Прислушайся к себе. Какая музыка звучит у тебя внутри? В бесконечности бессчётных вселенных мы все — разрозненные ноты и, лишь когда вместе, — мелодии. Удивительные. Разные. О чём твоя песнь? О чём бы ты хотел рассказать в ней? Если пожелаешь, здесь ты можешь сыграть всё, о чём тебе когда-либо мечталось, во снах или наяву, — а мы дадим тебе струны.

crossroyale

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » crossroyale » архив завершённых эпизодов » The impossible comes to live


The impossible comes to live

Сообщений 31 страница 39 из 39

31

Неожиданно пристальный взгляд Ситарата не ускользнул от внимания девушки – и она ответила на него спокойной, немного томной улыбкой, до странного теплой и наверняка неуместной в нынешней ситуации. Села, расправив плечи и уронив руки вдоль тела, словно говорила: «Смотри на меня», – красовалась перед ним, как яркая змея, что перед прыжком на противника раскачивается из стороны в сторону и вытягивается вверх, раскрывая узорчатый капюшон.
С той только разницей, что змея подобным образом пыталась устрашить врага, в то время как Девятая демонстрировала лишь свою уверенность и, быть может, честолюбие. Ей более не было нужды скалить зубы, обильно истекающие ядом, ведь она уже обвилась вокруг ситха тугими кольцами, которые лишь по собственной прихоти не сжимала слишком сильно, просто наслаждаясь фактом наличия в ее объятиях добычи.
К тому же, такой редкой.
Ситарат продолжал смотреть на агента – и она была уверена, что взглядом он подмечал малейшие детали ее внешности, даже те, которые не бросались в глаза и обычно оказывались проигнорированы. Про себя делал выводы, основываясь на новой информации о роде деятельности расположившейся подле него девицы, а тогрута, в свою очередь, безмолвно представляла, какими были его рассуждения: причислил ли он ее вновь к безвольным имперским ищейкам или же окрестил послушным манекеном, отзывавшимся на сигнал с пульта управления.
И хотя мужчина сидел скованным в полуметре от нее, девушке казалось, что зрительный контакт приобрел осязаемость и вес.
Взгляды в принципе были явлением удивительным, порой они оказывались способны донести до собеседника куда больше, нежели самые красноречивые слова. Особенно разнились взгляды-прикосновения: одни не вызывали ничего, кроме чувства гадливости, и были омерзительны, как хватка наглых клешней, липких, словно покрытых вонючей приторной патокой не первой свежести – от них хотелось как можно быстрее отмыться, соскребая кожу до мяса обдирающей металлической щеткой.
Другие оказывались подобны касанию пера – легкие, почти невесомые и, зачастую, стеснительные и робкие.
Третьи нередко вызывали чувство растерянности, быстро сменявшееся раздражением – как если бы в лицо ни с того, ни с сего плеснули холодной гадостью…
А некоторые сродни были осторожным рукам, скользившим по телу не с целью захватить в алчную горсть все, что ни попадется, неважно, если это окажется грудь, талия или ягодица, но желая узнать больше о том, на кого смотришь, не взирая на преграды – будь то одежда или правила этикета.
Ситарат смотрел именно так – и это было приятно, даже льстило в определенной степени.
В ответ на честность мужчины, тогрута негромко рассмеялась, обнажив крепкие отбеленные зубы, и ничуть не обиделась:
- Во мне многие сомневаются. Издержки профессии. – Она слегка отвернулась, склонив лицо к плечу, и кокетливо посмотрела на ситха из-под ресниц. – Но, согласись, для меня это может быть очень, очень выгодно.
Актерское мастерство, не театральное, но практическое, применимое в реальной жизни умение достоверно лгать и не просто притворяться, но становиться совершенно другой личностью, входило в курс подготовки агентов. В свое время Девятая считала эти занятия самыми любимыми из всех – быть может, потому что они давались ей, с детства умевшей показывать окружающим то, что они хотели увидеть, особенно легко.
Искренний и свободный – как только на пороге смерти и может быть – смешок чистокровки Сайфер выслушала с удовольствием – улыбка и смех невероятно красили мужчину, на миг заставляя забыть о том, что он, вообще-то, пленник здесь, закованный в колодки и посаженный на цепь.
Увы, та самая цепь почти сразу разрушила флер непринужденности неприятным грохотом – тогрута заметно поморщилась и коротко мотнула головой, вытряхивая из черепа мерзкий звук. Тот не доставлял болезненных ощущений, но по степени приятности был примерно наравне со скрежетом ножа по стеклу.
- Завидовали. – Прищурив глаз, безапелляционно заявила Девятая и погладила голову сбоку, там, где лекку переходил в монтрал. – Или ты им просто не нравился. Не все, знаешь ли, такие ценители, как я.
В самом деле. Среди ситхов отыскать адекватного было не сродни поиску жемчужины в навозе, но что-то подобное – точно. Зачастую, к тому же, даже самые нормальные представители данной прослойки имперского общества оказывались лицемерными эгоистичными мразями – отчего Сайфер особенно ценила редкие встречи с уникумами, непохожими на всех остальных.
Симпатия ее, впрочем, не означала, будто бы ей стало Ситарата жаль или что она начала ему сочувствовать, отнюдь – он выбрал не ту сторону, сторону проигравших и закономерно оказался здесь, на борту «Фантома» в качестве не гостя, но узника, и с этим уже ничего нельзя было поделать: у него не было возможности и желания сбегать, а у Сайфер не было никаких причин помогать ситху.
Все, что ему оставалось – наслаждаться ускользающим спокойствием и обществом странно доброжелательной своей надсмотрщицы.
Впрочем, если бы не цепь и колодки, глядя со стороны вряд ли можно было сказать, что беседу ведут не давние знакомые – или не психотерапевт с пациентом, до того спокойно чистокровка говорил с девушкой о собственных мыслях и первопричинах своих действий, которые вряд ли до сего момента раскрывал кому-то иному. Малгусу разве что – да и то вряд ли. Отношения наставника и ученика – и, немногим позже, верного последователя – хоть и подразумевали определенную доверительность, но все же иного, отличного толка.
Тогрута же… Была бесцеремонной и отстраненной одновременно – она стремилась влезть Ситарату под кожу, а, добившись своего, уютно обосновалась там, никуда особенно не торопясь. Однако личная отдаленность и отсутствие крепкой связи с ней делали свое дело – ситху не было нужды бояться, что она, например, ведомая эмоциями, не поймет или же не примет его таким, каков он был.
Увы, но путь стремительно приближался к концу – Сайфер слышала, как завозилась на мостике Райна.
Ситх тоже осознавал, что время его – по крайней мере, время пребывания на этом корабле и с этой тогрутой – подходило к концу, в связи с чем вновь подобрался и будто остыл в попытке собрать и старательно склеить остатки рухнувшего барьера между собой и девушкой. Только взглянул на нее напоследок – и у Девятой от такого взгляда, слишком похожего на ее собственный, по спине, разливаясь от затылка, пробежала волна мурашек – и тут же закрыл глаза и привалился к стене корабля.
Наверное, он должен был выглядеть скорбным, благородным и отчужденным – но все испортил короткий фыркающий смешок, сорвавшийся с губ Девятой и мгновением позже обратившийся в совсем уже не сдерживаемый звонкий смех.
Она смеялась, клонясь вперед и упираясь руками в колени, прижмуривая глаза, как если бы сидела не в полутемном грузовом отсеке, а посередь цветущего альдераанского поля, и солнце светило ей в лицо.
- Гордый до конца. – Отсмеявшись и все еще пофыркивая между словами, выдавила из себя тогрута и утерла глаза кулачком. – Даже в такой ситуации не хочешь позволить мне оказаться в чем-то лучше тебя, да, ягодка моя?
Она снова хихикнула и покачала головой.
- Врезать бы тебе по твоей благородной роже за такое, но как-то не хочется. Определенно, потрогать трублада я бы предпочла не так... Так уж и быть, ваше благородие. – Девушка манерно и без особой старательности изобразила поклон, одну руку прижав к груди, а вторую заведя за спину. – У вас была биография и прочие сопутствующие радости жизни, чему я ужасно завидую. Правда-правда.

