя поворачивается к ней, такая же разбитая, тоже на грани, чтобы расплакаться, приближается к ней, и Макс вправду не знает, чего ожидать от Прайс в этот момент — еще одной грубости, удара в ответ или... В следующее мгновение Колфилд оказывается в ее несдержанно крепких объятиях и понимает, что именно такой исход безумно желала, — ощутить рядом, ощутить тепло и понять в полной мере, что подруга жива и с ней все в порядке. Макс не замечает, что ее бьет мелкая дрожь — лишь прикрывает глаза и вслушивается в чужое сердцебиение. Ссора, вспыхнувшая на ровном месте, но имевшая глубокие корни причин, закончилась, и они обе остыли, наконец, заговорили о самом главном, тяжелом, болезненном.

— Меня пугает эта сила, — отвечает глухо, вдыхая запах табака, уже пропитавший чужую одежду. Хочет добавить, что еще больше пугает, что сила эта может в любой миг подвести, но понимает, что не хочет больше пугать Хлою такими словами. Прайс говорит, что Колфилд не потеряет ее, но Макс остро чувствует, насколько же эти слова бесполезны — перед глазами вновь и вновь появляются, прокручиваются на повторе сцены гибели Хлои, бьется в черепе птицей «ты не успела, Макс», и она хранит тягостное молчание, пока подруга не обхватывает ее лицо ладонями, вынуждая поднять взгляд. Колфилд не понимает, о каких других способностях говорит Прайс, но последние ее слова заставляют Макс замереть, смотря Хлое прямо в глаза.

Макс хочет ей верить — она услышала именно то, что все это время хотела, даже четко осознавая, что все это бесполезно и больше похоже на самовнушение, уверения друг друга, что они со всем справятся и что судьба никого не сведет в итоге в могилу. Макс кивает — она вправду верит, отворачивается от всего скопившегося темного, мрачного и ужасного, слишком тяжелого, чтобы выразить на словах и дать в полной мере понять кому-то другому, как бы этого не хотелось. Облегчение перемешивается со слабостью, и Колфилд в неподходящий (или все же?) момент подмечает, до чего ей нравится видеть, как улыбается Прайс. Трудно воспринимать слово "всегда" из уст человека, что умер на твоих глазах несколько раз, но Макс несмело улыбается и слабо сжимает чужую ладонь в ответ.

А что ей в самом деле необходимо? Стать хорошим фотографом и видеть, что у Хлои все хорошо и что она рядом. Взгляд Макс смягчается, улыбка становится шире — в эти драгоценные, неповторимые во всех смыслах минуты всякие сомнения, страхи и беспокойства оставляют ее в покое, дают вдохнуть полной грудью и не боятся, что вот-вот, и подруги не станет. По крайней мере, в этот момент Колфилд спокойна. Она вскидывает бровь, едва слышит о перемотке — несомненно, после залепленной пощечины она хотела исправить все и в итоге не совершать подобного, но сейчас она рада, что спор дошел до своей кульминации и закончился таким образом. Макс вновь кивает, неосознанно склоняя слегка голову и прижимаясь щекой к ладони девушки.[AVA]http://s7.uploads.ru/Z9yjL.gif[/AVA]

— Обещаю, — ее голос приобретает привычно тихий и спокойный тон. Никакого раздражения, резкого, агрессивного тона. Слезы уже высохли, и Макс в какой-то мере рада, что не выглядела полной размазней в чужих глазах. — Я... рада, что ты со мной, — сжимает ее руку крепче, вновь чувствуя поднимающееся внутри волнение, но уже иного характера. — Что бы ни пришлось сделать, я не позволю, чтобы что-то плохое случилось с тобой, — уверенность, подтвержденная всеми предыдущими действиями, бесчисленными перемотками, мыслями, что Хлоя всегда остается в приоритете, крепнет во всем ее виде, но Макс вдруг закусывает губу и отводит взгляд в сторону. — Извини, что ударила, — и всякая бывшая самоотверженность сходит разом на «нет», сменяясь неловкостью и стыдом за свою несдержанность.

Отредактировано Max Caulfield (2015-12-19 12:01:49)