Прислушайся к себе. Какая музыка звучит у тебя внутри? В бесконечности бессчётных вселенных мы все — разрозненные ноты и, лишь когда вместе, — мелодии. Удивительные. Разные. О чём твоя песнь? О чём бы ты хотел рассказать в ней? Если пожелаешь, здесь ты можешь сыграть всё, о чём тебе когда-либо мечталось, во снах или наяву, — а мы дадим тебе струны.

crossroyale

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » crossroyale » архив завершённых эпизодов » Otherside


Otherside

Сообщений 31 страница 60 из 68

31

Сон, беспокойный и тревожный, вероломно бередил и без того воспаленное сознание смутными, нисколько не приятными картинами, истощая еще сильнее и не давая никакого шанса отдохнуть, но, тем не менее, в то же время – сон лечил, ослабляя действие наркотика, вместе с потом выводя его остатки из организма. Варон дергался, елозил по простыням и скрежетал сжимаемыми зубами, рыча что-то неразборчивое в уродливые, то и дело мерещащиеся ему лица. А потом, в какой-то момент он просто проснулся, словно кто-то свечу зажег. Вот так раз, и он уже в сознании. Продрав глаза, наймит туманным после сна взглядом уставился в потолок, чуть выгибаясь и кривя лицом, чувствуя, как влажно и липко на коже, а потом, чуть ли не в следующее мгновение, над ним навис знакомый до мигрени силуэт, бодро тычащий склянкой розоватого стекла в лицо. Варон взял банку в руки и медленно сморгнул, просто приходя в себя и думая о том, что все это конечно хорошо – забота, зелья, лечение и все в таком духе, – но превращать это в подобие какой-то извращенной традиции не хотелось совершенно. Да его за всю жизнь столько раз не лечили, сколько за эти три или четыре, мерову их мать, дня. Оттерев покрытые испариной виски запястьем, Варон рывком принял сидячее положение, на короткое мгновение, чувствуя, как неприятно ударила в голову кровь, сыпля перед глазами серебристыми мушками, после чего, тряхнув головой, в несколько глотков опустошил пузырек, куксясь и зажав рот рукой, сглатывая горчащее на корне языка зелье. Не первого класса варево, вот явно. Вопрос о том на кой ему вообще пить эту дрянь пришел уже после приема, впрочем, ответ, подкинутый сознанием красивой картинкой, тоже вспомнился быстро.

«Ну не было печали, так нет, надо же нам...» — отставив бутылек в сторону и выразительно, со шлепком спрятав лицо в раскрытой ладони, Варон тяжело вздохнул, просто молча охуевая от факта своей дерзости и того, что он вроде как все еще жив и даже сохранил все свои «достоинства» на месте. Пристальный взгляд Мэгрина уюта нисколько не добавлял, вынуждая напрягаться еще сильнее и бегать глазами из стороны в сторону, отчаянно пряча взгляд и делая вид, что сам он ничего не замечает. Говорить о произошедшем не хотелось, вспоминать – тоже, не из неприязни скорее, а из-за того, что глупо все было, необдуманно, резко и вообще делалось под воздействием наркотических паров. Смог бы он это повторить? Варон через клеть пальцев коротко взглянул в сторону Мэгрина, касаясь взглядом линии его тонких губ. Пожалуй, да. Нервно хохотнув на слова Мэгрина, Варон прикрыл глаза, чувствуя сначала прикосновение успокаивающе-холодных пальцев, а после, чувствуя, как заклинание немилостиво пробегается по всему телу, словно бы выламывая кости, вынуждая на секунду напрячься до максимума, чтобы не шикнуть болезненно и громко и закусить губу, из-за чего во рту встает неприятный, металлический кровавый привкус. Отпускает его, впрочем, столь же быстро. Мэгрину хотелось врезать за его «своевременные» предупреждения, но сил хватило бы разве что на то, чтобы в него просто пальцем ткнуть и то едва ощутимо. Последняя фраза и вовсе окончательно добила, заставляя недовольно заворчать и пару раз ругнуться сквозь стиснутые зубы. Тошнота – это именно то, чего ему не хватало в сраном Морровинде, ну, конечно же. Ладно, зато в следующий раз будет думать головой.

Ты о чем?! — пожалуй, слишком резко и громко для лишенного памяти о тех часах, что были проведены под воздействием скуумы, поинтересовался Варон, поворачиваясь в сторону мага и только сейчас замечая разложенную на столе карту, после выдыхая короткое, но многозначительное «а». Твою мать. — Да, конечно. Надо. Обязательно, — отрывчато и несвязно начал отвечать наемник, в то же время спуская ноги на пол и поднимаясь с кровати, потягиваясь и игнорируя ломоту и слабость в теле, какая обычно могла чувствоваться при запущенной простуде, подходя ближе к столу и усаживаясь на стул, абсолютно тупым взглядом смотря на разложенную карту. Мысли путались и сбивались, совершенно не хотели собираться воедино и постоянно возвращались к тем минутам (часам?), что словно бы выпали из памяти Варона. Отражающийся в зрачках алый, едва слышный запах трав, хватка тонких пальцев на плече, тепло (холод) чужой кожи. Поймав себя на том, что уже на протяжении нескольких секунд с отсутствующим видом тычет пальцем в надпись «Садрит Мора» на карте при этом смотря куда-то в никуда, Варон замер, сначала смотря на свою руку, после коротко косясь в сторону мага, а после выдыхая тихое, раздраженно-досадливое: «твою-то мать». Аккуратно отодвинув карту в сторону, отрицательно качнув головой, он слишком спешно для спокойного поднялся с места, как-то нервно поправляя смявшуюся после сна одежду и вешая на болтающуюся на бедрах перевязь меч. Только отойдя к выходу, и положив руку на ручку двери, он, наконец, опомнился.

Тут жарко. Слишком. Мне... Я, я пойду, погуляю, осмотрюсь, знаешь, что да как и все такое. В этот раз без глупостей, обещаю, да, — все так же отрывчато пояснил он, не смотря в сторону спутника и даже не пытаясь увидеть его реакции, какой бы она ни была. Толкнув дверь и выйдя за порог, Варон спешно вышел на улицу, осматриваясь по сторонам, словно загнанный зверь и наиболее темными переулками, быстро пошел в северную часть города, в какой-то момент и вовсе выходя за его стены и только теперь чувствуя себя более или менее свободным. Неприкрытые, липкие взгляды припозднившихся горожан, действительные или же просто мерещащиеся шепотки за спиной, шорох ткани – все это нервировало и напрягало, в то время как за городом было тихо и почти спокойно, если не брать в расчет то и дело попадающуюся на пути и лезущую на рожон дичь разной величины и грозности. Срубив голову очередной визгливой, крылатой твари, род которых Варон за столь короткое время успел откровенно возненавидеть, он, пройдя еще немного по протоптанной дороге, сделал короткую остановку, оборачиваясь в сторону текущей по левую от него руку реки, плеск, чьих вод уже которую минуту соблазнял слух. Убедившись в том, что в округе никого нет, он потратил порядка пятнадцати минут на то, чтобы смыть с кожи пленку липкого пота, грязь и просто дурные мысли. Едва теплая вода, коли говорить честно, недурно так протрезвляла и приводила в себя. Натянув одежду прямиком на влажное тело, и пятерней зачесав мокрые волосы на затылок, Варон двинулся дальше, в сторону, – как он помнил со слов орсимерки, – Храма Молага Бала, мучимый время от времени упоминаемой ранее Мэгом тошнотой и проклинающий мысленно хренову скууму.

Ему просто необходимо было побыть в одиночестве, отдохнуть разумом (раз уж «отдых тела» нормальным не вышел), он, можно сказать, даже нуждался в этом, и храмовый комплекс посвященный имени Принца Разрушения и Насилия был сочтен им вполне подходящим для того местом, как бы безумно то ни звучало. В какой-то момент травянистая местность сменилась пепельными равнинами, а после на горизонте нарисовалось нечто, что вполне подходило под понятие храма воздвигнутого во имя даэдра – странное сооружение темного камня так и притягивало заинтересованный взгляд, а в воздухе чувствовалась напряженная атмосфера, может быть даже и надуманная, что самого факта не отменяло. Не подходя к руинам слишком близко, Варон взобрался на холмы подходящие к месту паломничества с запада и, усевшись на наименее припорошенном пеплом клочке земли, подобрал ноги «лотосом», укладывая перевязь с мечом перед собой, устраивая опущенные ладонями вниз руки на коленях и выпрямляя в спину. Свет уходящего солнца бросал кроваво-красные отблески на матовый камень, придавая храму вид еще более угрожающий, а ветер, бросающий горсти пепла под ноги, доносил откуда-то издалека крики зверья и стрекот насекомых. Варон расслабился, тихо выдохнул и прикрыл глаза, просто погружаясь и сливаясь с окружающей его атмосферой не думая ни о чем и создавая в голове сплошной вакуум. Сначала получалось плохо, после суета мыслей стихла, оставляя после себя блаженное, успокаивающее ничего.

Варон до сих пор помнил светлой памятью бродягу-прохиндея Казима, редгарда, который привел и познакомил его с группой наемников Истмарка, – земля ему пухом, к слову, – норовистый и воинственный по крови, он пришелся данмеру по душе, своим обаянием и мудростью вызывая что-то крайне походившее на уважение. Варон помнит, как они часами могли общаться с ним об оружии, об амуниции, о сражениях и о многом прочем, помнит, как он учил его не только держать меч, тайком уча некоторым приемам йокуданцев, но и объяснял, как можно успокоить себя, чтобы согнать боевой дух. Казим тогда долго учил его медитации, и часто повторял, что спокойствие надо искать в ком-то, а не в чем-то – смертном или нет, это не важно. Для редгарда, то были его оставленная на родине возлюбленная и божество войны Онси, для Варона же – лишь Боэта, потому что смертного, которого наемник мог бы обличить в отождествление своего успокоения для него тогда еще не существовало. Существует ли теперь? Варон приоткрыл глаза, смотря на окончательно потонувшее за горизонтом солнце. Уголки губ мягко тронуло непрошенной улыбкой. Возможно. Казим, кстати, погиб тогда, полтора года назад, как-то глупо и нелепо – просто был растерзан набежавшими на их стоянку волками, положив свою жизнь взамен их. Странный то был человек, – странный, но удивительно благородный и душевный для обычного наемника, просил только того, чтобы они отправили письмо его любимой в Хаммерфел и, умирая... улыбался, что было почему-то страшно, странно и вместе с тем воодушевляюще. Варон тяжело вздохнул и раскрыл глаза в тот момент, когда на ум пришло воспоминание о том, как он поддерживал голову умирающего, склонившись очень низко, чтобы за воем снежного ветра расслышать его просящий шепот. Таких людей всегда жалко до крайности.

Вы веруете в АЛЬМСИВИ? — от раздавшегося откуда-то со спины, совершенно неожиданного вопроса, Тедрот натурально подскочил на месте, в прыжке успевая цепануть пальцами рукоять меча, резко обернуться так, что в шее едва не затрещала и поглядеть на подкравшегося к нему индивида взглядом из серии «че, блять?». Нежданным и незваным гостем, судя по запылившейся, скромной робе и выражению тупого смирения на лице, был какой-то не то бродячий служитель храма, не то просто залетный паломник – собственно говоря, кем был «гость» Варона не интересовало совершенно, а вот какого хрена он забыл рядом с ним, когда он пытался отдохнуть ото всех, его очень занимало, но еще больше занимало то, что паломник, пускай и съежился под его прожигающим взглядом, но уходить был никуда не намерен, лишь подступил еще ближе, чем вынудил вопросительно и удивлено вскинуть брови. Бессмертный, значит, ну-ну, ладно, героев нужно поощрять. Просекши, что найденная «жертва» пиздить по голове и гнать взашей его не собирается, паломник подошел ближе и принялся втирать ему какую-то воодушевленно-одухотворенную дичь про королей-богов Трибунала, их подвиги и иже с ними. АЛЬМСИВИ головного мозга на лицо прямо-таки.

С важным видом кивая головой, Варон терпеливо дослушал горе-вестника от и до, и видимо в подарок за терпеливость тот всучил ему в руки какую-то пухленькую, сшитую корешками книжонку на обложке которой схематично изображался один из «богов» того самого Трибунала, которому все поголовно молились. Пока Варон с непонимающим видом листал сборник книг, паломник успел свалить куда-то в сторону дорогу, напоследок крикнув ему что-то вроде: «уверуйте же!». Странные тут люди бродят, однозначно. Проводив чудо-мужчину взглядом, Варон вернулся к изучению «подарка», раскрывая его и погружаясь в чтение. Книжонка оказалась сборником из пяти разных уроков Вивека, и все пять как один взгревали мозг своей символичностью, таинственностью и несвязностью предложений, которые ко всему прочему пестрили еще и словами незнакомыми. В сборнике имелись четвертая, двенадцатая, тринадцатая, двадцать четвертая и тридцать вторая проповеди. Варону хватило первых двух для того, чтобы захлопнуть сборник, понимая, что ничего не понимает. После он все-таки вернулся к чтению, дочитывая имеющиеся проповеди до конца, скорее из принципа, нежели из истового желания. За обдумыванием прочитанного прошло еще несколько долгих минут, и вскоре он, наконец, начал осознавать, что прекрасный вечер уже начал клониться к менее прекрасной ночи и хорошо бы было уже собирать вещи, да возвращаться в таверну, к Мэгрину, если тот, конечно, – Варон поморщился, – не ушел искать себе «прокорм». Вернув перевязь на бедра, и забрав сборник книг, которые он планировал вручить Мэгу (не только же у него одного должна голова с этого всего пухнуть) Варон выдвинулся обратно, добираясь и пересекая черту города спустя каких-то десять с лишним минут. Раздавшиеся откуда-то с юга неясные окрики почему-то заставили напрячься и кольнутый неясным, дурным предчувствием, он ускорил шаг. 
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

+1

32

Знаете, Мэг ожидал, что после случившегося в Доме Наслаждений Варон будет, мягко сказать, не в духе. Ну, точнее это было очевидно, да вот только мерская природа специфична, и черт его знает, что спокойный ныне эльф может вытворить секунду спустя. Хотя, знаете, было бы очень и очень странно, сделай наймит вид, что все нормально, что не было ничегошеньки, вот совсем, что под светом карминовых ламп не было так легко, спокойно и живо, как должно, кажется, быть всегда. Мэгрин со вздохом заправлял прядь практически молочного цвета волос за ухо, глядя в спину сбегающему, точно от катаклизма, Варону, и видит почему-то в его напряженной спине, в мече на перевязи - непонимание. Почему данмер сбегает? Он не знает, что происходит? Мэг тоже. Мэг глядит на выведенные в карте буквы, читает их, пытается понять, коснутся их кончиками пальцев - и осознает, что не понимает совершенно ничего.

Рассудок Варона был затуманен. В тот момент - точно. Мэгрин понимает это, он не собирается, точно девчонка, давить на наемника, выяснять то, что, казалось, ясно и без слов. Однако, пожалуй, немножечко Мэгу все-таки было обидно. Незримо, но ощутимо. За то, что с ним не желают обсудить происходящее?  За то, что скорее всего его считают не достаточно благоразумным для того, чтобы... понять?

Почему ты никогда не доверял мне, Варон? Почему даже, черт подери, сейчас видишь во мне угрозу?
Я жив. Не совсем здоров, не совсем в порядке, но я не хочу сделать тебе больно, я не хочу нести тебе угрозу. Почему ты этого не видишь?
Почему не попытаешься меня понять, сукин ты сын?

Он сжимал ладони, а взгляд его - немного поникший, пустой, словно бы одурманенный чем-то, хотя мысли его были яснее воды в спокойное, погожее утро. Мэг вспоминал горячую бретонку, чистую сердцем деву-орка... и Варона, глядящего мягко, целующего отрывисто, но без лжи, без обманки. В нем не было, пожалуй, изящности полуэльфийской крови, в нем не было того мужества и терпкости, дарованного лишь порождениям Малаката, но он вполне справлялся с задачей быть собой. Быть ублюдком, созданием, что одновременно вызывало и желание таки обучиться школе Разрушения,  и порыв обнять, крепко-крепко, шипя и скалясь на всех, кто посмел бы подойти, пригрозить, хотя бы нести малейший намек на угрозу. Может, это и причина тому, что на губах улыбка расцветает, точно бледный подснежник среди серых снегов, и на кончиках пальцев почему-то нет дрожи, когда он застегивает пуговицы, стягивает ткань, переодеваясь в более закрытую мантию.

Что же. Кажется, маленькая змейка вдоволь налакалась молока пополам с кровью.
Теперь, ха, можно и на небольшую прогулку. Просто проветриться.
Не одному лишь Варону необходимо обдумать парочку важных, необходимых вещей.

Ткань скрывала кожу от последних лучей солнца, ставшего врагом, позволяя тому уйти за горизонт спокойно, не ранив вампирской кожи. То уходило мягко, словно бы не желая опускать Суран во мрак, будто бы боясь, что многочисленных свечей не хватит для того, чтобы огладить светом каждый уголочек,высветлить все пороки, тайны. Тем не менее, время приходило, и Мэгрину. знаете, нравилось блуждать в практически собравшихся сумерках. Они были честны, сумрак, мгла - прекрасное время, не имеющее лжи, дарующее тени, но не скрывающие ничего нарочно. Лишь все подряд, и злое, и хорошее, и темное, и светлое. Луна светит всем, и злодеям, и жертвам - выйдя совершенно случайно на рынок рабов, Мэгрин не помнил, кто поведал ему столь милую, ласкающую слух истину. Может, отец, натирая маслом фамильный меч? Или матушка, вышивая нежно и мягко, словно бы нитями, сотворенными из тумана? Мэгрин не помнил. Он выхватил взором стоящего на балкончике мужчину, и почему-то, знаете, поник. Тот был статным, изящным, и напоминал скорее дикую кошку, каким-то чудом забредшую в город. У него, этого мужчины, пьющего размеренно вино, были тонкие пальцы музыканта, пронзительный взгляд мыслителя... и связка ключей на тонком, изящном пояске, подчеркивающем стан.

Говорят, у тех, кто торгует чужими душами, нет сердца. Поговаривают, что на их месте - черный провал, покрытый испариной, выгоревшим почти до трухи мхом и пеплом.
Губы Мэгрина растянулись в улыбке, и он мягко стянул с лица платок, пряча его в карман.
Его нельзя запачкать - помнил он.

Знаете? Мэгрин все-же взаправду не убийца. В его ладонях нет клинка, заточенного до невообразимой остроты, он не испытывает иррациональную жалость к тому, кто стоит на пути его взгляда, у него нет желания подарить ему быструю смерть. В нем нет жажды крови. Мэгрин - не палач, не герой и не преступник, желающий омыть руки в чужой теплой крови наслаждения ради.

Варон сказал ему лишь единожды, что он - не убийца. Всего один раз. Лепетал, смеялся дико, уверял, что Мэгрин - монстр. Не убийца. Не чистый перед своими богами человек, не знающий страха, но знающий жажду крови. То было один раз, и данмер вряд ли это взаправду помнил, вряд ли он придал этим словам такой смысл, какой придал после Мэгрин.
Просто... знаете, что понимал Мэг, облизывая губы тонким, холодным языком?
Варон был прав.

Его шаги - быстры, точно дуновение ветерка в поле, и ночь - его мать, что ласкает плечи, сплетает мысли паутинкой, целует в губы, гладит по вискам костлявыми-грязными руками. Кровь - не цель, не средство к его собственному выживанию. Ему нужна не она, не питание, а лишь месть. Или все не так? Тусклый отсвет свечи из уличного фонаря окрашивал локон волос, выбившийся из-под капюшона, в алый. Или в фиолетовый, или в золотой, цвет безумия, тут зависит от того, как глянуть, а может, впрочем, ему просто кажется, может ему лишь чудится то, что тень его - полупрозрачна, теряется в закромах и углах, и ладони касаются шершавых дверей второго этажа вольно, свободно. Тех самых дверей, куда зашел тот ублюдок.

Он не голоден, нет, и Мэг совершенно не испытывает ненависти к этому мужчине, не желает раскромсать его подобно псу легко и просто. О-о, уверяю вас, он даже не желал пустить ему кровь. И даже, ха, в нем не было желания вынудить еще живого работорговца, торгующего душами и телом, глядеть с придыханием и болью на то, как из его собственного живота вываливались бы без лишней изящности кишки, вот прямо со сделанного Мэгом разреза от сосков и до органа, обесчестившего столько бедных девушек. Рабынь. Бедняжек, которые не смогли бы дать отпора, даже если бы возжелали его дать.
Дев, что были проданы за гроши.

Мэг, знаете, ненавидел насилие всю свою недолгую, смертную жизнь.
Но монстрам, пожалуй, просто положено нападать.

Вампир не глуп, в его голове нет места дурости, и он ступает мягко, беззвучно, точно настоящая тень. Пепел и песок под его ногами должны были скрипеть, хрустеть, но он словно бы парит над ними, словно бы не касается грязи; он чист, изящен, прекрасен. Дверь поддается, в  доме пахнет благовониями и чуть-чуть - чужой болью, страданием, отчаянием. Дом работорговца. Дом, в котором оказаться равносильно вещи худшей, чем смерть, чем каждодневные муки, чем бессмертие. Мэг ступал тихо, но ему кажется, что шел в этом доме не он. Вот совершенно. Не его ладони мягко и беспричинно оглаживали комод самими кончиками пальцев, словно стараясь почувствовать как можно больше, ощутить в кратчайшие сроки все то, что существует в этом свете, и что не его, не живой взгляд глядит на мужчину, что переодевался и присутствия тени еще попросту не заметил, так голодно. О-о, этот человек явно достаточно беспечен, раз полагается на запертую дверь и на приставленных к двери - Мэг сосчитал тени, мелькающие в прорези двери - стражей. Глупец.

И он за это поплатится.

В воздухе отдает запахом масла, пыли и деревянной стружки, а может и крови, но Мэга сейчас это не волновало, вот совершенно. Он юркнул к ширме, скрываясь от чужого возможного взгляда, и ему смешно, и что-то бьет в висках, и это явно, явно не сердце.

Мэгрин не хочет его убивать, но что-то, живущие в Мэгрине - хочет. Желает крови этого ублюдка, желает располосованных простынь под чужими ногтями, отчаяния в немых глазах, что на вкус - желе, но послевкусие сладкое-сладкое, словно бы после лунного сахара. Что-то в Мэге хочет впиться клыками в чужую шею, так, чтобы в рот брызнула кровь, теплая, сладкая, чтобы жидкое, алое железо наполняло его вены, даруя силу, жизнь, мощь для того, чтобы жить дальше. Кровать прогнулась со скрипом под чужим весом, и Мэг вышел из тени, чудом избегая обнаружения.

Голова гудела. Не болела. Гудела.

Такие как он - грязь, гной на коже общества - льстивым набатом шепчет кто-то, возможно, сама пустота на острое ушко - ты ничего не потеряешь, если такой, как он - исчезнет. Ты ничего не утратишь, если он умрет. Мир - тоже. Он грязь. Он - порок.

Чужие глаза закрыты, грудная клетка вздымается и опускается в размеренном дыхании. Этот человек почти уснул. Он не видит Мэга. Он не видит того, кем стал Мэг.

И это хорошо.

Юноша завидует страстно чужому дыханию, битью сердца, ему до отвратительного легко сейчас расправиться с этим мужчиной, стоит лишь податься немного вперед. Тот обнажен, беззащитен, а на столе - ключи. Мэг может убить его и подарить рабам свободу. То существо, что стало Мэгрином, может это сделать. Может растереть чужие кишки в труху, заставить грязного ублюдка заплатить за все то, что он заставил испытать рабов, людей без прошлого и будущего. Отомстить. За всех тех, за кого мстить попросту некому.

Он - монстр, но является им по праву крови. Этот человек выбирал свою судьбу.
И он не мог не знать, чем это все закончится.

Его губы дрожат в предвкушении. Пальцы - тянутся к чужой коже, к шее, к острым ключицам. Мэг хочет впиться в них, разорвать глотку, испить этого мужчину до конца, до последней капли, вздоха. В мыслях влажно, жарко, и хочется сбежать, подбежать, раскусить, прокусить - и Мэг путается, едва не оступается, но все же склоняется над жертвой. Чужие глаза открываются мгновенно, тот смотрит пусто, испуганно - и Мэгрину, ха, уже не важно. Наплевать. Тому существу, что зажимало чужой рот, пока клыки кромсали шею - наплевать. Он пьет, питается, инстинкты подсказывают, как не пролить и капли, как запачкать лишь перетянутую через плечо накидку - и Мэг отбрасывает её минутой спустя в сторону, поддевая языком артерию, разгрызая её, испивая соки жизни, желая омыть в них свой язык, глотку, зубы. Ему вкусно, дьявольски вкусно, и останавливается он лишь в тот миг, как тело обмякает, стихают ругательства и становится тихо, оглущающе тихо.

Кажется, эту тварь зовут люди, караулящие двери. Не Мэга, но работорговца - дьявол, как же они похожи в своих пороках. Может быть, именно они сейчас пытаются войти, не замечая, что двери заперты изнутри. В глазах Мэгрина - огонек, дымка, и он - не он. Мэг уже не тот милый мальчик, что некогда сжимал с рвением ладошку матери, уверяя её, что отец явно выбрался, что он жив, здоров, пускай и далеко от них, пускай и не с ними.

Мэг - чудовище, и в этом Варон был незыблемо прав.

Через час о своем порыве он пожалеет. Вспомнит о том, что презирает насилие, боится крови, ненавидит злобу и чужую боль на кончиках пальцев. Но - потом, все потом. Сейчас он как змееныш, как детеныш ночи, и с его клыков скапывает кровь напополам с холодной, полупрозрачной слюнкой.

Мэг - монстр. А монстрам положено охотится.

Стражники у дверей оказались не такой уже и великой проблемой. Накинуть ярость на одного, скрыться в тенях, дождаться результата, чужого блеска безумия в глазах - и все, дело, считай, сделано. Клинок рубил плоть, кровь лилась нежным, юрким фонтаном - и наблюдать за этим из-за угла было прекрасно. Потрясающе, пожалуй, в своей страстности, отвратительности, гадкости. О-о, было ли Мэгрину противно? Безусловно.

Но уже было наплевать. Монстры, знаете, быстро свыкаются со своей сущностью, с тенями, что живут в сердце, в мыслях, душе.

- М-мастер?..

И им очень, очень сложно после приступа ярости и безумия -  держать себя в руках.

Быстро скинув запачканную одежду и по возможности заменив её чистыми элементами - к примеру, накидкой, найденной в комоде работорговца, - Мэг сгреб в ладонь ключи, потихонечку, шаг за шагом приходя в себя. Насколько, пожалуй, это в данной ситуации было возможно.

Я - Мэгрин, - вторил он себе, словно бы боясь это забыть.
Я - не чудовище, - шептал он про себя, словно бы надеясь, что сможет поверить в это хотя бы сам.

Чужие глаза смотрят потерянно, и увидев раба в унизительной наготе и натянутом закрытом шлеме, Мэгрин едва сдержал рвотный позыв. Рабы. Работорговство. Может, не было так много дурного в том, что он преподал этим мразям? Возможно, они заслужили смерти?

Не было. Заслужили - гулом отдалось в голове, и передернув плечами, Мэг подался к клетке. Раб ожидаемо ошатнулся:

- Кто вы? - Его голос был полон дрожащей, наигранной, угрозы, и поднимая ладони, словно боясь нападения, он едва ли не срывался на отчаянный крик. - И где Мастер?!

Мэгрин знал, что раба почти невозможно приучить к свободе. Они - словно сломленные куколки, которых не починить, не после того, что те пережили, нет, невозможно. Он будет искать себе новых хозяев, будет подобострастен, жалок.

Но, пожалуй, в Мэге осталось что-то от того мальчонки, некогда бежавшего в страхе из Имперского города. Осталось милосердие к ближнему, лишь небольшая его толика, но достаточная для того, чтобы отступать он даже не собирался:

- Это не имеет никакого значения, - он говорит максимально спокойно, буквально чеканя слова, буква за буквой. Раб жмется в стенку, стекла шлема блестят в свете свечки, и Мэгу смешно, наверное, от того, что сейчас он выглядит не должным образом.
Окровавленным. Страшным. Безумным.

А кто ты, если не такой?

- Вы-ы... меня выкупили? - со страхом предполагает раб, и Мэгрину хочется рассмеяться в голос, раскатисто и хрипло, но он сдерживает себя. Со всех, если хотите знать, сил. Молчит, ибо да, это так, цена за твою шкурку, пожалуй, в какой-то мере была уплачена. Кровью.

- Ты хочешь быть свободным, солнце? - Он спрашивает спокойно, и в голосе едва-едва ощутимые мурлыкающие нотки. Раб дрожит, но кивает. Ложь, гнусная ложь, ты раб, ничтожество, я бы выпил тебя до дна, котенька, я бы пустил тебе кишки через твой милый живот... - Ты им будешь.

- Я-я... - тот не знает, что сказать, он дрожит листочком на ветру, когда ладони Мэгрина скользят к замку, вскрывая его, и чужие ладони холодны, а лицо - белее мела. Мэг освобождает его быстро, без лишних слов и движений, и когда раб оказывается на относительной свободе, вампир стягивает со своих плеч накидку, набрасывая её на бывшего невольника:

- Не благодари меня, - он говорит сухо, отмечая лишь краем глаза то, как знаком ему цвет глаз этого мужчины. Лиловый, отдающий оттенком стекла баночек, в которых обычно заливают скууму, - возьми в этом доме все, что тебе может пригодиться. Постарайся до рассвета покинуть город и пробиться к Двум Лампам. Они помогут.

- Вы... от них? - В дрожью в голоске выдал тот, и вскоре к нему прибавилось уверенности, и кивнув, тот со всей возможной гордостью выдохнул, - я не подведу, мутсэра.

- Лампы освещают путь к свободе, - выдохнул маг выученную еще с конспектов по истории фразу и кивнул поспешившему на второй этаж рабу. Что же, неплохо. Ключи подошли и к другим клеткам, к кандалам рабов, что не смели и надеяться на свободу и которые, ха, скорее всего к завтрашнему дню будут вновь закованы в цепи.

Мэгрин усмехался, лишь часом после покидая дом работорговца с концами. Многие из этих жалких червей умрут, не добравшись до свободы, оказавшись слишком слабыми, дабы за эту самую свободу бороться до конца.
Мэг? Он счастлив за то, что те черви смогут свободными хотя бы умереть.

Улицы почти пустуют. Словно бы город вымер, и все мертвы, будто бы раз - и резко настала четвертая эра. Но это, ха, лишь ирония. Сумерки всего-навсего по-праву взяли свое, скрывая все своим мягким, обволакивающим покрывалом свет, и Мэг, честно сказать, отвлекся достаточно сильно, дабы не приметить парочки людей, отдыхающих близь Дома Наслаждений. Двух меров, которых встречал недавно у того же, мать его, рынка рабов. Тех, кто не должны были его видеть таким. 

Он проходил спокойно, мягко, но его заметили, приметили, и это было Мэгриновой ошибкой.
Оплошностью, ибо рука легла на его плечо уж слишком явно и бескомпромиссно:

- Ох, чего же такая милая пташка забыла столь вдалеке от своего Мастера? - в чужом голосе яд, наигранная доброта и ко второму боку Мэга подходил другой мер, буквально отрезая путь к побегу. Дерите их всех Девять богов.
Нужно обойти, сбежать, убежать. Сделать хоть что-то, чтобы не попасться, не так явно и глупо.

- У меня важное задание от господина Не...

- Довольно, душечка. Теперь мы твои хозяева, - чужая рука сжала челюсть, и было дернувшийся Мэг без труда ощутил, как его собственные ладони кто-то стянул за спиной крепко-крепко, так, что не сбежать, даже если захотеть. По крайней мере, ха, обычному человеку - точно, - и ты будешь звать "мастерами" нас. Ты понял?

Ему хотелось сбежать. Не причинять в эту ночь боль еще кому-либо. Он не монстр. Никто больше не умрет от его руки, зубов, клыков, не важно. Он - не убийца. Мэг не...

- Ты. Понял?! - пощечина отдает жгучей болью, обидой, и с разбитой губы кровь почему-то не течет, что могло бы немало удивить мужчину, заметь он это.

... монстр.

Что же. Говорят, люди сами выбирают свою судьбу. Эти - так точно избрали её. Равно как и работорговец.
Мэг не хотел убивать больше. Не хотел калечить людей, делать им больно.
Кто же знал, что они, эдакие мрази, сами будут напрашиваться на добрый жизненный урок?

- Я все понял, - он шепнул тихо, разбито, и хватка на руках едва-едва заметно ослабла. Достаточно для того, чтобы он это заметил и усмехнулся, - но, знаете, у меня есть одна проблема.

- Какая же? - Чужой голос звучит с явной насмешкой и презрением.

Мэг? Он, как ни странно, при всей его говорливости, просто обожал лаконичность и краткость, считая их сестрами истинного таланта... и безумия.

- Я не следую приказам мертвецов.

Он сам, честно сказать, не знал, каким образом оттолкнул мужчину, стоящего сзади, настолько далеко. Просто в один момент он быстро подался назад, резко, без предупреждения,, и сзади послышался оглушительный грохот. Такой, что значил - одного, ха, уже нет. Осталось четверо.
Мэгрин обожал это число.

Вложив все силы в бросок, он метнулся вперед, едва не сбивая свою цель с ног, перенося вес резко, точно пес, целящийся в чужую, изящную шейку. Чужая кожа и сухожилия поддались с хрустом, и Мэг кусал резко, рвал, тянул на себя отчаянно и быстро. Ему было, знаете, наплевать на все. Наплевать на окрик окружающих, на то, что он выдает себя, как зверя. На все.

Монстрам положено питаться и защищать себя.
Мэг? Он им являлся. Ему можно.

Ноги словно ватные, но он бежит. Отрывается от жертвы резко, знает, нельзя, не сейчас, не когда они смотрят - и бежит к ближайшему переулку, ныряя в него, точно рыба в воду, точно скорпион в зыбкие пески. По лицу стекает кровь, на языке горечь, и сердце, если бы могло, колотилось бы безумно, отдавая шумом крови в уши, в кончики пальцев, в ребра.  Ему, если вам интересно, смешно, и хотелось раскинуть навстречу ветру руки, рассмеявшись. Находила странная эйфория, и в горле тепло от чужой крови, в зубах - остатки чужой плоти, мяса, и вампиру хотелось еще, ему дьявольски хотелось еще. Убивать. Мстить. Жить, как существовать нельзя, не дозволено, но как хочется.

Вплоть до того момента, как его, точно провинившегося котенка, затащили в переулок, спасая от погони. Резко, без слов и лишних движений, и чужая ладонь, зажимающая губы, слишком знакома для того, чтобы  сопротивляться. Или, по крайней мере, пытаться хоть как-то оправдать себя. Мэг отдавался в чужие руки спокойно, запрокидывая голову на чужое плечо и жмурясь, точно налакавшийся молока котенок.

Наказание всегда следует после преступления. Что же... Мэгрин, ха, готов.

И, поддаваясь неясно какому порыву, прильнул губами к чужой ладони, точно в странном, окровавленном поцелуе.
Ему было хорошо. Дьявольски хорошо. И он, дерите его боги, хотел еще.

- Варо-он, - он почти стонет его имя, смеясь и слизывая чужую кровь с ладони данмера, - ты ублюдок.

И ты, наверное, единственный во всем этом гребанном Вварденфелле, кого я бы не хотел растерзать и убить.
И, пожалуй, тебе дьявольски идет та рубашка, которую я украл из-под носа ростовщицы.
И, наверное, я был бы не против, если бы ты поцеловал меня еще раз.

Вы хоть раз задумывались, сколько мыслей тонет в чужой голове, пока люди молчат? Мэг, кажется, теперь догадывался, мягко вжимаясь спиной мимо воли в чужую грудную клетку. Подавляя последние смешки, Мэгрин хихикнул точно пьяный, выдохнув после, кажется, почти серьезно, почти правду, хотя дьявол знает, что еще было у него на уме:

- Кажется, нам нужно уходить из города. И-и... я молодец. Я не запачкал твой платочек. Я же молодец? Варо-он!

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA]
[STA]Silver for Monsters...[/STA]
[NIC]Megrin Corelas[/NIC]
[SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

Отредактировано Leonardo da Vinci (2016-01-29 04:10:14)

+1

33

Он бежал так быстро, как только мог, бежал, не разбирая дороги, плечами и руками задевая шершавые стены домов, ныряя в переулки и стремясь лишь вперед, сам до конца не понимая, зачем и почему. Под его кожей желтыми цветами цвела тревога, а в голове, за шумом дыхания и свистом ветра в ушах, билась лишь одна, подобная испуганной, сбившейся с курса птице мысль: «только бы успеть». Страх и предчувствие недоброго редко когда говорили в нем настолько громко. И с трудом останавливаясь после бега, замирая почти у самого выхода из переулков, немигающим взглядом смотря на группу стоящих посреди площади людей, он понимал. Не зря. Не зря бежал, не зря боялся. Не зря в мыслях уже похоронил этих неосмотрительных глупцов, что решили по глупости и незнанию подергать раздраконенного тигра за усы. Все произошло за какие-то секунды, заставляя лишь мысленно поразиться тому, сколько силы и скорости, – пускай даже чужеродных и проклятых, – может быть в одном этом, казалось бы, столь хрупком теле. Когда на камни площади грязно брызгает кровью, когда из чужих глоток вырываются рычание и крики страха, Варон не морщится, не думает и даже не злится. Первая его задача – уберечь. Он отступает в переулки не дожидаясь развязки, которую и без того знает. Он находит глубокую, темную нишу в стене и, затаившись в ней, просто ждет удобного момента, который наступает совсем скоро, сразу после того, как едва-едва заслышался шум погони. Нужно было лишь рассчитать, нужно было сделать все быстро, без шума и пыли.

Он перехватывает Мэгрина, – Это, – под талию и, пережав рукой влажный от крови рот, пресекая возможный вскрик, рывком втаскивает в переулок, отходя к дальней его стене, прижимаясь к ней спиной и замирая, дожидаясь пока преследователи пробегут мимо, углубятся дальше, и не сразу поймут, что их жертва сбежала. Варон не говорит, не шевелится и с каждым движением чужого тела, лишь сильнее сжимает кольцо рук, пускай и понимает, что тот, кто прильнул к нему, откидывая голову на плечо – бежать уже не собирается, едва ли не расслабляясь и обмякая подозрительно быстро, ведя себя подозрительно доверчиво. Варону, честно сказать, странно и страшно чувствовать чужие губы на своей ладони, ему страшно кожей через кожу чувствовать крепость чужих клыков и кажется, что альтмер, подобно собаке вылизывающий его ладонь, сейчас просто вцепиться в нее за адреналиновым гоном в крови разучившийся отличать своих от чужих. Варон пристально смотрит на темный прямоугольник переулка, выжидает, и лишь тихо, едва слышно шипит, едва не касаясь губами кончика чужого уха, простым, растянутым «тс» прося о тишине. Хотя на самом деле, на самой грани сознания, он как-то иррационально и неуместно думает о том, что ему нравится то, как звучит собственное имя из чужих уст, ему нравится то, как Мэгрин тянет его, выдыхая, выстанывая в кожу. Но Мэгрин не может молчать, Мэгрин вьется в его руках как змея, трется об него и сейчас почему-то выглядит пьянее, чем пропойца, выглядит одурманенным сильнее, чем завсегдатай скуумного притона. Варон молчит и ждет, и на самом деле он злится, на самом деле он хочет уничтожить этого ублюдка, выдернуть его клыки и повесить их себе на шею, перерезать ему глотку, выдавить глаза и выдернуть это ублюдочный язык, заставляя замолкнуть навек. Когда шум погони окончательно стихает где-то вдали, Варон отталкивает Мэгрина от себя, разворачивает его и не жалея силы вжимает в холодную стену, крепко держа за горловину кофты. На короткое мгновение, аккуратно выглянув в переулок и убедившись в том, что там никого нет, он, наконец, обращает свой испепеляющий взгляд на ненормально улыбчивого мера.

Ты... — выдохнув с откровенным гневом и злобой, Варон перехватывает его за грудки без разговоров, тянет на себя и вновь вбивает в стену, смотря в скуластое лицо с раздражением, смотря без страха, брезгливо и разочарованно. Он думает: от тебя одни проблемы. Он видит кровавые подтеки на его лице, видит то, как красны губы, словно подведенные кармином, видит, как клубится в глазах неясная, дурманная дымка. Он думает: такие как ты не должны жить. И Варону хочется его ударить, хочется сбить спесь и выбить дурь из этой головы, Варон точно знает, что не получит удара в ответ. Он думает: ты монстр, тварь и отродье. Отняв руку от одежды, он вскидывает ее вверх, отводя куда-то в сторону, и раскрывает ладонь, явно намеренный если не ударить, то наградить крепкой оплеухой. Он думает: в чем-то мы похожи. Наемник медлит, медлит слишком долго, настолько, что становится понятно – он не ударит. Он опускает руку не сразу, выдыхает шумно и опускает голову вниз, покачивая ею словно расстроенный и думая о том, что... Мэгрин поступил верно. В его теле, в теле Мэгрина, все еще говорил боевой, охотничий раж. В его теле жило то, для чего произошедшее было абсолютно нормальным, абсолютно естественным – частью сложной пускай и проклятой натуры. В его теле жило то, что можно было вытравить лишь смертью или смириться, свыкаясь с этим на время. Когда-то, работая при хозяйстве, Варон слышал от владельца псарни о том, что провинившихся собак бить нельзя, таким собакам надо указать на их проступок и пожурить голосом, но бить – нельзя ни в коем случае, потому что от этого собака начинает злиться, бояться и вместе с тем ненавидеть тебя.

...ты просто защищался, — с трудом давит из себя Варон и, подняв голову, кладет ладонь на щеку Мэга, внимательно смотря ему в глаза. Им надо что-то делать, им необходимо действовать срочно и быстро, прямо сейчас, потому что недавние преследователи вот-вот станут доносчиками, – если, конечно, уже ими не стали, – а когда к этому подключится городская стража, то дело примет окончательно дрянной оборот для них двоих. У них совершенно нет времени и Варон прекрасно это понимает, и от этой паники, от страха мысли путаются, складываясь совершенно не сразу, а молчание немного, но все же затягивается.

Я поблагодарю тебя позже, договорились? А сейчас идем, нужно спешить, — Варон смотрит на него с мягкостью и тенью чего-то похожего на мольбу, он говорит вкрадчиво, говорит обманчиво-ласково, так, как говорят обычно с тяжелобольными, пьяными или одурманенными, когда просят о чем-то не желая вызвать каких-либо непредсказуемых последствий. Он берет его за руку и ведет вслед за собой, старается ступать аккуратно, осматривается по сторонам, то и дело замирает, когда ему кажется, что где-то близко ходит опасность. Окрики послышались в другой части города уже позже, тогда, когда они почти дошли до спасительного выхода. Варон спешит, ускоряет шаг и тянет Мэгрина вслед за собой, не отпуская и словно боясь, что тот исчезнет, стоит ему только разжать пальцы. По прошествии еще нескольких минут, чудом миновав сонную в поздний час стражу, они оказываются за стенами города, в относительной безопасности. Наемник отводит Мэгрина достаточно далеко от города, оставляет подле раскидистого, шумящего листвой дерева и убедительно просит никуда не уходить, просит стоять только тут и просто ждать его. С неохотой вновь оставив мера одного, Варон возвращается в город и, стараясь не попадаться никому на глаза, добирается до таверны, откуда спешно забирает их вещи, расплачивается с трактирщиком и чуть доплачивает сверху, прося сделать вид, что тот вовсе не видел и не помнит, как странный постоялец покидал свою комнату. Добравшись до ворот, игнорируя оклик стражи, Варон чудом выбирается за пределы города и скрывается в ночи быстрее, чем они успевают опомниться. Добравшись к дожидающемуся его Мэгрину, Варон собирается, кое-как влезая в доспехи, даже не закрепляя их должным образом, как делает то обычно и, накинув на плечо лямку рюкзака, кивает, выдвигаясь вперед. Идя в очередную, мать его, неизвестность.


Вытри лицо от крови. Ужасно выглядишь, — Варон кидает в руки мага обрывок смоченной в речной воде тряпки и занимает место с другой стороны костра, полубоком укладываясь на раскатанный спальник, и просто смотрит в низкое, трещащее пламя задумчивым, не без мрачности взглядом. Кажется, они ушли достаточно далеко от города, а стража вряд ли пойдет искать их ночью в полях, чего не скажешь о других «пострадавших». Впрочем, может быть и побояться, особенно после того-то, что увидели. Варона это уже не пугает, его ничто не пугает и сейчас он чувствует себя максимально спокойным и расслабленным, сам не особо понимая почему и из-за чего, наверное, даже не устал, а скорее просто выгорел, уже не находя в себе никаких эмоций. Он не говорил с Мэгрином, даже не пытался поднять вопрос о произошедшем, потому что на деле совершенно не знал о чем им говорить. Орать на него бесполезно, хвалить себе дороже, успокаивать не из-за чего. Как же всё это все-таки тяжело и непросто. Варон потер пальцами висок, а после чуть повел головой, прислушиваясь. Откуда-то из-за холмов, если слух его не подводил, доносился шум голосов и топот ног. Переглянувшись с Мэгрином, Варон жестом показал ему оставаться на месте, а сам взобрался на возвышение, смотря вниз и думая о том, что, скорее всего это просто очередная группа мародеров или бандитов остановилась на привал. Каково же было его удивление, когда вместо ублюдков с кривыми лицами, он обнаружил подле костров вполне прилично одетых, мирных людей, в отдалении от которых стояли навьюченные всякой всячиной, урчащие гуары. Похоже на караван, а караван – это всегда хорошо, потому что лишняя пара рук там никогда не лишняя, да и передвигаться в большой группе гораздо безопаснее.

Не побоявшись, Варон вышел к большой, моментально притихшей при виде незнакомца группе людей, приподнимая руки в миролюбивом жесте, тем самым со своей стороны демонстрируя отсутствие дурных намерений. Вновь пришлось юлить и недоговаривать, но по окончанию беседы с фактическим лидером каравана, Варону удалось наняться в число охраняющих группу наймитов за небольшую, чисто символическую плату – деньги его сейчас интересовали мало, чего не скажешь о мысли безопасности и сохранности их шкур. Вернувшись к Мэгрину, Варон вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию, после чего вместе с ним и вещами перебрался на место стоянки каравана, сначала представляя спутника остальным, и уже потом, выбирая себе место для отдыха ближе к краю, там, где было меньше света и шума. Попадаться лишний раз на глаза кому бы то ни было, он не горел желанием. Прежде чем отойти ко сну, Варон вновь оставил мага, предварительно вручив ему сборник с уроками Вивека, о которых чуть не забыл на фоне всей этой суматохи, и отошел к костру, за которым ютились наемники, чтобы разузнать хоть какие-нибудь подробности о группе и присутствующих тут людях. Приняли его без особенного восторга, но место рядом все же уступили, поначалу с неохотой отвечая на вопросы и давая исчерпывающие, лаконичные ответы. Говорил с ним в основном крепкий, в летах данмер, – лидер группы стражей, – которому бойко вторил более молодой и явно наиболее общительный из всех присутствующих босмер, что одновременно успевал, как вставлять свои ремарки, так и жевать батат, вытащенный откуда-то из недр рюкзака. Смотря на второго, Варон невольно подумал о том, что такой вот бойкий и глуповатый кадр есть практически в любой большой группе людей, и кадр этот, к слову, очень важный – только такие люди обычно и умеют разряжать гнетущую атмосферу, отшучиваясь и приукрашивая.

В целом, судя по ответам, компания у них подбиралась более или менее интересная. Удачно следующий в сторону Вивека караван насчитывал в себе больше дюжины торговцев, что различались не только расой и статусом, но и предлагаемыми товарами, а так же немногим больше стражей, лишь четверо из которых, – не считая Варона, – были наемниками, остальные же скорее относились к личным стражам того или иного торговца, в большинстве своем ставя нанимателя приоритетной целью для защиты. Со слов все того же данмера в пути они находились уже довольно давно и раньше группа была многим больше, но некоторые из торговцев отсоединялись оседая в городах мимо которых проходил караван. Раздора и склок внутри каравана не было, а если и были, то решались они быстро и честно. Внешние угрозы, как ни странно, так же были редки, даже, невзирая на тяжелое для Морровинда время. Бандиты просто не решались нападать на большую, хорошо вооруженную группу, а зверье же и твари по неясным причинам обходили их стороной, посему внешних нападок за все время пути было не более пяти штук, да и те с трудом осели в памяти мера, никак особо не запомнившись. В целом стражи Варону понравились, даже тот по-своему забавный босмер постоянно лезущий в чужой разговор не вызвал особенного раздражения, слишком уж гармонично вписываясь в число этих людей. Приняв от наемников чашки с только-только приготовившейся едой – для него и его «скромного друга», – Варон распрощался с ними, отходя обратно к месту их с Мэгрином «лежки» и делясь тем, что узнал. Он все так же продолжал делать вид, что ничего не произошло, и что все нормально – ворошить это совершенно не хотелось, нервировать Мэга этими разговорами – тем более. Варон замечал что-то похожее не то на задумчивость, не то на тоску в его глазах и ему этого вполне хватало для спокойствия.

Ночь, проведенная за сном, минула быстро, а следующий день начался шумом сборов, бойким говором людей и урчанием запрягаемых, вьючных животных. На мгновение еще не открывшему глаза Варону показалось, что он вновь «дома», вновь в Скайриме, в числе истмаркской группы, где-то в лесах. Ему показалось, что сейчас неугомонная Ан-Вазир как всегда со смехом подкинет ему, заспавшемуся, в спальник какую-нибудь членистоногую заразу, и он, в панике подскочив, опять снесет только-только поставленные котелок и кострище, за что получит увесистый поджопник от вечно недовольного Вальгарда, чьи труды «никогда никто не ценит, гребаные вы уроды», а все остальные или просто закатят глаза, пряча лицо в ладони, или посмеются, улюлюкая над происходящим. Мечты, знаете, штука все-таки отвратительная в большинстве своем. Над ним было все тоже небо, и окружала его все та же земля чужой Эпохи и не_его жизни. Ну, зато они живы – это же ведь положительный момент, да? Варон хмыкнул и поднялся, присоединяясь к всеобщим сборам, завтракая все с теми же наемниками, встретившими его теперь чуть более приветливо, а после экипируясь и дожидаясь остальных. Не просто и двух часов, как лагерь, что больше походил на крошечный городок свернулся и выдвинулся вперед, оставляя после себя лишь клубы дорожной пыли да угли костра.

День тянулся медленно, но необычайно спокойно, а в витающей вокруг каравана атмосфере чувствовалась размеренность, от которой Варон, кажется, успел уже даже отвыкнуть. Пейзаж менялся постепенно и ненавязчиво, люди занимались какими-то своими делами: присматривали за животными, подсчитывали что-то, общались друг с другом и почему-то от этого на душе было мирно и спокойно впервые за долгое время. Наверное, наемник просто чувствовал себя тут, как «в своей тарелке», хотя бы потому, что для него такое было вовсе не в новинку, а потому привычно и родно. Его, причисленного к стражам, поставили на правый край каравана, и если бы не приставленный к нему в пару босмер, который вился вокруг, возникая то тут, то там, спрашивая что-то и рассказывая, Варон, наверное, сказал бы, что все было просто идеально. Хотя, скорее всего, так оно и было, потому что к говорливым кадрам Варон уже привык. Он время от времени отходил к Мэгрину, интересуясь тем, как он себя чувствует и прочим, и все время, держа его в поле зрения, готовый в случае чего помочь или остановить, или... Ну, кто знает, что еще могло бы произойти. Только вот ничего не происходило, вот просто ничего. Затишье, мирное такое и ласковое, расслабляющее – время от времени подбегающих к каравану зверей, чей век был после этого недолог, наемник в счет не брал, не считая такой уж большой проблемой.


Когда на горизонте начало постепенно смеркаться, а небо принялось окрашиваться в темные оттенки, зацветая нежными эдельвейсами трепещущих бледным светом звезд, караван, пройдя еще немного, остановился, отходя с дороги в рощу гигантских, удивительных грибов, располагаясь там на ночлег. Пока торговцы ставили свои домики-палатки, а стражи стелили спальники, натягивая над ними навесы, с темного неба помалу, но постепенно усиливаясь, начал накрапывать дождь. Где-то вдалеке послышался пока еще тихий громовой раскат, молний не было, а луны светили все так же ярко, чудом пробиваясь сквозь набегающие тучи. Один из наемников, тоже данмер, пожалел двух плохо собранных путников, делясь с ними бесхитростным навесом из четырех палок и тонкой, эластичной шкуры. Разобравшись со стоянкой, натянув тент и собрав костерок, в то время как Мэг возился со спальными мешками, Варон достал со дна рюкзака завернутое в пергаментную бумагу мясо никс-гончей, цепляя его на палку и занося над костром, чтобы толково прожарить и поужинать. После дня в дороге хотелось не то что есть, а скорее даже жрать, – вот так вот грубо и некрасиво, зато честно можно было описать позывы его тела, которое недвусмысленно урчало пустыми потрохами, требовавшими к себе самого пристального внимания. Утолив голод, жажду и прочие вытекающие, недолго переговорив с Мэгрином на счет их дальнейших действий он, опомнившись, подошел к данмеру-командиру интересуясь тем, кто должен стоять в дозоре, на что ему ответили тем, что сегодня он может спокойно спать, до утренней зари, а там уже, скорее всего, посидит на посту, охраняя остатки сна караванщиков, и то – это не точно.

Мэг, эй, не спишь? А точно, — Варон отмахнулся, вспоминая один «очень интересный, клыкастый факт», а после усаживаясь рядом, почти в ногах альтмера и смотря на вьющееся перед ним пламя костерка. — Потерпи сегодня с... приемом пищи. Мы не должны трогать этих людей, это опасно. Группа большая, но состоящая из конкретных людей. Укус заметят, а виновника найдут, так или иначе. Я не хочу проблем, — негромко, так, чтобы его слышал только маг проговорил Варон, лишь под конец своих слов переводя взгляд на Мэгрина и смотря на него внимательно и просяще, так, как обычно не смотрит ни на кого. Ну ей Девяти, не вязать же ему вампира веревками, чтобы он не перегрыз кому-нибудь шею – да даже повяжи он его, тот веревки все равно порвет и сделает так, как надо ему, не обязательно из желания, а может даже из простого принципа, а значит стоило договориться дипломатически и спокойно. Нет, Варон все еще не принимал его вампиризма, как могло показаться, но принимал факт того, что он есть и никуда от него не деться. Знаете, вот как принимаю скорую смерть близкого человека – смерть ты от этого уважать и любить не начинаешь (скорее напротив, ненавидишь лишь сильнее), но и на стену от этого не лезешь, понимая, что не в силах что-либо с этим сделать. Вытянувшись и аккуратно потрепав Мэга по волосам, Варон, сняв с себя часть доспехов, пересел на свой спальник.