Отредактировано Cipher Nine (2016-06-24 18:00:14)

+2

32

https://crossroyale.rusff.me/i/blank.gif     Заслышав чужой звонкий смешок, Ситарат слегка нахмурился ― самую малость пришли в движение жесткие наросты, оформляющие выступы бровных дуг ― и глубоко вздохнул, после чего вновь, как и в самом начале их разговора, повернул голову и глянул на тогруту с молчаливым упреком. А чего еще она хотела, если ничего, кроме гордости, у него не осталось? Смеялась над ним, над его поражением, над его гордостью…
― Моя гордость делает меня лучше тебя? ― он иронично скривил губы, беззлобно, но все-таки усмехаясь. ― Или наличие биографии? Учитывая то, куда моя биография меня завела…
     Да и «ягодкой» его никто никогда не называл. Его, признаться, всю его жизнь называли либо по имени, либо по статусу. «Сын», «господин», «ученик», «лорд», но чтобы «ягодка»…
     Впрочем, шутки шутками, а минуты, отведенные Ситарату, стремительно утекали сквозь пальцы подобно коррибанскому песку, и он потихоньку начинал задумываться о том, чтобы провести их с пользой. Насколько это было возможно в его ситуации.
     Звучало глупо, а жить хотелось…
― Это делает лучше меня самого. Лучше, чем те, кто, забыв о гордости, молил бы о пощаде или пытался купить тебя в надежде убить при первой же удобной возможности ― чтобы не оставить в живых свидетеля своего позора. Правда, в таком случае мне тоже положено желать твоей смерти, ― Ситарат ненадолго задумался, чуть ли не буквально заглядывая внутрь себя и пытаясь найти в закромах своей души то самое якобы закономерное желание. Небрежное движение плечом стало ответом куда более красноречивым, чем последовавшие за ним слова. ― Но с тем, что «положено», у меня никогда не складывалось. Что мне проку от твоей зависти…
     Болезненно прижмурив один глаз, Ситарат с усилием двинул руками. Тяжелые колодки глухо звякнули друг о друга. Онемевшие и обескровленные чрезмерным давлением кисти потихоньку начинали ныть, а спустя некоторое время это навязчивое чувство перерастет в непереносимую ломоту ― он хорошо это знал в теории и теперь рисковал испытать на собственной шкуре.
― Знаешь, я почти удивлен, что до сих пор не врезала, ― прекратив тщетные попытки пошевелить хотя бы пальцами, Ситарат с силой выгнул спину, разминая затекший в неудобной (и непривычной для него ― ситха-аристократа) позе хребет. ― Казалось бы, не все вещи из сказанных мной были тебе приятны. Не так? ― он коротко усмехнулся, одаривая тогруту выразительным взглядом, в котором смешались сомнение и интерес. Выходит, красовалась перед ним она не только из соображений собственного превосходства? Что ж, для инопланетянки и женщины она была весьма хороша собой, ничто в ее внешности и образе не противоречило ситаратову чувству прекрасного. ― Если я спрошу, что тебе помешало, ты сочтешь это провокацией? В конце концов, ты ясно дала понять, что не боишься меня и благоговейного трепета не испытываешь.

+2

33

- Гордость, биография, имя, фамилия, семья, работа, спидкар, кредиты в банке, мерзкая сыпь, которую случилось подхватить от гульнувшей налево жены, и пересоленный омлет вместо порции питательной жижи из пищевого диспенсера по утрам, - Сайфер хмыкнула и покрутила кистью, словно обозначала диапазон всех вещей, понятий и явлений, что, по мнению некоторых, могли сделать кого бы то ни было лучше безымянного агента. – Знаешь, все такое. Атрибуты «нормальной жизни и полноценной личности», как они говорят. При желании в границы определения можно вколотить практически все, чего ни пожелает душа.
Девушка улыбалась – без приязни, но и без раздражения. Складывалось впечатление, что такая постановка системы ценностей действительно забавляла ее – казалась глупой, высосанной из пальца и лишенной особого смысла, и именно своей бестолковостью вызывала смех.
- Ты, кстати, не желаешь. Или не пытаешься слишком сильно, по крайней мере. – Тогрута слегка пожала плечами, выражая этим жестом свое недоумение относительно поведенческих особенностей ситха. Неизбывная ее улыбка, впрочем, слегка изменилась – стала как будто бы мягче. – Это необычно, но, в общем-то, довольно приятно – удивительно, как немного адекватности может разнообразить привычное времяпрепровождение.
Рассуждения чистокровки о том, что, в его собственном понимании, определенным образом возвышало того над абстрактным «кем-то», девушка выслушала со спокойным вниманием, а под конец – удивленно вскинула брови. Белые полосы, покрывавшие надбровные дуги, забавно встали домиком, а глаза округлились, отчего лицо тогруты обрело почти по-детски удивленное выражение.
- Ну, знаешь, чувство удовлетворения от осознания собственного превосходства по ряду базовых факторов, определяющих полноценность жизни того или иного индивида. По крайней мере, мне кажется, что это как-то так работает – наверное, я не уверена. – Было очевидно, что девушка не завидовала Ситарату – и вовсе не потому что тот был обречен на пытки и казнь. Просто завидовать, как она считала, было нечему, ситх не обладал ничем интересным тогруте, чего она, при желании, не могла бы добиться своими силами.
Загвоздка, однако, крылась в ином – все, что он ни имел бы ранее, ей было не нужно.
Несколько секунд Сайфер молчала – наблюдала, склонив голову к плечу, за безуспешными попытками мужчины размяться, хоть как-то разогнать кровь по затекшим конечностям. Когда тот повел плечами – Девятая откровенно залюбовалась движением хорошо развитых мускулов, легко наблюдавшимся под тканью прилегавшего к телу поддоспешника – тогрута негромко прищелкнула языком, упреждая возможные действия:
- С руками аккуратнее. – Сказала она и на всякий случай пояснила: - Шарахнет, если будешь напрягаться.
Ситх двигался, как зверь. Словно нексу в зоопарке, которую необходимо было перевести в новый вольер – спокойная от транквилизаторов, но быстро приходящая в себя, с каждым движением сбрасывающая оцепенение. Колодки, казалось, готовы были затрещать от натуги, когда чистокровка выворачивал руки.
Позвонки различимо хрустнули, когда мужчина изогнулся обратной дугой и едва не задел теменем стену отсека.
Как будто с натугой вернувшись в прежнюю, более пристойную – но менее интересную – позу, Ситарат продолжил беседу – и Девятой стоило определенных усилий не рассмеяться опять. Право, этот ситх действительно был забавным.
- Неприятны? Неприятно может быть нечто, задевающее за живое. Мне непонятны твои взгляды и определенную их часть я считаю откровенно идиотскими, но конкретно на меня они никак не влияют и не касаются, так что бить было бы не за что. – Тогрута заметила вызов, ясно различимый и во взгляде, и в голосе собеседника – и, наклонившись вперед, что выглядело почти доверительно, бархатно хмыкнула. – Самомнение притуши. Захоти я влезть тебе в штаны – уже давно это сделала бы.
В самом деле, не то чтобы ей что-то мешало. Цепи, колодки, отсутствие достойной постели или хотя бы спальника? Ерунда, не стоящая упоминания. Нежелание партнера? Добровольность слишком переоценивают, равно как недооценивают отзывчивость тела вопреки попыткам разума сопротивляться.
Неподходящая ситуация и, что самое главное, отсутствие настроения и желания не у одного, а обоих участников – вот что было основной причиной.
Что, конечно, ничуть не мешало Сайфер просто наслаждаться видом.
- Не могу назвать себя ценителем всего прекрасного, но на тебя приятно смотреть. – Девушка лукаво прищурилась. – Но и только. А желание потрогать кого-нибудь из вашей братии – это давнее. Интересно же. Эти штуки на лице – насколько они твердые? Острые? О них можно пораниться? Они чувствительные? У тви’леков, например, лекку чувствительные. Во всех смыслах. Слуховые конусы тоже.
Наверное, теперь она вновь напоминала ребенка – маленькую любопытную девчонку, которой папа с мамой не удосужились объяснить, что, зачастую, вопросы о чужой физиологии звучат бестактно.
Однако впечатление это не продлилось долго: мгновение спустя тогрута выпрямилась и усмехнулась – саркастично, полностью уверенная в себе.
- Помилуй, в галактике не так много личностей, которые могут меня спровоцировать. Но, согласись, начни я сходу лапать твое лицо – и ты скорее попытался бы откусить мне палец, чем поддерживал бы беседу. Потрогать чистокровного ситха я, быть может, еще смогу, а поговорить вот так – вряд ли. Стыдно было бы упускать такой шанс.
Впрочем, судя по всему, ситх уже был совсем не против – по крайней мере, такое складывалось впечатление при взгляде на все эти его провокационные ерзанья.  Ничего гиперсексуального, скорее, он напоминал кота, который упорно извивался под ногами невнимательного хозяина, таким образом требуя немедленно почесать себе спинку.
Почему бы и нет, раз уж зверушка так настойчиво требует внимания?
- Мм. Как насчет размять тебе спину? Такое ощущение, что хребет у тебя в палку слипся. А ты в обмен дашь потягать себя за щечки.

