Ожидание утомляло.
Вокруг были люди. Много людей. Они сновали туда-сюда, занимались своими делами, суетились, шли откуда-то и куда-то. Шли быстро, целеустремлённо.
Чужой не шёл. Он болтался. Брошенный помимо воли в пучину безделья, невыносимой скуки и незнакомого ему мира — мира, в котором он завис, словно астероид посреди пустоты космоса. Не знал, чем заняться; не знал, куда пойти. Единственное занятие, которое у него было и которое он считал полезным, — работа в местной гостинице. Ничего сложного — убери, подай, принеси. Кто-то мог бы счесть это унизительным, но Чужой всегда был... чужим — жил по другим понятиям; его не волновали условности человеческого общества. Он делал то, что казалось ему рациональным.
В конце концов, ему нужно было платить за жильё. В этом мире ничто не бывает бесплатным — Чужой хорошо усвоил простую истину. Повторять не требовалось.

Это не могло продолжаться вечно. Каждый день одно и то же.
Он ходил одной и той же дорогой, видел одни и те же лица, занимался одним и тем же делом — словно недалёкий синтетический болван, заученно проговаривающий одинаковые шаблонные фразы. Монотонность действовала угнетающе.
Монотонность заставляла вспоминать красно-белые стены тюрьмы «Кей-Джи-348».
Монотонность заставляла вспоминать одиночество и растерянность.
Здесь было много людей. Но они не могли избавить от ощущения полной изоляции от внешнего мира.
Он всегда будет чужим.

Постепенно приходило ранее несвойственное чувство — злость.
Гнев. Ярость. Злоба.
У людей много определений для обозначения незамысловатых эмоций.
Чужой злился на ту единственную, что вызвала у него доверие — первая и, скорее всего, последняя из всего человеческого рода. Он считал, она могла бы хоть иногда вспоминать о нём и приходить проведать. Она сама пришла; сама ухватилась за него и кинула в этот безумный водоворот магии и диковинных вещей. Водоворот затянул на дно, а роковая рыжеволосая колдунья исчезла так быстро, что напрашивалась мысль о сознательном побеге.
И оставила его тут одного. Несправедливо, бессмысленно, нерационально.
Неприятно.

Сегодня вечером он шёл той же дорогой. Не ждал сюрпризов.
Как вдруг заметил её. Она стояла у витрины какого-то магазина разнообразных школьных принадлежностей. Можно было бы убедить себя, что зрение его подводит, но подобные иллюзии и попытки самообмана присущи только людям. Чужой никогда этим не страдал. Он всегда обращал пристальное внимание на свои ощущения и анализировал их. Он видел то, что есть, а не то, что хотел увидеть.

- Лили.

Одно-единственное слово. Но чувств в него было вложено столько, что с таким же успехом он мог дать ей пощёчину.
Человеческие глаза смотрели прямо. Из них сочился космический холод.
Она даже не думала к нему идти. Узнать, как он, что с ним. А вместо этого стояла тут и разглядывала волшебные безделушки за стеклом витрины.

- Как добралась?

В вопросе ощущались сжимающиеся кулаки.

– Ваши 13 галлеонов, 8 сиклей, 25 кнатов, – пожилой гоблин (хотя Дерек так и не мог представить себе, как должен выглядеть гоблин в молодости) аккуратно ссыпал горстку монет в тряпичный мешочек, взвесил в руке и бережно передал Хейлу. Влечение этих существ к деньгам порой граничило с религиозным фанатизмом, и поэтому к гоблинам Дерек относился очень настороженно – продадут не задумываясь. Зато был уверен, что при размене обычных американских "франклинов" они точно не обманут – Лили несколько раз ему рассказывала, как дотошны гоблины с финансами. Обычно Поттер сама меняла независимому, самодостаточному и упрямому Хейлу деньги во время их совместных вылазок в магический мир. Но, привыкнув немного к чуждым ему порядкам, Дерек заявил, что справится с этим нехитрым делом и сам. Сложного действительно было немного, разве что не глазеть слишком уж откровенно на все еще непривычные чудеса вроде летающих вслед за хозяевами сумок и корзинок, а также на шуршащих над головами сов.

– Спасибо, – Хейл вежливо поблагодарил магического банкира и вышел из филиала Гринготтс обратно на мощеную узкую улочку сплошных витрин. За обычным стеклом выставлялись напоказ самые необычные вещи – сами собой пишущие перья, летающие модели метел, вертящиеся перед зеркалом манекены в мантиях. Магическая изнанка Нью-Йорка не имела ничего общего со своим загазованным, шумным и обыденным лицом, кроме, разве что, большого количества снующих в обе стороны людей (и не только). Дереку еще с самого первого похода на Косую Аллею понравилось эта иллюзия погружения в сказку, поэтому-то он и не отказывался никогда прогуляться с Лили в ее родной мир. В этом было что-то от семейной поездки к родителям с той лишь печальной поправкой, что семейство Поттер осталось в далеком будущем, и возможности их навестить пока не предвиделось.

Естественно, там, где он оставил Лили, ее уже не было. Дерек растерянно огляделся, выглядывая в толпе огненно-рыжий ориентир, и двинулся вниз по улочке к спортивному магазину. Поттер частенько прилипала к выставленным в витринах метлам, и Дерек ее понимал: впечатления от квиддича, восторг от полета забыть нелегко, пусть и то, и другое было в жизни Хейла всего лишь раз. Хотя он и не отказался бы повторить. Он задумался о том, чтобы предложить Лили снова сходить на какой-нибудь матч по квиддичу, и прикидывал, сколько будет стоить один билет. Дерек подкинул в ладони мешочек с монетами и сдвинул брови, припоминая расценки.

– Лили, что можно купить за 13 галлеонов? – Хейл продрался сквозь толпу к Поттер и с настороженностью во взгляде уставился на стоящего рядом с ней мужчину. Дерек чувствовал страх своей Лили и чувствовал исходящую от незнакомца необъяснимую угрозу. Кулаки сжались сами собой, в горле заклокотало рычание. Хейл оттер волшебницу плечом, закрывая своей спиной. Альфа внутри ощерился, шерсть на загривке встала встревоженной ратью, волк весь подобрался, готовясь к нападению.

– Ты кто такой? – с нескрываемым раздражением произнес Дерек, сталкиваясь глазами с тяжелым, злым взглядом мужчины. Быстро взглянул по-другому, всматриваясь в ауру – и внутренне дрогнул, но виду не подал. Аура у незнакомца была страшная – черная, пугающая, неизвестная. Хейл упрямо нахмурил брови. – Что тебе от нее нужно?

Чужой понимает, что нельзя срываться.
Он понимает, что доставит Лили неприятности, если сорвётся.
Он не хочет этого. Он злится на неё, он обижен и обескуражен, разочарован в ней — и неизвестно, что хуже. Но не желает ей проблем. Он хочет решить вопрос мирно.
Волк напротив лишает его такой возможности. Лишает с умыслом, намеренно, подчиняясь своим звериным инстинктам. И в ксеноморфе тоже начинает просыпаться зверь. Дикий, опасный. Та самая тварь, которая лишала жизни людей на космической станции. Тот самый монстр, которого не останавливают ни пули, ни крепкие двери, ни вакуум космоса. Только огонь может ненадолго его остановить. Но какой смысл отсрочивать неизбежное? Рано или поздно у всех заканчивалось либо топливо, либо везение.

Руки сами находят изящную женскую талию в стремлении убрать с дороги неразумное рыжеволосое существо.
Лили не должна пострадать. Она уже ничего не изменит. Всё решено. Не на словах — взгляды двух монстров скрестились, и каждый выразил через свою ярость молчаливое согласие: будет по-плохому.
Руки на талии задерживаются чуть дольше положенного. Совсем чуть-чуть. Всем троим этого достаточно, чтобы понять кое-что новое и сделать для себя определённые выводы.
Ксеноморф отмечает, что Поттер не сопротивляется ЧУЖОМУ прикосновению.
Волк это тоже отмечает. Это становится для него катализатором, запальным шнуром, и сжирающее его пламя добирается до конца — до заряда. Вся сущность оборотня детонирует, как бочка с порохом.
Он первый вступает в игру.

Грубая хватка чужих — когтей? — пальцев. Толчок в грудь.

Чужой молча смотрит в пылающие бешенством глаза. Глаза уже не принадлежат человеку. И лицо это не принадлежит человеку.
Секундную передышку нарушает резкий треск рвущейся одежды. Начинает меняться и лицо ксеноморфа. Его ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ лицо.
Оно исчезает. Слезает с матово-чёрного панциря, как дешёвая маска для Хэллоуина. Облезает кожа, опадает плоть, рвётся одежда. То, что было человеком, стремительно видоизменяется во что-то иное. Чуждое.
Над оборотнем нависает гигантский скелетоподобный силуэт. Блестящие клыки раздвигаются, выпуская тихое, на грани слышимости, шипение. Длинный хвост изгибается угрожающей дугой.

Чудовище толкает волка в грудь.

Волк исчезает в витрине магазина. Вместе с ним исчезает сама витрина — дробится, распадается, разлетается на множество кусочков. Осколки стекла и обломки деревянной рамы разносит по мостовой. Колдовские безделушки раскатываются по камням. Остатки витрины хоронят оборотня под собой. С визгом разбегаются прохожие.
В три размашистых шага Чужой ныряет в образовавшуюся дыру, буквально выдёргивает мужчину из завалов и швыряет через всю улицу в кирпичную стену. Оборотень ударяется об неё спиной и падает лицом вниз.
Но этого ксеноморфу мало. Почуяв давно забытый запах крови, издавая леденящее душу рычание, он совершает стремительный рывок и вновь оказывается возле оппонента.

Отредактировано Alien (2016-04-12 00:22:42)

Спина отзывается сотнями взрывами боли, где эпицентр каждого – засевший в плоти осколок стекла. Дерек рычит, пытаясь встать на ноги, но существо оказывается рядом быстрее – слитной черной тенью скользит между обломков и костлявыми длиннопалыми лапами с мерзким шипением поднимает его снова в воздух. Едва затянутые регенерацией раны рвутся вновь, когда он врезается в твердую стену. Кажется, ломаются ребра – боль больше не имеет источника, она повсюду, плещется черной жижей внутри, растекается снаружи кровавой лужей из разбитого лица. Дерек хрипит, но отрывается от земли, поднимается на колени. Тварь маячит впереди, угрожающе размахивая хвостом. Хейл успевает разглядеть вторую челюсть, прежде чем обзор ему закрывает спина Лили.

– Уйди! – рычит Дерек и, пошатываясь, встает на ноги. Ускоренная адреналином регенерация усиленно восстанавливает поврежденные клетки. Он понимает, что влип, что зверь ему не по силам – понял уже тогда, едва человеческая маска облезла клочьями, являя миру чудовище. И с этим Поттер была? Злость и ревность ослепляют Хейла, здравый смысл отказывает, едва он понимает, что Лили сейчас может пострадать. Он переводит дыхание и бросается вперед, отталкивая Поттер в сторону. – Прочь!

Пытаться пробить черный панцирь бесполезно: когти скрежещут по хитину, почти не оставляя следов, а еще Дерек помнит про кислоту. Также можно не пытаться прокусить твари что-нибудь жизненно важное. Хейл судорожно прикидывает свои шансы, и единственным правдоподобным вариантом ему кажется сбить существо с ног и сломать ему хребет. Он подныривает под хищно согнутые передние лапы и на всей скорости врезается плечом в плоский черный живот. Анатомия чудовища играет ему на руку: тонких задних лап не хватает тому для устойчивости, и они кубарем катятся по земле, сцепившись в рычаще-визжащий клубок. Какое-то время Дереку удается перехватывать когтистые лапы, не позволяя шинковать в капусту собственную плоть, но тварь слишком гибкая и быстрая, а еще кучу неприятностей доставляет хвост, ядовитой змеей впивающийся Хейлу в спину, жалящий острым наконечником под ребра. Шипение зверя и его недовольный вопль оглушают чуткое волчье ухо. От угрожающего клацанья челюстей шерсть на загривке стоит дыбом. Дереку везет, что острые зубы с мерзко капающей с них слюной еще не оторвали от него шмат мяса – Дереку вообще везет, что он до сих пор живой и все еще может уклоняться от смертоносных выпадов. Хейл все старается извернуться и прижать существо к земле, распять на пыльной брусчатке и переломить позвоночник, но тварь слишком подвижна, с легкостью выскальзывает из захватов – волчьи когти скребут по матовому панцирю, почти не оставляя следов, отчаянно пытаясь зацепиться.

Осознание собственного бессилия, заведомого проигрыша накатывает волнами. Дерек перестает успевать, пропускает один за другим несколько мощных ударов – острые когти вспарывают самое мясо, и светлая футболка стремительно буреет от крови. Зверь склоняется над ним, победно скалит зубы двух мерзких челюстей, и Хейл собирает последние силы, чтобы пнуть тварь в живот, отшвырнуть ее от себя и подняться – хотя бы на колени, зажимая ладонями разорванный бок. Краем глаза он ловит метнувшееся рыжее пятно. Лили, черт побери! Но стоящее напротив чудовище не спешит бросаться. Дерек не видит его глаз, но чувствует на себе давящий взгляд.

Чувствует чужое в своей голове.