Моменты спокойствия всегда хочется продлить на как можно большее время, потому что никогда не можешь до самого конца насытиться этим. Это практически как алкоголь или сигареты, ты не можешь употреблять это взахлеб, но медленно тянуть одно за одним, не прерываясь и смакуя - очень даже да. Здесь примерно тот же самый принцип. А еще это спокойствие медленно но уверенно рушит любые внутренние барьеры, которые годами возводил в себе человек, тем самым угождая миру, времени, обстоятельствам. Барьеры рушатся, двери распахиваются настежь и начинаешь чувствовать свободу от того, к чему привык и что было чуждо. По сути, они же все дети, которых лишили детства, но в угоду миру, времени и бесполезной войне с титанами каждый ребенок душил в себе эту беззаботную сущность. Кто-то душил беспощадно, не давая даже права на возрождение. Душил полностью и даже больше, пока хрупкая беззаботность не рассыплется в пыль. А кто-то взрослел мозгами, внешностью, а внутренний ребенок прятался как можно глубже. Дальше, еще дальше. Туда где солнечные лучи не будут доставать до этого ранимого создания. Больше барьеров, дверей и замков, во имя безопасности. Кирштайн не убивал своего внутреннего ребенка, матушка раньше ему говорила, что при любых обстоятельствах нельзя убивать в себе это создание, иначе будет худо и от жизни мало что будет приносить удовольствие. Жан послушался. Жан спрятал. И сейчас, развалившись и расслабившись полностью, удовлетворив свою непомерную жажду пищи, будто голодал минимум несколько дней, можно было себя немного отпустить. Бесполезно быть вышколенным солдатом, когда из гарнизона остался он сам, да Йегер.
Если прислушаться к самому себе, то можно практически оглохнуть от того грохота, который раздается из самого далекого и темного уголка. Осыпаются прочные цепи, падают огромные замки. Противным скрипом отдается тяжелая дверь, которую приоткрывает маленькое, практически эфемерное создание. Выглядывает в щель, между дверным полотном и косяком, неуверенно, придерживаясь пальчиками за стену. Робко и светло улыбается. Дождался.
Расслабленная улыбка расползается по губам. Все таки подобные моменты слишком ценны, особенно после того количества дерьма, что смело вылиться за сегодня на их многострадальные головы. С большой вероятностью можно утверждать, что если бы сейчас на это здание грохнулся титан и погреб бы под собой и всяческими обломками Жана, парень и не пошевелился бы во имя спасения своей шкуры. Слишком лениво что бы что-то делать более энергозатратное, чем дышать. Где-то рядом продолжает трепаться Эрен, и треплется он об исключительно забавных вещах. Парочка психопатов, однако, один спокойно рассуждает о самоубийстве, а второй о том, что можно перекинуться в титана, сожрать людей и пойти бегать в лес. Ну разве это ли не веселье?
- О да, Йегер, я прям оценил весь нерастраченный потенциал твоего мозга. Браво, - он бы поаплодировал, но понадеялся на то, что весь сарказм и без дополнительных телодвижений ощущался лишь благодаря словам. Обидеть и задеть? Нет, кажется с середины этого адского дня светловолосый не преследовал подобные цели относительно перевертыша, но манеру разговора не пропьешь и не прожрешь. Но зависть есть. Кирштайн так не мог, хотя бы из-за того что был обыкновенным человеком. Хочешь не хочешь, а глаза приходится открыть, ибо зная товарища, если его начало переть, то уже не остановит и лучше готовиться к чему-то вроде незапланированных перемещений в пространстве. Может нужно было еще и на ноги подняться, но что-то вредное дало о себе знать и не позволило принять вертикальное положение, что б жизнь никому медом не казалась.
Он кричал, что не считает себя предсказателем? Даже после того, как случилось дерьмо которое предчувствовал, да и вообще после всех ощущений которые за сегодняшний день сбывались? Да. И даже сейчас, когда был схвачен за шкирку и потащен, кажется на выход, неугомонным товарищем, он продолжает утверждать, что не является предсказателем и вообще экстрасенсорными способностями не располагает, а чувствительный зад есть у каждого уважающего человека рассчитывающего прожить больше чем двадцать лет от роду. Чего Кирштайн категорически знать не мог, так это склонности к топографическому кретинизму в помещениях от Эрена. Светловолосый с десяток раз успел пожалеть, что не преодолел свою напускную ленивость и тащился волоком за товарищем, но посчитал за благо, что головой не пересчитал все ступеньки, углы и дверные косяки. Хотя, будь Йегер чуть менее сильным, то и подобное было бы не удивительно, с его вечным и безразмерным шилом в жопе. А вообще, это все была опять же вредность, то что давненько не выходило наружу в угоду обстоятельствам, да и не любил Кирштайн чего-то слишком непродуманного и шустрого, нужно ведь хотя б немного все обдумать.
Оказываться в светлых помещениях после мрака подвалов, было тяжко. Практически до раздражающей рези в глазах из-за которой слезы на глаза наворачивались, аж тыльной стороной ладони пришлось стирать. На какие-то жалкие секунды даже показалось, что резь в глазах лишь мелочь, потому что у желудка проявился характер, а сам Кирштайн чуть не загнулся с рвотными позывами и предательски печальной мыслью: "Пережрал." Но сие обошло стороной, что вызвало вздох облегчения. Встряхнуться, оправить форменные брюки и китель, взъерошить волосы на затылке и парень практически готов вновь мыслить за двоих, ибо перевертыша к подобному явно жизнь не готовила. Тяжкий вздох и тяжелый укоризненный взгляд упирается в товарища, и этот взгляд говорит лучше всяких слов, какой Йегер идиот.
- Принцесса титанов, не забудь о том, что нам еще нужно будет что-то из боеприпасов собрать, жратва, вода и сменный комплект шмоток... - в Жане говорило здравомыслие и трезвый расчет, но смотря на Эрена все это потихоньку умирало, уступая место тому самому ребенку, у которого столько лет не было возможности паскудить и творить хуйню безнаказанно и практически без риска для своей жизни. Потому парень даже заткнулся и из тяжко-укоризненного его взгляд стал задумчивым, Скрестив руки на груди, побарабанил пальцами по предплечьям. "Ведь можно обо всем необходимом озаботиться и потом. На нашем пути будет еще дохрена месте где можно будет достать все необходимое. Черт подери, да нам еще Розу и Марию нужно будет пересечь и только после этого начнется самое интересное!" - Пролететь, говоришь, - тихий хмык и руки сами по себе тянутся проверять привод, который пережил сегодня ни чуть не меньше своего обладателя. - Сомневаешься в моей способности отыскать своих родственником по парнокопытной линии? Я не могу проигнорировать подобное, мелкий засранец! - Если уж сходить с ума, то окончательно и бесповоротно, а безмозглость и недальновидность Йегера может быть и заразной, хотя среди них двоих Кирштайн всегда был, есть и будет обителью разума и иже с ними. Губы рассекает шальная ухмылка, и уже по привычке, отработанной за этот день, бывший солдат подхватывает практически друга за хибот, и выбивая, более никому ненужное, окно хорошим пинком, сигает на улицу, практически моментально используя привод. Все это напоминает то, как начинался безумный день с жестоким сражением и неисчислимым количеством потерь, они также сиганули в чертово окошко, а потом таскали друг дружку, как мамы-кошки своих котят, за шкирки. Почему бы собственно и да.
Они не должны были выжить.
Этот мир и время не терпят удачи и счастливых концовок.
Сколько было шансов на...
По сути, какая разница, когда перед глазами лишь путь вперед, а чуть поодаль тащится персональная заноза для причинного места.
Громоподобный шум волн, столь непривычный для людей этого мира и времени, которые мало того, что никогда не видели такого огромного количества воды, так и не слышали. Долгое путешествие не может быть залогом того, что привыкнешь к звукам внешнего мира. Чуждым, странным, привлекательным, манящим и обманчиво ласковым. Как долго тут не ступала нога человека? Сотню лет? Долбаную сотню лет этот золотистый песок с примесью мелких камешков и ракушек не ощущал на себе босых человеческих стоп. В него не зарывались руками и не пропускали сквозь пальцы. Этот песок давно не чувствовал ласки и изголодался по ней, жадно принимая в себя босые ноги, засыпая их собой до щиколоток и не желая отпускать, дабы человек сделал новый шаг. Море беснуется, море дождалось первого за столетие слушателя. Море хочет показать себя во всей красе, вздымая гребни волн, разбиваясь о песчаный берег и обдавая солеными брызгами с ног до головы. А морская пена остервенело облизывает береговую линию, старается задержаться как можно дольше у ног человека и утянуть вместо с собой туда, в темную воду, на глубину, вместе с отходящей волной и захваченным песком. К всему многообразию звуков привыкнуть легко, стоит закрыть глаза и становится проще, и даже сквозь морской шум слышны надрывные оры чаек. Хочется дышать полной грудью и не останавливаться. Влажный, соленый воздух с легким ароматом свежей рыбы. Еще один из ароматов свободы. Сколько их было за все это время? Не хватит всех пальцем что бы сосчитать, и даже если использовать чужую десятку, то и этого будет не достаточно. Песок в руках прохладный, но черт подери, как долго этого хотелось, что даже угроза отморозить ступни не пугает. Остается только положиться на чужое здравомыслие или сумасшествие, без этого было бы не дотянуть до ожившей мечты, врывающейся оглушающим шумом в уши и заставляющей по идиотски широко улыбаться, крутя в огрубевших пальцах самую обыкновенную белоснежную ракушку.
[NIC]Jean Kirstein[/NIC][AVA]http://i76.fastpic.ru/big/2016/0401/fe/2ac22b9038c34449ac87f69e8238d8fe.gif[/AVA][SGN]
[/SGN]