Отредактировано Cipher Nine (2016-06-29 04:28:18)

+1

34

— А у тебя всего этого, значит, не было? — Ситарат проследил задумчивым взглядом за жестом тогруты. — Занятно.
     Но тогда получалось, что она немного кривила душой, и работа у нее все-таки была. Не по собственной же прихоти она явилась на «Смерч» и взяла в плен не последнего лорда ситхов. Ситарат хотел было возразить, рассыпаться в объяснениях, занять этим еще несколько драгоценных минут, но оборвал себя на полу-мысли, понимая, что не смог бы с уверенностью ответить за свои непроизнесенные слова. «Мой учитель построил бы новый мир, в котором все было бы лучше», «мой учитель смог бы исправить, изменить это» — и прочее, и прочее, и прочее, и в каждом новом предложении: «Мой учитель». Да, Малгус стремился облегчить жизнь имперских экзотов, открыть перед ними запертые доселе врата, дать права если не равные с людьми и чистокровными ситхами, то, хотя бы, чуть большие, чем были у них сейчас. Но Малгус не собирался избавляться от такого органа, как разведка, или откуда там была эта маленькая предприимчивая тогрута. В его Новой Империи она, пожалуй, осталась бы все тем же послушным псом с острыми зубами и обитой золотом конурой, но на очень коротком поводке и в шипастом ошейнике. Малгус желал позаботиться о гражданах Империи, а не о ее инструментах. Инструменты его, кажется, и в старой более чем устраивали.
— Нет, не желаю. От твоей смерти мне проку столько же, сколько от собственного превосходства по ряду базовых факторов, определяющих полноценность жизни индивида, — Ситарат усмехнулся, осознавая, впрочем, что мудреную цитату сумел воспроизвести не полностью. — От своих хозяев ты получила задание и выполнила его. Выполнила хорошо, и я считаю это достойным похвалы. А твой хозяин… либо уверен в твоих способностях, либо пытался избавиться от тебя, потому что атаковать «Смерч» с твоими силами было сущим самоубийством. Безумству храбрых, как говорится.
     Не выдержав всего произошедшего и продолжающейся возни, одна из обычно тщательно уложенных и зачесанных назад черных прядей сползла со лба на щеку Ситарата, и тот с легким раздражением на нее фыркнул — ему не нравилось то ощущение, с которым волосы щекотали кожу и, в особенности, пухлый шип чуть ниже скулы.
— Мелочная мстительность меня недостойна. Как и многие другие вещи, которые ты считаешь признаками адекватности, а многие другие, ситхи, в особенности, — неполноценности. Мне частенько приходилось доказывать, что я не хуже всех тех ситхов, что кидаются в бой с пафосными речами, глазами, налитыми кровью, и пеной у рта. Меня в бою ты видела, — он отчаялся управиться с прядью без помощи рук и глухо стукнул затылком по металлической стене, посылая в потолок над собой взгляд, полный досады в адрес несправедливого мироздания. — Полагаю, тебя я нисколько не впечатлил.
     Предупреждение относительно колодок он, впрочем, уловил и принял к сведению — те покорно замерли там, где лежали.
     Ну конечно, как бы она смогла не обсмеять и не опошлить его невинный и вежливый вопрос, лишенных всяких подтекстов — таким его научили в молодости прежде, чем выпускать в высшее общество, где одно неосторожное слово могло обернуться страшным оскорблением в масштабах целой династии. Поймав себя на том, что, в общем-то, ожидал чего-то подобного, Ситарат нашел сложившуюся ситуацию почти забавной. Не будь всех этих колодок и маршрута от мостика «Смерча» и до пыточного стола в подвале какой-нибудь элитной имперской тюрьмы (билет в один конец с золотым тиснением), он мог бы быть даже доволен этим необычным знакомством в духе «узнай за полчаса (или сколько там прошло?) как можно больше о своем собеседнике, которого видишь впервые в жизни».
     Нет, но вульгарность вроде «я бы влезла к тебе в штаны» Ситарат считал совершенно недопустимой в общении с малознакомыми женщинами. С мужчинами тоже, но там все было все-таки чуть-чуть проще.
— В моей жизни, — он ответил на ее взгляд своим спокойным, уверенным и даже слегка насмешливым, — было много проблем, но с самомнением как раз все в порядке.
     Вот в чем-чем, а в привлекательности (в том числе сексуальной) Ситарата никогда не сомневались ни он сам, ни те, кто его окружали. Исключение составляли радикально настроенные мужчины, на которых он к зрелому возрасту уже успел выработать совершенно особое чутье, и те, кто в принципе испытывал неприязнь к расе чистокровных ситхов. Так что если ехидная тогрута намеревалась его уязвить или поставить на место, то она определенно зашла не с той стороны. И это при том, что возможностей измываться у нее, в общем-то, была уйма.
— Я кусаюсь только в особых случаях. А так... Выходит, что наша, как ты выразилась, «братия» отличается трогательностью, но при этом неразговорчива? Забавно, — он усмехнулся, вяло пересчитывая взглядом пятнышки обшивочных креплений на потолке и невольно прикидывая, что бы на такую формулировку сказал отец. — Эти «штуки на лице» разнятся от ситха к ситху. В прошлом мы могли даже шевелить ими, выражая некоторый спектр эмоций. Сейчас же это скорее шутливое достижение. Вроде как некоторые люди бахвалятся, что умеют подергивать ушами.
     Тогрута долго смотрела на него и молчала, и Ситарат мог только догадываться, какие умозаключения совершает она в своей симпатичной увенчанной монтралами головке. И он никак не мог ожидать предложения, к которому она, в итоге, пришла.
— А? — Ситарат воззрился на нее с глубоким недоумением. — Что, прости?
     Размять спину, а в ответ… потягать за щечки?
     Сила Великая.
     Она, впрочем, сразу же и объяснила свой причудливый пассаж, и когда удивление чуть поутихло, Ситарат смог отследить ту логическую цепочку, которая к нему привела. Он потягивался, пытался размять руки… В общем, не нужно было быть семи пядей во лбу даже с монтралами, чтобы понять, как сильно у ситха затекла, казалось, каждая мышца в теле.
     И после осознания предложение показалось даже заманчивым.
     Да вот только…
— Сколько времени осталось?
     Если до сих пор (по крайней мере, в последние несколько минут) Ситарат был бодр и практически весел, говорил легко и больше, чем в любой другой период своей жизни до этого, то теперь он снова понизил голос и чуть наклонил голову вперед, глядя на тогруту с нотками обреченной угрюмости.
     Рыжий коррибанский песок все так же неумолимо ускользал сквозь пальцы.

+2

35

Тогрута улыбнулась.
У нее был богатый арсенал улыбок – мягких и жестких, доброжелательных и неприкрыто злорадных, искренних, казавшихся искренними и откровенно, нарочито фальшивых.
В этот раз она улыбалась снисходительно, но не как если бы была равной ситху и неожиданно обнаружила за собой некое знаменательное преимущество, а скорее как наставница, умудренная опытом, но не годами, не утратившая юношеского пыла и потому хорошо понимавшая своего ученика – ее мягкие бледные губы изгибались лишь слегка, в то время как настоящая улыбка таилась во взгляде, в слегка приподнявшихся уголках глаз, в теплых отблесках янтарной радужки.
Тот факт, что Ситарат наверняка был на несколько лет ее старше, совершенно не мешал девушке смотреть на мужчину, словно на мальчишку-подростка, задавшего вопрос, ответ на который казался очевидным.
- У меня есть все. И было все – многократно, в самых разных формах. Но суть заключается не в факте обладания, как считают многие, а в личном восприятии. – Она легко повела плечиком, сдержанно удивляясь зацикленности некоторых людей на плоском «у меня есть». У меня есть семья, дом, любовь – так они говорили, и думали, что это каким-то образом делает их лучше. Придает их жизни некую глубину и наполненность, если угодно, смысл их существованию. По крайней мере, сравнительно смысла существования агента.
Сайфер никогда этого не понимала. Тяга к поиску смысла жизни свойственна была всем расам и, пожалуй, даже самый циничный и прожженный до дна души шпион порой задумывался над этим вопросом – но считать свой жизненный удел лучше чьего бы то ни было, просто потому что обладаешь тем, чего якобы не имеет другой? Или, что еще занятнее, потому что кто-то боролся за иные ценности, отличные от считающихся традиционными? Смешно.
Ситх, очевидно, признавал ошибочность таких взглядов – или, по крайней мере, нецелесообразность придерживаться оных в нынешней ситуации. Тогруте, сидевшей рядом и со спокойным интересом наблюдавшей за движениями мимики и тела мужчины, хотелось считать, что правильным был все же первый вариант.
- …венки со скидкой. – Девятая кивнула, подхватывая чужие слова, и безмятежно пожала плечами. Девушка выглядела благодушной и умиротворенной, но что-то изменилось в ее образе – незначительно и почти незаметно, и сама Сайфер это знала, но не находила нужным скрывать мимолетный всполох раздражения во взгляде или сдерживаться, чтобы не поджать губы при упоминании о хозяевах. В ней словно прибавилось острых углов и жестких граней, хотя тогрута не меняла позы. – О, в меня верят. Как ни в кого другого не верили уже несколько рабочих поколений, и не только разведка, я их возлюбленная чумная звезда.
Она неожиданно встряхнулась, быстро изогнувшись в пояснице и передернув плечами, словно пыталась сбросить упавшую на спину паутину – после чего уставилась на Ситарата знакомым уже взглядом, вновь прояснившимся до спокойно любопытного, с искристыми смешинками под тенью длинных ресниц.
Заливисто хихикнув, Девятая помахала рукой – ситх все перепутал:
- Нет-нет, ты не понял. Ты адекватен как раз потому что в тебе нет этого… Ну, знаешь, - она набрала в грудь побольше воздуха, расправила, как могла плечи, и, вскинув подбородок, низко засипела, модулируя голос, - «Ничтожество, прими сей темный дар, пусть он разрушит твою душу и отравит твое тело! Преклони передо мной колени и поклянись служить, и помни, что я - вечен».
Она выговорила тираду и моментально сдулась, как воздушный шарик, с которого сорвали ниточку – коротко прочистила горло и продолжила уже нормальным тоном:
- Плюс презрение, плюс неоправданная гордость, плюс занудство, плюс нетерпимость, плюс... мне продолжать? Вот и я думаю, что не надо. Ты ведешь себя… ну, нормально. В привычном смысле нормально, а не в смысле «нормально, как ситх». Это и необычно. Ай.
Последнее относилось к попыткам Ситарата смахнуть со лба упавший локон – мужчина извернулся и так, и эдак, но непокорная прядь упорно не желала возвращаться на место, так что, в итоге, чистокровка попросту шарахнул затылком в стену.
За этими манипуляциями тогрута наблюдала, вскинув брови и улыбаясь уголком губ.
Его движения утратили былую плавность и четкость – видно было, что ситх нервничал, с каждой минутой все больше. Почти не заметно, не до истерики, но чем ближе корабль подходил к точке назначения, тем сложнее мужчине было не думать о неприятной и откровенно страшной судьбе, которая ждала его уже не впереди – совсем рядом, она стояла подле него и готова была положить истекающую кровь освежеванную руку на плечо, пока еще сильное.
Было ли то проявлением нервозности или просто отказом соблюдать пустые формальности и следовать бессмысленным правилам этикета и светских манер, но чистокровка даже смотреть на Девятую стал выразительнее – больше не прикрывал глаза и не пытался надевать застывшую маску вместо лица.
Иронично – насколько более живым он казался теперь, на пороге смерти, чем тогда, в коридоре дредноута или только оказавшись на борту «Фантома».
- Ой, ну конечно. – Тогрута округлила глаза, вынужденная подтверждать и без того очевидное. – Ты красивый.
Простенький комплимент был произнесен таким невинным голосом, что трудно было понять – смеялась ли девушка или говорила всерьез.
В действительности, она лишь соглашалась с неоспоримым фактом, неподверженным влиянию каких-то личных предпочтений – ситх был привлекателен. Широкие плечи, могучее, но не излишне массивное телосложение, правильные черты лица, костистые запястья и длинные сильные пальцы, ухоженные волосы, ровные белые зубы, отсутствие явных следов порчи темной стороны Силы на коже – все эти черты, сложенные вместе, в итоге создавали крайне приятную картину, настоящую усладу для глаз, которая, впрочем, совсем не обязательно должна была вызывать сексуально желание.
Хотя, конечно, заиметь такого мужчину себе в кровать было бы здорово. Ну, так, для галочки.
- Все встреченные мной трублады занимали важные посты. Сказывалось на чувстве собственной важности – да и, будучи на рабочем месте, не шибко поразговариваешь на неформальные темы. – Тогрута слегка нахмурилась и обиженно надула губы, определенно недовольная таким положением дел. – Может, в Академии ваших побольше, но я там бывала редко. Не мой профиль, знаешь ли.
В пику последующим словам Ситарата, девушка слегка нахмурилась и выпрямилась – перекинутые на грудь головные отростки слегка дрогнули и причиной тому были не движения Девятой. Гибко истончавшиеся концы упруго напряглись – и завернулись в кольца, уцепившись друг за друга.
- Вроде того? – Поинтересовалась девушка. Едва заметно шевелившиеся кончики лекку быстро расслабились и привычно вытянулись вдоль тела.
Она опять улыбалась, довольная. За этим разговором про шипы и отростки, способные шевелиться, тогрута и ситх напоминали скорее двух молоденьких студентов, которым нечем заняться в перерыв – и они убивали время, рассуждая о каких-то совсем незначительных вещах или подтрунивая друг на другом.
У Девятой это определенно получалось лучше – недоумение, с которым ситх уставился на нее, услышав неожиданное предложение, она зафиксировала в памяти. Бережно сохранила, словно очередной блестящий камушек, предназначенный пополнить и без того немаленькую коллекцию, и аккуратно ссыпала в шкатулку для драгоценностей.
Увы, но мгновением позже взгляд чистокровки померк – и следом поблекла улыбка Сайфер. За дурачествами, извращенно доверительными беседами и шуточками разной степени приличности они совсем потеряли счет времени – а оно продолжало неумолимо двигаться, сухими, как кости в древней гробнице, щелчками отмеряя оставшийся путь.
Со вздохом тогрута поднялась на ноги и быстрым шагом покинула отсек. Ее не было, быть может, минуту, но без ее присутствия в отсеке стало необычайно тихо, как если бы там никого не было уже очень давно.
Райна отчиталась быстро. Да и без нее было понятно, что осталось недолго – приборная панель исправно пестрила данными по полету.
Сайфер возникла в дверном проеме внезапно – хрупкой бесшумной тенью – и привалилась к косяку, скрестив руки на груди. Она выглядела растревоженной и раздраженной.
- Пятнадцать минут. – Сказала она и слова упали на пол и покатились, как подшипники, такие же тяжелые и холодные.
Жалкая четверть часа – а потом не прости, но прощай, необыкновенный ситх. Разговорчивая лазоревая тогрута уйдет, оставшись в пространном «было», как странный сон, изгнанный болью.

+2

36

https://crossroyale.rusff.me/i/blank.gif     Она говорила так охотно, так много… Иногда — едва заметно раздражалась, чутко реагируя на малейшее изменение ситуации или слова, которые хоть и шли на язык охотнее и легче, чем когда-либо, Ситарат все-таки успевал проанализировать и подобрать наиболее подходящие (вроде пресловутого «хозяин»). Иногда — кривлялась, так что вновь казалась совсем юной, а вовсе не умудренной опытом убийцей, лучшей за несколько «рабочих поколений» (у Ситарата невольно возникли ассоциации с ульем), и тогда улыбка сама просилась на лицо, чуть ли не против воли очерчивая и углубляя изгиб губ — усталая и задумчивая. Приоткрывала мир, доселе ему практически неизвестный (и за который он так отчаянно и слепо сражался), будто бы слетала на вечно темную сторону далекой луны и рассказывала, что кратеры там совсем другие и рельеф нисколько не похож на тот, что позволяли видеть телескопы, и Ситарат понимал, как, на самом деле, он ничтожно мало знал до сих пор. Он пытался — правда пытался — узнать, но одно дело читать в статьях (да и какой имперец в здравом уме об этом напишет, какой лорд пропустит такую статью в голонет?) или судить по словам других родовитых ситхов, и другое — слушать из первых уст. Ему даже в голову никогда не приходило обратиться к какому-нибудь нечувствительному к Силе экзоту, простому солдату или рабочему, и спросить у него: «Что ты видишь? И как?». Это была другая прослойка общества — и будто бы совсем другая вселенная.
     И чем дольше она говорила, тем больше вопросов Ситарат хотел ей задать. Нет, не о судьбе «Смерча» или убийцах Малгуса, как в самом начале, а о могущественном и нерушимом монолите Империи — ее глазами. О темной стороне далекой неподвижной луны.
     Но у нее, увы, не хватило бы ни сил, ни времени, чтобы ответить хотя бы на половину из них.
     Когда тогрута покинула грузовой отсек, очевидно, решив свериться с показаниями бортовых приборов, тишина накрыла Ситарата с головой. А ведь звуки-то были: мерное гудение двигателей, тихие перещелкивания многочисленных регуляторов, редкий едва слышный писк датчиков — на космических кораблях тихо бывало разве что в специальных каютах со звукоизоляционными переборками. Он слышал стук собственного сердца и позвякивания цепей и колодок, потревоженных мерно вздымающейся при дыхании грудной клеткой. И все же…
     Было тихо. Слишком тихо. Слишком пусто без этой маленькой хрупкой тогруты, которая за какие-то считанные минуты целиком сосредоточила на себе его внимание и на ничтожно короткое время все же заставила его забыть о насущном.
     Теперь, без нее, он вспомнил. Слишком ярко.
     Ему стоило немалого труда не поддаться панике, сдавившей горло кольцом куда туже стального ошейника. Дурацкая девчонка, которая игралась с ним, как с сидящим в клетке котенком, изгаляясь и так, и эдак, нарушила его драгоценный душевный покой и лишила возможности настроиться на грядущее неизбежное. И теперь, когда времени почти не осталось, он оказался совершенно не готов к встрече с имперскими пыточными и тюремными дознавателями. Остался наедине с перспективой, которая, как ни крути, не порадовала бы никакого, даже самого искушенного в познании боли ситха.
     И, может, особых причин жить не было — у него совсем никого и ничего не осталось — но, поглоти Бездна все это восстание и обе эти Империи, как же все-таки не хотелось умирать. В особенности, умирать так.
     Когда она вернулась, Ситарат было бросил на нее взгляд, полный затаенной враждебности, будто бы обвинял ее во всех своих бедах, череда которых началась куда раньше, чем Дарт Малгус прибыл в Академию ситхов на Коррибане и выбрал его своим учеником, и вместе с тем понимая, абсурдность этих пустых обвинений… и осекся.
     Тогрута казалась нисколько не довольной принесенной новостью, что немало обескуражило Ситарата. Неужто ее так расстроило то, что ей предстоит вот-вот расстаться с полюбившейся, но чужой игрушкой?
     Конечно, ему хотелось думать, что он успел приглянуться ей, но даже на пороге гибели Ситарат оставался расчетливым реалистом.
     Пятнадцать минут. Всего лишь.
     В голову пришла странная идея, что можно было бы делать ножом аккуратные насечки на коже запястья — по одной каждую минуту. Все равно скоро эту кожу сдерут, не задавая вопросов о ранах и шрамах. Но увы, учитывая колодки, реализовать эту причудливую забаву он никак не мог. Да и смысла большого не видел.
— Этого… достаточно, — простые, казалось бы, слова дались Ситарату не так легко, как хотелось бы. Достаточно, чтобы размять спину и потрогать жесткие шипы на щеках, но слишком мало, чтобы полноценно прожить желанный остаток жизни. Он, впрочем, все равно попытался выглядеть беззаботным — как до того, как спросил о времени, а тогрута улыбалась ему и забавно сплетала лекку в ответ на рассказ об особенностях чистокровных ситхов. Вышла неестественно и натянуто.
     Плюс одна гипотетическая насечка — короткий болезненный укус и тепло бегущей по кисти тоненькой струйки крови. Алой, светлой, едва различимой на насыщенного оттенка коже.
— Если ты, конечно, не передумала.

+2

37

A Perfect Circle - Weak and powerless

Ее встретил взгляд, острый и злой, как росчерк ножа по коже – он блеснул из-под алых век… И почти сразу угас. Раздражение, запоздавшее, а потому неуместное, уступило недоумению – беззлобному и искреннему. Тогрута не поняла, чему так удивился ситх – времени, которого оставалось обидно мало, или же тону девушки, которым она произнесла печальную весть?..
Как знать, как знать.
Что бы то ни было, оно помогло мужчине вновь собрать волю в кулак – он даже сумел выдавить улыбку. Благородные губы изогнулись, уголки глаз дрогнули и слегка приподнялись в попытке придать лицу беззаботное и уверенное выражение, но получилось не очень.
Сайфер склонила голову к плечу, тихонько стукнувшись монтралом о грань переборки, и едва заметно нахмурилась. Она испытывала смешанные чувства: горячка боя давно сошла на нет, а вместе с ней умолкла и закономерная гордость охотника, сумевшего поймать благородного, но дикого и чрезвычайно опасного зверя – теперь она чувствовала… Сожаление. То была не печаль, но нечто едкое, надоедливым зудом звеневшее на границе сознания: «все должно быть не так».
В ней все еще не было жалости к чистокровке: он вышел на бой – и проиграл, он был к этому готов. Но сказывалась практичность, прагматизм – какой же вопиющей растратой было бы казнить его, такого правильного, такого рассудительного и харизматичного. Все равно что выбросить запас медикаментов, предназначенный для погруженной в кризис планеты, в вакуум космоса. Просто так.
Это вызывало раздражение.
Да что там, это бесило, от неприязни распирало во все стороны: Сайфер злилась и на ситха – за то, что оказался дураком и встал не на ту сторону, поверив в дутые идеалы, на Империю – за то, что неспособна должным образом воспитать лучших своих сынов, на надзирателей – за то, что послушно дожидались ее и ее драгоценный груз, приготовив все средства для безопасной переправки последнего… И снова на ситха – за то, что был слишком гордым, чтобы предложить сделку.
Ей уже доводилось испытывать подобное. Казалось бы, это было давно, так давно, что она не смогла бы назвать точную дату – когда смотрела в холодные, лишенные эмоций глаза Смотрителя-Х, казавшиеся двумя синими льдинками на покрытом пылью лице. Стервец делал все, как разговаривал – четко, выверено, не допуская ничего лишнего. Точно так же он предлагал Сайфер его освободить – буднично, спокойно и очень уверенно, как будто знал, что тогрута согласится. Разве что мотивы девушки для него оказались не до конца понятны – ведь она ясно дала понять, что информация, которую мог предоставить Смотритель, ей была, мягко говоря, до звезды.
«Ради смеха» - так обычно говорили в подобных случаях.
Она отпустила его ради смеха, чтобы утереть нос разведке, достаточно глупой и расточительной, чтобы вот так избавляться и настраивать против себя ценный кадр. Ради смеха – потому что у Смотрителя были истинно скульптурные черты лица и невозможно синие глаза, и Сайфер было жаль портить такую симпатичную мордашку. Ради смеха – потому что ей было интересно, как в итоге повернется сюжет, не направят ли ее, Девятую, разобраться с неизвестным, внезапно объявившимся и очень опасным вредителем.
Не направили. Смотритель растворился в толпе и ничем не выдавал себя.
Умный засранец.
- Ну почему вы такие сложные?.. – Негромко вопросила тогрута, все так же глядя на Ситарата, и наконец отлипла от переборки. Она спрашивала больше в воздух, не уточняя, кем являются мистические «вы», но догадаться было нетрудно – все племя таких принципиальных, гордых и упрямых дурачков – ведь сейчас у нее было даже больше причин, личных и болезненно внятных, поступиться приказом. – Не передумала.
В три шага она оказалась возле ситха, еще ближе, чем раньше. Подогнула ноги, опускаясь на пол, и легонько ткнула мужчину в плечо:
- Повернись-ка. – Тогрута подняла руки и прикоснулась к ошейнику, запуская кончики пальцев под массивный ворот. Тот прилегал туго, но ей удалось слегка приподнять его и повернуть, отодвигая ушко с продернутым звеном цепи набок. Пальцы мимолетно задели кожу – над самым воротником поддоспешника, горячую от раздражения, вызванного постоянным трением.
Ошейник мешал, и девушка раздраженно прищелкнула языком. Приходилось выгибать запястья и пальцы, чтобы пробраться под тяжелое металлическое кольцо.
Отсек снова наполнялся звуками – негромким звоном цепи, готовой было упасть, но подхваченной девичьей рукой, шорохом ткани, дыханием и стуком дюрапластовых ножен, случайно задевших металлизированный пол.
Ситх оказался несколько мускулистее, чем можно было подумать ранее: мышцы у него были выпуклыми, как корни деревьев, но куда более упругими. Его тело реагировало на прикосновения – мимолетно напрягаясь поначалу и становясь податливее после.
Привстав на коленях, тогрута опустила локти скрещенных рук на мужские плечи, а подбородком совсем уж фамильярно оперлась о его макушку.
От ситха приятно пахло. Не фруктами, не какой-то парфюмерной отдушкой. Чистым телом и еще совсем немного тянуло резковатым запахом, кажется, средства для укладки волос.
- Он что, гипоаллергенный? – Провминав острые локотки в напряженные плечи, Девятая шумно потянула носом. – Шампунь. Пахнет вкусно, но как-то никак.
…и, быть может, солоновато – потом. Едва ощутимо, наверное, после той беготни по коридорам дредноута. Даже камеры наблюдения – безнадежно испорченные – не могли поведать, сколько дверей ему пришлось вскрыть по пути.
Высвободив руки, Девятая коснулась его плеч ладонями – и начала осторожно массировать, растирая круговыми движениями, гнать поселившееся в теле оцепенение. Время от времени она проводила, надавливая, ребрами ладоней и пальцами вдоль позвоночника – и тогда сквозь ткань очерчивался ряд жестких наростов вдоль хребта, которые Девятая не преминула пощупать с явным интересом.
- Мне бы масла, что ли… Извращение какое-то. – Негромко чертыхалась себе под нос Сайфер, вынуждения обдирать пальцы о поддоспешник. Впрочем, ворчала она больше для вида – на деле же девушка улыбалась, получая удовольствие от прикосновений к сильному мужскому телу. К трубладу, в конце концов. Она не льнула к нему слишком тесно, но прикосновениями – широкими, лишенными даже намека на стеснительность – как будто пыталась добрать ускользающие впечатления, ухватить отголоски присутствия за хвост.
Или, если угодно, за короткие алые шипы.
От ситха, в свою очередь, жар исходил постоянно – словно красной его кожа была не от пигмента, а от тепла миниатюрного горна, пылавшего где-то в груди. О такого было бы чрезвычайно уютно греться, скажем, на Хоте.
Даже руки девушки, совсем недавно холодные, разогрелись и теперь источали тепло. Отсек снова заполнила знакомая уже атмосфера странного уюта и доверительности, однако в этот раз в нее не получалось окунуться с головой и забыть о цели полета – слишком мало оставалось времени.

Отредактировано Cipher Nine (2016-07-02 11:41:59)

+2

38

https://crossroyale.rusff.me/i/blank.gif     Пусть уровень мидихлориан в крови Ситарата был ниже, чем хотелось ему, его родне и наставникам; пусть он непреодолимо далеко отстоял от субъективного идеала — образа непобедимого воина со световым мечом наголо, окруженного клубящимся ореолом покорной ему Темной Силы; пусть Ситарат куда чаще полагался на свои ум и расчетливость, чем на медитацию и способности к фехтованию — он был и оставался ситхом, ученым и умелым, и чувствовал: тогрута раздражена. Глухая злоба искрами пробегала по поверхности ее плотной стабильной ауры, вызывая мелко вибрирующую рябь — она должна была досаждать не хуже стаи назойливых комаров. Пусти глубже — клещами вопьются в кожу, и тогда выскрести их из себя получится только с плотью, вытеснить одно темное благо другим, гнев и ненависть — бьющейся под пальцами рваной болью. Кто-то считал Ситарата слепым и глухим к подобным проявлениям Силы, но он, вопреки всему, знал это губительное чувство — иллюзию-явь, облаченную в пленку трупного яда, пьянящую могуществом и славой, манящую безрассудством кровожадности, тягой к чужому страху.
     Ситарат знал. Он едва касался энергий, пронизывающих корабль и его экипаж так же, как тот, растянувшись в серебряную иглу, пронзал космическое пространство, слышал ритм, в котором билось здесь каждое живое сердце, и понимал яснее, чем прежде: вкус Темной Стороны не чужд этой маленькой вертлявой тогруте. Однажды осев на кончике ее языка, он въелся в слизистую, всосался в кровь и, без сомнения, запомнился.
     Была ли она чувствительна? Взывала ли к ней Тьма из глубин сознания, толкая на неоправданные поступки? Знала ли юная убийца на службе Империи, что голос в ее голове — не всегда ее собственный, внутренний?
     Но если так, то какой излом судьбы, в которую не верили ни джедаи, ни ситхи, лишил ее права изучать доктрину и владеть собственным световым мечом? Кем она была раньше — до того, как ее затянули и перемололи в нечто удобное жестокие жернова Империи?
     Почему, в конце концов, она злилась?
     Увы, этим вопросам было суждено остаться без ответа так же, как и заданному тогрутой. Ее был больше риторическим, его — требовали времени, иной ситуации, готовности рассуждать о материях, которые раздраженное существо предпочитало прятать, за молчанием укрывая чувство, за чувством — слабость.
     Но времени у них не было… и уже никогда не будет. Тогрута выжмет максимум из этой удачной встречи, сделает выводы, включит их в личный опыт и отправится на новое задание, саботировать другие дредноуты, ловить и убивать других ситхов.
     А он — умрет.
     Ситарат проследил за ней взглядом, машинально считая шаги — ровно три жестких, больших, по-военному четких — отстранился от стены, приподнял голову, допуская норовистую хищницу до своего тела, своего горла. Он следовал ее рукам легко и податливо, причудливым образом смешав обреченное равнодушие с настороженным интересом — где и как прикоснется, что сделает мгновение спустя?
     Она ведь не решила покончить с собой, выпустив из колодок лорда ситхов?
     Не решила, но, понимая это или нет, дала ему вполне реальный шанс вырваться. Да, интуиция подсказывала Ситарату — опасности вокруг куда больше, чем он мог видеть глазами, и рывок к свободе почти наверняка обернется если не немедленной смертью, то шоком и новым обмороком, но было и одно «но»: ему хватит короткой секунды, чтобы убить тогруту, и тогда успех ее операции уже не будет иметь для нее ровным счетом никакого значения.
     Ситарат слабо улыбнулся своим мыслям и шумно выдохнул, вместе с углекислотой выталкивая из груди примитивное желание то ли спасения, то ли мести. Терять ему было нечего — все равно не спасется, но он определенно был выше того, чтобы пытаться забрать с собой в могилу как можно больше чужих — невинных и виноватых — жизней. Отнимать у тогруты оставшиеся из отведенных ей годы во имя собственного сомнительного удовлетворения… Нет, все-таки не прельщало.
     Пожалуй, знай девчонка, о чем думает Ситарат, она нашла бы такое подозрение в халатности до ужаса оскорбительным. Она казалась такой… доверчивой, уязвимой, но ситх отказывался верить в то, что его собственные слова о том, что в ее смерти он не нуждается, заставили тогруту успокоиться, открыться и столь глупо подставиться под удар.
     Она была так близко… Ситарат чувствовал тепло ее тела и, парадоксально, прохладу ее тонких подвижных пальцев. Она изучала его, не скрывая своего интереса, и прикосновения ее были необычно, непривычно приятны. Родовитый аристократ, Ситарат вырос в понимании того, что личное пространство — интимно, едва ли не священно, и только особые случаи допускают пренебрежение им. Он нечасто позволял себе нарушать чужие границы и еще реже — впускал посторонних в собственные. Надо ли говорить, как исчезающе мало было в их числе женщин?
     Ее рукам не хотелось сопротивляться.
— Хм? — Ситарат приоткрыл глаза (и когда только они успели закрыться?) и забавно поднял взгляд вверх, хотя увидеть расположившуюся над его макушкой тогруту все равно не мог; она, похоже, вознамерилась окончательно растрепать его некогда старательно уложенные волосы.
     Казалось бы, в этом вопросе не было ничего странного, а в груди все равно шевельнулось волнение. Запахи были еще одним своего рода табу высшего общества. Парфюм — предмет роскоши и индикатор настроения и вкуса, неприятные же ароматы если и обсуждались, то вполголоса, наравне с государственной изменой. На памяти Ситарата о запахе с ним откровенно говорили только там, где вообще не принято было что-либо утаивать, — в постели.
— Ну… Да, — пробормотал он с легким смущением. Пояснять не стал, дабы не превращать и без того совершенно уникальную ситуацию из расслабляющей в неудобную.
     А тогрута была прямо-таки полна сюрпризов. С минимальными силами пробралась на вражеский дредноут и захватила ученика мятежника, разговорила его, а теперь еще и демонстрировала впечатляющие (для двурукого гуманоида) навыки массажа — тем более что Ситарат и сам неплохо разбирался в этом искусстве и чувствовал ее уверенность и соответствие того, что она делала, рекомендациям и инструкциям.
     Поразительно.
— Не утруждайся, — мягко отозвался он на ее недовольство. — Я не в том положении, чтобы быть прихотливым. Вот скажи, — добавил Ситарат после небольшого промедления, проведенного если и без пользы, то, по крайней мере, с удовольствием, — многое из сказанного тобой могло бы послужить причиной негодования имперских верхов, а на расправу они скоры, сама знаешь. Не будь я без пяти — или семи? — минут мертвецом, стала бы ты такое рассказывать ситху?

+2

39

Ian Brown - F.E.A.R.

Где-то за незримой, недостижимой и нереальной границей остался разговор неизмеримо более открытый и честный, нежели тот, что вели между собой гибкая подвижная тогрута и благородный, но вынужденный сидеть на цепи ситх.
Где-то там в иной реальности, может быть, в иной жизни, она могла бы услышать его мысли - и мысленно же рассмеяться в ответ, прокатив в сознании волну перезвона стеклянных восских колокольчиков, передала бы свою улыбку, словно блестящую монетку.
Где-то еще она могла бы раскрыть ему правду, доверительно поведать об истинной сути вещей - о том, что являлась не послушным орудием, и о том, что даже роль полезного симбионта оставила давно, сполна глотнув из горькой чаши разочарования. Опасный, терпеливо затаившийся паразит, учитывающий интересы носителя лишь до тех пор, покуда не иссякнет поток получаемых выгод и привилегий - вот, кем девушка являлась в действительности.
Еще с самого детства было в ней нечто, что отличало малышку с рогами в золотую полосочку от других - нечто неприятное, плескавшееся на дне ярких, словно свечные огоньки в темноте, глаз. Странное хищническое выражение, свидетельствовавшее о готовности зубами рвать у жизни каждый, даже самый мизерный шанс.
Сайфер не помнила своих родителей, но изредка вспоминая, что они в принципе существовали, не могла отделаться от мысли, что к вопросам воспитания собственного дитя они относились, по меньшей мере, оригинально - не могло же в ребенке само собой взрасти столь циничное отношение ко всему окружающему миру?
Определенно, в усредненных границах общественных традиций и устоев, Девятая могла считаться странной или даже ненормальной уже в самом нежном возрасте. Но что с того? Собственной инностью, своим умением выживать она гордилась - и тогда, и теперь - прекрасно понимая, что именно эти, выделявшие ее среди прочих и одновременно позволявшие скрываться от пристального внимания черты привели ее к настоящему, коим тогрута жила ныне.
...А может быть, как знать, в очередном из многочисленных отражений вселенной все было бы вовсе иначе - и там они были бы не врагами, не пленником и надзирательницей, но чем-то совершенно другим. Возможно, сражались бы бок о бок?
Или разминулись бы в неохватном космическом пространстве, промахнувшись мимо друг друга на многие века, и никогда бы не встретились, родившись в совершенно других ролях, в иных обстоятельствах. Наверное, это был бы самый правильный исход.
Намного приятнее того, что происходило сейчас - намного приятнее путешествия к смерти, пусть и прикрытого, словно тонкой вуалью, нежной мурлычущей лаской.
Девушка в самом деле начала издавать звук, подозрительно напоминавший мурлыканье - он вибрировал в грудной клетке, волнами поднимаясь к горлу, и щекотал переносицу. Порой Девятая отстранялась от ситха, чтобы промять его спину кулачками - словно проходилась по уже расслабленным мускулам молочным шагом. Чистокровка не мог этого видеть, но лицо тогруты было спокойным до безмятежности, как если бы она в самом деле не допускала и малейшей мысли о том, что пленник, сколь угодно послушный до сего момента, все равно может попытаться ее убить.
Это было безрассудно, конечно, даже глупо - инструкторы из академии сошли бы с ума и захлебнулись бы слюной, увидев нечто подобное. Наставлявшие новичков тренеры, обладавшие несколько более широкими взглядами, назвали бы действия Сайфер лишенными смысла и потенциально опасными, а аналитики разведки, чей разум мало чем отвлекался от компьютерного, наверняка выдали бы нудный отчет с полной процентной подборкой вероятности печального для Девятой исхода.
Ей было плевать.
Собственную жизнь она ценила превыше всего и не стала бы рисковать без причины - но теперь и риска, по сути своей, не было.
Потому что ситх тоже слишком любил жизнь. Слишком сильно, чтобы совершить самоубийство - а убийство тогруты, на состояние которой был настроен стискивавший мужскую шею ошейник, иначе как суицидом назвать было нельзя.
Он ужасно не хотел умирать, и даже страх, прогоняемый хотя бы попыткой забыться разговором, отвлечься на мысли, смешно сказать, про шампунь, но раз за разом упорно возвращавшийся сосущий страх перед пытками, травмами, болью - даже этот нависавший над плечом ужас не мог побороть простого, примитивного, но потому столь могущественного и всепоглощающего желания жить.
Девятая выпрямилась, приподнялась на коленях и покачала головой. Девушка задумчиво созерцала фигуру ситха, все еще мощную, но теперь расслабленную, мягкую, словно бы лишившуюся острых углов и резких граней.
Она смотрела - и не могла не сожалеть о том, что вскоре придется вынести этому сильному, красивому телу, о том, сколь глубоко может быть травмирован явно пытливый и открытый познаниям ум.
Отвратительная расточительность.
Со вздохом, в котором отчетливо слышалась тоска, Девятая прижалась к горячей спине чистокровки и перебросила руки через его плечи. Невесомо провела по груди и слабо улыбнулась, ощутив кончиками пальцев наросты - почти такие же, как те, что крепили хребет между лопатками. Тогрута подняла руки и принялась разминать мышцы грудной клетки под ключицами, мерно чередуя надавливания и круговые массирующие движения пальцами.
В такой - компрометирующей, как могло бы показаться со стороны, - позе девушку и застал очередной вопрос. Голос ситха она ощутила буквально собственной кожей - и некоторое время молчала, продолжая сосредоточенно работать руками.
- Имперские верхи, - наконец отозвалась она, жарко выдохнув чистокровке куда-то в шею, и голос агента звучал странно - холодно, но в то же время томно, она ленно растягивала слова, каждое из них с наигранным смаком прокатывая по языку, - могут засунуть свое негодование туда, где звезды не светят. Мы с ними хорошенько друг другу задолжали - и я обязательно стребую свое, с удовольствием покончив с долгами.
Вновь это раздражающее "если бы" - если бы эти слова, слишком резкие, слишком наглые, слова, в которых звучала неприкрытая угроза и - карты на стол - измена, прозвучали раньше, то для Ситарата они могли бы стать маяком, своего рода сигналом к тому, что не все еще было потеряно и оставалась еще ускользавшая, но тем не менее реальная возможность спастись.
Увы.
Тогрута едва успела договорить - окончание полной затаенной злобы и цедимой сквозь зубы фразы потонуло в слишком резко прозвучавшем окрике Райны.
Та докладывала о выходе из гипера и направлении на посадку.
Сайфер замерла - как окаменела на мгновение. А затем молча выпрямилась - тонкие руки скользнули по плечам ситха, щекотно огладив в последний раз.
Время словно ускорилось, рванувшись с места - невидимые часы истерически щелкали, отсчитывая секунды, стремительно складывавшиеся в минуты.
Девятая привалилась к переборке корабля, дожидаясь, и позволила Ситарату встать самостоятельно, дала ему немного - сколько могла - времени подготовиться. Расправить плечи, вдохнуть поглубже, вскинуть голову. Оглядела мужчину и, неприязненно щелкнув языком, поморщилась - с растрепанными волосами тот выглядел глупо. Тогрута протянула руку и спешно оправила его волосы, настолько, насколько это вообще можно было сделать всего лишь руками, не имея хотя бы банальной расчески.
Как же глупо и наигранно, должно быть, это смотрелось. Но Сайфер считала, что хотя бы такую малость - встретить своих палачей уверенно и спокойно - ситх вполне заслужил. В конце концов, на какой бы стороне он ни был, сражался он достойно.
Их шаги звучали глухо - пластиковые панели под дерево поглощали перестук подошв. Неприятное, нервировавшее бряцанье цепи, выдернутой из укрепленного паза в переборке, раздражало - наверное, тогруту даже в большей степени.
В противоположной части корабля послышалось шипение - шлюз открылся, с громким тоскливым вздохом выпуская воздух, выкатил нарушу неподатливый, блестевший металлом язык трапа.
- Пошли, провожу. - Мотнула головой Сайфер и отступила в сторону, позволяя Ситарату пройти. Она встала у него за плечом, не по-приятельски рядом, но слишком близко для бесчувственного тюремщика, и без лишней спешки зашагала подле.
Как была.
В мягких матерчатых штанах и спортивной майке. В тонких черных носках.
Спустившись по трапу, она огляделась и, недовольно нахмурившись, поднесла руку к лицу - сунула два пальца в рот и зычно свистнула, подзывая прохлаждавшихся в стороне вояк.
- Вот, блять, еще бы себе шезлонги разложили. - Выругалась девушка и раздраженно сплюнула в сторону заторопившихся встречавших.
Выдохнув сквозь зубы, она обернулась, взглянула на Ситарата - янтарный взгляд потеплел.
- Ну, бывай. - После короткой паузы сказала Сайфер и, белозубо улыбнувшись, пожала плечами.

Отредактировано Cipher Nine (2016-08-04 03:32:30)

+2


Вы здесь » crossroyale » архив завершённых эпизодов » The impossible comes to live


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно