Вместе с откровенностью, большую часть жизни Хэйвуда остававшейся непозволительной, не роскошью даже, а каким-то табу, сейчас его накрывало с головой понимание – никому и ничего не надо доказывать, и изображать из себя невесть кого тоже не надо. Потому что Джиневра, абсолютно внезапно и до сих пор недоступно для Флинна, хотела его самого. Всё прошлое, своё или чужое, не играло никакой роли, а желание исключительно производить впечатление оставалось за дверью этого небольшого домика, едва-едва просочившись на подоконник букетом цветов и упакованными в бумажный пакет яблоками и печеньем. Не требовалось прыгать выше головы и будто бы смотреть на самого себя со стороны; отпадало всякое желание контролировать собственные действия и желания. Если бы… Всего несколько минут назад, или полчаса, или в то время, когда он вообще мог цепляться за пока ещё связные мысли, Хэйвуд думал о давно минувшем дне первого слушания,  прерванном не личным выбором, а  набором обстоятельств, против которых он не сумел выстоять. Однако чувствуя на своём лице тёплое дыхание мелкой, отвечая на каждое из прикосновений, Флинн выбирался из поля упущенных возможностей, чтобы полностью погрузиться в возможности реализованные. Насколько бы банально это ни звучало, собирая целый букет из высказываний и цитат, надёрганных у известных личностей или придуманных самостоятельно. В любом случае, вместо целой корзины, заполненной скомканными планами, написанными Хэйвудом на призрачное будущее, он выбрал один единственный верный вариант, становящийся прецедентом, к которому следовало обращаться вместо бессильных и пустых «если бы».
читать продолжение: «Sorry, I need time»

Дорогой мой человек, я поздравляю тебя с постом недели. Джин и Флинн – пара, у которой всё будет, пусть и через 546 постов, и обязательно логично. Им ещё через многое предстоит пройти, но сделать это предстоит не порознь, а, наконец-то, вместе. Здесь и сейчас они счастливы, и тебе прекрасно удаётся дать прочувствовать это счастье, тёплое, яркое и очень нужное им обоим. Я редко читаю посты Флинна один раз, обычно перечитывая их по нескольку, а потом возвращаясь к ним ещё, чтобы снова ощутить эту лёгкость, эту радость и эту надёжность, которыми они пропитаны от и до. И откликом именно на посты Флинна чаще всего бывают спонтанные, незапланированные реакции, когда ответ получается совсем не такой, какой представлялся, а более откровенный и открытый. Это, конечно, парадокс, но так оно и есть.
Ты талантливый и многогранный игрок. Твои персонажи отзываются, откликаются на малейшее действие, и это прекрасно. Я очень люблю с тобой играть, и очень рада, что ты у меня есть. Сколько ещё не отыгранных событий ожидают своего часа, сколько персонажей с уже прописанными историями терпеливо мнутся в сторонке. Как иногда приходится жалеть, что нет дополнительных часов в сутках, чтобы поддерживать быстрый темп игры, но так или иначе, мы обязательно закончим всё, что начали, а заодно, придумаем новое.
Здесь, конечно, не обошлось без Стаса Михайлова, саундтрэком играющего на заднем фоне. Он затягивает своё: «Всё для тебя», - а я теперь буду искать постер с ним, чтобы было и чтобы было не напрасно.
Мне бы хотелось сказать тебе гораздо больше, но вместить это всё разом не получится. Так много слов, а они все не выражают и сотой доли той радости, которую ты приносишь мне ежедневно. Спасибо, что ты есть у меня. Спасибо, что поддерживаешь любую идею и развиваешь любую историю, добавляя к ней таких деталей, на которых меня никогда бы не хватило. Ты давно для меня не просто соигрок, а близкий друг. И я очень рада, что ты есть у меня, что ты пишешь для меня, и пишешь так, что захватывает дух, и хочется перечитывать снова и снова.   
(с) Джиневра

Вероника

Макс

Дарья

Элеонор

Нина

Но подержав в руках тяжелые вещи, пощупав и развернув их, в конечном итоге решившись накинуть шубейку на плечи, девушка оказалась буквально поражена не только тяжестью северной одежды, но и ее теплом. На деле это оказалась не просто куртка, а меховая шуба, отчего-то сшитая так, что мягкий лоснящийся мех оказался внутри, а сверху же была пропитанная каким-то составом кожа, наверняка тем самым защищенная от пронизывающего ветра. Штаны были сшиты по тому же принципу, а натянув их вниз под юбку, Радея сразу почувствовала себя располневшей мамашей как минимум шестерых, а то и восьмерых спиногрызов. Даже походка ее изменилась, заставляя по магазину передвигаться вразвалочку, то и дело подтягивая сползающие без ремня штаны и спотыкаться о метущие по полу манжеты, которые пришлось заправить в странного вида обувь до колена, тоже будто сотканную из мокрой шерсти и меха, ноги в которой не сгибались совершенно, потому Радея утомившись примеркой встала посреди зала не в состоянии даже руки на груди сложить, показывая все свое неудовольствие подобными издевательствами. Порадовал ее разве что только платок, пушистый, невесомый, из шерсти сотканный кружевным узором,  варежки ему под стать, да плащ с меховым воротником, не столь красивый, каким был плащ у мага, но тоже ничего, правда длинноват для низкорослой девушки, ну да этот изъян поправить было не долго.
«Все, что нас не убивает, делает большую ошибку» Медея/Радея

И Рокки Мун идёт за своим Богом, внимательно изучая место, куда они невольно попали. Провидение? Маловероятно. Злой рок – не иначе. Каждый раз когда они хотят стать незаметными и перевести дух, судьба как бы говорит: «Хуй вам, ребята! Развлекайтесь!»
Но это уже не смешно, честное слово. Они в реальной опасности, и вряд ли Энджел знает, как найти из неё выход, хотя и является головой их маленькой семьи. Семья… Лоутон – родственник рыжего, но Рокки верил в родственные связи ещё меньше, чем в Бога.
Лоутон оказался именно таким, каким Рокс его представлял – скользким, благоухающим, омерзительным. От него ничего хорошего ждать не приходилось, но бежать было поздно. Ангел говорил бесцветным голосом, говорил вежливо, но как-то отчуждённо непривычно, и Мун глянул на любовника.
Смерть матери явно ранила его, но предаваться горестным размышлениям было не место. Возможно, позже рыжий захочет об этом поговорить, но, скорее всего, нет. Громила, которого называли Давидом, вышел, послушный приказу, и Мун едва сдержал глумливую ухмылочку. Нет, потом. Всё потом.
Сейчас он не в том положении, чтобы выёбываться. Мун сжал пальцы любовника в ответ, безмолвно передавая ему поддержку, и остался с Лоутоном один на один.
«Everything that rises must converge» Рокки

У нее были подруги.
Были - именно это слово сейчас хлестким ударом тонкости туго сплетенных ремешков плётки нанесло почти физическую боль. Ривер поморщилась и убрала непослушную рыжую кудряшку от щеки, которая горела фантомной болью хлесткого, оставившего глубокий, кровоточащий порез, удара реальности.
Сама рыжая, пусть и не обзавелась за жизнь толпой лучших друзей, все же не стремилась скрывать от собеседников что-то из своей жизни. Наоборот, она слишком подробно и слишком много рассказывала о себе и своих приключениях, порой даже малознакомым людям, путая порой откровенность с совсем уж излишней навязчивостью, но ничего плохого она никогда не имела в виду.
Она всегда рассказывала все, что с ней происходило, пусть приукрашивая или привирая, но в рыжей голове это было равносильно правде, но никогда, никогда не скрывала ничего от тех, с кем общалась больше пары раз. Кажется, даже Шону она успела рассказать про то, как ее звали на свидание и то, что на свидании она страшно кашляла, чем сделала то свидание последним.
А он просто забыл сказать о том, что у него когда-то была бывшая невеста. И, главное, о том, что он решил временно с ней возобновить отношения, чтобы подумать, а не сделать ли ее снова нынешней невестой, а девчонку, еще даже не закончившую учиться в университете, оставить в одиночестве искать свое счастье на просторах целого мира, ведь она-то, непременно, справится.
«I need you like a heart needs a beat» Ривер

Собравшиеся умолкли в предвкушении. Он всегда производил фурор, насколько бы безобидна ни была тема его докладов - все знали, что получат зрелище, и Михаэль добивался того, чтобы вновь встряхнуть эти разжиревшие умы человечества, чтобы заставить задуматься, как бы они ни воспринимали его. С позитивом или негативом - все одно, никто не останется равнодушным, насколько бы им того ни хотелось. К его недолгим годам, у Штернберга уже набиралось порядком недругов, скептиков и просто несогласных, далеких от подобных материй, но сколько же им в противовес находилось последователей... Его идеи были резкими и жесткими, он неустанно твердил о грядущих катастрофах, о бездействии научного круга, политиков и каждого из присутствующих, доктор жарко придерживался своей нерушимой позиции, не просто провоцируя, но подкрепляя каждый тезис результатами точных исследований, данными, доступ к которым ему щедро открывала Корпорация и которые шокировали жаждущую острых эмоций публику. Он высмеивал эпоху потребления, мелочность и единоличность, он говорил о личных правах и свободах, что губили человечество скорее, нежели самые вирулентные инфекции - все их проблемы происходили от неверного взгляда на происходящее. Чего добивался он?.. Они должны были быть готовы, когда придет время. Каждый из них, весь мир - никто не останется безучастным. И только сильные способны будут выжить в неизбежном Апокалипсисе.
«Если я сказала, что не брала, значит не отдам!» Михаэль

Выпивка, ха.
Кто бы сомневался?
Любопытно взглянуть, каковы вкусы у этого проклятого дома – теперь, когда здесь есть Нэйтан, все ящики полны, все блага этого серого мира одному ему. На какую-то долю мгновения Нелл испытывает настоящую черную зависть, и это мгновение опьяняет её похлеще алкогольного напитка – она вдруг чувствует себя живой. По-настоящему, и не благодаря кому-то или чему-то, а потому что к ней возвращается нечто совсем личное, интимное, часть Нелл, принадлежащая ей и только ей. У каждой женщины есть вещи, которые она предпочитает держать в тайне.
Кстати, о вещах.
- Я тоже на это надеюсь.
Нелл усмехается и отводит взгляд. Не страшно, если Нэйту станет неловко, пока он переодевается перед незнакомкой, - страшно, что в каждой реакции Нелл, каждом жесте, да  и взгляде – тоже каждом – всем этим она выдаёт себя. Это нехорошо, это не по правилам.
Это недовольство дома.
Это большое черное существо, ворвавшееся в комнату с ошеломительной скоростью и превратившее когда-то крепкое стекло в беспорядочную груду осколков. Нэйтан мечется по спальне, пытаясь совладать с крылатой тварью, а Нелл сидит в оцепенении, скованная ужасом. Не вид летучей мыши пугает её – никогда не боялась их – а то, что он собой являет теперь. Нелл видит в этом знак, предупреждение.

«s a l v a t i o n» Дарья/Нелл

nevermind

Лучшая игра недели

- А вы значит из числа тех, кто уважает личное пространство других людей, - мой взгляд сбегает по мужской фигуре вниз до самой подошвы его ботинок и буквально в миллиметрах от мысков тех мысленно рисует белую жирную линию. - И оказались здесь совершенно случайно. – Я отступаю к кирпичной кладке, что находится на одном уровне с моей талией и тушу наполовину выкуренную сигарету об отсыревший камень. Говорю с ним сквозь сцепленные зубы, потому не имею ни привычки доверять вот таким вот «союзникам».
- Что? – Не сразу понимаю я. И мне не удается скрыть свое удивление и проявившийся интерес, он так ловко цепляет меня на свой крючок, что я смотрю в указанном направлении. Именно направление моего взгляда выдает во мне человека, который отнесся к сказанному с недоверием.  Качаю головой. – Это не мой метод. Я не бегу. В моих словах ни грамма вранья, я о многом не договариваю и извращаю факты, но все, что касается моих привычек, никогда. Особенно если мне нужно предстать перед человеком женщиной с несгибаемой волей. Я снова думаю о своем покойном муже, потому что именно он научил меня не бежать, даже когда у меня не оставалось другого выхода. При мысли о Станиславе подступают слезы, и я поспешно сглатываю их. Нельзя отвлекаться: слишком многое сегодня поставлено на карту. Украдкой смотрю на своего собеседника: только бы не догадался, что у меня нервы на пределе. При словах об убийце, я слегка подаюсь вперед. Его вульгарная манера, с которой он это произнес свои слова, выбила из легких весь имеющийся в них воздух.
Вероника

Вот только холодные кончики пальцев совсем не изо льда - живые, еле заметно подрагивающие на матовом корпусе протянутой зажигалки, они уже готовы к новым подвигам выдержки. Но я не хочу проверять, насколько ровно выстоит лепесток пламени, а потому забираю zippo, чтобы прикурить со своих ладоней. Щелчок. Жадный никотиновый вдох до стянутых щёк, к губам припечатывая указательный и средний: я слишком давно отказывал себе в этом удовольствии, чтобы быстро вынырнуть из горьковатого осязания по гортани, и всё же успеваю задрать брови на реплику, пущенную в столь интимный момент...
- Вовсе нет - я куда хуже этих гиен, - струйкой дыма в сторону, тут же расплескивая обаяние в почти совестливой улыбке, - Ведь пока они топчутся по ту сторону Вашей зоны комфорта, я беспощадно терзаю её своим присутствием...
   Удивительное дело, но у меня физически не получалось лгать тёмной зелени тревожного взгляда. Там бились стёкла, там цепи рвали измученные взаперти демоны. И исключительно в знак их уважения, приходилось дополнять реплику почти чистосердечным, - Но самое ужасное - делаю это совершенно умышленно...
   Прекрасный выбор, Леман! Ещё немного, и перейдем на душещипательное "я, конечно, тварь-репортёр, но не хотите ли доверить мне все свои страдания? Да-да, прямо в эту камеру..." Вот только миссис фон Хорст не бежит.
Макс