Я рассчитываю на твое благоразумие, — произнес он, прежде чем окончательно устроиться ко сну, поворачиваясь к костру спиной и медленно, но верно засыпая под убаюкивающий шум занявшегося еще сильнее дождя.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

0

34

Варон мог говорить, уверять, да хоть проклинать Мэга во всех смертных грехах, но дело было одно - сейчас Мэгрин абсолю-ютно не понимал, что творится вокруг. Вот совершенно, словно бы все было в странной, нежной и туманной дымке, будто бы его сознание накрыла кровавая пелена, покрывало, будто бы чувства - приглушены, лишь легкое марево, накрывающее сознание, ласкающее его, точно ленивого, сонного гуара. Кажется, его вбивали в стенку. Больно. Кажется, его хотели ударить. Унизительно и сильно, так, что зубов потом хрена с два досчитаешься, что будет обидно, отвратительно. Но знаете? Мэгрину не было плевать. Он просто чувствовал, что заслужил это, а по сему - не сопротивлялся, и руки его висели, точно тряпичные, и не было даже намека на то, что он был готов оказать сопротивления. Не было, потому что он не собирался его оказывать. Совершенно. Мэг глядел на Варона и думал, что тот должен его ударить. Обязан. Сильно, больно, так, как умеет, как обожает делать, как тогда, после обращения и убийства невиновных. О-о, Варон просто обязан выбить из него все дерьмо. Сделать так, чтобы Мэг перестал делать вид, что дышит, перестал играть в живого человека, коим больше не был. И, возможно, никогда не будет. Он должен ударить Мэга. Рвано, до хруста челюсти. Обязан показать, кто Мэг есть, кто он на самом деле, потому что лишь крысы помнят, как все было взаправду.

Мэг, пожалуй, просто желал наконец-то быть честным хотя бы самим с собой.

Платок через ткань палил кожу, точно бы он сделан не из ниток, тоненьких веревочек но из расплавленного металла, стали, может быть из самой настоящей лавы, порожденной в недрах Красной горы. О-о, если сказать, что Мэгрину плохо, то это будет гнусной, подобострастной ложью. Мэгу хреново. Смешно, радостно, до хрипа в затхлых легких, до дрожи зрачков в находящей истерике - и хреново. И от этого противоречия, пожалуй, в голове был столь оглушающий шум. Писк, мешающий думать, заставляющий концентрировать внимание на мелочах, деталях, но не на общей картине.

Теплое касание. Запах свеч, которые жгут в дейдрических храмах. Благодарность. Защита.
Болезнь.

Его вели, опять, опять куда-то тащили, не спрашивая, не поясняя, лишь утаскивая, лишь вторя, что так надо, что так будет лучше, обязательно будет лучше для него, для остальных, для всех. Почти так же, как тогда, при осаде. Как в первом грабеже. За руку, резко, не терпя сомнений или даже хоть какого-либо подобия самовольства. Точно раба.

Мэгрину хотелось спросить, из какого рода Варон. Кем была его матушка, отец, чем он занимался в детстве, любил ли красть яблоки из соседских садов, а вообще из Скайрима ли он родом, и сумели ли избежать его предки Красного Года. Хотелось говорить, сжимать чужую ладонь, дышать. Делать вид, что все нормально. Хотя бы вид, потому что в голове путаница, сущая каша, и хотелось быть правильным, здоровым, живым, адекватным, настоящим, но Мэг им не был, уже нет, не сейчас, не когда-либо.

Он убил тех людей. Ранил других. Тех - убил. Четыре трупа. Четыре прерванных рода, чьи дети никогда не увидят красы утренней зори. Четыре перечерченные на корне истории.
О Ситис.

Мэгрин чувствовал под спиной кору дерева, под пальцами - какое-то странное подобие то ли травы, то ли чего-то еще, и в голове было гулко, пусто, отвратительно влажно и грязно. Ладони дрожали. Он убил тех людей. Перебил, точно щенков, точно тварей безмозглых. Мэг смеялся, касаясь грязными подушечками пальцев губ, пачкая их в крови, сухо рыдая и крупно вздрагивая плечами. Он убил тех людей. Убил. Мог не трогать. Мог украсть ключ, обойти... но не сделал этого.

Убил. Всех. Как монстр.

Платок из кармана по ощущением обращал кожу пеплом, точно каленым железом прижигая шкурку, точно агонией отдавая прямо в то месте, где должно было быть бьющееся, красивое, алое сердце. Качающее кровь. По сказам, вынуждающее людей любить.

Хотелось смеяться и, пожалуй, плакать. По-настоящему. Ненавидел ли он себя? Пожалуй. Понимал ли он, что раскаяние близко в момент, когда те люди, те существа - были живы? Да.

Почему ты меня не ударил - билась в его голове глупая, но его мысль.
Я же заслужил это.

Варон минутой, а может и часом, днем - Мэг не чувствовал времени, не осязал ничего, лишь странная пустота, ненависть в себе давала хоть какое-то понимание, рычаг к тому, что он еще живой, ему нужно дышать, ему нужно думать, что ему нужно дышать -  спустя находит его, скажем честно, в достаточно потерянном состоянии. Тот молчал, глядел в одну точку, и губы отдавали вкусом пепла, дыма, затхлого и покрытого плесенью хлеба. Вкусом Сердца, наверное. Безумия. Силы. Они идут куда-то, Варон вскоре стает лагерем, но Мэгу от этого ни холодно, ни жарко. Он берет ткань из чужих рук растерянно, и почему-то ему кажется, что если очень, очень захотеть, зажмуриться и открыть глаза, выждав секунду в сущей темноте, то тряпка после прикосновения к лицу не будет окровавленной. Чистейшей, разве что со следом грязи, пыли, трухи. И вовсе он будет дома, услышит храп Огмунда, мурлыканье Дж'зарго, смешивающего зелья. Стоит захотеть - и он будет дома. Дома. Не тут. Мама говорила, что желания достаточно. Что можно захотеть. Возжелать. 

На ткани кровавые разводы, схожие на смешку слизи с чем-то алым, возможно, раздавленным гранатом. И от ткани несет смертью. Насильственной, грязной. Знаете, это чушь. Мы не всегда получаем то, чего желаем страстно, яростно.
Все просто. Одного желания недостаточно. Но иногда, ха, стоит немного постараться, и ты получишь не то, что хочешь, но нечто схожее. Не равнозначное, но явно, явно похожее на то, что ты желал, о чем грезил и мечтал. Проще сказать - Мэгрин не ожидал, что у Варона хватит прыти, наглости и красноречия для того, чтобы их некоторыми часами спустя обоих без особых вопросов приняли в караван торговцевв. Не то, чтобы Мэг считал данмера за котенка молчаливого и неуклюжего, но он явно не ждал, что тот сможет разобраться во всем самостоятельно... так быстро. Или что-то в этом роде. Ха, оказывается, у вороненка цепкие коготки, и при желании он с охотой пускал их в ход.

Что же, - что-то маленькое, зыбкое в душе Мэга поежилось, стоило ему, проследовав за Вароном, дойти до каравана, - нужно сделать все, чтобы эти коготки не обернулись против нас.

Нас.

Было трудно отделять себя от голода, от вампирского естества. С каждой секундочкой оно, точно яд, укоренялось в нем, заставляло позабыть о прошлом, уверовать в то, что он и он - одно и тоже. Одинаковы. Вампир и мажонок, переживший осаду. Одно целое.

Нет - думал маг, едва, ей-богу, не врезаясь в невысокую и стройную эльфийку, несущую в руках корзину с бататами. Никогда.

Варон, кажется, пошел к главному костру, предоставив Мэга самому себе, и глядя растерянно на девушку из-под капюшона, он вызвал у неё мягкий, тихий смешок. Что же, кажется, стоит перестать задумываться о вечном, не выбрав для этого подходящий уголок. 

- Осторожней, ладно? - Его одарили спокойной, мягкой улыбкой. -  Я-то ничего не уронила, но порой тут встречаются такие сукины дети, что за кривой взгляд убить готовы.

Ей от силы, возможно, было лет тридцать на эльфийский манер. Юная и резкая, в достаточно свободном костюме, выдающем её наемничий, свободный нрав, она напоминала Мэгрину его собственную сестру, если честно. Волосы её были стянутые в неаккуратный пучок, и были они цвета меди, и фыркнув парой шагов спустя, данмерка поставила корзину близ чей-то палатки - при этом, ха, пару бататов прихватив с собой:

- Я Эрин. Тот босмер, которого ты мог заметить у костра - если, конечно, снимаешь этот капюшон хоть когда-то, - в её говоре была бесконечная, спокойная нежность, и хохотнув, она протянула один батат Мэгрину, - Брагон. И он много треплется. Сли-ишком много. И еще любит аргонианских дев. И принадлежит к дому Хаалу. Не спрашивай.

Честно сказать, Мэг был сражен таким напором от, по сути своей, незнакомой девчонки. Дурные мысли отошли достаточно быстро, и не смотря на глубокую ночь, Мэгу показалось, что в этой леди есть определенный... шарм. Хотя бы в том, что та, не смотря ни на что, по-доброму отреагировала на Мэгриново смущение и ступор, почти насильно пихнув батат тому в карман, мол, "на будущий перекус":

- Не переживай, личиночка. В нашем караване все в начале чувствуют себя неуютно, точно рыбка на берег брошенная. Потом привыкнешь, уверяю тебя. Ну, опробуешь похлебки Ано... и тогда точно нашим будешь. Если выживешь. Он её готовит вкусно, но на деле та-ак хреново... О.  Ты-ы... к Молаг Мару собирался двинуться? Нет? Тель Бранора?

Кажется, она совсем не нуждалась в собеседнике. Усмехаясь в платок, натянутый второпях на лицо в потемках - он благодарил все и вся за то, что додумался это сделать - он хмыкнул. Кого-то ему эта девушка до щема в сердце напоминала.
Его... самого?

- Садрит Мора, - наконец-то ответил Мэг тихо-тихо из-под поднятого платка, и девушка, не будь глупая, хмыкнула, складывая в уме образные два и два.

- Хм. А почему именно туда? Телванийцы очень дурно относятся не то, что к чужеземцам - даже к таким, как мы с тобой. Почему бы тебе, наприме-ер, не податься чуть севернее от нашей нынешней стоянки, не доходя до лагеря Зайнаб где-то пару миль?

Она буквально на пальцах рассказывала все это, и в полумраке ночи, пожалуй, девушка выглядела весьма экстравагантно. Но, не смотря на очаровательность недавней незнакомки, Мэг откровенно не понимал хода её мысли. Выдержав минуту молчания, маг вскинул взгляд на девчонку, а та.. кажется, и забыла, о чем говорила. Сейчас, в свету разве что свечей и звезд, она тихо смеялась,  почесывая по макушке своего гуара, которого, как Мэг понял с краткой реплики-сюсюкания, звали Фи-фи.

- Да слышала я, что там обломиться много чего может. Скуума, сахар, пещер много, контрабандой хоть обмажься. - Фыркнув, она приманила эльфа к себе, и когда его ладонь легла на переносицу зверька, тот утробно заурчал, толкаясь мордочкой в ладонь, -  Это же не там, к слову, отряд редоранцев был покрошен в пух и прах, а телванни и пальцем не шевельнули? О-о, вроде бы там. Из этого еще такой скандал раздули, прям до нас дошло...

Мысли Мэга, до этого лежавшие незамысловатой кучкой, перьями в распоротой подушке, не знающей ветра, дрогнули.
Телванни. Редоран.
На юг от лагеря Зейнаб.
Покрошен.

- Удивительное место этот Вварденфелл, - поделился маг, сбиваясь с мыслей и убирая ладонь от теплой шкурки зверя, а заметив удивленный взгляд Эрин да её вскинутые в непонимании брови, поделился, - я не здешний. Я-я... из Имперского Города.

- Правда? - её удивлению явно не  было предела. На последних словах она и вовсе хлопнула в ладоши, улыбнувшись. - Хотела бы я там побыва-ать! Говорят, там очень красиво. Просто потрясающе! Твой акцент, к слову, очень напоминает говор эшлендеров. Честно сказать, я уже было успела подумать, что тот... кхм, мужчина - тебя похитил.

- О. Даже так? - вскинув бровь, маг отметил, пожалуй, что в этой девушке была своя толика очарования. Хотя бы потому, что она была... живой. - И почему же?

- Да скампы его знают. Может... не знаю. Ну, у меня отец так же обеспокоенно выглядел, когда матушку похищал с Сиродильского монастыря Девяти, - пожала та плечами. Увидев же вопрос в глазах Мэга, она ответила без утайки, хмыкнув, - а после они поженились. В Скайриме, то единственная, вроде как, провинция на всю империю, где межрасовые браки не порицаются. Или не единственная. Мне разузнать для вас двоих у ребят?

Если бы Мэг что-то пил, он бы явно подавился.

- Ты думаешь что я его...

- А иначе зачем бы он тебя так укутывал? - Резонно спросила девушка, вскинув ладони. - Ревну-ует небось. Не то, чтобы я в это лезла. Кстати, ты не любишь бататы? Я могу Брагона попросить тебе стащить у старших чего-нибудь повкуснее. Или ты не голоден?

- Кхм, - все еще не отойдя от столь дерзкого вмешательства в свое личное пространство, маг заметно поутих в своем и без того не явном порыве знакомиться с окружающими, - не голоден. Совсем. Спасибо.

- Врешь же, - вздохнула данмерка, сама даже не понимая, как попала в точку, и отсвет от костров играл в её волосах мягко-мягко, делая их практически золотыми, - но ладно. Если кто вздумает тебя обижать - скажи мразям, что Эрин поручилась за тебя и открутит кое-кому хрен, если кое-кто попробует к милому стесняшке прикоснуться. Понял, личиночка?

- Я не... - не успев выдохнуть, Мэг чуть опешил от того, что девушка его... кхем, обняла. Вот так, незнакомца почти. Но, кажется, на Вварденфелле такая дружелюбность была либо редкой, либо в излишке. Явном излишке. 

- Она самая. Ли-чи-но-чка. Но не бойся. Думается мне, этот самый твой "похититель" общается с тобой лучше, чем мой отец с маменькой. Тебе повезло. Береги его.

Выдохнув рвано, Мэг отчего-то хмыкнул, скосив взгляд в сторону костра, куда ушла данмерка.

Повезло? Ха, это, пожалуй, еще спорный вопрос. День обещал быть жарким. Вздыхая, Мэг думал, что все еще впереди.


Следующий вечер собирался как-то спокойно, равномерно, как самый обычный вечер после самого обыкновенного дня. Глядя на таки пришедшего Варона, Мэг улыбался его словам самими уголками губ, пускай тот этого и не видел - как-никак, скрытности ради, Мэг не снимал платка с лица, прикрывшись легендой о ужасных шрамах на лице, которых он стеснялся. Кровь. Питание. Неразделимая ныне от него сущность оскалилась на эти слова, но по сути своей Мэг и не собирался нападать на кого-либо в эту ночь, он прекрасно чувствовал себя сейчас. Спокойно. Он сыт, пускай аппетита это и не усмеряло.

Нет нужды в том, чтобы выдавать их без причины. Мэг будет молчать. Мэг не будет есть.

В руках платок, подаренный при дневном переходе Эрин, что не отходила от него ни на шаг, грозясь лишить чести любого - помимо, конечно же, Варона - кто посмеет обидеть "её личиночку". При этом, хохоча звонко, она не единожды сказала, что в этом, "редоранском лохмотье", он выглядит слишком по-ханжески, точно леди, до истерики верная ревнивому супругу. И от этого, пожалуй, хотелось смеяться. От их спокойных разговоров, фырчания Фи-фи, который, к слову, пришелся Варону, кажется, по душе, от запаха дороги, тихого шепота степей. От жизни.

За дневное время, жаркое время, он успел достаточно мирно разговориться с Брагоном, покормить с руки - и, к слову, едва её не лишившись, не от зубов, но от внезапно вышедшего из-за туч солнца - Фи-фи, и почувствовать себя в какой-то мере дома. Спокойно. Живо.

Он даже почти не забывал дышать.

- Я тоже, Варон. Надеюсь, оно не подведет меня.

...Но не всегда выходит так, как мы хотим.

Мэгрин не сразу осознал, что произошло что-то плохое, и лишь первый окрик - кажется, принадлежащий Брагону - вывел его из состояния прострации. Кажется, переполох в лагере начался где-то за пару часов до рассвета, но точно говорить Мэгрин, увы, не мог - слишком увлекся чтением буквально "исповеди"  Воина-Поэта с эротическим уклоном и мягким урчанием-фырчанием Фи-Фи, что где-то через часок после того, как Варон уснул, перегрызла веревку и прибежала к нему, устроившись со стороны входа в палатку, напрочь отказавшись уходить. Что же, по крайней мере, Мэг не сразу вылетел на улицу, повинуясь геройскому инстинкту.

Что, к слову, обернулось бы очень, очень плохо. Хуже, чем то, что было дальше.

Фи-фи шипела почти яростно, безумно, и удивленно вглядываясь в полумглу, Мэгрин откровенно не знал, что делать и как быть. Он видел лучше, много лучше остальных, но это ничерта не помогало в столь кромешной тьме, переполохе, безумии. Слышались крики. Много гребанных криков.

- Никсы! - послышался чей-то очевидный окрик, но Мэг, впрочем, понял это и сам. В ту самую гребанную секунду, как вырвавшись из покрова ночи, одна из тварей кинулась на него, прямо на него, целясь в шею. Благо, инстинкты Мэгрина работали как часы, и накинувшаяся тварь лишь вгрызлась зубами-бритвами в плечо, тем не менее, делая магу очень и очень больно, сбивая его с ног.

- Сучий потрох, - не без помощи подоспевшей Фи-фи скинув тварь с себя и добив, Мэг дышал тяжело, почти мгновенно сжался в три погибели, держась за плечо не задетой рукой. Рана почти не кровила, лишь текла странная, полупрозрачная жижа с непонятным, неправильным запахом гнили. Отвратительной такой. Грязной. Мэгу понадобилось секунды три для того, чтобы понять, что это не слюна никс-гончей, но его собственная, мёртвая кровь. 

Слабость подошла не слишком быстро. Все еще слыша чужие крики, Мэг всполошился, едва ли не оттолкнув спустившегося к нему Варона:

- Фи-фи, ты знаешь, где палатка Эрин? Сможешь отвести к ней Варона? - в ответ на это зверь странно, уж больно осознанно помолчал секунды две, после - тихо заурчал, фыркнув, и Мэг, чуть облегченно выдохнул, заговорив с ней вновь, в упор игнорируя попытки Варона узнать, что с его раной, - Сделай это, прошу. Ты нужна своей хозяйке, золотко.

Гуар поспешил к выходу, и выдохнув что-то резкое, кажется, что-то на подобии "помоги другим, я справлюсь сам", Мэг свалился на лежанку с концами, тихо простонав через зубы от боли лишь в момент, когда Варон покинул их кустарное подобие юрты. Когда это произошло, он чуть приподнял ткань, влажную от странной то ли слизи, то ли полужидкой субстанции, и ощупав повержения, Мэг чертыхнулся под нос, осознавая, что с такими повреждениями если и живут, то без руки. И, возможно, без части плеча. И то, лишь при условиях вовремя оказанной помощи.

Мэгу помощи ждать было не от кого.

И тут голод заговорил в нем, сладкой песней напоминая о регенерации вампиров. Стоит поесть. Попить. Немного, и чужая кровь, чужая субстанция жизни подарит ему силы, одарит его регенерацией, и он сможет очухаться, сможет выжить.

Снаружи слышались крики. Среди них женского голоса, что хотя бы отдаленно напоминал голосок Эрин, не было.
Хорошо.

Чуть привстав, Мэг попытался сделать хоть что-то, хоть как-то остановить кровь, но, видимо, регенерация затягивала ранение слишком медленно, неспешно, легонько. Недостаточно для того, чтобы выжить. Нужно было поесть. Испить крови. Взгляд коснулся трупа никс-гончей, и преодолевая брезгливость, маг опустился к нему, пробуя кровь, но та оказалась настолько кислой, горькой и приторной, что её пить даже через силу было мукой и праведным издевательством. Отчаянно выдохнув, Мэг отполз через силу в угол юрты, зажимая рот ладонями, сорвав платок девушки едва ли не с кожей. Хотелось кричать. Вопить. Убивать.

- Я обещал, - он давил этот голод в себе, душил его, точно старуха Инглина с Талос Плаза - ненужных котят, - ты не заставишь меня. Я все еще я. И я не твоя игрушка.

Существо клокотало в нем. Желало крови. Желало жить.
Мэг? Он держался. Со всех последних возможных и невозможных сил.

Когда Варон вернулся, снаружи уже было почти тихо. Стенали раненные, шипели дохнувшие, и данмер вернулся один. Фи-фи, судя по громкому загнанному дыханию и скулежу, ждала их снаружи.

Эрин с ним не было.

Она могла быть снаружи. Могла сейчас сидеть у костра, улыбаться мягко-мягко, и волосы бы её отливали медью, и она бы утром еще раз назвала бы его личиночкой, улыбаясь тонкими и обветренными губами... О Ситис. Кого он обманывает?

Варон спускается к нему, пытаясь помочь, пытаясь остановить кровь, ругаясь под нос. Мэг? Он не осознает ровным счетом уже почти ничего.

- Прошлое. Будущее. Нити сплетаются, рвутся, но паук живет, паук продолжает, - он шепчет почти безумно, резко хватаясь еще двигающейся рукой за плечо Варона, и в глазах его отчаяние, и платок лежал где-то на спальнике, далеко, и Мэга не волновала нотка страха в лице Варона. Совсем. Совсем-совсем.

- ...Она хотела увидеть Башню Белого Золота. - Сухо и как-то слишком четко проговорил Мэг, не отпуская данмера, словно бы боясь, что стоит отпустить - и он умрет. Эта девушка умерла так давно, так давно, а он волнуется. Её нить оборвалась. И его тоже? Ему страшно. До чертовой дрожи страшно.

- Я тоже хочу. Еще раз. Еще разочек. Хотя бы одним глазком. Я много прошу? Неужели то, что я мертв, делает меня злом?

У него был бред, его колотило, точно в лихорадке, и сжимая чужое плечо почти до боли, до хруста собственных пальцев, Мэг вряд ли осознавал, что опасность миновала, что, вроде бы как, все хорошо, все будет хорошо.

Думал ли он, что умирает?
Тысячу гребанных раз.

- Я должен поесть. - В секунду адекватности, почти прохрипел он стыдливо, отчаянно, горько . - Иначе умру.

Если бы он мог, пожалуй, то заплакал бы. От горя, безысходности и обиды.

- Прости меня.

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA]
[STA]Silver for Monsters...[/STA]
[NIC]Megrin Corelas[/NIC]
[SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

Отредактировано Leonardo da Vinci (2016-01-30 05:10:35)

+1

35

Они пришли незваными, подошли незаметными, сбежались на запах дыма и жареного мяса, пришли на звук голосов и звонкого смеха, словно бы не случайно, а следуя попятам. Уродливые, тонконогие, покрытые зеленоватыми, матовыми пластинами, с острыми жвалами и насыщенно-алыми глазами, они кружили в густой тьме ночи, жадно смотря на спящих людей и меров, издавая тихие, горловые звуки. Голодные, злые и умные, раньше они явно встречались с двуногими, а потому знали, как себя вести, чтобы наверняка отведать сочного, теплого мяса. Первым крупную группу никс-гончих заметил поставленный в дозор имперец, чей зычный, полный страха крик закружил над стоянкой каравана, вероломно вспарывая бархатистую тишину ночи, подобно вострому клинку. Но звери, уже успевшие подкрасться опасно близко, были замечены слишком поздно, и первой их жертвой стал тот самый закричавший часовой, чей крик, обрываясь, пошел звуком хрипа и бульканья, постепенно угасая в районе перекушенной жвалами глотки. Гончие, уже не скрываясь, всей группой угрожающе заворчали на высокой ноте, окончательно будя всех участников каравана и бросаясь в сторону тех нерасторопных, кто не проснулся даже после этого или, растерявшись, запутался в спальнике. Залязгали обнажаемые клинки, где-то блеснуло пару магических искр, послышались первые крики боли и крепкая брань.

После начала затяжной смуты и вторжения Варону хватило нескольких минут и пары криков для того, чтобы придти в сознание. Ему хватило нескольких секунд, чтобы осознать, что решение спать на улице, под нависающим рядом с юртой тентом из-за того, что ему, видите ли, внутри стало слишком жарко – было откровенно хреновой затеей. Еще нескольких секунд с лихвой хватило для того, чтобы раскрыть глаза и рефлекторно дать кулаком в морду подлетевшему к нему детенышу никс-гончей, чьи короткие жвала все же оставили на предплечье длинную, моментально закровившую борозду, боль от которой окончательно привела наемника в чувства. И, тем не менее, после продолжительной дремоты организм все еще был расслаблен, внимание рассеяно, а происходящее воспринималось с задержкой и большим трудом. Если бы не натренированные в многочисленных наемничьих вылазках рефлексы и опыт, полученный в нескольких подобных этой ситуациях, Варон уже давно разделил бы братскую могилу с теми караванщиками, которым повезло меньше всего. Тело соображало быстрее разума, кожа улавливала вибрацию опасности быстрее глаз, и в минуту он отшатнулся в сторону, зверем низко припадая к земле, откатываясь и тем самым уходя с траектории броска нацелившейся ему в глотку гончей. Помедли он каких-то несколько секунд, то свалился бы наземь с перекушенной шеей – это, знаете ли, немало так подстегивало к действию.

Адреналин выбросился в кровь, растекся по венам и оглушительным шумом зазвучал в ушах. Под локтем почувствовалось что-то мягкое и все еще теплое – труп одного из стражей каравана. Мотнув головой и увидев, как гончая тормозит, по инерции проезжая еще несколько метров вперед по влажной, превратившейся в грязь почве, а после круто поворачивается вокруг себя и жадным, голодным взглядом смотрит на него, взрывая землю уродливой, трехпалой лапой, Варон не думая вытащил клинок из чужих ножен и рывком подался вперед. Он не успевал, критически не успевал подняться, и единственное, что он, повинуясь инстинктам, успел сделать – это зажмуриться и выставить меч перед собой. Спустя секунды в руки ударило тяжестью. На лицо и грудь брызнуло теплым, алым и зловонным. Над головой пронзительно завизжало и заклацало. Не успевшая остановиться гончая подобно бабочке, в прыжке, грудиной насадилась на выставленный клинок, что чудом нашел зазор меж крепких пластин. Даже смертельно пораженная, она еще извивалась и тянула голову к чужой плоти, издавая мерзкие, вызывающие в теле дрожь отвращения, звуки. Пинком ноги, сняв зверя с лезвия, Варон, используя меч как опору, спешно поднялся на ноги и добил, начавшее было отползать в спасительную тьму ночи животное, одним ударом пронзая его голову и поражая мозг (если он там вообще был, конечно).

Стая не расходилась, не убегала и, судя по всему, испытывала столь сильный голод и ярость, что собиралась биться с двуногими до последнего. Кляня все, на чем свет стоит, Варон, рыча на одной ноте, выпуская распирающий грудь гнев наружу, врубился в гущу неравной битвы, отбивая замешкавшегося стража караванщиков, – того самого говорливого босмера, Брагона, вроде, – практически из челюстей нависшей над ним гончей, и мгновенно, лишь каким-то чудом успевая парировать атаку другой, решившей ударить в спину, пока два бойца отвлеклись на ее сородича. Умные животные, командные – и потому крайне опасные. Потому что понимают друг друга с полу-жеста и действуют сообща, не то, что поддавшиеся панике люди, старающиеся спасти только свою шкуру да пожитки, что б их всех даэдра драли и аэдра за компанию.

Отсветы разворошенного, плюющегося золотистыми искрами костра, застилающий глаза поток дождевой воды с небес, крики боли и гнева, блеск кроваво-алых, голодных глаз, цокот то справа, то слева. Гончие кружили вокруг, не медлили и не останавливались ни на секунду. Подобно теням они то, отступали в ночь, то выныривали из нее, вновь нападая, то оттаскивали свою дичь, бездыханные трупы на расстояние, рассчитывая потом пировать плотью и костьми разумных. Сдохнуть от челюстей каких-то бестолковых насекомоподобных уродов? Увольте. У Варона еще слишком много дел на этом свете, да и к тому же, он очень не любит чувствовать себя жертвой и уж тем более – чьей-то пищей. Вот никак, правда. Никогда такого не было. И сейчас, с криком врубая сталь меча в животную тушу, он чувствовал только гнев, только ненависть и презрение. Нет-нет, к даэдра в план это, он не умрет так бестолково,  пускай боги придумывают для него какую-нибудь куда более интересную смерть, пускай еще немного поломают свои светлые головы. Он не дастся так просто.

Рана, оставленная жвалом, уже не болела, те, что появились после – тоже. В агонии пьянящего боя ты не чувствуешь боли, ты не чувствуешь почти ничего, кроме движения противника, его взгляда, и горчайшего привкуса его крови на кончике языка. Варон оттирает покрытый испариной висок ладонью и с отвращением чувствует, как размазывает по нему липкую животную кровь. Он осматривается по сторонам и видит, как общими усилиями стремительно редеют ряды гончих. Он видит людей – убитых и раненных, что стеная, ужами вьются на мокрой, чавкающей под ними земле, ладонями зажимая свои кровоточащие раны. Кровь. Кровь. О, Девять, сколько же тут крови. И тут же есть тот, кого этот запах может опьянить сильнее вина, сильнее скуумы и красной воды.

«Где Мэгрин?» — паническая, острая как шило мысль бьется в голове, одним махом прорезая разум. Эта единственная за все время мысль моментально остужает боевой пыл, сбивает только-только набранную концентрацию, и заставляет повернуться вокруг себя, быстро-быстро шаря глазами вокруг, ища знакомый силуэт среди десятков тел бьющихся и недвижных. Варон не знает где он, не знает – покидал ли он палатку или нет, и сначала почему-то ищет снаружи. Страх, почти что паника, с силой скребет по разуму своими леденистыми, острейшими коготками, проводит по нему своими шершавым, широким языком и шепчет на ухо загадочно и холодно, затхло. Он не срывается на крик, не пытается окликнуть, а все еще ищет. Ищет сам, спешно и быстро, сам того не замечая нервно кусая губы и сжимая кулаки. И находит. И от этого сердце на мгновение пропускает удар, а зрачки едва заметно расширяются, смотря с чем-то слишком похожим на страх и здравое опасение. Рваная дыра в тонкой тканой стенке юрты наводила на самые, что ни на есть отвратительные мысли, подкидывая ужасающие образы.

Бросив чужое, липкое от густой крови оружие на землю, Варон сорвался с места, едва не подскальзываясь в чавкающей под ногами грязи и попутно грубо отталкивая с дороги всех тех, кому не везло встать у него на пути. Змеей нырнув в палатку, подлетев к Мэгрину, он припал на колени и простер руки над его телом, понимая, что нихрена не понимает, что должен делать в таких ситуациях. Он не целитель, не маг школы Восстановления и у него даже зелий при себе нет, чтобы отпоить альтмера, да и помогло бы это ему? Рана выглядела чуть более, чем просто отвратительно, а трупный запах, исходящий от толчками вытекающей из нее слизи немилостиво резал глаза и обоняние, но Варона это не задевало совершенно. Его концентрация в данный момент была сосредоточена совершенно на другом, чтобы придавать избыточное значение таким, в сущности, мелочам. В голове, голосом паники и страха звучало лишь одно непечатное, но известное всем и каждому бранное слово. В последний раз, когда он испытывал столь же крепкое отчаяние, у него на руках умер важный для него человек, который даже толком не успел произнести своих последних слов. Какого, сука, дьявола, а?! Почему все так?! Почему все так постоянно, почему так каждый гребанный раз, почему умирают не те, на кого наплевать, а те самые не последние люди, крепко вцепившиеся в сердце и душу памятью о них. Варон шептал что-то едва слышно, сам не разбирая своих слов. Шептал, кажется, что-то успокаивающее и нервно посмеивался, зажимая ладонями рану на плече Мэгрина, видя, как меж пальцев, не прекращая, течет неприятная ни на вид, ни на ощущения слизь. Он оборачивался, кричал так громко, как только мог, прося других о помощи, но остальные были глухи к его мольбе – либо не слышали, либо просто были слишком заняты другими ранеными.

Уже после, слыша слова Мэгрина, слыша его просьбу, намек на нее, высказанный настойчиво и жестко, Варон дергается как от удара. Что? Он должен идти и спасать жизнь какой-то девицы, вместо того, чтобы помочь ему? Серьезно? Варон хочется воспротивиться, хочет сказать слово поперек и настоять на своем, но взгляд у Мэгрина слишком решительный, слишком настойчивый и может быть самую малость умоляющий. Да чтоб тебя! Тихо взрыкнув от недовольства, Варон подхватил собственный меч и, обернувшись не_в_последний раз смотря на альтмера, вышел, следуя за помчавшимся вперед гуаром, которому с завидной ловкостью удавалось обходить встречающиеся на пути препятствия и миновать горячие точки. Варон ломился вперед, маневрировал меж людей, чертыхаясь и спеша, потому что приоритетной целью ставил возвращение обратно и помощь. Девять, лишь бы с девицей все было нормально. Знаете, он, кажется, совсем забыл, что Судьба – та еще уродливая сучка. Юрта, к которой его привел гуар, остановившийся, плаксиво ворчащий и топочущийся в стороне, была разворошенной и сломанной, остатки же ее догорали, подожженные углями кострища, в которые часть ее упала.

Варон заозирался вокруг, ища Эрин, ища хотя бы кого-нибудь на нее похожего. Он нашел сидящего на земле, спиной к нему, Брагона, что тоскливым волком воя на одной ноте раскачивался из стороны в сторону, прижимая что-то к себе. Варона передернуло, а в глотке резко встал прогорклый, мерзкий ком. Внешних конфликтов было мало, да и те плохо запомнились, – кажется, тот почтенный данмер накликал беду на их головы, бросив вызов судьбе, Богам, небесам или еще кому-то, кому его можно было бросить. Подойдя чуть ближе, обойдя босмера по кругу и не отвлекая его от топкого горя, Варон посмотрел на то – на ту, – что он держал в своих руках. Было горько, было противно. Эта девушка, девочка, она была такой красивой, в ней ведь было столько энергии, столько силы и авантюризма, кто ведь знает, что могла бы она сделать, какие подвиги могла бы совершить. Варон выдыхает тяжело и с присвистом, до боли и белизны костяшек сжимает рукоять меча и отступает, обратно понимая, что тут он уже ничем не сможет помочь. Наемник вернулся в покинутую юрту быстро и, войдя, на лице он держал маску тоскливой, сочувствующей отстраненности. Он не успел. Опять. Но сейчас у него было дело, сейчас он не мог думать ни о чем другом и при виде слабеющего на глазах альтмера, сочувствие испарилось, сменяясь страхом и вновь подступившей к горлу паникой. Он вновь опустился рядом с Мэгрином, загнанно смотря на его рану – одну, но тяжелую.

Ладно. Ладно. Все будет хорошо, да? Да-да, я тебе говорю, все будет хорошо. Просто верь мне, договорились, а? Ты... Мы с тобой, обязательно увидим Башню, что захочешь, — Варон усмехнулся нервно и неискренне, слишком фальшиво и боязливо. И зажимая руками сочащуюся рану, он попытался заглянуть в чужие заплывающие глаза с ободрением, но и за ним чувствовался страх, чувствовалось беспокойство и волнение. Он говорил это скорее даже не для Мэгрина, а для себя, просто потому, что спокойно молчать было не в его силах. Так, к даэдра, надо собраться уже с мыслями, потому что сейчас явно не лучшее время для того, чтобы мотать сопли на кулак и бегать кругами, хватаясь руками за голову. У них еще есть время, немного, но есть. Рана не фатальная, хотя, судя по бесперебойно бьющей из плеча «крови», гончая каким-то образом смогла чуть задеть и повредить подключичную артерию, что вызывало логически верные опасения за сохранность чужой жизни. Убрав руки, Варон коротко взглянул на рану, тут же вновь зажимая ее. О, пресвятые Боги, на что он вообще надеялся? Что полагал там разглядеть? Он же ведь не какой-нибудь гребанный служитель Кинарет, чтобы разбираться во всех этих тонкостях. Необходимо было что-то придумать и срочно, вампир не вампир, а терять время в такой ситуации было смерти подобно.

Конечно, Мэг, мы увидим, все увидим, — механически, словно заговоренный шепчет он, отвечая бездумно, почти не вслушиваясь в чужие слова, а просто думая, пытаясь сообразить хоть что-то. Помощи от караванщиков он сейчас по вполне объяснимым причинам не дождется. Бежать к сумке одного из торговцев и искать зелья – не вариант как минимум потому, что это будет значительной тратой драгоценного времени, и как максимум потому, что Варон не уверен, что после произошедшего, остались ли там вообще зелья или нет. Да и при учете всех «особенностей» не факт еще, что они хоть как-то помогут, а рисковать не хотелось вот никак. Магией же исцеления он не обладает от слова «совсем», и не имеет понятия о том, есть ли среди выживших караванщиков тот, кто умело бы с ней обращался. Мысли скреблись в голове, приходили быстро, отметались и сменялись другими, и все это время – под ладонями мокро, липко и проклято холодно, что раздражало и подстегивало одновременно. Временами, в состоянии паники, разум работает необычайно быстро. Варон мог бы еще долго метаться, если бы не зазвучавший, виноватый голос Мэгрина, если бы не те слова, что вызвали в данмере нервную дрожь и чувство просветления одновременно. Варон не был уверен в том, что это хоть как-то поможет, но при учете «разнообразия» возможных вариантов – этот выглядел наиболее уместным, пускай и не нравился ему совершенно. Как и обычно, в общем-то. Кое-как об ткань штанов, наскоро обтерев руки от крови, он отложил в сторону лишь мешающуюся сейчас перевязь с оружием и извлеченный из голенища сапога серебряный кинжал, который быстро размотал, кладя поверх тряпки, в которую тот был завернут.

Мэг. Мэгрин. Смотри на меня. Да, вот так, молодец, — Варон аккуратно похлопал альтмера по щеке, приводя его в чувства и заставляя смотреть глаза в глаза. — Слушай мой голос, а лучше говори со мной. Хоть долбанную «Аргонианскую деву» мне наизусть читай, только не отключайся, понял? Не время еще, — порывисто, будто упрашивая, произнес Варон, оттирая руки от остатков крови, перекидывая ногу через живот Мэгрина, нависая над ним сверху и коленями достаточно плотно прижимая его, оторванные от своих плеч и опущенные вниз руки к телу, чтобы заранее пресечь всякое возможное движение. После всего этого он берется за рукоять кинжала, смотря на оружие с явным недоверием и нежеланием, но в тоже время и со смирением. Как бы еще самому с этими геройствами раньше времени на тот свет не отойти. Нет, сейчас это, конечно, не имеет для него никакого значения. Сейчас на это плевать абсолютно, потому что мысли сосредоточены совершенно на ином, а голоса обычно эгоистичного разума не слышно за шумом волнения и желанием помочь. Думать он будет, как и всегда, потом, а сейчас – должен действовать. Боги, кто бы только мог подумать, что когда-то такая политика будет вполне верной и уместной. — Открой рот. Ну же. Мэгрин, твою мать, делай так, как я тебе говорю, сукин ты сын, — едва не срываясь на крик от накатывающей панике, громко произносит он так, чтобы альтмер наверняка услышал его голос даже за доносящимся из-за стенок юрты шумом дождя.

Поднеся лезвие кинжала к своему запястью он, не думая ни секунды, одним резким движением вспорол тонкую кожу, рассекая вены достаточно глубоко для того, чтобы кровь зазмеилась по запястью тонкой струей, а не жалкими каплями. С болезненным шипением откинув кинжал в сторону, освободившейся рукой Варон поймал Мэгрина под подбородок, фиксируя его голову в одном положении и занося текущее кровью запястье над его губами, напрягая свое плечо, чтобы рука не дрожала и, сжимая-разжимая пальцы, чтобы кровь текла быстрее, подкрашивая чужие губы в бордовый. Было больно, действительно больно, кожу немилостиво щипало и кололо, а смотреть на это было просто неприятно и непривычно – но он терпел, и он смотрел, контролируя и наблюдая. Когда Мэгрин уже без его помощи понял, что и откуда течет, Варон отнял руку от его подбородка, перекладывая ее ему на грудь и чуть придавливая, чтобы тот не дернулся, по инерции, слепо тянясь к источнику «пищи». Пища. А ведь мысль о том, что он ненавидит быть пищей, быть дичью, только недавно подбодрила его выплеснутым в кровь гневом, и теперь вот он становится ей добровольно? Весьма иронично, весьма. А впрочем, знаете, нет. Он – не пища, пожалуй, сейчас ему больше нравится мысль о том, что он, если и не панацея, то хотя бы  – спасение. И сейчас, удерживая мага на безопасном расстоянии от своего запястья, наблюдая за тем, как он ловит кровавые капли губами, Варон мог лишь слабо, через силу улыбаться.

Нет, он не потеряет еще одного немаловажного человека, не будет держать его остывающий труп на своих руках, с беззвучным, застрявшим в глотке рокотом закрывая остекленевшие, смотрящие в никуда глаза. Нет, он больше не будет никого хоронить, закапывая в промерзлую, неподдающуюся копке землю. Он согреет своей кровью и больше никому не позволит умереть, во всяком случае – не сегодня, и не в ближайшее время. А Боги... А что они? Боги вот прямо сейчас могут взять, да поперхнуться своими «неисповедимыми путями» и прочей фаталистической дрянью, которой Варон подчиняться отказывается так же, как и многому прочему, потому что таков его выбор.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

Отредактировано Daud (2016-01-30 06:30:46)

+1

36

Приходить в себя было тяжело, немножко, самую малость сложно, почти так же, как поднять здорового упитанного дракона одной левой рукой, но Мэг старался, честно слово. Вот честное-пречестное. Он быстро-быстро моргал, загонял в подушечки указательных пальцев ногти с больших - но не получалось, клонило в сон, в липкие объятья существа, что выше, чем сон, и в душе трепетало и билось вторым сердцем чувство отчаяния, собственной жалкости и ничтожества. Варон простил смотреть, глядеть на него, и Мэг напрягал все, что мог, лишь бы выполнить такую легкую, казалось бы, просьбу. Было больно. И, кажется, не только в плече. Может, в душе? Демоны его знают. Он просто глядел из-под полуприкрытых век, уже шевеля губами, не говоря, не шепча, не моля о прощении вслух. Не проговаривая это, но подразумевая.

Я не хотел, - его слова путаются, и он знает, что Варон не слышит, ничегошеньки не слышит, -   пожалуйста, пойми это, я не хотел, чтобы дошло до такого. Я не хочу причинять тебе вред. Я не хочу убивать тебя. Я-я...

Мэг дрожал мелко-мелко, пытаясь открыть рот, говорить, вспомнить первый том аргонианской девы, да хоть что-то. Не получалось. Совершенно, словно бы его тело уже спало, словно бы оно уже мертво не смотря на то, что душа - жива, вот она, поглядывает из-под полуприкрытых ресниц на испуганное лицо. Такое знакомое. Такое, ха, успевшее стать родным.
Прости меня за то, что я тот, кто я есть.
Если когда-либо сможешь найти для этого силы.
Прости.

Кажется, он реагирует скорее на звук - очерк, как он есть, словно пером по бумаге - или на запах - острый, травянистый, приторный, с оттенком соли, ежели на непосредственно падение капли на свои губы. О-о, по ощущениям, пожалуй, это было сравнимо с каплями скуумы, упавшими на язык заядлого наркомана, существа, не знающего жизни без наркотика, без жидкости, несущей раскованность, подобие свободы, жизни_нежизни. Он слизывает их быстро, в единую секунду раскрывая глаза резко, словно бы пробужденный ото сна, от кошмара, и почему-то дрожат лишь его руки, в тот час как торс - неподвижен. Почти.  Разве что чуть-чуть, разве что самую малость Мэг прогибается в спине, ловя парочку капель языком, стремясь поймать, быть чуть ближе, выпить все до последней капли.

Варон на вкус напоминал, пожалуй, Красную гору, лаву, подтаявшие пески, обратившиеся стеклом... и наркотик. Неведомый, незнакомый, но точно таковым являющийся. Его кровь - это пепел, нотка соли, и немного, совсем-совсем немного меди, блестящей, красивой, такой, какой были на цвет её волосы. Волосы прекрасной девушки, не дожившей до своих истинных приключений. Прекрасной леди, которую не уберег ни он сам, ни Варон. Никто.

Мэг отчаянно, рвано и в какой-то мере пьяно хватал губами капли, и рана затягивалась, мало-помалу, но все же. К щекам юноши приливал какой-то странный, нездоровый и неровный румянец, и он давился псевдо-вздохами, дрожа уже, казалось бы, не от лихорадки, не от боли, но-о... от чего-то еще. Чего-то странного и вряд ли, впрочем, столь легко объяснимого.

В нос бил запах острый, запах сладкий, и одну ладонь Мэгрин все же, ха, освободил. Ту, что не была ранена, чьи кончики ощущали фактуру окружающего света прекрасно, четко, слишком блестяще. О-о, он не собирался впиваться в руку клыками, сколь бы ни было на то ярко желание, страсть, животный позыв. Его ладонь попросту чуть поднялась, скользя кончиками пальцев по чужому предплечью, и буквально секундой спустя он почти до боли сжал чужое плечо, прямо как пару минут назад, ища опоры. Защиты. То, на что он мог бы положиться, успокоиться, понять, что опасность миновала, что все в порядке, и в животе тепло от чужой крови, а может и от чего-то еще, Мэг не знал, честно. Просто не знал. Взгляд его был уже почти осознанным. Рана затягивалась быстро, точно кто-то невидимый её штопал белесыми нитками, сотворенными из тишины, тумана и мрака, и в дрожании губ  Мэгрина было что-то, пожалуй, схожее с благодарностью. С невысказанной признательностью. С простой радостью, что Варон - он здесь, рядом, и что именно он с ним, он, а не какой-нибудь ублюдок, явно бы бросивший его, альтмера, помирать.

Ладонь почти перестала кровоточить, и спокойно, осознанно кивнув, Мэг собственными пальцами заставил Варона согнуть руку в локте, сам чуть приподнимаясь на почти восстановившемся локте, оглядываясь и тихо цокая:

- Я-я.. не могу встать. - Слабость давалась в знаки, и тихо, хрипло смеясь со своего бессилия, маг кивнул в сторону своей походной сумки. - Можешь подтащить её ко мне? Маны у меня и на светлячка не хватит, но перетянуть бинтами до утра рану я все же еще способен. К тому же, это лучше, чем ничего.

Наверное, в его действиях как-то слишком много детского упорства, желания помочь, показать, что он благодарен, что он не останется в долгу, не сейчас, не тогда, когда ему спасли жизнь, да и вообще никогда. Мысли об Эрин немного притупились и получив в свои немного дрожащие ладони бинты, Мэг с горем и упорством пополам все же обработал рану Варону, как ни странно, достаточно стойко выдерживая вид крови настолько близко к собственному лицу, клыкам, губам. Тем не менее, стоило завязать из кончиков смоченного в целебном бальзаме бинта бантик на запястье, как Мэга пошатнуло, и, благо дело, он не свалился, вовремя уцепившись в плечо Варона.
К слову, едва не падая на него всем весом.

И, кажется, ему стоило убрать ладонь. Отползти, свернуться клубочком на спальнике. Замолчать, попытаться уснуть, зная, что не получится, что он будет мучится с кошмарами, с самим собой... Но что-то случилось. Помешало.  Что-то, и может этим чем-то было чужое битье сердца под пальцами, а может глупое, резкое осознание, что если Мэга можно таким образом спасти, то Варона - нет. И в конце-концов, ха, они все смертны. Как и Эрин.
Проще говоря?
Мэга прорвало.

- Знаешь? Я, наверное, скажу глупость, да-да-да, я определенно скажу нечто идиотское, но я не могу. Просто не могу этого... понять. Ты спас меня. Монстра. Какого хрена, Варон, скажи ка? - Он знал, что говорит слишком резко, но плотина чего-то странного, может быть, чувств, словно бы прорвалась, и Мэг не знал, чего в нем больше - благодарности, ненависти, обиды или... чего-то еще. - Сам ведь говорил, что я тебе не ровня. Что я тварь. Грязь, не убийца. Почему ты так боялся за меня? Я же ходячая карта, я же удобство. Даже без руки был бы полезен. Да останься от меня хоть бездыханное тело, ты и то бы вытянул из этого выгоду, не так ли? Продал бы мои пожитки, не знаю. Еще что-то. Не знаю.

Мэгрин путался в словах, но в одну секунду, пожалуй, он вспомнил, что хотел сказать. Что хотел выдохнуть, прошептать, прокричать на всю силу своей собственной поганой глотки:

- Перестань делать вид, что тебе есть ко мне дело. Прекрати делать вид, словно бы я... я...

Он дрожал, и сейчас, наверное, именно кормежка причина тому, что он разрыдался. По-настоящему, со слезами, что градом покатились по впалым, бледным щекам мага. Дьявол.

- Жив.

Он шепнул последнее не_своим, нечеловеческим голосом, но одновременно было плевать, на все плевать. Опустившись лицом на чужое плечо, Мэг осознавал до крику и отчаянного смеха то, что он попросту устал делать вид, что все нормально. До крику. До плача.

- Я тварь, знаю. Грязь. Ты говорил так сам, и я понимаю, что это правда. У меня не должно быть имени. Не должно быть жизни. Я - паразит. - Он вторил, и его коробило от этих слов, он содрогался в чистых, ярких в своей искренности рыданиях. Ему было тяжко, и Варону явно не меньше. Но мертвым в их команде все равно, ха, оставался Мэг, и он был слаб, держась за чужие плечи в отчаянном порыве, дабы не сползти на пол, не упасть в чужие ноги в истерике, не сгореть, не обратиться пылью. Ему страшно. До дьявола, и в придачу - обидно, больно, и душу, не тело, но сознание - терзает на кусочки.

- И если это так... почему ты позволяешь мне забыть о том, что я мертв? Что я труп. Ничтожество. Ходячая бездушная тварь. Если я всего-навсего средство, зачем со мной носиться, как с писаной торбой, ха, Варон?

Он дышит чужим запахом, он вспоминает стрелу, пущенную в спину. И клинок, отданный ему. Кинжал, которым тот вспорол себе вены. Для него. Для того существа, что держит в нем жизнь.

Варону есть к нему дело.
И от этого, пожалуй, немного больно.

- Я тебя ненавижу, знаешь? - Он шепчет рвано, закрывая глаза и просто обнимая его. Отчаянно. Тихо. - И весь этот караван - тоже. И Фи-фи. Её - особенно. И тебя не меньше. Давай уйдем и будем ненавидеть её вместе? У неё милое имя. И она одна. Как и мы. Одни.

Истерика затухала столь же скоро, сколь и начиналась. Хотя, вряд ли её можно было таковой назвать. Отчаяние - да. Но не истерика.

Шепот Мэга, если не вслушиваться, напоминал шорох бумаги, когда перелистываешь книгу:

- Не уходи так же, как и Эрин, ладно? Не попрощавшись. И вообще не уходи. Даже попрощавшись. Из-под земли достану. И выпотрошу. Обязательно.

Его выдох, пожалуй, звучит слишком отчаянно. Игнорируя любую попытку сопротивления, Мэг попросту чуть развернулся, секундой позже - устроился виском на чужой груди, вот просто делая то, что хотелось, наплевав на все. Он хотел спать. Дьявольски. Хотел. Спать.

- И-и... спасибо.

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA]
[STA]Silver for Monsters...[/STA]
[NIC]Megrin Corelas[/NIC]
[SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

37

Он знает, что может отвернуться, знает, что имеет полное право отвести взгляд в сторону, боязливо спрятать глаза и сделать вид, что не запомнил, что не заметил. Он прекрасно все знает, осознает это от и до, но он все равно смотрит. Ему просто надоело делать вид, что все нормально, что все так как надо, что ничего не было. Ему надоело играть в этот самообман. И теперь он смотрит вниз, смотрит спокойно и вопиюще отстраненно, будто вовсе не его кровь течет по тонкому изгибу приоткрытых губ, подкрашивая чужой, влажный язык цветом закатов Эльсвейра и переспелых гранатов. Он смотрит так, будто это – абсолютно нормально, будто самый обычный человек, а не сын ночи лежит под ним, едва ощутимо трепеща, смотря сосредоточенно и обманчиво-живо, жадно ловя бледными губами медный сок чужого тела. И ведь, в сущности, в действительности, так оно и есть. Под ним – личность. Мэгрин. Его замечательный и болтливый компаньон Мэгрин, которого он так часто хочет наградить затрещиной за невероятную склонность к избыточной говорливости. Да, Варон осознает, что теперь это не только Мэгрин, что там есть что-то еще – и он не открещивается от этого, он постоянно держит это в уме, но старается отделять одно от другого, старается помнить об обеих сторонах. Он точно знает – Это отделимо, и они обязательно вырвут этого паразита, вырежут его прямиком из-под кожи. Главное – действительно хотеть этого.

Он не испытывал ни страха, ни отвращения. Не испытывал ничего ясного, ничего яркого и въедчивого, будто тот сосуд, что доселе наполнялся чувствами окончательно треснул, и эмоция-жидкость потекла меж трещин, вязкой стекая по стенкам и накрапывая вниз, моментально испаряясь вихрящимся паром. Это не было равнодушием, слабостью, не было апатией или чем-то подобным. Казалось, что он просто перегорел, что затух огонек на фитиле эмоций и теперь надо просто подождать, пока остынет и потом просто зажечь вновь. Он понимал, что в какой-то степени поступает неправильно и эгоистично, что делает не спрашивая чужого мнения и не пытаясь прислушаться к голосу собственной рациональности. Смотря спокойно, с затухающим чувством волнения в глубине зрачков, он думает о том, что все это слишком непросто, чтобы осознать и принять это моментально, за какое-то мгновенье, сделав частью себя. Наблюдая за тем, как постепенно стягиваются раны на чужой коже, он думает о том, что он смертный, а потому может допускать глупости и совершать ошибки – нет, не сейчас, но раньше, когда предсказуемо и слепо поддался чувству разрушающего, жгучего гнева. За эти короткие секунды он думает о многом, но в действительности ни в чем не уверен до конца.

Безропотно согнув руку в локте, услышав все еще слабый голос, Варон встрепенулся, кивая на просьбу не сразу, с задержкой, и сначала просто стряхивая с себя липкую пелену задумчивости, чей вкус слишком явно и ощутимо отдавал на языке горечью вековой полыни и вкусом ржавой, дождевой воды. Слезши с альтмера, отпустив его, Варон подтянул указанную сумку ближе, после вновь кое-как устраиваясь на спальнике и зарываясь здоровой рукой в ее недра, ища все необходимое. Найденный бинт и склянку с бальзамом, Варон передал Мэгрину, ему же протягивая распоротую руку и наблюдая за тем, как альтмер целеустремленно, с завидным упорством бинтует ее, даже, несмотря на то, что сам едва не падает от слабости. Со стороны, наверное, они похожи на двух ослабших зверей, отчаянно зализывающих раны друг друга – и от этого, почему-то, хотелось улыбаться. О крови Варон не думал, о чужом рте, что находился слишком близко к свежей ране – тоже. Нет, это не было какой-то слепой верой в чужую выдержку или чем-то вроде нее, вовсе нет, он просто не думал об этом. Сейчас он просто не хотел думать вообще. Когда бинт оказался перетянутым, а Мэгрин повалился на него, зверьком цепляясь за одежду, чтобы не свалиться на пол, Варон подхватил его, ненавязчиво поддерживая и не позволяя свалиться. Он уже чувствовал повисшую в палатке «грозовую» атмосферу, и прежде чем поток слов зазвучал, хлеща по ушам огнем и холодом, Варон успел подумать лишь о том, что хорошо все-таки, что он перегорел, что он очень вовремя потух.

Варон молчал, просто слушал, игнорируя наверняка риторические вопросы, потому что знал, что пытаться вставить свою реплику в чужой поток «откровений» глупо и бессмысленно – его все равно не услышат. Варон молчал, но осознавал каждое сказанное Мэгрином слово с удивительной для своей усталости ясностью. Он думал, что будь у него силы и желание, что будь паузы между фразами чуть длиннее – он наверняка отвечал бы насмешливо и саркастично, бессовестно обидно. Но сейчас, вместо всего этого он просто позволял Мэгрину высказаться, едва ощутимо, с намеком на успокоение, ладонью поглаживая его по поджарому боку. Правда, истина, откровение – все это редко когда бывает прекрасным, редко бывает приятным и успокаивающим, зачастую напротив, неся в себе боль и уродство, обиду острую и проникающую неприятно глубоко. Варону не было обидно, скорее просто неприятно, вовсе не потому, что ему говорили все это после того, как он фактически вытащил Мэгрина с того света. Спас мертвого от смерти. А скорее просто потому, что все эти слова горчили правдой, которая не поддавалась ни осуждению, ни изменению. Он сам сделал себя таким, он сам показал свое лицо именно с такой стороны, и скорее всего он в действительности и был именно таким, лишь изредка поддаваясь жалости души и мягкости сердца, которые все еще чудом лишь были на это способны.

Ему, по правде говоря, хотелось ударить Мэгрина. Да, опять. Оставить на щеке пытающий отпечаток собственной ладони, не выбивая чуши из чужой головы, но отстаивая собственные чувства и восприятие, потому что нельзя так уверенно и резко говорить о том, о чем, в сущности, не имеешь никакого представления. Нельзя судить о ком бы то ни было конкретно и всегда только с одной стороны. Все они, каждый из них – подвержены изменениям. Среди них нет стальных и несгибаемых, и все они – податливая глина, просто кто-то крепче, подобно камню, а кто-то пугающе изменчив и текуч, как чрезмерно размокшая, превратившаяся в грязь земля. Варон молчал даже тогда, когда до хрипу хотелось сказать «нет», когда хотелось отрицать и рычать от этого испуганно и загнанно, но он просто положил руку на голову прильнувшего к нему Мэгрина, легонько поглаживая светлые-светлые прядки и щекой прижимаясь к его виску. На душе и сердце было мерзко, а сознание крутило, словно бы в рвотных позывах, но он даже не пытался прекратить этого, не пытался просто оборвать этот малоприятный разговор. Всем им время от времени нужно высказываться, чтобы не довести себя до окончательной, опаснейшей стадии отчаяния. Варон чувствовал, ощущал, как постепенно накал спадает и слабеет, чувствовал, как внутри него самого все постепенно расслабляется, отпуская тревогу.

Само собой, Мэг, само собой. Ненавидишь, считаешь ублюдком, сволочью и... Что там еще было, не напомнишь? — Варон усмехается самыми кончиками губ и в словах его слышна лишь беззлобная, расслабленная насмешка. Мэгрин сейчас напоминает ему ребенка – не капризного баловня, а тех спокойных малышей, которые обычно ведут тихо-тихо, как маленькие мышки, лишь изредка срываясь в плач, когда что-то обижает их действительно сильно. — Полностью согласен. Эта Фи-фи вообще исток всех мировых бед. Ужасный-ужасный гуар-злодей. Видел, как она на всех смотрит? Не удивлюсь если она – воплощение Дагот Ура или главная его пособница, — кто бы услышал, какую чушь они тут несут – обвинил бы в ереси, и наслал бы по их душу отряд ординаторов, но никто не слышит, потому что все заняты, а оттого все спокойно. А им, – Варону, по крайней мере, – смешно едва ли не до хрипа, но смеха нет, лишь слабая-слабая улыбка, застывшая в уголках губ. Он хмыкает на почти последние его слова, проводит ладонью по его спине, давя сильнее и ощутимей, прикрывая глаза и без слов кивая головой.

Он не уйдет, по крайней мере – очень постарается не допустить этого ни в коем случае.

Почувствовав, как Мэгрин заелозил, целеустремленно и без обсуждений устраивая голову на его груди, Варон лишь усмехнулся, понимая, что даже при большом желании у него просто не было бы сил на то, что бы отстранить альтмера от себя. Да и зачем? Он и без того натерпелся, так что пускай делает все, что ему заблагорассудится, Варон не будет против. Подождав еще какое-то время, просто слушая чужое редкое-редкое сопение и прислушиваясь к доносящимся извне звукам стихающей паники, Варон все-таки улегся на спальник, утягивая Мэгрина за собой, укладывая его рядом и легко, словно бы в нерешительности, приобнимая за плечи и прижимая к своей груди. Аккуратно скользнув пальцами по плечу, спустив руку чуть ниже, он положил ладонь на его талию, опуская голову вниз и переносицей прижимаясь к макушке светловолосой головы, тихо вдыхая запах крови, влажной земли и тот самый едва уловимый, едва слышащийся запах кожи, что единственен в своем роде и принадлежит лишь одному человеку. «Ну и придурки же, а. Форменные придурки. Единственные и неповторимые в своей породе», — устало думает Варон, чуть прикрывая веки, не засыпая, а просто дремля и позволяя глазам отдохнуть. Он не чувствовал времени, ощущал только то, как сонно подергивает тело Мэгрина в его объятиях, да слышал суету, что казалась такой далекой и какой-то нереальной, искусственной.

Вы тут в...?...в порядке, — хрипло ответил и вместе с тем закончил Варон вместо заглянувшего в юрту, замолчавшего на полуслове стража, поднимая голову и неосознанно прижимая Мэгрина ближе, слово кто-то планировал его украсть. Страж скользнул взглядом по обстановке, покосился на многочисленные пятна крови, на лежащий в другом углу бездыханный труп никса и, переведя взгляд на наемника, что смотрел на него вопросительным, внимательным взглядом – без слов, одним жестом поманил за собой, после покидая юрту. С тихим ворчанием приподнявшись на локте, Варон аккуратно снял руку Мэгрина со своего плеча и чуть повернул его голову, пальцами обводя контур его лица и улыбаясь уголком губы. Он не заметит. Склонившись ниже, как и всегда следуя порыву, Варон губами коснулся виска альтмера, не мимолетно вовсе, а замирая, рискуя быть обнаруженным, а может быть, просто и сам подсознательно желая этого. Уходить не хотелось, но это могло быть чем-то важным. Отстранившись, удобнее уложив Мэгрина на спальнике и едва не по самый подбородок укрыв его, Варон улыбнулся, вновь проводя ладонью по светлым волосам и все-таки поднялся с места. Выходя из палатки, по пути он все же зацепил труп никса, вытаскивая его на улицу и оттаскивая в сторону границы лагеря, к остальным тушам, после чего двинулся в сторону пылающего посреди стоянки, большого костра, подле которого собрались некоторые из уцелевших стражей. Остальные же люди, скорее всего сейчас сидели по юртам, приходя в себя после неожиданного столкновения и зализывали раны.

Вот и ты. Садись-садись, — капитан охраны поманил Варона ближе, кивая ему на свободное место и после, надсадно закашливаясь. Мер ладонью крепко зажимал, судя по всему, довольно глубокую рану на боку, дышал хрипло, а на его белоснежной, пробивающейся из-под контрастно темной кожи бороде, в свете костра и восходящего солнца виднелись розоватые, кровавые подтеки. Отмахнувшись от протянутой руки, он самостоятельно принял сидячее положение, обводя молчаливых и мрачных присутствующих, мудрым, чуть печальным взглядом светлых глаз, после чего кивнул головой сидящему рядом с Вароном Брагону, который передал в руки наемника небольшую, но увесистую сумку, по форме напоминающую те, какие используют алхимики для хранения ингредиентов. — Сегодня немало хороших людей полегло из-за этих тварей, всем неслабо досталось, так что мы решили разделить товары между уцелевшими. Мертвецам зелья, монеты и вещи без надобности, а нам на что-нибудь да сгодятся. Возьми, это не мародерство, а считай что подарок и помощь. Ты и твой друг – часть команды, мы должны помогать друг другу, — видя тень сомнения на лице Варона, данмер произнес последнюю фразу настойчиво и убедительно настолько, что на мгновение напомнил ему родного отца. Чуть покривив лицом, Варон все-таки принял сумку из рук Брагона, кладя ее себе под ноги, чтоб не мешала и, складывая руки на коленях.

Лестер сказал, что никс-гончая ворвалась прямо в вашу юрту. Твой друг хорошо себя чувствует? — Варон приподнял голову, чуть вскидывая вопросительно бровь. Интерес к Мэгрину сейчас казался ему подозрительным, в какой-то момент подумалось, что кто-то из стражей видел, как Варон поит мага кровью и сейчас один из них уже крадется внутрь палатки, чтобы перерезать беззащитному, оставленному без присмотра «монстру» глотку. Лишь чудом наемнику удалось сдержать себя в руках и не обернуться резко и порывисто в тот же момент, как эти мысли втекли в его разум параноидальным червем. Он без слов кивнул головой, подтверждая вопрос данмера. Поверьте, у него все просто прекрасно. Прекраснее, чем у многих из вас. — Я пойму, если вы захотите отсоединиться от каравана после произ... — Варон требовательным жестом оборвал речь капитана и отрицательно покачал головой. — Все в порядке, правда. Я не знаю как долго, но пока нам с вами по пути – мы останемся, — произнес Варон, вызывая на губах данмера одобрительную улыбку. Постепенно разговор наемников перетек в совершенно другое русло: обсуждали дальнейший путь и то, как необходимо поступить после произошедшего – кто-то настаивал на продолжении пути, кто-то просил на несколько дней осесть подле какого-нибудь города, чтобы караван смог набраться сил и придти в себя. Единое мнение, скорее всего они примут уже без Варона, а ему, пожалуй, хватило только слов о том, что время нынешней стоянки, скорее всего, затянется до вечера или даже следующего дня, чтобы у них было время погрести падших товарищей и убрать трупы гончих подальше, чтобы другие звери не пришли на запах падали.

Забрав сумку, поблагодарив и попрощавшись со всеми присутствующими, он направился обратно в сторону юрты, намеренный поспать хотя бы немного, но, не пройдя и половины пути, остановился, услышав оклик знакомым голосом. Обернувшись, он увидел идущего к нему Брагона и развернулся в его сторону, внимательно смотря на приблизившегося босмера, который протянул ему сжатую руку. Вопросительно вскинув бровь, он все же подставил раскрытую ладонь под кулак стража, чувствуя, как тот вкладывает в нее что-то небольшое, завернутое в тонкую бумагу. — Эрин, когда... когда это случилось, попросила передать это «грозному стражу личиночки». Тебе, я полагаю. Это их фамильная ценность, и ее прощальный подарок – береги это, пожалуйста, — тихим, сухим и каким-то безжизненным шепотом выдохнул босмер и прежде чем Варон успел что-либо спросить или ответить, развернулся, уходя обратно к костру. С сочувствием посмотрев Брагону вслед, Варон чуть пожал плечами и присел на ближайшую корягу, рассматривая сверток со всех сторон, а после разворачивая его.

На ладонь выпало аккуратное, тонкой, филигранной работы кольцо, чьи отлитые из серебра бока в неярком свете солнца отдавали бронзой, на верхней же части украшения, с внешней его стороны виднелись вплавленные в металл осколки дробленого топаза. Помимо этого, приглядевшись, Варон смог рассмотреть темные, черно-серые, чуть отдающие в бордо прожилки – добавленный в металл пепел Красной Горы. Такое, говорят, не каждому искусному кузнецу-ювелиру подвластно. Это очень ценный подарок, такие просто так не дарят, тем более каким-то незнакомцам. Вскинув бровь, он поднял украшение, рассматривая его в сумерках утра, и ко всему прочему, замечая бледное мерцание наложенного зачарования, какого именно – не имел понятия. Покрутив украшение в руках и так и эдак, удивляясь аккуратности и тонкости работы, до него не сразу дошло. Кольцо. Та забавная девочка подарила ему кольцо, делая акцент на том, что он «страж личиночки». Изобразив на лице непонимание, Варон взял в руку пергамент, в которое было завернуто украшение, и вывернул его внутренней стороной, только сейчас замечая написанные на ней, едва разборчивые и начертанные нетвердой рукой, слова: «Личиночка прикидывается глупым, но я-то все-е вижу и точно уверенна, что эта блестяшка тебе пригодится в будущем. Не обижай его». Просто переводя удивленный взгляд с украшения на бумагу и обратно, явно не до конца понимая посыл Эрин, в какой-то момент Варон все-таки осознал и едва не поперхнулся воздухом. Да ты издеваешься. Серьезно, что ли?! Перестав выгибать брови и подобно филину округлять глаза, Варон тихо заворчал, но подарок оставил – это действительно важно даже не смотря на то, с какой мыслью было подарено. К тому же Эрин даже предположить не могла, насколько точно попала в цель этим своим «в будущем», убивая, как говорится, сразу двух зайцев.

Понаблюдав какое-то время за рассветом, Варон все же вернулся в юрту, кое-как подлатал образовавшуюся в стенке дыру, чтобы свет по крайней мере не светил так ярко и ослепительно, и постепенно снял с себя броню думая о том, что молния два раза в одно место бить точно не может и Девять пока что успокоятся со своими для них неприятными сюрпризами. Заглянув в дармовую сумку, он нашел два зелья исцеления болезней, видимо для него и для Мэгрина (который теперь с болезнями и так за здрасте сам справлялся, совершенно иммунный к ним), и опрокинул один пузырек в себя, с трудом и отвращением проталкивая мерзкую на вкус жижу в горло – мало ли чем могли заболевать никсы. Один «болеющий» у них уже имелся, двух же будет слишком много. Осмотрев перебинтованную руку, после он взглянул на оставленную никсом, покрытую кровавой коркой борозду на другой руке, и пришел к выводу о том, что выглядит «царапинка» вполне себе сносно и безобидно, посему беспокоиться было не за что, все-таки, сколько он уже таких «царапинок» пережил и нормально, и ничего – все заживает, как на собаке.

Поднявшись на ноги, он остановился в центре юрты, смотря на пару расстеленных спальников, один из которых занимал, кажется все еще прибывающий во сне Мэгрин. Нахмурившись, после он все же отмахнулся и шагнул в сторону альтмера, как можно более аккуратно сдвигая его в сторону и не залезая под тонкое покрывало, ложась рядом с ним. Нет, ну правда, после того случая в таверне, когда маг пытался себя удавить своими же руками – Варон просто обязан был быть рядом, чтобы пресечь повторные, подобные той попытки. Ладно, если говорить честно – он просто искал себе оправдания, хотя никто его об этом не просил и остальным, в целом, было глубоко плевать, что и как тут происходит. Повертевшись и все никак не находя удобного положения для одной из рук (другую он вполне комфортно подложил себе под ухо), он все же занес ее над Мэгрином, останавливаясь на полпути и задумываясь. Над смыслом бытие, наверное, задумываясь, и собственным кретинизмом до кучи. Тихо, раздраженно шикнув, Варон все же положил ладонь на талию мера и словно бы назло покрикивающему в голове голоску надавил ей, тесня и прижимая Мэга к себе, спокойно выдыхая и, наконец, найдя необыкновенно удобное положение, устало прикрыл глаза.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

+1

38

Мэгрин ворочался, то что-то тихо бормоча сквозь сон. Это было практически незаметно, ибо говор глушился то тканью, то чужим плечом, подставленным так вовремя_невовремя, но, тем не менее, факт оставался фактом. С его губ то и дело срывались нечленораздельные и еле-еле слышные вздохи, тихое мычание, иногда же он и вовсе дрожал, точно лист на ветру. Легко, едва-едва заметно, и знаете? Это совсем, вот совсем-совсем не было странным. Вампирам, знаете, привычны кошмары, ужасы в потемках  сознания и мыслей, ведь они - словно дань, плата, отражение их вечного кошмара, нескончаемой катавасии жизни_нежизни, и Мэгрин, кажется, уже должен был к ним привыкнуть. Беда в том, пожалуй, что он привык. Свыкся с мыслью, что до конца времен, скорее всего, он либо не будет спать вовсе, либо будет щурится и жмуриться, вскакивая по утрам. Он смирился с этим, и, пожалуй, Мэгрин должен был быть более стойким к различного типа ужасам, ласкающим сознание ночью.
Но знаете? Беда, пожалуй, была в том, что снился ему отнюдь не кошмар.

Скорее, нечто страшнее. Нечто, что живее.

- Знаешь, личиночка, - Эрин улыбалась мягко-мягко, знакомо, бесконечно нежно глядя на рассветное небо, и Мэг мог оглянуться, выцепить взглядом небеса, усыпанные звездами, зацепится взглядом за город вдали, провести рукой по траве, на которой они с ней сидели... Да вот только интерес его - не в них, отнюдь. Совершенно. Он глядел на девушку, та же - не отводила взора от горизонта, - когда мы были в Вивеке, один имперец уверял меня, что Башня Белого Золота столь высока, что её можно разглядеть с любой улочки, сколь далеко ты бы ни был от дворца. Это правда?

- Несомненно, - кивнул на это Мэг, ни на секунду не задумываясь, и девчонка расхохоталась, словно бы не веря, - пожалуй, она может оказаться выше всего того, что ты когда-либо видела в своей жизни.

- О-о, малыш, уверен? Я повидала многое, - чуть пошловато выдохнула та, хмыкнув, и прижав к груди колени. В ней была изящность, честность, жизнь, и Мэгрин ощущал себя спокойно. До того самого момента, как она, тихо хмыкнув, приподняла подбородок, шепнув, - а ты?

- Я? - он удивленно вскинул брови.

- Да. Мне умирать было... не особо страшно. - По спине Мэга пробежался холодок, но он слушал, вслушивался в её мягкие слова, голос, стараясь запомнить каждую нотку, каждое словечко, даже сам чертов тон и баритон, которым она говорила. - Тот кусок сукиного сына хотел вспороть Брагону брюхо. Я вступилась за него, вспоров уже эту самую тварь, будь она неладна. Было... больно. Но не страшно. Совсем-совсем.

Мэг не сразу осознал, что небо - чернее угля, и звезды потухли, а лицо девушки светло лишь потому, что он видит. Видит во тьме. Осознание того, что он не спрашивал Варона, как она умерла, пришло быстро вместе с мурашками, прошедшими по позвонкам. На её же тонких, изящных губах была улыбка мягкая, спокойная:

- А ты умрешь за своего друга? Так же бесстрашно, как и я. Не задумываясь. Умрешь, личиночка?

Мэг глядел на неё спокойно, на кровь, что текла из её рта и глаз, и сердце колотилось в груди равномерно, спокойно. Не в его груди. В чужой. Он ощущал это на кончиках пальцев, он чувствовал чужое дыхание на плече, на скуле,  и сон почти отпустил, раскрыл свои острейшие когти, когда он, вспоминая сломанную отмычку, отсутствие щупа, дыхание смерти в спину и вой двемерских машин, выдохнул мертвой деве:

- Я - уже.

Спокойно, без даже толики злобы, обиды или паники. Он - уже; Мэг подписал себе приговор, когда в момент стресса, паники, игнорируя все мыслимые и немыслимые правила вора-взломщика, вскрыл тот чертов замок, игнорируя напрочь запрет "что зачаровано - без щупа даже касаться не смей". Уже. И знаете? Попади он в такую ситуацию еще раз, он бы поступил абсолютно так же. Вскрыл бы замок. Заразился бы. Умер. Хоть тысячу гребанных раз, ха, подряд.
Он завел Варона в это дерьмо. Он же его и выведет. Любой ценой.
Мэгрину терять уже нечего.

Девушка же, раскрывая широко рот,  расхохоталась, кидаясь на него секундой спустя с объятьями, но целясь тому в шею обоюдоострыми клыками. Типично. Мэг ожидал такого поворота, и посему проснулся без крика. Лишь с тихим, едва слышным резким вдохом.

И знаете? Честно сказать, Мэгрин совсем не ожидал, что Варон будет спать рядом. Сейчас, по крайней мере. Ну-у, как бы у него был свой спальник, ничем не отличимый от его, и зачем довольствоваться небольшим кусочком ткани, если можно разлечься на собственном спальном месте? Мэг не понимал. Вот совершенно, равно как и того, что вчера на него не наорали, не ударили, а выслушали. До конца, ха, даже ни разу не перебив. И обняли. И поддержали. Сжимая пальцы на чужих плечах, Мэг понимал - ему совершенно не ясно, что на уме у этого наймита. То он орет, то держит крепко-крепко, как сейчас... Впрочем, это успокаивало. Совсем... чуть-чуть.

Меньше знаешь - крепче спишь, так вроде писалось мудрецами, ха?

В голове было мутно, если честно, и чужая рука на собственной талии вызывала разве что странную, приглушенную мысль... защищенности. Легкую, непорочную, и Мэгу, знаете, нравилось это чувствовать. Словно бы после тысячной, километровой пробежки, кто-то сказал - все нормально, остынь. Успокойся. Все хорошо. Я рядом. Ну, или после о-очень долгого подземелья, наподобие того, которое они прошли, выдалась минутка отдохнуть. Знаете, если бы Варон обнял его после перемещения - телепортации? Э-э, переноса во времени? - а не дал затрещину, то Мэг, наверное, не успокоился бы. Волновался, елозил, истерил. Сейчас? Другое время. И другие, пожалуй, Мэгрин и Варон. Совсем-совсем.

Чуть огладив чужую спину, совсем, казалось бы, в невинном жесте, Мэг на самом деле мыслями был далеко. Очень, очень. Где-то, кажется, рядом с тем камнем, благодаря которому они попали в эту передрягу, упорно и щепетильно вспоминая текст, выведенный на стене. Мог ли он их... предупредить? О том, что за заклинание - а оно явно накладывалось изнутри - было на двери. О том, что нужно лечиться. Или о переносе, или о том, как вернуться назад? Так, стоило вспомнить. Времени, казалось, прошел целый век, тем не менее, на память Мэгрин никогда не ругался. Она, пожалуй, была одним из тех редких пунктов, что не вызывала в нем самокопания и ненависть к самому себе.

Mathmeldi ia Pellani. Вспоминая эту строчку и подаваясь вперед, утыкаясь переносицей в чужое плечо, Мэг откровенно не мог вспомнить, было ли там "ia" или "ua". Но это, знаете, скорее изыски чтения и диалект. На переводе это особо не отразится, Мэг знал сие прекрасно, складывая мысленно два и два и вспоминая, как криво перевел, будучи еще там, в пещере. Если память не подводила, верный перевод самой первой, верхней строчки на общий язык был таков - "из дома изгнанные чужеземцы".

Чужеземцы. Изгнанные.

Резко распахнув глаза, Мэг сущей змеей - иначе, ха, просто никак - выполз из чужих объятий, с горем пополам усевшись на нетронутый лежак и притянув к себе сумку. Из дома изгнанные чужеземцы. Дьявол. Почему Варон его не послушал и все же тронул этот гребанный камень?!

Хотя, - мыслил он, быстро остывая и доставая свой блокнот, списанный на четверть, - послушай он Мэга в ту минуту, сейчас они, скорее всего, были мертвы. Оба. А так мертв только один из них. Символично, что уж скажешь.

Вспоминая по кусочкам текст, написанный кровью на стене - а не той, что принадлежала некогда созданиям, чьи останки они нашли? - Мэг расписывал их на бумаге припрятанным угольком, то и дело закусывая губу и почесывая переносицу, отчего та быстро запачкалась углём, равно как и пальцы. Shantai Sepredia, Oioi Lattia, Oioi Anyammis... Мэгрин проговаривал это, бубнил едва шевеля губами, параллельно вспоминал все, что мог и не мог, и в итоге, хмыкнув, провел пальцем по строчке, невольно смазывая текст.

Oioi Naga.
Sino Soui Sunnabe.

...Твою мать.

- Варон? - Повернув голову в сторону и с удивлением отметив, что тот уже не спит, маг повернулся к нему всем корпусом, тем не менее, не поднимаясь. Видимо, слабость после немалой регенерации все же давалась в знаки, - оу. Я не хотел тебя будить, прости. И-и... можешь подойти? А, хотя, в принципе...

Буквально в коленно-локтевой позе преодолев не шибко больше  растояние меж спальниками, Мэг сгреб их в кучку, делая хотя бы немного более широкое, кхм, ложе. Почему нет? Удобно же. К тому же, подниматься совсем-совсем не хотелось. Держа же блокнот в руках, Мэгрин аки маленькому, начал пояснять Варону значение написанного на айлейдисе:

- Это то, что было написано в... пещере. Я попытался воспроизвести по-памяти. - Исчерпывающе выдохнув, Мэг все же немного пояснил. - Ну, это то, что было написано кровью. Я думаю, что кто бы это не написал, он не хотел, дабы мы касались камня. Ну или кто-то, похожий на нас. Впрочем, выбора у нас не было.

Взяв ладонь Варона в свою, Мэг подселся к нему ближе, водя чужими пальцами по бумаге, бормоча:
- Это айлейдис. Перевод... "Из дома изгнанные чужеземцы придут в новый мир". Вот, это первые две строчки. Далее, думаю, подразумевается, что этих самых "чужеземцев" ждет. Видимо, кто бы это не писал, он слишком торопился, дабы грамматически и по смыслу правильно оформить текст. Во-от, - опустив чужую ладонь чуть-чуть ниже, он пробормотал последние строчки, - вечное сияние, вечная жизнь, вечная смерть. Здесь они будут благословенны.

Отпустив чужую ладонь, Мэг нахмурился, словно бы лишь сейчас дойдя до определенной мысли:
- Знаешь, я тут подумал... Вампиры, Варон. Прах, его было много, и-и там были заточены вампиры, и именно они написали это. Криво не потому, что торопились, а потому, что не знали, как верно. Или были слишком голодны, чтобы размышлять здраво. Это объясняет трупы, пепел и надписи. - потерев подбородок, Мэг все сильнее и сильнее пачкался углем, тем не менее, совершенно этого не замечая. - Их... они оказались в ловушке там, думаю. Дверь захлопнулась или же их заперли намеренно - Мехрун Дагон их знает. Факт один - они не смогли выбраться. И умерли. А ты знаешь, сколько нужно даже самому голодному вампиру, чтобы умереть?

Мэг не особо ждал ответа, вернувшись взглядом к бумаге:
- Десятки лет, если не века. Они... пробыли там больше, настолько, что даже в условиях закрытого помещения их тела высохли и практически обратились пылью. Это ладно, но... Но почему? Имею ввиду, что они там искали, зачем вообще проникли в эту усыпальницу? В то время там не должно было быть рядом двемерских руин, Альфтанд не настолько старые руины, к тому же выход к пределу... это... не объясняет, но фалмеры...  дьявол. Я запутался

Практически отчаянно выдохнув последнюю фразу, Мэг помассировал пальцами виски, что уже гудели от тучи, кучи мыслей. Это ведь ранний период? Ну, айлейдов и двемеров? Архитектура говорила об этом. Или... или ему показалось? Гребанные дейдры. Кажется, вот он ухватился за кончик правды, за нить истины, а вот она уже ускользала, помахав ладошкой на прощание. Факт перемещения имеет отношение к его болезни или нет? А может причина в том, что они оба - эльфы, и та штука именно потому на них так странно отреагировала, искривив время? Или еще что-то? От этого всего, ей-богу, пухла голова.

Им помогут помочь в Телванни. Могут, но не обязаны. Что же тогда делать? Нахмурившись, Мэг вспомнил старую, как мир, книжку, которую однажды откопал на крае библиотеки. Там, на ломанном эшлендисе, было написано нечто о Морровиндских кланах и о вампирах в целом. Мэг, помнится, пролистнул её быстро, не запоминая толком ничего. Черт, как бы она пригодилась ему сейчас!

Проводя ладонью по собственным волосам, Мэг выдохнул отчаянно. Нужно было что-то делать. Определенно нужно было:

- Если возвращаться к диалекту, то-о он, э-э... нибенийский? Или имеет оттенок фалмериса? Эм-м, может, тут имеет место быть влияние двемериса? Хм-м, вряд ли. Или... черт, я не хочу это разбирать, Азуры ради, - как-то по-детски хныкнув, Мэг просто  образно уронил свою головушку на чужое плечо, обреченно вздыхая в ткань одежды. Он обожал разбирать тексты, языки, особенно эльфийские, но сейчас голова от обилия мыслей просто пухла, и хотелось не спать, но подремать, просто для того, дабы все это переварить.

То, что шатер подлатан, да и сумка какая-то в сторонке лежит, Мэг заметил не сразу. Где-то, наверное, через секунду после того, как таки поднялся, потирая слезящиеся отчего-то - кажется, от света, тут было, черт возьми, слишком светло -  глаза. Приметив же эти маленькие изменения, небольшие, но несомненно важные, Мэгрин удивленно поднял взгляд на лицо спутника, чуть сведя брови:
- Ты куда-то ходил?

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA]
[STA]Silver for Monsters...[/STA]
[NIC]Megrin Corelas[/NIC]
[SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

39

Сон, – полноценный и забвенный до темноты под веками, – не шел, и происходящее скорее напоминало Варону дремоту, легкую такую и в чем-то даже приятную, но чуткую до такой крайности, что разбудить мог даже шорох пробегающего мимо крысеныша. Кажется, на фоне всех этих нескончаемых перебежек и неожиданных побудок его режим банально решил перестроиться и адаптироваться к новым условиям, значительно сокращая необходимое для отдыха время. Относительно, но не сразу он проснулся еще тогда, когда Мэгрин бойким ужом выкрутился из-под его рук, отстраняясь куда-то – куда именно Варону было не интересно вот совершенно, а потому он, чуть поелозив на месте и найдя очередную удобную для сна позу, решил дремать дальше. Решить-то он решил, только вот еще одному присутствующему в юрте меру на его решения, кажется, было плевать с той самой Башни Белого Золота, на которую он так хотел «взглянуть еще разочек». Шумно, с наигранной усталостью выдохнув, Варон медленно приоткрыл сначала один, а после и другой глаз, молчаливо смотря на бормочущего Мэгрина, который увлеченно что-то, то ли записывал, то ли зарисовывал в книжице – дневнике, наверное, или вроде того. Уже после, когда наемник поднялся на локте, продолжая неотрывно наблюдать за крайне занятым мером, тот все же соизволил обратить на него свое внимание.

Уже как пятьдесят три года «Варон», — не без толики ехидцы, с тенью усмешки на губах, ответил он альтмеру, с явным интересом наблюдая за его своеобразным передвижением по юрте. Нет, все-таки правильно его Эрин личинкой называла, вот сейчас со стороны он именно на нее и был похож, ну или на фуражира, например, разве что не скакал горным козлом, да и выглядел в разы привлекательней. Когда же альтмер подобрался на расстояние вытянутой руки, потрясая перед лицом исписанными углем бумажками, Варон окончательно убедился в прекрасной (шутка, отвратительной) мысли о том, что Мэгрин любит занимать момент его пробуждения мозговым штурмом и информативной встряской. Вот у нормальных людей побудка как начинается? Кто-то идет завтракать, кто-то выпивает стакан воды и отправляется на пробежку, кто-то с воплями одевается и спешит на работу, а что у них? У них, вы только посмотрите, айлейдис, чтоб он, сука, был не ладен. Зажмурившись и вновь раскрыв глаза, Варон нахмурился, лишь каким-то чудом не посмотрев на мага взглядом из серии: «ты надо мной издеваешься, что ли?». Сначала понятно не было ничего, а закорючки на бумаге воспринимались чем-то абстрактным и странным, потом же, попутно с объяснениями Мэгрина Варон постепенно начинал понимать важность той информации, которую ему сейчас любовно и настойчиво втирали в разум. Хотя скорее то была даже не информация, а рассуждение вслух.

Варон просто слушал чужое рассуждение вслух, не влезая в него, изредка кивая головой и постепенно начиная вникать в смысл озвучиваемого. Айлейдис, вампиры, иная архитектура «хранилища» – все это было кусочками мозаики, но никак не ответами на многочисленные вопросы и один, самый основной: как им отсюда выбраться? Потому что прерогатива застрять на чужой земле, да еще и не в своем времени казалась не очень-то и привлекательной, совершенно не грея. Одно дело, конечно, если бы про них балладу сочинили, а так ни тебе баллады, ни славы, ни воспевания в веках, да и не за что, в общем-то, а потому и не грел этот вариант совершенно. С другой стороны, если пытаться рассуждать логически, то известно, что у любого телепорта есть определенная точка привязки и «исток». Исток и точку привязки у кристалла из Альфтанда они нашли, теперь, насколько можно было судить, необходимо было найти оригинальный первому «истоку» аналог и уже по нему поелозить ладошкой, а там, глядишь, что-то да выгорит. Но, опять же – совершенно не факт, что они вернутся в Скайрим, а если и в Скайрим, то не факт что в Четвертую Эру, а не в какие-нибудь времена Исграмора. Исграмора Варон, конечно, по-своему уважал, бойкий был мужик, но он лучше про него в книгах почитает, чем самолично будет следить за его становлением и всем прочим. Сложно все это было до умопомрачения и шальной мыслью в голову закралась идея обратиться ко всезнающему даэдра, который бы их наверняка прямиком по адресу отправил. Да вот только тут проблема была уже в том, что даэдра скоты, знаете ли, жадные и хитрые, и дел с ними иметь не хотелось совершенно.

Из нас двоих гордое звание переводчика принадлежит тебе, так что я совсем не в курсе, что там за диалект, — задумчиво и все еще хрипловато после дремы ответил Варон, чуть пожимая плечом и вновь пробегаясь взглядом по бумаге испещренной непонятными словами и изгибами незнакомого языка. На данном этапе он только и мог, что занимать роль пассивного наблюдателя, изредка выступая в роли слушателя и оказывая посильную поддержку. Вот когда они дойдут до момента, где надо будет кому-нибудь по голове настучать – он и выступит во всем своем великолепии, а пока горазд только «угукать» и качать головой. Хотя, знаете, все это было занятным даже для него. Вот спрашивается: что именно забыли вампиры около древнего артефакта, который, вероятно, принадлежал айлейдам? И почему они сделали записи именно на айлейдском языке, а не на каком-нибудь другом? Это были укушенные вампирами айлейды, которые в итоге тоже обратились в вампиров? Если так, то логично возвращаемся к первому вопросу – что там делали вампиры? И каким образом двемерские развалины оказались рядом с этим «хранилищем»? Почему именно двемерские, а не айлейдские машины охраняли вход в «хранилище» при учете того, что системы безопасности и у тех и у других были великолепны? Да и в вампирах ли вообще дело? Стоило ли цеплять за это, или они просто ищут не там? Даже при наличии в голове вопросов, Варон ни за какие ниточки и хвостики идей не ухватывался – у него в голове было пусто и почему-то гудело так, будто где-то под мозгом уместили миниатюрную двемерскую машину. Житье в постоянном стрессе и напряжении никому на пользу не идет, вот честно.

А? — отвлекшись от своих размышлений, Варон покосился в сторону Мэгрина, до конца осознавая его вопрос лишь через секунду. — Срочно вызывали на Красную Гору. По-братски просили переговорить с Даготом, чтобы он, ублюдок, перестал беспредел учинять, — с совершенно серьезным лицом проинформировал Варон, после, тихо посмеиваясь, чуть отшатываясь от опасно сузившего глаза альтмера и вскидывая руки в мирном жесте. Вспомнив о подарке Эрин, который он убирал в сумку, Варон вытянулся, ухватывая ее за ремешок, подтягивая к себе и откладывая в сторону, чтобы Мэгрин совершенно случайно туда не залез. — Да, выходил к наемникам. Они обсуждали планы на день и решили поделить вещи некоторых убитых между уцелевшими членами каравана, вот и мне дали «подарок», ну точнее говоря, дали они его нам с тобой, но думаю, зелья и деньги тебя не сильно интересуют, а книжек там вроде не было никаких, — миролюбиво пояснил Варон теперь уже действительную ситуацию сдвигая сумку еще дальше и улыбаясь уголками губ.

Скорее всего, выдвинемся дальше мы только завтра днем, сегодня нужно похоронить умерших и привести все в порядок. Так что если хочешь, пока есть время можем попробовать ночью выбраться в Вивек, или побродить по округе, например. Раз уж выдалась такая возможность, то надо осмотреться, будет на будущее что рассказать. Наверное, — задумчиво проговорил Варон, рассматривая потолок юрты, после косясь в сторону Мэгрина вопросительным взглядом и, наконец, откидываясь на отставленные назад руки, в одну из которых, – ту, что была перебинтована, – в какой-то момент отдало тупой болью, что напомнило об другом. — Кстати, как ты себя чувствуешь после вчерашнего?
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

+1

40

Вслушиваясь в речь Варона, Мэгу, наверное, хотелось хмуриться и тихо чертыхаться. Опять ты не к месту! - желалось выкрикнуть в ответ на его сарказм, но-о, знаете? Это уже было чем-то таким родным, знакомым, что маг все же сдержался, сопроводив "старика" - по человеческим меркам, конечно же - всего лишь взглядом. Полным, пожалуй, самого что ни на есть гребанного тепла. Пожалуй, они заслужили немножко, совсем-совсем немножко отдохнуть.

Глядя на данмера, ему думалось, что из Варона получился бы очень, очень забавный Возрожденный. Вот просто до крику, хотя, по сути своей, он бы смотрелся на этом посту достаточно... уместно. А что? Крепкий душой и телом, верный традициям и самому себе - чем не хан Неревар Индорил Возрожденный, предавший и преданный? Чем Варон, скажите на милость, не великий герой Ресдайна, не полководец, не король оседлых кимеров, чей взгляд - лёд, чьи руки сильны, и чье дыхание отдает едва-едва ощутимым душком пустынных земель? О-о, знаете, глядя как-то туманно, с едва-едва заметной смешинкой на наймита, Мэгу думалось, что за ним бы пошли Дома и эшлендеры, а может и сам Вивек, пожелай он того сам и благоволи ему Азура. Глупые мысли. Пожалуй, не глупее, чем внезапная мысль о том, что их поцелуй в борделе был воистину с солоноватым, едва-едва кислым привкусом древних Ресдайнских степей, что отдают каплями воска и золота на коже, загнанным дыханием и влажными от пота и своей_чужой крови тканями, простынями. И, пожалуй, он - еретик. И святотатец, посмевший коснуться тени не_своего прошлого, чего-то прекрасного, зыбкого в своей силе и могуществе. И идиот. Последнее - особенно.

У него не билось сердце, но его вело от этих дурных, странных мыслей, и чуть мотая головой, Мэгрину казалось, что в шатре - жарко, и что он взаправду помнит, как это - жарко не потому, что ты холоден, как лёд, а просто вокруг душно и пылко, словно бы костров в избытке развели под могущественным Скаром.

Знаете, забавно думать, что одно сердце может биться на двоих в самом что ни на есть буквальном смысле, а не только на страницах каких-нибудь второсортных книженций на подобие "аргонианской девы". Правда, в их случае это приобретало какой-то странный, некромантский смысл, но кому, ей-богу, есть до них двоих дело? 

Все еще отходя от странных, дурных мыслей, Мэг решил не обращать на это особого внимания на то, как притянул к себе свою сумку Варон. Мало ли, что за мелочевку он там держит? Мэгрин вон с собой четверть жизни за каким-то скампом таскал склянку со святой водой, не выбрасывая и не выливая, и нося даже тогда, когда местечка почти не оставалось. И зачем? А чтобы была! Не пропадать же добру, серьезно. Впрочем, Мэг не особо считал своего спутника человеком с-с... такими слабостями. Хотя, черт его знает. Кто-то прячет обручальное кольцо до конца жизни, вспоминая ушедшего возлюбленного, кто-то мертвых куртизанок прячет по шкафам - у всех своих тараканы в голове.

Например, некоторые теперь не могут избавится от мысли, что уж больно много редоранцев носят прическу, аналогичную стрижке Неревара. И Варон - тоже. Интересно, ему бы пошли одеяния ординатора? Брюки из плотной ткани, крепкие доспехи, скрывающие торс, маски, скрывающие лицо, вносящие толику интриги... Дьявол. Ну и как теперь перестать это представлять?

Усмехнувшись на слова о "книжечке", Мэгрин со всех сил старался не выдать, что у него на уме. Но даже если и подумать... то да, в Морровинде какие-то совершенно другие рамки или требования к написанию книг. Вспомнить хотя бы того же покровителя артистов, Кассиуса Курио... кхм, даже если они и останутся тут навсегда, по крайней мере, скучать точно не будут. Почитать, посмотреть на идиотов различной степени адекватности - о-о, тут этого в избытке. Заметив же рану на чужой руке, практически игнорируя вопрос о самочувствии, Мэг хотел было кинуться её подлечивать, как внезапно... оступился? Вряд ли, он же сидел. Ну, скажем так - он просто застыл, удивленно глядя в начале на руку Варона, а за тем на свою. Ме-едленно так, словно бы заметил идентично размещенную родинку или что-то в этом роде.

Слабости почти не было.

- Знаешь? - Он говорил ошарашенно, на ложном выдохе. - На удивление... хорошо. Дай-ка свою руку.

Не дожидаясь чужого согласия, он взял ладонь в свою, снимая повязку и сжимая чужую кожу мягко, легко, словно бы боясь поранить или потревожить рану. С первого взгляда, если честно, могло показаться, что он собирался укусить еще раз, цепко-цепко, но лицо его было больно уж заинтересованным, не голодным. Как у ребенка, наверное. Или ученого, добравшегося до столь желанного фолианта. Разбинтовав, он прошелся легко-легко, точно перышком, по уже в принципе прихватившейся корке крови, и меж пальцев заскользил оранжевый огонек медленно-медленно, словно бы пробуя, оценивая.

- Хорошо, что ты не дал мне укусить тебя, - одобрительно кивнув, он помотал  головой - боже, насколько дико это звучит! - шанс, что я мог заразить тебя, минимален. Ты выпил свое зелье лечения болезней, не так ли?

Дождавшись чужого кивка, Мэгрин выдохнул облегченно, улыбаясь и проводя кончиками пальцев по чужому запястью, стягивая кожу и залечивая рану, одновременно невольно отмечая, что жара у мужчины нет. Ну, совсем случайно, скажем так. Вообще.

Не только Варон искал себе оправдания. 

Ранка затянулась быстро, все равно оставляя шрам, и хмыкнув, Мэгрин убрал свои руки, задумавшись. Он мог бы убрать его, да вот только наймит не дал - убрал ладонь до того, как белый след истлел, и это было было странно. Очень странно.
И он говорил не только о поведении спутника.

- Обычно я, будучи ранен, неделю ничего наколдовать не могу, - поджав губу, он думал над этим, и это было серьезно, очень-очень серьезно и важно. Это связано с его вампиризмом? Или с чем-то еще? - а тут такое. Хм.

Он собирался вернуться к бумагам. Вот честно-честно, нужно было разобрать синтаксис предложений, понять, к какому региону принадлежал диалект, может быть даже, если все пойдет слишком плохо, попытаться вспомнить окончания, которые могли бы не использоваться на то время айлейдами... и тут на его щеку легла чужая рука. Совершенно неожиданно, так, что Мэгрин, уже переключившийся мыслями на дело, даже вздрогнуть едва-едва заметно успел. За эту краткую секундочку - хотя нет, скорее - мгновение - мажонок, смотря с опаской, успел испытать все палитры чувств прежде, чем его наглейшим образом начали по этой самой несчастной щеке тереть. И по носу тоже. И лбу. И вообще по лицу, при чем очень, очень невежливо.

- Варо-о-он, - пытаясь выбраться, Мэг невольно хмурился, мотая головой и стараясь убрать чужие руки от своего лица, точно надоедливую мошкару отгоняя, - ты чего делаешь?!

Тщетно пытаясь прекратить эту экзекуцию - странную, неясную, отдающую едва ощутимой толикой детства и дурости -  Мэг лишь минуту спустя обратил внимание на то, как испачканы его пальцы. Грубо, и на бледной коже сажа отдает уж слишком явной чернотой. Быстро сложив два на два, маг отчаянно вздохнул, прекратив сопротивление и отдавшись в чужие немилосердные руки, видимо, никогда толком другого от угля не оттирая. Чертов наймит. Чертов чистюля.

- Мог бы и сказать, - пробурчал Мэгрин с легкой обидой, тем не менее уже совершенно не дергаясь и давая данмеру доделать то, что он внезапно возжелал сделать, - я бы вытер. Сам.

Тем не менее, кажется, данмера это совсем не волновало. Вот в той же мере, как ему было плевать на древние языки, удивительное строение предложений в двемерисе, на то, как криво и рублено построен орсиниан.

Мэгрина же, знаете, наоборот волновало почти все - что у того наймита на уме? Какого черта он в начале стрелу в лопатку пускает, а после... после... кхм.

Ему определенно стоит забыть тот случай. Ничего не случилось. Все в порядке.

- А ты как? После вчерашнего. - Совершенно отвлеченно и без задней мысли спрашивает он, подставляя щеку под "вытирание", не думая особо, какие чувства у мужчины может вызвать этот вопрос. Вот совершенно, вопрос как вопрос, без подвоха, Мэгу, может быть, взаправду было интересно, не поранили ли Варона еще где-то, не ушибся ли он, как вообще спал, все дела. Простой, праздный интерес без даже толики злобы.

Варон же в ответ молчал. Смотрел и молчал. Мэг чуть склонил голову набок, собираясь уже спросить, мол, "что не так?", да вот в секунду его дернуло, точно огнем опалило, и глянув через плечо с едва-едва потемневшей кожей, он приметил дыру в чертовой юрте. Чертыхнувшись, он отсел от лучика, который сделал ему так больно, и с обидой фыркнул, растирая огрубевшее пятнышко бледной кожи. К счастью, недавняя кормежка и регенерация должна была избавить его от этого небольшого ожога минут за десять, но все же фыркнув, мажонок не без ругани под нос натянул мантию, из которой благополучно - великие Девять, это же как он ворочался?! - выполз во время сна. Каким-то образом. Непонятным. Он не помнил, честно сказать, каким, вроде бы ему стало жарко в чужих руках - дьявол, странно звучит - или что-то еще случилось, черт знает. Укрывшись же за плотной тканью, Мэг хотел спросить о самочувствии Варона еще раз, да вот оказалось, что нет нужды. И оделся, скрывая бледную, почти пергаментно-бледную кожу за тканью, очень и очень вовремя.

- Мэгрин? - Брагон, благо дело, в начале окликнул его из-за завешенного выхода, и лишь после, как Мэг откликнулся, одновременно набрасывая на голову капюшон, приоткрыл покрывало, заглядывая и быстро находя взглядом мага, - Тебя там искали. Альтмер, прибыл в караван где-то минут двадцать назад. Он назвал твое имя. Сказал, что он... знает тебя.

Это звучало странно, до мурашек по предплечьям странно. И, пожалуй, немного неясно.

- Знает? - Переглянувшись с Вароном, Мэг насторожился. Кто, на милость, во всей этой гребанной эпохе может его знать?

- Да. Сэра сказал, что он член твоей семьи. - Брагон выглядел немного нездорово, и передернув плечами, он выдохнул, точно заведенный. - И пришел, чтобы помочь. Тебе. Вам. Обоим.

По спине Мэгрина пробежался холодок. Кивнув Брагону в знак согласия, Мэг поднялся, а увидев сопротивление со стороны спутника, что о-очень говоряще сжал его предплечье своей рукой, спокойно тому улыбнулся, кивая:

- Просто расспрошу его, ничего более. Я буду осторожен. Обещаю.

Дождавшись же чужого осторожного, словно бы выдавливаемого через силу кивка, Мэгрин скоро вышел из юрты, пойдя следом за Брагоном и закрывая лицо платком. Было светло, неимоверно светло, и знакомство, ха, обещало быть о-очень интересным.

Мужчина, позвавший за ним, стоял практически у другой части лагеря, посему пройти пришлось немало. Некоторые юрты были скошены, часть - сожжены, многие люди, эльфы, зверолюди - были убиты, скошены, точно скот или ранняя пшеница - и закусывая губу острыми клыками, Мэг прятал лицо, стараясь не дать солнечному лучу и шанса на то, чтобы сделать ему больно. За умершими, если интересно, он вовсе не горевал. Разве что, пожалуй, за Эрин.

Она ушла слишком, слишком рано.

Его, эдакую фигуру, закутанную с макушки и до пят, уже почти игнорировали окружающие. Кажется, он еще во время вчерашнего перехода рассказал историю, придуманную второпях, но тем не менее по-своему красивую, изящную. Мол, так и так, был Мэгрин магом гильдии, но после неудачного заклинания новичка-чужестранца, все его тело с того часаи до конца времен будет испещрено шрамами. Уродливыми, глубокими, такими, что он был близок к суициду от отчаяния, осознания собственного уродства, да вот, благо, старый друг помог ему выкарабкаться из бездны уныния, подарив надежду на то, что даже он, такое пугало, может отыскать свое счастье. Те поверили как миленькие, кто-то даже пожалел Мэга, две или три женщины, вроде как, даже слезу пустили за горькой судьбинушкой юноши, но ему, честно сказать, было это совершенно не интересно. По крайней мере - сейчас. 
Ныне его беспокоила личность альтмера, что пришел, назвавшись его... Другом. Членом семьи. Ну надо же.

Интерес подстегивал, не давал разуму и шанса, и дойдя до высокой фигуры в практически настолько же закрытой одежде, в какой был и сам Мэг, юноша немало удивился, останавливаясь, стараясь разглядеть незнакомца как можно более точно, словно бы это давало ему хоть какой-то козырь, будто бы это давало ему хоть что-то. Этот человек, одетый в темные, но тем не менее достаточно богато расшитые одежды, сидел на булыжнике спокойно, точно неприлично богатый старец, решивший отдохнуть у края дороги, да вот только от него веяло холодом, странным запахом тмина и оливкового масла, душком запотевших бинтов. Брагон отошел в сторону быстро, скоро, точно боясь, торопясь, оставив в итоге двух созданий в покое, и когда незнакомец поднял голову, открывая лицо, Мэгрин едва не подавился воздухом.

Глаза белые, как молоко, кожа - серая, сухая, точно сотворенная из бумаги, под которой нет ни капли крови, жизни.
Такой же, как и он.

- Здравствуй, Мэгрин, - чужой голос был грубоватым, едва-едва хриплым, и Мэг едва поборол желание струсить, сбежать. Вампир это чувствовал, глядя хитро-хитро, и его не шибко пропорциональные губы растянулись в усмещке - холодной, щепетильной, лишь с толикой наигранной доброжелательности. - Не бойся, дитя ночи. Такие, как мы, не должны бояться. Нет ничего ужасней, чем мы. Нет ничего прекрасней, чем мы.

Тот говорил заковыристо, словно бы желая усыпить Мэгрина, успокоить его, уверить в том, что понимает, все-все понимает, что он друг, товарищ. Стоит протянуть ладонь - и они помогут, защитят тебя, обнимут крепко-крепко. Так, как не приголубит матушка, как не приласкает возлюбленная.

Ложь.

- Кто вы, - решив сразу перейти в наступление, юноша скрестил руки на груди, хмурясь. Вскинув брови, незнакомец хмыкнул, поднявшись с нагретого солнцем булыжника - кажется, ему понравилось то, что Мэгрин не вел бестолковых речей, усыпая слова сладостью, точно ядом. А может и нет. Дьявол его поймет.

- Тот юноша тебе не передал того, что я желал сказать? - увидев, как неловко Мэг повел плечами, все еще сохраняя лицо беспристрастным, вампир усмехнулся, проговорив, - я твой брат. В наших жилах одна кровь, единая вера, мой...

- Ближе к делу, - Мэг не узнавал сам себя, не узнавал этого холода, расчетливости. В глазах незнакомца словно бы на секунду соскользнуло понимание и-и... полное, абсолютное одобрение. О, теперь Мэгрин ему явно, явно нравился.

- Никогда не любил эти отступление, - честно признался альтмер, приближаясь к магу, точно дикая кошка - к добыче, - в них теряется смысл. Я Ирорун, брат мой, и я член благословенного клана Аунда.

Подойдя почти впритык, он легко стянул с лица застывшего мага ткань, открывая лицо и, благо, не выставляя его на солнце. Чужие пальцы соскользнули по скуле, щеке, и глядя молочными глазами на юношу, тот усмехнулся, огладив большим пальцем нижнюю губу Мэгрина:

Как и ты.

По спине Мэга пробежала дрожь, и он всеми силами изобразил отрешенность, отбрасывая чужую ладонь в сторону от себя и отступая ровно на полтора шага. Ему было противно. Этот мер, нет, это существо - было холодным. Он станет таким же?
Нет. Не время думать об этом. Он должен расспросить. Вытянуть как можно больше информации.

- То бишь, хочешь сказать, я принадлежу по праву крови к Аунда, а не к Волкихар?

Кажется, этот вопрос вынудил вампира взаправду задуматься, но лишь, ха, на краткую, едва заметную секундочку. На чужих губах была легкая усмешка, словно бы древний говорил не к "брату", как он сам назвал Мэга, а к сыну, и склонив голову набок, тот изрек, легко и на удивление - тихо:

- Не знаю, откуда у тебя мысли об этих грязнокровках из промерзлого, грязного севера, покрытого не менее грязным скотом, ибо ты прав. В тебе кровь древних, истинных, и...

- Ты пришел пригласить меня в свой клан? - Мэг тихо рявкнул, у него совершенно не было времени на свободные разговоры, мимолетные, глупые. А еще ему до дьвола было противно смотреть на это существо. И страшно. Страшно - особо. Он не хотел становиться таким. Не хотел в клан. Хотел домой. К маме.

Тварь усмехалась в ответ, вытягивая из широкого рукава письмо, протягивая его легко и словно бы заученным жестом Мэгрину:

- Я лишь посыльной. Покорный слуга и брат, пришедший сообщить тебе, что дома ждут, дома несомненно тебя ждут. Приглашение - твоя кровь, все остальное найдешь в письме. Семья ждет тебя, брат.

Тот говорил сладко, нежно, приторно, словно бы овивая мысли чем-то жидким, влажным, схожим с мёдом. Мэг, ошатнувшись, сам того не осознавая, впал в транс, уснул стоя на всего пару секунд. Стоило же ему открыть глаза, помотав головой секундочкой спустя - и он обнаружил, что стоит один. Никого нет. И Брагон, бегающий до этого где-то близко, тоже пропал. Исчез.

Пряча письмо поближе к небьющемуся сердцу, Мэгрин поспешил обратно, в свою юрту, к тому, кто взаправду в какой-то мере был его наиболее родным человеком на весь этот гребанный Вварденфелл. Находится на солнце ему не прельщало.
Находиться хоть где-то, где его не могут защитить, ему не прельщало.

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA]
[STA]Silver for Monsters...[/STA]
[NIC]Megrin Corelas[/NIC]
[SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

41

Вопрос Мэгрина был простым и бесхитростным, не несущим в себе ни подтекста, ни скрытого смысла, каким-то беззаботным и легкомысленным даже, озвученным, быть может, просто для галочки – так же рефлекторно, как и встречный вопрос о настроении, например. Как он себя чувствовал после вчерашнего. Варон не дрогнул, не остановился и даже не замер задумчиво, просто продолжая и дальше оттирать угольное пятнышко со щеки мера и в общем-то не испытывая ничего особенного. Как он себя чувствовал. Физически – никак. Не было ни слабости, ни боли, лишь тянуло немного и неприятно запястье, но то была скорее боль фантомная, остаточная и надуманная, которая схлынет, как только он переключится мыслями и делом на что-то другое. Морально и духовно – странно. Пожалуй, даже очень странно. Все-таки несколько дней назад он готов был без вопросов и разбирательств вскрыть мажонку глотку за один только вид его заостренных, хищнических клыков, а сегодня уже отпаивает его собственной кровью, лишь бы тот не отбыл в вечный, забвенный мир Падомая. Варон чувствовал себя странно, потому что, наверное, и сам до конца не разобрал и не осознал своего отношения, а оттого и метался заарканенным зверем, то кусая, то подсовывая безобразную морду под чужую ладонь, чтобы приласкали, а то и огрызаясь на тех проходящих мимо, которым хватило бесстрашия косо посмотреть в сторону его человека.

Он не отвечал. На самом деле просто не знал что ответить, а если и ответить, то как сформулировать так, чтобы это не прозвучало чистосердечным признанием собственной потерянности. Судя по пытливому, внимательному взгляду мага тот уже было собирался начать его пытать, клещами или еще чем, вытягивая слова, но проникший через пробоину в стенке юрты солнечный луч очень вовремя прервал так и не начатую экзекуцию, заставляя Варона вздохнуть свободно и легко – он не любил задушевные разговоры, вот очень, правда. Окончательно же стало понятно, что разговор не состоится тогда, когда с улицы донесся голос Брагона, который минутой позже уже заглянул в юрту, обращаясь непосредственно к альтмеру с очень и очень странным посланием. Знаете, как оно говорится: ничто не предвещало беды. Покосившись в сторону Мэгрина, даже не скрывая своего напряжения, Варон чуть прищурился, присматриваясь к растерянному, полному непонимания взгляду мага. Нет, он явно не юлил и не лукавил, и в происходящем понимал не больше чем Варон. Да-да, доверие это хорошо, но знаете, в некоторых тихих омутах водятся даже не черти, а целые левиафаны с пастями полными зубов, а потому присматриваться надо всегда и постоянно.

Варон даже не мог точно сказать, что во всей этой ситуации напрягало его сильнее – то, что незнакомый альтмер представляется «членом семьи» Мэгрина или то, что он осведомлен о том, что их тут двое. Варон, конечно, никогда не был большим фанатом планов с вступительной частью в виде внезапного появления второго лицо, о присутствии которого потенциальный враг ни слухом, ни духом – но все же при его наличии, знаете ли, было как-то в разы спокойнее. А в данной ситуации у них даже плана не оставалось, да куда уж там – их самих только что застали врасплох. В один такой большой, огромный и просто необъятный расплох, который разве что почву из-под ног не выбил, переворачивая мир с ног на голову. Будь Варон чуть менее скептичен он бы, наверное, подумал о том, что в какой-нибудь альтмерской семье с давних времен хранилось пророчество о приходе потомка их рода из будущего, которого необходимо будет поставить на ноги и обучить чему-нибудь, чтобы он предотвратил что-нибудь нехорошее в будущем или в нынешнем времени, но... Но Варон просто был слишком скептичен для того, чтобы допускать такие мысли, а еще он не очень-то и верил в теорию заговора и искренне считал, что Мэгрин, ну знаете, так себе герой, вот, правда, если по-честному.

Но больше всего Варона возмутило то, что Мэгрин, в свою очередь, даже без намека на «посоветоваться» уверенно поднялся на ноги, явно чтобы отправиться на встречу с незваным, подозрительным в своей неожиданности, гостем. Взметнувшаяся вверх рука, – крепко сдавившая пальцами запястье, – останавливая, ухватила чужое предплечье едва ли не рефлекторно. Варону это, как и многое прочее, не нравилось совершенно и полностью. Бесплатный сыр, знаете ли, обычно отравлен самым сильным крысиным ядом и убивает за жалкие секунды, а ему скоро просто надоест вытаскивать чужую шкуру из полной задницы, да и свою подставлять как-то не особо-то и хотелось. Наподставлялся уже на годы вперед, пора бы уже и остановиться. Неодобрительно посмотрев на мага снизу-вверх, он поморщился на его слова, напрягаясь, кажется, только сильнее, но после вспомнил про все эти «если хочешь доверия – доверяй сам» и прочие и через силу кивнув, неуверенно, медленно расцепил пальцы, которые словно бы судорогой свело. Проводив Брагона и вышедшего вслед за ним Мэгрина недовольным, подозрительным взглядом, Варон весь сжался, чувствуя, как по спине неприятно скребет здравой боязливостью, опаской и едкой подозрительностью. Все внутри него до хрипу вопило о том, что эта ситуация неправильна, что она ненормальна и неестественна, что надо сейчас же выйти, схватить Мэга за шиворот и затащить обратно, не отпускать, не позволить этой встречи произойти.

Поднявшись на ноги, он нервно заметался по юрте туда и сюда, скрежетая зубами, злобно отфыркиваясь и сжимая-разжимая руки. Одно слово – подозрительно. Все происходящее было чуть более, чем просто подозрительно. Кого-кого, а незнакомца заявляющего об каких-то «родственных» связях Варон никак не ожидал встретить на их пути. Мэгрин ему чего-то не договаривал? Вряд ли. Нет-нет, он выглядел ошеломленным не меньше, чем наемник. Даже будь он хоть десять раз великолепным актером – нельзя так красиво и живо изображать эмоции не испытывая их, просто нельзя, невозможно. Значит дело в другом. В чем же? До дрожи хотелось выглянуть из юрты, посмотреть к кому же там пошел Мэг, проследить за тем, чтобы там ничего не случилось и если не защитить, то хотя бы успеть придти на помощь. Но в тоже время где-то в груди, в затылке и на подкорке разума липкой, холодной жижей растеклось чувство опаски, боязни интуитивной, неподдельной, переданной опытом поколений и заложенной генетикой. Наверное, нечто подобное испытывают хищники, которые боятся других, куда более сильных хищников. Он не сразу понял, что сам не заметив того отступил как можно дальше от выхода, а в сторону прорехи в стене юрты и вовсе старался даже не смотреть ни прямо, ни даже краем глаза. Там, за тонкими стенами, было что-то сильное, что-то опасное, и быть может даже могущественное, что-то очень холодное и крайне бездушное. Холоднее чем магия льда, опаснее, чем прикосновение древнего лича, страшнее, чем клыки бешенного ликана на хрупкой глотке.

Навернув еще один беспокойный круг по юрте, смотря исключительно в пол, Варон, наконец, тихо, озлобленно рявкнул на собственные же метания и решительно остановился на месте, понимая, что так продолжаться не может. Отойдя к спальникам, он подтянул туда все имеющееся у него в наличии оружие и, усевшись спиной к выходу, принялся очищать сталь от смеси животной и человеческой крови. Сейчас он старался просто ни о чем не думать и сосредоточиться на деле, чтобы банально не загонять себя до нервного срыва, проявление которого не были нужны ни ему, ни Мэгрину. В какой-то момент, напряжение, до того немало давившее на мозг спало, резко выпуская тело и рассудок из пут напряжения, немногим позже со стороны входа послышался шорох сдвигаемой в сторону ткани. Обернувшись слишком резко, Варон дернул рукой, которая – благополучно съехавшая в сторону – скользнула ладонью по только-только очищенному клинку. Ругнувшись и одернув руку, отложив меч в сторону, Варон потеснился, освобождая Мэгрину место рядом с собой. Маг выглядел странно, так, словно был растерян или же пытался осознать что-то такое, что банально не умещалось у него в голове. Двумя словами – по-своеобразному странно. Варон не мог точно понять и описать то, что сейчас видел перед собой, не мог точно сказать, что за эмоции видел сейчас в его глазах и это, знаете, тоже нервировало.

Мэг, не молчи, пожалуйста. Что там было? — тихо и неожиданно сдержанно начал он, хотя от засевшей в подкорке нервозности хотелось рявкнуть в голос, лишь бы разговорить сидящего рядом мага, молчание которого капля по капле убивало и раздраконивало только сильнее. Мэгрин начал говорить не сразу, будто тщательно думая и подбирая слова, будто собираясь с мыслями, но, все никак не решаясь открыть очередную уродливую истину, озвучить неприятную новость. О, Боги, куда же еще-то неприятнее? Варон молчал и слушал, даже старался не смотреть в сторону Мэгрина, чтобы не сбить его случайно с мысли – неаккуратным взглядом или делом. Мэгрин объяснял ему, может, не полностью, может, не договаривая, но достаточно для того, чтобы он в это поверил. Вампиры, клан, приглашение, помощь. Данмер не_весело-весело усмехнулся и спрятал лицо в ладони, средним и большим пальцами растирая гудящие виски. Как прекрасно все складывалось, как ровно и великолепно шло дело. Не у него. То есть одной херни им было недостаточно и теперь они с веселым улюлюканьем обязаны приплести еще и вторую, а за ней еще и третью? О, конечно, просто блистательно. «Они же маги», «они же помогут», «они же мне расскажут». Ха, как же, обязательно. Только через его труп. Ничего личного, но Варон, кажется, только что вспомнил о том, что не все вампиры в сущности своей такие замечательные, как Мэгрин. Все бы ничего, но, кажется, он только что вспомнил истинное свое мнение обо всем этом – все они, проклятые кровососущие паразиты, ну, разве кроме что одного, и то – после Сурана, – как еще посмотреть. Варон молчал, напряженно так и быть может даже немного угрожающе. И тихо-тихо, если только прислушаться, посмеивался – нервно и чуть зло.

Ты никуда не пойдешь, — одним выдохом, резко, отсекая, сказал он, поднимая на альтмера темные глаза. О, нет-нет, вот сейчас, если придется, он не будет спать ночью, несколько ночей и свяжет сукиному сыну ноги и руки, подрежет сухожилия, если потребуется, но не пустит никуда. Нет, хватит, серьезно, они выбираются из дерьма только для того, чтобы потом радостно вновь окунуться в него с головой. Варон не хочет больше играть в мазохиста, ему это все просто опостылело. О, Боги, у них же была даэдрова цель – дойти до Садрит Моры и связаться с магами Телванни, разговорить их, втереться в доверие и узнать то, что надо. Почему нельзя следовать гребаному плану? Почему надо метаться, только потому, что кому-то кажется, что на другой стороне шанс получить искомое будет велик только потому, что «ну мне так кажется». Когда они прекратят надеяться на милость Богов и прочую херню, которая в рамках жизненных реалий нихрена не действует? Краем глаза приметив, что Мэгрин хочет возразить, Варон вытянул руку, пальцами прикасаясь к чужим губам, затыкая насильно.

Никуда. Ты. Не. Пойдешь. Понимаешь? Это мое последнее слово, и я больше не хочу ни слышать об этом, ни обсуждать это, — проговорил он, все же убирая руку от чужого лица и смотря мрачно, но без ожидаемой злобы, скорее даже как-то уставшее, но и в тоже время твердо, уверенно. Смотря так, словно пытаясь взглядом отсечь у мага всякое желание лезть в полемику, которая в любом случае не кончится его успехом. — Это не кончится ничем хорошим, Мэг, это опасно. Я бы с большей вероятностью отпустил только-только слезшего наркомана в скуумный притон, доверившись его слову, чем тебя – туда. Все, я не хочу ничего слышать, достаточно, — опираясь об меч, он поднялся со спальника на ноги и, повесив оружие на перевязь, вышел из юрты, уходя и отходя, лишь бы не позволить втянуть себя в обсуждение. Нет уж, он, конечно, временами допускает дурость, но настолько критической ошибки допустить не может.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

0

42

Наконец-то зайдя в юрту, Мэгрин не мог не выдохнуть тихо-тихо, мягко ложно. Легко, словно бы он взаправду нуждался в кислороде, а не играл в театр одного актера, словно бы ему взаправду нужен был воздух в затхлых, мертвых легких, которым, в общем-то, все равно. Тем не менее, этот вздох был с ноткой облегчения. Такой легкой-легкой.

Пускай это и юрта, пускай даже не комнатка, не дом, не крепость, но он тут был не один. Ну, точнее, он и снаружи не был один... кхм, в общем, сложно. Все очень и очень сложно, и садясь к Варону, последнее, что ему хотелось делать - говорить, трепаться, все в этом духе. Желалось уложить висок на чужое плечо, тихо муркнув, и поспать еще немножко, переварить всю ту информацию, что ему выдали, но было очевидно - наймит ждал ответов. При этом, ха, не задавая вопросов.
Никаких.

Тот поторопил, совсем-совсем немножко, и маг знал, что он хочет только лучшего. Пусть и ведет себя, как мудак. Иногда. Но хочет - как лучше, впрочем, кто не живет подобным образом? Пытается делать, как лучше, а выходит как всегда, и от этого обидно, в какой-то мере даже печально. Сложив ладони замком, Мэг хмыкнул, подбирая слова и стараясь не взболтнуть лишнего, что мог, что очень даже мимо воли мог сделать:

- Тот человек правда из моей семьи. Или, по крайней мере, они тут так любят это понятие называть "семьей", - пожав плечами, Мэгрин прекрасно понимал, как Варон относится к вампирам. Как относится к нему, как ему трудно было перебороть эту ненависть, которая все еще теплилась у него, наймита, в груди. Вспоминался вкус серебра на языке. И, пожалуй, привкус чужой, гадкой, сладкой крови. Он не хотел лгать. Мог, но не хотел, - он принадлежал к клану Аунда. И, если верить его словам, я - член этой семьи. Они расположились неподалеку, должно быть, как раз в тех усыпальницах к югу от Зейнаб, о которых говорила Эрин.

В общем-то, это открывало немало правды, точно бы приоткрывая занавеску тайны - не до конца, но чуть-чуть. Достаточно для того, чтобы увидеть легкий отсвет, легкий блеск, и Мэг, закусив губу, задумался над этим, останавливая на минутку рассказ. Если на дверь наложили заклинанием именно Аунда - маги, мать его, из Морровинда - то это значит, что велик шанс найти нечто, что вернет их домой, именно здесь, на Вварденфелле. И, возможно, те вампиры надеялись на то, что кто-то, коснувшись двери, заразится. Значит, нужно искать ответ среди тех, кто с ним, Мэгом, нынче одной крови. Как все просто! И много, много обоснованней, чем слепой поход к Телванни, что могут знать, а могут и понятия не иметь. А если и ведать - то хрена с два поделиться. План выстраивался быстро, просто, нужно было только донести его до Варона. Осторожно, шаг за шагом.

- У вампиров Вварденфельских кланов достаточно панибратские отношения между друг другом. Ну, если не считать постоянные межклановые войны. Аунда - маги, - глядя на ладонь Варона, юноша улыбнулся, понимая, как все прекрасно складывается, - и именно потому я без труда смог тебя вылечить в то время, как обычно не мог и двух слов заклинания связать воедино. Если я пойду к ним, то смогу на правах члена клана потребовать информацию. Касающуюся кристалла. И если все пойдет по плану...

Его перебили. Наглейшим образом, кстати, и с непониманием глядя на Варона, Мэг едва сдерживался от глупого, нецелобразного "почему ты не можешь дослушать?!"", ибо знал, каков будет ответ. Какой будет противный, Варонский ответ. Ну да, данмеру ведь куда проще пойти черт знает куда, аж до Садрит Моры за призраком "чистого решения", идеального, чем признать, что способы могут быть отвратительными, грязными, но результат в итоге будет того стоить. Определенно. Аунда отправили своих вампиров к той усыпальнице, а это значит, что они знают, что там находится. Не могут не знать.
А Мэгрин - часть клана. Те обязаны с ним поделиться.

Он собирается это сказать, попытаться донести до Варона то, что он сам - вне опасности, ибо маг сделает все, дабы его не тронули, а самого Мэга не обидят, ибо он щенок, маленькая собачка в стае, и даже самый отпетый ублюдок-вампир не тронет себе подобного. Особенно, если Мэг не будет зарываться, а, видят Боги, альтмер умел быть ниже воды и тише травы. 

Он хочет, желает пойти на компромисс, возможно на время разделиться - данмер, если ему так хочется, может вместе с караваном добраться до Садрит Моры, а он бы пошел в клан, и в итоге они бы встретились где-то, например, в Кальдере. Все ведь можно решить компромиссом, спокойно и обдуманно, и это было бы выгодно и Варону, и Мэгрину.
Но, пожалуй, данмер не хотел слушать. Он никогда не хотел слушать.

Чувствуя пальцы на своих губах, Мэг был словно бы ударен под ребра. Прямо туда, где у Варона бьется сердце, а у него самого - висит безжизненный кусок мяса. Наркоман. Притон. Вот так ты зовешь потенциальных союзников, милый? Вот так я выгляжу для тебя? Наркоман, что не может жить без дозы, для которого честь - пустой звук, который лежит в луже собственной мочи и блевоты?
Он хотел эти самые пальцы Варону, видят Боги, отгрызть. Откусить, а после - затолкать в глазницы.
Было ли Мэгрину обидно? Безумно.

Варон покидает юрту скоро, быстро, и Мэг осознает со смехом и странным отчаянием, что он не прав. Вот ни разу, ни капельки, ибо его данмер - не возрожденный Неревар. Совершенно, он не может быть им, потому что это Неревар был предан, а не наоборот, это его сразили Сота Сил, Вивек и подлая Альмалексия. Или... или все так, правильно, изящно и верно, но в данном случае, он - его Дагот? Тот, кого Неревар оберегал, любил так, как не любят жену и детей, но как дорожат дражайшим другом, и кого в итоге скинул, убил, уничтожил и стер? Уничтожил?

Тогда кто наш Трибунал, Варон? Кто невольно, жестоко, но все же отомстит за меня? За обиду. За то, что я умер ради тебя?
Сердце не билось. В кончики пальцев было холодно.
На языке ощущался вкус стали.

Мэгрин смотрел на завешенный вход пустым взглядом, в котором, наверное, не было ничего. Вот совершенно, лишь, пожалуй, уголки губ дрогнули от воистину поэтического сравнения - кого-кого, а из мага барда не вытравить даже каленым железом, не то, что словами, обидой. Кожу жгло от жары, не от лавы, точно не от неё, но все равно было досадно. И смешно. И самую, пожалуй, капельку - иронично.

Сердце в груди не билось. В его - нет. А в груди Варона - да.
Он не твоя семья, - шептало что-то грязное на грани понимания, сознания. Опуская голову и закрывая уши, Мэгрин выдыхал резко, через зубы, словно бы думая, что сможет успокоить себя сам, успокоить это ютящееся в груди желание кричать, рвать, метать, сказать всему миру - я не монстр, не монстр, не чудовище. Хватит. Не называйте меня так. А если и делаете это - перестаньте дарить, мать вашу, надежду.

Мэг дрожал, и пожалуй, к горлу и мозгу подступала новая истерика. Такая, в сравнеии с которой вчерашняя - пустой звук.

Тишина была гулкой, прерываемой лишь резким дыханием и запахом боли, смерти. Вне юрты ходили люди, данмеры, меры, зверолюды, они говорили, у них была своя жизнь, прекрасная жизнь, в которой Мэг - лишь ниточка, лишь манекен, лишь человек из массы, чьего лица они не знают, но кого, возможно, запомнят. Как фонового существа, не_человека, тень. Лишь тень. В клане его бы ценили. Потому что такие, как он, держатся вместе. Они - семья. Почти такая же, как дома, как в Вайтране. Семья. Родные. Близкие. Оберегают.

Мэгрину бы хотелось успокоится. Он сжимал ладони, и меж пальцами были волосы, грязные, вылезшие из собранной второпях прически. Его. Золотистые, чуть пожелклые, но все же - его. Он Мэгрин. Мэг, тот юноша-полиглот из коллегии, которого Варон обещал довести до дома. Почему он ему не верит? Не верит Мэгу? Того, кого за шкирку утащил от бандитов?
Того, кого целовал в гребанном борделе третьей эры.

- Я спасу нас, Варон. - Он проговаривал это пусто, словно бы что-то внутри него сломилось, надорвалось. - Хочешь ты того или нет.

Зверю в Мэге хотелось убивать. Он знал, бежать сейчас - бессмысленно. Он дождется ночи, самой-самой глубокой ночи, когда не видно даже звезд и луны, и тогда - уйдет. Не бросит, нет. Уйдет для того, чтобы найти информацию, оставит записку, скажет в ней - иди в Садрит Мору, Варон. Если это твой путь - иди. Моя стезя иная, и я не собираюсь пренебрегать возможной помощью лишь потому, что ты ненавидишь их. Ненавидишь меня.

От последних двух слов в памяти проскользнул чертов бордель. Подняв ладонь и мягко, словно бы пытаясь вспомнить, коснувшись своих губ, Мэгрин хмыкнул, опустив лицо.

Зверю в Мэгрине хотелось убивать. Он ему не позволит. Сбежит.
Уйдет.

Садясь за бумаги, вампиру просто до крику хотелось, знаете, двух совершенно противоположных вещей.
Чтобы закат наступил быстрее, ибо тогда Варон, как и все приличные люди, уйдет спать... и чтобы он никогда не наступал.

Пожалуй, он привык к наймиту. Много сильнее, чем ожидал.

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA]
[STA]Silver for Monsters...[/STA]
[NIC]Megrin Corelas[/NIC]
[SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

43

Варону не потребовалось много времени для того, чтобы осознать, что своенравный щенок любит делать только то, что взбредет ему в голову, отплевываясь от морали и здравого смысла, как от горького, слишком мерзкого лекарства. Да, Варону, конечно, по-своему импонировали люди, взявшие за свое жизненное кредо фразу: «вижу цель – иду к ней», но вот только давайте не будем заниматься самодеятельностью в связке с другим человеком, с ним, с Вароном в частности. Потому что как показал опыт – он очень не любит, когда все идет вкривь да вкось, а отпусти он сейчас Мэгрина все именно так и будет. На мгновение обернувшись через плечо и хмуро глянув в сторону юрты в которой остался маг, Варон фыркнул, раздраженно чуть дергая верхней губой и порывисто отворачиваясь, стараясь больше не думать об очередном их с Мэгрином мелком конфликте на почве отличности взглядов и мировоззрений. Отойдя достаточно далеко от юрты, – к общему костру, – Варон расположился на придвинутой к загашенному сейчас кострищу, коряге, время от времени поглядывая то в сторону места их временного обиталища, то косясь на снующих туда и сюда членов каравана, что были заняты каждый своим делом. Пожалуй, сейчас он чувствовал себя слишком отдельным от местного небольшого общества.

Как бы ни хотелось, но Варон все равно невольно задумывался о произошедшем, происходящем и тем, что еще будет происходить в дальнейшем. Сейчас день и мер вряд ли станет рисковать своей бесценной для его «семьи» шкурой ради того, чтобы слинять из-под надзора наймита, впрочем, конечно, чем только даэдра не шутит, но Варону все равно не казалось, что Мэг настолько глуп. О, как раз напротив – он стал многим и многим расчетливей чем в первую их встречу, и расчетливостью этой его одарило то, что он пригрел у себя под сердцем и что так упорно оберегал, ища в этом «даре» отвратительные Варону выгоды. Нет, сам Мэгрин в Вароне отвращения не вызывал ни капли, но вот принимаемые им решения, некоторые из его поступков – это отвращало и вместе с тем вынуждало невольно напрячься и задуматься: «а не сливается ли он с Этим воедино, принимая и делая частью себя?». Задуматься о: «и когда ты полностью отдашься Этому». О: «когда мне придется убить тебя по-настоящему?». Да, возможно он сгущает краски и смотрит слишком далеко в туманное будущее, возможно – преувеличивает, но лучше пускай так, чем в итоге осознать это слишком поздно.

Он не хотел его отпускать. Он боялся его отпускать, потому что на примере данмеров Серого Квартала знал и помнил, как сближает гонение и нетерпение других, на чужом примере видел, как сложно уходить от тех, в ком разглядел родственную душу – может по случайности, а может просто потому, что тебе захотелось видеть все именно так. Варону не хотелось терять Мэгрина, ему не желалось отпускать ту тонкую нить, что являлась связующим между миром чужим и миром, к которому принадлежат они оба – вампирами или нет, это не так важно. Он просто опасался того, что Мэгрин не сможет найти в себе силы вернуться к нему и своими же руками похоронит в себе последнюю надежду на собственное излечение. А оно ведь было, – излечение, – конечно же, оно, даэдра его побери, было, оно всегда находится. И теперь, скованный собственными же опасениями он вынужден сажать другого, немаловажного для него человека на цепь, лишь бы не отпустить и не позволить своим опасениям притворится в реальность, опасениям пустым и лишенным всякой логики. Почему он вообще решил, что может кому-то указывать и за кого-то думать? Ах да, просто потому, что он может, само собой. Конечно же, он мог поговорить с магом, мог объяснить ему свою позицию, объяснить свои опасения, но... Что это решит? Они, как показала практика, оба два своенравных барана и в итоге каждый все равно будет настаивать на своем, что в итоге лишь приведет к еще большей склоке. Нет, пожалуй, хватит с них этого, насобачились уже на годы вперед, пора бы и остановиться хотя бы на какое-то время.

Тряхнув головой, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, Варон все же поднялся с коряги и подошел к очень вовремя появившемуся в радиусе обзора капитану охраны каравана, интересуясь о том, чем он сейчас мог бы быть полезен. Остаток дня и вечера наемник был занят делами общественной важности – помогал что-то собирать, помогал что-то разгружать вернувшимся под вечер торговцам. Вместе со всеми копал ямы для одних убитых и сжигал других – все по обычаям народов, все по вере. Когда же небо начало стремительно тускнеть, сменяя день ночью, он выбил для себя лишнюю минуту на то, чтобы отойти достаточно далеко от группы и, встав на колени, лицом по направлению к предположительному расположению Ввандерфелльского святилища Боэты, шепнуть несколько слов «молитвы». Хотя в случае с даэдра, особенно в случае с Принцем Интриг – скорее льстивого обращения и преклонения колен перед его могуществом. Благословения Варон не ждал, ответа – тем более, скорее он просто находил в таких моментах какое-то своеобразное, иррациональное успокоение. Выдохнув и медленно вернувшись в реальность, он поспешил вернуться в юрту, спеша, наверное, даже несколько подозрительно, для обычного возвращения.

Одернув занавесь на входе, он заглянул внутрь и, наверное, даже с некоторым удивлением обнаружил внутри Мэгрина. Все в порядке, он на месте, никуда не ушел, не сбежал. Переступив порог, Варон прошел вглубь, стараясь даже не смотреть в сторону Мэгрина, что смотрел на него волком, и вообще в целом делая вид такой, будто совершенно не помнит дневных событий. Вот никак, вот вообще. Побродив еще какое-то время, словно не находя себе места, Варон все же отмахнулся от дурных мыслей и сняв часть амуниции улегся, настойчивым жестом, без слов, приманивая Мэгрина к себе и забирая в крепкие объятия, плотно тесня к себе и носом зарываясь в чужие, светлые волосы. Ему бы, наверное, хотелось попросить прощения, хотелось бы объясниться и ответить за свои слова. И сейчас для этого был действительно наиболее подходящий момент и второго такого, конечно же, уже не представится, но он все равно молчал. Он почему-то просто не хотел говорить правду, не хотел говорить вообще, только сильнее сжал в пальцах чужой бок и придвинулся ближе, хотя, казалось бы, ближе было уже некуда. Но его объятия, даже столь тесные, уже не отдавали тем теплом, что было в них накануне, они скорее были подобны оковам или колодкам, что лишают движения и воли. Да, он обнимал его, потому что хотел этого, но все же, в первую очередь, потому что не хотел (не мог) позволить уйти.

Варон не собирался ложиться спать, он планировал отдохнуть, но и в тоже время присматривать за Мэгрином, чтобы тот не наворотил в очередной раз сомнительной ценности дел. Уж Варон то хорошо знал, на что способен этот бойкий, лишь кажущийся тихим щенок, в своем слепом стремлении добиться своего. Варон не собирался спать, правда, но... уснул. А когда проснулся – Мэгрина рядом уже не было. Он понял его сразу, даже не открывая глаз, под рукой не чувствовалось тверди чужого тела, а волосы не щекотали нос, да и вообще в юрте было пусто. Знаете, это ощущение пустоты – фантомное, но очень живое чувство, которое бросается к восприятию моментально, стоит только появиться для него всем подходящим условиям. В юрте было пусто, а ночной ветер немило трепал не зафиксированную подле земли завесь, нагоняя прохладный ветер в и без того остывшее внутреннее пространство.

Ну и кто после этого ублюдок? — обратившись в пустоту, Варон перевернулся на спину и провел руками по лицу, хрипло и мрачно смеясь в свои ладони, как какой-то помешанный. Ему было весело, просто весело. Весело от осознания того, что кое-кто настолько не ценит свою жизнь. Почему? О, теперь все не окончится одной только стрелой, и даже двумя, нет-нет, он придумает для него что-нибудь куда более изощренное, что-нибудь действительно неприятное и страшное. Смех плавно сменился тихим, раздраженным рокотом, молчаливым бешенством, что разрывало грудную клетку, проистекая откуда-то из быстро-быстро бьющегося сердца. — Только, сука, попадись мне. Удавлю блоху, — тихо пророкотал он в пустоту покинутого жилища и рывком сел, принимая вертикальное положение и разжигая фонарь, чтобы собраться все вещи и собраться самому. В ходе сборов, когда он разложил по сумкам почти все их немногочисленные вещи, взгляд наткнулся на торчащий из-под спальника краешек бумажного пергамента. Подойдя ближе и достав листок, Варон быстро пробежался взглядом по ровным строчкам и мрачно хмыкнул. Вот уж нет, дорогой, Садрит Мора откладывается до момента твоей поимки. Скомкав листок и затолкав его на дно своей сумки, он принялся быстро собираться и уже спустя несколько минут, полностью экипированный, с оружием и всеми доспехами наперевес вышел из палатки, подходя к ближайшему часовому.

Тут случаем не пробегал парень, который пришел со мной? — на посту обнаружился Лестер, что значительно облегчило выяснение обстоятельств. Как выяснилось, Мэгрина никто не видел, мимо часовых он не проходил, – ну точнее говоря, они просто его не заметили, не смогли бы заметить даже при большом желании, – и никаких подозрительных типов на горизонте не показывалось. Под окончание разговора Лестер упомянул о пропаже Брагона, которую почему-то заметили только сейчас, и поинтересовался тем, куда мер засобирался посреди ночи. Ответ был очевиден – искать одного кретина, который в разговоре, конечно же, был назван по имени, без лишних «ласкательных». Выкроив еще несколько минут, он отошел к капитану охраны, вкратце обрисовывая ему всю сложившуюся ситуацию (само собой, без излишних подробностей) и прося о том, чтобы караван забрал их вещи. Куда бы не шли эти люди – было ясно, что они передвигаются по крупным дорогам регионов, а Варон в свою очередь ознакомлен с их маршрутом, посему забрать вещи они всегда успеют, в то время как тащить их сейчас на себе было смерти подобно. К тому же не особо он верил в то, что управится до утра, а именно утром караван и должен был двинуться в дальнейший путь – ждать их никто не будет, они тут никому деньги не платят, а люди и без того уже засиделись на одном месте. Получив одобрение и согласие данмера, а так же информацию о нужном направлении, Варон попрощался с ним и, повернувшись, отошел к границе лагеря, уже вскоре растворяясь в сумерках безлунной ночи. При себе он имел факел, выданную караваном сумку со сложенными в нее мелочами, а так же оружие, в том числе и уродливый фалмерский лук из которого планировал перебить кое-кому все четыре конечности, а потом может, еще и шутки ради – тупую башку. И плевать он хотел на летальность такого плана для одной из сторон.

Усыпальницы к югу от Зейнаб, значит. Ну ладно, посмотрим, — медленно идя вперед, Варон смотрел в выданную ему карту, на которой жирной точкой был отмечен служащий ориентиром лагерь Зейнаб. Взяв необходимое направление и убрав карту в подсумок, он стянул со спины лук. Ну, так, на всякий случай, мало ли он сможет прибить кого-то раньше срока. Что он собирался делать? Ну, если прямо – уничтожить целый вампирский клан. Если по факту – уничтожить столько его членов, на скольких хватит сил. Сложная, конечно, задача даже для него, скорее даже – просто невыполнимая и обреченная на провал, но он, поверьте, очень постарается. О, нет, дело было вовсе не только в Мэгрине, это, знаете, было что-то крайне неприятное, практически личное. Варон никогда не был ни охотником на нечисть, не был даже просто каким-то крайне злым и любящим насилие ублюдком. Нет, вовсе нет, о чем вы? Варон просто был собственником и очень не любил, когда у него пытаются отнять что-то, что он считал своим.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

Отредактировано Daud (2016-02-03 01:27:30)

+1

44

Варон был своенравным, на-аглым ублюдком, и если вы думаете, что Мэгрин этого не знал - игнорировал там, не замечал, делал вид, что это все - норма, что так должно быть, так всегда было и будет - то вы ошибаетесь. Мэг это прекрасно видел, различал в темных глазах цвета лавы, в едва-едва заметных жестах, словах. В обращении. Во всем, пожалуй. Но в отличии от многих, он видел - наглость, злоба и наигранная напыщенность - не единственные черты Варона. Не основные, но неотделимые. Почти такие же, как и его вампиризм. Неисцелимые.

Не сопротивляясь чужому жесту, порыву, он опустился на лежак скоро, раздевшись так, как позволяли приличия и личные манеры, и прогоняя все мысли о сходстве подобного жеста со шлюховатым, бесчестным укладыванием в постель, Мэгрин утыкался в чужое плечо носом, думая - я не буду спать, мой милый друг, мой Неревар. Не сейчас.
Возможно - никогда.

Он бы не сказал, что в его жесте с небольшим огоньком магии в ладони, присыпляющим, успокаивающим, было желание убить наймита, да хоть какая-либо толика ненависти к нему. О-о, нет, сон лег на другого человека, на живого человека легко, лишь расслабляя мысли, лишь помогая разуму сделать то, что он должен. Успокоить. Усыпить. Мэгрин усмехался, поднимаясь на локтях и глядя на спящего мужчину жестом нежным, привычным, коим смотрят супруги на возлюбленного, метающегося в кошмарных снах. В его глазах, пожалуй, было все - и сожаление, и понимание, и странное, отрешенное чувство грусти. Они - два идиота, два упертых ублюдка... Но раз Варон не смог дойти до мысли, что сломавший отмычку в том проклятом замке маг пойдет ради него, внезапного знакомца в само пекло, то ладно. Это не особо важно. Это - лишь слова, лишь доводы, а ими не описать того, что мягко-мягко плескалось в чужих, неживых молочных глазах. Что грело его сердце сильнее настоящей крови. Что делало его, ха, в отличии от старых-старых вампиров и трупов, живым.
Хотя...это, ха, с какой стороны посмотреть.

Помня о своем проклятии, вампир чуть поднялся, целомудренно касаясь холодными, точно лёд, губами лба. Вот так - легко, как целуют трупов, как целуют тех, кто дорог сердцу. И казалось ему, что все нормально, что сейчас чужое сердце согреет их обоих, что нужно лишь дождаться до утра, и все, все-все-все будет в порядке. Он остынет, Варон - все поймет. Все будет хорошо.
Ему бы хотелось в это верить. Но, к сожалению, Мэг был тем, кем был, и он прекрасно знал, что утро ничего не изменит. Совершенно, оно просто... оттянет неизбежное. То, что должно произойти. То, что должно было произойти с самого гребанного начала.

Почему этот незнакомец не пришел раньше, хотя бы, ха, в тот же Суран? Тогда ему уходить бы было проще. Тогда ему, знаете ли, сбегать в ночь бы было много, много проще.

А сейчас вспоминалась рука на губах, чужая ладонь, мягкая, испачканная чужой кровью. И губы. И запах Дома Наслаждений.
И, пожалуй, если бы сердце Мэга билось, сейчас бы оно по ощущениям бы было где-то в глотке.

- Прости меня, - тихо и на лже_выдохе хмыкнул маг, всего на секундочку прислоняя свой лоб к чужому, всего на секундочку застывая, пытаясь запомнить ощущения чужого дыхания на коже, чужой запах, вид. Всего на минуточку прикрывая глаза, не в силах опешить.
Прости меня за то, что я оказался слишком верный нашей первой идее. - думал он, приоткрывая глаза и, ей-богу, дрожа мелко-мелко.

И никогда не прощай себя за то, что ты сделал в Доме Наслаждений.

Поднявшись, Мэг собрался быстро, очень очень скоро, ведь толком брать ему было почти нечего. Сумка была сложена за минут десять, не больше, и хмыкнув как-то нечленораздельно, Мэгрин  уже почти не сожалел. В груди было что-то гулкое, пустое, и так должно быть. Не так ли, Варон? Ты хотел, чтобы я стал монстром? Сукин сын. Сжимая губы в тонкую полоску, Мэг понимал, что не может уйти. Не с концами, нет, сбежать в ночь это он всегда успеет, но так, чтобы окончательно? О-о, он слишком хорошо знает этого идиота, чтобы не понимать, что после отхода от заклинания Варон побежит за ним, догонит, прибьет те остатки жизни, что в нем были. Убьет его за то, что Мэгрин умер за него.
Убьет за то, что он умер.
Почему его жизнь так полна гребанной иронии?

Оставляя записку, Мэгрин быстрым шагом ушел во мглу, жалея, возможно, о слишком многом. О том, что не договорил, не раскрылся до конца, точно тоненькая книжечка, не выслушал, может быть. О том, что не успел, не захотел сказал. Не выдохнул, не прокричал. Тем не менее, чужое дыхание, чужие мысли в голосе отрезвляли, даровали понимание того, что он все, все-все-все сделал правильно. Не все, нет-нет, он по-прежнему грешен, как и многие из нас.
Просто сейчас он... уходил во тьму, дабы найти свет?

Они будут ценить тебя, - шептал голосочек смерти, глас того зверя, что жил в нем, существовал в нем, обволакивая плечи едва не бежащего в потемках Мэгрина холодным, мертвым душком. - Они будут любить тебя. Клянусь тебе в этом.

Обещаю тебе это.

Фыркая и раскрывая письмо, написанное изящно и витиевато, выданное ему прямиком в холодные руки, он прикрыл веки, раскрывая их секундой позже, делая глубокий, последний вздох.
Раз он мертвый - он должен быть со своими.
Раз он мертвый - он должен быть им.

Путь не занял чересчур много времени. То ли по причине того, что Мэг особо вокруг не смотрел, наплевав на прелестное небо Морровинда в это время суток и на не менее прелестные виды, а может пустоши не шибко к этому располагали, кто знает. Результат был один - через пару часов двери родовой гробницы предстали перед ним, и глядя на дверь, Мэгу думалось, что они - словно не в гробницу вход, а в другую жизнь. Нежизнь, из которой ему вряд ли захочется возвращаться.

Думая об этом, то, что жило в Мэгрине, усмехалось. Грело душу вторым сердцем, ибо оно, это нечто, это существо - чувствовало прямо противоположное тому, что испытывал мажонок. Дом. Семья. Счастье. Это все, с чем ассоциировалось у твари гробница, и Мэг пусто глядел на замочную скважину, вставляя в неё ключ, вложенный в письмо.
Двери поддались легко, даже не скрипнув.
Решение открыть их - трудно. Но Мэг, кажется, не жалел уже почти ни о чем.
Поздно было сожалеть.

Внутри оказалось не слишком светло, что вполне объяснялось существами, живущими там. Оглядываясь, Мэгрин истошно хотел ошибиться. Желал, чтобы сейчас на него кинулись дейдры, трупы, звери, или нечто подобное, растерзали его за то, что он принял это гребанное решение, за то, что он сбежал, точно слабак, точно собака, точно маленький шелудивый пес - от хозяина, что кормил его с рук, что любил его, что помогал ему.

От этой асоциации хотелось вешаться. От этих мыслей хотелось умирать.
Еще раз.

- Брат мой! - Его встретили минутой спустя холодными ладонями, что сжали запястье, и-и, пожалуй, излишне мягкой улыбкой. Пустой усмешкой на не менее пустом лице. Это была альтмерка, возможно, при жизни бывшая завидной красавицей, и проводя Мэга по комнатам, что отличались странной... живостью, она говорила спокойно, с небольшой смешинкой, но всегда - лишь по делу. Она напоминала магу Эрин, и может лишь потому, что утратив, мы всегда ищем замену.

- Я рад тому, что вернулся к семье, - сухо, но выдохнул мажонок без даже толики правды, что могла бы прятаться за этими словами. Лишь с голой ложью, которая, тем не менее, была воспринята благосклонно - Миркрэнд, а звали альтмерку-мастера над оружием именно так, это растрогало, и обняв мажонка за плечо, она еще где-то полчаса рассказывала, знакомила его со всеми, и знаете? Эти минуты Мэг был воистину счастлив, почти забывая о том, что было там, за дверью. Да, от этих людей веяло холодом, смертью, но за все то короткое время, что он успел провести в усыпальнице, его никто не упрекнул. Никто не сказал ему чего-то обидного, резкого лишь за то, кем он был. Кем был теперь, признав, что вампиризм - часть его самого, не самая ужасная, не самая прекрасная. Часть. Не весь он. Лишь небольшая частичка.

Ему, честно сказать, тут нравилось, и уже желая отойти к мастеру над убежищем за информацией, застыл. Было что-то... странное, липкое, словно бы происходило что-то плохое, гадкое, но Мэг не знал, где и с кем. Когда же послышался странный, необъяснимый переполох, Миркрэнд усмехнулась как-то странно, по-хищному. Увидев реакцию юнца, та улыбнулась только шире, гаже, и вновь приобняв Мэга, направилась в зал, едва не вальсируя от странной, необъяснимой радости .

- Судя по шуму, Нэд еще одного лазутчика изловил, - мурлыкнув пренебрежительно, она вывела Мэгрина к залу, что был совсем-совсем недалеко от входа. Заметив же мужчину, что метался в чужих руках, она одобрительно фыркнула, и во взгляде её был голод, ярость, ненависть. - Живые. Скот. Не повезло пареньку, Нэд редко оставляет таким жизни... в их первозданном виде.

Мэгу было любопытно, что это за человек попался, а еще его интуиция вопила умирающим зверем, и посему, растолкав двух данмеров, которых ему представила Миркрэнд как "близнецов, что вспорят тебе живот, даже этого не заметив", он застыл. Как каменный истукан, ибо увидел эту самую тушу, как презрительно звали вампиры живых. Увидел коротко остриженные волосы, доспехи, серую, точно присыпанную пеплом, кожу. Боже, Ситис,  какого черта...

В чужих руках пойманной птицей бился Варон.

Он пришел за ним. За ними всеми, что можно было легко понять по его репликам, по тому, как неистово он пытался выбраться из захвата двух крепких вампиров, что не смотря на то, что маги, слабаками отнюдь не были. И в руках одного из аргонианских рабов - тот самый, сломанный фалмерский лук, и парочка младших слуг вскрывали его сумку, посмеиваясь. Его поймали. Его убьют. Господи, зачем он пошел за ним? Мэг ведь хотел его защитить. Хотел сделать все, как правильно. Как надо.
Идиот. Почему ты никогда в меня не верил? Почему никогда не слушал?..

- Развлекаетесь, вижу? - Мэгу до дрожи в пальцах было страшно так себя вести, выходить вперед, к аргонианину, представляющему свою добычу перед мастером над убежищем и ныне с опаской косясь на вышедшего из толпы новичка. О-о,  ей-богу вспоминались бардовские будни, когда одно словечко туда или сюда, и все - виселица. Смерть. Это подгоняло адреналина в кровь, если он у него вообще способен выделяться, в его-то мертвом положении. - М-м, какой милый раб, какое знакомое лицо. Не думаю, что вам стоит трогать его, братья и сестры.

- Это-то еще почему? - внезапно нахмурившись, к нему вышла Миркрэнд, явно не ожидавшая такой прыти от совсем еще, ха, по сути своей малька. Нэд молчал, он всегда молчал, не отличаясь особой говорливостью. - Тебе нужны силы, дабы сражать наших врагов. Нам нужна сила. А силу мы черпаем из крови!..

- Вот поэтому и не стоит, милая сестра, трогать это бедное смертное существо, - сжав ладонь, которую та положила ему на плечо, Мэг глянул на неё взором, который, пожалуй, убивал не меньше шпаги, - ибо это тело - моё.

Послышался чей-то тихий свист, сопровождающий, пожалуй, любое таверновское "а это ты зря, парень". Он действительно зря это говорил, и само естество Мэгрина вопило неистово о том, что ему стоит отступить, отдать Варона на смерть, но... он не мог. Не мог, и Силассон, редгард-глава убежища, покосился на Мэгрина с презрением, тихо фыркнув. Пожалуй, тот думал, что Мэг в эту тушу влюблен. Пожалуй, он не был так неправ, спросил элементарную вещь, что, тем не менее, едва не выбила из-под ног мажонка землю:

- А что, если мы эту тушку пустим слугам на корм, малыш?

Парочка низших уже глядели на Варона с голодом, неистовством, и Мэгрин чувствовал, как подходит к концу чаша чужого терпения. Остальные молчали, лишь переглядываясь молочно белыми глазами с оттенком голода, темноты, скрытой злобы. Настало страшное, гробовое молчание, и все, что было дальше, решалось буквально за секунды, мгновения, которые, тем не менее, были роковыми.

Резко подавшись вперед, к своей туше, Мэгрин вырвал из Вароновых ножен кинжал, свой, родимый, серебряный. Тот, что был выкован для того, чтобы убивать монстров. Тот, что был обязан убивать чудовищ.

Он не направился к слугам, что уже готовы были распотрошить Варона, вырвать ему печень, сожрать её, пачкаясь чужой кровью. Он, видя явную игру со стороны мастера над убежищем, главы убежища, приблизился к нему, наставив кинжал ему на шею.
Так, что оставался, ей-богу, от силы дюйм.

Тишина была настолько гробовая, что  Мэгрину было четко-четко слышно надрывное, рваное дыхание Варона, наблюдающего за альтмером. Наблюдающего за ним.

Я вытащу тебя отсюда, придурок. Любой ценой.

- Тогда, - он чеканил слова легко, так, словно бы позволил на секунду вампирской сущности если не пожрать его целиком, то сделать это частично, оставив от милого, улыбчивого альтмера-полиглота лишь толику, капельку, маленькую ложку мёда в бочке дёгтя, - я убью всех и каждого, кто находится в этой усыпальнице, я перережу им глотки и вырву зубами позвоночник, если те станут на моем пути. Мои вещи, мои туши, принадлежат лишь мне, мастер. Я никому не позволю их отбирать.

Лезкие острием чуть-чуть надавило на кожу, подавшись вперед. Мэгрину терять было совершенно нечего. Слово туда, слово сюда - труп. Но он уже труп, не так ли? Это даровало некоторые свободы.

- Я вижу, тебе наплевать на то, что нас в разы больше, - редгардовы слова тянулись патокой, и опасно щурясь, он пальцами сжал острие  кинжала, убирая его от своей шеи, - и ты защищаешь то, что тебе принадлежит, до последней капли крови? Даже самого что ни на есть поганого, мерзкого раба?

- Взгляните на его запястье. Левое. - Вычеканил Мэг. - Эта туша спасла не жизнь, когда я в этом нуждался. Во мне достаточно чести, дабы сберечь ему жизнь хотя бы потому.

- И отпустить? - о-о, редгарда это заинтересовало, и легко кивнув слугам, те проверили слова вампира. Порез воистину подтверждал его реплики, пускай и не до конца.

- Я не глуп, мой мастер. - Легко склонил голову, Мэг говорил уже мягче, в разы-разы мягче, едва не мурлыкая, едва не шепча, - я подарю ему жизнь и здравое сознание взамен того, что в нужный момент он оказался рядом. Но не свободу. Это - слишком щедрый дар.

Последующие секунды молчания тянулись, казалось, часами. Силассон, кажется, верил ему. Верил, потому что на тихое, обиженное пыхтение Миркрэнд и злобный взгляд Нэда не обратил и капельки, толики внимания. Махнув рукой, он приказал этим жестом Варона отпустить, и в эту же секунду изрек, словно бы пресекая то, что данмер явно-явно хотел сделать:

- Тогда я отдаю его тебе. Под твое покровительство. - Ошалевшая от такой щедрости, Миркрэнд хотела возразить, явно-явно хотела оспорить это решение, но одним взглядом молочных глаз заткнув её, мастер над убежищем пояснил свое решение. -  В тебе кровь истинного Аунда, мудрого и справедливого, но при этом - безжалостного. Ты заслужил иметь собственного раба.

Подойдя к Варону, своей "туше", Мэгин не сводил взгляда с редгарда, на последних словах покорно ему уклонившись:

- Благодарю вас, мастер. Благодарю за все.

Кивнув на эти слова, Силассон заговорил с кем-то другим, существом Мэгу не представленным, и вампиры отвлеклись ото двух новичков как-то слишком быстро, охотно. Видимо, у них были свои дела, важные дела, и новоприбывший вампирёныш с непокорной тушей в них явно, явно не входили.

Оттащив Варона к комнате, которую Миркрэнд представила ему как "твои покои, малыш", Мэгрин почти сразу после того, как затолкнул туда наймита, закрыл дверь на ключ, едва не роняя его из дрожащих ладоней. Все. В относительной безопастности, в полумраке комнаты, но за то - живые. Оба. Ну, в какой-то мере.

Оборачиваясь и прислоняясь к двери, Мэг обреченно выдохнул, прикрывая глаза. На Варона хотелось накричать. Выбить из него всю дурь, спросить, какого хрена, вот даже без конкретизации, вот просто "какого хрена, а?". Но он знал, что ответа не получит. Не получит, а устал он сейчас ну про-осто катастрофически. Выгорел, видимо. И еще хотелось по гребанной двери сползти вниз, да сил не было даже на то, чтобы сделать это. Открыв глаза и взглянув на данмера, Мэг, если честно, ожидал и всего, и ничего. Совершенно, он просто не знал, как тот поступит сейчас, что рявкнет, куда ударит. К чему прикопается, что ему будет не так, но магу, наверное, уже было все равно. Мэгрин, наверное, просто устал. До дьявола.

- Убей меня, что ли, - выдохнув это почти по-дружественному, тихо, отчаянно. Мэг не дышал, не пытался дышать ложно. Он был тем, кем был, и подняв лицо, он глядел на Варона спокойно, так, пожалуй, как глядят на небо Висельники, зная, что это - последнее, что дано им знать.

От чужой неразличимой гримасы немного, самую капельку - смешно. А следом - Мэг шепчет, даже без вопроса, словно бы утверждая, не ожидая ответа. Совсем. Вот совсем.

- Ты ведь за этим сюда пришел, не так ли? Что же... вот он я.

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA]
[STA]Silver for Monsters...[/STA]
[NIC]Megrin Corelas[/NIC]
[SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

45

Окружающая его ночь была непроницаемо темной и отвратительно холодной, то и дело срывающей с губ и языка паровую дымку телесного тепла, ослепляющей своей незыблемой темнотой. В тусклом свете факела оставленные Мэгрином немногочисленные следы были едва различимы, практически незаметными терялись в траве и листве, если бы не сосредоточенное именно на них внимание. Подломленные ветки, примятая трава, серебрящийся в золотистом отсвете волосок – так мало и в тоже время столь многоговоряще. Следов было мало, в разы меньше тех, что оставляют за собой обычные люди, и все же они были, тонкой, прозрачной лесой ведя наемника по чужому, все еще свежему следу. Он знал, чувствовал – с каждым шагом он все ближе, и оттого пальцы сильнее впивались в резную, уродливую рукоять лука, а где-то глубоко в груди тихо трепетало и клокотало от предвкушения скорой расправы или чего-то на нее очень похожего. Это был восторг охотничьей собаки, что чувствует скорую поимку крупного зверя, восторг охотника, что играючи ведет свою жертву по полосе натянутых флажков. Это было раздражение, леденящее и спокойное, расчетливое и уродливое, с оплавившимся лицом и неприкрытой улыбкой опаснейшего из крупных хищников.

Миновав еще несколько метров пути, Варон затушил способный выдать его факел, откидывая его в сторону за ненадобностью и медленно доставая из колчана стрелу. Он чувствовал атмосферу этого места, шкурой ощущал мертвенный, холодный дух. Даже звери опасались ходить здешними тропами, и казалось, что даже деревья стараются шелестеть листвой своих крон как можно тише, чтобы не побеспокоить чужого, проклятого покоя. Выйдя на пригорок, Варон пригнулся, всматриваясь вдаль и замечая едва различимый вход в усыпальницу и несколько метров абсолютно голого пространства низины. Последнее – заставило нахмуриться. Он мог бы сделать немаленький крюк, чтобы попробовать подобраться к усыпальницам незамеченным, но в этом случае потерять несколько десятков минут драгоценного времени, или же пойти напрямик, наверняка выдавая себя и в дальнейшем вступая в прямую конфронтацию, но зато сберегая время. Очевидного выбора тут не было – Варону не хотелось терять время, но и в тоже время он совершенно не горел желанием намеренно подставляться под удар, что вообще по факту своему было бы большой глупостью – для него, сравнительно опытного мастера своего дела, в особенности.

За то время, что он думал обстановка на горизонте успела смениться – из усыпальницы, крадущейся поступью дикой кошки выскользнул кто-то, – Варон не видел кто именно, знал только, что вампир и скорее всего неопытный, потому что только молодняк может так глупо выдавать себя. Приподнимаясь на выпрямленных ногах, вскидывая лук и закладывая стрелу с посеребренным наконечником на витую тетиву, Варон усмехался зло и насмешливо, думая о том, что он-то уж научит молодой выводок паразитов быть куда более незаметными и тихими. И знаете, все как и в обычном обучении – чужой пример будет отличным им примером. Прикрывая левый глаз, и знакомо скользя костяшкой большого пальца по правой щеке, Варон медленно вел луком в сторону, чуть опережая чужой ход и высчитывая – открытая местность давала ему немалое преимущество и достаточно времени для того, чтобы примериться и совершить один единственный, но фатальный для незнакомого ему сына ночи выстрел. Он выгадал нужное положение, сделал все необходимые поправки, чувствовал, как ноет напряженная рука от длительного натяжения тугой тетивы. Но он так и не выстрелил, потому что в этом месте, кажется, все было не слава Девяти. Гребанный Мэгрин. Гребанные вампиры. Гребанные маги.

Очень не советую тебе этого делать, туша, — свистящим, леденящим кровь шепотом раздалось откуда-то со спины, чудовищно близко, едва ли не в самый затылок. Варон замер, оцепенел на жалкие пару секунд, но даже этого немногого времени с лихвой хватило подкравшимся для того, чтобы резко, одним движением оглушить наемника, в следующие секунды, выбивая лук из его рук, откидывая его наземь и наступая сверху, разламывая вещь которую Варон планировал сделать гребанным трофеем, между прочим, и повесить на стену дома. Знаете, вот, честно – пока его разоружали, после грубо заламывая руки за спину и толкая вперед – обиднее всего почему-то было за оружие. Ну, наверное, хотя бы потому, что Варон вообще отличался истовой любовью к колюще-режущему, древковому, дробящему, стреляющему и всему, что было сделано из сочетания дерева и металла, хотя бы немного напоминало оружие и могло недурственно так ранить. Мрачно косясь на приближающиеся двери усыпальницы, потихоньку отходя от оглушения и без страха огрызаясь на сопровождающих его конвоиров, Варон думал о том, что он как бы и изначальную проблему переправы решил, но и в тоже время в очередной раз с головой нырнул в болото с помоями. Опять. Теперь уже – без всякой радости.

Они ждали его, встречали его. Десятки горящих жаждой крови глаз, десятки языков голодно мажущих по клыкам и губам, тихий, свистящий шепот, который в своей многочисленности перерастал в нескончаемый гвалт. Было ли ему страшно? О, вне всякого сомнения, только вот будь у него возможность – он бы обязательно помахал всем этим выродкам ладошкой и послал так далеко и глубоко, как никто еще не посылал. Но в своем нынешнем положении он мог только тщетно дергаться и смотреть по сторонам взбешенным зверем. Варон за свою жизнь много где побывал, но такого рассадника грязи и уродства не видал еще ни разу. Огрызаясь и зло шипя на толкающих его вглубь руин конвоиров, Варон выдыхал что-то остервенело злое, что-то желчное и дурное, что-то про то, что он еще обязательно всех тут порешит и перетрет в порошок, что-то про то, что нихрена ему не страшно, и что он тут самый замечательный, а все окружающие – скоты и моральные уроды. Бравада? Бравада само собой, глупая, лишенная смысла и толка, наигранная лишь для того, чтобы за маской бешенства скрыть истинный, клубящийся в сознании бесконтрольный страх. Так обычно кричат приговоренные к смерти, чтобы оставить после себя неизгладимое впечатление, кричат для того, чтобы их помнили и обсуждали еще долго – наверное, это было каким-то последним, финальным проявлением смертного эгоизма. Варон не знал, да и не до того ему сейчас было.

Удар под колени был неожиданным, сокрушительным и вынудившим припасть на подломившиеся ноги, встать на колени, что вызвало в душе и сознании лишь еще большее бешенство. Стоять перед этими, да на коленях? Да не пойти ли вам всем к даэдра в план, а, мрази? Варон метался, дергался и елозил, то и дело, пытаясь подняться, но чувствуя, как с обеих сторон давят на плечи, немилостиво вжимая в холодный камень, как смеются над его жалкими, смехотворными попытками вывернуться. Ему что-то говорили, шипели ехидно и злобно, расписывали, как быстро и эффективно сцедят живительную, горячую кровь из его тела, туши. И он мог только скалиться, мог только смеяться в ответ на эти слова, клятвенно обещая, что всякий кто притронется к его шкуре захлебнется его же кровью. Он рычал, что даже потом, в смерти своей он вернется и даже с того света вырвет всем им глотки и кадыки, повыдавливает эти молочно-белые глаза и сдерет безжизненную, словно бы бумажную кожу с сухопарых, худых тел. Даже крыса, которую загнали в угол, дерется с львиной силой и остервенением, ибо когда тебе грозят неизбежной смертью – тебе становится плевать на последствия, и это делает тебя в разы сильнее.

Знакомый голос показался иллюзией, красивой обманкой, которая успокоила лишь на секунду, а после подбросила еще больше угля в топку гнева, что вспыхнул новым, еще более кровавым и ослепительным светом, заставляя дернуться так, что повело даже двух крепких стражей, что все это время без усилия держали его на месте. О, да, они даже понятия не имеют о том, сколько силы может быть в этом теле, пережившем уже далеко не одну передрягу. Варон вновь хотел огрызнуться, высказать Мэгрину все, что он о нем думает, но один из стражей пережал рот, дергая его голову в сторону так, что казалось еще немного и он вот-вот свернет ему башку. В шее опасно хрустнуло, но моментальной смерти не наступило – кажется кретин только что вправил ему на место позвонок, который уже где-то на протяжении года мешал постоянной боль в шее. Забавно. Сказать ему не дали, но глаз не закрыли, и сейчас именно этими самыми глазами Варон смотрел на Мэгрина взглядом из серии «пиздец тебе, блоха, беги, прячься и рыдай как маленькая девочка». И ему, честно говоря, было глубоко плевать на то, что читающаяся в его потемневших глазах ненависть совершенно не подходит тому, кто носит звание «раба» и «туши». Сука, глядите, эта скотина все-таки отыгралась за Суран, может, даже не задумываясь об этом – но отыгралась же, а. Ну ты и скоти-ина, Мэг, ну и мра-азь. Кто бы только слышал его мысли, тут и подумать было нельзя, что что-то настолько раздраженное можно сделать рабом и подчинить своей воле.

Герой, блять. Охуеть просто. Вы только гляньте на этого оленя, — озлобленно, практически не слышно пробубнил себе под нос Варон тогда, когда от его лица все-таки соизволили убрать руку, в которую он честно пытался плюнуть, но так и не попал, вместо этого схаркивая на пол. Красочно и емко ругнувшись в тот момент, когда один из стражей заломил ему руку, поднимая ее еще выше, и после, стаскивая перчатку вместе с наручем и задирая рукав, Варон дернулся, шипя от жгучей боли и едва не прижимаясь лбом к земле, пока два остолопа и куча прочих ублюдков вместе с ними осматривали его запястья. Да-да, конечно, у меня еще чуть ниже живота шрам есть – тоже его зубов дело, дебилы. Поганый, мерзкий раб, нет, ну вы слышали? А!? Варон посмотрел на начальника местного балагана уничтожающим взглядом, игнорируя тот факт, что сейчас на него вообще всем плевать и что сейчас же, между прочим, вроде как решается его судьба. Ну, уж нет, носить звание «поганого, мерзкого раба» ему не прельщало совершенно, он тут на такие роли нихрена не нанимался, уроды вы моральные. Дернувшись в очередной раз, он с удивлением осознал тот факт, что руки его отпустили, а после и услышал часть заключительной, договариваемой редгардом-главой фразы. Хотелось заорать и засмеяться одновременно. Зло так засмеяться, раздраженно. Раб, только теперь это не игра, а действительность. Сын народа жестоких рабовладельцев сам становится рабом. Как интересно. Знаете, кажется, он начинает верить в то, что «все в жизни возвращается».

Вывернувшись из хватки чужих пальцев, одернувшись и злобно зашипев, он самостоятельно пошел вперед, держась рядом с альтмером и стараясь не смотреть по сторонам. Оказавшись втолкнутым в комнату, пока Мэгрин возился с замком Варон отошел к дальней стене, опираясь об нее спиной и медленно сползая вниз. Нихрена не так он все планировал, вовсе не так все представлял и вовсе не этого желал добиться. А чего? Перерубить тут всех? Ха, а не слишком ли это самонадеянно? Просто надо было признать, что не было у него никакого плана, и еще с самого начала он шел на верную смерть, лишь чужими стараниями уворачиваясь от ее вострых клыков в очередной раз. Опять. С чужой помощью. Без толку и без смысла – глупо, необдуманно, наивно. Да чтоб его. Услышав голос Мэгрина, услышав его слова, Варон посмотрел на него через клеть раздвинутых пальцев, усмехаясь криво и тошно, а после, ладонями опираясь об стену позади себя, поднялся, выпрямляясь и медленно подходя ближе. Варону было просто мерзко слышать эти слова. Не для того он сюда перся, не для того ломился вперед сломя голову, чтобы в итоге загнать оружие (которого у него сейчас даже не было при себе) под чужое ребро. Ему мерзко было понимать, что в нем видят исключительно смерть и бремя. Даже не мерзко, нет, просто обидно, наверное.

Подойдя ближе и вцепившись пальцами в чужую челюсть, поворачивая лицом к себе и заглядывая глаза в глаза со смесью эмоций сбитых и непонятных, он не знал, что хочет увидеть. Он даже не знал, что хочет сказать – потому что слишком было слов на уме, обидных, ласковых, жестоких и жестких. Слишком многое хотелось сделать. Хотелось вцепиться пальцами, влезть под чужую кожу, в чужую плоть, раскромсать, уничтожить, ударить больно и обидно, поцеловать, переломать все кости, подмять под себя, подчинить, обнять, вырвать горло с мясом, давиться не кровью, а той мерзкой слизью. Он путался, и смятение его редко когда бывало столь же велико. Все с ними не слава Девяти, все от и до, целиком и полностью.

Не знаю как у тебя, а у меня все еще есть действующий контракт, по условиям которого я должен довести тебя до вашей ебанной магической Коллегии и получить взамен свои гребаные деньги. И на эти самые честно отработанные деньги я потом напьюсь, а потом еще куплю себе гребанную лошадь... и лук, потому что другой мой лук, сломал какой-то долбоящер с претензией на всесильность. Слышишь, Мэг? Знаешь, что я не люблю сильнее всего? Ебучих чернотопских ящериц и уродов, которые трогают мое оружие. Понимаешь? Трогают. А это чешуйчатое недоразумение укушенное гнусом переростком сломало мой лук. Мой лук, Мэг. Блять, он же был такой уродливый, о Боги, просто вверх уродства, вер-ши-на уродства, я его хотел на стену повесить, — Варон не знал, зачем говорил все это, просто, ну, знаете, прорвало, наверное, вот он и нес все то, что сейчас металось в голове, не давая покоя. Казалось, что какие-то внутренние предохранители не слетели, но ослабли настолько, что разум уже перестал поддаваться какому-либо самоконтролю. К тому моменту подбородок Мэгрина он уже отпустил, слишком занятый и увлеченный собственными мыслями. Он говорил, говорил, посмеиваясь хрипло и немного истерично, говорил едва, не забывая дышать до тех пор, пока щеку не обожгла отрезвляющая оплеуха. Голова метнулась в сторону, щека горела, а в остекленевших на секунду глазах застыло непонимание и после – осознание того, как отвратительно он выглядел, наверное, со стороны.

Спасибо. И за это, и за то, что было, — выдохнул он в сторону, после поворачивая медленно голову в сторону Мэгрина, подходя ближе и зажимая его между дверью и собой, медля лишь секунду, чтобы позволить другому на секунду, может быть даже испугаться, а после ненавязчиво и легко приобнимая рукой под затылок, знакомо уже прижимая к плечу и касаясь губами лба. Ему еще никогда не было настолько плевать на то, что о нем подумают. Этот мелкий ублюдок стал дорог ему, и отрицать это было уже не столько глупо, сколько просто смешно.

Если ты действительно полагал, что я отправлюсь в Садрит Мору без тебя, то ты вселенских размеров кретин, с чем я тебя и поздравляю. И нет, дело не только в контракте,дело в том, что даже такие как я тоже умеют бояться за тех, кто рядом — мысленно закончил он, сглатывая, прикусывая губу изнутри и чувствуя, как по спине пробегается нервная дрожь. Все же выпустив альтмера из своих рук, отойдя на шаг он все же осмотрелся по сторонам, понимая, что со своим и без того не идеальным зрением почти нихрена не видит в глубоком сумраке, он не каджит, и не вампир, чтобы видеть в темноте как славные сенч-тигры, да и дьявол бы с ним. — Я не собираюсь тебя убивать, Мэг, но помни мое слово – когда мы вернемся в Скайрим. А мы туда вернемся, хочешь ты того или нет. Ты со мной расплатишься за всю ту херню, которую сотворил. И, может быть, тебе это даже понравится, — обернувшись через плечо, смотря цепко и внимательно, он усмехнулся, нехорошо так, со скользким намеком, словно человек, планирующий что-то нехорошее, но не раскрывающий своих помыслов до конца.

О, подожди, у меня же теперь новая должность, верно? Мне же теперь стоит называть тебя «хозяином», или как это тут принято? — усмешка стала шире, впитывая в себя отзвук сарказма и насмешки. Его голос был низким и урчащим, как у большой кошки, но вовсе не без привычной хрипотцы. — Раз уж мы тут, то вали уже решать свои тайны скингардского двора... хозя-яин, господи-ин, — мерзко протянув оба обращения, Варон тихо заржал, отходя к дальнему углу и кое-как устраиваясь в нем, после вновь окликая Мэгрина. — И передай своим друзьям, что если кто-то из них попытается откусить от меня кусок на пробу – я выдеру им зубы и затолкаю в самое неожиданное их место. Смеяться будем всей вашей большой «семейкой», — улыбчиво и едва не ласково, отозвался Варон, отмахиваясь рукой и давая понять, что он закончил и Мэгрин может отправляться на все четыре стороны.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

+1

46

Некоторые вещи никогда не менялись, даже на частичку, даже на самый что ни на есть  незаметный для неопытного глаза полутон. Их мало, всего горстка, небольшая крупинка против огромного и пустынного пляжа, но они были. Всегда. Они, казалось, вечны, а если и не так, то определенно чем-то близким к темной, ночной и усеянной звездами бесконечности — непоколебимы, чисты вроде как, и они дрожали точно опавшие листья в секунду, когда менялось что-то слишком сильно. Это, пожалуй, было для некоторых вещей слишком больно. Чересчур опасно.

Мэгрин не считал данмера, этого статного живого наймита, вещью. Вот совершенно, даже на толику, вот никогда, пускай и слова его были резки, гадки, полны яда, точно жвалы у какой-нибудь особо противной твари. Тем не менее, он никогда не говорил этого вслух, не рассказывал о том, что испытывал, даже в моменты, когда это было необходимо. Просто... Как объяснить этому человеку, живому существу краткое, ясное в своей простоте и в ней же сложное — «я не хотел тебя терять»?

Каким образом рассказать, поведать о том, что все, сказанное в ту секунду, перед всеми теми не_живыми — правда в той же степени, во сколько и ложь? Что прикоснись к Варону хоть кто-то, попробуй хоть одна, даже самая сильная тварь испить его крови — и Мэгрин, не думая и не сожалея, кинулся бы вперед, вгрызаясь в чужую шею без страха, убил бы того наглеца без малейшего сомнения? Впрочем, не только Мэг испытывал подобное. То, что было в нем, тоже не желало чужой гибели, оно без страха жмурилось, шипело на всех тех, что хотя бы взглядом, шепотком или чистым словом угрожали безопасности их спутника, без страха и совести, и в моменты подобной искренности, пожалуй, Мэгрин чуть-чуть, самую малость завидовал этому зверю, этой хвори, этому существу. Оно реагировало на наймита очевидно, гадко и приторно — как на пищу, прекрасную еду, что сладостна, нежна — но, тем не менее, сие существо в той же степени не желало его гибели, во сколько и сам Мэг. И оно было готово защищать серокожего ублюдка до последнего рыка, шипения, ложного вдоха. Почему? Терять наймита, пожалуй, было слишком расточительно.  Слишком грубо. Слишком просто.

Варон сжимал его челюсть почти больно, нечестно, и глядя в чужие глаза, Мэгрин думал, пожалуй, слишком обо многом. О том, что у наймита истерика такая же, как и у него самого - у вампира, у куска трупа - чистая, первозданная, изящная в свой гротескности. Про то, наверное, что данмер мог на него положиться, поверить ему, ибо маг без страха и сомнения положил бы свою не_жизнь на то, чтобы Варон смог вернутся домой. В Скайрим. К своим. К тем, что его ждали, и мажонок почему-то был  уверен, что таковые люди были, и возможно даже не один, не два, а добрый такой десяток. Вот определенно, у Мэга же было возвращаться разве что к матери... и то, ха, вряд ли она знала, что её отпрыск все еще жив. Письма ведь доходят через раз. Да и, скажем честно, вряд ли его нынешнее состояние можно было назвать  «жизнью»

В такой ситуации думалось, пожалуй, что лучше она бы считала его мертвым, трижды убитым, чем приняла на и без того дрожащее сердце факт того, что её отпрыск — чудовище, клинок ночи, не милый малец, но паразит, изящный в своей отвратительности.
Монстр, который мало-помалу сходит с ума.

Варон переходил незримую границу, черту в своих словах, переходил то на шепот, то на нечто, определенно напоминающее крик. Мэг знал, что бывает, если довести истерику до конца. Будет плохо, очень плохо, больно, и он бьет наотмашь, не зная другого варианта, чтобы образумить наймита, привести его в чувство. Нельзя, чтобы он пал духом. Если так — считай, все пошло прахом. Гребанным, мать его, прахом. И все тогда зря. Все попытки, старания, уговоры. Ладонь болела, и самому было противно от того, что он сделал — Варон ведь выслушал, Мэг, а ты даже попытаться не захотел — но, тем не менее, маг не особо считал себя неправым. Он сделал то, что считал нужным — образумил. Привел в себя. Читай как хочешь — он просто не знал, как иначе можно помочь этому гребанному наймиту, куску наглого ублюдка, который, тем не менее, за это не шибко долгое время успел стать ему дорог. Очень дорог.

Когда данмер целовал его в лоб, магу не казалось это странным, если честно. Скорее очень и очень ироничным, забавным, ибо наймит, сам того не понимая, практически дублировал его собственное движение, сотворенное парой часов назад. И взгляд. Глядя в чужие глаза, Мэгрин считал, что ему нужен этот ублюдок. Не потому, что он полезен — хотя, ха, и поэтому тоже. Не потому, что без его умений мага на куски раздерет первый попавшийся кагути. Нет, нет, все было не тем, не точным, определенно не тем странным и на диво живым чувством, что испытывал маг. Не тем. И Мэгрину не за что было прощать мужчину, что язвил, плевался ядом точно змея. Совершенно.

Он, пожалуй, собирая сгусток света в ладони и творя заклинание света, думал, что ему просто нужны «мы». То самое, которое можно сказать трактирщику, заказывая одну комнату вместо двух; такое, что приходит на мысль, стоит проснуться глубокой ночью и ощутить едва-едва щекочущее чужое дыхание на плече. Мэгрин не знал, когда стал так воспринимать Варона, он прикрепил источник достаточно тусклого света куда-то под потолок, осветляя комнату хоть как-то, и думал, наверное, что мог просто сбегать от одиночества, вешаясь на шею каждому прохожему. И это — причина, по которой Варон стал ему важен. Возможно, Мэгрин просто пытался в чужом человеке, лице, повадках раствориться, забыть горящий Имперский Город, безжизненный взгляд матери, что отказывалась покидать столицу, усмешку на губах предательницы. Все это, возможно, имело место быть.

Да вот только глядя на Варона, сидящего на полу, ему не хотелось думать об этом. Совершенно. Разве что, ха, хотелось сказать  рвано, нечто на подобие «ты, главное, не забывай, кем я был, ладно?». Вот так тихо-тихо, сбито, потому что сам Мэгрин боялся забыть до крику, до истерики и дрожи в тонких пальцах. Потерять себя, забыть, кем он был, оставить после себя лишь тело с живущим существом внутри, что не знало покоя и усталости. Что являлось бельмом, грязью в глазах тех, кто знал его до того, как это случилось.

Ему страшно, пожалуй, даже не меньше, чем Варону, что плевался ядом, точно змея или какая-то дикая, явно лишь Вварденфельская тварь. Ему не хотелось идти туда, к вампирам. Это странно, но это так. Он боялся. Просто до одури боялся.

- Они мне не друзья, - шептал Мэг тихо, почти хрипло, невольно акцентируясь на последнем.

И за тем, выйдя из комнаты, той ночью больше не вернулся. О-о, несомненно, он каждые пару часов проверял, хотя бы просто проходя мимо двери и вслушивась в тишину комнаты, представляя, как Варон там хмурится и бурчит, точно обиженный ребенок, и мимовольно Мэгрин смеялся с того, что наймит ворвался в воистину змеиное гнездо... будучи, ха, маленьким ужиком. Небольшим, чьи зубы — без яда, неспособные прокусить толстую, грязную шкурку истинного аспида.  Посему — думал Мэгрин — я обязан его защитить. Всеми правдами... и не правдами.

На кого-то из не_живых приходилось шипеть, точно на маленьких котят, щенков, не знающих команд. К более взрослым — подлизываться, делать комплименты, особенно рослым просто давать  взятки. Что-что, а договариваться Мэг умел еще с раннего возраста, и делал он это изящно, быстро, лишь в те моменты, когда была гарантия долгих, выгодных отношений для обоих сторон. Это было хорошо, очень выгодно, и день шел за днем, набирая уже целую неделю, и все эти дни Мэгрин как мог укреплял свое положение, играя на чужих нервах словно бы на струнах, одних уговаривая, других же давя шантажом. Пожалуй, могло со стороны показаться, что он уповается этой игрой, наслаждается ею сполна, и что его забавляло ходить по острию кинжала, да вот только это совсем-совсем не было так. По крайней мере... не совсем так.

Когда по острию кинжала ходишь один — все просто. Шаг влево, шаг вправо - и конец. Просто, как то, что небо над головой, а земля - под ногами. Таким образом достаточно легко понять, что за каждый свой поступок ответишь сам, без каких-либо предубеждений с иных сторон. Сейчас же, ха, Мэгрин видел за своей спиной Варона, что ступал по такому же ножу, как и он сам. Острому. Смертельному.

Мэгрину было нечего терять. Варону было терять слишком много.

Глядя на него, на наймита, что искренне волновался за него, что слишком часто оставался в этом самом кубле наедине с собой, Мэг улыбался едва-едва заметно, чувствуя себя гулящим мужем, которого отчитывает женушка, сидящая дома и воркующая над охапкой пухлощеких малышей. Тот распалялся, говоря что-то о их миссии, приправляя это все толикой чести, а Мэгрин не мог признаться, что ему эта игра откровенно нравилась. Ему было приятно, что кто-то оценивает его заслуги, начинает относиться лучше потому, что он заслужил этого сам, что он самостоятельно творил игру слов и сплетен, собирающуюся в удивительный вальс. Мэгрину это нравилось откровенно, почти постыдно, и глядя из-под лба на распаляющегося наймита, ему было почти стыдно за то, что слова не откладывались в памяти, не запоминались, хотя, наверно, им стоило бы быть услышанными. А еще лучше — запомненными. Но... кого это волнует?

- Варон, - позвав мужчину, он едва-едва заметно обреченно хохотнул, видя, что его просто не слышат за собственной тирадой. Что же, бить он не будет, пускай теперь сам его услышать попробует, - е-ей?..

Тот, наверное, заметил вопросительный взгляд лишь парой минут спустя, прерывая речь на полуслове. Что же, иногда всем им нужно выпустить пар. Хорошо, что скалку в руки не взял и фартук не нацепил — в разы бы было хуже.

- Мне дали задание, - его голос был сухим, и он уже где-то последних дней пять даже при наймите не делал вид, что дышал, - и это нам на руку. Прогуляемся, немного развеемся, сам понимаешь. А-а... задание? В Альдруне нужно одного мальца присмирить, показать истинную личину вампиров, все дела. Нет, это не убийство. Нет, я не обязан его... да не смотри ты на меня так!

Честно сказать, задание звучало как «убери того мальца, он порочит наше имя», но у Мэгрина была идея, как решить дело без кровопролития. По крайней мере без крови живой, скажем. Вампир в Мэгрине этого не одобрял. Мэг? Ему было наплевать.

- Это задание нам на руку. Парочка вампиров начинают замечать, что их туши какие-то хилые. Я, конечно, следы заметал, - его голос переходил почти на шепот, но даже так он не был уверен, что его не услышат. Говорят, стены убежища имели уши, и не то, чтобы Мэгрин этим слухам верил, но-о, - перестраховаться не помешало бы. Просто на всякий случай. 

Подняв взгляд на Варона, Мэгрин улыбнулся чуть извиняясь, поглядывая на его перемотанную руку. Извиниться за эти, скажем так, неудобства, стоило. Определенно. Хоть каким-то образом, и Мэг откровенно не знал, каким. У него была нужда питаться от Варона, ибо он назвал его своей тушей, а значит должны быть следы. Если их не было бы, вампиры назвали бы Мэгрина лгуном, предателем, а подобных Аунда не терпят. Никогда. Видят Девять, даже имея единственную отмычку и супер-пупер сложный замок Мэгрин не был столь осторожен, как в эту неделю, испивая чужую кровь аккуратно-аккуратно, дабы случайно его не заразить.
Ибо, как говорится, им в компании хватит и одного мертвяка. Просто... просто хватит. 

- Ты ругался на Нэда за лук, помнишь? Ему было стыдно. - Внезапно вспомнив об этом и стараясь не улыбаться слишком широко, Мэг лишь тихо хохотнул, пожимая плечами. - И-и, в общем, он решил сделать тебе подарок. Вечером, как выходить будем, не забудь напомнить мне сходить к кузнецу.

Глядеть на реакцию наймита, знаете, было забавно. В какой-то мере лишь, а услышав бормотание про фалмерский лук, Мэгрин едва сдержал себя от того, чтобы вскинуть брови, глянув на Варона точно на умалишенного. Впрочем, вспомнив его тягу ко всему острому, убийственному и уродливому, со смешком кивнул, думая, что кто-то из мелких сошек определенно успел заграбастать обломки себе. Что же, толика покровительства всегда развязывала языки, не было причин, по которой она не могла сработать бы сейчас.

А если не сработает — Мэг парочку слабаков попросту задушит. Как ни странно, в этом Аунда были забавны и идентичны с Телванни — если убийства никто не видел и не слышал, значит, ты заслужил его вещи, ибо оказался достаточно сильным, дабы их забрать. Аунда не терпели слабых. Совершенно.

А еще - предателей. Но это уже так.

- Я сделаю все, что в моих силах. Тем не менее, ничего не обещаю, - честно хмыкнув, Мэгрин никогда не думал, что в чужих глазах может быть столько чистой благодарности. Впрочем, ему же на руку.

- Мы выступим сегодня вечером, ладно? - Поднявшись, Мэг оглянулся, после же, зевнув, потянулся, как-то совершенно отвлеченно вспоминая, что не спал он суток двое или трое к ряду. - Сейчас, наверное, нужно немного отдохнуть перед дорогой.

Чужой ну уж очень говорящий взгляд заставил Мэгрина обреченно фыркнуть. Ну, пояснять так пояснять, не то, чтобы Варон любил его болтовню, но сейчас, кажется, без неё было просто никуда. Стянув волосы в какое-то подобие хвоста, Мэг сел на лежак, притащенный в комнату специально Брагоном - которого, как оказалось, «незнакомец» утащил как трофей и от которого, кхм, мало что осталось - по приказу Нэда. С последним мажонок наладил на удивление спокойные, добротные отношения, и быстро достав тонкими  пальцами из рюкзака одолженную у, кажется, Трагрины карту, он развернул её, скоро ориентируясь и обновляя заклинание, что почти всю неделю с переменами на Варонов сон светило под потолком:

- Так-с, - поведя плечом в легкой мантии, которая незамысловатый, скорее домашний, халатный покров, Мэгрин чуть нахмурился, секундой после протараторив:

- В начале мы, покинув убежище, направимся в Садрит Мору. Это на восток, не шибко далеко... хм, надо будет закупить зелий хождений по воде. Напомнишь мне, ладно? Ага. Та-ак, в Садрит Море мы направимся в Гильдию магов, там поговорим с Иниэль. Удостоверение гостя не нужно, мне и тебе - не спрашивай - его уже достал Лорурменд, кажется, когда бегал по очередному поручению чуть на север от Тель Фира. В Телванни к таким, кхм, как я, относятся достаточно лояльно, не думаю, что могут возникнуть проблемы.  Заплатив в гильдии, почти мгновенно перенесемся прямиком в Альд'рун, - проведя пальцем по карте, он улыбнулся, пальцем хлопнув на отметку в карте, - столица дома Редоран. Думаю, тебе там понравится. Наверное. Я-я этого не исключаю.

Закончив на не шибко твердой ноте и сложив карту, Мэг посчитал свои слова исчерпывающими. Зевнув еще раз, маг прикрыл рот тыльной стороной ладони, и кинув секундой после какой-то на удивление спокойный взгляд на Варона, выдержав небольшую паузу - ткнулся виском тому в плечо,  точно воробушек, жмущийся к теплу. Впрочем, это действительно могло иметь место - в этом гребанном подземелье слишком холодно, темно, сухо, а Мэгрин привык к свету. К теплу.

Этот вампиризм его убивал. Как в моральном, так и физическом смысле.

- Прости меня, - выдал он внезапно, держа глаза закрытыми и просто сосредотачиваясь на чужом сердцебиении, что было так гулко, что слышалось даже так, даже без прощупывания пульса. Это могло бы быть смешным, если бы не было таким грустным, - за то, что сбежал. Дважды. Или уже трижды? Ситис, я со счета сбился.

Он не открывал глаза, словно бы просто вспомнил на секундочку, кем был когда-то. Век, десяток веков туда, обратно, какая разница? В эти дни ему было нормально быть вампиром, быть тем, к кому он принадлежит по крови, сейчас же было смешно и обидно, слишком памятно, знакомо, и слыша, как наймит дышит - глубоко, размеренно - Мэгрину, пожалуй, до обидного хотелось остаться  наедине. Чтобы не завидовать. Чтобы не видеть, кем он мог бы быть, не пойди в те гребанные руины, не взломай тот замок. И вылечись, не разбей он ту гребанную склянку. О, Девять. 

- Можешь думать все, что хочешь, но я не забыл, Варон. Мы вернемся домой. Оба.
...и я истошно надеюсь, что Морровинд не успеет стать за это время домом для меня. Для того существа, которым я стал.
Ты ведь не дашь, верно?

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA]
[STA]Silver for Monsters...[/STA]
[NIC]Megrin Corelas[/NIC]
[SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

47

Какие, по-вашему, чувства должен испытывать тот, кто попал прямиком в улье кровососущих, опаснейших паразитов, что слывут бичом живых народов уже многие-многие века? Страх, трепет, растерянность или быть может интерес и подозрительную внимательность? Должен ли он пресмыкаться пред ними и льнуть грудью к земле, чтобы его чела не видели десятки этих внимательных, молочно-белоснежных глаз или же напротив, обязан держаться гордо и уверенно, чтобы ни у кого не оставалось сомнения в том, что его живость еще не означает того, что он не может ударить в ответ? Вампирам, – существам, что напрочь лишены чувства времени и прочих бренных чувств, – кажется, было просто наплевать. Они не видели его, а если и видели то одним своим взглядом и едва заметным движением верхней губы, под которой скрывались острые, что Бритва Мерунеса, клыки, заставляли отойти и опустить взгляд вниз – не почтительно, но с леденеющим где-то в затылке чувством рационального, оправданного страха.

Варон отчего-то усердно старался не относить этих вампиров к грифу «враги», потому что в таком ключе суждений столь неприятный ярлык можно было бы повесить и на Мэгрина, чего он само собой делать не хотел по ряду причин. К тому же врагу обычно свойственно нападать, а те, кто окружал его все эти дни, вели себя либо равнодушно, либо же нападки их были наиграны и смехотворны для них же самих. Казалось, что они чувствуют страх внутри него, ощущают, как горечью своей он пропитывает плоть и кровь мера, и после, смеясь, уходили, зная, что он просто не сможет никак им ответить. Клейменный режущим слух и гордость словом «туша» он просто не имел никакого права им отвечать, способный лишь стараться держаться как можно дальше, и если наблюдать, то наблюдать скрытно и незаметно, потому что за дерзость мог поплатиться куском плоти, что спокойно вырвут прямиком из его глотки. Варон осознавал шаткость своего положения, чувствовал грань дозволенного и понимал то, что Мэгрина сейчас нежелательно отвлекать от его цели – маг не сможет оберегать его вечно, а потому стоило сдерживать свою вспыльчивость в узде и молча терпеть насмешки «высших» существ, сколь бы обидными и едкими они ни были.

Всю эту неделю Варон чувствовал себя потерянно. Растерянный и сбитый с толку, он банально не знал, куда себя деть и чем занять. Деятельная часть его импульсивной натуры требовала движения или хотя бы какой-то занятости, голос же рассудка настоятельно подсказывал, что сейчас он должен вести себя как никогда тихо и незаметно, потому что лишнее внимание было ему совершенно ни к чему. На протяжении долгих трех или четырех дней спал он скверно, падая скорее даже не в сон, а в болезненное забытье, кое случается у заболевающих лихорадкой. Сон был урывчатым, беспокойным и часто прерывался мимолетными пробуждениями, во время которых он, подслеповато щуря воспаленные от усталости глаза, пытался рассмотреть в узкой, погруженной во мрак комнате смертоносные тени тех, кто обитал в стылом нутре этого каменного мешка, что насквозь пропитался скверной. Лишь изредка, когда Мэгрин был рядом, успокаивающе и невесомо поглаживая самыми кончиками холодных пальцев по затылку и шее, Варон на пару-тройку жалких часов погружался в сон куда более глубокий и плотный, чем обычно, и то лишь потому, что кожей ощущал чувство эфемерной защищенности.

За эту же неделю на его руке добавилось свежих, поперечных шрамов, каждый из которых белесой полосой пропечатывался на пепельно-серой коже, образуя ряд тонких и толстых, по-разному сжившихся росчерков, некоторые из которых затянулись бугрящимся рубцом, а иные словно бы действительно были полосой, что никак не ощущалась под пальцами. Служение кому-то источником пищи было забавно и раздражительно одновременно, но Варон быстро сжился с этой мыслью, лишь отмахиваясь на виноватые взгляды мага – надо, значит надо, тем более, если это гарантирует ему хотя бы какую-то безопасность и отсутствие подозрений со стороны «хозяев». Но больше всего из происходящего его угнетало вовсе не отсутствие дела, не дурной сон и даже не сцеживание собственной крови. Ему не нравилось то, что на протяжении всего этого времени он не видел никакого света кроме магического. Странным это вовсе не было – вампиры, не отпустили бы его ни под каким предлогом, но как же все-таки хотелось почувствовать на коже тепло солнца, ощутить скользящий по лицу порыв ветра, услышать хотя бы какой-нибудь запах кроме запаха сырости и затхлости. Хотелось почувствовать жизнь вокруг себя, но сейчас он мог только ждать и надеяться.

Будь у Варона меньше силы воли, гордости и терпения он непременно бы в скором времени начал бы плакаться Мэгрину о том, как ему тут не нравится и как он хочет уйти. Только вот это было вовсе не в его характере, и к тому же он догадывался, что Мэгрин и без его слов сам прекрасно понимает, видит и осознает все это. За годы привыкший жить как вздумается, не имеющий якоря и подобно птице способный в любое время сорвать с места и умчаться, куда душе будет угодно, он совершенно не терпел заточения и ограничений, сдерживаясь сейчас лишь потому, что все это предприятие было необходимо им обоим. Именно поэтому прервавший свою тираду и услышавший слова мага, он дернулся, словно от удара электричества и, повернувшись, посмотрел на него не верящим прищуром темных глаз. Впервые за неделю в нем забрезжил свет надежды. Несмотря на то, что слова о скорой прогулке вызвали внутри трепет, Варон отогнал сиюминутную радость в дальний угол сознания и, одернув мага, поинтересовался о цели задания, что так же было немаловажно. Выслушав суть предстоящего дела и сам не замечая того несколько раз изменившись в лице наймит в итоге все же согласно кивнул даже не думая пререкаться – мысль о собственной свободе волновала его сейчас куда сильнее, чем какой-то безмозглый кретин не отделяющий свет от тьмы.

Слова же о луке и упоминание знакомого, ненавистного имени заставили напрячься и с недоверием посмотреть в сторону мага. Хотелось ответить очередной грубой остротой, но Варон обошелся утвердительным кивком головой, давая понять, что он принял сказанное к сведенью и запомнил. Подарок так подарок. Кочевая жизнь хорошо выучивала одному простому правилу: «бери, пока дают, и принимай помощь, пока ее предлагают». Личность дарителя, конечно, вызывала здравые опасения и подозрения, но проверить «подарок» на предмет подложенной свиньи, или еще какой каверзы он еще успеет. К тому же, если отвлечься от подозрительности Варон даже не знал, что нравится ему больше – оружие уродливое и раздобытое в глубинах опасных руин, или же оружие, подаренное в не менее опасном месте, не менее (если не более) опасным, чем фалмер существом. Если так задуматься, то это, знаете ли, в своей мере немного даже льстило.  А так, получить в свое владение, если серьезно, хотелось сразу оба лука, о чем он и пробубнил себе под нос, даже не замечая удивленного взгляда альтмера. Маг он на то и маг, чтобы не понимать истиной красоты оружия, им ведь, наверное, больше по душе всполохи искусственного огня и чувство течения магической силы в венах, ему же – звон стали и ощущение сопротивления плоти под клинком. Земля и небо, пути различные, но и в тоже время совершенно разные. Они понимают друг друга настолько же, насколько и не понимают, и это – совершенно нормально.

Отвлекшись от своих мыслей, он согласно кивнул, воздерживаясь от вопроса о том, какое же сейчас время суток. Сидящий в этой клетке-не_клетке, он как и обитатели усыпальницы, кажется, почти перестал чувствовать время, потому что перед глазами его висел лишь тусклый свет, и не было ничего такого, что могло бы подсказать ему о нынешнем расположении небесных светил. Подсев к Мэгрину, внимательно выслушав и запомнив все им сказанное, Варон несколько раз кивнул головой уже было, собираясь отойти в свой угол, чтобы получше все обдумать, как с удивлением почувствовал котенком ткнувшегося в плечо альтмера.

На идиотов и блаженных обижаться грешно, так что... Все в порядке. Просто не заставляй меня волноваться лишний раз, и я смогу гарантировать тебе то, что не буду отрабатывать на тебе свою меткость, — хмыкнув, негромко ответил наемник, приобнимая альтмера и ладонью поглаживая его по плечу, словно успокаивая и ободряя. Извиняться сам он не собирался. Во-первых: не умел; во-вторых: виноватым себя не чувствовал, во всяком случае вины своей просто старался не замечать. Все что будет нужно он так или иначе искупит в дальнейшем. Судьба помнит все грехи, даже тогда, когда сам ты о них забываешь. — Столько всего произошло, и было сказано, что я даже спрашивать не буду о чем именно ты не забыл, — с наигранной нервностью хмыкнув, Варон осторожно, но достаточно крепко сжал в пальцах плечо Мэгрина. Когда маг в очередной раз зевнул, едва не выворачивая челюсть, Варон нахмурился, поднимаясь с лежака и жестом показывая Мэгрину, чтобы тот ложился спать и не мучил себя. Сам же он, за неделю прекрасно отоспавшийся, отошел в дальний угол и, усевшись там, сложил руки на коленях и прикрыл глаза, сначала воздавая молитвы Принцу Интриг, а после погружаясь в собственные раздумья.

Варон, незаметно для самого себя задремавший за собственными думами, пришел в себя от ощущения того, что кто-то мягко, но ощутимо трясет его за плечо. «Кем-то» при ближайшем рассмотрении оказался собранный уже Мэгрин говорящий что-то о том, что им пора идти. Недавний разговор моментально всплыл в памяти и, придя в себя, подобравшись, Варон кивнул, вскоре уже стоя собранным – вещей, кроме доспехов, у него не было, а потому сборы не отняли много времени. Перво-наперво, прежде чем отправиться в дальнейший путь, он напомнил Мэгрину о кузнеце и зельях, и уже после, рассматривая свою новую «игрушку» и словно младенца, бережно прижимая к груди тканевый куль со сломанным луком, наемник недоверчиво, с едва заметной тенью благодарности посмотрел на пристального, заломавшего его ящера. Не принадлежи он к вампирам, Варон бы открутил ему его хвост и вырвал бы челюсть голыми руками, просто сила в тот момент была не на его стороне. Словно слыша мысли наемника чешуйчатый открыто усмехнулся и удивительно тепло попрощавшись с «братом», скрылся в глубинах усыпальницы. Дождавшись пока поток желающих сказать Мэгрину пару напутственных слов иссякнет, Варон не задумываясь ломанулся к выходу из этого склепа, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, но, все же дожидаясь Мэгрина к которому вроде как должен был относиться с уважением и едва ли не благоговейным трепетом. Да уж, конечно, прислужник из него получался никудышный и вообще просто отвратительный.

Стоило им выйти из усыпальницы и отойти достаточно далеко на восток, как Варон молча, остановился, опускаясь, упираясь в теплую еще землю коленом и ладонью проводя над стебельками редкой, сухой травы, что едва щекотала кожу. Он чувствовал мир вокруг и только теперь понимал, насколько по нему соскучился, по вещам и явлениям столь простым, но столь приятным, что от этого по спине разбегались теплые волны мурашек. Потянув ноздрями пестрящий самыми разными ароматами воздух, он все же поднялся и так же молча, продолжил путь, следуя за Мэгрином и осматриваясь по сторонам. Спустя несколько часов сделав короткую остановку на то, чтобы чуть отдохнуть и умыться в попавшемся как раз вовремя ручье, Варон отошел чуть дальше и за пригорком заметил следы крупного лагеря. Спустившись туда и осмотревшись, найдя следы от ящиков и гуаров, он понял, что стоянку тут разбивал караван, но все же не смог определить, как давно это было. Продолжив путь, они с Мэгрином вышли к небольшому жилому участку из числа тех, которые на картах даже не отмечают и недолго думая, Варон поинтересовался у сидящей на веранде хозяйки, не проходил ли тут недавно караван. Утвердительный кивок головой был ему ответом. Женщина поманила его ближе, рассматривая его самого и спутника, что в отдалении стоял у него за плечами, а после, словно что-то поняв, повторно кивнула головой и сказала, что начальник охраны каравана просил ее передать двум путникам – данмеру и альтмеру – если они будут тут проходить, что оставленные Вароном вещи, были оставлены под присмотром у трактирщика в Садрит Море. Поблагодарив женщину, Варон махнул Мэгрину, уже на ходу рассказывая ему о сути дела. Хотя бы сейчас что-то у них шло гладко и складно.

Часом больше, часом меньше, – Варон за временем не следил, – а они все же добрались до границы города, даже не смотря на то, что Варон долго и уперто, опасался ступать на водную гладь Зафирбеля, а после, решившись, прыгал по ней ненормальным горным бараном, похожий на ребенка, узнавшего что-то чрезвычайно невероятное. Само собой он понимал, что задерживает их, но когда еще он вот так вот погуляет по воде, так что ни увещевания Мэгрина, ни доводы собственной совести не могли отвлечь его от престраннейшего, интереснейшего занятия. Садрит Мора, как и многие другие города Морровинда, была удивительным для него местом, но в отличие от других городов, насколько он помнил – аналогов не имела. Даже ему, человеку, чьи интересы в большинстве своем были сосредоточенны на деньгах, наживе и битвах, хотелось задержаться тут и осмотреться повнимательнее, запоминая местные массивы, но он в тоже время он прекрасно понимал, что у них, как бы то ни было печально, совершенно нет на это времени. Беспрепятственно пройдя на территорию удивительного города, внимательно и с неподдельным интересом осматриваясь по сторонам, Варон первым делом направился в сторону местной таверны – «Привратного Трактира» – и, добравшись туда, забрал оставленные у владельца на сохранение вещи. Расположившись за пустующими в этот час столами, он попросил Мэгрина купить чего-нибудь съестного, а сам тем временем тщательно изучил содержимое сумок, убеждаясь в том, что все на своих местах и ничего не пропало. Найдя на самом дне сумки кольцо Эрин, Варон было достал его на белый свет, поглаживая теплый металл пальцами, но завидев возвращающегося мага, спешно убрал украшение в висящую на бедрах алхимическую сумку. Успеет еще насмотреться. Он и сам не понимал, почему не хочет показывать цацку Мэгрину, а при виде еды эти мысли и вовсе улетучились из его головы, потому что кишки тихим, недовольным урчанием напомнили ему о том, что ему нужны силы, а чтобы были силы, надо питаться. В его случае – самой обычной едой. Съев все без остатка, заглатывая куски пищи, как какой-нибудь змей – почти не пережевывая, а просто проглатывая, чтобы как можно быстрее почувствовать насыщение, спустя пару минут он уже был полностью доволен жизнью и согласен следовать дальше.

Факт того, что в этот час Гильдия Магов была открыта, а внутри трудились люди и меры был удивителен. С другой стороны – Садрит Мора была подвластна Великому Дому Телванни, Дому великих магов, а значит, их тут было достаточно для того, чтобы деятельность Гильдии не прерывалась ни днем, ни ночью. Ну, или может день сегодня был какой-то особенный, кто его разберет. Маги, как Варон хорошо понял – народ не без странностей. Найдя Иниэль, местную проводницу Гильдии знакомую с мастерством телепортации, они заплатили ей и, убедившись в том, что готовы и в городе им больше ничего не требуется, влезли на платформу. После злополучного артефакта знакомый с телепортами в дурном ключе, Варон зажмурился, готовясь к очередной малоприятной встряске, которой, как ни странно, не случилось. В случае с проводником перемещение было моментальным, куда более мягким и менее болезненным, без огонька и спецэффектов, конечно, зато, что главное – с комфортом. Открыв глаза, Варон нашел их на точно такой же платформе, только лица в этом отделении Гильдии были уже другими, да и обстановка, честно говоря, тоже отличалась. Людей тут было многим меньше, но Гильдия вполне себе функционировала. Местный проводник кивнул им, смотря таким взглядом, словно не понимал, что они все еще тут стоят и топчутся на его платформе. Уцепив Мэгрина, который на ходу уже начал перепроверять степень своей укутанности, Варон двинулся в сторону выхода, совершенно не желая тут оставаться – не то, чтобы он не любил магов, но как-то не хотелось ему оставаться тут. Спустя минуту стало понятно, что лучше бы остался.

На улице, мягко говоря, непогодилось. Первым, что встретило их за порогом Гильдии, была пепельная буря. Ветер заунывно пел над ухом свою тоскливую песнь, а красный, в ночи кажущийся серым пепел и песок вихрились тут и там, неприятно царапая неприкрытые участки кожи, забиваясь в глаза, нос и рот, пылью оседали на одежде и волосах, да и в целом – доставляли массу неудобств. Мысленно выругавшись в адрес местного капризного климата, Варон прикрыл половину лица нашейным платком и после, обернувшись, взял Мэгрина за край рукава, чтобы ненароком не потерять его в этой стихийной свистопляске. Прикрывая слезящиеся глаза согнутой в локте рукой и как можно более быстро пробираясь вперед, Варону временами удавалось различать бродящие в красно-сером мареве темные силуэты. Вид этот был несколько жуток, но наймит постоянно держал в голове мысль о том, что они сейчас находятся в городе и опасности тут быть не может, если, конечно, не нажить себе проблем самостоятельно. Странного вида расплывчатые фигуры были неусыпными стражами дома Редоран, что даже в непогоду патрулировали улицы. Убедиться в этом Варон и Мэгрин смогли в тот момент, когда Варон, прущий вперед с упорством огра, наткнулся на одного из них, недовольно воскликнувшего и обернувшегося. Если бы не вездесущий пепел и нежелание оставаться на улице дольше, чем надо, Варон бы может быть, даже извинился, но в данный момент цель у него была совершенно другая. Спросив у остановившегося, потревоженного ими стража, где тут трактир, внятного ответа Варон не получил, разве что только непонимающий, таращащийся на него из прорези шлема взгляд. Понимая, что в этой пепельной канители даже его басовитого голоса не слышно, Варон почти проорал все тот же вопрос едва ли не в смотровую щель шлема стража и только тогда тот, отшатнувшись в сторону и явно недовольный таким вторжением в личное пространство, ткнул пальцем в нужном им направлении. Жестами, кое-как поблагодарив его и тихо фыркнув на презрительный, высокомерный взгляд, Варон потянул Мэгрина в ту сторону, в кою указывал стражник.

Далеко идти не пришлось, потому что таверна оказалась ближе, чем можно было предположить. Рядом со зданием, хлопая на сильном ветру, развивался гобелен, на котором можно было разобрать название заведения – «Альд Скар». Приоткрыв дверь, сначала Варон пропустил внутрь Мэгрина и только после зашел следом, захлопывая дверь и трепля рукой хохолок посеревших от пепла волос. Притихшие постояльцы, было метнувшие в их сторону внимательные взгляды, довольно быстро потеряли к двум путникам интерес и вернулись к своим делам. Найдя хозяина таверны, Варон снял комнату и смирил неудачно пошутившего о погоде хозяина полным тихой свирепости взглядом. Добравшись до арендованных пенат, Варон первым делом быстро стянул с себя доспехи и, отойдя ближе к выходу, попрыгал, а после похлопал себя ладонями, сбивая осевшую на одежде и коже пепельную пыль. На ум как ни кстати пришли скайримские душные и жаркие бани, нормально ополоснуться хотелось до зубовного скрежета, но хрен он это ночью сможет сделать – придется довольствоваться тем, что есть. Игнорируя бродящего по комнате Мэгрина Варон уселся на стул, придвигая ближе к себе свою сумку и доставая оттуда обрывок чистой ткани и наполненную флягу. Стянув с себя рубаху и повесив ее на спинку стула, он смочил зажатый в руке кусок тряпицы и принялся обтирать тело, проходясь по рукам и плечам, смачивая вновь и обтирая заднюю сторону шеи, чувствуя, как вода стекает по спине, плечам и груди, капая на штаны и пол. Вскинув взгляд, он коротко усмехнулся Мэгрину.

Хочешь потереть мне спинку? — чуть приподняв бровь, поинтересовался он, уже после, со смешком добавляя: — Я шучу. Оттерев верхнюю часть тела от пыли и грязи, Варон покривил лицом, видя, насколько посерела тряпка и, скинув ее на пол, плеснул из фляги на волосы, пальцами зачесывая их к затылку, после чего вновь зарылся в сумку, выуживая смену одежды – подарок от каравана, который пришелся как раз в пору. В чистой одежде почувствовав себя куда лучше, Варон сложил с одной стороны доспехи, а с другой оружие и, усевшись между двумя грудами, взял в руки наплечник берясь оттирать каждый его зазор от вездесущего пепла. Ряд маленьких медных колечек прилаженных с внешнего края наплечника звучали тихим перезвоном всякий раз, когда Варон задевал их. В воздухе, наконец-то, чувствовалось почти забытое им спокойствие. Никто им не угрожал, никто не гнался за ними, а рядом не было опасных тварей. Наемник посмотрел на Мэгрина. Нет, этот для него безобиден настолько же, насколько для силт страйдера безобиден маленький фуражир. Кажется, он уже второй или третий раз сравнивает Мэгрина с этими отвратительными тварями, надо, что ли, придумать ему какого-нибудь более приятного зверя. Разобравшись с наплечником и отложив его в сторону, Варон положил перед собой тканевый куль, разворачивая его и складывая обломки фалмерского лука так, чтобы они представляли единую конструкцию. Вполне возможно, что эту мерзкую штуку можно будет починить, что радовало. Вот и тянет же его ко всякому, ей Богам. Если место заключения, то усыпальница; если оружие, то убогий фалмерский лук; если тот, кого защищать и с кем делить койку, то вампир. Вроде и смешно, а вроде и не очень.

Завтра уже будем с твоим малым разбираться, — отозвался Варон, разбирая куски лука, заворачивая их в тряпку и укладывая на дно сумки, после чего едва заметно потупился, что-то прикидывая в уме. — Если тебе нужно мое сопровождение, конечно. А так я мог бы осмотреть город, наверное, все-таки столица Редорана, — при последних словах в глазах мера мелькнуло что-то очень похожее на тихий восторг лихого, задиристого мальчишки. Побывать в столице Великого Дома твоих предков, в месте, которое оказалось подчистую разрушенным после Кризиса Обливиона, в месте которого, уже кажется, и не было на картах их современности – это было великолепно даже с учетом того, что Варон не был ни историком, ни географом, ни фанатичным путешественником. Замолчав и прислушавшись к себе, Варон понял, что спать он не хочет, отоспавшийся за день Мэгрин, скорее всего тоже.

Где ты живешь? В Скайриме я имею ввиду. Или Коллегия стала тебе единственным домом? — на мгновение оторвавшись от чистки меча, Варон с интересом посмотрел в сторону Мэгрина. Сколько уже прошло времени, а он все еще столь ничтожно мало знали друг о друге. Все эти перебежки, сражения, планирование и борьба со страхами – они отнимали столько времени, что его практически не оставалось на такие вот простые, житейские разговоры в которых можно понемногу, осторожно узнавать друг друга, открывая что-то новое, делясь, рассказывая, в словах забывая о проблемах. Вспоминая собственную скромную комнату под чердаком «Нового Гнисиса», команду разношерстных истмарских наемников, с которыми была пройдена не одна невзгода, Варон с неудовольствием почувствовал, как заныло в груди от тихой, горьковатой тоски. Он бы никогда не подумал, что будет скучать по суровой северной провинции, по людям ее населявшим, по привычным когда-то, приевшимся вещам, – вроде поющих в тавернах бардов и запаха пьянящего меда, – которых сейчас так не хватало. Варон, по правде говоря, не знал, что подразумевал под словом «дом», потому что и сам был человеком трех домов: по расе – Морровинда, по рождению – Сиродиила, и по делу – Скайрима. И временами же, он действительно молча завидовал тем, кто точно мог ответить на вопрос о том, где же все-таки его дом.   
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

+1

48

Это все напоминало какую-то странную, в какой-то мере страшную сказку, полную не гротеских и темных, грязных чудищ, но вполне себе реальных зверей, тварей, чьи клыки тоньше бритвы, а мысли — и того острее. Вот все их приключение, знакомство, вообще вся жизнь — как сон, и невольно все это напоминало какой-то воспаленный и больной кошмар. Ужас, полный неизведанных страхов, чего-то липкого, горящего, смешанного в равной части с темным, что граничит с практически режущим светом. Чем-то... ужасным. Но знаете? Мэгрин почти привык ко всему этому. К постоянным перебежкам, к ворчанию одного наглого данмера под ухом — неумолимо приходили воспоминания о катавасии в Рифтене, но Мэг упорно гнал их прочь —  да и вообще ко всему, что имело место быть в их небольшом, кхм, приключении. Хотя назвать его таким, если честно, язык не поворачивался. Настоящим спектаклем, сценой с пришлёпнутыми на всю голову шутами — да, легко, а вот приключением... странно. Входит ли в рамки приключений путешествие через гребанное время? Или это уже «история»? Или еще что-то? Мэгрин не знал, и поглядывал на скачущего, точно кролик, по воде Варона, не понимал, как это все назвать. Приключение? Скитание?

Как-то... еще?

Дети, пережившие войны, говорят, приучаются ко всему слишком легко и без страха, ибо знают - может быть хуже, в разы, разы хуже. И больнее. Мэг не знал, связана ли его некоторая апатия и молчание с мыслями, тоской о доме, или же он просто в какой-то мере устал, неистово устал - скальный наездник его знает. Перемещение было быстрым и почти неощутимым, буря — грозной, иссушающей, а в Альд Скаре было тепло и сухо, не пыльно, и практически взаправду забыв, как  они сюда добрались, Мэгрин хотел одного — отдохнуть, увидеть сон без снов, ощутить простой провал в бездну, где нет ничего, даже тебя самого.  Спать, не важно, что он лишь недавно проснулся. Хотелось неистово спать.

Мэг слишком, наверное, устал играть, лишился сил из-за того, что всю эту неделю был не собой. Демоном из тени, из сумерек, злым дэйдрой, чудовищем, но не собой. Не Мэгом.

Монстром.

Он хотел отдохнуть. Желал наконец-то побыть самим собой, подышать на полную — мёртвую - грудь, ощутить аромат вереска, что рос перед домом, вкус матушкиной выпечки, почувствовать себя нужным просто за то, что ты тот, кем являешься.

Мэгрин устал. И на шутку Варона, равно как и на слова о мальчишке, даже при всем желании — которого у него не было — отвечать просто не хотелось. Да и на то, кажется, и не было нужды, ибо данмера интересовало это место, не Мэг. Альд'рун, резиденция дома Редоран... что же, интерес Варона не был неожиданным, и скидывая капюшон, кое-как пригладив волосы, Мэг едва не пропустил вопроса, заданного просто и спокойно, словно бы так и надо. Словно бы... так правильно. И нужно.

Он ошибется, если скажет, что вообще-то этого не ожидал?

- Я-я, - Мэг, если честно, вот просто не знал, что ответить. Вот так, ведь дома у него, если так поглядеть, попросту не было. Коллегия — что бардов, что Винтерхолда — скорее место, где он учился, скорее лагерь, не дом. Вайтран? Тоже вряд ли, может он стал домом его матери, Раилан, но точно не был родиной ему. Он не умел приспосабливаться так, как это делала его маменька. В Скайриме он... проживал. Не жил, не имел места, где чувствовал себя в покое.

Его дом сгорел вместе с Башней Белого Золота. До тла, без каких-либо надежд на восстановление. Нашел ли Мэгрин другой?
Нет.

- Я много где жил, - честно пожав плечами, Мэг скинул окончательно накидку, что пеплом была пропитана, точно влажная земля после дождя, или же тонкая нить в лампадке - маслом мутным, пачкающим пальцы до неотмываемых пятен, - в Вайтаране, Солитьюде, Винтерхолде. Некоторое время побывал даже в Данстаре и Рифтене. Совсем там не понравилось, если честно. Слишком... по-Скайримски.

Звучит грубо, но это так. Скайрим был... слишком Скайримом для того, чтобы стать ему домом. Слишком грубым, не похожим на нежный, погожий и мягкий в своей изящности Сиродил. Хмыкнув, Мэг находил это бестолковым. Очень-очень бестолковым.

- Дольше всего я жил в Вайтране, да. - Паралельно снимая с себя уличную одежду, Мэг говорил, и голос его был чуть приглушен, черт знает, почему. - Знаешь, он милый, если тебе не приходится хвататься практически за каждую халтурку, дабы выжить. Беженцев там не любят. Их нигде не любят. За то бардов любят почти везде. Ты любишь бардов?

Собственная речь ему казалась практически бессвязной, и почему-то очень, очень гудело в голове. Может, поспал слишком много? Черт его знает.

- Я, например, люблю наемников. Они... интересные. И про них такие, как я, складывали много-много баллад. Интересно, когда мы вернемся, я смогу написать балладу о нас двоих?

Почему-то улыбка легла на губы слишком мягко, и хмыкнув, Мэгрин потянулся рукой к сумке, которую они забрали из таверны лишь недавно, и пальцы огладили бока вытянутой лиры как-то слишком мягко, точно не инструмента те касались и не натянутых струн, но боков любовницы, жены, с которой хочется быть нежным и мягким, точно в первый и последний раз. Подняв лишь мельком, кратко на Варона взгляд, маг хмыкнул, подняв инструмент и проведя по струнам, точно пробуя, точно спрашивая у тех разрешения и одновременно отвечая на собственный вопрос.

- Сомневаюсь. Барды редко вставляют свою личину в рассказы. Обычно... все знают песнь, но никто не знает, кто её написал. Мы-ы... следуем через темень забвения и пустоты ради того, чтобы иные могли видеть свет, правду, истину. Иронично, не правда ли? О, как по мне - вполне.

Струны отзываются гулко, мягко, и Мэгрину хочется смеяться — ну гляньте только на неё, точно новенькая! Видно, люди из каравана воистину были нежны с их вещами. Лютня неосторожности не терпит, одно неудачное падение — все, пиши пропало, инструмент будет звучать точно сломленное, разбитое существо. Разрушенное, разломленное на тысячи, тысячи мелких и ломких осколков.

- Дома у меня была почти такая же, - это срывается как-то совершенно случайно, и Мэгрин улыбается как-то чересчур живо, искренне, так, как, возможно, улыбался, будучи еще ребенком, юношей, не знавшим боли и падений. Мэгрин знает, что играет не так хорошо, как, к примеру, Лелианна из Коллегии, но-о... какая разница? Ему хочется отдохнуть, развеяться, а что может быть лучшим отдыхом, как не игра? Что может быть лучшей отрадой для сердца, для мыслей и дум, как не чистое пение, тихое, практически на грани шепота, под музыку звенящую, точно колокольчики на ветру?

Мэг не знал. Проскользнув пальцами по струнам, он запел, и знала, пожалуй, лишь Азура и все Девять богов, почему он выбрал именно эту — странную, неясную, но все же песню.

- Заперт в четырех стенах, всеми позабыт. - Казалось, словно бы для Мэгрина игра не значила ничего, но одновременно — все, и это было завораживающим, воистину странным и удивительным зрелищем - В память о других мирах путь на век закрыт.

Он слышал эту песню, кажется, лишь единожды, в «Смеющейся крысе». Айрон напевал её так нежно, мягко и почти отчаянно, обрывисто, что ему не стоило ничего после записать её, запомнив почти на слух, дополняя забытые частички своим текстом.

Наверное, это было дурно.
Наверное Мэгрину, которому едва ли не плакать от облегчения хотелось, от знакомого, почти режущего чувства струн, перебираемых пальцами — было наплевать. 

- Я не встречу никогда впредь знакомых лиц. - На последнем слове он едва ли не перешел на шепот, дабы далее — усмехнуться горько, бесславно. Голос был шелковистым, почти мурлыкающим, и Мэгу, наверное, нравилась эта песня. Чем-то... нравилась. - Жил и больше нет меня, нет моих границ.

Далее шел припев, и ударив по струнам, Мэгрин словно бы вкладывал всю душу, все невысказанные слова — в песню. Потому что... а почему нет? Песня — то, что нельзя сказать иначе, то, что люди, пережившие много лет назад, пытались достать из своей души почти что раскаленными клещами, выкладывая на бумагу, в чернила. Думал ли Мэг сейчас о возвышенном? О-о, нет. Он лишь глядел на Варона, и ему думалось, что они похожи. Много более, чем можно предполагать:

- Я словно птица без крыла, хочу лететь, но нет числа моим попыткам оторваться от земли. - В его взгляде горечь, невысказанная боль, и он поет чисто, без фальши. Ему не нужна бумага, клешни, дабы достать эту боль. Ему не нужны чернила, чтобы её помнить. - Меня не вспомнят никогда, не повторят мои слова; но за спиной уже смываются следы.

Подушечки пальцев уже ныли с непривычки, но когда Мэга это останавливало? О-о, никогда, и он играл, продолжая петь — спокойно, мягко, и в его словах было больше истины, чем во многих часах пустой болтовни:

- Каждый будет позабыт, кто ненужным стал. - Струны дрожали, почти лопаясь, но Мэгу было наплевать. Совершенно, он глядел на Варона, точно змей на заклинателя и в слабом свету его клыки казались светлыми, почти снежно-белыми на цвет, - В сердце память не хранит, тех, кто жить устал.

Перестав глядеть на наймита, он зажал иную струну, чуть меняя тональность, и задержавшись лишь на секундочку, продолжил, подходя к концу, к тому, что было обязательным. Конец. Конец всегда есть, не правда ли?

- Я ведь тоже забывал множество людей. - Струны выдавали игру резкую, словно истеричную, и Мэгрину было в какой-то мере смешно, грустно, и все его думы — в тексте. Как же порой прекрасно быть бардом,  и как же временами плохо быть им.

- Но, теперь мой час настал. - На последней строфе заглянув Варону в глаза, он, кажется, сказал что-то мягкое, другое, не последнюю строчку песни, но... что-то иное. Определенно иное. -  Скрыться средь теней...

Он проиграл еще раз припев, но закончил все равно резко, так же, как и начал. Был ли Мэг бардом лучшим, чем магом? О-о, вряд ли. Скорее... между его навыками барда и мага можно было поставить знак равноправности. Наверное, ибо магом, ха, он был в той же степени дурным, сколь и бардом.

Смущение накрыло как-то слишком внезапно, и хмыкнув, Мэгрин не знал, куда глядеть.
- Я-я... Учился в Коллегии бардов некоторое время, - словно бы извиняясь рассказал он, откладывая лютню как-то слишком мягко, точно воистину любовницу укладывал, а не инструмент, - А ты? Ну, я имею ввиду... а ты где жил  в Скайриме? До того, как мы-ы... ну, ты понял.

Прозвучало как-то слишком двусмысленно и неуверенно, и обреченно вздохнув, Мэг поделился, заправляя прядку волос за ухо:
- Никогда не любил петь тет-а-тет. Обычно либо перед публикой, либо сам...

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA] [STA]Silver for Monsters...[/STA] [NIC]Megrin Corelas[/NIC] [SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

49

Варон не торопил его, просто потому, что некуда и незачем им сейчас было торопиться. Потому, что сейчас был тот самый момент спокойствия, когда можно просто расслабиться и отдохнуть, не думая ни о чем и никуда не спеша сломя голову. С такими вопросами временами действительно стоило крепко задуматься, прежде чем ответить, во всяком случае – прежде чем ответить действительно честно, – их мир был велик и неспокоен, он постоянно менялся, подвергаясь войнам и катаклизмам, а потому никто и никогда точно не знал, куда судьба закинет его следующим днем. Были, конечно, и те, кто проживал свой век оседло и спокойно, предназначив себя для какого-нибудь действительно важного и интересного ему дела, но если задуматься – Варон не желал для себя такой жизни, во всяком случае, постоянной такой жизни – точно. Это было не интересно, это было странно и незнакомо. Спокойствие в мире, где существует тысяча возможностей и сотня способов возвыситься или умереть? Пожалуй, лучше он сломает себе шею в очередном горном переходе, чем станет миролюбивым фермером, чей удел будет заключаться в выпасе скота, сборе урожая, да табачной трубке выкуриваемой за созерцанием уходящего солнца очередного дня. Варон тихо, с едва слышной ехидцей хмыкнул и резко провел обрубком точильного камня по лезвию клинка, высекая из каленного орихалка зеленоватую искру. Оседать в спокойствии на месяц другой – это еще, куда ни шло, но жить в бездействии постоянно было бы просто убийственно.

Услышав донесшийся до слуха голос, Варон отложил точильный камень в сторону, чтобы металлическим скрежетом не сбивать Мэгрина с мысли и коротко посмотрев в его сторону, кивнул, вновь берясь за оттирание и промазывание доспехов, стараясь привести их в более или менее божеский вид. Он слушал внимательно, время от времени кивал, давая понять, что полностью сосредоточен на звуке чужой речи и отвечал что-то однотипное вроде: «наверное» и «да», но отвечал настолько тихо, что вряд ли Мэгрин мог расслышать его слова. Вайтран, один из торговых узлов провинции, если он ничего не путает. Действительно милое местечко с приятными, полными разношерстной дичи окрестностями. Он бы там, наверное, даже обжился, если бы ему представилась такая возможность. Вайтран-то всяко лучше Виндхельма с его унылыми узкими переулками, постоянной стужей и ежечасным нетерпением со стороны всех и каждого. Любил ли Варон бардов? Наверное. То есть он никогда не задумывался об этом – барды были настолько естественны для частных домов и таверн, что временами воспринимались им на уровне мебели или чего-то подобного. Хмыкнув на слова Мэгрина о наемниках, Варон лишь покачал головой. Вот кого-кого, а наемников Варон точно не любил – половина из них придурки, да и другая половина, если честно, тоже те еще придурки, даже те, кто кажется умными – они тоже придурки. А все потому, что только придурок сунется в такую неблагодарную сферу деятельности, как наемничество. Уж кто-кто, а Варон это знал точно.

Баллады, песни, стихи. Варону кажется, что тем людям, во имя которых складывали что-то подобное, было глубоко плевать на это, а в моменты подвигов, которые все воспевают, они думали что-то вроде: «о, боги, я просто надеюсь, что мы уже скоро выберемся из этой заварушки». Или может даже: «кто бы только знал, как меня все достало, когда это уже закончится?». В балладах поют о великих войнах или больших свершениях, а что они-то? Варон хмыкнул. Два клинических идиота, которым довелось окунуться в мир прошлого и то только по досадной случайности, потому что один поддался на убеждения второго, а второй по дурости наступил ногой на какую-то злополучную пластину. «Лучше бы к фалмерам пошли,» — он, кажется, никогда не устанет об этом думать. Заприметив движение, Варон ненадолго оторвался от своего занятия и, вскинув взгляд вверх, посмотрел на Мэгрина, а после на инструмент в его руках. Неплохая бренчалка, наверное. Интересно, откуда он ее достал? Едва нахмурившись, наемник повел головой в сторону и вновь опустил взгляд на часть доспеха, проходясь по ней тряпкой. Пожалуй, он не хочет этого ни знать, ни пытаться вспомнить. На самом деле он даже не думал о том, что Мэгрин будет играть, не ожидал этого скорее, а потому звук мелодии тонких струн и чужой, на удивление мелодичный голос вынудили прерваться, на мгновение полностью отрываясь от своего занятия и просто прислушаться. И все-таки в человеке может быть сокрыто удивительно много самых разных талантов.

Улыбнувшись самыми краешками губ, скрывая улыбку, простую и лишенную тени и какого-либо подтекста, он вернулся к своему делу, слушая вполуха, но чувствуя, как расслабляется, словно бы попавший в знакомую среду, где ничто не может затронуть и сбить с толку. Для человека непросвещенного и несведущего, чужое, даже самое незначительное умение, кажется мастерством, которое по-своему завораживает. И если что-то прекрасное и удивительное можно найти даже в кровавой сече, поражаясь, например, владению оружием, казалось бы, неповоротливым и уродливым, то в музыке и прочих «тонких» искусствах встретить это можно было во много раз чаще. Варон, будем честными, ничего не смыслил ни в музыке, ни в стихосложении, ни во владении музыкальными инструментами, точно так же, как ничего не понимал в художническом искусстве, но это не мешало ему любить слушать или наблюдать за теми людьми, которые знали в этом толк. На самом деле он не знал, почему именно, но чувствовал себя несколько смущенным, словно бы ему показали что-то такое, что обычно показывали далеко не всем и не всегда. Было в этом что-то такое доверительное – во всяком случае, ему, наверное, просто нравилось так думать. Словно чувствуя, что песня подходит к концу, Варон замер, поднимая голову и смотря на Мэгрина, спокойствием и расслабленностью отвечая на брошенный им в его сторону взгляд и сам не замечая того улыбаясь мягко и незатейливо, умиротворенно. Закончив с доспехами, Варон на скорую руку наточил кинжал и отложил все это добро в сторону, чтоб не мешало.

Ты интереснее, чем может показаться на первый взгляд, — негромко ответил Варон, тихо хмыкая. Делать искренние комплименты он никогда не умел, что, во всяком случае, не мешало ему хотя бы пытаться, не всегда удачно, конечно, но хотя бы как-то, некоторые даже на такое неспособны. Вытянув ранее подобранные ноги, он спиной откинулся на прикрытую расшитым гобеленом стену и потянулся, хрустя костьми, а после, складывая руки на животе и смотря на Мэгрина из-под прикрытых век, мягко и аккуратно усмехаясь на его слова, скорее звучащие каким-то неуместным оправданием, а не поясняющей конкретизацией. — Все бывает в первый раз. Мне понравилось, так что если найдешь в себе силы, было бы неплохо, если бы ты это полюбил, — все так же негромко отзывается он и улыбается шире, думая о том, что если удастся, то в следующий раз обязательно попросит его спеть еще что-нибудь. Музыка расслабляет, вынуждая вспомнить и с головой окунуться в моменты спокойствия вроде тех, когда ты приходишь из далекого путешествия, в котором у тебя было опасное, сравнительно кровопролитное дело, присаживаешься, наконец, за стойку, просишь у хозяина чего-нибудь не особенно крепкого и просто отдыхаешь телом, пьешь сладкий мед, слушаешь «век произвола» и не думаешь ни о чем. Пожалуй, без бардов и пьяных мордобоев в тавернах было бы банально скучно. Припомнив вопрос Мэгрина, Варон по привычке хотел ответить что-то уклончивое, но вовремя вспомнил о том, что сам поднял эту тему.

Как и подавляющее число наемников – везде и нигде. Когда я только добрался до Скайрима, то год или около того жил в Фолкрите, потом недолго в Вайтране, а потом осел в Виндхельме. Но там не дом, а так... — Варон повел рукой перед собой, отводя ее в сторону, и медленно пощелкал пальцами, словно пытаясь подобрать более подходящее объяснение, — ...поспать, да пожрать толково, вот. Ну, может еще сплетни послушать. Люди разное говорят, в Сиродииле для этого хотя бы был «Вороной курьер», а в Скайриме, что говорится: «из уст в уста». Если и есть в Скайриме нечто «слишком по-скайримски», то это Виндхельм, точно тебе говорю. Гнилое место, — Варон поморщился и фыркнул, вспоминая заснеженные улицы, вечно холодные камни стен и те зловонные помои вместо слов которые нередко льются из пастей местных жителей. Он бы уже давно убрался оттуда, но это было слишком неудобно с практической точки зрения, да и к тому же он уже к этому привык и просто перестал обращать внимание на разного рода раздражающие факторы, какими бы они ни были. — Походная палатка и спальник мне были большим домом, чем все города вместе взятые. Странно звучит, но после нескольких лет скитаний жизнь на природе кажется очень даже приятным делом, особенно в Скайриме. Ночи там покрасивее, чем во многих других местах, на снегу неудобно спать, конечно, но всегда можно влезть в какую-нибудь пещеру, или уснуть всем вместе, как вариант, особенно тепло с каджитами, они, знаешь, пушистые и мурлыкают, — поняв, что его потащило в степь совершенно отличную от заданного вопроса, Варон вовремя захлопнул варежку, чтобы не удариться случайно в воспоминания о группе и иже с ней. Информацию как ни как стоит подавать дозировано.

Поднявшись с пола и попутно отряхнув штаны, Варон подошел ближе, аккуратно переложил лютню на стоящий подле изголовья низкий столик и, обогнув Мэгрина полубоком улегся у него за спиной, вновь выгибаясь и на мгновение наполняя комнату звуком хруста костей в позвоночнике. Расслабленно выдохнув, он приподнялся на локте, задумчиво смотря на затылок мера. Нет, на самом деле это, конечно, было просто вопиющей наглостью, но собственное хотение запихнуть куда поглубже было сложно. Подняв руку, Варон стащил ленту с волос Мэгрина, немигающим взглядом следя за тем, как они золотисто-пшеничной волной рассыпаются по его плечам. Варон никогда не был большим фанатом тактильных контактов, в большинстве своем, предпочитая воспринимать мир через зрение и звуки, но в отношении некоторых индивидов это не действовало. В свое время он долго хотел, но никак не решался притронуться к шерсти пахмар-рата, но там ему в буквальном смысле за одно неловкое движение могли откусить голову, в случае же с Мэгом Варон опасений особо и не испытывал, ну не будет же он его грызть (если зубы дороже – точно не будет). Поднявшись на руке и теперь уже усевшись, он заинтересованно склонил голову к плечу и, вытянув руку, пальцами зарылся в волосы мага, медленно проводя пальцами сверху-вниз и едва задевая подушечками кожу головы. Все это время, сохраняя гробовое молчание, Варон подключил к делу и вторую руку, перебирая прядки и медленно зарываясь в них, чувствуя толщину и крепость волос, которые, то собирал ладонями в низкий хвост, то снова распускал, вновь зарываясь и ощутимо, но аккуратно проходясь по коже, массируя ее, и то и дело, соскальзывая подушечками то на виски, то на шею. Ему просто нравилось чувствовать эту мягкость под рукой, никаких других целей он не преследовал. «Ну, как сказать» — мимолетно подумал Варон, мягко усмехаясь и не сдвигаясь вперед, а напротив, придвигая Мэга ближе к себе.

На твоем месте я не стал бы задавать вопросы, на которые у меня все равно нет ответа, — с едва слышной тенью угрозы произнес Варон, прекрасно понимая, что вопрос из серии «какого хрена» и ему подобные сейчас бы звучал очень уместно. — Лучше расскажи поподробней что ты узнал у Аунда и что там все-таки за задание, которое они тебе дали. И да, я надеюсь нам не придется возвращаться в ту жо... В то нехорошее место? — поинтересовался он, продолжая самозабвенно и в чем-то даже увлеченно возиться с волосами Мэгрина, к слову, заметно отросшими с момента их «прибытия» в Морровинд.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

+1

50

Мэгрин, если честно, не любил вторжения в свое личное пространство. С самого раннего детства, наверное, с тех самых мгновений, когда юные имперские мальчишки забавы ради дергали за длинные уши, или когда самые отъявленные грубияны шутили про его «низкий рост». Совсем-совсем, и сейчас это казалось чем-то глупым, грубым, да и вообще в душе логика вопила раненным, разорванным в почти что клочья существом - какого черта он, испивший от этого приключения лиха с излишком, дерите его немилостивые дейдры,  подпускает так близко того, кто без каких-либо сомнений выстрелил в спину? Да в придачу едва не затолкал - отданный, мать его, на хранение! - кинжал в глотку?! Это было не логичным, и Мэг не знал, почему не опешивает. Почему не фыркает раздраженно, не просит оставить его в покое. Ему , если честно, до нервной дрожи в плечах хотелось немного, хотя бы чуточку попятиться, буркнуть нагло, «высоко», может даже скосить взгляд, мол, чего лезешь-то, идиота кусок, но, тем не менее, маленький злобный порыв потух, так и не сумев разгореться, точно искорка, попавшая в кипу влажных дров.

И, совершенно по-кошачьи, наверное, выдохнув на грани мурчанья, Мэгрин чуть-чуть подался навстречу руке, когда та мягко коснулась кончиками пальца затылка. Вот так, едва-едва заметно, что легко можно списать на то, что его потянули за прядку, вот он и дернулся, да и вообще, он вправе делать все, что захочет, не маленький уже. Но знаете... Мэг, если честно, совсем любил, когда перебирают его волосы. Ну, по крайней мере именно так, без разрешения и прочьих мелочей, ибо в юности его волосы так же были не коротки, да вот заплетала их исключительно Лианна. Милая, милая сестра, и ленточки для волос покупала ему всегда лишь она. Мэгрин не подпускал никого другого, помимо родимой старшей сестры, капризничая в детстве и просто увиливая от этого, когда чуть подрос. Раилана не настаивала, и Мэг, в принципе, справлялся и сам. Даже после глупой, глупой смерти сестренки. Хотя, пожалуй, нет. Не так. Особенно после смерти любимой сестренки.

Было ли то, что ныне он не избегал, не ворчал и не ускользал меж рук змеем... актом доверия к Варону? О, возможно, а так же, если честно, Мэг уже пару  дней к ряду подумывал о том, дабы постричься. Коротко-коротко, до короткого ёжика, ибо уж очень, дерите их дейдры, волосы лезли в глаза, в рот, да и вообще мешали, и никакие хвосты с косичками тут не помогали.

Озвучивать свои мысли и закономерный, в какой-то мере предугаданный вопрос “какого хрена, Варон?” Мэгрин не стал, фыркая лишь как-то смешно в ответ на фразу спутника, лишь едва заметно передернув плечами, когда тот случайно — случайно же?.. -  прошелся по обнаженной шее кончиком пальца. Боялся ли альтмер щекотки? О-о, лишь самую малость.

- О. Все так сразу? Поподробней, да и без букетов, вина? А получу ли я вообще что-то взамен, хм? - Скосив взгляд на данмера, перебирающего светлые пряди, Мэгрин хотел бы, наверное, добавить еще что-то, явно хитрое и двусмысленное, да сдержался, ограничившись лишь неопределенным вздохом, - Ла-адно, можно без букетов. Задание? О-о, оно простое. Очень-очень простое.

Попытавшись отобрать свои волосы у данмера — как бы это странно, кхм, не звучало - Мэгрин лишь обреченно выдохнул мгновением погодя, когда его старание пресекли на корню. Вот как с этим сукиным сыном взаимодействовать, если он вечно делает лишь то, что сам считает правильным? Пожалуй, ответ один-единственный.
Никак.

И, наверное, нужно привыкать. Или учиться манипулировать. Что провально, кстати, практически в одинаковых степенях.
Чертов Варон.

- Один малец из особняка Ллетри, что под Скаром, порочит на... имя вампиров Аунда, - поправив сам себя, Мэг не захотел оглядываться, словно бы самой спиной чуя, как на него смотрит в ответ на эту ма-аленьку оговорку спутник, - и я должен сделать так, чтобы он перестал это делать. Очистить имя семьи, все дела. То би-ишь... нет, я не должен его убивать. Точнее, должен, но не-е... Нет, я не обязан... да не смотри на меня так!

Вскинув руки и обреченно простонав, Мэгу даже не понадобилось оборачиваться, чтобы ощутить, какая реакция отразилась на лице спутника, подерите дейдры его ненависть к таким, как Мэг (и к части Мэгрина соответственно):

- Я просто должен заставить его заткнуться. Сделать так, чтобы в его восторженных воплях было меньше глупостей про вампиров и их род. Я знаю, как это сделать. Не догадываюсь, как сделать это c долгосрочной перспективой, но-о... Думаю, импровизация в данном случае будет не лишней. Если что — опрошу его родственников, те уж точно знают, как усмирить мальца. А я... а что я — просто сделаю то, что должен. - Взглянув на собственную ладонь, он как-то посмурнел на  одно мгновение, явно вспоминая что-то холодное, вязкое, ледяное и, если честно, не особо приятное. Пальцы дрогнули — так же, как в моменты, когда штифт опускается слишком резко, затупляя отмычку и в итоге ломая её. Так же. Почти один в один. -  Как обычно. Ничего особенного.

Один вопрос остался без ответа, без каких-либо зацепок на возможный ответ, и Мэгрин понимал, что просто так его не избежать. Вернутся ли они туда после того, как Мэг закончит с заданием? Возвратятся ли в змеиное кубло, где холод и затхлость — точно мать родная, где чужие улыбки в секунду обращаются оскалами, полными ненависти, злобы?

Мэгрин думал — нет.
То, что жило в нем, было с Мэгрином не согласно.

- Не думаю, что у нас есть  нужда возвращаться. Я-я... узнал у них все, что мог, - уклончиво отвечая на вопрос, Мэг не мог признаться даже перед самим собой в том, что там ему нравилось. Не мог до конца осознать, принять то, что ему приятно быть среди тех, кто понимали его, кто любит его — пускай и притворно — так безответно, так лелейно, точно мать — родного сына. Он скучал за этой любовью. Он скучал за чувством нужности. Опустившись лицом на ладони и тихо, обреченно вздохнув — делая, ей-богу, почти настоящий вздох - Мэгрин прошелся пальцами по взбалмошенным волосам, отдающим в эту секундочку, кажется, цветом закаленной стали, но не золотом. Не тем, что привычно.

Тем, что было на самом деле.

- Кажется, ты хотел прогуляться по Альд'руну? Тебе стоит отдохнуть, не то завтра будешь сонливый, - почти с правдивой заботой проговорил маг, глядя на данмера искоса из-под сложенных замком пальцев, коими продолжал придерживать голову. Всплывшая внезапно мысль в голове заставила альтмера улыбнуться, и прыснув, он выдохнул мягко-мягко, не глядя на реакцию данмера. - Не переживай, я не сбегу. Знаю ведь — догонишь.

Пожав плечами, он пробормотал последнее как-то слишком мягко, и даже не видя лица Мэга, Варон мог бы по самому тону догадаться, что он улыбается. Нежно, наверное, да так, что клыков почти не видно. Почти живо. Почти так, как раньше.

- Всегда догонял.

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA]
[STA]Silver for Monsters...[/STA]
[NIC]Megrin Corelas[/NIC]
[SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

51

Выслушивая Мэгрина, внимательно и как всегда молчаливо, Варон лишь фыркнул и дернул уголком губ, где-то глубоко внутри себя искренне смеясь над тем, как мажонок приноровился предугадывать его реакции и заведомо одергивать от дурных мыслей и предположений. Все так же перебирая светлые локоны, Варон отвел задумчивый взгляд в сторону и в нем, на самом дне его глаз, что было сокрыто ото всех, явными стояли лишь две тени – отрицания и чистейшего понимания. Варон был и до сих пор оставался наемником, он был мародером, бандитом, вором, а временами и заказным убийцей – не таким хорошим, конечно, как ассасины Мораг Тонг, например, но тем не менее. Варон был тем, чья жизнь постоянно висела на острие клинка. Он был тем, кто убивал ради того, чтобы жить, а временами и тем, кто жил ради того, чтобы убивать. Варон знал, что такое ответственность и еще лучше знал, что такое ответственность за чужие жизнь и смерть. За последнее ему, кстати, немало платили, а потому он просто обязан был знать это.

Он точно знал способ, каким можно заставить человека замолчать надолго.
Он точно знал, что временами это действительно необходимо.
Чтобы не придумал Мэгрин – он не будет против.

Если бы он сказал хоть слово поперек, то был бы лжецом и лицемером. Ему было плевать на этого даже неизвестного ему мальчишку, ему было плевать на его судьбу, будущее и тем более здоровье. Мэгрин был должен расплатиться с Аунда, и одна смерть – это не такая уж и большая цена, во всяком случае, по мнению Варона. Конечно же, если эта самая смерть вообще подразумевается, мало ли какие планы вихрятся в этой светлой голове. Варону было плевать на человеческую жизнь – задание есть задание, ему была мерзка мысль лишь об использовании человека, как скота для прокорма. Пальцами, найдя свое туго перевязанное запястье, Варон досадливо усмехнулся. Нет, у них с Мэгрином совершенно другая ситуация, а сам он даже после недели проведенной в усыпальницах не считал себя пищей, и был верен ранним своим мыслям. Знаете, приятно думать о том, что для кого-то ты в самом прямом смысле можешь быть панацеей. Но будь все чуточку драматичней, то он, наверное, мог бы назвать себя мучеником, что оберегает чужие жизни посредством собственной крови. Слыша последние слова Мэгрина, Варон хмыкает весело и совсем немного устало.

Рад, что тебе хватило всего двух раз для того, чтобы, наконец, понять это. Не люблю, знаешь ли, тратить стрелы попусту, — откинув стянутую рубаху на стоящий у другой стены стул, ответил Варон, после забираясь под одеяло и привычно отворачиваясь лицом к стене. — Но если будет нужно, я обойдусь и без них, — усмехнувшись, едва слышно добавил он и, подсунув руку под подушку прикрыл глаза, наконец, расслабляясь.


Ему снилась тьма, – не то ласковое забвение, что постепенно убаюкивает разум, – а тьма живая и стылая, как окоченевший труп. Тьма пахла холодом, гнилью и мертвой водой, коя мутными ручьями стекала по ее стенам, камни которых были столь непреступны и остры, что оставляли глубокие, незаживающие раны на стесанных в кровь ладонях. Ему снилось, что запрокинув голову, он видит тусклый свет, далекий настолько, что вытянув руку его можно было заслонить фалангой большого пальца. Тьма говорила с ним звоном цепей, что коваными змеями опутывали ноги и лязгом ржавой отмычки в хитроумном замке. Он знал, что за тьмой ждут горы и снег, ждет вечный побег и холод, пробирающий до костей. «Храни нас всех мать Азура». Свистящий шепот раздается где-то над ухом, надсадный, болезненный, по-кошачьи раскатистый и протяжный. Он точно знает, что если останется, то лишится головы на рассвете и что-то в нем против этого, что-то в нем цепляется за жизнь – бессмысленную и пустую, но все же жизнь. Он не торопится к предкам, и они тоже не ждут его. «Кого-то придется оставить — только не меня, нет». Цепи давят на лодыжки с большей силой, впиваются в запястья, скручивают, тащат назад, тащат в сумрак и забвение. «Кого-то придется оставить». Все дальше, назад, еще назад и, кажется, что ледяная сталь действительно шипит, как ядовитый, дикий аспид. «Нет. Нет. Нет-нет...».


Нет! — на выдохе рявкнул Варон, резким рывком садясь в кровати, крупно содрогаясь и до белизны костяшек впиваясь пальцами в сбившееся покрывало. Натужно, хрипло дыша, он, – все еще не до конца отошедший ото сна, – невидящим взглядом смотрел перед собой, жадно хватая воздух пересохшими губами и возвращаясь в реальность с раздражительной заторможенностью. Более или менее придя в себя, он все же разжал пальцы и провел ладонями по лицу, словно пытаясь согнать остатки сна и попутно очищая глаза от скопившейся в слезниках слизи. Сначала ему показалось, что в комнате он один, но проморгавшись и тщательней осмотревшись по сторонам, он все же обнаружил Мэгрина расположившимся за столом. Судя по лежащим перед ним бумажкам и паре книг, маг вновь над чем-то корпел, а может просто читал или еще что, но чем бы он ни занимался раньше, теперь он смотрел в его сторону со смесью безмолвного вопроса и, кажется, тревоги во взгляде. Медленно моргнув, Варон отмахнулся и, отведя взгляд, повалился обратно на подушки, сладко потягиваясь, натягивая одеяло под грудь и подкладывая руки под голову. Несмотря на даэдров кошмар, стоило признать, что в нормальной кровати и при нормальном соседстве спать было куда спокойней и приятнее. Впервые за последнюю неделю он чувствовал себя действительно отдохнувшим.

Мне снилась, что ворожея хочет выйти за меня замуж. Настырная и стра-ашная такая, как гнев богов, — негромко произнес он, смотря в потолок и на секунду скривил губы в нервной улыбке. Видят боги, лучше бы ему действительно приснилась охочая до брака ворожея. Он не знал, зачем солгал, даже не знал, зачем говорил все это, хотя никто и не спрашивал, вполне способный тактично промолчать и сделать вид, что ничего не было. Просто вырвалось, без всякого умысла и сути, просто потому, наверное, что лучше хоть что-то, чем одно только молчание. Продолжая бревном лежать в кровати и задумчиво почесывать себя по обросшему затылку, Варон думал о том, что готов был провести в таком положении весь день – просто лежать, ни о чем не думать и без смысла пялиться в потолочные балки. Вполне нормальное желание для человека, который вот уже почти как месяц живет в состоянии постоянного стресса. Но это ладно, вернувшись домой он сможет проваляться так хоть целый месяц, а сейчас нужно было идти смотреть на город и все такое в подобном духе. Боги, и почему он чувствует себя каким-то гребанным натуралистом-археологом?

Без всякого желания выбравшись из-под одеяла и спустив ноги на покрытый тонким ковром пол, Варон зябко поежился, проводя ладонями по плечам, и завис в таком положении еще на несколько минут, вновь упираясь невидящим взглядом в невидимую точку где-то впереди себя. Как же ему надоел этот треклятый Ввандерфелл, кто бы только знал. Бубня себе под нос что-то недовольное, а местами и вовсе злое, он без всякой спешки собрался, особо не нагружая себя ни доспехами, ни оружием – обошелся одним только кинжалом, заложенным в голенище сапога скорее по давней привычке, нежели из какой-то великой надобности. Задумчиво поскребя пальцами по заросшему подбородку, он молчаливо покосился в сторону Мэгрина, пытаясь понять: навязаться ли все-таки к нему в сопровождающие, дать какой-нибудь совет или просто удалиться? Последнее казалось Варону наиболее актуальным, и дело тут не в том, что «Мэгрин взрослый мальчик и сам разберется», – не, чушь все это, сколько раз уже проверяли и все без толку, – тут дело было куда проще и эгоистичней. Во-первых: Варону совершенно не хотелось лезть в дела вампиров; во-вторых: ему вот именно сегодня банально не хотелось никому помогать; ну и, в-третьих: он в столице гребанного Редорана, а посему пускай весь мир подождет. Обойдясь без прощального поцелуя в лобик, Варон буркнул что-то в стиле «увидимся вечером» и красиво сделал ручкой вышел за порог.

Спустившись вниз и наперед расплатившись с хозяином за еще одну ночь, Варон провел завтрак (который у нормальных людей, между прочим так, зовется «обедом») в ненавязчивом наблюдении за местными постояльцами и завсегдатаями – поведение местных обычно многое может сказать и о самом городе. Отдав казенную, дочиста вычищенную посуду в руки улыбчивой служанки, Варон вышел за порог Альд’скара и на мгновение столбом замер около двери, но когда последняя немилостиво врезалась ему в спину пришлось все же потесниться в сторону, пропуская выходящих посетителей, покосившихся в его сторону с немым неодобрением. Ему, впрочем, было на это абсолютно наплевать. Бушевавшая ночью пепельная буря стихла, оставив после себя лишь заметенные серо-красным пеплом улицы, на которых чужими ногами уже были проторены широкие тропки, ведущие туда и сюда. Он не чувствовал себя неуверенно, нет, скорее ощущал себя ребенком, попавшим в магазин игрушек, и которому добрый родитель разрешил брать все, что ему понравится. У него «разбегались глаза», а сам он не имел никакого понятия о том, куда пойти в первую очередь, потому что сейчас ему было интересно абсолютно все от и до.

Вспоминая рассказы родителей, которые им рассказывали их родители, Варон прошел чуть дальше по широкой улице, держась ближе к правому ее краю и, словно бы невзначай скользя пальцами по шершавым, теплым стенам домов. Пересекши небольшую площадь, где свора детишек с визгами и улюлюканьем носилась вокруг безучастного, неведомо как сюда попавшего скриба, а женщины и мужчины торговали всяческими товарами, Варон шел дальше, к огромному панцирю древнего существа, под которым теперь находился еще один маленький «город». У него не было ни цели, ни какого-либо плана, а сам он то и дело петлял по широким проулкам, намеренно растягивая свой путь и осторожно, ненавязчиво рассматривая не только древний город, но и населявших его людей, что жили своей жизнью, не обращая никакого внимания на одинокого, слоняющегося без дела незнакомца.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

+1

52

Он мог заткнуть мальчишке пасть, мог пригрозить, подкупить или же сделать что-то похуже. Столько вариантов, и рассматривать половину из них не хотелось, ибо они обязательно несли боль, неприязнь, запах крови и ощущение липкой сухости на пальцах.

Мэгрин хотел, чтобы от него_прежнего сохранилось хоть что-то, желал, дабы этим зерном, что проросло бы в мёртвой земле, не взирая ни на что, было милосердие. Легкое, безответственное, чуть очаровательное, такое веселое, каким был он сам. Некогда. Очень, очень давно. Но разве мог он сделать что-то из того, в чем имели власть лишь боги?

Вряд ли, - думалось ему. Навряд ли.

Стоило Варону уснуть, а может и просто отвернуться, не желая с магом говорить, как Мэг мгновенно впал в скуку. Что делать? Чем заняться, дабы не чувствовать странного, щекочущего, почти призрачного ощущения чужих пальцев на затылке? Странно все это. Очень. Стоило бы, наверное, забыть, не зацикливать на этом внимание и убрать с губ эту противную, мягкую улыбку. Поднявшись и пройдясь кончиками пальцев по лицу — особенно скулам, губам, почти небрежным мазком словно стряхивая невидимую пыль или размазывая не менее блеклые чернила —  Мэг хмыкнул, отойдя от постели и усевшись за стол. Да, определенно стоило. А еще ему нужно почитать с десяток книг этого. Зачем? А просто так, чтоб было. Знания никогда не бывают лишние, а посему Мэг подумал, что прочитает все, что попадется под руку — сборники стихов, басен, может быть перечитает на досуге под почти родной храп Проповеди Вивека, попытается между делом отыскать «В постели с Боэтой» на старокимерийском... Веселья ради, конечно же. Благо, знание языка позволяло. Много позволяло.

Порой даже больше, чем любой другой мог себе представить.

Книги были его, считай, единственными помощниками, и почти ложно зевнув, маг потянулся на стуле, разминая параллельно шею. О-о, она заныла отнюдь не слабо, и вздохнув обреченно, Мэг смахнул пепел — чертов пепел, он повсюду! - с ближней книжки, подцепляя обложку пальцами и притягивая её к себе, очень углубляясь в чтение. Хм-м, исчезновение двемеров, Кагренак, Ворин Дагот... Что же, «Битва при Красной Горе» достаточно символичная книга, и сделав мысленную пометку, Мэг стянул волосы лентой, дабы те не мешались при чтении. Взгляд его скользил по строчкам, а мысленно он был далеко, где-то, возможно, за спиной прекрасной Альмалексии, у плеча Вивека, поглядывая на их совет с Нереваром Индорилом. Образно, конечно же. Образное мышление и книги, знаете, являют собой жгучую смесь — позволяют увидеть то, что тебе видеть было не дано.

Переворачивая страницу и вспоминая версию произошедшего, рассказанную эшлендерами, Мэг усмехался, вчитываясь в слова лже-бога, Вивека. Он говорил от имени Соты Сила, писал, что они «боги, рожденные во плоти — знакомые с нуждами своего народа и внимательные к ним». Мэгрину было смешно, и, пожалуй, образное мышление штука очень забавная.
Оно позволяет видеть как наяву то, чего не было никогда.

Дочитывая последнюю строчку, Мэгрин не на шутку переполошился, стоило Варону — который, как Мэг помнил, спал, а спал он обычно как убитый — выкрикнуть это самое краткое «Нет!». Передернув плечами, маг глянул на данмера с непониманием и лишь с толикой, незаметной толикой упрека — лишь за собственный испуг, ибо грешным было корить Варона за то, что Мэг сам не раз и не два творил — и чужие оправдания показались глупыми, точно данмер не к Мэгу это все говорил, а к стене, параллельно отмахиваясь от мелкой и надоедливой мошки. Странно. В какой-то мере даже обидно.

- Не думал, что ты боишься гнева Богов. Ворожеи? Страшные твари. Читал о них в Глоссарии, который мне как-то раз подарили на день призыва Азуры. Не знаю, о чем думала Марион. Тем не менее, подарок был миленький. - Мэг не знал, зачем это тараторил себе под нос, глядя на книжку, что уже не могла открыть для него ничего нового. Расчувствовался, что ли, от вопроса о прошлом? Дейдры его знают. - До того, как один из младшеньких не сжег его, практикуясь в школе разрушения. Или потерял, или украл, не шибко хотел разбираться. Нет и нет. Так... бывает. Иногда.

Возможно, он говорил слишком тихо. Может быть, Варону было просто плевать.

Звон закрывшейся двери отрезвлял, точно ушат ледяной воды на звенящую от похмелья голову. Мэгрин ощущал на губах и языке привкус пепла. Пепел был меж пальцев, на бумагах и ткани, и отчего-то магу думалось, что на Вароне он тоже был. На пальцах, на скулах. На губах.

Проведя пальцами над свечей, самими-самими кончиками, Мэг так и не смог избавиться от глупой, всплывшей на губах улыбки, что сопровождала не менее глупую мысль.

Варону, пожалуй, пошло бы копье. Длинное, изящное, хорошо ложащееся в руку. И волосы цвета гребанного пепла, и костяные доспехи, и шарф небесно-голубого цвета на шее. И улыбка, наглая улыбка. И кожа цвета золота.

Интересно, Мэгрину пошло бы быть брюнетом?

Тем не менее, сколь бы ни были сладки грёзы, дело не терпело отлагательств, и почему-то до Мэга лишь сейчас дошло, что по времени уже была не ночь, и даже не утро. Стоило закончить с делом быстро, иначе Аунда могут что-то заподозрить. Что-то... неладное. Глупое. Злое.

- Будь проклято житие под землей, - буркнул под нос почти неслышимо Мэг, поднимаясь и решаясь переодеться в что-нибудь...попроще, скажем так. При себе одежды не оказалось, но за то один обаятельнейший босмер, трещащий за жизнь с трактирщиком, весьма сговорчив оказался, и получив на руки мантию дома Редоран, Мэг почти не жалел об утраченной — а точнее — оплаченной — лютне, которой бард был рад, точно ребенок - игрушке. Таких инструментов, пожалуй, он натаскает еще с десяток, а вот мантий, чей бархат приятно холодит пальцы... о-о, такую Мэг не найдет больше нигде.

Знал бы мер, какую дорогую вещичку вручил магу за бесценок, то явно бы залился краской до самых кончиков тонких ушей от ярости. К счастью Мэга, босмеры в большей своей части глупы и несоизмеримо горды, и дурны, пожалуй, все же больше, а посему огладив собственные предплечья, закованные в плотную материю, Мэгрин не сдержал легкой усмешки.

На его груди, наполовину сокрытый алым шарфом, сиял символ дома Редоран. Мэгрину он нравился. Накидывая на голову капюшон и пряча лицо, оставляя лишь несколько почти добела выбеленных прядей снаружи, Мэг думал, что этот наряд ему определенно нравится.

Интересно, как отреагирует на него Варон?

Пробраться к Альд Скару не составило великого труда. То ли играла свою роль мантия, что была так чудна для охраны, то ли что, но Мэга не тронули, и мажонок несомненно был этому рад. Не хватало, как говорится, чтобы его еще и в ношении несоответствующей символики уличили. В принципе, это было решаемым — вступить в дом или просто переодеться не так то трудно — но Мэгу почему-то не хотелось этого делать. Почему-то ему думалось,  что стоит это делать. И не потому, что собственное имя в хрониках бы вызывало эдакий казус, нет-нет-нет, просто это, если хотите знать, ему казалось неправильным. Дурным. Глупым. Суть не меняется, зовите как хотите.

А еще, пожалуй, он не хотел омрачать дом собственным происхождением. Но это уже другая история. Совсем-совсем другая.

- Вы Фатаса Ллетри? - Собственный голос с непривычки оказался слишком хриплым, и потому женщина дрогнула, тем не менее, вскорости выдав ему все, что знала и что было на её душе. Бедная мать была напугана, брошена в своем несчастье, и Мэгрин не мог её винить. Не мог не думать, что имей такого же нерадивого сына, понятия бы не имел, как вернуть его на путь истинный.

Но, к счастью, Санвин не был его ребенком.
А сам Мэгрин был не совсем собой.

- Я поговорю с мальчиком, сэра, не волнуйтесь, - его ладонь подбадривающие  сжала плечо женщины, что уже едва-едва заметно содрогалась от рыданий, - он даже думать перестанет об обращении, уверяю вас.

- Вы... сделаете это для меня? - Алый взгляд был полон надежды. - Правда сделаете?

- В лучшем виде, - усмехнувшись, хотя женщина и не могла этого видеть, кивнул Мэг, пройдя к указанному залу. Он был пышным, изящным, и Мэгрин не мог не заметить, что поместья под Скаром были по-своему прекрасными, удивительными. В них было мало пыли, но чувствовался дух Вварденфелла, и пожалуй это верно, что именно дом Редоран сумел удержать нынешний Морровинд — да, Мэг, тебе не нужно забывать о том, что это — прошлое, минувшее, твое время — не _здесь — железной рукой и правдой. Пожалуй, он был прекрасен.

В какой-то мере Мэгрин понимал, почему Варон так жутко отреагировал на мысль про присоединение в дом Хаалу. Лишь в некоторой, мелкой, потому что подсказывало магу сердце — причина не только в этом. Это что-то данмерское, такое, чего не даст знание языка, культуры. Это нечто, что можно понять, лишь будучи данмером. Им Мэгрин не был.
Никогда не был.

- Вы Санвин Ллетри? - Его голос — патока, мед, и чужой восторг граничит с подобострастием нежным, точно звон колокольчиков по алинорском ветру. Мэгрин чуть щурился, глядя на счастливого юношу, он едва заметно вздрагивал от каждого нежного слова, сказанного в свою, незаслуженную сторону, и пощечина оказалась, пожалуй, к месту. К очень говорящему месту, и держа ладонь на горящей щеке, юнец не понимал, почему его ударили.

А потом Мэгрина прорвало.

- Думаешь, бессмертие и сила — легко? Думаешь, все просто? - Он чеканил каждое слово так, словно бы оно было из стали, острее ножа, тяжелее камня. - О, на самом это тяжко, мой маленький друг. И ты понятия не имеешь, насколько.

Санвин сжался, глядя напугано, точно загнанный в силок кролик. Он не понимал, почему на него так злятся, и что он вообще сделал, и почему Мэгрин колкий, злобный, словно бы тысяча, десяток тысяч разъяренных кагути. Мэг знал. Сейчас Мэг знал слишком, слишком много.

- Ты не выдержишь и дня, маленький уродец, в бытие таких, как я. Твои кости сгниют заживо, потому что твое тело слабо, а дух — еще слабее, хотя куда уж хуже, но ты молодец, у тебя получается. - На них смотрели остальные. Хорошо. Так будет еще лучше, -Твоим мясом, знаешь, побрезгуют даже черви. Слабак ты, Санвин. Грязь под ногами. Туша.

- Я не туша... - немного осмелев, данмер чуть выпрямился и попытался прервать этот поток унижения, но Мэг не дал. Ему нужно это. Ему нужно сделать это.

- О-о, нет-нет-нет, малыш, ты именно она. Жалкая, беспомощная тушка, в чьих останках будут ползать полные, грязные личинки, под стать тебе самому. На твой ничтожный труп помочится н'вах, испытывая презрение к тебе. Ты отвратителен и жалок. Ты позор своей семьи.

Он видел ярость в чужих глазах. Еще немного, Мэг. Еще самую капельку.

- Твоей матери стоило удушить тебя в младенчестве, дабы не позорить семью. Дабы не позорить себя. Трудно быть ничтожным, а, Санвин? Сложно быть грязью под лунками ногтей?

Удар в живот был не то, чтобы неожиданным, но все же очень, очень неприятным. Сжавшись и почувствовав привкус гнилостной крови во рту, Мэгрин зажмурился, почти в ту же секунду ощутив чужой локоть, бьющий по затылку, и на следующие секунды он просто расслабился, не оказывая никакого, даже малейшего сопротивления. Даже не пытался защищаться, прикрывать голову, лицо, глаза. Не-ет, это было не нужно, бессмысленно, глупо.

Время длилось целую вечность. Кажется, у него хрустнуло ребро. Возможно, он неделю не сможет не то, что писать — даже пера в ладони сжать. Скорее всего, этого парня было проще убить.

Убить.

Мэгрин не убийца.

Чужой силуэт был замечен скорее случайно, мимолетно, ежели намеренно. Санвин опешил, сплевывая ругательство, называя Мэга слабаком, но до этого несчастного магу больше не было дела. Совершенно, и само очертание Ллетри отплыло на задний план как на взоре, так и в реальной жизни. Он видел Варона. Он видел его, своего спутника, что до побеления костяшек сжимал рубашку, которую явно одна из торговок попросила донести до особняка или что-то в этом роде.

Варон был в ярости.
Мэгрин никогда не думал, что человек может быть настолько зол.

Санвин развернулся, явно желая уйти. Варон смотрел на Мэга кратко, мимолетно, а после перевел взгляд на юношу, что посчитал вампиров слабыми, что думал нынче о том, что смысла нет им становиться, раз он силен и так. Данмер глядел в сторону юноши, которого Мэгрин ценой боли на ложном вдохе и выдохе только что спас от того, кем являлся сам.

И Мэгрин не мог позволить Варону испортить то, что он сделал такой тяжкой ценой.

- Варон, - он почти подлетал к нему, не чувствуя ног. Те бессильны, и он едва стоял, - не нужно. Пошли в таверну, ладно? Я все поясню. Не трогай его. Все хорошо. Пожалуйста, не трогай.

Он сжал чужие плечи, наверное, как-то слишком жестко, отчаянно. По губам прошлось что-то холодное — кажется, у него носом пошла кровь. Черная. Отвратная.

- Давай вернемся. - Не приказ, но просьба, отдающая пеплом, вкусом пепла. На Вварденфелле пепел везде, и Варон тоже пах пеплом. Крепким, въедчивым, таким, что не отмыть даже с третьего раза, даже с мылом, даже если очень, очень стараться. Утыкаясь Варону в плечо отчаянно, мягко, Мэг думал, что совсем не против этого пепла.

Не против, если один данмер, что остер на язык, будет идти с ним в придачу.

- Прошу, - почти всхлип, и остальным мерам уже давным-давно плевать на них. Зеваки разошлись столь же быстро, сколь и собрались, а Мэгу хотелось спать. И крови, возможно. Варон вряд ли его будет кормить.

Тем не менее, прикрывая глаза, Мэгрину хотелось улыбаться.

- Ты боялся за меня? - тихо, в сам наплечник, и ведущий его к выходу из особняка Варон вряд ли это услышал. Да и, в принципе, не особо то и нужно. Это то, что должно было быть сказано. Не услышано, но сказано.

И Мэг, знаете, просто был в какой-то мере счастлив. И пьян. Возможно от боли, возможно от чего-то еще, но ему было до чертиков приятно то, что именно Варон, не смотря на свою любовь к дому Редоран, на все желание прогуляться, отдохнуть, вел его сейчас в таверну, кивая и что-то говоря почти всем встречным. Кажется, оправдывается, хотя Мэгу понять трудно.

Вечно молчаливый, вечно угрюмый.

- Ублюдок. - Тихо, почти ласково выдает Мэг, стоит им перейти порог комнаты. В этом слове отчего-то было слишком много тепла, оно было выдохнуто слишком мягко, нежно, как для ругательства. Но емко, кратко. Пожалуй, как-то так мог шипеть Дагот на своего Неревара, когда тот возвращался с битвы весь в ранах, испещренный порезами, что скоро станут новыми, глубокими шрамами. Мэг не мог сказать, что ассоциировал себя с давно умершим - особенно при их-то времени - главой безумного дома, Даготом. По крайней мере уж особо рьяно. Просто-о... почему бы и нет? Звучит мило. Наверное. Может быть.

Наверное, ему стоило попросить Варона перевязать его раны. Не ругаться, не спрашивать ту ерунду с такой честностью, точно маленький ушастый ребенок, которому интересно, почему земля под ногами, а небеса покрыты звездами. Может, не стоило усаживаться, почти падать на кровать так вальяжно, хмурясь от боли в тазе, животе, руках и ногах. Все тело ломило, словно бы мага скатили с какой-то особо неровной горки, и пожалуй, ему не стоило глядеть на данмера так мягко, без злобы. Без ненависти, хотя он заслужил её росчерком стрелы под худой лопаткой, своею ладонью, что была сжата на кинжале.

И этой же ладонью, едва-едва прикрывающей глаза, он вымолил прощение, сам того не понимая. Или... все же...

Возможно, возможно, возможно. Не к черту ли?

- Поцелуй меня. - Он пробормотал это чересчур легко, откидываясь на вытянутые руки, упираясь при этом в постель, и подняв чуть мутноватый взгляд на Варона, ему показалось, что сказал это не он, а кто-то другой. Кто-то глупый, отчаянный. Кто-то живой. Не тот, в которого Варон выстрелил. Не тот, что лишил жизни без сомнения. Кто-то... живой. Человечный. Кто-то, кого дома ждала матушка, и чьи глаза — аметисты, а не тухлое, покрытое пленочкой молоко.

Обессилено упав на постель и закрыв лицо освободившимися ладонями, Мэгрин не без смеха подумал, что выглядит глупо. Как влюбленная ученица из коллегии бардов, ей-богу.

- Я-я... не это имел ввиду. - Или это? Или все вместе взятое? Мэг не знал. Мэгу просто очего то стало стыдно за свое поведение. Убрав ладони, он стянул с шеи шарф, не без отвращение отмечая на нем небольшие черные, не_красные крапинки и поднимаясь, думая, что выглядит воистину глупо:

- Я дал мальцу себя избить. Он посчитал себя сильным, а вампиров слабыми, - он мотнул головой, пытаясь улыбнуться и надеясь, что его мимолетную реплику данмер проигнорирует. Как и многое, многое другое. - Он будет молчать. Теперь — будет.

Подняв взгляд на данмера, магу думалось, что он готов к любой реакции. Совершенно любой.
Но-о... так ли это?

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA] [STA]Silver for Monsters...[/STA] [NIC]Megrin Corelas[/NIC] [SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

53

Гнев. Безумие. Ярость. Ярость. Сколько сот проявлений ее он чувствовал под своей кожей за все прожитые годы? Ко скольки ликам ее, – уродливым и ясным, – притронулся пальцами, что пахли кровью убитых и изувеченных? Сколько раз спокойно и прямо он смотрел ей в слепые глаза, чувствуя, как растекается под кожей жгучий и въедчивый яд ее? Пересчитай раны на телах тех, кто пал от его руки и ты увидишь. Сейчас ее лик не был волнами штормового моря, что с легкостью топят корабли, утягивая их на крутые скалы. Ее лик не был жаркой магмой, что планомерно, акр за акром пожирает все живое, выжигает дотла и развеивает белым пеплом по течению северного ветра. Она не была ни гнилым дыханием древнего ящера, ни отчаянным криком смертельно раненного, что в последний раз с мечом в руке и бурей в сердце рвется в бой, желая пасть в честной схватке. Его ярость была невиданным доселе хищником, сотканным из ледяных снегов севера и жарких песков юга. Неосязаемым и неизбежным, изящным оно вышагивало глубоко в его груди, утапливая посеребренные когти в горячей плоти и каждая из четырех лунок под ее грубыми лапами наполнялась прозрачной, прогорклой кровью. Его ярость пахла разогретым добела металлом и маслом паслена. Она была ему нова, а потому бесконечно притягательна. Он желал поддаться ее всесущей власти и звонко надломиться в ее тесных объятиях. Его ярость была молчалива, но всеобъемлюща настолько, что никого не оставляла равнодушным к своему лику. Она была только в нем и абсолютно везде вокруг. Они не были знакомы, но точно знали, что нравятся друг другу до тошнотворного отвращения.

Так могут ненавидеть только звери, чье дитя убили, содрав шкуру.
Так могут ненавидеть только язычники, чьего идола сжигают дотла.
Так могут ненавидеть только те, что хотят омыть лицо чужой кровью.

Ловя Мэгрина в свои объятия, краем уха прислушиваясь к его молящему лепету и бережливо прижимая его к своей груди, Варон думал лишь о том, с каким бы хладнокровием и удовольствием отслоил бы кожу с чужих рук, снимая ее с плоти подобно шелковой перчатке. Он думал о том, с каким бы восторгом загнал бы наконечник стрелы под чужую челюсть, и о том, сколь играючи, голыми руками разорвал бы чужую пасть, что посмела укусить того, кого кусать, откровенно говоря, не стоило. Он думал о том, что соскучился за ощущением горячей, липкой пленки, что кровавым багрянцем стягивает кожу на руках. Стоило только этому незнакомцу, что источал горделивость и превосходство всем своим богомерзким видом, отвести взгляд и скрыться за ширмой, как ярость благодушно закрыла незрячие очи, чудом отводя неукротимую беду от чужой личности. Не обращая никакого внимания на косящихся зевак, Варон обратил свой взор на Мэгрина, раздраженно дергая верхней губой при виде усыпавших его лицо ссадин и почти нежно, как можно аккуратнее оттер его почерненный слизью подбородок, растирая лже-кровь по подушечкам своих пальцев. Если он не имел права поднять на него руки, то остальных и вовсе следовало лишать жизни за одну только мысль об этом. Он ненавидел тех, кто поднимает руку и зарывается на то, что он считал своим или ближним себе, и неважно вещь ли то, свершение или человек. Хотя нет, тех, кто осмеливался обращать свой гнев против его соратников он ненавидел сильнее всего. Только вот Мэгрин был (стал) ему не только соратником и оттого ненависть его пылала еще сильнее, обратившаяся в угасшую уже ярость. Главное, что все это теперь уже было в прошлом.

Он жалеет о том, что позволил себя усмирить.
Он жалеет о том, что не напоил пепельную землю презренной кровью.
Он не знает о том, когда этот глупец стал для него столь важен.
Важен настолько, что за него хотелось убивать без сомнения и сожалений.
У богов воистину престраннейшее чувство юмора.

Дойдя до таверны, добравшись до отведенной им комнаты и, наконец, выпустив Мэгрина из кольца своих рук, Варон отошел к стене напротив кровати, опираясь об нее спиной, и медленно съезжая по ней вниз, садясь на корточки, опуская голову и нервно трепля пальцами жесткие волосы. Он не выглядел злым, ровно так же, как и не выглядел раздраженным, скорее беспокойным, задумчивым и может даже озадаченным. У него было плохое зрение, но слух был остер, как у ночной птицы, а потому слова Мэгрина он расслышал слишком отчетливо, настолько отчетливо, что даже при большом желании не смог бы сослаться на то, что ему послышалось. Честно? Он даже не хотел думать о том, что ему послышалось, потому что эта действительность была ему бесконечно симпатична. Вскинув голову, он посмотрел в сторону Мэгрина недоверчивым прищуром алых глаз, словно прицениваясь и пытаясь понять, сказал ли он это исходя из своих желаний, или ляпнул из-за того, что ему крепко досталось по голове. Слова о нелепом методе воздействия на бестолкового мальчишку обошли Варона стороной, лишь самым краем цепляясь за разум и более или менее утоляя жажду знания, успокаивая. Нет-нет, сейчас его занимал вопрос совершенно иного толка. Ему было плевать на данмерского мальчишку, на раны и на задания трижды проклятых вампиров Аунда или кто они там. Поднявшись на ноги, он за секунды преодолел отделяющее его от Мэгрина расстояние, склоняясь вниз и упираясь ладонями в кровать по обе стороны от плеч мага, нависая над ним и внимательно всматриваясь в чужое лицо, подобно древним-древним богам, которые смотрят в душу человека, с легкостью отделяя правду ото лжи.

Я люблю точность, Мэгрин, как в словах, так и в решениях. Запомни это, — негромко произнес он, внимательно смотря в поблекшие глаза и усмехнулся, костяшками пальцев очерчивая по-хищнически заострившиеся скулы мага, задерживая пальцы на его щеке, а после оттолкнулся от кровати, выпрямляясь и отходя к двери, кладя руку на ручку и в последний момент все же останавливаясь, вновь переводя взгляд на Мэгрина. — И да... Алый тебе к лицу, — на грани слышимости выдохнул он, одобрительно улыбаясь и все же выходя за порог, ненадолго оставляя Мэгрина с его мыслями и раздумьями. Он вернулся спустя не то десять, не то все двадцать минут, приволоча с собой таз теплой воды и кусок ткани, которую планировал порвать на тряпки. Стянув со стула декоративную подушку, он положил ее перед собой, жестом указывая Мэгрину переместиться на нее. Оказав помощь с избавлением от мантии, верхняя часть которой теперь висела на бедрах мага, Варон окунул оторванный обрывок ткани в теплую воду, отжимая излишек влаги и придвигаясь ближе к чуть расправившему плечи Мэгрину.

Сказать по правде, я даже пожалел о том, что ты не позволил Ему убить мальчишку, — задумчиво, но без всякого намека произнес Варон, проходясь влажной тряпкой по узкой спине и плечам, мягко, без излишнего нажима. Мысленно отмечая то, как Мэгрин рефлекторно подергивается, стоит его руке пройти в непосредственной близости от того или иного очага боли, Варон запоминал эти места, стараясь не притрагиваться к ним лишний раз или притрагиваться едва ощутимо и мягко, чтобы не тревожить ноющей плоти. — Но знаешь, ты молодец. Думаю, ты выбрал правильно, в соответствии со своей природой, скажем так. Это хорошо, — Варон кивнул, продолжая неспешно омывать тело Мэгрина, наблюдая за тем, как вода тонкими, извилистыми полосами сочиться по его спине и груди, впитываясь в алую ткань мантии Великого Дома. Варон не знал, где и каким чудом Мэгрин ее достал, зато точно знал, что в этом, казалось бы, обычном куске ткани он кажется ему еще более привлекательным. Может быть даже, еще более желанным. Придвинувшись ближе, повесив тряпку на край таза, Варон скользнул ладонью поперек живота Мэгрина, обнимая его и притесняя к себе, проводя носом по тонкой коже за ухом и к волосам, замирая и закрывая глаза, усмехаясь чужой реакции. — Ты нисколько не ассоциируешься у меня с насилием даже после всего того, что я видел, — мягко, негромко выдохнул он, склоняя голову вниз и аккуратно касаясь губами чужой шеи, а пальцами того места под лопаткой, где все еще чувствовалось углубление от пронзившей плоть стрелы. В его действиях, пожалуй, не чувствовалось настойчивости и казалось, что прижимающая плотнее к телу рука вовсе не преграда на пути к свободе. Вопрос только в том нужна ли эта свобода хоть кому-нибудь?

Нельзя позволять прошлому гложить свой разум, — сильнее надавливая пальцами на выемку давней раны, произнес он, после убирая руки, берясь за рукоять кинжала и вытягивая руки вперед, позволяя Мэгрину видеть то, сколь контрастно светлым кажется серебро на фоне графитно-серой кожи. Варон медлил, с каждой секундой все сильнее вжимая острие клинка в освобожденное от бинтов запястье, наблюдая за тем, как под ним взбухает кровавая капля, сочащаяся из-под проколотой кожи. Он медлил и ему, пожалуй, казалось, что сейчас в его разуме говорит сам Шеогорат, что нашептывает сумасбродные, но почему-то кажущиеся столь привлекательными мысли. Откладывая кинжал, Варон усмехнулся и уперся подбородком в плечо Мэгрина. — Я хочу, чтобы ты сам это сделал, чтобы Оно сделало это. Без оружия и без расстояния, — Варон не знал акт ли это доверия или просто форменное сумасшествие, но был уверен в том, что это не сию секундное желание, а то, чего он действительно хочет, то, что он действительно хочет почувствовать и испытать на собственной шкуре.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

+1

54

Поведение Варона сбивало с толку, если честно. Мэгрин был уверен, что получит суровый, может даже немного отрешенный взгляд в ответ на слова, может даже фразу колкую, полную желчи и неприязни, острую, точно клинок, только-только сошедший с плоскости точильного камня. Нечто наподобие «не зарывайся, маг», а может что-то еще, в тысячи раз обиднее, острее, больнее. Что-то... оскорбительное, такое, что Мэгрину вновь захочется с обидой фыркнуть в ответ, а после — спрятаться, убежать. Как всегда. Скрыться, не разбираться, лишить своего общества человека, что это не  ценил. Как всегда. Эгоистично, нагло, и в этом — весь Мэг. Эгоист, переживший то, что не должен был переживать никто.

Он  ожидал всякого — в основе своей — худшего, конечно же — да вот только Варон не оправдал этих ожиданий даже на йоту. О-о, нет, он склонился над ним, глядел в белесые глаза своими алыми, и Мэгрин мог поклясться, что дыхание его - огонь, и сам он пламя, пробужденная Красная Гора в эдакой миниатюре. Такая же серая, крепкая, неприветливая... и теплая. Внутри. В душе. Не всегда, но в редких моментах, и Мэг не понимал, что делает, когда едва-едва заметно подавался навстречу ладони,что гладила скулу. Ему приятно. Не порочно, не грязно, ему просто тепло и уютно, как рядом с едва  знакомым человеком вообще может быть.

Едва знакомым. Ха.

В недрах Красной Горы, знаете, тоже было Сердце. Огромное, почти в человеческий рост, а Мэгрину, знаете, думалось, что тот кусок живого металла не мог биться более гулко, громко и сильно, чем то, что было в чужой груди. Мэгу казалось, что можно почувствовать пульс Варона, просто приложив пальцы к его груди, вот буквально на ладонь-две ниже ключиц, и не нужно будет даже пытаться нащупать сонную артерию. Не будет на то нужды.

Сердце бьется гулко.
Ему нужно качать кровь на двоих.

Данмер поднимался, и холодный воздух касался одежд, а Мэгу, знаете, было вовсе не до того. Перед его глазами как наяву было чужое лицо, вытянутое в испуге — брови вскинуты, губы чуть приоткрыты. В алых глазах — медленное осознание сказанного, а шорох распахнутой одежды далекий, почти не_свой. Почти живо ощущалась чужая ладонь, что проходилась кончиками пальцев по холодной, обнаженной груди. "Оно не бьется" - сказал Мэгрин тогда сухо и отчаянно, и сейчас это казалось почти неважным, почти глупым и неинтересным, если бы не один занимательный, уморительный момент. Факт скорее, но его интересности это не умаляло ни на грош.

Кося взгляд на закрытую дверь, за коей исчез Варон, Мэг не без улыбки вспоминал о Голоде.

О нем ему поведали, кажется, день на второй или третий после прихода в вампирскую семью. Достаточно очевидная вещь, но она сумела ввести Мэга в ступор на минуточку, заставив чуть ошалело отвести взгляд, вскидывая тонкие, светлые брови. Ему говорили - каждый новообращенный испытывает жажду, да такую, что не может думать ни о чем ином. Кровь, молодняку хочется крови так, как новорожденному - матушкиного молока - и  закрывая лицо  ледяной ладонью, Мэг с усмешкой сглатывал сухо, в пустой комнате, кажется, слыша ту самую непередаваемую симфонию пустоты.

Он должен был убить Варона. Растерзать, прикончить, сожрать, выпить до последней капли - по всем законам, писаным и устным, и тот был не жильцом. Ни в момент обращения, ни в секунды после него. Мэг, как и любой другой новообращенный, обязан был растерзать его, прикончить, утолить свою жажду, что резала внутренности без ножа, без жалости или сомнений. Мэг - вампир, и он должен был убить.

Мэг — чудовище, и Варон был обречен.

Только вот... он жив. Здоров даже, и тянет от него по-прежнему, как от печи, растопленной лучшими бревнами из лучших лесов. Вот как так? Неважный Мэг альтмер, ибо низкий на рост, гадкий он вор, ибо громче него крадется разве что орк в полном эбонитовом доспехе, дурной бард, ибо не умеет играть на половине инструментов, маг... а что «маг». Жалкий и все тут, стоило вспомнить хотя бы ту самую двемерскую сферу или же мальчонку, который слег с обморожением конечностей, когда Мэг попытался на тренировках Разрушения сотворить меж чужих пальцев маленький огонек. И даже вампир, черт подери, из него неважный, странный, нервный.

Таких, как он, в Доминионе называли ничтожеством. Позором рода.

Таких, как он, на островах если не душили в детстве, то явно обрекали на незавидную судьбу. Порой Мэгу казалось, что это не так уже и плохо. Порой, лишь порой, вот как сейчас глядя на собственные пальцы, что касались сухими, тонкими, точно деревянные культи. Мэгу думалось, что даже целитель из него в какой-то мере хреновый. В его положении маги уже не то, что похмелья лечат — органы исцеляют от почти смертельных ранений! - а он все никак не может сконцентрироваться, понять, как вернуть к жизни то, что жить не хочет, не желает.

Ну и как ютиться на этой земле, на этом свете, если все, что ты пытаешься делать, идет через одно место?

Варон пришел быстро, да еще и с какими-то странными вещичками в руках. Мажонок не особенно их разглядывал — уж больно погрузился в раздумья и самобичевания — но вот с предложения усесться на подушку, скажем так, на самую секундочку да застопорился.

Мэгрин, если честно, вот был уверен, что тот пошел дальше гулять, когда покинул комнату. Или пойдет, вот оставит все эти вещи тут и уйдет, и не то, чтобы он не желал чужой компании, но-о... скажем так, Мэг был немного удивлен с этого поступка. Лишь малость, невеликую толику, и с нескрываемой осторожностью усаживаясь перед Вароном, маг без лишнего стеснения через мгновение  согласился на все, скажем так, процедуры. А что плохого? Хуже данмер вряд ли ему сделает, тому это не выгодно.

Выгода, выгода, выгода. Думал ли маг, что это дружественная отместка за лечение похмелья? Или же что это хоть какая-то, но благодарность за то, что Мэг вытащил Варона буквально из (чужих) вампирских челюстей? Или из лап смерти там, еще в самом начале их пути? О-о, если совсем честно, маг думал обо всем и ни о чем, и склонившись чуть-чуть вперед, едва ли не замурлыкал от достаточно приятных ощущений, что лишь парочку раз прерывались собственным тихим шипением. Он исхудал, пожалуй напоминая сейчас ссохшегося сприггана даже сильнее, чем ранее, но какая разница? Вряд ли он будет разгуливать на улице в открытой одежде, а мантия, знаете, скрыть может многое. Особенно синяки и кровоподтеки, из-за боли в которых Мэг вновь зажмурился — то ли рука у данмера дрогнула, то ли что. Бить мальчонка не умел, но синяки будут надолго, даже с Мэгриновой регенерацией.

Почему-то смысл слов, сказанных Вароном перед уходом, дошел только сейчас.
Ему шел алый.
Алый.

- Я сделал то, что хотел, - выдохнул он немного резко, колюче. Ему хотелось добавить «именно я», но это бы прозвучало странно, неуверенно, и Мэгрин решил промолчать. Вампирская сущность свилась клубком где-то под мертвым, черным сердцем, она урчала от чужой незамысловатой ласки, и Мэгрин поджал губы, воспринимая почему-то слова об ассоциации как издевку, как эдакую шпильку на грани со смехом. Потому что... как иначе? Он убил тех людей. Он убил того работорговца и тех ублюдков, зажавших его в угол. Мэг убивал, и он не имел права этого делать. Ни разу. Никто не имеет права отбирать жизнь у другого. Ни он, ни Варон, ни сами Боги. Жизнь — самое дорогое, что у них есть.

Чуть дрожа плечами то ли от холода, то ли от жары, то ли от их контраста, он вспоминал надрывный крик своей любимой сестры.

Никто не имел право её отбирать.

- Я-я... стараюсь не думать об этом, - он не понимает, почему его голос едва заметно дрогнул, почему он такой сиплый и отчего в спину так жарко. Какого черта Варон так близко? - Не всегда получается.

В тонкую кожу шеи было жарко от чужого дыхания, и Мэгрину казалось, что на фоне чужой, его шкурка — пергамент, ткань, холодная и бледная, на которой собираются написать поэму или из которой собираются шить паруса. Что он — труп, ссохшийся до пепла, но что каким-то образом умудрившийся чувствовать, осязать, давиться ложным вздохом — он опять дышит? - в момент, когда кожи касается кинжал.

Капля собирается быстро-быстро, и на серой коже она выглядит как маленький ручеек лавы через пепел пустыни. 

- Не надо, - почти сипло выдыхает Мэг, и его не хватает на пояснения.

Не надо
— потому что он мог регенерироваться и сам, без крови, ведь поел не так давно. Не нужно, ибо капля, стекающая к локтю, слишком манит, она чарующая, а запах — чуть медный, сладковатый, особый; так не пахнет ничто другое из всех существующих вещей — слишком прекрасно, особенно, просто, пускай и одновременно свято, и этот вид вынуждал Мэга сглатывать сухо, едва-едва заметно скользя языком меж сухих губ. Его пальцы сжались на чужой, здоровой руке, и Мэга вело, точно от самого дорогого наркотика. Он ругался под нос — на альдмерисе, двемерисе, айлейдисе, кажется буквально за пару секунд он выдохнул ругательство на всех языках, которые знал и коих знать не мог — а после отвернулся, закрывая глаза и дыша слишком загнанно, напугано.

Дыша. И грудь вздымалась почти по-живому, по-настоящему.

Интересно, он сошел с ума, или взаправду слышит, как эта чертова капля сходит по чужому запястью?

- Убери руку, - он то ли приказывает, то ли просит, молит, вжимаясь спиной в чужую грудь и вкушая чужое сердцебиение,  буквально на секунду обманываясь, думая, что это бьется не чужое, но его сердце, - убери, идиот, убери сейчас же.

Ему пьяно, хорошо и плохо, и чужие прикосновения для него — огонь, жар, в то время как он сам ощущает себя льдинкой. Он браниться на Варона, сам не разбирая собственных слов, и короткие ногти впиваются в другую руку почти до крови — больно, явно больно — и Мэгрин понимает, что данмер не шевелится. Мэгрин приоткрывает глаза, как зачарованный глядя на порез, и не может отвести взгляда. Кровь собирается каплей в ранке, стекает на землю, и Мэг осознавал с нервным смехом, что считает упавшие капли.

Раз. Два. Три.
Какой-то безумный, страшный, страстный вальс.
Раз. Два. Три.
Он ощущает чужие губы на своей шее. Или ему кажется?
Раз. Два. Три.

- Достань бинты, - почти стон, и зубы мелко-мелко дрожат от этого безумия, идиотизма. Вторая ладонь сжимает полы собственной мантии резко, почти до боли в костяшках, ибо Мэг уверен — ослабь он контроль хоть на секундочку, на минуточку, и оно пересилит ум. Оно опустится, склонится вперед, вгрызется в плоть, сухожилия, разгрызая запястье вплоть до костей, - перевяжи себе рану. Сейчас же, черт подери, послушай же ты меня.

Приказ, но Варон его не слушает, игнорирует, даже не двигается, остается недвижимым, и запах крови сводит с ума почти взаправду. Металлический, чуть горьковатый, с привкусом чего-то невозможного, особенного, чистого. Со вкусом, пожалуй, Варона. Со вкусом пепла, Красной Горы и безумия.

Язык скользил по острым, точно бритвы, зубам, и вздох сорвался с  губ как-то сухо, почти скупо.

- Тебе жить совсем надоело, ха? - Мэгрин хохочет сухо, хотя смеяться не хочется, и губы его тонки, точно росчерк клинка. - Лучше попробуй кинуться на пики ординаторов, выкрикнув перед этим что-то про Неревара. Более... благородная смерть. И быстрая.

Раны почти не болели. Регенерация взяла свое? Мэгрин не знал, Мэг вжимался в чужую грудную клетку и слышал чужое сердце, что било набатом, гонгом. Сдерживая себя из последних сил, Мэгрин отпустил локоть Варона, поднял ладонь... и, не глядя, сцепил руку на месте ранения, пуская туда немного нестабильную, но волну исцеляющей энергии. Кажется, кто-то лишится шрамов. И родинок. И царапин. И вообще всего.

Ладонь была влажной. Мэгрина словно бы взаправду бил озноб.

- Сукин сын, - это не заняло и минуты, и убрав ладонь, Мэг рвано выдохнул, откинувшись на плечо Варона и прикрыв глаза. Для его стойкости это было тем еще испытанием, и если честно, он не знал, зачем его устроил. Дыша глубоко и часто, он чуть-чуть приоткрыл губы, мотая головой и одновременно, точно случайно, потерся виском о переход шеи в тело. - В следующий раз если захочешь посуицидничать — спрыгни со Скара. Это веселее.

Парочка капель крови все еще впитывалась в пол.

- И быстрее.

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA] [STA]Silver for Monsters...[/STA] [NIC]Megrin Corelas[/NIC] [SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

55

Варон, пожалуй, чувствовал себя странно, чувствовал себя глупо и совсем немного потерянно. Кто-то, наверное, описал бы это как пребывание в смешанных чувствах, кто-то решил бы, что больше всего это похоже на смятение и растерянность. Знаете, с такими чувствами, наверное, кто-то наблюдает за учиненным им хаосом в то время, как на деле он полагал, что делал все правильно, что все так, как было предписано в негласной инструкции, на которую он, между прочим, постоянно оборачивался, чтобы быть уверенным в том, что ничто не выйдет из-под контроля. А в итоге... В итоге все получилось так, как получилось. Вроде правильно, а вроде и совершенно неправильно.

Он не знал, действительно не понимал, почему не реагирует на чужие мольбы и приказы. Просто в голове было сумятица, там был диссонанс и искреннее, по-детски наивное непонимание. Наверное, он должен был испугаться. Наверное, должен был отпрянуть, осознавая глупость своего поступка. Наверное, в мире было крайне мало таких невероятных идиотов, которые дразнят бешеную собаку собственной кровоточащей плотью. Если бы в их мире существовала награда за наиглупейший поступок, то он бы одним только этим своим «жестом доброй воли» переплюнул бы всех возможных лауреатов, урывая свою пальмовую ветвь первенства без всякой видимой конкуренции.

Варон никогда не был беспросветным кретином. То есть, он, конечно, допускал ошибки, что были свойственны любому смертному существу, но чего-то такого кричаще безрассудного за собой не припоминал. Все бывает в первый раз, да? Даже умнейшие, бывает, оступаются, ослепленные своими стремлениями или желаниями. Варон хотел ( привык ) быть полезным. Несмотря на свою довольно закрытую натуру, за несколько лет он привык быть командным игроком – помогать, защищать, подавать руку помощи, когда кто-то в ней действительно нуждался. Варон привык к команде и привык к тому, что в ней у каждого была своя, может и невзрачная, но все равно важная роль – маленький, незаменимый винтик на котором держится функциональность всей большой, сложной системы. Варон не считал сечи чем-то крайне полезным – махать мечом мог каждый третий, а для него это и вовсе было так же естественно, как дыхание или сон. Но «кормление» было совершенно другим делом. Это было необходимо, это было действительно важно для чужой целостности и здоровья, и он готов был жертвовать своим. А ему в этом отказали. Отказали грубо и с насмешкой.

Мэгрин, вне всякого сомнения, был прав. Это было безрассудно и небезопасно, это было похоже на игру в бога, где на самом деле он был лишь соблазнительным куском питательного мяса. Поразительно, но теперь это уже не вызывало в нем столь явного и откровенного отвращения, как то было раньше. И все равно он был растерян, может быть даже немного обижен. В конце концов, он просто хотел помочь и быть полезным. Как обычно, как в старые добрые времена, когда они с Мэгрином еще даже знакомы не были. Как же все это чертовски сложно. Одернув руку и посмотрев на нее, Варон скривился, осознавая, что большая часть шрамов пропала. Шрамы – они как зарубки на дереве, память, истории интересные и бытовые, непохожие одна на другую. Хорошие воины шрамов не любят, а то, что говорят про украшательства и прочее – дурость все это и красивая ложь. А Варон, что он? Никто не отрицал того, что он был войном, но никто и не утверждал того, что в своем деле он был достаточно хорош. До него никому не было никакого дела и это его, к слову, вполне устраивало. Чего не скажешь про хреновы потершиеся шрамы, только меньшая часть которых теперь испещряла запястье.

С края Глотки Мира. Обязательно. Предпочту умереть там, где живу, — сухо, но без выраженной злобы бросил он, откидываясь на отставленные за спину руки и улыбаясь пощекотавшему шею трению. Запястье все еще слабо ныло, только вот боль эта была более чем надуманной. И казалось, что тело словно бы насмешливо напоминало о событиях минутной давности, никак не отпуская их от себя, надоедливо напоминая о досадном промахе, ошибке и оттолкнутой помощи, которая на деле-то была сущей глупостью. Доверие должно быть доверием, а не слепой верой в возможно и не существующее вовсе лучшее. Дикому волку никогда не стать покорной собакой, сколько бы его не прикармливали и не гладили по жесткой холке. В их случае, правда, был вовсе не волк, а скорее летучая мышь, большая такая и столь же дикая, но это мало что меняло, суть была одной.

Я не подумал, — пожав плечами, простодушно говорит он, смотря на уже наскучившие потолочные балки и где-то между его слов, если только прислушаться, можно расслышать это пресловутое « прости », не озвученное вслух и не сказанное, конечно, но неброским силуэтом скользящее между сплетения простых слов и незамысловатых интонаций. Он не умеет извиняться, не умеет этого делать тогда, когда вовсе не чувствует за собой какой бы то ни было вины. Сейчас он действительно не чувствует ее, хотя и понимает, что в кое-чем был более чем не прав и неосмотрителен. Его дело запомнить, потому что допускать подобные ошибки дважды недозволенно никому, это, знаете, совсем немного так фатально, и самую малость может привести к летальному исходу. Мелочи какие, не правда ли? Варон усмехается нервно и притянуто, и улыбка его похожа на дрожащую тень, отбрасываемую пламенем тающей свечи.

Время в тишине тянется медленно, и еще медленней оно кажется из-за того, что они за ним вовсе не следят, ведь тем, кто прибывает в спокойствии время нисколько не интересно. Варон медленно обводит комнату взглядом и чувствует, как сумятица в его разуме постепенно укладывается, а чувство неловкости отступает на второй план. В конце концов, это не худшая его ошибка. Не худшая же ведь, да? Он хмурится, усердно пытаясь вспомнить что-то настолько же нелепое, но на ум ничего не приходит. Ладно, тогда проще будет назвать это поучительным уроком или вроде того. Нельзя задерживаться на этом надолго. Глупо это. Выпрямившись вместе с Мэгрином, Варон чуть отстраняется и вновь берется за тряпку с таким видом, будто ничего не произошло. Вода остыла, но не сильно, да и ему кажется, что Мэга в его состоянии температура воды не интересует совершенно. Варону хочется задать ворох глупых вопросов: про вампиризм, про ощущения, про то, каков вкус крови на языке истинного хищника и про остальное, но он молчит. Потому что это, знаете, будет нелепо и еще неуместно, а он в кой-то веки больше не хочет искушать судьбу, выпрашивая знания, которые ему, в сущности, и нужны-то особо не были. С таким же успехом можно было спросить у умирающего в муках о том, какова его боль. Не лучшая идея, да?

Прислушиваясь к плеску воды и наблюдая за тем, как скользит потемневшая от влаги тряпка по бледной коже, Варон думает о том, что ему, наверное, интересно было бы спросить что-то вроде: «ты смог бы меня убить?». Наивно так, будто это вовсе нереально. Промакивая покрытую ссадинами кожу и аккуратно обводя плавные линии плеч и шеи, он понимает, что с большим интересом задал бы похожий вопрос самому себе. «Смог бы ты убить его?». И в нем, в этом самом вопросе вовсе нет никакой лирики или романтичности, никакой трагичности или чего-то вроде того, только лишь факт, простой и однозначный. Варон смотрит на доверчиво подставленную спину, на затылок, на блеск выгоревших волос и, оттирая кожу сухим куском тряпки, смахивая капли, понимает, что не хочет отвечать на этот вопрос, понимает, что совершенно не горит желанием капаться в себе, чтобы придти к какому-то однозначному выводу. Не желая знать ответа, не стоит задавать вопроса – только и всего. Так, знаете, жить существенно проще и радостней даже.

Идем. Не вечно нам в четырех стенах отсиживаться, — он говорит это легко, и не задумываясь, так, словно они постоянно изнывают от безделья, слоняясь от одних безопасных «четырех стен» к другим, и так по кругу. Варон с невольным содроганием вспоминает проведенную в усыпальницах неделю и кривится, не понимая, как из-за этого у него и вовсе не развилась клаустрофобия или что-то на нее похожее, а потом думает о том, что его наверняка еще пару месяцев будет воротить от разного рода пещер, курганов и всего такого. Эта неделя была действительно сложной, прямо говоря – просто отвратительной. — Возьми свои записи что ли, подумаем над ними. На сытый желудок осознавать таинства древних заговоров как-то проще, знаешь ли, — Варон усмехается и, усевшись на край кровати, перекатывает по пальцам неровную, крупную монету. Туда и обратно, туда и обратно, до тех пор, пока Мэгрин не собирается, рисуясь перед ним. Варон смотрит снизу-вверх, усмехается и поднимается на ноги. Его все еще веселит тот факт, что он выше альтмера. И он не знает, почему думает именно об этом, выходя из комнаты и направляясь в сторону общего помещения, что служит постояльцам и залетным столовой, комнатой переговоров и местом ожидания.

Варон любит Альд’рун и ему симпатичен Морровинд, но точно не архитектура этих мест. Своеобразная, аскетично-сдержанная, простая, но в тоже время зачастую несущая не только удобство и функциональность, но и смысл. Варон не поклонник темных углов, а в Морровинде едва ли не каждый дом – темный угол, чего не скажешь о Скайриме, где очаги, факелы и десятки свеч горят в каждом углу, словно маня взгляды северных богов к бытию смертных. Варону нравятся эти алые, тканые ковры под ногами и незамысловатая резьба на хозяйской стойке. Ему не нравится то, как некоторые из постояльцев бросают в их сторону прикрытые, недоверчивые взгляды, но он молчит, понимая, что это вполне естественно и скорее странным было, если бы их присутствие игнорировали. Варон опирается локтями об стойку и, склонившись, проходится взглядом по запылившимся винным бутылкам темно-зеленого, почти черного стекла. Рыжеглазая данмерка, – содержательница Бодери, кажется – смотрит на него выжидательно, скрестив руки на груди, и не торопит. Варон хочет мяса, риса и, пожалуй, еще шейна – алкогольный напиток, который и алкогольным-то называть, честно говоря, смешно, но тем не менее.

Расффы, мфе пофафробф... — Варон страдальчески закатывает глаза, осознавая собственную глупость и поставив тарелку с бутылкой на стол, вытаскивает два куска хлеба изо рта, кладя их на край тарелки. Ногой отодвинув стул и усевшись на него, он большим пальцем выталкивает пробку из бутылки и принюхивается к кисловато-горькому соку ягод перебродившей комуники, как будто шибко разбирается в напитках прошлого. Фыркнув, он возвращается взглядом к Мэгрину. — Извиняюсь. Расскажи мне поподробнее про эти твои записи и «то-что-ты-там-записал-в-свою-книжку», — Варон пару раз сгибает указательный и средний пальцы обоих рук, обозначая знак кавычек, — а то в прошлый раз нормально поговорить нам не дал твой очаровательный «друг», а до меня все эти научные тонкости доходят туго, — Варон пару раз тычет ножом в мясо, словно проверяя действительно ли оно мертво, а после выразительно, с усмешкой смотрит на Мэгрина. Нет, серьезно, он прекрасно помнит все эти оговорки вроде «они мне не друзья», но из-за этого почему-то хочет говорить что-то в таком духе еще чаще, чтобы иметь возможность лицезреть то, как Мэг чуть поджимает в недовольстве тонкие губы и хмурит брови, поправляя его.

Кстати, мне интересно, — Варон надрезает кусок мяса, чувствуя, как специфично похрустывает под лезвием тонкая жировая прослойка, рис становится чуть охристым от выделившегося мясного сока, — тебя нормальная пища совсем не интересует? Видимо, как и женщины... Ладно, я не говорю о рисе, но мясо, — Варон проговаривает центральную часть фразы быстро-быстро, словно вплетая ее в общий контекст, и говорит действительно с интересом, не сбиваясь и улыбаясь так хитро, гадко и с раздражающей загадочностью, и на всякий случай придвигает вилку ближе к себе, чтобы ни у кого не возникло совершенно мимолетного такого желания воткнуть ее зубья ему в тыльную сторону ладони, или куда-нибудь там в здоровый пока еще глаз. Он не издевается (только если совсем немного), ему просто хочется разрядить атмосферу, забыть о малоприятном виде «драки» и прочих глупостях.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

Отредактировано Daud (2016-02-24 04:39:17)

+1

56

"Не подумал”. Как же это глупо, как просто и сложно. Он едва не умер из-за того, что-о... не подумал? Черт подери, просто не подумал, не пришел к мысли, что не стоит играть с судьбой в эдакие кости?

Ох-х, все это - и фраза, и слово, и этот поступок, дерите их обоих боги - как же оно все-таки в стиле Варона. В его гребанном, мать честная,  стиле, о существовании которого Мэгрин догадывался мимолетом — лишь так и только так! - окидывая взглядом вытирающегося парой часов назад Варона, цепляя взглядом множество мелких и не очень шрамов, покрывающих тело, точно какую-нибудь подробную карту — реки.

О-о, нет, Мэг не думал, что этот поступок -  глупость. Это был чистейшей воды суицид - перед голодным волком дергать кусок свежей дичи, перед очами вампира зиять кровавой раной! - и Мэг не мог раньше думать, что его спутник настолько... Идиот? Придурок? Ох-х, сложно было подобрать слово. Кажется, на двемерисе одно подходило, но он было столь длинным и привычно свистяще-шипящим, что Мэг даже не хотел его вспоминать. Вроде как, его точным переводом было "Не смотря на твою глупость, Логика благоволит тебе, и именно поэтому ты еще не умер". Или что-то в этом роде, Мэгу нужно будет одолжить ту книжечку в старом-старом медном переплете, дабы уточнить. Удивительный язык этот двемерис. Точный. Изящный.

Кажется, данмер до того, как они встретились, имел очень насыщенную жизнь. Возможно полную приключений, каких-нибудь забот, бед... Нужно будет как-то его о ней спросить. Просто так, забавы ради.
И не потому, что Мэгу действительно интересно. Вот совсем.

На слова же Варона про «прогулку» - а воспринял он их именно так, натягивая на руки спущенные ранее рукава мантии - Мэг ответил не шибко доверчивым взглядом. Если ему, этому напыщенному и в меру отчаянному данмеру успели надоесть замкнутые помещения - Мэг не мог его винить - однако собственная светобоязнь вынуждала мага с некоторой, скажем, осторожностью относиться к всякого рода вылазкам. В клане ему рассказали при какой погоде кожа начнет обугливаться при попадании  на неё солнечного света, при какой появится лишь раздражение, покраснение, и как стоит подбирать себе одежду, но-о... Мэг не был из тех, кто любит рисковать.

Знающие люди могли бы сказать, что Мэгрин из тех, кто в своей жизни уже достаточно отважился на разного рода отчаянные приключения, и от этого просто устал. Как, пожалуй, старики, пережившие битвы, как матери, колыхающие пустую колыбель, вспоминая мертворожденного ребенка. Мэг не был стариком и не был матерью, утратившей ребенка.

Мэгрин этих знающих людей послал бы в зад.

- Я готов. Неплохо бы было поморочить голову с расшифровкой в тишине, но-о... кхм. Забудь, - накинув на голову капюшон, маг повернулся наконец-то лицом к Варону, параллельно расправив рукава.  Он отрешенно отметил, что чувствует некоторую раздраженность после прошедшей сцены, полной глупости и несоизмеримой дурости, но наспех подхватив свои записки в кожаном переплете, Мэг решил не особо зацикливать на сих мыслях внимание. Не особо ведь важно, не так ли?

Он сдержался. Он выдержал. Это хорошо. Что-то в нем еще было живо. Что-то от того Мэгрина, которого знала матушка, Лианна, Изабель. Нечто, бьющееся вторым сердцем рядом с мертвым грузом, рядом с вампирской сущностью.

Что бы не говорила семья, клан, все те люди — он был еще жив.
Еще жив.

Усевшись чуть позже за стол, Мэгрин не мог не фыкнуть тихо с того, как Варон вальяжно пошел за нормальной, адекватной, вкусной пищей. Проскользнув языком меж губ, вампир отрешенно подумал, что не помнит, каков на вкус матушкин фирменный пирог. Кажется, последний раз она его готовила еще при стоящей Башне Имперского Золота, на день рождения отца. Через пару месяцев должен был быть и Мэгринов праздник. Мэгринов пирог.

Он его не дождался.

Раскрывая свои записи на кривом и косом айлейдисе, Мэгрин отогнал дурные мысли, точно надоедливых мух. Сейчас важно одно — выбраться. Спастись. Сделать то, что правильно сейчас. Пальцы прошлись по записанным по-памяти словам, а ум работал, пытаясь соединить ниточки незримые, неясные. Никто не говорил ему, что они там есть, но маг чувствовал их, понимал, что что-то с этим текстом не чисто, что-то в нем есть... более глубокое, подробное, сокрытое.

К счастью, языка древних эльфов тут никто не знал, что делало безопасным почти любые написанные речи.
Главное, как говорится, случайно не потерять черновик. Мало ли что, ха?

Разговор с набитым ртом отвлекал, и фыркнув, Мэгрин отвлекся от своих записок, стараясь быть как можно более терпимым к чужим манерам. А точнее — к их отсутствию:

- Хм-м? - Подняв лицо, Мэг учтиво дождался, пока Варон прожует и повторит все внятно  и четко, и лишь после фыркнул, даже не собираясь его поправлять и едва-едва заметно хмурясь,  опуская взгляд к изящно написанным буквам. - Я пытаюсь разобраться в том тексте, что был записан на стенах. С ним... что-то не так, мне кажется. Странная структура речи даже для этого диалекта. Думаю, что его написали уже после того, как запечатали проход... и что в нем есть что-то особое. Что-то, что мы — я — не учел. Только вот что?

Попытавшись сосредоточиться, Мэгрин  закусил кончик пера, а после, слыша чужие слова — усмехнулся. Тонко-тонко, знаете, почти плотоядно и горько. Варон, кажется, даже понятия не имел, насколько информация, расписанная на тонких листах, может быть важна. Вероятно, он не думал, что эти вопросы как минимум некорректны, как максимум — неприличны. Сейчас так точно. Особенно сейчас.

Может быть, Варон просто не думал.
Опять.

- О-о, меня много что интересовало в свое время, уж поверь. - Чуть жмурясь, Мэгрин убрал перо из пальцев и сложил локти на столе, склонившись к обедающему данмеру. Он глядел на него, и взгляд этот был почти не читаемым, словно бы глядел на Варона вовсе не Мэг, и вовсе не по-доброму. Кто-то... другой. Кто-то, не понаслышке знающий, что это такое — быть почти повешенным человеком. - И женщины в это входили, и мужчины. Но знаешь? Однажды один человек сказал мне, когда я был еще юн и не знал ничего об этой жизни - «ты либо думаешь местом между  своими ногами, либо головой. Третьего не дано». Я не понимал его слов, и посчитал его сумасшедшим... а потом все понял. Все, но было слишком, слишком поздно. Еда? Простая еда? В ней нет смысла, Варон. Для меня — нет.

Мэгрин не знал, почему говорил об этом так вальяжно и спокойно. Айлейдис путал мысли, пожалуй. А еще слишком хорошо вспоминалась усмешка Изабель, милой-милой Изабель, и было ясно лишь одно — ему нужно было отвлечься. Хоть немного. Хоть и на этот же гребанный текст. Вот только Варона нужно было ка-то отвлечь, дабы не отвлекал, ибо спасу нет — сбивает, а диалект сложный, просто так не вникнуть.

Вспомнив отчего-то случайно одну присказку из Коллегии, Мэгрих усмехнулся себе под нос. Как говорится, на войне все средства хороши. Особенно, когда эти средства — небольшая и в меру забавная история. Даже не так — басня, прибаутка, глупость. Почему бы и нет?

- Вот скажи, Варон, ты никогда не задумывался, почему в таком холодном месте, как Винтерхолд, маги носят мантии в пол и-и... не надевают под эти юбки штанов? - Заметив интерес в алых глазах, Мэгрин едва не выдал себя, хмыкнув лишь украдкой, чуть нагло, что вполне можно было списать на рассказ ужасной, охраняемой тайны. Чужой интерес подстрекал, и притянув Варона почти незаметно за воротник, Мэг выдохнул тому на само ухо, и плутовская улыбка не покидала его губ. - Мы греемся немного... другим способом. Более интересным.

Ладонь до смешного легко проскользила по чужому бедру, и хмыкнув, маг так же легко, как приблизился, опешил — и вернулся к своим баранам, которые, конечно же, не бараны, но айлейдис. За чужой реакцией, знаете, было очень, очень интересно наблюдать.

- Коллегия не такое занудное местечко, как может показаться на первый взгляд, - кончик пера вновь коснулся бумаги, и фыркнув, Мэг попытался сосредоточится, пользуясь ступором товарища. - А еще там много чему учат, но это мы опустим.

...равно как и то, что это Мэгрину в основе своей мешали спать юные ученики со спермотоксикозом, а не наоборот. И что в Коллегии, как ни странно, Мэг взаправду учился, а не просто пребывал забавы ради. Странно это, пожалуй. Но не меньше, чем чувство Мэга к этим чертовым строчкам.

Сам он к ним не испытывал ровным счетом ничего. Но-о... что-то в нем говорило — вчитайся. Пойми. Осязни же, давай, ну же...

- Ничерта не понимаю. О, Ситис, - ругнувшись под нос, Мэг нахмурился, и поставив перо у края листа, хмыкнул не шибко одобрительно. Это явно будет долгий-долгий разбор, и при том его нужно было делать быстро-быстро, скоро, словно бы сам Крэг Хэк гнался за ними.

Мэгрин не был уверен в том, что вампиры просто так дадут им свободу, не был уверен в том, что те простят эдакое предательство, побег. Не был уверен ни в чем, и хмурясь, был готов затолкать флейту барду, что играл очень, очень плохо, в одно место. Дилетант! Вот кто так зажимает... О-о, милые боги.

Воспоминания о собственном бытие в Коллегии Бардов пришли как-то сами собой, и подняв взгляд на спутника, Мэг поделился, словно бы случайно косясь в сторону бедного барда:

- У нас среди певцов была одна девушка, первая красавица на всю Коллегию. Просила звать её Хелависой, настоящего имени никто не знал, да и не особо спрашивали. Была в ней какая-то загадка, - хмыкнув, Мэг думал, что своими расказами скоро доведет Варона до ручки, - и знаешь? Она со своими друзьями играла так, что коли бы этот дилетант услышал, то явно бы с обидой эту свою флейту и сожрал. Не подавившись, ха. О-о, особенно хорошо Хелли исполняла пару песен, кажется, собственного исполнения. «Далеко», «Ведьма» - не привередлива была в названиях, но голос — мёд, ей-богу. Интересно, она вернулась со своими друзьями в Сиродиил?..

Дрогнув от того, что в его спину врезался не шибко расторопный аргонианин — ей-богу, такой и статую Вивека не заметит, помочится рядом а потом будет удивлен, за что это его казнить хотят — Мэг провел отвратительную, жирную и быстро кончившуюся черту через весь лист бумаги. Лицо у него, наверно, было слишком говорящим, злым, и повернувшись к аргонианину, маг обнаружил, что того уже и след простыл. Чертов акробат. Это же переписывать придется!

- Сукин сын, - ругнувшись, Мэгрин вернулся к запискам, уже было желая скомкать испорченный лист и выбросить, как застыл. Застыл и глядел на перечеркнутый текст, а после, переведя взгляд на оставшийся текст, шумно выдохнул, перехватив перо поудобнее, - да благословят Девять твою мать.

Перечеркнутые слова должны были читаться не в том порядке, в котором те, что остались! И, возможно, в зеркальном. Нужно будет одолжить у трактирщика во-он то мутноватое зеркало. Это было странно, и Мэг с трудом осознавал, что к чему, но все же смекнув, какой в принципе и общих чертах должен был шрифт, улыбнулся, и улыбка это была победителя:

- Можешь пойти прогуляться, Варон. Наглядеться на горизонты, все дела. Думаю, к вечеру — часам девяти, десяти, не знаю — я это разберу и-и... будет ясно, куда нам нужно идти. Или хотя бы будет на это намек. В общем, сделаю все, что в моих силах, а ты пойди и сделай так, чтобы твоим детям было что услышать о великом доме Редоран... помимо того, что ты однажды отметил, что твоему сопартийцу идут цвета дома.

Опустившись взглядом к запискам, Мэг продолжил разбирать, тараторя под нос странные и явно не-общие слова на вымершем даже в этой эре языке.

Что же, ему будет чем заняться.

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA] [STA]Silver for Monsters...[/STA] [NIC]Megrin Corelas[/NIC] [SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1

57

Со стороны Варон мог казаться тем еще идиотом, он мог казаться эгоистом, чьи интересы в большинстве своем сосредоточенны только на нем самом, он мог казаться бестолочью, которой весело и интересно оседлать раздраконенного кагути или поставить подножку славному Ординатору. Ключевое слово: «казаться», понимаете, да? Варон вполне мог быть пятидесяти трехлетним кретином, но он вовсе не был глуп. Он не видел собеседников насквозь, не разбирался в психологии и язык тела разбирал на бытовом, общедоступном уровне, но как и другие живые существа он хорошо и почти остро чувствовал окружающую атмосферу, эмоциональный фон, если вам будет угодно. И сейчас, стоит сказать, он чувствовал тяжелый гнет раздражения и недовольства, он был похож на запах плесени – тяжелый, удушливый, бьющий в нос без всякой подготовки и отвращающий так, что хотелось моментально от него избавиться. Косясь на Мэгрина, на мрачную сосредоточенность его лица, Варон думал о том, что разряжать атмосферу он не умеет от слова «совсем» – еще одно «не умеет» в его длинном списке личных недоработок.

На самом деле все эти записи волновали его лишь в последнюю очередь, видят Боги – глупо волноваться и донимать себя тем, о чем ты не имеешь ни малейшего понятия и в чем не разбираешься, как минимум из-за нехватки образования в этой области. Варон мог разве что послушно кивать головой с таким видом, будто понимает хоть что-то и задумчиво хмурить брови, словно пытаясь тоже придумать что-нибудь такое, что могло бы помочь Мэгрину в его разбирательствах с языковой структурой. Варон в данный момент был абсолютно бесполезен и мог разве что составить компанию, частично отвлекающую от дела, но все-таки компанию. Усмехнувшись на неоднозначные слова Мэгрина, Варон скрыл тонкую усмешку за краем стакана, пропитывая глотку и язык кисловато-горьким, вяжущим напитком. Последующие слова заставили улыбнуться снисходительно и отвлеченно так, как улыбаются люди, у которых есть свое мнение по возникшему вопросу, но которые предпочитают смолчать о нем, чтобы не разрушить сложившейся идиллии между спорщиками. Думать надо было и одним и вторым и третьим и десятым, главное выбрать нужное время и не перепутать ситуации.

Варон думает о том, что спокойный тон Мэгрина ему не нравится. То есть, нет, конечно, он совершенно не хочет того, чтобы он кричал или смеялся без причины, нет. Просто в его тоне сейчас слишком много льда, той жутко бесящей, почти выводящей из себя отстраненности и потаенного недовольства, которые раздражают, вызывая желание взять за грудки и прямо в лицо прошипеть, что-то вроде: «я тут вообще-то пытаюсь с тобой, сука, контакт наладить, так что давай ты не будешь воротить свой хорошенький носик. Договорились?». Варон мог бы сделать это и даже больше, но ему, пожалуй, было банально лень лезть на рожон и что-то вроде того – хочет воротить нос из-за чертовой сцены с кровью, пускай воротит. Варону уже откровенно надоело играть в хорошего парня и ловить убегающих в ночь идиотов за руки. Чувства то или банальная жажда выгоды он не знает, зато точно знает, что если кто-то попытается свалить от него в очередной раз, то он еще и рукой махнет на прощание, потому что надоело. Наверное, он просто слишком зависим от эмоционального фона собеседника – надо расслабиться и не позволять себе беситься на пустом месте.

Занявшийся едой и в целом только о ней и думающий, он замер с вилкой во рту и разжевав, не сразу проглотил кусок мяса, потому что вопрос Мэгрина, знаете, охренительно такой неожиданный и не вписывающийся ни в одни ворота, отчего-то заставил крепко задуматься. Варон, конечно, был в Винтерхолде, но как-то даже не подумал заглянуть кому-нибудь под мантию – это было бы странно и несколько ненормально, согласитесь. Впрочем, Мэгрин бы, наверное, не стал бы ему врать? Или стал бы? Варон смотрит на загадочную улыбку на губах спутника и чуть морщит нос, чувствуя себя сбитым с толку, но в тоже время и заинтересованным. Варон подался вперед покорно, следуя за собственным интересом, и в следующее мгновение мысленно возблагодарил богов за то, что у него не было никакой еды во рту – он бы ей наверняка подавился. Знаете, Варон никогда не думал, что его воображение может быть настолько ярким и рисующим, а чужое мимолетное прикосновение воспримется собственным телом с такой откровенной остротой. Боги, ему бы в Суран, ему бы... Нет, не надо, не мальчик уже. Дернув головой, Варон сел ровно и согнал из взгляда это голодное, блуждающее выражение, смотря в тарелку и едва не воя от того, как эхо чужого голоса – это вкрадчивое « другим способом », – все еще звучало в голове.

Погрузившийся в тяжелые думы о бренности бытия и прочих аспектах смертного мира и существ его населявших, Варон не сразу начал вслушиваться в слова о барде из Коллегии. Но даже когда вслушался смог лишь рассеяно покачать головой и мельком подумать о том, что названное имя (прозвище, псевдоним, не имеет значения) ему смутно знакомо. Может он слышал об этой девушке раньше, а может даже когда-то слышал ее песни, даэдра его знают, он как-то не привык запоминать такие мелочи. Выдувающий из флейты бард Альд Скара его тем более не интересовал, горестное звучание флейты шло как-то на заднем плане и слух особо не резало, скорее всего, потому, что Варон не был ни ценителем, ни шибким знатоком музыкального дела и его это просто никак не касалось. Зато вот образовавшийся на горизонте аргонианин явно не дружащий со своим вестибулярным аппаратом, вынудил вскинуть голову и посмотреть на него злым, угрожающим прищуром, отпугивая. Знает Варон таких вот «неаккуратных» – сначала они все из себя неаккуратные, а потом ты случайно так не досчитываешься кошеля с монетами. Плавали, знаем. Уверенно кивнув на ругательство Мэгрина, свое Варон оставил при себе, а после странно посмотрел на обратившегося к Богам Мэгрина, не понимая по какому такому праву, они должны благословлять матушку не смотрящей себе под ноги ящерицы, из-за которой еще и записи подпортились.

Не с тобой мне их растить, так что я сам разберусь, что буду рассказывать своим наследникам, Мэг. И алым, к слову, могут быть не только цвета дома – еще цветы, камни или... жидкости, например, — неприятно усмехнувшись и косо посмотрев на Мэгрина, Варон отодвинул от себя тарелку и поднялся из-за стола, уходя в сторону комнаты и по пути намеренно задевая плечом зашипевшего на это аргонианина. Варон не любил когда его «отсылали» или пытались от него избавиться, тем более он этого не любил, когда кто-то прикрывался сомнительными доводами – прямоту он всегда ценил куда сильнее.

Он вновь появился в общем зале спустя примерно пятнадцать минут. Под нашейным платком, плотно прикрывающим нижнюю часть лица, можно было разглядеть блуждающую, отстраненную улыбку, а полное обмундирование в купе с висящим на перевязи оружием откровенно намекали на то, что его прогулка будет весьма далека от таких понятий, как «ознакомительная» и тем более «миролюбивая». Варону необходимо было выплеснуть куда-то весь скопившийся негатив, и он не знал лучшего способа сделать этого, кроме того, как начистить кому-нибудь или чему-нибудь морду. Такой вот неприятной личностью он был, с него не убудет. Едва ли не с мечтательным видом пройдя меж столов, мурлыкая себе под нос незамысловатый мотив какой-то песни, он оттолкнул ногой входную дверь и скрылся за порогом. Первой мыслью было направиться в «Крысу и котелок», где по словам местных базировалась Гильдия Бойцов – у этих ребят наверняка нашлось бы для него задание, а того гляди и даже не одно. Он бы, наверное, именно так и сделал, если бы не попавшаяся ему на пути молодая данмерка, которая окинув его оценивающим взглядом, после подошла, аккуратно обращаясь к нему с вопросом о том, не ищет ли он себе «развлечение» которое бы соответствовало его внешнему виду. Отложив изучаемый им клинок обратно на прилавок, Варон обернулся к девушке, так же окидывая ее взглядом, и коротко кивнул, чуть щуря глаза с интересом.

Задание, переданное неким сэрой Виритом, сторонником Великого Дома Редоран, оказалось простым до смешного и, Варон бы сказал, в некотором роде даже бытовым. Уничтожить логово кагути на отрезке дороги между Альд’руном и Гнисисом. Для бывшего охотника и действующего наймита ни одна из частей этого задания сложной не казалась. Вычислить, выследить, убить. Все просто и беззаботно, ну почти. Еще немного пообщавшись с данмеркой и обменявшись с ней любезностями, почти мило улыбнувшись напоследок, Варон двинулся к выходу из города, моментально находя чуть заметенную после вчерашней бури дорогу на Гнисис. Он не знал, сколько он шел, оборачиваясь по сторонам и осматриваясь в поисках следов, но шел долго, может час, может полтора, досаждающие по пути твари отнимали время, которого у него, впрочем, было достаточно. Его ждали только к вечеру, а может быть и к глубокой ночи, а может, не ждали, кто его знает-то. Острием меча, пришпилив к земле заметавшегося фуражира, Варон раздавил ногой голову мерзкой, мясистой личинки и неожиданно для себя прислушался. С годами его чутье начало работать кажется отдельно от разума, чувствуя опасность даже тогда, когда сам Варон отвлекался на свои проблемы или мысли. Так было и в этот раз – по спине скользнуло неприятное ощущение, а мышцы напряглись и напружинились, чувствуя незримую пока еще опасность. Варон подумал о том, что зря он оставил лук в Альд Скаре, с ним, пожалуй, было бы куда проще и безопасней. Выдернув меч из мелкой тушки и, выпрямившись, он внимательно прислушался, осматриваясь по сторонам. Тихо. Или нет? Где-то за пригорком слишком громко захрустели камни. Мелкая щебенка посыпалась по склону, вздымая облачка пепельной пыли. Вот оно.

Развернувшись в ту сторону, откуда предположительно исходил звук, Варон принялся карабкаться по крутому пригорку, шумно дыша и мысленно чертыхаясь на тяжесть сковывающих его движения доспехов. Уцепившись за камень, и рывком выбравшись на более или менее ровное плато, он осмотрелся, моментально замечая, маленький, убегающий к северо-западу силуэт кагути. Судя по размерам – это был детеныш, которого он спугнул. Там где есть детеныш, есть и весь выводок, а еще мама-кагути, папа-кагути и если повезет – вожак кагути, которому Варон и должен открутить его симпатичные рога. Следы мелких лап хорошо просматривались на припорошенной пылью земле и постепенно уводили туда, где Эшлендер постепенно переходил в травянистую, более живую местность Западного Нагорья. Детеныш, успокоившийся и не замечающей следующей за ним попятам опасности, продолжал брести вперед, вскоре вскрываясь в густом пролеске, откуда послышалось более раскатистое и низкое, скрипучее урчание, судя по всему, взрослых особей. Нет, вот как не скажи, а лук с собой все-таки надо было взять. Удобнее перехватив меч и спустив с лица платок, чтоб не мешал, Варон выпрямился и двинулся в рощу. Вообще-то, сначала надо было подумать головой, но кое-кто об этом в последнее время постоянно забывал.

Из кустов Варон вылез минут через сорок или может все пятьдесят – у него возможности отсчитывать время в эти мгновения как-то не особо находилось. Кусты были напрочь поломаны, доспехи потеряли весь свой блистательный вид, а сам Варон, ногой выпнув грубо отсеченную, уродливую голову вожака кагути на полянку, смог сделать только два вывода: ему охренительно рассекли бок и руку, а сам он по уши был залит животной кровью. Столь же очаровательно могли выглядеть разве что берсерки Изгоев с их развороченными грудными клетками и вересковыми сердцами вместо сердец обычных. Обратно до Альд’руна, обремененный кровоточащими ранами и тяжелой головой вожака, Варон добирался еще дольше. Твари на его пути больше не встречались и не тревожили его – то ли их отпугивал запах крови, то ли их просто больше тут не осталось. Что не говори, а даже обычно невозмутимые стражи Дома Редоран натурально охренели при виде залитого кровью нечто, которое криво ковыляло вперед, насвистывая что-то себе под нос и пиная вперед облепленную пеплом башку. Видя, как двое из стражей взялись за мечи, Варон с самым неприкаянным видом приветливо помахал им ладошкой и спокойно прошел мимо, направляясь туда, где его должна была ждать данмерка. Вообще его просили убить только вожака, на чью голову у своего порога девушка смотрела без всякого восторга, но за потраченные на всю остальную свору силы она все же доплатила ему сверх положенного, что не могло не радовать. И развлекся, и подрался, и гнев на уродах толстошкурых сорвал, и осмотрелся, и рассказать будет что, и еще денег в итоге дали. Нет, ну чем не прекрасный день?

На пороге Скара Варон появился глубоким вечером, разговоры в зале моментально стихли, а взгляды набежавших к ночи ближе посетителей обратились в его сторону. С преувеличенной аккуратностью прикрыв за собой дверь, Варон поправил перевязь, окинул присутствующих незаинтересованным взглядом и, игнорируя открывшую было рот трактирщицу, поковылял в сторону комнаты, не рыча от боли только из-за принципиальности и желания навести еще большей жути. Кровью пахло настолько остро и сильно, что это чувствовал даже он с его неприхотливым обонянием. Игнорируя Мэгрина, Варон принялся стаскивать с себя доспехи, наконец, позволяя себе зашипеть от потупившейся боли в боку и руке, небрежно скидывая перемазанные в крови доспехи, одежду и оружие в угол. Не глядя, он прошелся пальцами по своему боку, нащупывая рваные края раны, и поморщился, чуть выгибаясь и стараясь посмотреть на них. Что говорится: «хрена с два вам, а не посмотреть». Ссадина на руке была куда более безобидной. Зажав бок рукой, Варон подтащил ближе данный караванщиками подсумок и таз с холодной водой, и после расположился на стуле, садясь чуть боком и вытягивая одну ногу, чтобы кожа на боку не собиралась складками.

Сиди, где сидишь, — холодно бросил он, краем глаза заметив, как Мэгрин приподнялся. Варону не было важно, хотел ли он выйти, взять что-то или может помочь ему – пускай сидит там, где есть, ему так на душе спокойнее будет, а если он еще догадается начать рассказывать про свои записи, то вообще просто замечательно. Оттерев края раны и бок от спекшейся крови, Варон достал из подсумка длинную, выгнутую иглу, похожую на рыболовный крючок и толстую, даже на вид прочную нить. Пожалуй, ему хотелось вспомнить старое – те времена, когда алхимика в их группе не было, а за отсутствием целительных зелий приходилось зализывать раны грубыми, болезненными способами. Боль, говорят, отчищает. Собрав края раны пальцами, Варон стиснул зубы, плавно прошивая их разогретой над пламенем свечи и почти остуженной иглой. Пахнуло едва слышным запахом паленой плоти, под кожей лица заходили желваки, но со стороны он казался все таким же ненормально спокойным и едва ли не умиротворенным. Запах животной крови раздражал обоняние, а пальцы сжали расслоившуюся плоть чуть ниже.

Ну и что ты мне расскажешь, великий исследователь? — как бы между делом поинтересовался он, даже не смотря в сторону Мэгрина и продолжая монотонно заниматься своим делом. После третьего стежка боль стала почти привычной.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

0

58

Мэг, если честно, не хотел прогонять Варона столь резко и навязчиво, словно бы оскорбленная в лучших чувствах женушка, почти что неприлично и нагло. Незаслуженно ведь по сути своей, ведь каждый имеет право на ошибку, и маг, и Варон, и даже милая погибшкая Эрин, которая вспоминалась, благо, все реже. Не хватало Мэгрину еще одного кошмара, ей-богу. Ему с лихвой хватает своих демонов.

Глядя в спину уходящего из таверны наймита, маг осознавал, что определенно не хотел, дабы тот, дернув своей головушкой и по-детски надув губу, подумал, будто бы Мэг его в шею гонит. Просто, наверное, так вышло, просто Мэгрин тоже умеет не думать перед тем, как что-то сказать. Редко, но все же, и глупо, наверное, все это. Дурно, и проводя кончиками пальцев по тонкой бумаге, не желающей раскрывать свои секреты, Мэгрин думал, что привык к этому н'ваху, и не хотелось ему больше убегать, даже если бы предоставилась возможность, краше этой. Просто... просто привязанность, наверное. Крепкая, цепкая, точно клещ, вцепившийся в лодыжку, или сифилис. Просто желание, глупое и дурное, иметь в этом мире хоть одного человека, кому можно бы было без сомнений и страха доверится. Помимо матушки, конечно же.

Странно звучит, пожалуй. И не менее странно по сути.

Варон, возможно, иногда действовал на нервы помимо того, что был опрометчив, точно налакавшийся макового молока кагути. Он, пожалуй, порой был груб, нагл, не по годам мужиковат и лишь изредка — беспристрастным там, где от него ожидалась какая-никакая, но поддержка... и все же, как не погляди, этот н'вах был живым. Знакомым, милым сердцу, и это, именно его нахождение рядом позволяло держать те остатки рассудка в кучке, в группке, не поддаваясь страху, панике, безумию. Попади маг сюда один - точно бы пропал, чокнулся, и мысль эта смешна, уморительна в какой-то мере. Варон наглый, в какой-то мере действующий на нервы сукин сын — но без него Мэг бы пропал. Глупая, но истина. До какого же чертика они оба влипли.

Перо никак не клалось удобно в руку, мешали то шум, то тишина, и фыркнув как-то отрешенно, Мэг прошелся по тексту взглядом, поняв, что ключ к шифру подобран, все вроде  сходится почти идеально - и это почти мозолило глаза сильнее, чем кривые попытки Омунда написать эротические стихи на кимерисе. Почти, вот почти, и Мэг бы потратил на разглядывания этих последних несостыковок весь вечер, ей-богу, если бы не босмер, плюхнувшийся на место, где до этого сидел Варон. Мэг нахмурился в ответ на чужую мягенькую улыбочку, достаточно с него на одни сутки было этих маленьких ушастых пройдох — но, ха, к радости или горести, тот не просто сел за стол. Он заляпал бумагу, которой уже, кажется, и Красный Год не страшен, а капля упала так хорошо, что мешающий символ просто выпал. Исчез, спрятался за темным пятном суджаммы.

Самым, пожалуй, глупым фактом было то, что все сошлось. Не идеально, но все же.  Кажется, по возвращению в Скайрим кое-кому придется вступить в почитатели Ноктюрнал, построить ей небольшой алтарь и вознести в жертву миледи пару небольших деревенек, ибо везло ему сегодня ну просто не по человечески. Надолго — не ясно — но уже ведь не плохо, не так ли? А-а, желаете знать, откуда он о этой принцессе Дейдра знал?

Скажем так: не только у Камонна Тонг были свои терки с Гильдией  Воров. Вспоминая Брандила, Брелину и Рифтен, альтмер невольно усмехнулся, поднимая взгляд на босмера.
Не только у Камонны Тонг. 

- Невысокий, ловкий, изящные пальцы, . Вижу, ты наш клиент. - Босмер говорил не в меру вальяжно, и Мэг скоро утратил любое, даже меньшее желание воздавать тому за удачное проливание выпивки. - Не хочешь немного подзаработать, золотой мой?

Фыркнув, Мэгрин хотел отказаться, но-о... пожалуй, он слишком хорошо знал Варона. Не идеально, но припомнив, что покинул тот таверну в практически полном боевом снаряжении, Мэг осознал, что ждать его придется долго. Очень, и чудо, если вернется к утру, горе его луковое. Это действовало на нервы, но-о... почему нет? Ныне Мэг предоставлен сам себе, почти как в старые добрые времена, и хмыкнув, Мэгрин улыбнулся босмеру по-плутовски, вскидывая бровь.

- Возможно. Но мои таланты дорого стоят, патрон. Половина выручки — мне.

- Тридцать - максимум, - в глазах босмера проскользила усмешка, граничащая с издевательством. Мэг ненавидел, когда его недооценивают.

- Шестьдесят, - пожав плечами, Мэг невозмутимо и легко сложил бумаги в наплечную сумку. Босмер напрягся, и Мэгрин едва сдержал усмешку.

- Сорок.

- Шестьдесят пять — и мы в расчете. Иначе ищите другого «золотого», патрон.

- Сукин сын, - почти добродушно фыркнул на эти слова названный патроном, чуть щуря свои узкие, воистину босмерские зенки. Тем не менее, цену он принял, как миленький, и в следующие десять минут вложил столько информации — нужной и не очень — в острые ушки мага, что у Мэгрина едва не пухла голова от переизбытка информации. Деньги получались капитальными, а работка — не шибко трудной — всего то и нужно было, что пробраться в поместье Ллетри (где-то на небесах боги, отвечающие за иронию, скалили зубы и потирали ладоши) и выкрасть пять солидно стоящих Стрел Правосудия. Их хозяйка, лучница-босмер, не слишком хорошо относилась к ценной вещице, и, пожалуй, стоило преподать ей урок. Конечно, подумает Мэг об этом много, много позднее, когда особняк будет покидать, ну а входя туда, мысли его были заняты одним — добыча. Чертова добыча, и в нем кричали, вопили от счастья и предвкушения гены вора, человека с большой дороги, качество и частицу Мэга, которую не перекрыть ни высоким происхождением, ни какими-либо отметками.

Вор он вор и есть, хоть ты вручи ему лиру, хоть книгу с заклинаниями. Всегда так, и Мэгрин почти к этому привык. Воровство — часть его, и трудно это отрицать. Да и зачем?

Пробраться в поместье — уже во второй раз, ну да ладно — оказалось не слишком тяжкой задачей. Стражникам, по мнению мага, вовсе не стоило платить, ибо они не уберегут и чести Вивека — города, человека? Плевать, что там, что там её нет — и не заметят. Глупое, наверное, сравнение, но Мэгу нравилось.

Затеряться среди гостей, пробраться тайком в спальню стражи оказалось и того проще, но на этом везение мага  , увы, закончилось. Патрули ходили даже тут, в чертовых спальных комнатах, и спрятавшись за не шибко удачливо расположенной ширмой, Мэг даже ложно-дыхание задержал, лишь бы не заметили, лишь бы не выпнули, ибо ситуация, кхм, была бы до боли комичная. И болезненная, а свою норму боли Мэгрин сегодя восполнил сполна, хватит с него. Сундук с блестящим замком на глаза попался совсем случайно, и вскрыв его от нечего делать — патруль разговорился, уходить от дверей нужнй комнаты те не собирались — маг обнаружил удивительной красоты книгу. Не внешней, но содержательной, хотя и обложка была весьма, кхм, провоцирующей.

Мысль пришла спонтанно, и хмыкнув, Мэгрин запрятал прекрасный экземпляр книги «В постели с Боэтой» в сумку. Нужно будет спросить, когда у Варона день рождения. Ему эта штука определе-енно понравится.

Стражники ушли минут через двадцать, и успевший заскучать Мэгрин неслышимой тенью прокрался к постели, где — о, какое безобразие! - в кучку, прямо на простыни, были сброшены все пять дротиков. Тонкие, красивые, они легко легли в руку, и сложив их в кармашек мантии, Мэг уже хотел бежать... как подоспел патруль. Гребанный патруль, могущий поймать его с поличным, с книгой — позорной, видит Ситис! - и дротиками. Проклятущими дротиками. 

Слыша приближающиеся шаги, Мэг втиснулся в тонкий просвет между шкафом и постелью, закрыл глаза и-и... пропал. Вот так пропал, и люди, кому принадлежали столь четкие, чеканящие шаги, прошли мимо скоро, даже не задержавшись. Раскрыв глаза, Мэг с удивлением отметил, что ладони его — прозрачны — а еще на мысль пришло то, что ел он в последний раз... когда? Суток двое назад, кажется.

Вот и навыки иллюзии подоспели усиленные, в клане говорили об этом. Никогда у Мэгрина с ними не было ладов, ну да ладно, не с первого раза и Скайрим был захвачен.

Сбежать из особняка особых трудов не было, равно как и вернуться к работодателю. Тем не менее, Мэг не мог сказать, что в нем взыграло — гордость, корыстность или простая, как пять септимов, жадность, но стрелы все же остались при нем, а босмер был нежно утешен сказками про то, что стрелы все еще там и альтмер до них просто не дошел. Стража задержала или что-то в этом духе, Мэг даже не потрудился запомнить то, что этому кусочку живой тушки наплел.

На удивление доверчивый народ эти босмеры. На удивлениечувствительны к магии внушения.Нужно будет как-нибудь об этом сделать доклад, к примеру, по той же иллюзии. Как говорится — почему нет, когда можно, да еще и с такими изяшными примерами?

Вернувшись в комнату, Мэг открыл бутылку флина, взятую из рук расчувствовавшегося босмера, и-и... самым позорным образом решил напиться. Вот черт знает, зачем — в память о бардово-воровской жизни, печали за утерянными возможностями или просто потому, что один из дротиков больно кольнул в палец... Вот просто захотелось, и к приходу Варона Мэг, к удивлению, все еще стоял на ногах. Возможно, потому, что он сидел.

- Я-я... - Мэг, пожалуй, мог бы сказать, что при всем желании был не совсем в адеквате и вряд ли способен ослушаться приказа, но душевная обида и высокое происхождение сделали свое дело, - пф, больно мне и нужно. Вставать. Да.

Выпивка вновь обожгла горло, и слыша чужое шипение в сборе с едва-едва ощутимым запашком крови в воздухе — Вароновой и чужой, м-м, первая ему нравится значительно, значительно больше — Мэг не смог сдержать смешка. Тот зашивал себя, точно дорогую простынь, которую жалко выкидывать, и почему-то Мэгрину не было обидно за то, что его помощью так нагло и явно пренебрегали. Пожалуй потому, что Варон — сукин сын, а Мэгрин слишком пьян, дабы сказать это ему в лицо. Или обижаться.

Ну, разве что в немного завуалированной форме. Совсем чуть-чуть. Просто, чтобы не расслаблялся.

- О, наверное, мне нужно все упростить до мелочей, да? Хорошо-о... что не знаешь в специфике айлейдского диалекта, на который повлиял говор снежных эльфов ранней Меретической эры? Нет, не так. Определенно не так. - Закусив нижнюю губу и мотнув головой, Мэг покачнулся на стуле, точно ребенок, вскидывая взгляд к потолку. - Что ты о нем вообще знаешь? О айлейдисе, его диалектах... Ничего? Совсем-совсем? Ла-адно, не всем из нас мечами махать, не всем и  игры слов в айлейдисе разбирать. Сейчас поясню. Попробую.

Достав припрятанные записки и выложив «В постели с Боэтой» на край стола, Мэг наспех разложил свои записи по местам, что-то быстро перепроверив, протараторив под нос и все же кивнув.

- Mathmeldi ia Pellani / Shantai Sepredia / Oioi Lattia / Oioi Anyammis / Oioi Naga / Sino Soui Sunnabe. - Без единой запинки повторив то, что было написано на стене, Мэг на секунду застыл, чтобы через минутку сделать что-то... странное.

Не без труда на хмельную голову вспомнив шифр, Мэгрин прямо при Вароне, видимо, не боясь, что тот о нем подумает — хотя, как говорится, чего бояться — стал чиркать и переносить буквы, частицы слов, смысл, и в итоге это напомнило, пожалуй, какую-то достаточно специфичную, но лекцию в Коллегии Винтерхолда. Немного, совсем немного, и только если забыть про факт, что Варон-то себя параллельно еще и латает, шипя под нос, а Мэгрин пьян практически до состояния скаттла.

- Изначальный перевод предполагает рассказ о том, что будет, если коснуться кристалла. Все просто, как то, что Красный Год случился, а благая Альмалексия  - шлюх... кхм. Но разве все так просто? Разве все когда-либо бывает просто? - закусив губу острыми, точно бритва, зубами, Мэгрин хмыкнул, а после, повернувшись к Варону, раскрыл ему свою догадку. - Я думаю, то, что мы обнаружили в Скайриме, было местом... особенным, и дело не только в том, что это гребанная айлейдская постройка в сердце Скайрима, имеющая в себе кристалл, способный перемещать во времени. Я думаю, что тут все много сложнее, Варон. И думаю, что шансы на возвращение меньше, чем я мог бы предполагать раньше. Мно-ого меньше.

Мэгрин вдохнул и выдохнул, собираясь с мыслями. Из-за хмеля те путались, сплетаясь в толстые клубки, и достав один из дротиков, Мэгрин невольно стал им играться, то перекидывая с ладони в ладонь, то испытывая их остроту кончиком пальца.

- Сия усыпальница — ибо её тип ему соответствует, и если её воспринять за эту самую часть текста, где «из дома изгнанные чужеземцы», то-о... а, забудь — была поставлена там потому, я думаю, что сие место было на достаточном, «безопасном севере» для самих айлейдов и на слишком далеком от Солстхейма или гор Друадрах плато, дабы на неё не напались снежные эльфы. Айлейды пытались спрятать в ней то, что свет не должен был знать, вот этот самый кристалл, артефакт небывалой силы, способный повлиять на ход истории, и у них бы получилось, если бы не одно «но».

Подняв взгляд на Варона и заметив его интерес к дротикам, Мэг отложил их, глядя тому в самые глаза:

- Вампиры, Варон. Им помешал клан Аунда.

Было немного смело это заявлять так резко и не имея толковых доказательств, но даже в пьяном состоянии — а, может, как раз таки оно и было причиной появления таких дерзких и бесстрашных теорий — Мэг умел складывать два и два, и сейчас это было очень, очень кстати.

Случилась резня, думаю. Айлейдов, что запечатывали Кристалл и этих самых вампиров, и перевес сил был явно не на, кхм, стороне живых. Но, тем не менее, последний айлейд до того, как пасть, сумел запечатать проход изнутри. Возможно, при этом вызвав обвал или какое-то его подобие — рядом был горный массив, вполне возможно, что небольшую постройку попросту похоронило заживо. — Рассказывал он спокойно, словно бы такие долгие тирады ему совершенно не в новинку. — Ты не заметил, что в том коридоре, где мы были... на стенах были следы, точно борозды, в четыре-пять ямок,  достаточно близко друг ко другу? Думаю, тот проход был выкопан. Руками, когтями, зови как хочешь. Вампиры пытались выбраться, и не исключено, что сделали бы это, если бы не дверь, до которой мы добрались, попав в двемерскую западню. Если бы не дверь, запертая снаружи, вампиры выбрались бы наружу и одному Мехруну Дагону известно, что бы устроили. Возможно, двемеры знали, что там находится, и именно поэтому построили столь яростно охраняемый зал, может это было простым совпадением, но факт остается фактом, Варон. Они погибли, все те вампиры, может разодрали друг друга в куски, а может еще чего, не знаю. Поэтому мы нашли только прах и кости, от прикосновения обращающиеся в труху. Поэтому на замок было изнутри наложено заклинание, равному которое я никогда не видел.

Выждав небольшую паузу, дабы сделать вздох, Мэг отпил немного флина, запивая сухость в горле.

Они наложили собственное проклятье, вампиризм — на замок. На него, ибо знали, что тот, кто доберется до двери, без труда взломает её и заберет этот самый... Кристалл, давай будем звать его так. - Усмехнувшись, маг собрал свои волосы в хвост, параллельно тараторя, как не говорил, пожалуй, ни разу в жизни. - Тот, кто взломал замок — а взломал его я — явно бы заразился вампиризмом клана Аунда (а вампиризм, как ты помнишь или вообще знаешь, надеюсь, что знаешь, не такая простая вещь и каждый вампир так или иначе по крови принадлежит к одному из кланов) — а значит — вернулся бы домой, в клан, и в итоге семья бы узнала, что случилось с теми узниками. Узнали бы и месторасположение Кристалла, но к их несчастью все пошло наперекосяк.

Пожав плечами, Мэг усмехнулся как-то слишком пусто, невесело:

Меня встретил мужчина еще там, в клане. Данмер, старее которого разве что перегонный куб Толфдира, чтоб ему пусто было. Я даже имени его не вспомню — не куба, мужчины, не смотри на меня так! — и он сказал, что чует во мне родную кровь. Мол, я получил частичку Дара от его сына, и ему было любопытно, как он, ибо от него уже до черта лысого не было слышно ничего. Кем бы ни был тот юноша, это именно его рук дело — вампиризм на двери. Гениальная штука, ха? Не исключаю, что текст написал тоже он, возможно, уже находясь в бреду от голода. Дьявол, я совсем разговорился, да? Ла-адно, попробую тебе вкратце, без шифра и чисто по тексту, а то если у меня голова от этого разбора пухнет, то у тебя — так точно разболится, а это нам совсем не нужно. — Вздохнув и почесав в затылке, Мэг вернулся к запискам, прочитав то, что вывел сам на удивление твердой рукой для пьяного человека.

Mathmeldi ia Pellani — из дома изгнанные чужеземцы, но подразумеваемся не мы, как я думал изначально, а они. Изгнанные из Морровинда, они пришли в «новый мир» — Shantai Sepredia  — и познали, что несет этот кристалл для них. Смерть, или проще — Oioi Lattia — вечный свет, что значит, думаю, отсвет снега или белых волос снежных эльфов, тут игра слов, трудно понять точно, но полный смысл вроде как ясен; Oioi Anyammis — вечная жизнь, ибо наложенный на дверь вампиризм был изначально  достаточно силен, дабы мгновенно заразить и обратить человек троих, думаю, но со временем он выветрился и его с трудом хватило на меня одного. Последнее самое спорное, но думаю, что Oioi Naga связано с теми двемерскими машинами, что последовали из выбитой двери. Если я прав, то та энергия, что держала в них жизнь, каким-то образом была высосана из них — кристалл «убил» их — для того, чтобы мы смогли переместиться во времени. Это поясняет ту гробовую тишину в первые секунды — если, правда, отбросить варианты того, что сие просто совпадение. С последней вообще не ясно, ибо Sino Soui Sunnabe — они будут благословенны, и к чему все это? Не пойму. Игра слов, возможно, но для меня это немного... сложновато, скажем так.

Заметив лишь сейчас то, как Варон стащил почти из-под самого его носа один из дротиков, Мэг обреченно вздохнул, глядя на него, точно на балующееся дитя. Ребенок, ей-богу, и радуется он новой игрушке, точно умалишенный, и фыркнув, Мэгрин самими уголками губ улыбнулся. Мысли путались, и хоть зная, что вопрос этот глупый, Мэгрин его задал, протирая глаза:

Есть идеи, свет мой?

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA] [STA]Silver for Monsters...[/STA] [NIC]Megrin Corelas[/NIC] [SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

Отредактировано Leonardo da Vinci (2016-02-27 14:38:15)

+1

59

Если быть абсолютно откровенным, то Варону сейчас было совсем так немного не до разговоров, потому что игла шла туго, а бок немилостиво резало точечной болью. Это было не страшно, это было в какой-то мере даже привычно, но все чем он мог сейчас ответить – это натужное пыхтение и цедимое сквозь зубы шипение. Но раз уж он начал эту экзекуцию, то он ее до логического завершения и доведет, потому что принципиальный до неприличного, и еще потому, что – Варон принюхался – кто-то, кажется, сейчас был весьма близок к состоянию «нестояния». Наверное, если бы Варон сейчас не был так сосредоточен на ране, то он вполне натурально бы охренел, как минимум потому, что Мэгрин в его понимании, ну вот совсем никак не ассоциировался с алкоголем и еще чем-то таким. Но зрелище, стоит заметить, весьма себе забавное – такое точно не каждый день можно увидеть.

Очередной стежок заставил приглушенно зашипеть, а умничество со стороны Мэгрина вынудило метнуть в сторону мага мрачный взгляд и страдальчески закатить глаза – алкоголь алкоголем, а за дерзость все-таки можно и совершенно «случайно» по зубам получить, профилактики ради. Обмакнув руку в таз с порозовевшей от крови водой, Варон скептично осмотрел сбитые костяшки. Ладно, пожалуй, сегодня стоит просто закрыть на это глаза, не впервой уже все-таки. Время тянулось, воск свечей таял, а темный, тяжело вздымающийся бок все сильнее и гуще зарастал узорами сочащейся крови. Будь он в Скайриме, Наэль уже давно бы нашла для него пучок какого-нибудь кровоостанавливающего мха или еще какую-нибудь вспомогательную дрянь растительного происхождения. Одна проблема – он не в Скайриме, а взбалмошной Наэль в действующем веке, наверное, и в планах нет, вероятно, точно так же, как и ее родителей, кем бы они ни были.

Кстати об этом, о Скайриме четвертой эры, то есть, а если точнее – о пути возвращения в него. Мэгрин все-таки очень вовремя начал экскурс в суть дела, не дожидаясь подгоняющего пинка под мягкое место. Ну, то есть как начал – он начал суетно копошиться в своих бумажках, что-то в них черкая и задумчиво закусывая собственные губы. Интересно, а раньше он этим заняться не мог? Варон нахмурился, протягивая нить сквозь плоть и, наконец, обрезая ее и фиксируя. Можно, конечно, было просто прижечь, но у него не было костра для накалки кинжала, да и лишних ожогов на теле видеть не хотелось – следов на его шкуре было и без того много, а обретать новые он совсем не спешил. Достав из подсумка моток прокипяченных бинтов, Варон плотно обмотал ими торс, прикрывая более или менее залатанную рану, и поднялся с места, с кряхтением прогибаясь в спине, хрустя позвонками и морщась от тупой боли в боку. Собрав использованные инструменты, и кое-как отмыв руки от крови мер подошел ближе, через плечо Мэгрина заглядывая в его бумаги, а после, моментально переключаясь на вещи куда более интересные. Кто-то, кажется, времени тоже не терял. Нет, на книгу Варон никакого внимания не обратил, дротики – вот что его заинтересовало в первую очередь.

Правда интерес его был мимолетен, потому что стоило ему сосредоточиться в попытке понять происхождение чудного, непривычного оружия, как Мэгрин ожил, возвращаясь в мир реальности и чуть ли не накидываясь на него с объяснениями. Отступив на пару шагов назад, Варон сложил руки на груди, задумчиво хмуря брови и искренне пытаясь вникнуть в смысл произносимых магом слов. Получалось, честно говоря, откровенно плохо. Не то Мэг изъяснялся через пень-колоду, не то у Варона от потери крови логику и внимание отшибало, но факт был фактом – смысл доходил с трудом и складывался в общую картину не сразу. Скорее всего, стоило просто начать фильтровать чужую речь, привычно вычленяя из нее все самое нужное, и тогда бы все наверняка встало на свои места, но внимание его опять отвлеклось на оружие. Дротик, мечущийся от одной ладони к другой, приковывал взгляд, вызывая неуемное желание прикоснуться к нему, взвесить в руке, найти центр тяжести, на пробу метнуть в стену, а потом еще и еще раз, до тех пор, пока оружие не начнет ложиться в ладонь привычно, а механизм его воздействия не станет ясен, как погожий день. Впрочем, дротик от него спрятали так же быстро, как и показали. Жаль. Пришлось вновь сосредоточиться.

Усевшись на стул, Варон сложил руки на столе перед собой и с видом прилежного ученика принялся выслушивать объяснения Мэгрина, которые, кажется, по сути своей были рассуждением вслух, а самому Варону и вовсе казались информационной лавиной, под которой его, кажется, планировали погрести заживо. Сосредоточенно смотря на тараторящего мера, Варон с тоской вспомнил тот момент, когда по-щенячьи был рад его разговорчивости. Лучше бы он опять начал про свой айлейдис заливать, ей Богам, его бы в таком случае хотя бы можно было бы игнорировать, а тут все-таки информация и информация важная, тут не отвлечешься даже при большом желании. Чтобы там Варон не думал, а Мэгрина он все-таки выслушал до конца, время от времени меняясь в лице, кивая головой и обозначая свою внимательность прочими способами. Побарабанив пальцами по столу, Варон тихо хлопнул в ладоши и поднялся с места, одной рукой рефлекторно зажимая ноющий бок, а пальцами другой все-таки стягивая один из манящих своим блеском дротиков.

Да, душа моя, есть одна, — передразнив мага, Варон обошел стол по кругу, останавливаясь подле другого его края и развернувшись, указал в сторону Мэга острием опасной «игрушки». — Для начала предлагаю сообразить для тебя, чудо чудесное, симпатичный кляп – и разговоров меньше и вид эстетически приятный, — Варон криво усмехнулся и, перетянувшись через стол забрал практически опустошенную бутылку флинта из пальцев Мэгрина. Бутылка – это кляп весьма ненадежный, а ее содержимое зачастую развязывает язык лишь сильнее. Варону, конечно, нравился голосок Мэга, но явно не в таких количествах.

Давай проще. Были такие веселые ребята, которые звали себя айлейдами. И был у айлейдов некий Кристалл, который им надобно было спрятать. Они, товарищи мозговитые, взяли да затолкали его на крайний север в некую усыпальницу близ Альфтанда. А после случились плохие ребята из клана Аунда, которым на месте почему-то не сиделось. Бум! — Варон хлопнул в ладоши, поводя руками в воздухе, словно показывая невидимые сыплющиеся камни. — В итоге все в западне. Подсуетившиеся двемеры – или кто-то еще – залатали подходы и погребли мертвецов, э-э... Ну, скажем, заживо. Каков каламбур, ну не суть. В итоге вампиры наложили на подпершую их дверь заклинание, чтобы искателям приключений жизнь медом не казалась, а последний из них оставил потенциальному смертнику милое прощальное письмо со сложной по-каким-то-там-причинам дешифровкой. Ничего не забыл? — Варон вопросительно вскинул бровь, отставил бутылку на комод и, обойдя сто, крутанул в пальцах дротик, после метая его в стену напротив и досадливо отмечая тот факт, что метатель из него так себе. Дротик плашмя ударился об стену и, отскочив от нее, упал на кровать. Варон недовольно цыкнул, и оперся руками об спинку стоящего перед ним стула, возвращаясь взглядом к Мэгрину.

История интересная настолько, что аж слов нет, но у меня все же есть парочка уточняющих вопросов. Шутка, на самом деле их намного больше, но мы обойдемся парочкой, — усмехнувшись чуть шире, Варон перевернул стул и уселся на него, складывая руки на высокой спинке. — Если эта усыпальница настолько древняя – почему ее нет ни на одной карте? В Скайриме было много исследовательских экспедиций. Исследователи, знаешь, как тараканы – залезут в любую подозрительную щель, лишь бы найти повод для того, что бы написать очередной томик этих своих исследований. Времени прошло много, Северное королевство исходили от края до края, а результата никакого – то есть по логике ее бы уже должны были найти, но нет. Значит, есть что-то, что эту твою усыпальницу надежно скрывает от глаз людских, а может еще и как-то отпугивает всяческих незваных гостей, — Варон задумчиво покачал головой и загнул указательный палец. — Во-вторых, меня интересует, что там делали Аунда? Да-да, маги, вампиры, запретные штучки, все дела – я понимаю. Но все-таки. Ничего не бывает просто так. Хотя знаешь, может этот вопрос не имеет смысла, но подумать над ним вовсе не было бы лишним, — Варон загнул второй палец и вновь поднялся с места, возвращаясь к комоду, беря в руки бутылку, откупоривая ее и принюхиваясь к крепкому, терпкому запаху бренди. Отхлебнуть хотелось очень, но его рана и без того кровоточила, как девица во время бурной менструации, так что надо было, пожалуй, обождать с приемом спиртосодержащих напитков и им подобных.

Кста-ати, кстати, кстати... — Варон обернулся в сторону Мэгрина с таким видом, словно наконец-то вспомнил что-то, что мучительно долго хотел вспомнить, — а тот данмер, который Куб Толдфира, э-э... Ну, ты меня понял, да? Так вот, тот данмер ничего тебе больше не говорил про сына? Старые люди, кем бы они ни были, довольно сентиментальны в отношении своей родни и могут сболтнуть лишнего. В то время, как люди молодые достаточно глупы и любят заводить себе тайники, где хранят всяческие штучки. Ну, знаешь, прядку волос возлюбленной, клинок, которым впервые закололи монстра, дневник с рассказами о планах на счастливое будущее, — Варон пристально посмотрел в сторону Мэгрина и словно перебрав в воздухе невидимые струны, отошел к кровати, поднимая с покрывала дротик и с пыхтением устраиваясь на ней, вытягиваясь и подкладывая руку под голову. Сучья рана все это время явно была не в восторге от его телодвижений и разболелась еще сильнее, под приложенными к боку пальцами чувствовалась пропитавшая перевязку кровь.

Интересно, Мэгрин согласился бы зализать его рану? Медленно так, плавно, аккуратно, а он бы его в это время по голове поглаживал, наблюдая за этим со стороны. «Да, конечно. А потом еще и прогрыз бы в твоем боку дырку, тоже медленно и причмокивая от удовольствия. Пройденный этап уже, Варон, хватит». Мечтательная, блуждающая улыбочка на губах Варона моментально на несколько мгновений сменилась гримасой. Такая ведь была красивая картинка в голове и вот надо было же ее так варварски испоганить за каких-то пару жалких секунд. Мерзость какая.

Ты вспоминай, золотце, а я полежу пока, если ты не против, а то в боку что-то колет немного, — со смешком произнес он, даже не смотря в сторону Мэгрина и с интересом изучая неведомо как раздобытый магом дротик – эбонитовое и даэдрическое оружие, все-таки всегда обладало какой-то некой хищной, привлекающий внимание красотой.
[NIC]Varon Tedroth[/NIC][STA]the memory of ancestors[/STA][AVA]http://s2.uploads.ru/Yl4FG.png[/AVA][SGN]http://s3.uploads.ru/3tagH.png[/SGN]

+1

60

Нахмурившись, Мэг фыркнул беззлобно и как-то даже в своей мере мило, понимая, что однажды этого наглого данмера просто задушит во сне. Подушкой, руками, забив нож в глотку чуть выше кадыка — как, говорится, получится. Импровизировать Мэгрин мог, хотя и не любил, совсем-совсем не любил.

Обреченный вздох сорвался как-то слишком устало, в стиле «ну что ты начинаешь, ей-богу, Варон?!». Ну а, пф, с этим данмером нельзя иначе: слетело с губ случайно что-то более мягкое, чем надо или захотелось ему рассказать все, дабы тот не путался - и вот тебе, благодарность, дерите её скампы. Наглая, в своей мере отвратительная и бесчестная. Бесстыдная. Мэгрин не любил наглость, но больше, во много раз больше — моменты, когда кто-то повторяет то же, что сказал он. Будь это урок, лекция или вот такая вот ситуевина — не любил и все, хоть режь его, хоть топи. И слушая чужой пересказ - неточный, боги, какой неточный! - Мэг из последних сил себя сдерживал, дабы не начать пояснять мелочи, к делу не имеющие никакого отношения. Дабы не начать перекраивать этот пересказ, не добавить мелочей, точностей, например то, что двемерские руины Альфтанд весьма молоды - где-то конца второй Эры, может чу-уточку старее, Мэгу трудно было навскидку так сразу сказать - и скорее всего их расположение рядом с усыпальницей — случайность, а не хитроумный замысел кого бы то ни было. Вот чистая, и двемеры, пожалуй, сами были в ужасе от раскрывшейся прямо рядом с ними картины, и замуровали они её явно второпях. Или, может, не так, но другого объяснения Мэгрин попросту не находил. По крайней мере сейчас — точно. Возможно, нахождение кристалла  как-то даже поясняло находящееся рядом огромное фалмерское поселение. Может быть, все сложнее, и Варон в этом прав. Возможно. Мэг был слишком пьян, дабы припутывать к и без того запутанной истине еще и эту веревочку.

Не нашли, думаю, по той же причине, по которой загнулась экспедиция, пришедшая в Альфтанд до нас. Фалмеры, Варон. Всех, кто пытался проникнуть туда в количестве свыше двух, сжирали фалмеры или пускали на фарш двемерские механизмы. У них же не было наших талантов, хм? — Немного праздно и как-то, пожалуй, слишком доверительно  усмехнувшись, Мэг пожал плечами, - насчет же Аунда - конкуренция, друг мой, и в ней все и ничего одновременно. Аунда гнались за величием, это я понять успел, даже находясь при них не шибко долго, но на территории Морровинда сего не сыщешь, особенно в условиях, когда против тебя не только живые, но еще и пара-тройка других кланов, без проблем могущих вспороть тебе брюхо. Там.... все слишком сложно, не буду вдаваться в подробности. В нашем же случае, думаю, взыграла чужая не_удача - вампиры много кого посылали на поиски артефактов, зачастую в соседние провинции, проверяя малейшие слухи. Мантия Лича, Лук Теней, Кольцо крови - все это так или иначе находится у них, и ты просто не представляешь, насколько яростно там боролись за практически каждую наделенную магией безделушку.

Усмехнувшись на ярое желание узнать что-либо о том самом «вампирском сыне», Мэг не сдержался и выдохнул, тоскливо глядя на бутылку в чужих руках. М-мда, даже промочить горло не дал. Сволочь.

Даже если и говорил это не особо сделает нам погоды. Видишь ли, даже если мы пройдем путь обратно до Скайрима, вскроем подземелье и коснемся кристалла еще раз... скажу честно - велик шанс, что мы опять окажемся у руин близ Балморы. Ну, если кристалл, конечно же, все еще там, как и в четвертой эре. Я думаю, что перемещение случилось на уровне... сейчас попробую пояснить. Вот, смотри.

Перевернув один из листов, Мэгрин криво и наскоро, не шибко заботясь о размерах и качестве, набросал какое-то подобие карты:

- Это — мы. Вот эта точка чуть ниже Винтерхолда. В момент того, как мы - точнее ты - коснулись кристалла, нас перенесло во-от сюда, - проведя стрелочку на нарисованный Вварденфелл, Мэг приписал на сколько приблизительно лет они перенеслись, - и здесь мы находимся сейчас, в данный момент. Мне думается, что если мы попробуем вернуться к этим же руинам, то возвратимся еще раз на такой же промежуток времени. Где-то во вторую эру. Было бы очень неприятно, учитывая все события, произошедшие в ней. Но! Если мы найдем кристалл с аналогичными - но при этом диаметрально противоположными - качествами здесь, на Вварденфелле, то есть шанс, что он будет работать зеркально к нашему. То бишь, если кристалл, находящийся в Скайриме, перенес нас сюда... должен быть кристалл, который отсюда вернет нас в Скайрим! В теории. Я-я надеюсь на это.

Пробежавшись взглядом по листам, Мэг хотел бы попытаться таки разобраться с последней строчкой перевода, но-о... скажем честно, наличие истекающего - не особо, но все же - кровью друга рядом немного так, но путало. Вот совсем-совсем капельку. Не то, чтобы Мэг особенно боялся того, что Варон отбросит ласты из-за кровопотери, не шибко ведь она была велека, но стенания и вздохи все же действовали на нервы. И запах крови - тоже. А еще Мэгрин был экспертом в школе исцеления, и то, что Варон игнорирует его помощь — идиотизм чистой воды, не подкрепленный ничем, никакими доводами, правдами или неправдами. И, возможно, Мэгрину просто нужно было моральное оправдание, дабы встать, пройти это небольшой расстояние между столом и кроватью — к слову, почти не шатаясь! —  и усесться на её край, наглейшим образом стаскивая покрывало в сторону и отбирая дротик с чужих пальцев. Не хватало Варону еще и пальцы себе исколоть:

Просто заткнись и дай мне сделать свою работу. - Сразу предупредив все вопросы, что так и не сорвались с острого языка, Мэгрин вдохнул и выдохнул, мягко положив ладони на его бока. Закрыв глаза, Мэг в почти привычном жесте чуть огладил рану сквозь ткань легко, самими кончиками,  и тепло разлилось от них по чужому телу спокойными, равными волнами, точно воск, безмятежно стекающий по бокам изящной свечки.

Мэгрин дышал глубоко, ибо лечить, когда дышишь, много проще, и он обнаружил это случайно, совсем-совсем нечаянно. Может дело было в том, что так он чувствовал себя живым, настоящим, не мертвым существом, а может еще в чем — Мэг не знал. Пальцы едва заметно нажимали на края, сплетенные нитью, но в этом не было боли, вовсе, лишь странная щекотка, и Мэг едва-едва заметно приоткрыл губы в сложный момент лечения, в секундочку хмурясь. О-о, рана была достаточно серьезная, и Мэг был рад тому, что все же настоял на проверке. Магия сводила кожу с кожей, жилы с жилами и сосуды с сосудами, отдавая мягким жаром изнутри, из крови и вен, и дыхание Мэгрина — ровное, безмятежное, не смотря на то, что кончики пальцев у него едва-едва заметно дрожат.

Осознание приходилось сейчас маленьким, едва ощутимым разрядом меж позвонков. Он ведь, ха, мог не дойти. Истечь кровью где-то под Альд'руном. Умереть, если бы проклятый кагути — а края раны схожи, почти узнаваемы, Мэгрин знает, подобные клыки и рога на этом острове — лишь у них, лишь у этих тварей — ударил бы чуть выше, чуть правее или ниже, и все, конец, финита ля комедия, и иррациональная дрожь прошлась по его плечам холодком, отчаянием. Варон это заметил, явно, но Мэгрину почти что наплевать. Он слишком привык к нему, к этому уродцу и сволочи, дабы позволить ему умереть. Дабы позволить уйти, разрешить оставить его, не_живого, на этом свете вновь одного.

Рана почти что зажила, нужно будет еще где-то день или два пробыть в покое, но Мэгрин  уверен, что не сможет на это уговорить данмера. Потому что он, сукин сын эдакой, Варон.
И Мэг его слишком хорошо для этого знает.

Открыв глаза медленно-медленно, словно бы не желая того, Мэг не знал, что он делает. Зачем медленно поднял одну из ладоней, спокойно и почти что привычно укладывая её пальцами на чужой загривок, отчего на губах улыбка такая легкая, незамысловатая. Мэгрин не знал, и сейчас оправдания катились в бездну. В ту самую, куда отошли и все обиды, злоба.

- Ты - ублюдок, - выдыхает Мэг спокойно, заслуженно, и его взгляд встречается со взором Варона не случайно. Теперь - нет.

- Золотце? Душа моя? Пошел ты. - Хмыкнув, Мэг самими кончиками пальцев погладил чужую шею, вот так, чуть-чуть ниже уровня роста волос. Просто потому, что хотелось. И потому, пожалуй, что уровень алкоголя в не_живой крови был слишком велик. Непозволительно велик. - Ненавижу тебя, Варон. Всего. Ты ведь это и сам знаешь, не так ли? 

Слишком жарко, и Мэгрин не знал, в чем причина. Не понимал, почему собственные тонкие пальцы стали едва-едва теплыми, а дыхание его, холодное и затхлое, стало немного жарким, и в душе словно бы распалился маленький, незнакомый огонек. Варон смотрел на него, и Мэгрин, кажется, утратил рассудок. Наклонившись, он поцеловал мужчину, пожалуй, слишком мягко, чувственно, припадая к нему как-то слишком легко, почти не цепляя рану. Мягко в какой-то мере, и сухие губы на самую толику секундочки показались вампиру горячее лавы. Не то, чтобы Мэг был против.

Чужие ладони проскользили как-то слишком легко по его спине, и Мэгу было плевать на то, что он должен обижаться, злиться, ненавидеть этого придурка и кусать его за губы, точно обезумевший от жажды крови. Пожалуй, все это было просто потому, что он - маг, целитель, и он должен был вылечить его. Обязан, хотя нет, не так. Он хотел лечить его, хотел облегчать чужую боль, помогать, спасать. Всю свою гребанную жизнь. Просто желал этого, и целуя мягко, Мэг думал, что рад своей частичной смерти. Так хотя бы не приходится дышать, не кружится голова от сего безумия, хотя ловить чужие вздохи все равно прекрасно, и Мэгрин, поднимающий вторую ладонь и проводящий ею по черным, точно ночь, волосам, почти счастлив. Почти рад от того, что пьян, мертв, что в тот погожий Скайримский денек не сумел сдержать свой язык за гребанными зубами. 

Даже на вкус этот сукин сын - пепел, труха с самой лишь ноткой алкоголя. На прикосновение он — огонь, пламя, истинный данмер, и Мэгрину это до тихохо вздоха на грани чувств нравилось. Мэгрин любил пепел. И, пожалуй, не только его.

- Кляп, говоришь? - Шептать в чужие губы отчего-то смешно, и усмехаясь, Мэгрин прошелся по чужим губам холодным языком. - Что же. Думаю, мы придумаешь что-нибудь, его заменяющее. Не так ли?

[AVA]http://s6.uploads.ru/8m9FL.png[/AVA] [STA]Silver for Monsters...[/STA] [NIC]Megrin Corelas[/NIC] [SGN]No one can understand me like you can understand
No one can fill your shadow 'cause you are all I am

[/SGN]

+1


Вы здесь » crossroyale » архив завершённых эпизодов » Otherside


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно